Я выключил аппаратик, погасил свет и вытянулся на кровати. Спать мне не хотелось. Я заложил руки за голову и лежал неподвижно. Назавтра в это время я буду засыпать в кабине ракеты. Имея под своим креслом несколько контейнеров, полных лазерных зондов, кварковых батарей, летательных аппаратов, снабженных всякого рода излучателями, ускорителями антипротонов и, один дьявол знает, чем там еще. Не скажу, чтобы меня это забавляло. Даже сейчас. Я предпочитал не думать, что будет там. Пусть даже Хисс расскажет еще тысячу баек о «случайном несчастье», контакте и суперцивилизации Альфы. Однако слабо вооруженные корабли они раздолбали.
Как же так, именно мне, первому в истории Информационного Корпуса выпало задание, к которому, по сути дела, все мы готовились? Что поделаешь, если ничего похожего до сих пор не случилось. Кто-то когда-то должен был этим первым оказаться. Впрочем, я не один лечу.
Мне пришел на ум Устер. Уже во время разговора с Итей я сопоставил некоторые даты. И оказался прав. Он полетел вместе с Леже на «Проксиме». Глупо было бы вернуться и сказать Ите, что...
Но почему именно я должен возвратиться?
Итя... Я вспомнил, как она вчера была одета. Ее волосы. Комната, полная ласкового света. И то, как она играла фужером с тонизирующим напитком.
Я улыбнулся сам себе и заснул.
Он не относился к разговорчивым. Осмотрел меня всего, беззвучно шевеля губами. Потом убрался, но ненадолго. Вернулся с собственной диагностической аппаратурой. Мне не приходилось видеть ничего столь же причудливого. Он обращался с ней как альпинист с любимым ледорубом. Проверил снаряжения, заменил кое-какие мелочи в лакее. У меня создалось впечатление, что его раздражает все, что не было в моем теле механическим.
Когда он, наконец, закончил, меня вызвали в координаторскую. Там уже поджидал Снагг. Я его порой встречал в клубе. Мы вместе кончали последний курс Корпуса.
Через несколько секунд после меня вошел Рива. Мы стояли около модели планетной системы Альфы. Разглядывали от нечего делать ее орбиты, обозначенные в пространстве блестящими нитями. Говорить нам было не о чем. Прошло какое-то время, потом появился Яус. Он казался еще более тощим, чем вчера. И не смотрел нам в глаза. Спросил, прослушали ли мы сообщения, и, не дожидаясь ответа, направился к дверям.
Мы последовали за ним. Ближайшим эскалатором поднялись на следующий этаж. Аварийный. Отсюда по транспортному пандусу прямо на стартовое поле. Прозрачный купол башни был прозрачен настолько, что мне пришлось прикоснуться к нему пальцем. Он был там на самом деле. Возле самой башни, на расстоянии буквально пяти шагов, высились на несколько этажей три пепельного цвета сигары. Выглядели солидно. Через шесть лет мы должны были увидеть из их кабин свет иного солнца. И показать там, что мы о них думаем. Возможно, даже вернуться сюда, на полого скошенный склон небольшого куполообразного возвышения в Будорусе, которое крыло в своем базальтовом брюхе главную базу инфорпола. Каждая из ракет несла на себе эмблему Корпуса, вытравленную у насадки дюз. Кроме того, вдоль всего корпуса центральной сигары тянулись огромные буквы, образующие ее название: «Уран». На двух остальных виднелись едва заметные надписи: «Кварк» и «Меркурий».
Автомат шлюза проверил скафандры. Они оказались в порядке. Яус откашлялся и ссутулился еще больше. Водил полубессознательным взглядом по носкам наших ботинок. Похоже, готовилось длительное выступление.
– Руководитель экспедиции – Тааль, – промямлил он. Я не шевельнулся. С тем же успехом могли назначить любого из двух других.
– Летите втроем, – продолжал Яус чуть более оживленным голосом. – Рива и Снагг. Кабина «Урана» полностью адаптирована для экипажа из трех человек. Кроме головного корабля, в вашем распоряжении еще два, того же типа, управляемые автоматами. Их навигационные центры сдублированы с вашим. В случае конфликта старайтесь в первую очередь манипулировать вспомогательными кораблями. Контактное оборудование. Двойной комплект коммуникационных и лазерных зондов. Набор средств передвижения стандартный. Подробные данные будут переданы вам бортовым компьютером во время гибернации. Все.
Он выпрямился. Взгляд его поднялся чуточку выше. Где-то до уровня наших поясниц. Можно сказать, что он малость повеселел.
Я кивнул головой и направился к шлюзу. Меня пропустили первым. Сделал несколько шагов в направлении трапа. На мгновение задержался и осмотрелся. Над Будорусом начиналась вторая неделя дня. Солнце стояло почти в зените. На южной стороне горизонта маячили щербатые вершины Кавказа. Словно кто-то обозначил контуры местности тонкой, черной линией. Между грязно-желтой пустыней и гранатового цвета фоном, подернутым золотистым туманом, настолько светлым, что чуть ли не белым. Разумеется, это не был настоящий туман. На востоке, поближе – Альпы. К северу, невидимый отсюда, кратер Аристотеля. Со своими базами и их научными сотрудниками. Пройдут еще сутки, пока Будорус и все, что его окружает, окунутся в лунную ночь. Тогда мы уже будем за орбитой Трансплутона. И даже за афелиями комет.
Я поднялся по трапу и занял место в кабине. Среднее кресло, перед главным экраном и пультом нейромата. Когда я оглянулся, они уже сидели возле меня.
Я приказал проверить системы. Какое-то время вслушивался в певучие напевы автоматов и спокойные голоса людей. Мне было интересно, почему Яус ничего не сказал о трех оставшихся. Из централи нас затребовали шестерых. Может быть, в последнюю минуту изменились планы? Это было малоправдоподобно. Ладно, это их забота.
Мы стартовали точно в двенадцать. А двумя часами позже попали в сплошную канонаду. Зрелище, должно быть, было изумительным для кого-нибудь, любующегося им снаружи. Ему бы нашлось, что рассказать. Если бы он уцелел каким-то чудом.
Автоматы наводки действовали безотказно. Так же, как генераторы энергии. Все вообще действовало. Но чем-то и нам следовало заняться. В гибернацию мы должны были погрузиться только после выхода из плоскости эклиптики. За орбитой Юпитера.
