– Змеям тут тоже, поди, неплохо живется?
   Старик понимающе улыбнулся.
   – К сожалению, есть… В Луизиане однажды наш городок почему-то наполнился змеями. Стрельба стояла такая, что могло показаться: кто-то напал на Соединенные Штаты…
   Выбирались мы кверху по нашей просьбе: увидеть земляной вал, укрощавший реку весной. Он оказался за пойменным лесом сразу же и походил на оплывшие, покрытые травкой валы старинных русских городов-крепостей. По полоске мелкого плавника было видно, сколь высоко поднимается Миссисипи весной.
   Зеленым рубцом вправо и влево насыпь тянулась вдоль леса. А за валом лежала равнина с островками деревьев. Серые негритянские хижины, полоски хлопковых полей. У самого горизонта в обширной роще белела большая усадьба. А прямо у вала, за легкой проволочной изгородью, ходили лошади и коровы. Негритянка сидела на старом поваленном дереве, что-то бережно перебирала и складывала в желтый пластиковый мешок.
   Наш провожатый очистил картузик от мокрых волокон мха, набил трубку, шутливо подражая голосу гида, мигнул:
   – Между прочим, стоим почти на стыке трех штатов! В эту сторону – Арканзас, Луизиана – вниз по течению, а сюда – Миссисипи. Мои жизненные угодья! В одном штате родился, женился, плотничал. В Луизиане сомов разводил и ондатру. В третьем теперь живу. Жизнь как эта вот трубка – сосешь, сосешь, глядишь, уже все выгорело…
   Все старики на Земле похожи. Как дети, они хотят участия. Только одни ждут сочувствия недугам и болезням, другие их прячут и сохраняют умение чувствовать радости жизни до последнего вздоха, пусть этой радостью будет хотя бы солнечный зайчик на негнущихся пальцах. Крист Рой (так мы условились называть старика) был из породы этих здоровых духом людей. Простой, открытый, доброжелательный. В любом месте встреча с такими людьми – наука жить. И мы (в который раз!) пожалели о жестком графике нашей дороги. Задержаться было нельзя…
   В Гринвилль вернулись под вечер. «Нет, никаких благодарностей! – в один голос сказали тесть с зятем. – Мы это сделали с удовольствием».
   Подарок на память – бутылка питья с пейзажем центра Москвы на наклейке и трубка эстонской работы – был принят с интересом и удовольствием.
   – Грешно отказаться, – сказал тесть, разглядывая курительный агрегат. – Но только, чур, примите и от меня. Восемь лет прослужила…
   Старик достал свою трубочку, попросил зятя дать ему гвоздь. Нацарапал на мундштуке какое-то слово.
   – Вот. Это вам. А эту я сейчас же набью табачком…
   Попрощавшись, мы тронулись из Гринвилля по шоссе 82, надеясь к полуночи достигнуть границы штата. В машине как следует разглядели подарок. На трубке старик нацарапал: Mississippi.

Пустыня

   Вспоминая, какой отрезок пути лучше всего запомнился, решили: пустыня. В чем дело? Ведь мы проезжали по живописным горам, видели край озер, видели островные леса в холмистом штате Теннесси, видели побережье на Западе и Востоке. И все же пустыни… Возможно, что-нибудь объяснит многим знакомый момент: идешь по зеленому лесу и вдруг на поляне видишь сухое дерево. Как будто тушью прописанный силуэт. Суровая, строгая красота! Вспоминая прогулку, это дерево ясно видишь перед собой. То же самое и с пустыней…
   Пустынь в Америке много. И хотя условия, их породившие, одинаковы (избыток солнца и недостаток воды), облик пустынь различен.
   На севере, в штате Вайоминг, это холмы красной глины, в которую при замесе подсыпали белых камней. По холмам черные крапины можжевельника, а в долинах зеленые коврики трав.
