Существование прозрачных озер переохлажденной воды на Европе теоретически допускалось, но кто мог предположить, что однажды два таких опытных гляциолога, как Бент Си Уве Хорст, оставят за спиной тележку Хансена и, не торопясь, пройдутся по ущелью, как по школьному катку?
   Бент С. остался жив.
   Конечно, ему пришлось начать жизнь заново.
   Он был списан на Землю и выслан с Европы. Причем — навсегда.
    Что значит — навсегда? Разве бывает как-то иначе?
   А черт его знает.
   Так устроено природой.
   Природой так устроено, что рано или поздно разрушается все.
   Может, когда-нибудь мы и найдем секрет бессмертия, только это уже не поможет ни саванне Лакки, ни Уве Хорсту. Существует определенный биологический механизм, он работает, но он не вечен, и однажды он обязательно дает сбой.
   Прожектора вдали наконец успокоились. Цветной луч встал над хребтом вертикально и сиял вдали, как маяк.
   Надо лечь, подумал я.
   Надо выспаться, привести себя в порядок.
   Бессмысленно торчать у окна, задавая себе дурацкие вопросы.
   Вопросы.
   Ледяной холодок тронул мне спину.
   Разве это я задавал себе эти нелепые, эти дурацкие вопросы? Я что, не знаю, как погибает человек? Я что, всерьез интересовался бессмертием?
   Разумеется, я сам этим интересовался, усмехнулся я.
   И сказал себе: не нервничай.
   Конечно, ты знаешь, что бессмертия не существует, конечно, тебе не надо растолковывать того, как это человека размазывает взрывом по базальтовой стене, но ведь это ты спрашивал. Что значит погиб?.. Что значит бессмертие?.. Что значит враг?.. Что значит навсегда?..
   Или нет?
   Я тревожно прислушался к самому себе.
   Нет, это не я спрашивал. Вопросы приходили ко мне как бы извне. Они возникали как бы сами собой, но задавал их не я. Скорее всего, я подвергся неожиданной атаке Голоса. Меня ведь предупреждали, что на Несс существуют сложности. И сложности эти — Голос и Воронка. Меня ведь специально предупреждали: на Голос и на Воронку следует обратить особое внимание.
   В некотором смысле мне повезло.
   Можно прожить на Несс все пятьдесят лет и ни разу не услышать Голос, — такие счастливцы известны. Но обычно Голос настигает тебя уже в первые дни пребывания на Несс. Ты живешь, как все, ты занят обыденными делами, ты всего лишь один из многих, но однажды Голос настигает тебя. Ни с того ни с сего ты начинаешь мучить себя вопросами, на которые нет ответа. И от вопросов не отмахнуться. Их нельзя отключить, скажем, как радио. Они будут звучать в тебе, пока этого будет хотеть Голос.
   Это и был Голос?
   Я включил свет и внимательно взглянул на себя в зеркале.
   Ничто во мне не изменилось.
   Да и не могло измениться.
   Просто прозвучал Голос и внес некоторое смятение в душу.
   Он вернется?
   Я ведь не ответил ни на один его вопрос. Впрочем, как можно ответить на вопрос: можно ли научиться бессмертию?
   Почему Голос исчез так быстро?
   Я сам чем-то его спугнул?
   Я пытался уснуть, но сон не шел.
   Я прислушивался к шорохам (на улице накрапывал дождь), прислушивался к самому себе (в моей душе тоже дождило). Эта Бетт Юрген… кажется, она настроена решительно… «На Несс есть люди, не разделяющие взглядов членов Совета». Наверное, есть. Обязательно должны быть.
   «Если ответ вас удивит…»
   Если честно, пока меня удивляли вопросы.
5
   Завтракать я спустился и ресторан.
   Как ни странно, он оказался пуст.
   Широкий уютный зал с севера был обрамлен аркой.
