Страница:
Да, в ботинках и полотняных штанах не очень уютно лазить в этих колючках… Жеребец наблюдает за нами издалека. Джин предлагает еще подойти. Разделяемся. Делаем круг километра в четыре. Но зря. Мустанги ушли. С холма видим их силуэты и легкую пыль…
Четыре часа охоты. В пестроте красноватых оттенков земли находим глазами букашку-автомобиль. С холма на холм, пугая сереньких ящериц и пугаясь зловещих змеиных трещоток, выходим к дороге.
Вилли сразу включает мотор и везет нас к ручью. Первый раз за все путешествие пьем воду не из бутылки, не из стакана, а из ладоней. До чего ж хороша эта вода, не побывавшая в трубах, не подслащенная, ничем не сдобренная, вода из дикого ручейка…
На обратном пути Вилли вдруг резко притормозил. Достает бинокль. Шарит глазами по сиреневым уплывающим в сумерки косогорам.
– Смотрите…
Знакомый нам силуэт. Но далеко-далеко. Сейчас на ветрено-красном закате неподвижная черная лошадь кажется нарисованной тушью.
– Наш?..
– Нет…
Вилли и Нан считают, что там пасется другой табун. В нем два жеребенка и пять кобылиц.
– Ну как, стоило их сохранить? – Вилли это спрашивает просто так, заранее зная ответ.
Вашингтон и глубинка
Город на Потомаке
Четыре часа охоты. В пестроте красноватых оттенков земли находим глазами букашку-автомобиль. С холма на холм, пугая сереньких ящериц и пугаясь зловещих змеиных трещоток, выходим к дороге.
Вилли сразу включает мотор и везет нас к ручью. Первый раз за все путешествие пьем воду не из бутылки, не из стакана, а из ладоней. До чего ж хороша эта вода, не побывавшая в трубах, не подслащенная, ничем не сдобренная, вода из дикого ручейка…
На обратном пути Вилли вдруг резко притормозил. Достает бинокль. Шарит глазами по сиреневым уплывающим в сумерки косогорам.
– Смотрите…
Знакомый нам силуэт. Но далеко-далеко. Сейчас на ветрено-красном закате неподвижная черная лошадь кажется нарисованной тушью.
– Наш?..
– Нет…
Вилли и Нан считают, что там пасется другой табун. В нем два жеребенка и пять кобылиц.
– Ну как, стоило их сохранить? – Вилли это спрашивает просто так, заранее зная ответ.
Вашингтон и глубинка
Город на Потомаке
Путешествие мы начинали от Вашингтона и закончили в Вашингтоне. Только уезжали на север, а возвращались с юга.
Был душный июньский вечер. По федеральному шоссе 95, ведущему от Ричмонда к столице США, мчались тысячи машин. Воскресенье было на исходе, и столичные чиновники спешили домой, чтобы утром, сменив пестрые рубашки-распашонки, джинсы и шорты на строгие костюмы и белые сорочки с галстуком, отправиться в оффисы.
В этот день мы очень устали. Позади был Аппалачский хребет с его спусками и подъемами. Потом начались просторы Вирджинии. Но дымка живописных долин уже не радовала – устали…
И вот теперь у ворот Вашингтона мы неслись в тесном потоке, ощущая справа и слева бока машин, не видя перед собой ничего, кроме алых хвостовых огней, не в силах свернуть, притормозить, остановиться. Смутное чувство тревоги, подсознательную опасность ощущаешь на этой конвейерной ленте с летящими красными огоньками.
Возможно, эта тревога заставила тихо, вполголоса вспомнить известного всем ямщика, морозную степь…
– Ну что, мистер Песков? Заскучал? Домой запросился?..
– Пожалуй, так…
Сразу же за приземистым зданием Пентагона поток машин сузился у моста, чтобы через минуту разлиться на несколько рукавов у впадения в город Вашингтон, или, как он называется официально, «Дистрикт оф Коламбия» – Округ Колумбия.
После того как увидишь страну, иными глазами видишь ее столицу. В столицах в тугие узлы сплетаются многие нити жизни каждого государства. Пульс каждой нации четче всего бьется в столице… Слияние всех нервов. Глава огромного организма. Главный очаг политики. Хранитель устоев жизни, сложившейся тут, за океаном, и хранитель истории. Штаб-квартира милитаристских сил. Город, претендующий на то, чтобы ничто важное в мире не происходило без его участия. И просто населенный пункт на Земле. Таков Вашингтон.
По сравнению со столицами стран Европы и Азии Вашингтон еще молод. Рим возник до нашей эры. Пятнадцать веков существует Париж. Отпраздновала свое 800-летие Москва. А Вашингтону еще нет и двухсот.
В 1790 году первый президент Соединенных Штатов Америки генерал Джордж Вашингтон лично выбрал место для столицы нового государства. Генерал начертил ромб в том месте своей видавшей виды военной карты, где река Потомак разделяла штаты Вирджинию и Мэриленд. Внутри ромба написал: «Округ Колумбия. Федеральный город». В 1791 году на левом берегу Потомака начали возводить первые правительственные здания. Город, задуманный как столица, строили по проекту французского архитектора Пьера Ланфана. Строили медленно. Только через девять лет конгресс и правительство переехали в Округ Колумбия из Филадельфии. (Любопытно, что весь штат государственных служащих насчитывал тогда 137 человек.) А еще через 14 лет войска английского короля захватили американскую столицу, уже носившую имя Вашингтона. Англичане подожгли здание конгресса, дворец президента, государственные здания. Почти тропический ливень, обрушившийся в этот день на Вашингтон, спас город от полного уничтожения.
Долгое время Вашингтон оставался сонным, провинциальным полу городом-полудеревней. В 1860 году издатель «Нью-Йорк трибюн» Гораций Грили, посетив столицу, писал в своей газете: «Это местечко, где дерут три шкуры за квартиру, где не найдешь приличной харчевни, где на улицах бывает столько пыли, что задыхаются собаки, и столько грязи, что тонут лошади». Лишь в конце прошлого века Вашингтон начали отстраивать заново. В 1874 году проложили первые трубы водопровода и канализационной системы, разбили первые парки и скверы.
Нынешний Вашингтон не похож ни на один американский город. Зато любой европеец найдет в нем что-то такое, что напомнит ему его родину. Французы называют его «маленьким Парижем». Немцы и англичане обнаруживают в Вашингтоне отдельные черты Бонна и Ковентри. Даже японцы чувствуют себя как дома на берегу Потомака, обсаженного вишнями – подарком жителей Токио.
