Страница:
"— Ты знаешь, какая самая большая тайна нашего времени?
— Какая?
— Процессы тридцатых годов. Как их готовили. Я ведь был в Ленинграде тогда. У Заковского. Подготовка процессов — это химия, медицина, фармакология. Подавление воли химическими средствами. Таких средств — сколько хочешь. И неужели ты думаешь, если средства подавления воли есть — их не будут применять. Женевская конвенция, что ли?
Обладать химическими средствами подавления воли и не применять их на следствии, на «внутреннем фронте» — это уж чересчур человечно. Поверить в сей гуманизм в двадцатом веке невозможно. Здесь и только здесь тайна процессов тридцатых годов, открытых процессов, открытых и иностранным корреспондентам и любому Фейхтвангеру. На этих процессах не было никаких «двойников». Тайна процессов была тайной фармакологии.
Я лежал на коротких неудобных нарах двухспальной системы в опустевшем курсантском бараке, простреливавшемся лучами солнца насквозь, и слушал эти признания.
Опыты были и раньше — во вредительских процессах, например. Рамзинская же комедия только краем касается фармакологии.
Капля по капле сочился рассказ Флеминга [кличка солагерника Шаламова, бывшего работника НКВД — А.П.] — собственная ли его кровь капала на обнаженную мою память? Что это были за капли — крови, слёз или чернил? Не чернил и не слёз.
— Были, конечно, случаи, когда медицина бессильна. Или в приготовлении растворов неверный расчет. Или вредительство. Тогда — двойной страховкой. По правилам.
— Где же теперь эти врачи?
— Кто знает? На луне, вероятно…
Следственный арсенал — это последнее слово науки, последнее слово фармакологии.
Это был не шкаф "A" — Venena — яды, и не шкаф "B" — Heroica — сильно действующие… Оказывается, латинское слово «герой» на русский язык переводится как сильно действующий. А где хранились медикаменты капитана Флеминга? В шкафу "П" — в шкафу преступлений — или в шкафу "Ч" — чудес.
Человек, который распоряжался шкафом "П" и шкафом "Ч" высших достижений науки, только на фельдшерских лагерных курсах узнал, что у человека печень — одна, что печень — не парный орган. Узнал про кровообращение — через триста лет после Гарвея.
Тайна пряталась в лабораториях, подземных кабинетах, вонючих вивариях, где звери пахли точно так же, как арестанты грязной магаданской транзитки в тридцать восьмом году. Бутырская тюрьма по сравнению с этой транзиткой блистала чистотой хирургической, пахла операционной, а не виварием.
Все открытия науки и техники проверяются в первую очередь в их военном значении — военном — даже в будущем, в возможности догадки. И только то, что отсеяно генералами, что не нужно войне, отдается на общее пользование.
Медицина и химия, фармакология давно на военном учете. В институтах мозга во всем мире всегда копился опыт эксперимента, наблюдения. Яды Борджиа всегда были оружием практической политики. Двадцатый век принес необычайный расцвет фармакологических, химических средств, управляющих психикой.
Но если можно уничтожить лекарством страх, то тысячу раз возможно сделать обратное — подавить человеческую волю уколами, чистой фармакологией, химией без всякой «физики» вроде сокрушения ребер и топтания каблуками, зубодробительства и тушения папирос о тело подследственного.
Химики и физики — так назывались эти две школы следствия. Физики — это те, что во главу угла полагали чисто физическое действие — видя в побоях средство обнажения нравственного начала мира. Обнаженная глубина человеческой сути — и какой же подлой и ничтожной оказывалась эта человеческая суть. Битьем можно было не только добиться любых показаний. Под палкой изобретали, открывали новое в науке, писали стихи, романы. Страх побоев, желудочная шкала пайки творили большие дела.
Битье достаточно веское психологическое орудие, достаточно эффектное.
Много пользы давал и знаменитый повсеместный конвейер, когда следователи менялись, а арестанту не давали спать. Семнадцать суток без сна — и человек сходит с ума — не из следственных ли кабинетов почерпнуто это научное наблюдение.
Но и химическая школа не сдавалась.
Физики могли обеспечить материалом особые совещания, всяческие тройки, но для открытых процессов школа физического действия не годилась. Школа физического действия так, кажется, у Станиславского, не смогла бы поставить открытый кровавый театральный спектакль, не могла бы подготовить «открытые процессы», которые привели в трепет все человечество. Химикам подготовка таких зрелищ была по силам.
Через двадцать лет после того разговора я вписываю в рассказ строки газетной статьи:
Применяя некоторые психофармакологические агенты, можно на определенное время полностью устранить, например, чувство страха у человека. При этом, что особенно важно, нисколько не нарушается ясность его сознания…
Затем вскрылись ещё более неожиданные факты. У людей, у которых Б-фазы сна подавлялись длительно, в данном случае на протяжении до семнадцати ночей подряд, начинали возникать различные расстройства психического состояния и поведения.
Что это? Обрывки показаний какого-нибудь бывшего начальника управления НКВД на процессе суда над судьями?… Предсмертное письмо Вышинского или Рюмина? Нет, это абзацы научной статьи действительного члена Академии наук СССР. Но ведь все это — и в сто раз больше! — известно, испытано и применено в тридцатых годах при подготовке открытых процессов.
Фармакология была не единственным оружием следственного арсенала этих лет. Флеминг назвал фамилию, которая была мне хорошо известна.
Орнальдо!