   Барельефы на плоскостях арки были посвящены открытию и заселению планеты Несс — первые звездные корабли (я таких никогда не видел), портреты древних героев, имена которых мне ничего не говорили. На вершине арки, на фоне бледных звезд и туманностей проступал силуэт громадного кентавра. Неожиданный реализм изображений несколько смягчался странным цветом. Его оттенки трудно было определить, мне даже показалось, что цвет медленно, но постоянно меняется.
   Под аркой, на специальном возвышении неторопливо поворачивался большой глобус планеты Несс.
   Глобус выглядел непривычно: его поверхность была составлена из множества крошечных граней. Таких планетных форм в природе не бывает, тем не менее передо мной, украшая зал, неторопливо поворачивался шар планета Несс, выполненный в проекции Фуллера.
   Только такая проекция позволяет выдерживать истинный масштаб.
   Разглядывая глобус, я впервые вдруг понял, как необычна планета Несс, как много на ней чистой воды. Язычки и рассеянные точки архипелагов и одиночных островов тонули в бесконечной голубизне. Благодаря изображениям на барельефах я уже представлял, как все это может выглядеть на самом деле, — обрывистые обломки суши, невероятные приливы, вздымаемые тремя лунами Несс, вершины островов, покрытые зеленовато-бледными шапками каламитов.
   Я невольно посочувствовал сотрудникам соответствующих служб: как при трех лунах Несс они умудряются строить точные приливные таблицы?
   Раздумывая над этим, я попробовал нечто вроде спагетти.
   Бледные мягкие нити таяли на языке. Вкусом это походило на свежий сыр. Интересно было бы узнать, что я ем, но с автоматикой не очень поговоришь.
   Я обрадовался, увидев посетителя.
   Это был очень уверенный человек. Усатый, коротко постриженный. А глаза у него были голубые, как поверхность глобуса. Он мог сесть где угодно, мест в зале хватало, но, к счастью, выбрал мой столик.
   — Вы позволите? Еще бы!
   На блюде передо мной как раз появилось нечто белое, пухлое, вызывающее на вид.
   — Это омлет? — спросил я.
   — Рыбы у нас летают, и неплохо, но яиц не кладут, — усмехнулся мой визави. — Впрочем, это и не водоросли, как можно подумать. И это не коренья, как вы, наверное, уже подумали. Это всего лишь рыба-сон. Пробуйте, пробуйте, не бойтесь. Это вкусно. Мое имя Рикард.
   И, представившись, продолжил объяснения:
   — Нравится? Ну вот. Зато выглядит рыба-сон ужасно. Что-то вроде мятого пустого мешка, вся в складках, вся какая-то серая, неопрятная, а в глазах у нее нечеловеческая тоска. Об уме умолчу, с этой стороны рыба-сон достаточно унылое существо. Зато очень не советую хватать ее голыми руками. На Несс это всем известно, но вы можете и не знать этого. Вы ведь инспектор Аллофс? Вас тут здорово ждали.
   Он запил рыбу-сон каким-то белым непрозрачным напитком:
   — У каждого тут хватает забот, но вас здорово ждали.
   — Что-то я ничего такого не наблюдаю, — улыбнулся я. — Напротив, у меня сложилось впечатление, что Деянира достаточно пуста.
   — Вы не ошиблись, — кивнул Рикард. — Деянира действительно пуста. Все, кто мог, улетели на Южный архипелаг. Эти веерные ливни… Малоприятная вещь… Знаете, они всегда приносят много бед…
   — Вкусно, — оценил я рыбу-сон и взглянул на Рикарда. Чем-то он мне понравился.
   Может, независимостью.
   Даже куртка на нем была расстегнута до пояса и, кстати, слабо фосфоресцировала. Наверное, такая куртка пылает в ночи как костер, подумал я. Ее, наверное, издалека видно.
   И спросил:
   — Ваша куртка из водорослей?
   — На этот раз угадали. — Рикард снисходительно кивнул. — Океан — наш кормилец. Он же одевает нас. Да вон взгляните на барельефы. Вся наша жизнь связана с океаном.