   Невада поражает размерами, монотонностью, тишиной и безлюдьем. Зубцы размытых маревом гор, серебристые волны полыни, отсутствие знаков о скорости – выжимай сколько хочешь! Идеальное место для философов и пророков…
   Дикая жутковатая красота у пустыни, зажатой между хребтами Сьерра-Невады и горами, идущими вдоль берега Калифорнии. Волны покатых холмов, и по ним черные хвойные деревца. С весны земля окропляется влагой, и холмы зеленеют. Но в начале июня мы видели травы уже сгоревшими. Земля походила на яичницу из очень крупных желтков. Казалось, еще чуть-чуть, и желтки задымятся…
   Аризонская пустыня сложена из коричнево-красного плитняка. Кажется, землю эту прокалили а огне и потом остудили, чтобы снова нагреть уже солнцем. Камень слоится. Индейцы из этих чешуек строят приземистые жилища. Ничего, кроме мусора, нет возле этих убогих домов, похожих на эскимосские иглу. Они сливаются с общим тоном пустыни, и, если бы не дымок, с дороги их даже и не заметил бы.
   К востоку от Аризоны лежат пустыни штата Нью-Мексико. Туристские карты этот район помечают рисунком радуги или палитрой красок, напоминая: именно тут лежат знаменитые «окрашенные пустыни». Любой путешественник в этом месте свернет с магистральной дороги – увидеть разливы желтых, сиреневых, красных, розовых, синих и черных холмов со всеми оттенками цвета. Мы так, увы, поступить не могли – маршрутное предписание повело нас на север…
   С пустыней обычно связано чувство страха. Но тут на хороших дорогах ничто путнику не грозит. Однако положение резко изменится, если оставить бетон и двигаться целиной. Даже для очень смелых людей на вездеходах и с запасом воды эти затеи кончались печально.
   Особо зловещей нам показалась пустыня Мохаве в Калифорнии. Это было самое жаркое место и самое пустынное из всех, какие мы проезжали. Солнце не оставило тут ни единой капли воды. Желто-бурый песок с пятнами черных холмов. Мутноватый от жары воздух и что-то похожее на озера у горизонта. Жестоко обманулся бы тот, кто не знает, что такое мираж. Озер тут нет. Природа только в насмешку дразнит глаза блеском воды и призрачной тенью: Сахара могла бы взять в сестры эти встающие друг за другом перекаты мертвой земли. В Неваде открытые окна помогали нам освежиться рожденным скоростью ветерком. Тут, в Мохаве, это не удается – жар паровозной топки ударяет в лицо. Единственный выход – закрыться плотнее и включить холодильник. Но двойную нагрузку даже очень мощный мотор выкосит недолго, приходится выключать, и машина сейчас же становится частью пустыни. Апельсины, припасенные на дорогу, нагрелись, жевать их противно. И все же влага нужна…
   Район рекордной жары – Долина смерти – лежит чуть севернее нашей дороги по Мохаве. 57 градусов! Это всего лишь на один градус ниже самой горячей точки Земли, лежащей на севере Африки в Ливии (+58). И речь идет о температурах воздуха. Земля нагревается много сильнее (до 90—93 градусов!).
   Что значит такая жара? Долину смерти индейцы называли «горящая земля». «С июня по октябрь, – пишет один путешественник, – земля действительно тут горит. Мухи не летают, а ползают, чтобы не опалить крылышек; ящерицы переворачиваются на спину, чтобы охладить обожженные лапки, а дождевые капли испаряются в воздухе, так и не достигнув земли. В такую жару на руках подгорают волосы, человек теряет литр воды в час, и если нет пополнения, кровь у него сгущается, сердце колотится сильнее, появляется тошнота, головокружение, поступки становятся нерациональными».
   У Мохаве характер лишь малость помягче. Не видно ни зверя, ни птицы. И все же какие-то крохи жизни держатся в этом пекле. Змея, размятая на дороге. Чья-то норка в песке. Печатный след вездехода в сторону от шоссе… Но до ночи никто не высунет носа под солнце, все спряталось, затаилось.