Ещё бы: Орнальдо был известный гипнотизёр, много выступавший в двадцатые годы в московских цирках, да и не только московских. Массовый гипноз — специальность Орнальдо. Есть фотографии его знаменитых гастролей. Иллюстрации в книжках по гипнозу. Орнальдо — это псевдоним, конечно. Настоящее имя его Смирнов Н.А. Это — московский врач. Афиши вокруг всей вертушки — тогда афиши расклеивались на круглых тумбах, фотографии. У Свищева-Паоло фотография была тогда в Столешниковом переулке. В витрине висела огромная фотография человеческих глаз и подпись «Глаза Орнальдо». Я помню эти глаза до сих пор, помню то душевное смятение, в которое приходил я, когда слышал или видел цирковые выступления Орнальдо. Гипнотизёр выступал до конца двадцатых годов. Есть бакинские фотографии выступлений Орнальдо 1929 года. Потом он перестал выступать.
— С начала тридцатых годов Орнальдо — на секретной работе в НКВД.
Холодок разгаданной тайны пробежал у меня по спине"55.
А вот что рассказывает об Орнальдо в книге «Петербургские мистики» Михаил Шахнович:
"А.В.Дубровскому удалось получить адреса бывших петербургских гадалок у известного гипнотизёра Орнальдо (Н.А.Смирнова), часто гастролировавшего по стране с публичными сеансами гипноза. В Ленинграде он на эстраде Таврического сада сразу погружал в сон 30-50 зрителей.
Мне очень хотелось познакомиться с Орнальдо, но Дубровский отклонял мою просьбу об этом, а однажды резко сказал, что искать встречи с Орнальдо не следует, а если он сам пожелает её, то это сулит большие неприятности" 58.
Кстати уже не является секретом что дочь знаменитого гипнотизёра была женой Виктора Абакумова в течении десяти лет возглавлявшего Министерство государственной безопасности СССР 50. Существует ли тут какая-нибудь связь — вопрос чисто риторический.
Сходство проявлялось во всём. В начатой в тридцатые годы грандиозной перестройке Москвы и в проектах Альберта Шпеера в планах мировой революции и мирового же господства в культе личности Сталина и в культе личности Гитлера в идеологических клише в милитаризации промышленности в отношении к человеческой жизни… Список можно продолжать до бесконечности. Но особое место в нём займёт оккультизм.
В следующей части я расскажу вам уважаемый Читатель историю оккультизма нацистской Германии с чего всё началось и чем всё закончилась. Забегая вперёд отмечу что нацисты в этом направлении пошли дальше большевиков и Сталина они позволили своим оккультистам занять видные должности в науке и политике предоставили им возможность получить по-настоящему Большую власть. Однако корни и у тех и у других были общие. По этой причине во второй части мы встретим наших старых знакомцев теософов Блаватской и поклонников Гурджиева тамплиеров и масонов, практикующих магов и Учителей из Шамбалы.
Часть вторая.
2.1. Истина в рунах или Оккультные корни национал-социализма.
2.1.1. Теософия на немецком языке Гвидо фон Лист и другие.
— Какая?
— Процессы тридцатых годов. Как их готовили. Я ведь был в Ленинграде тогда. У Заковского. Подготовка процессов — это химия, медицина, фармакология. Подавление воли химическими средствами. Таких средств — сколько хочешь. И неужели ты думаешь, если средства подавления воли есть — их не будут применять. Женевская конвенция, что ли?
Обладать химическими средствами подавления воли и не применять их на следствии, на «внутреннем фронте» — это уж чересчур человечно. Поверить в сей гуманизм в двадцатом веке невозможно. Здесь и только здесь тайна процессов тридцатых годов, открытых процессов, открытых и иностранным корреспондентам и любому Фейхтвангеру. На этих процессах не было никаких «двойников». Тайна процессов была тайной фармакологии.
Я лежал на коротких неудобных нарах двухспальной системы в опустевшем курсантском бараке, простреливавшемся лучами солнца насквозь, и слушал эти признания.
Опыты были и раньше — во вредительских процессах, например. Рамзинская же комедия только краем касается фармакологии.
Капля по капле сочился рассказ Флеминга [кличка солагерника Шаламова, бывшего работника НКВД — А.П.] — собственная ли его кровь капала на обнаженную мою память? Что это были за капли — крови, слёз или чернил? Не чернил и не слёз.
— Были, конечно, случаи, когда медицина бессильна. Или в приготовлении растворов неверный расчет. Или вредительство. Тогда — двойной страховкой. По правилам.
— Где же теперь эти врачи?
— Кто знает? На луне, вероятно…
Следственный арсенал — это последнее слово науки, последнее слово фармакологии.
Это был не шкаф "A" — Venena — яды, и не шкаф "B" — Heroica — сильно действующие… Оказывается, латинское слово «герой» на русский язык переводится как сильно действующий. А где хранились медикаменты капитана Флеминга? В шкафу "П" — в шкафу преступлений — или в шкафу "Ч" — чудес.
Человек, который распоряжался шкафом "П" и шкафом "Ч" высших достижений науки, только на фельдшерских лагерных курсах узнал, что у человека печень — одна, что печень — не парный орган. Узнал про кровообращение — через триста лет после Гарвея.
Тайна пряталась в лабораториях, подземных кабинетах, вонючих вивариях, где звери пахли точно так же, как арестанты грязной магаданской транзитки в тридцать восьмом году. Бутырская тюрьма по сравнению с этой транзиткой блистала чистотой хирургической, пахла операционной, а не виварием.
Все открытия науки и техники проверяются в первую очередь в их военном значении — военном — даже в будущем, в возможности догадки. И только то, что отсеяно генералами, что не нужно войне, отдается на общее пользование.
Медицина и химия, фармакология давно на военном учете. В институтах мозга во всем мире всегда копился опыт эксперимента, наблюдения. Яды Борджиа всегда были оружием практической политики. Двадцатый век принес необычайный расцвет фармакологических, химических средств, управляющих психикой.
