Страница:
– Ну что вы, Варвара Ивановна! Наоборот, было бы худо, если бы вы что-нибудь забыли или поспешно пошли со мной на контакт. А впрочем, Василий Тарасович меня предупреждал, что вы не из забывчивых. Как вы себя чувствуете?
– Сердце немного беспокоит, – благодарно ответила женщина. – Но должно тянуть… Еще должно! Особенно – теперь… Но что же это мы все стоим? – И добавила на украинском языке: – Гисть у дим, свято в дим, та частуваты чым?..[9]
– Вы, кажется, родом из Полтавы? – подвигая к себе табуретку, спросил посланец подполковника Иринина.
– Ах, когда все это было, давно уже я оттуда… Теперь я больше местная, не то осетинка, не то кабардинка…
– Да, куда только судьба не забрасывает людей… Однако, Варвара Ивановна, времени у меня в обрез – так что перейдем к делу. Что у вас?
– Пока все вроде нехудо, не сглазить бы… Ой, да что это я говорю? Пока фашисты здесь, никакого добра не будет… Задания в основном выполнены, наши люди успешно укоренились в управу, в местную полицию… Вот связи только до сих пор не имели.
– А как со взрывчаткой?
– Да жалоб нет, но часовых механизмов – в обрез.
– Хорошо, об этом позаботимся… Мастерская здесь? – Владислав показал на пол.
– Нет, пришлось перебазировать в другое место. Все из-за нее, – Варвара Ивановна с неприязнью кивнула в сторону комнаты немки. – Такая проныра, спасу нет. Будто мышь, весь дом обшарила. И своя же, бывшая советская, откуда-то из-под Львова. Вырастили гадюку на свою голову. Немцы так и прут к ней ордой. Домой привозят обязательно на машине. И все офицеры, перед рядовыми она нос дерет. Тьфу на нее – блудницу! Одно слово – овчарка, как и пес ее…
«Немка из-подо Львова, – слушал Варвару Ивановну Владислав. – Молодая, красивая… Неужели та самая? А я уже и не знал, где ее разыскивать… Но возможно ли такое совпадение?!»
– Как ее зовут? – просил словно бы мимоходом.
– Кристина Бергер.
«Она!»
– Где работает?
– Я же сказала – гестаповка!
«Двое под одной крышей… Опасно… Очень неудачное сочетание… Хорошо, хоть не знают друг о друге… И хорошо, что перевели в другое место мастерскую… Стоит ли их знакомить? Нет, не стоит! Вдруг выкажут себя? Сейчас отношения между фольксдойче и местной жительницей выглядят естественно. У них это – не игра, а учить некогда…»
Словно читая его мысли, Варвара Ивановна сказала:
– Мне, товарищ Владислав, опасно с ней под одной крышей. Прямо руки вяжет.
– Что поделаешь, – пожал плечами. – Сейчас здесь квартирные вопросы решают фашисты, а не мы…
Слышно было, как на улице остановилась машина. Владислав насторожился, прислушиваясь. Варвара Ивановна тоже притихла. Щелкнули дверцы – раз, другой. Со двора долетели голоса – женский и мужской. Радостно и тонко заскулил пес.
– Вит, на место! – властно приказал по-русски женский голос. Потом – серебром – смех и щебетанье по-немецки: «Нет, нет, герр Мюллер, даже не упрашивайте. Сегодня мне, к большому сожалению, не до развлечений. Жаль, но это действительно так. Слишком утомительный день…»
Мужской голос горячо настаивал с неуклюжей, но прозрачной галантностью:
– Ну, фрейлейн Кристина, всего лишь на полчаса! В мыслях я с гордостью, как высшую награду любимого рейха, буду носить божественное ожерелье из подаренных вами роскошных, как и вы, тридцати минут…
– Нет, герр Мюллер, я должна отдохнуть, штурмбаннфюрер ждет меня рано утром.
– Милая фрейлейн, сжальтесь надо мной!
– Вы шутите, господин Мюллер! А если я о вашем поведении расскажу господину штурмбаннфюреру?
– Фрейлейн Кристина! Я предлагаю вам взамен другое, очень дорогое ожерелье. Я лично его конфисковал у богача – ювелира из иудеев… Слово чести немецкого офицера!