Это случилось под конец третьей недели путешествия. Только теперь корабль начал разгоняться до околосветовой скорости. Мы уже покоились в пенолитовых коконах, погруженные в сон, глубочайший из возможных. До пробуждения оставалось совсем немного времени. Чуть больше шести лет.
В программе была ошибка. Или же в то время, пока мы спали, произошла авария одной из систем. Автоматы ни о чем не сигнализировали. Вокруг нас была пустота. Экраны чистые – как образцы гранатово-черной краски. Стрелки всех датчиков на своих местах. Ровные ряды белых и зеленых огоньков на пультах.
И все же мы вышли из гибернации предусмотренным для аварийных положений способом. Без адаптации. И были вынуждены сразу же взяться за работу. Прежде всего мы убедились, что во сне ничего не узнали. Теледаторы подвели. Пришлось расспрашивать автоматы. На скорую руку заготовили программы. Нельзя было тратить ни секунды. Через несколько дней мы должны были войти в гравитационное поле Третьей. До этого времени база не примет даже наших сообщений. Не говоря уже об ответе. Использование тахионов для межзвездной связи уменьшило запаздывание с лет до недель. Мы были по соседству с ближайшей из звезд. Но ведь это – полтора парсека.
Мы по сужающейся спирали подходили ко второму спутнику. Пока что ничего не происходило. Перехватили сильные радиосигналы. Но без значимых символов. По крайней мере таких, чтобы их могли расшифровать наши компьютеры. Через несколько минут мы окажемся на орбите.
Внезапно, в долю секунды, вся кабина заполнилась сигналами тревоги. На пульте заполыхали резкие огни. По панцирю корабля прокатилась дрожь. Я бросился к нейтрону. Его экран был темен. Следовало действовать так, словно отказало все автоматическое управление. Я заблокировал каналы нейромата. Сам сел за пульт. Риве приказал заняться «Меркурием». Снагг получил задание пилотировать «Кварк». Он немедленно двинул корабль вперед, чтобы не подставить «Кран» под его дюзы, Рива сделал то же самое. Мы шли вперед. Я не отрывал глаз от экрана тахдара, единственного, на который еще можно было положиться. Показалась искорка. В долю секунды выросла до размеров сверкающей капли. В то же мгновение пространство перед нами превратилось в море пламени. Рива открыл огонь. Излучатель «Меркурия» выстрелил в направлении объекта пучком антипротонов. Поправок не потребовалось. Экран потемнел на минуту, а когда вновь приобрел цвет светлого граната, мы не обнаружили на нем ни следа каких-либо искр или капель. Что это было? Метеор? Снаряд?
Тревога. В Оле зрения три объекта. Не метеоры. Корабли. Даже похожие на наши. Приближаются по касательной, благодаря чему мы могли их рассмотреть.
Снагг и Рива приступили к делу. Я видел, как вспомогательные ракеты разворачивают свои тяжелые лбы, преодолевая ускорение, смертельное для любого живого существа, и расходятся в стороны. Услышал сигналы вызова. Короткие серии цифр. Но те находились уже в зоне поражения лазерных батарей. И не отвечали. Прежде, чем я успел подумать, что сейчас не время играть в парламентеров, я заметил тончайшие золотистые нити, которые на мгновение соединили лазеры «Меркурия» со средним кораблем вражеского клина. И сразу же скользнули в сторону двух оставшихся. Еще мгновение – и на том месте, где темнели стройные силуэты ракет, распустились три огненных облака. Пространство вокруг нас снова было чистым.
Какое-то время мы оставались на орбите. Я проверил расход энергии и выровнял работу реактора. Все системы нейромата работали как ни в чем не бывало. Я приказал повторить сообщения, которые с момента старта ушли в направлении базы. Они были точны и складывались в логичное целое. Мы перешли на более тесную орбиту и после десятка минут ожидания включили тормозные двигатели. Неожиданно Снагг сообщил, что автопилот «Кварка» потерял связь с нейроматом. Минуту спустя мы увидели в иллюминаторах нос корабля. Он двигался так, словно не принимал боевое положение. Неожиданно он увеличил скорость. Мы потеряли его из виду. Почти. Внезапно он начал описывать крутую дугу. Настолько крутую, что я не думал, чтобы такое вообще было возможно. Это был хороший корабль. Слишком хороший. Он оказался прямо перед нами, чуть боком. Все это время Снагг раз за разом давил на клавиши блокады. С тем же успехом мог бы забавляться зажигалкой. «Кварк» явно маневрировал под управлением автоматов наводки. Но целиться было не в кого. Кроме нас.
Ни один из нас не проронил ни слова. С момента пробуждения наши головы работали как чувствительнейшие вычислительные комплексы. Быстро и безошибочно. Реакции следовали одна за другой, и каждый раз именно те, которых требовала ситуация. Я даже не чувствовал холода в кончиках пальцев. Я ничего не чувствовал.
И теперь был спокоен, нажимая спуск излучателя антиматерии. «Кварк» был слишком хорошо вооруженным кораблем, чтобы пробовать игры с лазерами.
Он исчез в долю секунды, оставив растекающийся по пространству свет. Мы тут же заблокировали его связи с нейроматом. Кое-что изменилось. У нас осталось только два корабля. Автоматы начали вести себя как дезориентированные. Надо было обеспечить им балансировку в новой ситуации.
Все это время, без перерыва, мы осуществляли операцию посадки. Тахдар уже определил площадку на поверхности спутника. Мы вошли в коридор с точностью до сантиметра. Десятью минутами позже посадочные лапы «Крана» коснулись грунта.
Мы ожидали тридцать секунд. Тишина. Оба корабля стояли надежно, без раскачиваний. Грунд, должно быть, оказался скалистым. Мы произвели приблизительные замеры. Атмосфера как на заказ. Радиоактивность отсутствует. Температура высокая, но в норме.
Автоматы оставили в положении стартовой готовности. В кабинете «Урана» остался дежурить Рива. Снагг и я вышли на поверхность. Транспортный люк «Меркурия» уже был открыт. Немного погодя в нем показался плоский лоб «Фобоса». Этот самый тяжелый из наших аппаратов на воздушной подушке был вооружен почти так же, как его материнский корабль. Теперь он выполз на мягкий песок, покрывающий посадочное поле.