Вашингтон не принадлежит к числу очень больших городов. По размерам он раз в десять меньше таких гигантов, как Нью-Йорк, Чикаго или Лос-Анджелес. В черте Округа Колумбия живут около 800 тысяч человек. С пригородами и соседними городками, которые почти слились со столицей, – около двух с половиной миллионов. Здесь нет крупных промышленных предприятий. Нет ни одного небоскреба. (Закон запрещает строить здания выше купола здания конгресса – Капитолия.) Здесь множество парков, скверов, зеленых лужаек. Любопытное зрелище представляют скверы и лужайки в теплые дни, когда в час обеденного перерыва их оккупируют орды государственных чиновников, жующих бутерброды, тянущих через соломинку кока-колу или, прикрыв лицо газетой, дремлющих на траве.
Вашингтон – город чиновников, «белых воротничков», как их здесь называют. Они составляют 15 процентов всего населения Вашингтона (если брать его с пригородами, ибо, как правило, чиновники живут в уютных пригородах, населенных только белыми). Каждое утро с севера, юга, запада и востока в Вашингтон устремляются тысячи автомашин, создающих немыслимые пробки у мостов через Потомак и на улицах города. Это спешат на работу «белые воротнички». Многие, чтобы захватить место на автомобильных стоянках, приезжают в город за час до начала работы и «досыпают» этот час на заднем сиденье своего «кара».
Вашингтон – город туристов, «каучуковых шей». Каждый год их тут бывает до 15 миллионов человек.
Вашингтон – город юристов. Их около 20 тысяч – больше, чем в таком, скажем, штате, как Пенсильвания. В основном это «толкачи» промышленных фирм, обхаживающие сенаторов и конгрессменов.
Вашингтон – город «медных касок». «Медными касками» американцы называют военных. Однако не всех, только высших. Рядового зовут «джи аи». (По начальным буквам двух слов Goverment Issue, что можно перевести как «казенная собственность».) В Вашингтоне 130 правительственных зданий принадлежат военному ведомству США, в том числе и знаменитый Пентагон, где работают 30 тысяч человек. Все население Вашингтона можно поделить на две части: на тех, кто страной управляет, и на тех, кто обслуживает управителей.
Ну а кто не живет в Вашингтоне? Не живут художники, писатели, композиторы. Во всем городе нет ни одного мало-мальски знаменитого представителя этих творческих цехов. Вашингтон скучноват. На нем лежит губительная для муз печать казенной официальности.
Что еще можно сказать о Вашингтоне?.. Этот город рано (если мерить американской меркой) ложится спать. В полночь улицы уже пусты. Впрочем, в большинстве районов столицы они пустеют с наступлением темноты: среди американских городов Вашингтон занимает отнюдь не последнее место по грабежам, убийствам, изнасилованиям.
В Москве живут москивичи. В Париже – парижане. Но задайте вашингтонцу вопрос: откуда он? И услышите в ответ: из Калифорнии… Из Нью-Йорка… Из штата Джорджия. Президент Джон Кеннеди долгие годы провел в Вашингтоне, но в памяти американцев он остался бостонцем. Президент Линдон Джонсон жил в Вашингтоне 35 лет, но дом у него был в Техасе и сам он был техасцем. Таковы многие вашингтонцы. Для них Вашингтон как корабль. На этом корабле они живут и работают иногда долгие годы, но корабль остается кораблем, а где-то есть дом. Таковы президент США и вице-президент, девять членов Верховного суда, 100 сенаторов, 435 членов палаты представителей, министры и их заместители, сотрудники Белого дома, многочисленные помощники, консультанты и секретари конгрессменов, тысячи юристов и 2500 корреспондентов провинциальных газет, аккредитованных в столице.
Белый дом – капитанский мостик корабля. Здесь живет и работает президент Соединенных Штатов. Кеннеди как-то обмолвился: «Такое впечатление, что живешь в гостинице, из которой когда-то надо будет выезжать». «Это не дом, – говорил Джонсон, – это место, куда приходишь поспать после работы».
При Кеннеди большинство сотрудников Белого дома были из Бостона. При Джонсоне в Белый дом пришли техасцы. При Никсоне – калифорнийцы. Сменяется президент, и в пригородах начинается движение. Продаются коттеджи, на грузовики грузят мебель – уходит капитан, покидают корабль и матросы. Наступает время нового экипажа. Не меняются лишь хозяева корабля. Но они и не живут на корабле, то есть в Вашингтоне. Хозяева живут в Бостоне, Нью-Йорке, Чикаго, Техасе, Калифорнии…
Белый дом действительно белый. Его белят каждые четыре года, после очередных президентских выборов. Через черные прутья ограды на это строение смотришь с чувством некоторого удивления – неужели из этого особнячка управляют огромной страной?
Дом стоит среди широких зеленых лужаек в тени столетних деревьев. Время от времени откуда-то сверху раздается клекот коршуна. Это магнитофонная запись. Звучит она из динамиков, спрятанных в кронах дубов. Осенью в парке собираются стаи скворцов. Они верещат, порхают и, конечно, роняют сверху отходы своей жизнедеятельности. А это угроза белизне резиденции президента. Крик хищника заставляет скворцов держаться подальше.
На верхнем этаже дома – жилые помещения президента. Второй этаж – рабочие кабинеты. Здесь знаменитый Стратегический зал, где генералы из Пентагона и руководители Центрального разведывательного управления докладывают президенту о положении в мире. Нижний этаж – залы для приемов, для пресс-конференций, кухня, медпункт, помещения охраны президента, которая носит название «Сикрет сервис» – «Секретная служба» и по давней традиции подчиняется министерству… финансов.
За домом небольшой садик, кустики роз и снова зеленая лужайка, на которую приземляются президентские вертолеты.
Дом обнесен чугунной решеткой. Полицейские в белых рубашках и черных галстуках. На широком тротуаре – группки туристов. Здесь же бродит странный человек, буквально с головы до колен увешанный плакатами. Плакатики прикреплены к шляпе, к плечам, висят на груди, на спине и ниже спины. Без улыбки их не читают. «Мужья, объединяйтесь! Нам нужны послушные жены!», «Боритесь за освобождение мужей от гнета жен!» Человек с удовольствием соглашается сняться. В качестве платы за съемку предлагает купить листки все тех же призывов, размноженных на машинке. Вручая вам пару листков, блаженный шепчет: «Скажите ему (кивок в сторону Белого дома), пусть он со мной объединяется. Без президентской поддержки мне трудно…» Туристы смеются, а Гарри Бриттан (так зовут человека) вполне серьезен. Делом «раскрепощения мужей» он занимается более пяти лет, с момента выхода из психиатрической больницы. (В больницу Гарри попал после того, как стал безработным.)