   — Кто это выполнил?
   — Что именно? — не понял Рикард.
   — Барельефы.
   — А-а-а, барельефы… — протянул Рикард. — Их выполнил Зоран Вулич, художник. Он хорошо знает Несс и побывал чуть ли не на всех островах.
   — Вы, наверное, тоже?
   — С чего вы взяли? — удивился Рикард. — Я видел Морской водопад и видел Воронку, мне этого достаточно. Какая разница… — покосился он на меня, — смотреть на закат с вершины одинокого острова, раздвигая руками ветви каламитов, или смотреть на закат из окна добротного дома? К тому же на островах душно… — добавил он явно неодобрительно.
   — Вы правда не находите никакой разницы? — усмехнулся я.
   — Никакой, — твердо повторил Рикард. Он мне действительно понравился. — Уверяю вас. Острова везде похожи друг на друга, как близнецы, и океан везде одинаков.
   — Так уж везде?
   — Абсолютно.
   Он усмехнулся и добавил:
   — К счастью, мои занятия не требуют активных перемещений в пространстве.
   — Что-нибудь сугубо лабораторное?
   — Как сказать, — усмехнулся Рикард, на этот раз откровенно снисходительно. — Я палеонтолог.
   — Вряд ли окаменелости на Несс сосредоточены только в окрестностях Деяниры.
   — Вы правы. Южный архипелаг, практически необитаемый, всем другим местам даст сто очков вперед. Именно там лежат мощные толщи осадочных пород, а вокруг Деяниры горные породы сильно метаморфизованы. Впрочем, любая жизнь смертна, — философски заключил Рикард, — а значит, любая тварь оставляет в истории какой-то след. В отличие от вас, инспектор, палеонтолог никогда не останется без работы.
   — Кто же ищет и собирает для вас окаменелости?
   — Землекоп, — ответил Рикард с завидным спокойствием.
   — Это имя? — удивился я.
   — Нет, это не имя. Так я называю своего робота. Это высокоспециализированный робот. Он беспредельно трудолюбив, он может лазать по самым крутым обнажениям в любое время дня и ночи. Образцы, найденные им, я получаю с каким-нибудь попутным судном или вертолетом. У Землекопа редкостная программа, я убил на нее несколько лет.
   — А как вы с ним общаетесь?
   — С помощью радио. У Землекопа своя частота. Я могу связаться с ним в любую минуту. Единственное, чего боится мой Землекоп, — это веерные ливни. К сожалению, они только что прошлись по Южному архипелагу.
   — Что они из себя представляют?
   — Это ураганы, идущие цепочкой — один за другим. Обычно они накатываются на архипелаг с периодичностью в семь, в восемь, иногда в пятнадцать суток. Только что остров казался зеленовато-бледным или просто бурым от каламитов, и вот он уже гол. Веерные ливни срезают растительность как нож.
   — Как быстро восстанавливаются каламиты?
   — К счастью, достаточно быстро. Океанские течения буквально засорены их спорами.
   — Я чувствую, ваш Землекоп — дорогое создание.
   — Да, он стоил мне немало. — Рикард самоуверенно улыбнулся. — Но если хочешь, чтобы вещь действовала надежно, не жалей ни денег, ни усилий. Это везде так.
   — Вашего Землекопа построили на Несс?
   — Да. Но это штучное, это очень дорогое производство.
   — Скажите, Рикард, почему убытки, нанесенные веерными ливнями Южному архипелагу, как правило, компенсирует Деянира?
   — А кто это должен делать? — Рикард даже отложил серебряную двузубую вилку. — Земля далеко.
   — Наверное, мечтаете о Большой Базе?
   Рикард даже выпятил подбородок:
   — Как я могу о ней не мечтать? Большая База — это единственное наше будущее. Пока ее не будет, мы будем топтаться на одном и том же месте. Мы не успеваем залатывать дыры, у нас постоянно что-нибудь рвется. Нам не хватает людей, материалов, возможностей. Чтобы отправить на Землю свои палеонтологические образцы, я вынужден выкладывать крупные суммы. Так нельзя жить долго, инспектор.