Езда продлилась на удивление недолго. За первым высоким холмом, в песчаной долине неожиданно показался большой, причудливый аппарат. Он напоминал старинную барку. Или сарай. Мы остановились. Он приблизился к нам на расстояние в четыреста метров и тоже остановился. Изнутри него неожиданно выбросились, словно руки, раскинутые в разные стороны, яйцеобразные предметы. Большими прыжками, но не очень быстро, полетели в нашу сторону. Они были прозрачными. Внутри них, за тонкими – как казалось – стенками, что-то шевелилось. Выровняли равновесие и замерли, отрезая нас от материнского корабля и чужого аппарата достаточно плотной стеной. Я сообразил, что внутри находятся автоматы. Оставил Снагга у излучателя и выскочил на песок. Неторопливо, не убирая руки с приклада переносного лазера, зашагал в их сторону. Улыбнулся. Я должен был улыбаться. У них могли быть анализаторы, лучшие, чем наши.
Пройдя с пару десятков шагов, я остановился. Отцепил от пояса пустую кобуру и опустил ее на песок. Отошел на пару метров и выстрелил по ней короткой серией. Она вспыхнула как пук соломы. Я повернулся лицом к чужакам. Поднял руку с излучателем, потом наклонился и положил лазер перед собой. Выпрямился, поднял руки, демонстрируя, что они пусты и отсчитал еще сто шагов в направлении обитателей Третьей. Поскольку они не могли быть жителями спутника.
Какое-то время я стоял неподвижно. Потом пожал плечами и поудобнее уселся на песке. Все это я столько раз делал на полигоне, что постоянно доносящиеся до меня указания бортовых автоматов воспринимал, словно шум дождя на Земле, не обращая на них внимания.
Я просидел так битые двадцать минут. Я подумал, что Снагг подъедет ко мне, если это продлится еще какое-то время. Я встал и выпрямился. И тут что-то зашевелилось в их аппарате. Из-за него, как бы со стороны головного корабля, появились две фигуры. Я двинулся им навстречу. Немного погодя мы остановились. Они и я. Нас разделяло не больше, чем полтора метра.
Теперь мои действия напоминали замедленный фильм. Достал из кармана миниатюрный головизионный проектор. Одновременно Снагг включил передатчик. Я ткнул указательным пальцем себе в грудь и выстрелил первое изображение. Снимок солнечной системы на фоне галактики. Желтая стрелка указывала на Землю. Следующее изображение было объемной фотографией планеты, сделанной с орбитальной станции. Дальше шел город. Тот, в котором я родился. Горы, море, река. Люди. Женщина и мужчина. Дети.
Длилось это достаточно долго. Создатели программы не скупились с информацией для неведомых им зрителей. Когда я, наконец, закончил, те даже не вздрогнули. Тогда я положил проектор на открытую ладонь и с вытянутой рукой подошел к первому из них. Я остановился так близко, что еще шаг – и мне пришлось бы толкнуть его. Ничего. Теперь я мог к ним лучше приглядеться. Они не были автоматами. Вроде бы – нет. Любой зоосад Земли купил бы их без колебаний. Но даже величайшему фантасту среди зоологов не пришло бы в голову, что он имеет дело с технологическим существом. А они ими были, поскольку умели пользоваться средствами передвижения.
Мы стояли грудь в грудь, если так можно сказать о треугольном, обтянутом бесцветной пленкой выступе, выпирающем из его туловища на уровне моего желудка. Не исключено, что это была его голова. Вместилище нервных центров. Если такие у него где-то и были, как-то не верилось, чтобы он особенно часто ими пользовался. Мне это начало надоедать. Наконец, он совершил какое-то движение. Не в мою сторону. Немедленно из цепи устройств выдвинулся один овоид и подъехал к нам. Остановился совсем близко. В его прозрачном борту я заметил отверстие размером с зеркало в парикмахерской. Это могло означать приглашение. Могло и не означать. Я переговорил со Снаггом и забрался внутрь. Кабина аппарата выглядела как стеклянное яйцо, вид изнутри. Была идеально пуста, начисто лишена всего, что хоть в какой-то степени могло напоминать навигационные приборы. Я неудобно устроился в средней части выемки, словно на дне объемистой ванны. Яйцо уже перемещалось, со мной внутри, скача по грунту и вздымая облака пыли. Посмотреть, последовали ли за нами остальные или остались рядом со Снаггом, оказалось невозможно. Я попробовал установить с ним контакт. Неожиданно отозвался Рива. Что-то творилось с атмосферой. Сквозь верхнюю стенку я видел наползающие со всех сторон облака. Словно кто-то решил стянуть в это место все запасы водяных паров этой планеты. Наконец, мы достигли города.
Город. Скорее склад научных пособий. Сотни геометрических фигур, перевернутых и застывших в немыслимых положениях. Огромная, словно начисто выметенная, площадь. Напоминающая рынок. С тем же успехом это могло быть кладбище или, к примеру, стрельбище.
Когда я выбрался из аппарата, посреди площади, вдалеке, в перспективе широкого прохода между глыбоподобными конструкциями, что-то шевельнулось. Я оглянулся. Яйцо уже скрылось из поля зрения. Я остался один как перст.
Самым неожиданным образом услышал голос Снагга. Словно тот стоял в метре от меня. Я сообщил, что жив, но чтобы он был начеку. Он находился неподалеку. Должно быть, тоже двинулся в направлении города, разве что немного медленнее, чем мое яйцо.
Из прохода напротив меня выкатился большой змееподобный аппарат. В его передней части было нечто вроде башенки, увенчанной наискось срезанной трубой. Он направил ее в мою сторону. Вспышка. Это была мгновенная вспышка, не успевшая даже ослепить меня. В то же мгновение почва содрогнулась. В нескольких сантиметрах от моих ног ударил темный предмет. Я вызвал Снагга. Передал координаты, когда вспышка повторилась. Снова мимо. В то же мгновение Снагг открыл огонь. Я почти что услышал невидимый полет снаряда с кварковым ядром. Рухнул на землю. Семьсот, может быть восемьсот метров от эпицентра.
Снагг ошибся. Или я спутал координаты. Вместо того, чтобы прострелить город насквозь и достичь его внешним радиусом поражения, он впечатал ядро прямо в ратушу, если можно так выразиться. Я подумал об этом, лежа неподвижно, когда блоки домов, если это были дома, вблизи стреляющего аппарата, поплыли огненной лавой, образуя красочные лужи.
Со мной ничего не случилось. Ни один из обломков не достал меня. От непосредственного удара меня защитило случайно образовавшееся укрытие. Я мог прожить еще два, даже три дня. При такой дозе облучения шансов на продление этого срока не было никаких.