   Темнота прохладу не принесла, Остановились поразмять ноги – полное ощущение щедро натопленной бани. Потолок в этой бане черный и низкий. Звезды – с кулак. Их кажется больше, чем полагается быть. И это все оттого, что воздух необычайно чист – ни пыли, ни облака. Как очень близкая родственница, смотрит с краешка неба Большая Медведица. Но непривычно повернут к земле этот милый домашний ковшик…
   Дорога в пустыне особая. Есть на ней все, чему полагается быть на хорошей дороге. Но бетон по пустыне проложен с особой заботой, с пониманием: дорога в этих местах – единственное, что может внушить человеку уверенность. Строители знали: путник будет спешить поскорее проехать пугающе длинный безжизненный путь. Ну что же, гони! Все устроено так, чтобы гнать ты мог без помех. Тут, в Мохаве, ночью мы обнаружили: путь обозначен двумя ожерельями огоньков. Разумеется, никаких лампочек! Вдоль дороги установлены стекла, горящие в свете фар. Четкий пунктир огоньков, слабея и уменьшаясь, бежит к горизонту. Кажется, едешь между рядами жарко горящих свечей. И все они гаснут мгновенно, как только машина мимо них пронеслась. Впереди – яркий четкий пунктир, назад оглянешься – темнота. Забота о безопасности? Да. Но было и что-то еще в огоньках, ограждающих путника от пустыни…
   В каждой пустыне есть свой оазис. В Америке пальмы и ручеек заменяет бензоколонка. Возле нее, бывает, не растет ни единого деревца, но есть самое главное – вода в потных холодных бутылках, жестянки с пивом и что-нибудь дающее тень. В ночной Мохаве такой отрадой, сверкнувшей на горизонте щепоткой огней, был некий Нидлс.
   За полночь, но жара лишила оазис сна. Хранитель воды и бензина за банкой пива ведет разговор с пожилым, похожим на пророка из Библии коммерсантом. Собеседникам скучно, позевывают, но уснуть в такую жару, как видно, несбыточная мечта. Жена владельца колонки вышла из домика, простоволосая, в майке навыпуск и трикотажных трусах. Попросила мужа плеснуть ей на тело ковшик воды. Муж плеснул и равнодушно сел продолжать разговор. Жена открыла бутылочку кока-колы для себя и для мальчика лет четырех. Мальчонка хнычет, просит чего-то еще, мать дает ему подзатыльник. Сын без обиды отходит и садится возле рыжей, с высунутым языком собаки. Грязно. Под ногами пустые жестянки, смятые бумажные стаканы. Женщина, севшая рядом с мужем, похожа на ощипанную мокрую курицу. Должно быть, жизнь давно уже загнала ее в эту дыру, и давно уже женщине все равно, как она выглядит и что ее ждет. И мужу ее все равно. Он рисует что-то ногтем перед носом «пророка». «Плесни-ка еще…» – говорит женщина. Плескает и опять садится беседовать. Найдись охотники жить возле этой колонки, они давно бы вытеснили опустившихся, ко всему равнодушных людей. Но, как видно, немного желающих поселиться в оазисе на краю Мохаве.
   Ночевать в Нидлсе было негде. В темноте мы переехали мост через главную реку пустынь – Колорадо. И опять оказались на земле без огней. Кончалась Мохаве. Начиналась другая пустыня – Хилу.
 
   Что характерно для всех пустынь? Первое, что замечаешь, – отсутствие проволочных ограждений. Тут нет еще частных земель. Впрочем, если захочешь, кусок пустыни можешь купить – 15 долларов акр. В Аризоне реклама призывала сделать это возможно скорее с помощью отточенных афоризмов. «Прекрасная возможность для дальновидных людей!» «Аризонская земля быстро делает деньги!» Рецепт обращения пустыни в деньги, однако, держался в секрете, и потому возле конторки, где можно было оформить куплю-продажу, было пустынно.