   — А есть на Несс люди, которым не по душе идея Большой Базы?
   — Конечно. — Рикард взглянул на меня не без иронии. — Почему же им не быть? Это даже хорошо, что есть такие люди. Это позволяет принимать более взвешенные решения.
   — Чем же они мотивируют свое неприятие?
   Рикард насторожился:
   — Как это — чем?
   — Вот я и спрашиваю…
   — Воронкой, понятно. — Рикард смотрел на меня с удивлением. — На планете Несс есть феномен. Скажем так, достаточно опасный феномен. С ним связаны некоторые другие, тоже не поддающиеся толкованиям феномены. Но ведь на любой феномен можно смотреть не только как на источник опасности, но и как на чудо. «Именно как на чудо!» — передразнил он чей-то, наверное популярный на Несс, голос. — Здесь важно понять, есть ли для преобладающего большинства населения Несс разница в том, крутится Воронка под стиалитовым колпаком в вечных сумерках или она так же вечно, но открыто крутится под лучами солнца Толиман? Я лично за проект Лина. Голосую за него обеими руками. Я хочу жить не ради чуда, а ради человечества. Для любителей чуда, в конце концов, можно построить действующую модель в натуральную величину.
   Рикард удрученно хмыкнул:
   — Правда, это уже не будет чудом.
   И выругался:
   — Угораздило Воронку оказаться в том единственном уголке планеты, где возможно строительство космопорта! Но я не думаю, — покачал он головой, — чтобы кто-то всерьез попытался оставить нас без Большой Базы. Чудеса чудесами, инспектор, но каждый знает, что истинных чудес только два.
   — Вселенная и Человек, — улыбнулся я.
   Рикард мне действительно понравился.
   — Не каждый палеонтолог знает старых философов.
   — Думаю, и не каждый инспектор, а? — несколько подпортил впечатление Рикард. — И о чуде я заговорил лишь по одной причине: если поставить человека в определенные обстоятельства, он сам способен на любое чудо.
   — Пожалуй, — согласился я.
   Рикард с любопытством рассматривал меня:
   — Лин должен бояться вас.
   — Инспекторов Управления, в принципе, должны бояться все.
   — Но Лин должен вас бояться особенно.
   — Почему?
   — Потому что вы молоды, инспектор. А раз вы молоды, значит, будете рыть землю всеми копытами. Вы тут у нас весь огород перепашете, я чувствую это. Только не забудьте, инспектор Аллофс, у перечисленных нами проблем несколько сторон, тут нельзя действовать с налету. Не стану утверждать, что вы столкнетесь с откровенной ложью или с какими-то откровенными подтасовками, но что-то такое непременно произойдет. Бывает ложь столь тонкая, что практически не отбрасывает тени. Вы поняли меня?
   — Нет.
   Рикард разочарованно уткнулся в свое блюдо:
   — Жаль.
   Мне тоже было жаль. Я так и сказал ему.
   — Мое дело проверить документацию, взглянуть на проблему со стороны, еще раз оценить преимущества предлагаемого проекта.
   — Не думаю, что вы остановитесь на этом, инспектор. Не похожи вы на человека, который способен остановиться на полпути. Это не только Лин, это даже я чувствую.
   — Я всего лишь контролирую качественное выполнение Положения о Космосе.
   — Да знаю, знаю! — отмахнулся Рикард. — Поговорим лучше о другом.
   — С удовольствием, — согласился я и предложил: — Например, о Воронке. Или о Голосе.
   — Почему бы и нет? — Рикард уставился на меня с любопытством: — Вы что? Созрели?
   — Почему для этого надо созреть? Существуют какие-нибудь запреты? Нам нельзя вот просто так обсуждать такие проблемы?