Я медленно повернулся и, демонстративно выпрямившись, направился в ту сторону, откуда прибыл.
Полчаса спустя я отыскал Снагга. Он ждал в открытом люке «Фобоса», на вершине пологого холма.
Когда я рассказал ему, он замолчал. Потом, вопреки моему приказанию, попытался подъехать ближе. Я крикнул. Он успокоился. Но только на мгновение. Тут же выскочил из люка и побежал в мою сторону. Я стиснул в руке головизионный проектор и сказал, что буду стрелять, если он сделает хотя бы еще шаг. Это его остановило. Он не мог видеть, что у меня нет излучателя. Но продолжал психовать. Вопил, что не улетит, что на корабле полно нейтрализаторов, что меня поместят в гибернацию. Сущий бред. Он должен был так же хорошо, как и я, отдавать себе отчет, что такого источника излучения, каким стало теперь мое тело, не вынес бы в кабине ни один из бортовых автоматов. А они не могли ко мне приближаться. Им было бы достаточно несколько минут.
Вызвал Риву. Дал сигнал тревоги. Он не попытался стартовать. Положил ракету и таранил поверхность спутника на воздушной подушке. Должно быть, его здорово припекло. Зато я узрел его меньше, чем через пятнадцать минут. И тут Снагг решил действовать. Не торопясь, шаг за шагом он направился в мою сторону. Я попытался убежать. Однако облучение сделало свое. Он бросился за мной и оказался быстрее. Догнал, не дав мне пробежать даже двухсот метров. У меня даже не было ничего такого, чтобы ранить его, обезвредить. Он стоял возле меня и усмехался. Наверно, рассчитывал на то, что Рива не оставит нас двоих в одинаковой ситуации.
Прошло пять минут. Даже немного больше. Теперь Рива так же беспомощен, как и я. Я приказал покинуть спутник и возвращаться на базу. Потеря корабля и двух человек, в том числе руководителя, делала это распоряжение единственно возможным. Искать теперь ему было нечего. Дело останется открытым до момента прибытия новой экспедиции. Я не сомневался, что ее вышлют. Но никто из нас двоих этого уже не увидит.
Я услышал спокойный, как бы ленивый голос Ривы. Он прощался с нами по-своему. И сразу же «Уран» начал поднимать нос и принимать вертикальное положение. Я услышал, как он вызывает стартовые автоматы «Меркурия». Время не ждало. В любой момент могла прийти расплата за уничтоженный город. Воздух задрожал. Один за другим вступали в действие двигатели главной тяги. Насколько секунд ракета стояла на столбе огня. Я помахал рукой. Не знаю, видел ли он. Старт с неподготовленного поля всегда создает некоторые хлопоты. Я проводил взглядом тающую в вышине полосу фотонного пучка, потом повернулся к Снаггу. И не увидел его. В долю секунды окружающее смазалось, потемнело, расплылось. Исчезла песчаная пустыня, чужой небосклон, застывающая лужа породы, растопленной двигателями стартующего корабля. Там, где только что стоял Снагг, было видно теперь перекошенное лицо Яуса. Увеличенное до размеров экранной афиши. Оно заполняло весь главный экран корабля.
Я огляделся. Такие, значит, дела. Мы в лучшем виде сидели в кабине ракеты, в нескольких метрах от диспетчерской башни на стартовом поле базы в Будорусе. С левой и правой стороны высились темные силуэты вспомогательных кораблей. С момента так сказать «старта» прошло не шесть лет, а, вроде, немного больше шести минут. Вопрос восприятия. Им пришлось применить наиновейшие, снабженные обратной связью головизионные эмитторы. Раз уж возжелалось поиграть в экзаменаторов...
Дьявол знает, чего ради мы тогда проходили все эти испытания на полигонах по нескольку раз в год.
Я отстегнул ремни. Любопытно, когда мы стартуем на самом деле. В любом случае, не сейчас же. Раз уж они затеяли это представление, то теперь несколько часов будут корпеть над записями контрольных автоматов. На здоровье.
Я вдруг вспомнил чудака-техника в очках. Ясненько. Что-то намудрил с моей личной аппаратурой. Иначе она сразу дала бы мне знать, что все это – блеф.
3. В ПРОСТРАНСТВЕ
Как же так, именно мне, первому в истории Информационного Корпуса выпало задание, к которому, по сути дела, все мы готовились? Что поделаешь, если ничего похожего до сих пор не случилось. Кто-то когда-то должен был этим первым оказаться. Впрочем, я не один лечу.
Мне пришел на ум Устер. Уже во время разговора с Итей я сопоставил некоторые даты. И оказался прав. Он полетел вместе с Леже на «Проксиме». Глупо было бы вернуться и сказать Ите, что...
Но почему именно я должен возвратиться?
Итя... Я вспомнил, как она вчера была одета. Ее волосы. Комната, полная ласкового света. И то, как она играла фужером с тонизирующим напитком.
Я улыбнулся сам себе и заснул.
* * *
Я проснулся в семь, по местному времени. Умылся, упаковал сообщения и утомил свои челюсти тем, что отыскал в буфете. Когда я ел, явился техник из обслуги. На носу у него были старинные очки с дымчатыми стеклами. Словно он возвращался из обсерватории.Он не относился к разговорчивым. Осмотрел меня всего, беззвучно шевеля губами. Потом убрался, но ненадолго. Вернулся с собственной диагностической аппаратурой. Мне не приходилось видеть ничего столь же причудливого. Он обращался с ней как альпинист с любимым ледорубом. Проверил снаряжения, заменил кое-какие мелочи в лакее. У меня создалось впечатление, что его раздражает все, что не было в моем теле механическим.
Когда он, наконец, закончил, меня вызвали в координаторскую. Там уже поджидал Снагг. Я его порой встречал в клубе. Мы вместе кончали последний курс Корпуса.
Через несколько секунд после меня вошел Рива. Мы стояли около модели планетной системы Альфы. Разглядывали от нечего делать ее орбиты, обозначенные в пространстве блестящими нитями. Говорить нам было не о чем. Прошло какое-то время, потом появился Яус. Он казался еще более тощим, чем вчера. И не смотрел нам в глаза. Спросил, прослушали ли мы сообщения, и, не дожидаясь ответа, направился к дверям.