   – Ну купим акров пятьсот. А что с ними делать?
   Агент по продаже пустыни немедленно разглядел в нас насмешников.
   – Джентльмены, лет двадцать назад за берег Аляски никто не дал бы и цента. А сейчас, надеюсь, вы в курсе, миллионы кладут!
   Аргумент был весомый. И если учесть, что в Америке находились люди, готовые покупать «землю» и на Луне, существование скромной конторки по торговле пустыней вполне оправдано.
   Есть еще примечательность: пустыня – это индейцы. Глянем на карту в дорожной книжке. Сгустками точек на ней обозначены поселения аборигенов Америки. Где же рассыпаны точки? В штатах Невада, Юта, Аризона, Нью-Мексико, обеих Дакотах, в уголках Колорадо, Монтаны. По топографии этих точек пустыни определяются без ошибки. Что это – любовь индейцев к жаре и безлюдью? Справедливости ради надо сказать: есть племена (пуэбло, навахи, хавасупаи), искони живущие в этих местах. Укладом жизни они привязаны к пустыням (точнее, полупустыням), так же как эскимосы привязаны к жизни в снегах. Остальным племенам пустыни достались как последний рубеж изгнаний. Сопоставляя точки на карте с огромной, некогда заселенной индейцами территорией США, нельзя не подумать: хозяев прогнали из очень богатого дома и поселили в сарае.
   Чем занят индеец в пустыне? Если верить альбомчику для туристов, то индейцам в пустыне живется легко, беззаботно, почти как в раю. Старики в шикарных уборах из перьев стоят величественно, как и подобает стоять вождям, или сидят у костра, курят длинные трубки. Те, что моложе, засняты на вздыбленных лошадях либо во время воинственных танцев. Старушки на снимках вяжут корзины, ткут знаменитые индейские покрывала, шелушат золотистую кукурузу или на длинных деревянных лопаточках достают из печей, похожих на муравейники, аппетитные хлебцы. На фоне белоснежных вигвамов сняты юные индианки. Но это не жизнь индейцев. Это опера для туристов – индейцы изображают прежнюю жизнь индейцев. На костюмы не пожалели денег. Тщательно выбраны декорации: горы, голубая долина с цепочкой бизонов, библейский пейзаж пустыни… Купившему книжку не терпится увидеть все это в натуральном обличье.
   Возле бензоколонки за городом Санта-Фе мы стали участниками забавной сцены. Сорванец лет семи из племени бледнолицых, шлепая красочной книжкой по джинсам, требовал у мамаши:
   – Ай уонт индианс! (Хочу индейцев!)
   Мама не знала, где надо искать индейцев.
   С вопросами – к нам. Мы пожали плечами. Выручить мог только заправщик машины.
   – Индейцы… – Повернулся он в нашу сторону за сочувствием. – У всех один и тот же вопрос: «Где индейцы?» Бери я по центу за каждый ответ – к осени стану миллионером.
   – А в самом деле, где же индейцы? – Мы тоже похлопали по штанам глянцевитыми книжками.
   Парень захохотал.
   – И вы туда же!..
   В пустынях индейцев сделали приманкой туристов. Как солдата в чужеземном походе, туриста снабжают памяткой: чего не следует делать, встретив индейцев. «Помни: они тоже люди. Прежде чем войти в жилище, спроси разрешение. Если индеец не дал согласия сняться, оставьте его в покое». И так далее.