– Прикатила, – с неприкрытой неприязнью сказала Варвара Ивановна. – Я выйду, закрою за ними калитку, да и пса на цепь посажу. Эти ироды ведут себя со мной как со слугой…
«Так, теперь – спокойствие и еще раз спокойствие», – приказал себе Владислав, но переложил парабеллум из кобуры в карман. Заложил руки за спину, начал с кислым, безразличным выражением лица мерить шагами комнату. Игра…
Скрипнула дверь, и в комнату вошла ладная немка в черной эсэсовской форме без знаков различия. За нею вышагивал взъерошенный обер-лейтенант. На нем не было ни фуражки, ни шинели. Вероятно, оставил в машине. Увидев незнакомого, старшего по званию офицера, обер-лейтенант за спиной девушки приветственно выбросил над ее узкими плечиками руку и молодцевато гаркнул:
– Хайль Гитлер!
«Она, действительно она – Марийка», – подумал Владислав, что не помешало ему отметить и другое – ее спутник, герр Мюллер, сильно подвыпил…
– Хайль! – дернулся и он, потом заложил руки за спину и застыл посреди комнаты, загородив обоим дорогу.
Немка, оказавшись межу офицерами, не растерялась.
– Чем объяснить ваше появление здесь, у меня дома, господин гауптман? – спросила холодно.
– Да, какого черта вы тут торчите? – хамовато разъяснил ее слова взъерошенный волокита.
– В этом доме, – четко ответил Владислав, – будут размещены боевые офицеры. Понятно? Очень уютное место для приятного отдыха фронтовых героев. Приятное соседство очаровательной фрейлейн не помешает…
– А известно ли вам, что этот домик принадлежит службе безопасности? – отчеканила немка. – Вы должны немедленно… – Но неожиданно ее голос осекся, и она замолчала: только сейчас она узнала его – ее хорошего львовского знакомого, своего молодого опекуна и самого первого наставника, в то время старшего лейтенанта Алексея Маркова.
Все – прошлое и настоящее – сразу пронеслось перед глазами в стремительном калейдоскопе воспоминаний. Встревоженный Львов. Забитый людьми вокзал. Он – Алексей Марков, в каком-то вокзальном закоулке, подальше от глаз, возможно вражеских, дающий ей последние инструкции на будущее, в пограничье жизни и смерти без определенных координат во времени и пространстве. И ее «мать» из «легенды» разведчицы – настоящая фрау Бергер с настоящей дочкой Кристиной посреди узлов и чемоданов на перроне. С ними она должна была эвакуироваться, в дороге подружиться и запоминать их разговоры и воспоминания, чтобы костяк ее легенды оброс «мясом» родственных и бытовых реалий.
И сейчас снова, как на допросе у штурмбаннфюрера, на ее глаза навернулись слезы – результат девичьей нетренированной реакции на страшные события, которые, казалось, непосильным грузом давят на веселую и до недавних пор беспечальную судьбу, на трепетную жажду света и безоблачного счастья юной красавицы, вчерашней третьекурсницы Киевского университета. Не разведчицы, нет, обычной студентки, которая просто выделялась на курсе в овладении немецким языком, что и предопределило ее нелегкую судьбу. И теперешние ее профессиональные знания разведчицы, как и тогда, во Львове, куда ее срочно перебросили самолетом, целиком и полностью умещались в короткие и торопливые из-за недостатка времени инструкции старшего лейтенанта Алексея Маркова. Да еще появился собственный, приобретенный в опасности опыт. И вот она, давно ожидаемая и все же такая тревожная встреча: товарищ Марков – в полевой форме немецкого капитана, она – в черной форме эсэсовского оборотня…
– Успокойтесь, милая фрейлейн, – вдруг отозвался обер-лейтенант Мюллер. – Я никому не прощу ваших слез, хоть они и трогательны. – Он вышел вперед и, стараясь придать себе властный вид, вызывающе произнес: – Вероятно, господин гауптман решил или пошутить, или поиздеваться над нами? В ближайшие дни мы не ждем с фронта никаких частей!