Мы последовали за ним. Ближайшим эскалатором поднялись на следующий этаж. Аварийный. Отсюда по транспортному пандусу прямо на стартовое поле. Прозрачный купол башни был прозрачен настолько, что мне пришлось прикоснуться к нему пальцем. Он был там на самом деле. Возле самой башни, на расстоянии буквально пяти шагов, высились на несколько этажей три пепельного цвета сигары. Выглядели солидно. Через шесть лет мы должны были увидеть из их кабин свет иного солнца. И показать там, что мы о них думаем. Возможно, даже вернуться сюда, на полого скошенный склон небольшого куполообразного возвышения в Будорусе, которое крыло в своем базальтовом брюхе главную базу инфорпола. Каждая из ракет несла на себе эмблему Корпуса, вытравленную у насадки дюз. Кроме того, вдоль всего корпуса центральной сигары тянулись огромные буквы, образующие ее название: «Уран». На двух остальных виднелись едва заметные надписи: «Кварк» и «Меркурий».
Автомат шлюза проверил скафандры. Они оказались в порядке. Яус откашлялся и ссутулился еще больше. Водил полубессознательным взглядом по носкам наших ботинок. Похоже, готовилось длительное выступление.
– Руководитель экспедиции – Тааль, – промямлил он. Я не шевельнулся. С тем же успехом могли назначить любого из двух других.
– Летите втроем, – продолжал Яус чуть более оживленным голосом. – Рива и Снагг. Кабина «Урана» полностью адаптирована для экипажа из трех человек. Кроме головного корабля, в вашем распоряжении еще два, того же типа, управляемые автоматами. Их навигационные центры сдублированы с вашим. В случае конфликта старайтесь в первую очередь манипулировать вспомогательными кораблями. Контактное оборудование. Двойной комплект коммуникационных и лазерных зондов. Набор средств передвижения стандартный. Подробные данные будут переданы вам бортовым компьютером во время гибернации. Все.
Он выпрямился. Взгляд его поднялся чуточку выше. Где-то до уровня наших поясниц. Можно сказать, что он малость повеселел.
Я кивнул головой и направился к шлюзу. Меня пропустили первым. Сделал несколько шагов в направлении трапа. На мгновение задержался и осмотрелся. Над Будорусом начиналась вторая неделя дня. Солнце стояло почти в зените. На южной стороне горизонта маячили щербатые вершины Кавказа. Словно кто-то обозначил контуры местности тонкой, черной линией. Между грязно-желтой пустыней и гранатового цвета фоном, подернутым золотистым туманом, настолько светлым, что чуть ли не белым. Разумеется, это не был настоящий туман. На востоке, поближе – Альпы. К северу, невидимый отсюда, кратер Аристотеля. Со своими базами и их научными сотрудниками. Пройдут еще сутки, пока Будорус и все, что его окружает, окунутся в лунную ночь. Тогда мы уже будем за орбитой Трансплутона. И даже за афелиями комет.
Я поднялся по трапу и занял место в кабине. Среднее кресло, перед главным экраном и пультом нейромата. Когда я оглянулся, они уже сидели возле меня.
Я приказал проверить системы. Какое-то время вслушивался в певучие напевы автоматов и спокойные голоса людей. Мне было интересно, почему Яус ничего не сказал о трех оставшихся. Из централи нас затребовали шестерых. Может быть, в последнюю минуту изменились планы? Это было малоправдоподобно. Ладно, это их забота.
Мы стартовали точно в двенадцать. А двумя часами позже попали в сплошную канонаду. Зрелище, должно быть, было изумительным для кого-нибудь, любующегося им снаружи. Ему бы нашлось, что рассказать. Если бы он уцелел каким-то чудом.
Автоматы наводки действовали безотказно. Так же, как генераторы энергии. Все вообще действовало. Но чем-то и нам следовало заняться. В гибернацию мы должны были погрузиться только после выхода из плоскости эклиптики. За орбитой Юпитера.
Это случилось под конец третьей недели путешествия. Только теперь корабль начал разгоняться до околосветовой скорости. Мы уже покоились в пенолитовых коконах, погруженные в сон, глубочайший из возможных. До пробуждения оставалось совсем немного времени. Чуть больше шести лет.
В программе была ошибка. Или же в то время, пока мы спали, произошла авария одной из систем. Автоматы ни о чем не сигнализировали. Вокруг нас была пустота. Экраны чистые – как образцы гранатово-черной краски. Стрелки всех датчиков на своих местах. Ровные ряды белых и зеленых огоньков на пультах.
И все же мы вышли из гибернации предусмотренным для аварийных положений способом. Без адаптации. И были вынуждены сразу же взяться за работу. Прежде всего мы убедились, что во сне ничего не узнали. Теледаторы подвели. Пришлось расспрашивать автоматы. На скорую руку заготовили программы. Нельзя было тратить ни секунды. Через несколько дней мы должны были войти в гравитационное поле Третьей. До этого времени база не примет даже наших сообщений. Не говоря уже об ответе. Использование тахионов для межзвездной связи уменьшило запаздывание с лет до недель. Мы были по соседству с ближайшей из звезд. Но ведь это – полтора парсека.
Мы по сужающейся спирали подходили ко второму спутнику. Пока что ничего не происходило. Перехватили сильные радиосигналы. Но без значимых символов. По крайней мере таких, чтобы их могли расшифровать наши компьютеры. Через несколько минут мы окажемся на орбите.
Внезапно, в долю секунды, вся кабина заполнилась сигналами тревоги. На пульте заполыхали резкие огни. По панцирю корабля прокатилась дрожь. Я бросился к нейтрону. Его экран был темен. Следовало действовать так, словно отказало все автоматическое управление. Я заблокировал каналы нейромата. Сам сел за пульт. Риве приказал заняться «Меркурием». Снагг получил задание пилотировать «Кварк». Он немедленно двинул корабль вперед, чтобы не подставить «Кран» под его дюзы, Рива сделал то же самое. Мы шли вперед. Я не отрывал глаз от экрана тахдара, единственного, на который еще можно было положиться. Показалась искорка. В долю секунды выросла до размеров сверкающей капли. В то же мгновение пространство перед нами превратилось в море пламени. Рива открыл огонь. Излучатель «Меркурия» выстрелил в направлении объекта пучком антипротонов. Поправок не потребовалось. Экран потемнел на минуту, а когда вновь приобрел цвет светлого граната, мы не обнаружили на нем ни следа каких-либо искр или капель. Что это было? Метеор? Снаряд?