   Какая-то часть индейцев, живущих вблизи больших магистралей, позволила втянуть себя в индустрию туризма – за плату разрешают обозревать свои жалкие жилища, не отказываются на просьбы сняться (просьба – гарантия платы). Однако большая часть индейцев предпочитает добывать свой хлеб на той же туристской дороге иначе. Мы несколько раз встречали этих молчаливых людей, сидящих на прокаленной земле возле изделий, предназначенных для продажи. Где-то в стороне от шоссе в глухих деревнях искусные руки делают бирюзовые бусы, брошки в оправе из серебра, покрывала и шали с красивым тканым узором, глиняную посуду, трубочки, мокасины. А тут, у дороги, – базар. Печать ширпотреба неизбежна на всем, что предназначено для массового спроса, и все же изделия привлекательны. Их покупают. А знатоки индейского ремесла, отправляясь в села, к «местам производства», заполучают иногда подлинные шедевры вкуса и мастерства.
   Продавцы у дороги хорошо понимают, какая вещь чего стоит. Более молчаливых торговцев вряд ли можно встретить еще где-нибудь на земле. Ожиревший мужчина, старуха с лицом цвета пустынных камней, миловидная девушка – все сидят у своих сокровищ с непроницаемыми лицами. Никакой похвалы товару, никакой видимой радости от толкотни покупателей. Купил – хорошо, не купил – все та же непроницаемость на лице…
   Что еще характерного видишь в пустыне?.. Несколько раз мы наблюдали дождь, испарявшийся, не достигнув земли. Заметно шире в пустынях поля у шляп. И это отнюдь не ковбойский шик – солнце тут беспощадно. Исчезает в пустыне реклама. Никто не внушал нам немедленно положить деньги в банк, купить автомобиль, съесть курицу по-кентуккски или выбрать в градоначальники какого-нибудь улыбчивого джентльмена. Реклама не оскверняла дорогу. И от этого пустынные земли казались особенно просторными и пустынными.
 
   Человека в пустыне встретишь нечасто. Обычно он тоже в машине и норовит тебя обогнать, с опаской поглядывая: чувство престижа заставляет случайного путника не отстать или замыслил недоброе?..
   В Мохаве ночью, где-то на подлете к оазису Нидлс, мы увидели у дороги двух людей в позах безнадежного ожидания. За какие грехи оказались они в неуютном месте земли, можно было только гадать. Они явно хотели выбраться из пустыни. На картонке а поднятой руке мы успели прочесть: «Нам в Альбукерке!» Признаемся, мы прибавили скорость, хотя возможно, что эти двое были безобидными шалопаями. Но даже и ангел не поступил бы иначе. Пустыня. Ночь. Да еще и адрес: «Нам в Альбукерке!» (Альбукерке – город-рекордсмен Америки по преступности.) Днем позже, на том же шоссе 66 в Аризоне, судьба нам послала новых встречных, на этот раз вполне безопасных. У дороги на перекрестке ветер раскачивал повешенного. (Реклама, характерная для пустыни, – и не хочешь, а остановишься.) Остановились. В лавочке сувениров купили по какой-то безделице и поспешили наружу, ибо тут, возле виселицы, происходило нечто занятное.
   Рядом с повешенным стоял фургон, запряженный двумя ослами, которым, судя по очень усталым мордам, приятней стоять было бы на траве или хотя бы у сена. Хозяин повозки тут же рядом на маленькой наковальне гнул печку из оцинкованной жести. В данной местности целесообразней было бы мастерить холодильник, но владелец повозки уверенно следовал к своей цели. Он заметил наш к нему интерес и удвоил старания. Мы почтительно кашлянули, подойдя на дистанцию, допустимую вежливостью. Мастер положил молоток, распрямился.
   Вспомните михалковского Дядю Степу. Добавьте ему лет 30, оденьте в необъятных размеров поношенный комбинезон, сшитый, наверное, вот так же в минуты вдохновения возле повозки, когда ослы отдыхали. На ногах Дяди Степы должны быть очень большие и тоже самодельные башмаки. Ковбойская «шестигаллонная» шляпа, седая апостольская борода окончательно превратят знакомого вам Степана в мистера Слотса Говарда.
   – Слотс Говард, путешественник, – так он представился.
   Мы тоже сказали, что путешествуем, сказали, откуда едем, куда вернемся.