   — Ну что вы, инспектор. У нас нет никаких запретов. В этом отношении мы на Несс почти святые. Правда, чтобы говорить вслух о Воронке или о том же Голосе, надо набраться определенного мужества. Не говорят же у вас на Земле, в гостиной, во время светского приема о каких-нибудь запущенных мерзких болезнях.
   — А вы запустили болезнь?
   — Не знаю, — вздохнул Рикард.
   По его глазам я видел, что он действительно не знает.
   Некоторое время мы ели молча.
   — Вы знаете Оргелла? — спросил я.
   — Оргелл? Художник? Конечно, знаю. Очень неплохой художник. Я, правда, знаю его не как человека, а именно как художника. Одно время он подписывал свои работы псевдонимом. Кажется, Хорст. Да, Уве Хорст.
   Я вздрогнул:
   — Как вы сказали?
   — Уве Хорст, — повторил Рикард. — Думаю, это был не самый удачный псевдоним, Оргелл сам это понял.
   И заинтересовался:
   — Почему вы переспрашиваете, инспектор?
   — Когда-то я знал человека с таким именем. Но не здесь… Далеко отсюда…
   — Ну, это не наш Оргелл. — Рикард явно решил, что меня заинтересовало именно это имя. — Наш Оргелл родился на Несс, он никогда не покидал планету. Может, у него были еще какие-нибудь псевдонимы, не знаю. Честно говоря, я далек от искусства, инспектор. В искусстве для меня много темного. Я люблю простые вещи — четкий рельеф, внятный голос, вкусный запах. А этот Оргелл любил во все подпускать туману. Он часто писал хребет Ю. Все вроде похоже, а все равно что-то всегда не сходилось с действительностью, что-то всегда было немного не так, как на самом деле.
   — Но вы сказали, что он неплохой художник.
   — Разве мои слова противоречат ранее высказанному утверждению? Любой профессионал подтвердит вам: Оргелл не просто хороший художник, он мастер. Но по мне, и я специально повторяю это, в его работах было слишком много туману.
   — Он рисовал Воронку?
   — Конечно. Не раз. Но тоже по-своему. Хребет Ю, он сам по себе достаточно мрачное место, а у Оргелла сквозь мрачные камни массива, сквозь толщу скал всегда что-то такое просвечивало. Некий эфирный, заточённый под землю свет. Мне трудно передать словами впечатление от картин Оргелла. Он будто утверждал, что под хребтом Ю что-то таится.
   — Что?
   — Откуда мне знать? — Рикард вздохнул. — Картину не перескажешь.
   — А где можно увидеть работы Оргелла?
   — В музее, наверное. Я давно там не был. Лет пять, не меньше.
   На этот раз Рикард замолчал надолго, видимо составив первое обо мне представление. Не знаю, в мою ли пользу. Но мне Рикард определенно понравился. Мне не хотелось уходить, не выжав его максимально.
   — Послушайте, Рикард. Вы действительно не считаете Воронку чудом?
   На этот раз он удивился по-настоящему:
   — Вы что, ни разу не заглядывали в атлас Лайта? Перелистайте, перелистайте его при случае. Там есть такая статья — «Анграв». Страниц семнадцать, не меньше. Уверяю вас, не соскучитесь, инспектор. Там много математики, но вы не соскучитесь. Анграв — это аномалия. Гравитационная. Всего лишь. Как всякая аномалия, она, конечно, редка, но не уникальна, понимаете? То, что мы тут привыкли называть Воронкой, известно еще на пяти планетах, причем на одной из них Воронка крутится в океане. Но наша, пожалуй, самая эффектная. Вы ведь еще не видели ее?
   Я кивнул.
   — Ну, так представьте себе гигантскую язву в скальных породах. Чудовищную, диаметром в милю, язву, в которой, как жернова, безостановочно, с никогда не меняющейся скоростью крутятся камни, песок, клубы пыли. А механизм Воронки до сих пор не объяснен. Не знаю, чем там занимаются гравики, но что-то не видно исчерпывающих и изящных, все объясняющих теорий. Воронка оконтурена скважинами, обнесена тройным кольцом специальных станций, ее ни на секунду не упускают из виду унифицированные зонды, а толку?