Охрана Белого дома не гонит блаженного, подтверждая терпимость древней пословицы: «В каждой деревне должен быть свой юродивый». К тому же Гарри спокойный, хлопот для охраны с ним никаких. Полицейские, переминаясь с ноги на ногу, посмеиваются вместе с туристами. А между тем у этих охранников были деньки горячие, особенно в годы войны во Вьетнаме.
Охранники помнят, конечно, майское утро 1971 года. Огромные транспортные вертолеты садились на зеленый луг между Белым домом и обелиском Вашингтона. Из вертолетов выскакивали морские пехотинцы с винтовками, готовыми к стрельбе. Как в боевой обстановке, они сперва занимали круговую оборону вокруг вертолетов, дожидаясь, пока на землю не ступит последний солдат. Затем колонны солдат бегом устремлялись на городские улицы.
А улицы были запружены демонстрантами. Обнявшись за плечи, люди садились на мостовые, останавливали потоки автомашин, блокировали мосты, закупоривали городские артерии. Со строительных площадок они несли доски, цементные блоки, мотки проволоки, возводили баррикады, швыряли под колеса полицейских автомашин металлические мусорные чаны.
Полицейские на мотоциклах врезались в гущу людей, стреляли в упор газовыми зарядами из окон автомашин, хватали демонстрантов за волосы, за воротники, за ноги и волокли к автофургонам с решетками.
Движение транспорта в городе было парализовано. Тысячи автомобилей не могли двинуться ни вперед, ни назад. Автомобилисты задыхались в сизых облаках слезоточивого газа, медленно плывших над мостовыми. В некоторых районах города облака газа поднимались до самых верхних этажей административных зданий. Служащие, не успевшие закрыть окна, в панике устремлялись на улицу, усугубляя хаос. У многих началась рвота. В облаках газа выли сирены полицейских автомашин, гудели застрявшие автомобили, кричали женщины, носились туда и сюда полицейские в противогазах. Солдаты в противогазах, репортеры в противогазах, прижимая к лицу носовые платки, спасались бегством прохожие.
В этом хаосе шел поединок между вооруженной механизированной силой и молодыми людьми, протестовавшими против войны во Вьетнаме. Полицейские машины гонялись за юношами и девушками по лужайкам парков, по тротуарам, вокруг памятников и деревьев. Мотоциклисты, настигнув убегающих, сбивали их с ног. Не удержав равновесия, полицейские тоже летели со своих мотоциклов на землю. Клубки человеческих тел катались по мостовой под колесами автомобилей.
Восемнадцать тысяч солдат и полицейских брали верх в этой схватке. Число арестованных росло с каждым часом… Пять тысяч… Семь тысяч… Двенадцать тысяч… Это был рекорд. Никогда еще в истории Вашингтона не было арестовано столько людей в течение одного дня. Все тюрьмы и полицейские участки были переполнены.
Хаос в центре столицы продолжался весь день. Троим конгрессменам пришлось пробираться к Капитолийскому холму по реке в спортивной лодке каноэ, а затем на борту военного вертолета. Лишь к вечеру шеф городской полиции Уилсон смог отрапортовать: «Спокойствие восстановлено, движение налажено, правительственные учреждения функционируют нормально».
К вечеру стало известно, что в городских больницах лежат сотни избитых демонстрантов с переломами костей и другими увечьями. Досталось и полицейским.
Вот тот охранник в белоснежной рубашке с нашивками, ближе всех стоящий к блаженному Гарри, свой шрам на правой щеке не в майский ли день заимел?
А теперь все по той же Пенсильвания-авеню пройдемся еще к одному очагу власти. Длинная улица соединяет Белый дом с Капитолием – зданием конгресса США.
Белый дом – власть исполнительная. Конгресс – власть законодательная. Отношения между ними издавна строились по принципу «совет и согласие».
Если Белый дом – капитанский мостик, конгресс – штурманская рубка. Капитан должен прислушиваться к совету штурманов. На практике не всегда так бывает. Возникают разногласия, даже ссоры. Но ссоры эти семейные. На капитанском мостике и в штурманской рубке – люди одного класса. И служат они своему классу – классу капиталистов. Среди сенаторов и членов палаты представителей конгресса вы не найдете ни одного рабочего, ни одного фермера. Чтобы стать в Америке президентом, сенатором или конгрессменом, нужны очень большие деньги. У кого их нет, тому нечего и мечтать о «вашингтонских коридорах власти». Здесь это понимают, как дважды два – четыре.
Исторический факт: в 1846 году сторонники Авраама Линкольна собрали 200 долларов чтобы финансировать его избрание в конгресс. Став конгрессменом, Линкольн вернул 199 долларов 25 центов. Семьдесят пять центов он истратил на угощение нескольких лесорубов, принимавших участие в его избирательной кампании. Другой исторический факт свидетельствует: избирательная кампаниz 1964 года стоила свыше 200 миллионов долларов. Кампания 1968 года – около 400 миллионов. А во время избирательной кампании 1972 года было истрачено уже больше чем полмиллиарда.
Если у кандидата на выборную должность не хватает своих денег, его избирательную кампанию оплачивают богачи, или, как и здесь называют, «жирные коты». А как известно, кто платит, тот и заказывает музыку. Такова одна из особенностей американской демократии.
Здание конгресса в форме римского Капитолия стоит на Капитолийском холме. Когда начинали строить Вашингтон, здесь была индейская деревня. Сейчас отсюда открываете замечательный вид на город. От подножия холма на несколько миль тянется зеленая аллея, так называемый «молл». Прямая, как стрела, аллея упирается в берег Потомака, на другой стороне которого национальное Арлингтонское военное кладбище. Тысячи белых столбиков с именами и датами. Могила Неизвестного солдата. Трепетный язычок пламени Вечного огня над серой плитой с надписью «Джон Ф. Кеннеди» и рядом скромный маленький крест на могиле его брата Роберта Кеннеди. Тут больше всего толпится туристов, приезжающих в Вашингтон.
Между Потомаком и Капитолийским холмом на травяном ковре «молла» воздвигнут два самых известных в столице памятника: обелиск Вашингтона и мемориал Линкольна. Обелиск, выстроенный по древнеегипетским образцам, напоминает граненый отточенный карандаш. Высота – 180 метров. Внутри работает лифт, поднимающий туристов к смотровым окнам. Если есть охота, можно подняться и по ступенькам. Их 896. Памятник строили 50 лет и открыли в 1888 году.