Но если можно уничтожить лекарством страх, то тысячу раз возможно сделать обратное — подавить человеческую волю уколами, чистой фармакологией, химией без всякой «физики» вроде сокрушения ребер и топтания каблуками, зубодробительства и тушения папирос о тело подследственного.
Химики и физики — так назывались эти две школы следствия. Физики — это те, что во главу угла полагали чисто физическое действие — видя в побоях средство обнажения нравственного начала мира. Обнаженная глубина человеческой сути — и какой же подлой и ничтожной оказывалась эта человеческая суть. Битьем можно было не только добиться любых показаний. Под палкой изобретали, открывали новое в науке, писали стихи, романы. Страх побоев, желудочная шкала пайки творили большие дела.
Битье достаточно веское психологическое орудие, достаточно эффектное.
Много пользы давал и знаменитый повсеместный конвейер, когда следователи менялись, а арестанту не давали спать. Семнадцать суток без сна — и человек сходит с ума — не из следственных ли кабинетов почерпнуто это научное наблюдение.
Но и химическая школа не сдавалась.
Физики могли обеспечить материалом особые совещания, всяческие тройки, но для открытых процессов школа физического действия не годилась. Школа физического действия так, кажется, у Станиславского, не смогла бы поставить открытый кровавый театральный спектакль, не могла бы подготовить «открытые процессы», которые привели в трепет все человечество. Химикам подготовка таких зрелищ была по силам.
Через двадцать лет после того разговора я вписываю в рассказ строки газетной статьи:
Применяя некоторые психофармакологические агенты, можно на определенное время полностью устранить, например, чувство страха у человека. При этом, что особенно важно, нисколько не нарушается ясность его сознания…
Затем вскрылись ещё более неожиданные факты. У людей, у которых Б-фазы сна подавлялись длительно, в данном случае на протяжении до семнадцати ночей подряд, начинали возникать различные расстройства психического состояния и поведения.
Что это? Обрывки показаний какого-нибудь бывшего начальника управления НКВД на процессе суда над судьями?… Предсмертное письмо Вышинского или Рюмина? Нет, это абзацы научной статьи действительного члена Академии наук СССР. Но ведь все это — и в сто раз больше! — известно, испытано и применено в тридцатых годах при подготовке открытых процессов.
Фармакология была не единственным оружием следственного арсенала этих лет. Флеминг назвал фамилию, которая была мне хорошо известна.
Орнальдо!
Ещё бы: Орнальдо был известный гипнотизёр, много выступавший в двадцатые годы в московских цирках, да и не только московских. Массовый гипноз — специальность Орнальдо. Есть фотографии его знаменитых гастролей. Иллюстрации в книжках по гипнозу. Орнальдо — это псевдоним, конечно. Настоящее имя его Смирнов Н.А. Это — московский врач. Афиши вокруг всей вертушки — тогда афиши расклеивались на круглых тумбах, фотографии. У Свищева-Паоло фотография была тогда в Столешниковом переулке. В витрине висела огромная фотография человеческих глаз и подпись «Глаза Орнальдо». Я помню эти глаза до сих пор, помню то душевное смятение, в которое приходил я, когда слышал или видел цирковые выступления Орнальдо. Гипнотизёр выступал до конца двадцатых годов. Есть бакинские фотографии выступлений Орнальдо 1929 года. Потом он перестал выступать.
— С начала тридцатых годов Орнальдо — на секретной работе в НКВД.
Холодок разгаданной тайны пробежал у меня по спине"55.
А вот что рассказывает об Орнальдо в книге «Петербургские мистики» Михаил Шахнович:
"А.В.Дубровскому удалось получить адреса бывших петербургских гадалок у известного гипнотизёра Орнальдо (Н.А.Смирнова), часто гастролировавшего по стране с публичными сеансами гипноза. В Ленинграде он на эстраде Таврического сада сразу погружал в сон 30-50 зрителей.
Мне очень хотелось познакомиться с Орнальдо, но Дубровский отклонял мою просьбу об этом, а однажды резко сказал, что искать встречи с Орнальдо не следует, а если он сам пожелает её, то это сулит большие неприятности" 58.
Кстати уже не является секретом что дочь знаменитого гипнотизёра была женой Виктора Абакумова в течении десяти лет возглавлявшего Министерство государственной безопасности СССР 50. Существует ли тут какая-нибудь связь — вопрос чисто риторический.
* * *
Нынче принято проводить условную параллель между Советской Россией и нацистской Германией. В этом есть определённый резон почти одномоментно две великие континентальные державы изменили свой традиционный уклад превратившись в нечто принципиально новое но построенное по общему канону. Разница между ними заключалась лишь в принципах разделения врагов в России — по классовому признаку в Германии — по национальному. И видимо существуют всё-таки какие-то исторические закономерности делающие тоталитарные государства похожими друг на друга как две капли воды.Сходство проявлялось во всём. В начатой в тридцатые годы грандиозной перестройке Москвы и в проектах Альберта Шпеера в планах мировой революции и мирового же господства в культе личности Сталина и в культе личности Гитлера в идеологических клише в милитаризации промышленности в отношении к человеческой жизни… Список можно продолжать до бесконечности. Но особое место в нём займёт оккультизм.
В следующей части я расскажу вам уважаемый Читатель историю оккультизма нацистской Германии с чего всё началось и чем всё закончилась. Забегая вперёд отмечу что нацисты в этом направлении пошли дальше большевиков и Сталина они позволили своим оккультистам занять видные должности в науке и политике предоставили им возможность получить по-настоящему Большую власть. Однако корни и у тех и у других были общие. По этой причине во второй части мы встретим наших старых знакомцев теософов Блаватской и поклонников Гурджиева тамплиеров и масонов, практикующих магов и Учителей из Шамбалы.
Часть вторая.
Оккультные тайны СС.