   Рикард насмешливо хмыкнул:
   — Был тут у нас один, все высчитывал, с какими мирами связана Воронка, если считать ее чем-то вроде направленной антенны? Оказалось, что ни с какими. На линии возможного действия антенны нет никаких интересных планетных или звездных образований. Еще один мудрец, инспектор, объявил Воронку естественным вечным двигателем. Ну и что? Возникали гипотезы и более смелые. Полистайте, полистайте атлас Лайта, не пожалеете! Там вы найдете объяснения всему. Но вот кто по-настоящему объяснит: почему и за счет чего наша Воронка работает? Вот вы, инспектор, наверное, видели за свою жизнь массу самых разных воронок, правда? На ручейке, на большой реке, наконец, в океанах, где воронки порождаются мощными течениями. Известно, что такие воронки могут существовать час, неделю, месяц. А могут существовать даже годами, даже десятилетиями. Ну и что? Кто это назовет чудом? Да никто. Конечно, Воронка на Несс не совсем обычна: она, как язва, въелась в скальный грунт, и только на глазах человека она работает уже почти три века. Возможно, она и до появления людей на Несс работала не меньше. Ну, и что из этого? Впечатляющее зрелище, не спорю, сами увидите. Но чудо, на мой взгляд, должно быть штучным. Чудо не должно иметь аналогий. А Воронка, инспектор Аллофс, это всего лишь Анграв-VI. Даже не III, даже не IV, а VI. И он давным-давно занесен в атлас Лайта. Есть ли смысл говорить о чуде?
6
    ВОРОНКА ИЛИ БОЛЬШАЯ БАЗА? ДИСКУССИЯ НЕ ЗАКОНЧЕНА.
    КАКОЙ ВЕРДИКТ ВЫНЕСЕТ ИНСПЕКТОР АЛЛОФС?
   Именно так: вердикт.
   Впрочем, мне было не до вердиктов.
   Каждый день меня сверх всякой меры накачивали деловой информацией — записи на пленках, информ-кристаллы, графики, расчеты, различные статистические выкладки.
   Честно говоря, я обрадовался, когда Лин сообщил, что готов показать мне Воронку.
   Мы только что закончили совещание с инженерами Группы перекрытий. Часть людей ушла, несколько человек окружили Лина. Их волновали последствия веерных ливней, пронесшихся над Южным архипелагом. Не знаю почему, я вдруг вспомнил первую ночь в Деянире. Мне очень хотелось отвлечься от утомительных цифр и выкладок.
   — Лин, — сказал я, устало потянувшись. — Кажется, я слышал Голос.
   Наступила внезапная гнетущая тишина.
   Все, кто находился в кабинете, вскинули головы и растерянно уставились на меня, будто я сморозил величайшую глупость. Или чудовищную неприличность. Джефф, проектировщик, даже покраснел. Именно Джефф спросил, заикаясь:
   — Что значит — слышали? Прямо сейчас?
   — Нет. Я слышал Голос две ночи назад. Инженеры дружно встали.
   Неотложные дела появились вдруг сразу у всех.
   Никто уже не смотрел на меня, инженеры молча раскланивались и уходили. Через минуту в кабинете остался только Лин.
   — Интересный был Голос?
   Лин, как всегда, лучезарно улыбался, но на висках у него выступили капли пота. Не думаю, что ему было жарко, просто после моего сообщения ему стало не по себе. Сетка мелких морщин туго натянулась на скулах, глаза сузились.
   Я неопределенно пожал плечами:
   — Если вы о вопросах, Лин, то они показались мне… Ну, скажем так, несколько общими… Несколько неопределенными… В самом деле, что я могу сказать о бессмертии или вечности?