Мемориал Линкольна построен по типу афинского Парфенона. Это прямоугольное сооружение из светлого мрамора. Широкие ступеньки ведут к 36 дорическим колоннам – по числу американских штатов тех дней, когда был убит Линкольн. За колоннами – шестиметровая фигура четырнадцатого по счету президента США, освободителя рабов-негров, победителя в гражданской войне между Севером и Югом.
Попав в Вашингтон, каждый американец считает долгом навестить Линкольна. Мы видели тут стариков, хайкеров с рюкзаками, шумные стайки школьников, матерей с ребятишками, молодоженов из Калифорнии. Приход сюда – дань уважения великому американцу.
Но приходят сюда и с болью, с отчаянием и обидой. Весной 1968 года в аллее между Капитолийским холмом и мемориалом Линкольна возник «городок бедноты». Бедняки пришли сюда со всех концов страны, чтобы рассказать конгрессу и Белому дому о своем положении. В те дни вашингтонский корреспондент «Правды» сообщал в свою газету:
«Он сидит усталый, задумавшийся, положив сильные жилистые руки на подлокотники мраморного кресла. Его взгляд устремлен вдаль. Реактивный пассажирский самолет, идя на посадку, едва не касается верха деревьев, на которые задумчиво смотрит мраморный Линкольн. Ветер доносит запах свежераспиленных досок и сырой фанеры. Запах стройки. Человек всегда гордится созданием своих рук, радуется строительству. Этой же стройкой гордиться нельзя. У мраморных ступенек памятника строится городок бедных и голодных, которых привело сюда отчаяние.
Фанерные шалаши выстроились в шесть рядов. На стенках надписи: Алабама, Джорджия, Миссисипи, Луизиана… Город обнесен легкой изгородью. Молодые ребята с белыми повязками на рукавах охраняют его от провокаторов. Поодаль – полицейские на мотоциклах, дежурная пожарная машина, стайка чистеньких туристов с фотоаппаратами, кинокамерами.
У входа в город стоит автобус. Ночью приехали бедняки из штата Висконсин. Они спали в автобусе – в фанерном городе уже нет места. Кончаются строительные материалы, не из чего строить новые шалаши, а люди все прибывают и прибывают. Со всех концов страны…
Если вы не боитесь, что к вашему горлу подкатит комок, если вы умеете скрыть душевную боль, попросите разрешения войти в город и поговорить с бедняками. Вот стоит негритянка с четырьмя детьми. Пятый на руках. Она из Луизианы. Мужа смертельно ранили выстрелом из машины в прошлом году, когда он шел ночью с митинга батраков. Он умер, оставшись должником хозяина. Она до сих пор отрабатывает долги. Не только она. Вот десятилетний Джимми, ее старший, который сейчас воображает себя бейсбольным светилом, кидает и ловит воображаемый мяч, – он тоже работает с зари до зари. И восьмилетний Поль тоже работает. А шестилетняя Мэри, старшая из девочек, остается в доме за няньку. Почему плачет младшая на руках? Она хочет есть…
Или вот старый индеец из Южной Дакоты. Он, наверно, и сам не знает, когда он родился. Когда-то это была его земля, земля его предков. Теперь ему оставили лишь бесплодную пустыню, где не услышишь даже птичьего свиста, безжизненную коричневую пустыню, морщинистую и печальную, как его лицо. Старик так и не научился говорить по-английски. За него рассказывает 15-летняя внучка. Старший сын старика умер от туберкулеза. Средний сын умер от туберкулеза. Младший сын, ее отец, тоже умер от туберкулеза. Неожиданно девушку сотрясает приступ кашля. Она отворачивается, закрывает лицо руками, и нельзя понять, кашляет или рыдает.
А вот прихрамывающий молодой негр в поношенной военной форме с солдатской фляжкой на ремне.
– Это моя страна, это наша страна, – горячо говорит он. – Мой дед, мой отец и я строили в этой стране мосты, дороги. Все строили… Мой дед был рабом. Мой отец – полурабом. А я считаюсь свободным. Свободным… Но вот она, моя свобода… – Парень раздавил каблуком жестянку от кока-колы и отвернулся, чтобы не показать слабость.
В другом месте негритянский юноша спорит с туристом, на груди которого висит кинокамера. Они стоят по разные стороны изгороди. Я слышу лишь конец спора.
– Нам нечего делить, – говорит турист негру, – мы граждане одной страны, мы братья…
– Конечно, все так, мы граждане одной страны, – насмешливо говорит негр. – Ты, брат, сейчас поедешь к себе в загородный дом, а я, брат, вот тут, как собака, буду валяться…
Накрапывает дождь. Здание конгресса вдали растаяло в тумане. Как раз в это время там идет допрос вашингтонского полицейского начальника Патрика Мэрфи. Конгрессмены хотят знать: не была ли столичная полиция «либеральна» по отношению к неграм. Мэрфи отрицает это. Он бормочет что-то относительно функций полиции. «Вы должны усвоить единственную функцию, – гаркает на него один из государственных мужей, – хватать этих мерзавцев за шиворот, а если они сопротивляются – стрелять их!»
Вынырнув из тумана, реактивный самолет с гулом проносится над фанерными шалашами, едва не задевая кроны деревьев. Старик индеец следит за ним слезящимися глазами. Монашки в черных пелеринках проносят бидоны с кофе. Негритянка баюкает плачущую дочку. Мальчишка Джимми продолжает кидать и ловить воображаемый мяч.
– Ты знаешь, кто это? – спрашиваю я его, показывая на памятник Линкольну.
Джимми отрицательно качает головой.
– Это президент, который защищал негров…
Джимми перестает кидать мяч и вопросительно смотрит на мать…
Этот мальчишка Джимми еще ничего не знает. Не знает, каким будет его пробуждение от детства, не знает, какова его родословная…
Весной 1619 года в порт Джеймстаун пришел голландский корабль. В трюме его был необычный груз. Корабль пришел из Африки и привез в Америку, тогдашнюю колонию английского короля, африканцев-рабов. В тот же день закованных в цепи невольников распродали местным плантаторам. Так в Северной Америке появились негры.
Джеймстаун расположен в штате Вирджиния, в двух часах автомобильной езды от Вашингтона. Неудивительно, что негры, живущие ныне в американской столице, считают себя прямыми потомками тех африканцев, которые ступили на американскую землю весной 1619 года.