– Кто это «мы»? – Владислав вел себя не менее вызывающе, стараясь выяснить, с кем, собственно, он имеет дело, чтобы хоть как-то сориентироваться в неожиданной ситуации. – Почему вы полураздеты? Что за вид и тон? Вы пьяны, обер-лейтенант! Не болтайте лишнего, а быстренько отправляйтесь отдыхать. Я вижу, встреча с патрулем была бы для вас очень не желательна…
– Ха-ха-ха! – радостно оскалился Мюллер. – Да вы хоть представляете, кто я? Могу сообщить: помощник городского коменданта. Так что позвольте взглянуть на ваши документы? Это приказ!
– О, не стоит горячиться! Пожалуйста, вот они – мои документы. Убедитесь лично, что они в абсолютном порядке…
Но едва Мюллер заглянул в офицерскую книжку Владислава, как поднял глаза – торжествующие и хищные. Спрятав документы в нагрудный карман, он с издевкой процедил:
– Кажется, Лотар Краузе, вам придется вместе со мной зайти в комендатуру. Пойдете сами или вызвать патруль?
– С чего бы? Похоже, обер-лейтенант, что вы, несмотря на ваш высокий пост, тяготеете к балаганным шуткам, – и не думал подчиняться «гауптман Краузе». – Немедленно верните документ!
Но Мюллер не шутил. Патруль полевой жандармерии обнаружил в предгорье скрытый тайник, который размыл щедрый грозовой ливень. Среди красноречивых в таких случаях вещей, которые убедительно свидетельствовали о приземлении в этом районе парашютиста, нашли и форму немецкого общевойскового капитана. Срочно запросили сведения с контрольно-пропускных пунктов, чтобы выяснить, кому из фронтовых гауптманов захотелось посмаковать целительные минеральные воды. Службу СД интересовали исключительно капитаны-одиночки. А среди них фигурировал и некий гауптман Лотар Краузе, на которого сразу же упало подозрение, ибо фамилии Краузе не оказалось в списках офицеров части, из которой он якобы прибыл. И уже вторые сутки на Лотара Краузе наперегонки охотились разные службы, словно азартно играли в захватывающую лотерею – кому выпадет счастливый выигрыш на Железный крест за поимку советского разведчика.
И вдруг этот легкий выигрыш прямо-таки упал в руки обер-лейтенанта Мюллера! Но обер-лейтенанта ли?
Не унаследует ли он от мифического «герра Краузе» вполне реальное для него – Мюллера – звание гауптмана? А что же, весьма и весьма вероятно, ибо военное счастье само просится к нему в руки, да еще, безусловно, с триумфальным финалом в любви. Главное сейчас – порисоваться перед обольстительной фрейлейн своим испытанным арийским мужеством и решительностью. Даже один-другой выстрел в потолок или пол не повредят. Больше шума – громче слава…
Мюллер, не сводя глаз с «герра Краузе» и не мигая, как и надлежит настоящему охотнику, вытащил пистолет.
В тот же миг в тесных стенах невысокой комнаты сухо щелкнул выстрел.
Обер-лейтенант на какую-то секунду застыл, в глазах его мелькнуло удивление, только удивление и ничего больше, а когда их затуманила боль, он неловко повернулся к Кристине Бергер и с хрипом пробормотал:
– Швайнкерль!.. Ду ферфлюхтер…[10]
На большее у него не хватило сил. С глухим стуком упал на пол пистолет. Потом к ногам Кристины рухнул и его владелец.
На стене неутомимо цокали ходики.
Первым нарушил молчание Владислав. Он наклонился над убитым, перевернул его лицом вверх, вытащил из нагрудного кармана документ на имя Лотара Краузе, потом чуть слышно вымолвил:
– Скончался.
Кристина, бледная и помертвелая, до сих пор неподвижно стояла с небольшим, размером с детскую ладонь, «вальтером» в руке.
– Почему стреляли? – сухо спросил Владислав. – Понимаете ли вы, что натворили?
Она через силу разжала стиснутые в ниточку губы и ответила почему-то шепотом и каким-то бесцветным голосом:
– Я вынуждена… Другого выхода не было…
– Почему? Ситуация обычная – поцапались между собой двое офицеров, один из них превысил власть, потому что закружилась голова от выпитого… Вот и все!
– Вчера я печатала приказ о розыске и аресте советского разведчика Лотара Краузе… Мюллер назвал это имя… Что я должна была делать?.. Советоваться с вами, Алексей Васильевич?
– Так, – протянул Владислав, – теперь ясно. – Он кивком показал на «вальтер», к которому словно прикипели белые, тонкие пальцы Кристины: – Ваш табельный?