   – Так, так… – сказал мистер Говард. – Холодно там у вас? – Он явно соображал, какую линию поведения избрать в беседе со столь неожиданными коллегами.
   Приняв решение, путешественник полез в задний ящик повозки и предложил нам купить открытки. На открытках была все та же повозка, но еще не побитая на дорогах. Хомуты осликов были украшены колокольцами. На облучке восседал мистер Говард, молодой, бодрый, осанистый. Нынешняя апостольская борода представляла собою щеголеватое украшение «а-ля шкипер». Рядом с улыбчивым, жизнерадостным человеком стояла решительного вида женщина в сатиновой кофте и ковбойской шляпе. Как видно, в качестве символа самых добрых намерений «пожизненной экспедиции» вместе с осликами и хозяевами повозки фотографу позировал белый ягненок, возможно, ставший впоследствии шашлыком.
   – У вас тут возраст Христа…
   Мистер Говард понимающе улыбнулся.
   – Пустыня старит людей…
   – Все время тут, в Аризоне?
   – Главным образом тут. Но заезжаем и в Новую Мексику и в Неваду. Восемнадцать лет на дорогах…
   – Жена по-прежнему с вами?
   – А вон готовит обед…
   В стороне у костра женщина вела разговор с хозяином лавки, помешивая какое-то варево в котелке.
   Полагалось задать вопрос: чем живет путешественник? Но мы догадались: в данном случае отвечать Слотсу Говарду было бы неприятно. Мы спросили: нельзя ли нам вместе сняться? Мистер Говард с готовностью согласился, поддержал идею снять его на повозке и в момент ухода за осликами. Благодарные, мы побежали к машине и достали из чемодана ходовые в Штатах подарки: мини-бутылочку из Москвы и пару деревянных расписных ложек. Обычного взрыва восторга не последовало. За вежливой благодарностью скользнуло даже разочарование. Экзотический путешественник ожидал чего-то другого.
   Простившись, уже в машине мы обсудили деликатную ситуацию и пришли к выводу: тонкости поведения иностранца в чужом государстве в данном случае были излишни. К чему мистеру Говарду экзотическая ложка, если главной заботой явного профессионального бродяги было добыть, что хлебать ложкой. Два доллара его бы больше обрадовали.
   Мы не успели отъехать, а Говард уже беседовал у фургона с новой парочкой любопытных. Как и следовало ожидать, дело кончилось фотографированием. Так пустыня кормит бродягу…
 
   А как хозяйство в пустыне? Чем живет человек, осевший на этой земле? Индейцы, помимо ремесел, в пустынных и полупустынных районах заняты скотоводством, земледелием, охотой и рыболовством. Белые люди в эти районы поначалу стремились в поисках драгоценных металлов. Все помнят золотую калифорнийскую лихорадку. (Рецидив этой страсти недавно вспыхнул опять.) Неваду называли «серебряным штатом», и только позже, когда на рудных местах остались опустевшие городки-призраки, за штатом утвердился титул «полынный». Серебро и золото есть в Аризоне. Но сегодня, пожалуй, важнее всего находки в пустынях стратегически важных металлов. Аризона снабжает Америку медью. Нью-Мексико – ураном. В Альбукерке, куда просились два парня с пустынной дороги, – центр атомной промышленности. Северней, в городе Санта-Фе, рекламный листок в гостинице уведомлял: мы находимся в 25 милях от Лос-Аламоса, места рождения первой атомной бомбы. А в 170 милях к югу от Санта-Фе жаркой июльской ночью 1945 года бомба была испытана. Изделие, сработанное в пустыне, в том же году обратило в пустыню огромный город. Эхо взрыва все еще слышится. «За год (1973) от болезней, вызванных последствиями взрыва, в Японии умерло 2450 человек», – сообщают газеты. А тут, в Нью-Мексико, безвестный и захолустный некогда городок Лос-Аламос (Одуванчик) стал местом, куда зазывают туристов. «Тут джинна выпустили из бутылки!» – залихватски преподносится Лос-Аламос в рекламном листке.