Тревога. В Оле зрения три объекта. Не метеоры. Корабли. Даже похожие на наши. Приближаются по касательной, благодаря чему мы могли их рассмотреть.
Снагг и Рива приступили к делу. Я видел, как вспомогательные ракеты разворачивают свои тяжелые лбы, преодолевая ускорение, смертельное для любого живого существа, и расходятся в стороны. Услышал сигналы вызова. Короткие серии цифр. Но те находились уже в зоне поражения лазерных батарей. И не отвечали. Прежде, чем я успел подумать, что сейчас не время играть в парламентеров, я заметил тончайшие золотистые нити, которые на мгновение соединили лазеры «Меркурия» со средним кораблем вражеского клина. И сразу же скользнули в сторону двух оставшихся. Еще мгновение – и на том месте, где темнели стройные силуэты ракет, распустились три огненных облака. Пространство вокруг нас снова было чистым.
Какое-то время мы оставались на орбите. Я проверил расход энергии и выровнял работу реактора. Все системы нейромата работали как ни в чем не бывало. Я приказал повторить сообщения, которые с момента старта ушли в направлении базы. Они были точны и складывались в логичное целое. Мы перешли на более тесную орбиту и после десятка минут ожидания включили тормозные двигатели. Неожиданно Снагг сообщил, что автопилот «Кварка» потерял связь с нейроматом. Минуту спустя мы увидели в иллюминаторах нос корабля. Он двигался так, словно не принимал боевое положение. Неожиданно он увеличил скорость. Мы потеряли его из виду. Почти. Внезапно он начал описывать крутую дугу. Настолько крутую, что я не думал, чтобы такое вообще было возможно. Это был хороший корабль. Слишком хороший. Он оказался прямо перед нами, чуть боком. Все это время Снагг раз за разом давил на клавиши блокады. С тем же успехом мог бы забавляться зажигалкой. «Кварк» явно маневрировал под управлением автоматов наводки. Но целиться было не в кого. Кроме нас.
Ни один из нас не проронил ни слова. С момента пробуждения наши головы работали как чувствительнейшие вычислительные комплексы. Быстро и безошибочно. Реакции следовали одна за другой, и каждый раз именно те, которых требовала ситуация. Я даже не чувствовал холода в кончиках пальцев. Я ничего не чувствовал.
И теперь был спокоен, нажимая спуск излучателя антиматерии. «Кварк» был слишком хорошо вооруженным кораблем, чтобы пробовать игры с лазерами.
Он исчез в долю секунды, оставив растекающийся по пространству свет. Мы тут же заблокировали его связи с нейроматом. Кое-что изменилось. У нас осталось только два корабля. Автоматы начали вести себя как дезориентированные. Надо было обеспечить им балансировку в новой ситуации.
Все это время, без перерыва, мы осуществляли операцию посадки. Тахдар уже определил площадку на поверхности спутника. Мы вошли в коридор с точностью до сантиметра. Десятью минутами позже посадочные лапы «Крана» коснулись грунта.
Мы ожидали тридцать секунд. Тишина. Оба корабля стояли надежно, без раскачиваний. Грунд, должно быть, оказался скалистым. Мы произвели приблизительные замеры. Атмосфера как на заказ. Радиоактивность отсутствует. Температура высокая, но в норме.
Автоматы оставили в положении стартовой готовности. В кабинете «Урана» остался дежурить Рива. Снагг и я вышли на поверхность. Транспортный люк «Меркурия» уже был открыт. Немного погодя в нем показался плоский лоб «Фобоса». Этот самый тяжелый из наших аппаратов на воздушной подушке был вооружен почти так же, как его материнский корабль. Теперь он выполз на мягкий песок, покрывающий посадочное поле.
Езда продлилась на удивление недолго. За первым высоким холмом, в песчаной долине неожиданно показался большой, причудливый аппарат. Он напоминал старинную барку. Или сарай. Мы остановились. Он приблизился к нам на расстояние в четыреста метров и тоже остановился. Изнутри него неожиданно выбросились, словно руки, раскинутые в разные стороны, яйцеобразные предметы. Большими прыжками, но не очень быстро, полетели в нашу сторону. Они были прозрачными. Внутри них, за тонкими – как казалось – стенками, что-то шевелилось. Выровняли равновесие и замерли, отрезая нас от материнского корабля и чужого аппарата достаточно плотной стеной. Я сообразил, что внутри находятся автоматы. Оставил Снагга у излучателя и выскочил на песок. Неторопливо, не убирая руки с приклада переносного лазера, зашагал в их сторону. Улыбнулся. Я должен был улыбаться. У них могли быть анализаторы, лучшие, чем наши.
Пройдя с пару десятков шагов, я остановился. Отцепил от пояса пустую кобуру и опустил ее на песок. Отошел на пару метров и выстрелил по ней короткой серией. Она вспыхнула как пук соломы. Я повернулся лицом к чужакам. Поднял руку с излучателем, потом наклонился и положил лазер перед собой. Выпрямился, поднял руки, демонстрируя, что они пусты и отсчитал еще сто шагов в направлении обитателей Третьей. Поскольку они не могли быть жителями спутника.
Какое-то время я стоял неподвижно. Потом пожал плечами и поудобнее уселся на песке. Все это я столько раз делал на полигоне, что постоянно доносящиеся до меня указания бортовых автоматов воспринимал, словно шум дождя на Земле, не обращая на них внимания.
Я просидел так битые двадцать минут. Я подумал, что Снагг подъедет ко мне, если это продлится еще какое-то время. Я встал и выпрямился. И тут что-то зашевелилось в их аппарате. Из-за него, как бы со стороны головного корабля, появились две фигуры. Я двинулся им навстречу. Немного погодя мы остановились. Они и я. Нас разделяло не больше, чем полтора метра.
Теперь мои действия напоминали замедленный фильм. Достал из кармана миниатюрный головизионный проектор. Одновременно Снагг включил передатчик. Я ткнул указательным пальцем себе в грудь и выстрелил первое изображение. Снимок солнечной системы на фоне галактики. Желтая стрелка указывала на Землю. Следующее изображение было объемной фотографией планеты, сделанной с орбитальной станции. Дальше шел город. Тот, в котором я родился. Горы, море, река. Люди. Женщина и мужчина. Дети.