«Так чем же был Третий Рейх если он существовал не только в названии но и во времени и в пространстве… Сказочная страна ариев Поднявшаяся из мифологических глубин Атлантида, или великий эксперимент успешно проведённый тайными обществами? А может быть пока что прелюдия пробный камешек брошенный в ухоженный сад демократии»?
Альберт Егозаров «Двенадцать лет тысячелетнего рейха».
«Вы понимаете теперь глубокое значение нашего национал-социалистического движения. Тот кто видит в национал-социализме всего лишь политическое движение мало что знает о нём».
Адольф Гитлер.
2.1. Истина в рунах или Оккультные корни национал-социализма.
2.1.1. Теософия на немецком языке Гвидо фон Лист и другие.
Елена Петровна Блаватская умерла в 1891-ом году. Однако идеи её продолжали жить а число последователей увеличивалось. И не только в советской России. Но и в странах Европы и Америки. Наибольшую же популярность идеи Блаватской получат в стране оккультизм в которой вскоре станет основой внешней и внутренней политики. Речь идёт о Германии.
Теософские общества появились там ещё при жизни Блаватской. В июле 1884-го года в городе Эльберфельде возникло первое Немецкое Теософское Общество под председательством Вильгельма Губбе-Шлейдена.
Губбе-Шлейден служил старшим чиновником в Колониальной Конторе в Гамбурге. Он много путешествовал, некогда управлял имением в западной Африке, активно занимался политикой. Познакомившись с Еленой Петровной и её неизменным спутником полковником Олькоттом Губбе-Шлейден активно включается в работу Теософского общества. Однако именно в это время разразился скандал, связанный с потайной комнатой и обнародованием писем Блаватской. В результате Немецкое Теософское Общество распалось.
Позднее, в начале 90-х годов возникло более широкое немецкое теософское движение. На этот раз оно было связано с популяризаторскими усилиями Франца Гартмана. Будучи профессиональным врачом, Гартман тем не менее проявлял самый живой интерес к паранормальным явлениям. Начав со спиритизма он постепенно становится верным последователем учения Блаватской. Гартман решает посетить теософов в Мадрасе, приезжает туда аж из Калифорнии (конец 1883-го) где он до того работал коронером. Когда в 1884-ом Блаватская и Олькотт отправляются в поездку по Европе, Гартмана назначают действующим президентом Общества на время их отсутствия.
Работы Гартмана первоначально посвящены розенкрейцерам, Парацельсу, Якобу Беме и другим авторитетам западной эзотерической традиции он публикует свои статьи в Америке и в Англии. Но поработав однажды директором санатория «Lebensreform» «Реформы жизни» — общественное движение возникшее в Германии в конце XIX-го века представляло собой попытку сгладить противоречия современной жизни вызванное ростом промышленности и городов, Гартман начинает распространять теософское учение среди своих сограждан.
В 1889-ом году он организует теософский светский монастырь в Асконе. С 1892-го печатает переводы индийских священных текстов и переводы Блаватской в своем журнале «Цветы лотоса». Это первое немецкое издание, титул которого украшен теософической свастикой 23.
Впрочем теософия в классическом её варианте осталась ограниченным феноменом в Германии, представленным маленькими и часто враждующими местными группами. Большее признание в этой стране получили различные ереси от теософии. Например антропософия которой так увлекался российский поэт Андрей Белый.
Основатель Антропософского Общества Рудольф Штайнер начинал как теософ и даже занимал пост генерального секретаря Немецкого Теософского Общества учреждённого в августе 1896-го года. С 1903-го по 1908-й годы Штайнер издавал в Берлине журнал «Люцифер». Но его мистические христианские интересы отдалили его от прочих теософов индуистской ориентации, в результате чего он и порвал с ними.
Процесс возникновения и развития мистических школ активно шёл не только в Германии но и в Австрии. История оккультной традиции здесь тесно связана с именем Фридриха Экштейна. Личный секретарь композитора Антона Брукнера, этот блестящий знаток всех наук имел обширные знакомства среди ведущих мыслителей, писателей и музыкантов Вены. Его склонность к оккультизму впервые обнаружилась, когда будучи членом группы «Lebensreform», он практиковал вегетарианство и писал статьи о доктринах Пифагора и неоплатоников конца XIX-го века. Затем его интересы распространились на немецкую и испанскую мистику, легенды, окружающие тамплиеров, франкмасонов, на вагнерианскую мифологию и восточные религии.
После весьма тёплой встречи с Блаватской в 1886-ом году, Экштейн собрал кружок теософов в Вене. В конце 80-х вышеупомянутые Франц Гартман и молодой Рудольф Штайнер были частыми посетителями этого кружка. Экштейн также состоял в переписке с Густавом Майринком, автором знаменитого «Голема» и основателем теософской ложи «Голубая звезда» в Праге.
Можно ещё долго перечислять организации теософского толка возникшие в Германии и Австрии в конце XIX-го в начале XX-го веков однако мы ограничимся уже названными. Поскольку именно они определяли атмосферу, в котором развилось эзотерическое учение которому предстояло стать основой мировоззрения миллионов людей.
Хотя оккультизм был представлен очень разными формами, у него была одна задача. За системами астрологии, хиромантии и спиритизма за доктринами теософии, за квазинаучными концепциями животного магнетизма и гипнотизма, за архаическими текстами розенкрейцеров, каббалистов и алхимиков стояло отчётливое желание примирить результаты современных естественных наук, научно-техническую революцию с религиозным взглядом на мир, что могло бы вернуть человеку его достоинство и центральное место в универсуме. Этой же задаче отвечала ариософия основателем которой считается Гвидо фон Лист.