Нынешний водоворот жизни заставляет американцев не держаться насиженных мест. В поисках лучшей жизни, а чаще от отчаяния негры тоже устремляются с Юга в крупные города Севера. И все же, проезжая Америку, чувствуешь некую «негритянскую зону».
Юг уроженцы Африки выбирали не сами. Именно тут на плантациях хлопка, сахарного тростника, риса и табака нужен был рабский труд, сюда и везли из Африки «черный товар».
Вашингтон лежит севернее этой зоны. Но он всегда был городом негритянским. Каждый государственный чиновник держал штат негритянской прислуги. Сейчас из каждых трех жителей Вашингтона двое – негры, 70 процентов населения. Их прадеды и прабабушки были рабами, служили садовниками, поварами, горничными, огородниками, конюхами и прачками у сенаторов и конгрессменов. Нынешних свободных негров видишь примерно в тех же ролях. Только конюх стал бензозаправщиком, а горничная – официанткой. В уютных чистых пригородах Вашингтона, где живут только белые, черного видишь редко. Черные появляются там ненадолго – убрать мусор, выстирать белье, подрезать кустики роз, вывести на прогулку собаку. Сделав свое дело, они снова отправляются на свои улицы, получившие названия «черных коридоров». Когда едешь на машине по этим «коридорам», появляется такое ощущение, будто попал в Африку…
Был душный июньский вечер. По федеральному шоссе 95, ведущему от Ричмонда к столице США, мчались тысячи машин. Воскресенье было на исходе, и столичные чиновники спешили домой, чтобы утром, сменив пестрые рубашки-распашонки, джинсы и шорты на строгие костюмы и белые сорочки с галстуком, отправиться в оффисы.
В этот день мы очень устали. Позади был Аппалачский хребет с его спусками и подъемами. Потом начались просторы Вирджинии. Но дымка живописных долин уже не радовала – устали…
И вот теперь у ворот Вашингтона мы неслись в тесном потоке, ощущая справа и слева бока машин, не видя перед собой ничего, кроме алых хвостовых огней, не в силах свернуть, притормозить, остановиться. Смутное чувство тревоги, подсознательную опасность ощущаешь на этой конвейерной ленте с летящими красными огоньками.
Возможно, эта тревога заставила тихо, вполголоса вспомнить известного всем ямщика, морозную степь…
– Ну что, мистер Песков? Заскучал? Домой запросился?..
– Пожалуй, так…
Сразу же за приземистым зданием Пентагона поток машин сузился у моста, чтобы через минуту разлиться на несколько рукавов у впадения в город Вашингтон, или, как он называется официально, «Дистрикт оф Коламбия» – Округ Колумбия.
После того как увидишь страну, иными глазами видишь ее столицу. В столицах в тугие узлы сплетаются многие нити жизни каждого государства. Пульс каждой нации четче всего бьется в столице… Слияние всех нервов. Глава огромного организма. Главный очаг политики. Хранитель устоев жизни, сложившейся тут, за океаном, и хранитель истории. Штаб-квартира милитаристских сил. Город, претендующий на то, чтобы ничто важное в мире не происходило без его участия. И просто населенный пункт на Земле. Таков Вашингтон.
По сравнению со столицами стран Европы и Азии Вашингтон еще молод. Рим возник до нашей эры. Пятнадцать веков существует Париж. Отпраздновала свое 800-летие Москва. А Вашингтону еще нет и двухсот.
В 1790 году первый президент Соединенных Штатов Америки генерал Джордж Вашингтон лично выбрал место для столицы нового государства. Генерал начертил ромб в том месте своей видавшей виды военной карты, где река Потомак разделяла штаты Вирджинию и Мэриленд. Внутри ромба написал: «Округ Колумбия. Федеральный город». В 1791 году на левом берегу Потомака начали возводить первые правительственные здания. Город, задуманный как столица, строили по проекту французского архитектора Пьера Ланфана. Строили медленно. Только через девять лет конгресс и правительство переехали в Округ Колумбия из Филадельфии. (Любопытно, что весь штат государственных служащих насчитывал тогда 137 человек.) А еще через 14 лет войска английского короля захватили американскую столицу, уже носившую имя Вашингтона. Англичане подожгли здание конгресса, дворец президента, государственные здания. Почти тропический ливень, обрушившийся в этот день на Вашингтон, спас город от полного уничтожения.
Долгое время Вашингтон оставался сонным, провинциальным полу городом-полудеревней. В 1860 году издатель «Нью-Йорк трибюн» Гораций Грили, посетив столицу, писал в своей газете: «Это местечко, где дерут три шкуры за квартиру, где не найдешь приличной харчевни, где на улицах бывает столько пыли, что задыхаются собаки, и столько грязи, что тонут лошади». Лишь в конце прошлого века Вашингтон начали отстраивать заново. В 1874 году проложили первые трубы водопровода и канализационной системы, разбили первые парки и скверы.
Нынешний Вашингтон не похож ни на один американский город. Зато любой европеец найдет в нем что-то такое, что напомнит ему его родину. Французы называют его «маленьким Парижем». Немцы и англичане обнаруживают в Вашингтоне отдельные черты Бонна и Ковентри. Даже японцы чувствуют себя как дома на берегу Потомака, обсаженного вишнями – подарком жителей Токио.
Вашингтон не принадлежит к числу очень больших городов. По размерам он раз в десять меньше таких гигантов, как Нью-Йорк, Чикаго или Лос-Анджелес. В черте Округа Колумбия живут около 800 тысяч человек. С пригородами и соседними городками, которые почти слились со столицей, – около двух с половиной миллионов. Здесь нет крупных промышленных предприятий. Нет ни одного небоскреба. (Закон запрещает строить здания выше купола здания конгресса – Капитолия.) Здесь множество парков, скверов, зеленых лужаек. Любопытное зрелище представляют скверы и лужайки в теплые дни, когда в час обеденного перерыва их оккупируют орды государственных чиновников, жующих бутерброды, тянущих через соломинку кока-колу или, прикрыв лицо газетой, дремлющих на траве.
Вашингтон – город чиновников, «белых воротничков», как их здесь называют. Они составляют 15 процентов всего населения Вашингтона (если брать его с пригородами, ибо, как правило, чиновники живут в уютных пригородах, населенных только белыми). Каждое утро с севера, юга, запада и востока в Вашингтон устремляются тысячи автомашин, создающих немыслимые пробки у мостов через Потомак и на улицах города. Это спешат на работу «белые воротнички». Многие, чтобы захватить место на автомобильных стоянках, приезжают в город за час до начала работы и «досыпают» этот час на заднем сиденье своего «кара».