– Нет, это его пистолет, Мюллера… Он только что подарил мне его, как военный сувенир… В машине, когда ехали…
– Шофер видел?
– Он обходился без шофера…
– Значит, в машине…
– Никого, – закончила за него Кристина.
– Хорошо. От пистолета избавьтесь так, чтобы его невозможно было найти. Труп я заберу с собой, машину тоже, чтобы создать впечатление, что Мюллер возвращается: я не сомневаюсь, что кто-то вас обоих в машине все же видел и запомнил. Мюллер – птица заметная… Да и вы, Марийка, тоже…
– А как же вы, Алексей Васильевич?
– Обо мне не беспокойтесь. С первой подвернувшейся частью отправлюсь на передовую. Путь недлинный. А там махну к нашим…
Неожиданно в дверях возникла Варвара Ивановна, увидела на полу труп немца, пистолет в руке немки. Хозяйка побледнела, схватилась за сердце, не помня себя, подалась назад.
– Хальт! Стоять! – решительно подняла на нее пистолет Кристина. – Что с ней делать? – спросила Владислава.
Он мягко взял ее за руку, разжал пальцы.
– Отдайте лучше пистолет мне, Кристина. Вы слишком возбуждены. Это нехорошо – еще натворите беды. Нервы надо держать в стальной узде. – Он едва заметно усмехнулся и сказал, обращаясь к обеим женщинам: – Только без лишних эмоций – тут все свои…
– О Господи! – тихим стоном вырвалось у хозяйки.
– Спокойно, Варвара Ивановна, спокойно… Снаружи ничего подозрительного не заметили?
– Тихо, никого не видно. Темно, хоть глаза выколи… – Она проговорила это и невольно прикрыла ладонью рот, взглянув на убитого, лежащего навзничь с открытыми стеклянными глазами.
– Тем лучше, – словно ничего и не заметил, продолжал Владислав. – Утром его хватятся и найдут труп… Вот что, – он поочередно посмотрел на женщин, – если вас будут спрашивать, держитесь при любых обстоятельствах одного: в дом не заходил, поговорил возле калитки и поехал дальше. И запомните время, – он демонстративно подтянул гирьку жестяных ходиков, – только не называйте точно, а говорите приблизительно, чтобы сохранялся определенный промежуток во времени. Может случиться, что разница в минутах станет спасительной. – И добавил сурово: – Может случиться и наоборот – немцы разведку не из дураков комплектуют… Повторяю: не заходил, поговорил, уехал. Время – приблизительно, потому что ни у одной из вас не было необходимости смотреть на часы.
– Понимаю, – ответила Варвара Ивановна.
– Где его шинель и фуражка? – спросил Кристину.
– В машине.
– Поглядим, не осталось ли следов крови.
– На полу, кажется, нет, – Варвара Ивановна склонилась с керосиновой лампой. – Немного на одежде…
– Варвара Ивановна, позаботьтесь, чтобы нигде ни кровинки не осталось, везде после нас поглядите – в комнате, в коридоре, на дворе, на стоянке машины. Не вздумайте вымыть пол – это лишь усилит подозрение, если оно возникнет. Найдете капельку, просто аккуратно снимите ее ножом, а место это замажьте подсолнечным маслом. Кристина! Я очень извиняюсь, но вынужден обратиться к вам с неприятной просьбой – помогите мне донести до машины труп. Поймите меня правильно: мы не можем оставлять никаких следов. Необходимо вынести его осторожно, словно фарфоровую куклу. Еще раз извиняюсь за неприятность…
Марков забеспокоился, когда увидел, как расширились зрачки Кристины, и она потрясенно глядела на него, до глубины души тронутая его человечностью и деликатной чуткостью, которые не изменили ему даже в такой крутой ситуации. Есть множество людей, которым до конца не изменяет мужество. Есть люди, которые, словно святыню, пронесут через всю жизнь свою преданную любовь. Есть люди, которые расстаются со своими жизненными принципами вместе с собственной жизнью. Но мало найдется и среди них таких, которые в самых диких обстоятельствах сохранят в себе целомудренное, благоговейное отношение к женщине, свою мужскую, нежную внимательность. А Марков этого за собой даже не замечал.