Молодой Гвидо имел очень добрые отношения с родителями. Листы любили водить своих детей на прогулки по окрестностям столицы, и эти экскурсии пробудили страсть Листа к природе и сельскому пейзажу. В нём очень быстро обнаружились и творческие способности свои чувства он всякий раз пытался выразить пером и красками. Поощряя его усилия, отец давал ему уроки живописи и рисунка.
Семья Листа, подобно многим австрийским семьям, была католической, и Лист в должное время принял крещение в храме Святого Петра в Вене. Но в 1862-ом году произошёл случай, выдавший его весьма странное отношение к ортодоксальной религии. Его отец с друзьями, собираясь посетить катакомбы под собором Святого Стефана, решили взять Гвидо с собой. Темнота и низкие своды произвели на мальчика сильнейшее впечатление. Позже Лист рассказывал, что преклонив колена перед разрушенным алтарём в подземной часовне, он поклялся, что когда вырастет то построит храм богу Вотану. Напомню что Вотан — это бог. Один в германской интерпретации. Очевидно, он видел в лабиринте под собором дохристианскую усыпальницу, посвященную языческому божеству. Впоследствии Лист утверждал, что его обращение следует датировать этим юношеским откровением.
Гвидо фон Лист хотел стать художником и учёным. Учёность означала для него романтический образ историка, который может читать прошлое по фольклору и пейзажам. Это желание привело к конфликту с отцом, поскольку тот несмотря на поощрение творческих способностей Гвидо прежде всего видел в нём наследника семейного бизнеса. Лист подчинился отцовским требованиям и занялся коммерческим образованием, но это подчинение не было полным. В рабочие часы он помогал отцу, а всё свободное время посвящал пешим прогулкам и верховой езде по окрестностям, делал зарисовки, записывал впечатления.
Деревенские прогулки обострили интерес Листа к альпинизму и гребному спорту. Хорошо владея тем и другим видами спорта, он стал активистом Венского гребного клуба и секретарем Австрийской Альпийской Ассоциации. Знаменательно, что его первая публикация появилась в ежегоднике Альпийской Ассоциации. В спорте для него навсегда соединились деятельное братство и величественные стихии гор и рек 23.
Любовь Листа к природе была связана ещё и с желанием уйти от суеты человеческого мира. Он не чуждался общества друзей, но бывал счастлив, если ему удавалось совершать свои прогулки в одиночестве. Сохранившиеся описания его путешествий в компании рассказывают о странных причудах Гвидо фон Листа. Любое такое путешествие он сопровождал определённым ритуалом, что создало ему репутацию законченного мистика.
Примером таких ритуалов могут служить встречи летнего солнцестояния. После долгого перехода через Мансфельд Лист и его друзья добираются до гостиницы. Разыгравшийся шторм принуждает группу заночевать там. Лист же покидает товарищей, чтобы ознаменовать солнцестояние (приветствовать солнце) одинокой ночёвкой на вершине Гейзельберга.
В другой раз, 24 июня 1875-го года, он убеждает четырёх друзей отложить послеполуденные дела и сесть за весла. По каналу Данубе они достигают развалин древнеримского города Карнунтум, где располагаются лагерем и пируют всю ночь. Для его друзей это был просто удачный вечер; для Листа, погруженного в свои фантазии, это была 1500 годовщина победы германцев над римлянами, которую он праздновал огнём и захоронением восьми винных бутылок, которые он выложил в виде свастики 23.
Лист открыто объяснял свое влечение к природе неприязнью к современному миру улиц, магазинов и заводов. Ему не нравилась новая Вена: когда бы ни бросал он город ради деревни, он чувствовал, что убегает от мутного савана метрополии и отвратительных сцен дикой погони за прибылью. Современная экономика, по мнению Листа, сбила человечество с пути.
«Нужно бежать из тех мест, где пульсирует жизнь, искать уединённые островки, которых не коснулась человеческая рука, чтобы поднять магический покров природы» 23.
Его уход в мягкий и спокойный мир природы был бегством от современности, но вместе с тем и от отеческого насилия, принуждавшего его к коммерческой карьере.
Пока отец продолжал руководить делом Лист мог свободно развивать свои наклонности одиночеством, долгими прогулками и спортом. Но после смерти Карла Антона в 1871-ом году, Гвидо пришлось самому зарабатывать на жизнь. Впрочеи и теперь он отвергнув всяческую коммерцию предпочитает заниматься литературой и историей.
В течении десяти лет с 1877-го по 1887-ой годы, он публикует множество статей об австрийской деревне и привычках её обитателей. Его описания местности сопровождались языческими интерпретациями местных названий, обычаев и народных легенд. Одно из первых типичных идиллических описаний группы средневековых замков близ Мелка было опубликовано в «Neue Deutsche Alpenzeitung» в 1877-ом году. Эти первые статьи отличались от юношеских набросков своим отчетливо народническим (vlkisch) и националистическим духом.
Все эти годы Лист работает над первым большим романом «Карнунтум» издан в двух томах в 88-ом, воодушевленным памятным возлиянием на древних развалинах. В 81-ом он опубликовал первые фрагменты из романа. Очарованный гением места Лист всматривался в далекое прошлое Карнунтума. Улицы и великолепные здания вставали вокруг него, призрачные фигуры прежних обитателей проходили перед его мысленным взором он видел роковое сражение германцев и римлян, приведшее к падению гарнизона в 375-ом году. Для Листа само слово Карнунтум несло волнующую ауру старой германской доблести, сигнал, напоминающий о событии, выведшем древних германцев на арену мировой истории. Карнунтум, описанный в романе, был захватывающей игрой воображения.