   Но в пустыне осталось много зловещих тайн, сберегаемых от проезжих. Неваду время от времени сотрясают толчки – в этом штате находится полигон термоядерных испытаний. В Неваде базируется и испытывается военная авиация. В пустынях производят и хранят разрушительный нервный газ. (Жертвами газа стали как-то большие отары овец.) Эти тайны пустыня скрывает за полынными, разбеленными маревом горизонтами.
   Меньше всего секретов в пустыне у пастухов. Стада и отары при перегонах нередко занимают дорогу. В поисках влаги и корма скотоводам приходится кочевать. Жилища их – едва приметные хижины – сделаны кое-как. Стада и отары встречаешь нечасто. Но, судя по цифрам статистики, скота в пустынях немало – миллионы голов.
   Есть в пустынях и пашня. Сеют поливную пшеницу, подсолнух, люцерну. Всюду, где удается из-под земли или по трубам издалека получить воду, пустыня преображается. Пожалуй, самый наглядный пример – Калифорния. Тут поливают более трех миллионов гектаров пашни. Союз солнца, плодородной земли и влаги (разумеется, пот человека тоже что-нибудь значит) сделал чудеса. В Калифорнии собирают урожаи лимонов и апельсинов, арбузов, дынь, груш, персиков, хлопка, подсолнуха, сахарной свеклы, кормов для скота. Из каждых десяти килограммов американского винограда девять собирается в Калифорнии. Районы бывших пустынь держат первое место в стране по товарной продукции сельского хозяйства.
   Глядя на бурный рост Калифорнии, несчастливое сочетание природных условий, пущенных в оборот, полынная Невада может только вздыхать. Тут разбейся в лепешку – пустыня остается пустыней. И поэтому штат вынужден «подрабатывать». Каким же образом? Нашли статью дохода особо американского свойства – игорные дома и быстрые, без проволочек, разводы. Во всех штатах азартные игры запрещены. В Неваде игра узаконена и обставлена всеми удобствами века. Цепи супружества тут спадают сами собой, но все-таки надо немножко в Неваде пожить, хотя бы день-два. А поживешь – непременно сыграешь, а играть начнешь – проиграешь. Игорные страсти влекут сюда, разумеется, не фермеров из Айовы, не сталеваров из Питтсбурга. В Неваду встряхнуться едут люди с деньгами. Но и случайный проезжий тоже, конечно, сыграет хотя бы по маленькой, иначе никто не поймет – «был в Неваде и не сыграл!».
   Столицы игорных домов известны: легендарный Лас-Вегас и город поменьше, но столь же страстный, честолюбивый, так же сверкающий показным шиком, позолотой и бахромой – город Рино. Лас-Вегас – на юге Невады. Рино – на северо-западе.
 
   Наша дорога лежала через Рино. Уже километров за двести от городка пустыня устами рекламных пингвинов и белых медведей обещала в Рино прохладу, а девицы на живописных плакатах с повязками вокруг бедер, раз в десять более экономными, чем у туземцев Новой Гвинеи, подмаргивали: земной рай размещается как раз на пути в Рино.
   Как бы точнее представить вам этот город… Всем приходилось видеть разодетого фата с перстнями, с золоченой булавкой на галстуке, с платочком в нагрудном кармане, прическа берберийского льва, ногти оберегает старательней, чем Конфуций. Словом, весь напоказ. Идет такой человек, и кажется ему: земной шар слегка прогибается под подошвами модных ботинок. Представьте теперь, что модник ступает не по сверкающей зале и не по улице в свете неона, а по безлюдной степной дороге. Таков и Рино в пустыне Невада. Тротуары из пластика. Цветы – где живые, где тоже из пластика. Огни, позолота, никель и зеркала, три небоскребчика для престижа. На главной улице – замысловатая арка и надпись: «Рино. Самый большой маленький город в мире».