– О чем речь, товарищ…
– Стоп! – остановил ее Владислав, потому что почувствовал, что девушка может нарушить конспирацию. – Возьмите его за ноги, так вам будет удобнее.
Труп положили в промежуток между сиденьями. Укрыли шинелью. Владислав сел за баранку. Рядом, опираясь рукой на открытую дверцу, стояла Кристина.
– Докладывайте, только коротко и самое главное, – служебно приказал Марков. – Если возникнет необходимость, спрошу дополнительно.
Но Кристина не способна была уложиться в краткие формулировки, поэтому доложила не так лаконично, но зато быстро, думая лишь о том, чтобы не занять у Маркова лишних минут. Голос ее, глубокий и приглушенный, дрожал от волнения:
– Как и было задумано, я сначала устроилась на работу в бургомистрате. Потом на меня обратили внимание люди из СД. Меня зачислили в штат на должность личной секретарши с обязанностями переводчика. Хейниш пытается вести себя со мной как благородный покровитель. Непонятно ведет себя его помощник Майер. Он расположен ко мне, наедине не очень осторожно подшучивает над собой и победами немцев. Как-то он обронил, что если мне будет плохо, он поможет. От ответа на вопрос, о какой помощи идет речь и при каких обстоятельствах, уклонился.
– Будьте осторожны, Кристина. Возможно, это – крючок, вы среди врагов, хитрых и коварных, не надейтесь на искренность… Почему до сих пор не отзывались?
– Я утратила связь. На том месте, где закопана рация, построена военная мастерская.
– Какие оперативные данные собрали?
– Из письменных – лишь отрывок, но, кажется, важный, из донесения начальника штаба 1-й танковой армии.
«Отрывок» действительно был необычайно важным. Шла речь о новом плане армии на дальнейшее ведение наступления: через пустынные просторы степной местности вблизи Каспийского моря между Тереком и Манычем, там, где невозможно выставить сильные части. К тому же и вопросы снабжения водой связаны с колоссальными трудностями, поскольку предполагается борьба за отдельные колодцы, которые «русский медведь» оставляет в непригодном состоянии. Поэтому наступление должно вестись с рубежа Баксан – Моздок. В документе было полное перечисление вражеских частей, их дислокация и направления ближайших ударов.
– И вы это носили с собой? – с сочувственным удивлением спросил Марков. – Что еще можете добавить?
– 13-я танковая дивизия под командованием генерал-майора Герра двигается из района Армавира, а из района Нальчика – 3-я танковая дивизия генерал-майора Брайта. Пехотой командуют генерал-майоры Рюкнагель и Клепп. И еще. Для борьбы против партизан и подпольщиков Северного Кавказа прибыл карательный батальон особого назначения «Бергманн» – «Горец», который составлен из изменников Родины и националистических недобитков. Политический руководитель – немец по фамилии Оберлендер.
– Кто? – не удержался Марков.
– Оберлендер.
– Имя знаете?
– Теодор.
– Звание?
– Обер-лейтенант.
– Все же он! – подытожил, ничего не поясняя. – Что еще?
– Из самого главного – это все… Подождите, кажется, патруль… И правда – идут сюда!.. Набросьте на себя шинель Мюллера. Давайте мне свою – я его накрою… И фуражку, его фуражку надвиньте как можно ниже, на самые глаза… Вот так он носил! Пропуск тут… Ну, чего ждете? Обнимите меня и целуйте…
Владислав нежно обнял ее легкий стаи, прижался к ее свежему, теплому, словно нагретому солнцем лицу, и от этой вынужденной наигранной ласки у него на мгновение даже поплыло в глазах. Поцелуй с очаровательной фрейлейн под прицелом автоматов…
– Ауфштеен! – услышали резкую команду. – Аус-вайс!
Кристина игриво освободилась из объятий Владислава и, кокетничая, усмехнулась:
– Вот пропуск. Но в данном случае герр помощник коменданта не нуждается в очевидцах… Видите, он пьян и сердит!
– О, господин обер-лейтенант, тысяча извинений! В темноте не узнали вашей машины.
– Убирайтесь! – зло прошипел сквозь стиснутые зубы Владислав.
– Слушаюсь!
Патруль торопливо исчез в темноте.
Владислав нажал на стартер. Обгоняя патрульную тройку, высунулся с противоположной стороны машины, чтобы те видели только его затылок, и крикнул под гул мотора:
– Ауф видерзеен, фрейлейн!