Эта история была вдвойне привлекательна для немецких националистов Австрии. Во-первых, Лист поместил австрийские племена в авангард победы над Римом. Во-вторых, его повествованием предполагалось, что родовые племена доримской Австрии и постримских варварских королевств неизменно населяли родную землю. Их высокая цивилизация, употребляя термин Листа, только дважды прерывалась за всю историю: впервые, римской оккупацией с 100 по 375 годы и, вторично, с пришествием христианства или другого Рима. Такое представление событий отражало неприязнь Листа к современному католическому состоянию Австрии. Действующее политическое устройство и общепринятое вероисповедание выглядели с этих позиций незаконными — следствием иностранного подавления немецкой культуры на протяжении многих веков.
Публикация «Карнунтума» принесла Листу известность и в кругах австрийского пангерманизма, который связывают прежде всего с именами Риттера Георга фон Шонерера и Карла Вольфа.
Шонерер в те годы участвовал в выборах в австрийский рейхсрат и был первым пламенным поборником антисемитизма и национализма среди немецких националистов Габсбургской империи. Он произнес свою первую антисемитскую речь перед рейхсратом в 1878-ом году и потребовал экономического и политического союза немецкоязычной Австрии с Немецким Рейхом. С 1883-ем он издавал крайне националистическую газету «Подлинное немецкое слово», в которой настаивал на германской сущности австрийских немцев и требовал отделения немецких провинций от многонациональной империи. Шонерер ездил по провинциям, отыскивая кружки, культурные сообщества, спортивные клубы с аналогичными настроениями.
В 1890-ом году Карл Вольф, пангерманист и депутат парламента, начал издавать еженедельный «Восточно-Германский обзор»; политический тон его был чуть менее националистичен, чем газета Шонерера. Гвидо фон Лист стал его постоянным сотрудником. В 1891-ом году газета публикует выдержки из новой книги Листа «Мифологические пейзажи Германии», которая представляет собой антологию его фольклорной журналистики за предшествующее десятилетие.
Журналистика не была единственным средством, каким Лист поддерживал пангерманизм — он был известен также как лектор и автор пьес. 24 февраля 1893-го года он прочитал лекцию «Немецкий дух», посвящённую служителям культа Вотана. Лист утверждал, что эта вымершая форма веры была национальной религией тевтонов.
Лист продолжает публиковать свою литературную продукцию на протяжении всех 90-х годов. Успех ожидал и два следующих его исторических романа о германских племенах. «Возвращение юного Дитриха» (1894) рассказывало историю молодого тевтонца, в V-ом веке насильно обращенного в христианство. Роман заканчивался радостным возвращением отступника к первоначальной религии огнепоклонников. Столь же мелодраматичной была сага «Пипара» (1895) это двухтомное повествование посвящалось поразительной карьере девушки племени Квади из Эбуродунума Брно, которая прошла путь от римской пленницы до императрицы.
Пангерманисты были единодушны в своей восторженной оценке произведений Листа. Газеты Шонерера и Вольфа публиковали горячие отклики на «Пипару». Редакция «Восточно-Германского Обзора» даже устраивает творческий вечер Гвидо фон Листа.
К концу века Лист добился широкой известности как автор, работающий в рамках неоромантического и националистического жанра. Его творчество целиком посвящено героическому прошлому и религиозной мифологии родной страны. Однако к 1902-му году произошли существенные изменения в характере его идей: в воображаемый мир древних германских верований проникли чисто оккультные воззрения.
Теософские общества появились там ещё при жизни Блаватской. В июле 1884-го года в городе Эльберфельде возникло первое Немецкое Теософское Общество под председательством Вильгельма Губбе-Шлейдена.
Губбе-Шлейден служил старшим чиновником в Колониальной Конторе в Гамбурге. Он много путешествовал, некогда управлял имением в западной Африке, активно занимался политикой. Познакомившись с Еленой Петровной и её неизменным спутником полковником Олькоттом Губбе-Шлейден активно включается в работу Теософского общества. Однако именно в это время разразился скандал, связанный с потайной комнатой и обнародованием писем Блаватской. В результате Немецкое Теософское Общество распалось.
Позднее, в начале 90-х годов возникло более широкое немецкое теософское движение. На этот раз оно было связано с популяризаторскими усилиями Франца Гартмана. Будучи профессиональным врачом, Гартман тем не менее проявлял самый живой интерес к паранормальным явлениям. Начав со спиритизма он постепенно становится верным последователем учения Блаватской. Гартман решает посетить теософов в Мадрасе, приезжает туда аж из Калифорнии (конец 1883-го) где он до того работал коронером. Когда в 1884-ом Блаватская и Олькотт отправляются в поездку по Европе, Гартмана назначают действующим президентом Общества на время их отсутствия.
Работы Гартмана первоначально посвящены розенкрейцерам, Парацельсу, Якобу Беме и другим авторитетам западной эзотерической традиции он публикует свои статьи в Америке и в Англии. Но поработав однажды директором санатория «Lebensreform» «Реформы жизни» — общественное движение возникшее в Германии в конце XIX-го века представляло собой попытку сгладить противоречия современной жизни вызванное ростом промышленности и городов, Гартман начинает распространять теософское учение среди своих сограждан.
В 1889-ом году он организует теософский светский монастырь в Асконе. С 1892-го печатает переводы индийских священных текстов и переводы Блаватской в своем журнале «Цветы лотоса». Это первое немецкое издание, титул которого украшен теософической свастикой 23.
Впрочем теософия в классическом её варианте осталась ограниченным феноменом в Германии, представленным маленькими и часто враждующими местными группами. Большее признание в этой стране получили различные ереси от теософии. Например антропософия которой так увлекался российский поэт Андрей Белый.
Основатель Антропософского Общества Рудольф Штайнер начинал как теософ и даже занимал пост генерального секретаря Немецкого Теософского Общества учреждённого в августе 1896-го года. С 1903-го по 1908-й годы Штайнер издавал в Берлине журнал «Люцифер». Но его мистические христианские интересы отдалили его от прочих теософов индуистской ориентации, в результате чего он и порвал с ними.