Длилось это достаточно долго. Создатели программы не скупились с информацией для неведомых им зрителей. Когда я, наконец, закончил, те даже не вздрогнули. Тогда я положил проектор на открытую ладонь и с вытянутой рукой подошел к первому из них. Я остановился так близко, что еще шаг – и мне пришлось бы толкнуть его. Ничего. Теперь я мог к ним лучше приглядеться. Они не были автоматами. Вроде бы – нет. Любой зоосад Земли купил бы их без колебаний. Но даже величайшему фантасту среди зоологов не пришло бы в голову, что он имеет дело с технологическим существом. А они ими были, поскольку умели пользоваться средствами передвижения.
Мы стояли грудь в грудь, если так можно сказать о треугольном, обтянутом бесцветной пленкой выступе, выпирающем из его туловища на уровне моего желудка. Не исключено, что это была его голова. Вместилище нервных центров. Если такие у него где-то и были, как-то не верилось, чтобы он особенно часто ими пользовался. Мне это начало надоедать. Наконец, он совершил какое-то движение. Не в мою сторону. Немедленно из цепи устройств выдвинулся один овоид и подъехал к нам. Остановился совсем близко. В его прозрачном борту я заметил отверстие размером с зеркало в парикмахерской. Это могло означать приглашение. Могло и не означать. Я переговорил со Снаггом и забрался внутрь. Кабина аппарата выглядела как стеклянное яйцо, вид изнутри. Была идеально пуста, начисто лишена всего, что хоть в какой-то степени могло напоминать навигационные приборы. Я неудобно устроился в средней части выемки, словно на дне объемистой ванны. Яйцо уже перемещалось, со мной внутри, скача по грунту и вздымая облака пыли. Посмотреть, последовали ли за нами остальные или остались рядом со Снаггом, оказалось невозможно. Я попробовал установить с ним контакт. Неожиданно отозвался Рива. Что-то творилось с атмосферой. Сквозь верхнюю стенку я видел наползающие со всех сторон облака. Словно кто-то решил стянуть в это место все запасы водяных паров этой планеты. Наконец, мы достигли города.
Город. Скорее склад научных пособий. Сотни геометрических фигур, перевернутых и застывших в немыслимых положениях. Огромная, словно начисто выметенная, площадь. Напоминающая рынок. С тем же успехом это могло быть кладбище или, к примеру, стрельбище.
Когда я выбрался из аппарата, посреди площади, вдалеке, в перспективе широкого прохода между глыбоподобными конструкциями, что-то шевельнулось. Я оглянулся. Яйцо уже скрылось из поля зрения. Я остался один как перст.
Самым неожиданным образом услышал голос Снагга. Словно тот стоял в метре от меня. Я сообщил, что жив, но чтобы он был начеку. Он находился неподалеку. Должно быть, тоже двинулся в направлении города, разве что немного медленнее, чем мое яйцо.
Из прохода напротив меня выкатился большой змееподобный аппарат. В его передней части было нечто вроде башенки, увенчанной наискось срезанной трубой. Он направил ее в мою сторону. Вспышка. Это была мгновенная вспышка, не успевшая даже ослепить меня. В то же мгновение почва содрогнулась. В нескольких сантиметрах от моих ног ударил темный предмет. Я вызвал Снагга. Передал координаты, когда вспышка повторилась. Снова мимо. В то же мгновение Снагг открыл огонь. Я почти что услышал невидимый полет снаряда с кварковым ядром. Рухнул на землю. Семьсот, может быть восемьсот метров от эпицентра.
Снагг ошибся. Или я спутал координаты. Вместо того, чтобы прострелить город насквозь и достичь его внешним радиусом поражения, он впечатал ядро прямо в ратушу, если можно так выразиться. Я подумал об этом, лежа неподвижно, когда блоки домов, если это были дома, вблизи стреляющего аппарата, поплыли огненной лавой, образуя красочные лужи.
Со мной ничего не случилось. Ни один из обломков не достал меня. От непосредственного удара меня защитило случайно образовавшееся укрытие. Я мог прожить еще два, даже три дня. При такой дозе облучения шансов на продление этого срока не было никаких.
Я медленно повернулся и, демонстративно выпрямившись, направился в ту сторону, откуда прибыл.
Полчаса спустя я отыскал Снагга. Он ждал в открытом люке «Фобоса», на вершине пологого холма.
Когда я рассказал ему, он замолчал. Потом, вопреки моему приказанию, попытался подъехать ближе. Я крикнул. Он успокоился. Но только на мгновение. Тут же выскочил из люка и побежал в мою сторону. Я стиснул в руке головизионный проектор и сказал, что буду стрелять, если он сделает хотя бы еще шаг. Это его остановило. Он не мог видеть, что у меня нет излучателя. Но продолжал психовать. Вопил, что не улетит, что на корабле полно нейтрализаторов, что меня поместят в гибернацию. Сущий бред. Он должен был так же хорошо, как и я, отдавать себе отчет, что такого источника излучения, каким стало теперь мое тело, не вынес бы в кабине ни один из бортовых автоматов. А они не могли ко мне приближаться. Им было бы достаточно несколько минут.
Вызвал Риву. Дал сигнал тревоги. Он не попытался стартовать. Положил ракету и таранил поверхность спутника на воздушной подушке. Должно быть, его здорово припекло. Зато я узрел его меньше, чем через пятнадцать минут. И тут Снагг решил действовать. Не торопясь, шаг за шагом он направился в мою сторону. Я попытался убежать. Однако облучение сделало свое. Он бросился за мной и оказался быстрее. Догнал, не дав мне пробежать даже двухсот метров. У меня даже не было ничего такого, чтобы ранить его, обезвредить. Он стоял возле меня и усмехался. Наверно, рассчитывал на то, что Рива не оставит нас двоих в одинаковой ситуации.
Прошло пять минут. Даже немного больше. Теперь Рива так же беспомощен, как и я. Я приказал покинуть спутник и возвращаться на базу. Потеря корабля и двух человек, в том числе руководителя, делала это распоряжение единственно возможным. Искать теперь ему было нечего. Дело останется открытым до момента прибытия новой экспедиции. Я не сомневался, что ее вышлют. Но никто из нас двоих этого уже не увидит.