Вашингтон – город туристов, «каучуковых шей». Каждый год их тут бывает до 15 миллионов человек.
Вашингтон – город юристов. Их около 20 тысяч – больше, чем в таком, скажем, штате, как Пенсильвания. В основном это «толкачи» промышленных фирм, обхаживающие сенаторов и конгрессменов.
Вашингтон – город «медных касок». «Медными касками» американцы называют военных. Однако не всех, только высших. Рядового зовут «джи аи». (По начальным буквам двух слов Goverment Issue, что можно перевести как «казенная собственность».) В Вашингтоне 130 правительственных зданий принадлежат военному ведомству США, в том числе и знаменитый Пентагон, где работают 30 тысяч человек. Все население Вашингтона можно поделить на две части: на тех, кто страной управляет, и на тех, кто обслуживает управителей.
Ну а кто не живет в Вашингтоне? Не живут художники, писатели, композиторы. Во всем городе нет ни одного мало-мальски знаменитого представителя этих творческих цехов. Вашингтон скучноват. На нем лежит губительная для муз печать казенной официальности.
Что еще можно сказать о Вашингтоне?.. Этот город рано (если мерить американской меркой) ложится спать. В полночь улицы уже пусты. Впрочем, в большинстве районов столицы они пустеют с наступлением темноты: среди американских городов Вашингтон занимает отнюдь не последнее место по грабежам, убийствам, изнасилованиям.
В Москве живут москивичи. В Париже – парижане. Но задайте вашингтонцу вопрос: откуда он? И услышите в ответ: из Калифорнии… Из Нью-Йорка… Из штата Джорджия. Президент Джон Кеннеди долгие годы провел в Вашингтоне, но в памяти американцев он остался бостонцем. Президент Линдон Джонсон жил в Вашингтоне 35 лет, но дом у него был в Техасе и сам он был техасцем. Таковы многие вашингтонцы. Для них Вашингтон как корабль. На этом корабле они живут и работают иногда долгие годы, но корабль остается кораблем, а где-то есть дом. Таковы президент США и вице-президент, девять членов Верховного суда, 100 сенаторов, 435 членов палаты представителей, министры и их заместители, сотрудники Белого дома, многочисленные помощники, консультанты и секретари конгрессменов, тысячи юристов и 2500 корреспондентов провинциальных газет, аккредитованных в столице.
Белый дом – капитанский мостик корабля. Здесь живет и работает президент Соединенных Штатов. Кеннеди как-то обмолвился: «Такое впечатление, что живешь в гостинице, из которой когда-то надо будет выезжать». «Это не дом, – говорил Джонсон, – это место, куда приходишь поспать после работы».
При Кеннеди большинство сотрудников Белого дома были из Бостона. При Джонсоне в Белый дом пришли техасцы. При Никсоне – калифорнийцы. Сменяется президент, и в пригородах начинается движение. Продаются коттеджи, на грузовики грузят мебель – уходит капитан, покидают корабль и матросы. Наступает время нового экипажа. Не меняются лишь хозяева корабля. Но они и не живут на корабле, то есть в Вашингтоне. Хозяева живут в Бостоне, Нью-Йорке, Чикаго, Техасе, Калифорнии…
Белый дом действительно белый. Его белят каждые четыре года, после очередных президентских выборов. Через черные прутья ограды на это строение смотришь с чувством некоторого удивления – неужели из этого особнячка управляют огромной страной?
Дом стоит среди широких зеленых лужаек в тени столетних деревьев. Время от времени откуда-то сверху раздается клекот коршуна. Это магнитофонная запись. Звучит она из динамиков, спрятанных в кронах дубов. Осенью в парке собираются стаи скворцов. Они верещат, порхают и, конечно, роняют сверху отходы своей жизнедеятельности. А это угроза белизне резиденции президента. Крик хищника заставляет скворцов держаться подальше.
На верхнем этаже дома – жилые помещения президента. Второй этаж – рабочие кабинеты. Здесь знаменитый Стратегический зал, где генералы из Пентагона и руководители Центрального разведывательного управления докладывают президенту о положении в мире. Нижний этаж – залы для приемов, для пресс-конференций, кухня, медпункт, помещения охраны президента, которая носит название «Сикрет сервис» – «Секретная служба» и по давней традиции подчиняется министерству… финансов.
За домом небольшой садик, кустики роз и снова зеленая лужайка, на которую приземляются президентские вертолеты.
Дом обнесен чугунной решеткой. Полицейские в белых рубашках и черных галстуках. На широком тротуаре – группки туристов. Здесь же бродит странный человек, буквально с головы до колен увешанный плакатами. Плакатики прикреплены к шляпе, к плечам, висят на груди, на спине и ниже спины. Без улыбки их не читают. «Мужья, объединяйтесь! Нам нужны послушные жены!», «Боритесь за освобождение мужей от гнета жен!» Человек с удовольствием соглашается сняться. В качестве платы за съемку предлагает купить листки все тех же призывов, размноженных на машинке. Вручая вам пару листков, блаженный шепчет: «Скажите ему (кивок в сторону Белого дома), пусть он со мной объединяется. Без президентской поддержки мне трудно…» Туристы смеются, а Гарри Бриттан (так зовут человека) вполне серьезен. Делом «раскрепощения мужей» он занимается более пяти лет, с момента выхода из психиатрической больницы. (В больницу Гарри попал после того, как стал безработным.)
Охрана Белого дома не гонит блаженного, подтверждая терпимость древней пословицы: «В каждой деревне должен быть свой юродивый». К тому же Гарри спокойный, хлопот для охраны с ним никаких. Полицейские, переминаясь с ноги на ногу, посмеиваются вместе с туристами. А между тем у этих охранников были деньки горячие, особенно в годы войны во Вьетнаме.
Охранники помнят, конечно, майское утро 1971 года. Огромные транспортные вертолеты садились на зеленый луг между Белым домом и обелиском Вашингтона. Из вертолетов выскакивали морские пехотинцы с винтовками, готовыми к стрельбе. Как в боевой обстановке, они сперва занимали круговую оборону вокруг вертолетов, дожидаясь, пока на землю не ступит последний солдат. Затем колонны солдат бегом устремлялись на городские улицы.
А улицы были запружены демонстрантами. Обнявшись за плечи, люди садились на мостовые, останавливали потоки автомашин, блокировали мосты, закупоривали городские артерии. Со строительных площадок они несли доски, цементные блоки, мотки проволоки, возводили баррикады, швыряли под колеса полицейских автомашин металлические мусорные чаны.