Процесс возникновения и развития мистических школ активно шёл не только в Германии но и в Австрии. История оккультной традиции здесь тесно связана с именем Фридриха Экштейна. Личный секретарь композитора Антона Брукнера, этот блестящий знаток всех наук имел обширные знакомства среди ведущих мыслителей, писателей и музыкантов Вены. Его склонность к оккультизму впервые обнаружилась, когда будучи членом группы «Lebensreform», он практиковал вегетарианство и писал статьи о доктринах Пифагора и неоплатоников конца XIX-го века. Затем его интересы распространились на немецкую и испанскую мистику, легенды, окружающие тамплиеров, франкмасонов, на вагнерианскую мифологию и восточные религии.
После весьма тёплой встречи с Блаватской в 1886-ом году, Экштейн собрал кружок теософов в Вене. В конце 80-х вышеупомянутые Франц Гартман и молодой Рудольф Штайнер были частыми посетителями этого кружка. Экштейн также состоял в переписке с Густавом Майринком, автором знаменитого «Голема» и основателем теософской ложи «Голубая звезда» в Праге.
Можно ещё долго перечислять организации теософского толка возникшие в Германии и Австрии в конце XIX-го в начале XX-го веков однако мы ограничимся уже названными. Поскольку именно они определяли атмосферу, в котором развилось эзотерическое учение которому предстояло стать основой мировоззрения миллионов людей.
Хотя оккультизм был представлен очень разными формами, у него была одна задача. За системами астрологии, хиромантии и спиритизма за доктринами теософии, за квазинаучными концепциями животного магнетизма и гипнотизма, за архаическими текстами розенкрейцеров, каббалистов и алхимиков стояло отчётливое желание примирить результаты современных естественных наук, научно-техническую революцию с религиозным взглядом на мир, что могло бы вернуть человеку его достоинство и центральное место в универсуме. Этой же задаче отвечала ариософия основателем которой считается Гвидо фон Лист.
* * *
Гвидо Карл Антон фон Лист родился в Вене 5 октября 1848-го года, став старшим сыном в семье преуспевающего торговца из средних классов. Его мать и отец принадлежали к торговым семьям, жившим в столице по меньшей мере на протяжении двух поколений. Семья Гвидо фон Листа проживала в районе города, располагавшемся на восточной стороне старого канала Данубе, в самом центре Вены. Биографы утверждают, что у Листа было счастливое детство и надёжный дом.Молодой Гвидо имел очень добрые отношения с родителями. Листы любили водить своих детей на прогулки по окрестностям столицы, и эти экскурсии пробудили страсть Листа к природе и сельскому пейзажу. В нём очень быстро обнаружились и творческие способности свои чувства он всякий раз пытался выразить пером и красками. Поощряя его усилия, отец давал ему уроки живописи и рисунка.
Семья Листа, подобно многим австрийским семьям, была католической, и Лист в должное время принял крещение в храме Святого Петра в Вене. Но в 1862-ом году произошёл случай, выдавший его весьма странное отношение к ортодоксальной религии. Его отец с друзьями, собираясь посетить катакомбы под собором Святого Стефана, решили взять Гвидо с собой. Темнота и низкие своды произвели на мальчика сильнейшее впечатление. Позже Лист рассказывал, что преклонив колена перед разрушенным алтарём в подземной часовне, он поклялся, что когда вырастет то построит храм богу Вотану. Напомню что Вотан — это бог. Один в германской интерпретации. Очевидно, он видел в лабиринте под собором дохристианскую усыпальницу, посвященную языческому божеству. Впоследствии Лист утверждал, что его обращение следует датировать этим юношеским откровением.
Гвидо фон Лист хотел стать художником и учёным. Учёность означала для него романтический образ историка, который может читать прошлое по фольклору и пейзажам. Это желание привело к конфликту с отцом, поскольку тот несмотря на поощрение творческих способностей Гвидо прежде всего видел в нём наследника семейного бизнеса. Лист подчинился отцовским требованиям и занялся коммерческим образованием, но это подчинение не было полным. В рабочие часы он помогал отцу, а всё свободное время посвящал пешим прогулкам и верховой езде по окрестностям, делал зарисовки, записывал впечатления.
Деревенские прогулки обострили интерес Листа к альпинизму и гребному спорту. Хорошо владея тем и другим видами спорта, он стал активистом Венского гребного клуба и секретарем Австрийской Альпийской Ассоциации. Знаменательно, что его первая публикация появилась в ежегоднике Альпийской Ассоциации. В спорте для него навсегда соединились деятельное братство и величественные стихии гор и рек 23.
Любовь Листа к природе была связана ещё и с желанием уйти от суеты человеческого мира. Он не чуждался общества друзей, но бывал счастлив, если ему удавалось совершать свои прогулки в одиночестве. Сохранившиеся описания его путешествий в компании рассказывают о странных причудах Гвидо фон Листа. Любое такое путешествие он сопровождал определённым ритуалом, что создало ему репутацию законченного мистика.
Примером таких ритуалов могут служить встречи летнего солнцестояния. После долгого перехода через Мансфельд Лист и его друзья добираются до гостиницы. Разыгравшийся шторм принуждает группу заночевать там. Лист же покидает товарищей, чтобы ознаменовать солнцестояние (приветствовать солнце) одинокой ночёвкой на вершине Гейзельберга.
В другой раз, 24 июня 1875-го года, он убеждает четырёх друзей отложить послеполуденные дела и сесть за весла. По каналу Данубе они достигают развалин древнеримского города Карнунтум, где располагаются лагерем и пируют всю ночь. Для его друзей это был просто удачный вечер; для Листа, погруженного в свои фантазии, это была 1500 годовщина победы германцев над римлянами, которую он праздновал огнём и захоронением восьми винных бутылок, которые он выложил в виде свастики 23.