Я услышал спокойный, как бы ленивый голос Ривы. Он прощался с нами по-своему. И сразу же «Уран» начал поднимать нос и принимать вертикальное положение. Я услышал, как он вызывает стартовые автоматы «Меркурия». Время не ждало. В любой момент могла прийти расплата за уничтоженный город. Воздух задрожал. Один за другим вступали в действие двигатели главной тяги. Насколько секунд ракета стояла на столбе огня. Я помахал рукой. Не знаю, видел ли он. Старт с неподготовленного поля всегда создает некоторые хлопоты. Я проводил взглядом тающую в вышине полосу фотонного пучка, потом повернулся к Снаггу. И не увидел его. В долю секунды окружающее смазалось, потемнело, расплылось. Исчезла песчаная пустыня, чужой небосклон, застывающая лужа породы, растопленной двигателями стартующего корабля. Там, где только что стоял Снагг, было видно теперь перекошенное лицо Яуса. Увеличенное до размеров экранной афиши. Оно заполняло весь главный экран корабля.
Я огляделся. Такие, значит, дела. Мы в лучшем виде сидели в кабине ракеты, в нескольких метрах от диспетчерской башни на стартовом поле базы в Будорусе. С левой и правой стороны высились темные силуэты вспомогательных кораблей. С момента так сказать «старта» прошло не шесть лет, а, вроде, немного больше шести минут. Вопрос восприятия. Им пришлось применить наиновейшие, снабженные обратной связью головизионные эмитторы. Раз уж возжелалось поиграть в экзаменаторов...
Дьявол знает, чего ради мы тогда проходили все эти испытания на полигонах по нескольку раз в год.
Я отстегнул ремни. Любопытно, когда мы стартуем на самом деле. В любом случае, не сейчас же. Раз уж они затеяли это представление, то теперь несколько часов будут корпеть над записями контрольных автоматов. На здоровье.
Я вдруг вспомнил чудака-техника в очках. Ясненько. Что-то намудрил с моей личной аппаратурой. Иначе она сразу дала бы мне знать, что все это – блеф.
3. В ПРОСТРАНСТВЕ
Я лежал голышом на матрасе, эластично сопротивляющемся каждому движению моего тела, и чувствовал, как скапливается в порах моего тела испаряющаяся влага. Я не был усталым. Не больше, чем после любого из «иллюзорных» зондажных полетов по орбите Юпитера. Там нас тоже подкарауливали выдуманные неожиданности. Антураж был столь же совершенным. Разве что, влезая в ракету, человек был предупрежден. А сегодня весь этот полет, сражение и смерть я пережил наяву. Тот факт, что все это разыгрывалось всего в пяти шагах от башни, имел значение только для наблюдателей. Не для меня. И хотя я не ощущал усталости, внутри моей нервной системы, должно быть, происходили какие-то регенерационные процессы.
Кто-то постучал в дверь. Я сполз с матраса и с ощущением человека, вынужденного в самый полдень влезать в раскаленную печь в центре Сахары, нацепил на себя легкий, прогулочный скафандр. Поставил ручку климатизатора на ноль и открыл дверь.
На пороге стояла молоденькая девушка в коротенькой юбочке апельсинового цвета. Поначалу у меня в голове мелькнуло, что это дальнейшее продолжение утренних развлечений. Разумеется, на любой из баз были женщины. Со всевозможными научными степенями. На их получение уходит изрядное число лет. У самых способных.
Эта скорее напоминала студентку. Ее коротко подстриженные волосы были цвета светлого, выдержанного вина. Самого удачного урожая. Она улыбнулась. Но не мне. Своими глазами. Они того заслуживали. Они всматривались в меня, словно проверяя, сразу ли я превращусь в огромную и злобную обезьяну или немного подожду.
– Я сегодня уже нагляделся на разных чудовищ, – пробурчал я, не трогаясь с места. – И стал чудовищеустойчивым. Иначе давно бы сделался трупом. Но и представить не мог, что они даже до такого докатятся. Это уже не шутки.
Она улыбнулась. На этот раз глаза ее улыбались тоже.
– Если вам уже ничего не угрожает, – произнесла она тоном, который, по ее мнению, должен был свидетельствовать о полном самообладании, – может быть, вы позволите мне войти. На минуточку, – быстро добавила она.
Я молча пропустил ее, потом закрыл дверь и сделал несколько шагов в ее сторону.
– Что касается этих чудовищ, – сообщила она, разглядывая меня широко раскрытыми глазами, – то я все видела. Я была в диспетчерской башне. Как медик, – пояснила она.
Я указал ей на кресло. Сам вернулся на матрас и удобно вытянулся.
– Изумительно, – буркнул я. – Но не думаю, чтобы я нуждался в медике. Или же вы собрались заменить во мне какую-нибудь детальку?
Кто-то постучал в дверь. Я сполз с матраса и с ощущением человека, вынужденного в самый полдень влезать в раскаленную печь в центре Сахары, нацепил на себя легкий, прогулочный скафандр. Поставил ручку климатизатора на ноль и открыл дверь.
На пороге стояла молоденькая девушка в коротенькой юбочке апельсинового цвета. Поначалу у меня в голове мелькнуло, что это дальнейшее продолжение утренних развлечений. Разумеется, на любой из баз были женщины. Со всевозможными научными степенями. На их получение уходит изрядное число лет. У самых способных.
Эта скорее напоминала студентку. Ее коротко подстриженные волосы были цвета светлого, выдержанного вина. Самого удачного урожая. Она улыбнулась. Но не мне. Своими глазами. Они того заслуживали. Они всматривались в меня, словно проверяя, сразу ли я превращусь в огромную и злобную обезьяну или немного подожду.
– Я сегодня уже нагляделся на разных чудовищ, – пробурчал я, не трогаясь с места. – И стал чудовищеустойчивым. Иначе давно бы сделался трупом. Но и представить не мог, что они даже до такого докатятся. Это уже не шутки.
Она улыбнулась. На этот раз глаза ее улыбались тоже.
– Если вам уже ничего не угрожает, – произнесла она тоном, который, по ее мнению, должен был свидетельствовать о полном самообладании, – может быть, вы позволите мне войти. На минуточку, – быстро добавила она.
Я молча пропустил ее, потом закрыл дверь и сделал несколько шагов в ее сторону.
– Что касается этих чудовищ, – сообщила она, разглядывая меня широко раскрытыми глазами, – то я все видела. Я была в диспетчерской башне. Как медик, – пояснила она.
Я указал ей на кресло. Сам вернулся на матрас и удобно вытянулся.
– Изумительно, – буркнул я. – Но не думаю, чтобы я нуждался в медике. Или же вы собрались заменить во мне какую-нибудь детальку?