Полицейские на мотоциклах врезались в гущу людей, стреляли в упор газовыми зарядами из окон автомашин, хватали демонстрантов за волосы, за воротники, за ноги и волокли к автофургонам с решетками.
Движение транспорта в городе было парализовано. Тысячи автомобилей не могли двинуться ни вперед, ни назад. Автомобилисты задыхались в сизых облаках слезоточивого газа, медленно плывших над мостовыми. В некоторых районах города облака газа поднимались до самых верхних этажей административных зданий. Служащие, не успевшие закрыть окна, в панике устремлялись на улицу, усугубляя хаос. У многих началась рвота. В облаках газа выли сирены полицейских автомашин, гудели застрявшие автомобили, кричали женщины, носились туда и сюда полицейские в противогазах. Солдаты в противогазах, репортеры в противогазах, прижимая к лицу носовые платки, спасались бегством прохожие.
В этом хаосе шел поединок между вооруженной механизированной силой и молодыми людьми, протестовавшими против войны во Вьетнаме. Полицейские машины гонялись за юношами и девушками по лужайкам парков, по тротуарам, вокруг памятников и деревьев. Мотоциклисты, настигнув убегающих, сбивали их с ног. Не удержав равновесия, полицейские тоже летели со своих мотоциклов на землю. Клубки человеческих тел катались по мостовой под колесами автомобилей.
Восемнадцать тысяч солдат и полицейских брали верх в этой схватке. Число арестованных росло с каждым часом… Пять тысяч… Семь тысяч… Двенадцать тысяч… Это был рекорд. Никогда еще в истории Вашингтона не было арестовано столько людей в течение одного дня. Все тюрьмы и полицейские участки были переполнены.
Хаос в центре столицы продолжался весь день. Троим конгрессменам пришлось пробираться к Капитолийскому холму по реке в спортивной лодке каноэ, а затем на борту военного вертолета. Лишь к вечеру шеф городской полиции Уилсон смог отрапортовать: «Спокойствие восстановлено, движение налажено, правительственные учреждения функционируют нормально».
К вечеру стало известно, что в городских больницах лежат сотни избитых демонстрантов с переломами костей и другими увечьями. Досталось и полицейским.
Вот тот охранник в белоснежной рубашке с нашивками, ближе всех стоящий к блаженному Гарри, свой шрам на правой щеке не в майский ли день заимел?
А теперь все по той же Пенсильвания-авеню пройдемся еще к одному очагу власти. Длинная улица соединяет Белый дом с Капитолием – зданием конгресса США.
Белый дом – власть исполнительная. Конгресс – власть законодательная. Отношения между ними издавна строились по принципу «совет и согласие».
Если Белый дом – капитанский мостик, конгресс – штурманская рубка. Капитан должен прислушиваться к совету штурманов. На практике не всегда так бывает. Возникают разногласия, даже ссоры. Но ссоры эти семейные. На капитанском мостике и в штурманской рубке – люди одного класса. И служат они своему классу – классу капиталистов. Среди сенаторов и членов палаты представителей конгресса вы не найдете ни одного рабочего, ни одного фермера. Чтобы стать в Америке президентом, сенатором или конгрессменом, нужны очень большие деньги. У кого их нет, тому нечего и мечтать о «вашингтонских коридорах власти». Здесь это понимают, как дважды два – четыре.
Исторический факт: в 1846 году сторонники Авраама Линкольна собрали 200 долларов чтобы финансировать его избрание в конгресс. Став конгрессменом, Линкольн вернул 199 долларов 25 центов. Семьдесят пять центов он истратил на угощение нескольких лесорубов, принимавших участие в его избирательной кампании. Другой исторический факт свидетельствует: избирательная кампаниz 1964 года стоила свыше 200 миллионов долларов. Кампания 1968 года – около 400 миллионов. А во время избирательной кампании 1972 года было истрачено уже больше чем полмиллиарда.
Если у кандидата на выборную должность не хватает своих денег, его избирательную кампанию оплачивают богачи, или, как и здесь называют, «жирные коты». А как известно, кто платит, тот и заказывает музыку. Такова одна из особенностей американской демократии.
Здание конгресса в форме римского Капитолия стоит на Капитолийском холме. Когда начинали строить Вашингтон, здесь была индейская деревня. Сейчас отсюда открываете замечательный вид на город. От подножия холма на несколько миль тянется зеленая аллея, так называемый «молл». Прямая, как стрела, аллея упирается в берег Потомака, на другой стороне которого национальное Арлингтонское военное кладбище. Тысячи белых столбиков с именами и датами. Могила Неизвестного солдата. Трепетный язычок пламени Вечного огня над серой плитой с надписью «Джон Ф. Кеннеди» и рядом скромный маленький крест на могиле его брата Роберта Кеннеди. Тут больше всего толпится туристов, приезжающих в Вашингтон.
Между Потомаком и Капитолийским холмом на травяном ковре «молла» воздвигнут два самых известных в столице памятника: обелиск Вашингтона и мемориал Линкольна. Обелиск, выстроенный по древнеегипетским образцам, напоминает граненый отточенный карандаш. Высота – 180 метров. Внутри работает лифт, поднимающий туристов к смотровым окнам. Если есть охота, можно подняться и по ступенькам. Их 896. Памятник строили 50 лет и открыли в 1888 году.
Мемориал Линкольна построен по типу афинского Парфенона. Это прямоугольное сооружение из светлого мрамора. Широкие ступеньки ведут к 36 дорическим колоннам – по числу американских штатов тех дней, когда был убит Линкольн. За колоннами – шестиметровая фигура четырнадцатого по счету президента США, освободителя рабов-негров, победителя в гражданской войне между Севером и Югом.
Попав в Вашингтон, каждый американец считает долгом навестить Линкольна. Мы видели тут стариков, хайкеров с рюкзаками, шумные стайки школьников, матерей с ребятишками, молодоженов из Калифорнии. Приход сюда – дань уважения великому американцу.
Но приходят сюда и с болью, с отчаянием и обидой. Весной 1968 года в аллее между Капитолийским холмом и мемориалом Линкольна возник «городок бедноты». Бедняки пришли сюда со всех концов страны, чтобы рассказать конгрессу и Белому дому о своем положении. В те дни вашингтонский корреспондент «Правды» сообщал в свою газету:
«Он сидит усталый, задумавшийся, положив сильные жилистые руки на подлокотники мраморного кресла. Его взгляд устремлен вдаль. Реактивный пассажирский самолет, идя на посадку, едва не касается верха деревьев, на которые задумчиво смотрит мраморный Линкольн. Ветер доносит запах свежераспиленных досок и сырой фанеры. Запах стройки. Человек всегда гордится созданием своих рук, радуется строительству. Этой же стройкой гордиться нельзя. У мраморных ступенек памятника строится городок бедных и голодных, которых привело сюда отчаяние.