Лист открыто объяснял свое влечение к природе неприязнью к современному миру улиц, магазинов и заводов. Ему не нравилась новая Вена: когда бы ни бросал он город ради деревни, он чувствовал, что убегает от мутного савана метрополии и отвратительных сцен дикой погони за прибылью. Современная экономика, по мнению Листа, сбила человечество с пути.
«Нужно бежать из тех мест, где пульсирует жизнь, искать уединённые островки, которых не коснулась человеческая рука, чтобы поднять магический покров природы» 23.
Его уход в мягкий и спокойный мир природы был бегством от современности, но вместе с тем и от отеческого насилия, принуждавшего его к коммерческой карьере.
Пока отец продолжал руководить делом Лист мог свободно развивать свои наклонности одиночеством, долгими прогулками и спортом. Но после смерти Карла Антона в 1871-ом году, Гвидо пришлось самому зарабатывать на жизнь. Впрочеи и теперь он отвергнув всяческую коммерцию предпочитает заниматься литературой и историей.
В течении десяти лет с 1877-го по 1887-ой годы, он публикует множество статей об австрийской деревне и привычках её обитателей. Его описания местности сопровождались языческими интерпретациями местных названий, обычаев и народных легенд. Одно из первых типичных идиллических описаний группы средневековых замков близ Мелка было опубликовано в «Neue Deutsche Alpenzeitung» в 1877-ом году. Эти первые статьи отличались от юношеских набросков своим отчетливо народническим (vlkisch) и националистическим духом.
Все эти годы Лист работает над первым большим романом «Карнунтум» издан в двух томах в 88-ом, воодушевленным памятным возлиянием на древних развалинах. В 81-ом он опубликовал первые фрагменты из романа. Очарованный гением места Лист всматривался в далекое прошлое Карнунтума. Улицы и великолепные здания вставали вокруг него, призрачные фигуры прежних обитателей проходили перед его мысленным взором он видел роковое сражение германцев и римлян, приведшее к падению гарнизона в 375-ом году. Для Листа само слово Карнунтум несло волнующую ауру старой германской доблести, сигнал, напоминающий о событии, выведшем древних германцев на арену мировой истории. Карнунтум, описанный в романе, был захватывающей игрой воображения.
Эта история была вдвойне привлекательна для немецких националистов Австрии. Во-первых, Лист поместил австрийские племена в авангард победы над Римом. Во-вторых, его повествованием предполагалось, что родовые племена доримской Австрии и постримских варварских королевств неизменно населяли родную землю. Их высокая цивилизация, употребляя термин Листа, только дважды прерывалась за всю историю: впервые, римской оккупацией с 100 по 375 годы и, вторично, с пришествием христианства или другого Рима. Такое представление событий отражало неприязнь Листа к современному католическому состоянию Австрии. Действующее политическое устройство и общепринятое вероисповедание выглядели с этих позиций незаконными — следствием иностранного подавления немецкой культуры на протяжении многих веков.
Публикация «Карнунтума» принесла Листу известность и в кругах австрийского пангерманизма, который связывают прежде всего с именами Риттера Георга фон Шонерера и Карла Вольфа.
Шонерер в те годы участвовал в выборах в австрийский рейхсрат и был первым пламенным поборником антисемитизма и национализма среди немецких националистов Габсбургской империи. Он произнес свою первую антисемитскую речь перед рейхсратом в 1878-ом году и потребовал экономического и политического союза немецкоязычной Австрии с Немецким Рейхом. С 1883-ем он издавал крайне националистическую газету «Подлинное немецкое слово», в которой настаивал на германской сущности австрийских немцев и требовал отделения немецких провинций от многонациональной империи. Шонерер ездил по провинциям, отыскивая кружки, культурные сообщества, спортивные клубы с аналогичными настроениями.
В 1890-ом году Карл Вольф, пангерманист и депутат парламента, начал издавать еженедельный «Восточно-Германский обзор»; политический тон его был чуть менее националистичен, чем газета Шонерера. Гвидо фон Лист стал его постоянным сотрудником. В 1891-ом году газета публикует выдержки из новой книги Листа «Мифологические пейзажи Германии», которая представляет собой антологию его фольклорной журналистики за предшествующее десятилетие.
Журналистика не была единственным средством, каким Лист поддерживал пангерманизм — он был известен также как лектор и автор пьес. 24 февраля 1893-го года он прочитал лекцию «Немецкий дух», посвящённую служителям культа Вотана. Лист утверждал, что эта вымершая форма веры была национальной религией тевтонов.
Лист продолжает публиковать свою литературную продукцию на протяжении всех 90-х годов. Успех ожидал и два следующих его исторических романа о германских племенах. «Возвращение юного Дитриха» (1894) рассказывало историю молодого тевтонца, в V-ом веке насильно обращенного в христианство. Роман заканчивался радостным возвращением отступника к первоначальной религии огнепоклонников. Столь же мелодраматичной была сага «Пипара» (1895) это двухтомное повествование посвящалось поразительной карьере девушки племени Квади из Эбуродунума Брно, которая прошла путь от римской пленницы до императрицы.
Пангерманисты были единодушны в своей восторженной оценке произведений Листа. Газеты Шонерера и Вольфа публиковали горячие отклики на «Пипару». Редакция «Восточно-Германского Обзора» даже устраивает творческий вечер Гвидо фон Листа.
К концу века Лист добился широкой известности как автор, работающий в рамках неоромантического и националистического жанра. Его творчество целиком посвящено героическому прошлому и религиозной мифологии родной страны. Однако к 1902-му году произошли существенные изменения в характере его идей: в воображаемый мир древних германских верований проникли чисто оккультные воззрения.