   — Не надо об этом, — прервал меня Лин. — Я знаю все наборы вопросов. — Он смотрел на меня, как на мальчишку, признавшегося в предосудительных занятиях. — И еще вот что, Отти… Я не могу вас одергивать в обществе, но вправе предложить вам совет… У нас, на Несс, не принято говорить о подобных вещах вслух… Нет, нет! Никаких запретов! Но у нас созданы специальные службы здоровья, существует даже специализированное управление. В любое время вы можете обратиться к знающим специалистам, если вас что-то тревожит… Но чтобы вот так… В обществе… Для Несс, Отти, это серьезнее, чем вы думаете…
   Он помолчал, приходя в себя.
   — Существует два мира, Отти, — мир света и мир теней. О втором мы почти ничего не знаем, но мы постоянно живем и в нем. При свете многое забывается, это верно, но мир теней от этого вовсе не исчезает. Занимайтесь своим делом, оставьте Голос специалистам, вот мой совет. Ваше главное дело — Большая База. Большая База и есть тот свет, перед которым отступают тени. Многое на Несс зависит сейчас и от вашего решения.
   — И Голос? — усмехнулся я.
   — И Голос.
7
   Двухпалубный прогулочный вертолет поднимал почти сотню пассажиров.
   Лин и я, мы поднялись на верхнюю палубу в специальный гостевой отсек, выдвинутый над круглым носом машины. Пока мы преодолевали длинный переход, руку мне успели пожать десятка три колонистов. «Приветствуем вас, инспектор Аллофс!», «Приятной прогулки, инспектор Аллофс!», «Вам понравится Несс, инспектор Аллофс!».
   Как я и ожидал, колонисты Несс в среднем оказались мельче землян, но живее. Их голоса звучали резко и быстро, но даже взлет не притормозил их активности. Наверное, поэтому я сразу обратил внимание на одинокую женщину, устроившуюся в самом хвосте нижней палубы. В отличие от многих вполне элегантных дам, на ней был какой-то бесформенный пепельный балахон, длинные и широкие рукава которого ниспадали ниже запястий.
   Ничто не мешало мне наблюдать за женщиной — переборки вертолета во многих местах оказались прозрачными.
   — Взгляните, Лин, — сказал я негромко. — Мне кажется, за той женщиной следят.
   Лин удивленно взглянул на меня:
   — Иногда вы меня пугаете, Отти.
   Но, похоже, пугала его не моя наблюдательность, а халатность спецслужб, потому что я действительно без всякого труда вычислил среди пассажиров коренастого человечка в плаще и в сандалиях, полностью поглощенного наблюдением за женщиной. Я не видел лица женщины, она стояла к нам спиной, но тайный наблюдатель был нам открыт полностью.
   Чтобы не ставить Лина в неудобное положение, я отвернулся.
   Тем не менее происходящее меня интересовало.
   — Это ваш человек, Лин?
   — На Несс много разнообразных служб. Некоторые из них, бывает, дублируют друг друга. — Как это ни странно, но в голосе Лина прозвучало удовлетворение. — Далеко не все службы работают на меня, Отти.
   Он даже подмигнул мне:
   — Да и с чего вы взяли, что этот человек сыщик? Может, речь идет о любви? Может, мы имеем дело с ревнивым любовником?
   Я разозлился.
   К счастью, вертолет уже вышел к хребту Ю и медленно двигался вдоль безжизненных черных отрогов. Глядя на них, я невольно вспомнил ночную пляску прожекторов: наверное, где-то здесь располагался один из контрольных постов; но я ничего не видел, кроме голых, угольно-черных скал и чудовищной стены хребта, уходящей в низкую облачность.
   С холодного перевала сползал вниз, в долину, белый поток тумана.
   Сверху он казался ледником, но это был всего лишь туман.
   Я обернулся.
   Колонисты Несс интересовали меня ничуть не меньше, чем безжизненный хребет Ю.
   Эти высокие голоса… Эта особая живость…
   Известно, что в отдаленных колониях, не имеющих достаточно прочной связи с Землей, внутренние напряжения накапливаются достаточно быстро.