Фанерные шалаши выстроились в шесть рядов. На стенках надписи: Алабама, Джорджия, Миссисипи, Луизиана… Город обнесен легкой изгородью. Молодые ребята с белыми повязками на рукавах охраняют его от провокаторов. Поодаль – полицейские на мотоциклах, дежурная пожарная машина, стайка чистеньких туристов с фотоаппаратами, кинокамерами.
У входа в город стоит автобус. Ночью приехали бедняки из штата Висконсин. Они спали в автобусе – в фанерном городе уже нет места. Кончаются строительные материалы, не из чего строить новые шалаши, а люди все прибывают и прибывают. Со всех концов страны…
Если вы не боитесь, что к вашему горлу подкатит комок, если вы умеете скрыть душевную боль, попросите разрешения войти в город и поговорить с бедняками. Вот стоит негритянка с четырьмя детьми. Пятый на руках. Она из Луизианы. Мужа смертельно ранили выстрелом из машины в прошлом году, когда он шел ночью с митинга батраков. Он умер, оставшись должником хозяина. Она до сих пор отрабатывает долги. Не только она. Вот десятилетний Джимми, ее старший, который сейчас воображает себя бейсбольным светилом, кидает и ловит воображаемый мяч, – он тоже работает с зари до зари. И восьмилетний Поль тоже работает. А шестилетняя Мэри, старшая из девочек, остается в доме за няньку. Почему плачет младшая на руках? Она хочет есть…
Или вот старый индеец из Южной Дакоты. Он, наверно, и сам не знает, когда он родился. Когда-то это была его земля, земля его предков. Теперь ему оставили лишь бесплодную пустыню, где не услышишь даже птичьего свиста, безжизненную коричневую пустыню, морщинистую и печальную, как его лицо. Старик так и не научился говорить по-английски. За него рассказывает 15-летняя внучка. Старший сын старика умер от туберкулеза. Средний сын умер от туберкулеза. Младший сын, ее отец, тоже умер от туберкулеза. Неожиданно девушку сотрясает приступ кашля. Она отворачивается, закрывает лицо руками, и нельзя понять, кашляет или рыдает.
А вот прихрамывающий молодой негр в поношенной военной форме с солдатской фляжкой на ремне.
– Это моя страна, это наша страна, – горячо говорит он. – Мой дед, мой отец и я строили в этой стране мосты, дороги. Все строили… Мой дед был рабом. Мой отец – полурабом. А я считаюсь свободным. Свободным… Но вот она, моя свобода… – Парень раздавил каблуком жестянку от кока-колы и отвернулся, чтобы не показать слабость.
В другом месте негритянский юноша спорит с туристом, на груди которого висит кинокамера. Они стоят по разные стороны изгороди. Я слышу лишь конец спора.
– Нам нечего делить, – говорит турист негру, – мы граждане одной страны, мы братья…
– Конечно, все так, мы граждане одной страны, – насмешливо говорит негр. – Ты, брат, сейчас поедешь к себе в загородный дом, а я, брат, вот тут, как собака, буду валяться…
Накрапывает дождь. Здание конгресса вдали растаяло в тумане. Как раз в это время там идет допрос вашингтонского полицейского начальника Патрика Мэрфи. Конгрессмены хотят знать: не была ли столичная полиция «либеральна» по отношению к неграм. Мэрфи отрицает это. Он бормочет что-то относительно функций полиции. «Вы должны усвоить единственную функцию, – гаркает на него один из государственных мужей, – хватать этих мерзавцев за шиворот, а если они сопротивляются – стрелять их!»
Вынырнув из тумана, реактивный самолет с гулом проносится над фанерными шалашами, едва не задевая кроны деревьев. Старик индеец следит за ним слезящимися глазами. Монашки в черных пелеринках проносят бидоны с кофе. Негритянка баюкает плачущую дочку. Мальчишка Джимми продолжает кидать и ловить воображаемый мяч.
– Ты знаешь, кто это? – спрашиваю я его, показывая на памятник Линкольну.
Джимми отрицательно качает головой.
– Это президент, который защищал негров…
Джимми перестает кидать мяч и вопросительно смотрит на мать…
Этот мальчишка Джимми еще ничего не знает. Не знает, каким будет его пробуждение от детства, не знает, какова его родословная…
Весной 1619 года в порт Джеймстаун пришел голландский корабль. В трюме его был необычный груз. Корабль пришел из Африки и привез в Америку, тогдашнюю колонию английского короля, африканцев-рабов. В тот же день закованных в цепи невольников распродали местным плантаторам. Так в Северной Америке появились негры.
Джеймстаун расположен в штате Вирджиния, в двух часах автомобильной езды от Вашингтона. Неудивительно, что негры, живущие ныне в американской столице, считают себя прямыми потомками тех африканцев, которые ступили на американскую землю весной 1619 года.
Нынешний водоворот жизни заставляет американцев не держаться насиженных мест. В поисках лучшей жизни, а чаще от отчаяния негры тоже устремляются с Юга в крупные города Севера. И все же, проезжая Америку, чувствуешь некую «негритянскую зону».
Юг уроженцы Африки выбирали не сами. Именно тут на плантациях хлопка, сахарного тростника, риса и табака нужен был рабский труд, сюда и везли из Африки «черный товар».
Вашингтон лежит севернее этой зоны. Но он всегда был городом негритянским. Каждый государственный чиновник держал штат негритянской прислуги. Сейчас из каждых трех жителей Вашингтона двое – негры, 70 процентов населения. Их прадеды и прабабушки были рабами, служили садовниками, поварами, горничными, огородниками, конюхами и прачками у сенаторов и конгрессменов. Нынешних свободных негров видишь примерно в тех же ролях. Только конюх стал бензозаправщиком, а горничная – официанткой. В уютных чистых пригородах Вашингтона, где живут только белые, черного видишь редко. Черные появляются там ненадолго – убрать мусор, выстирать белье, подрезать кустики роз, вывести на прогулку собаку. Сделав свое дело, они снова отправляются на свои улицы, получившие названия «черных коридоров». Когда едешь на машине по этим «коридорам», появляется такое ощущение, будто попал в Африку…