Глава восьмая
– Сердце немного беспокоит, – благодарно ответила женщина. – Но должно тянуть… Еще должно! Особенно – теперь… Но что же это мы все стоим? – И добавила на украинском языке: – Гисть у дим, свято в дим, та частуваты чым?..[9]
– Вы, кажется, родом из Полтавы? – подвигая к себе табуретку, спросил посланец подполковника Иринина.
– Ах, когда все это было, давно уже я оттуда… Теперь я больше местная, не то осетинка, не то кабардинка…
– Да, куда только судьба не забрасывает людей… Однако, Варвара Ивановна, времени у меня в обрез – так что перейдем к делу. Что у вас?
– Пока все вроде нехудо, не сглазить бы… Ой, да что это я говорю? Пока фашисты здесь, никакого добра не будет… Задания в основном выполнены, наши люди успешно укоренились в управу, в местную полицию… Вот связи только до сих пор не имели.
– А как со взрывчаткой?
– Да жалоб нет, но часовых механизмов – в обрез.
– Хорошо, об этом позаботимся… Мастерская здесь? – Владислав показал на пол.
– Нет, пришлось перебазировать в другое место. Все из-за нее, – Варвара Ивановна с неприязнью кивнула в сторону комнаты немки. – Такая проныра, спасу нет. Будто мышь, весь дом обшарила. И своя же, бывшая советская, откуда-то из-под Львова. Вырастили гадюку на свою голову. Немцы так и прут к ней ордой. Домой привозят обязательно на машине. И все офицеры, перед рядовыми она нос дерет. Тьфу на нее – блудницу! Одно слово – овчарка, как и пес ее…
«Немка из-подо Львова, – слушал Варвару Ивановну Владислав. – Молодая, красивая… Неужели та самая? А я уже и не знал, где ее разыскивать… Но возможно ли такое совпадение?!»
– Как ее зовут? – просил словно бы мимоходом.
– Кристина Бергер.
«Она!»
– Где работает?
– Я же сказала – гестаповка!
«Двое под одной крышей… Опасно… Очень неудачное сочетание… Хорошо, хоть не знают друг о друге… И хорошо, что перевели в другое место мастерскую… Стоит ли их знакомить? Нет, не стоит! Вдруг выкажут себя? Сейчас отношения между фольксдойче и местной жительницей выглядят естественно. У них это – не игра, а учить некогда…»
Словно читая его мысли, Варвара Ивановна сказала:
– Мне, товарищ Владислав, опасно с ней под одной крышей. Прямо руки вяжет.
– Что поделаешь, – пожал плечами. – Сейчас здесь квартирные вопросы решают фашисты, а не мы…
Слышно было, как на улице остановилась машина. Владислав насторожился, прислушиваясь. Варвара Ивановна тоже притихла. Щелкнули дверцы – раз, другой. Со двора долетели голоса – женский и мужской. Радостно и тонко заскулил пес.
– Вит, на место! – властно приказал по-русски женский голос. Потом – серебром – смех и щебетанье по-немецки: «Нет, нет, герр Мюллер, даже не упрашивайте. Сегодня мне, к большому сожалению, не до развлечений. Жаль, но это действительно так. Слишком утомительный день…»
Мужской голос горячо настаивал с неуклюжей, но прозрачной галантностью:
– Ну, фрейлейн Кристина, всего лишь на полчаса! В мыслях я с гордостью, как высшую награду любимого рейха, буду носить божественное ожерелье из подаренных вами роскошных, как и вы, тридцати минут…
– Нет, герр Мюллер, я должна отдохнуть, штурмбаннфюрер ждет меня рано утром.
– Милая фрейлейн, сжальтесь надо мной!
– Вы шутите, господин Мюллер! А если я о вашем поведении расскажу господину штурмбаннфюреру?
– Фрейлейн Кристина! Я предлагаю вам взамен другое, очень дорогое ожерелье. Я лично его конфисковал у богача – ювелира из иудеев… Слово чести немецкого офицера!
– Прикатила, – с неприкрытой неприязнью сказала Варвара Ивановна. – Я выйду, закрою за ними калитку, да и пса на цепь посажу. Эти ироды ведут себя со мной как со слугой…
«Так, теперь – спокойствие и еще раз спокойствие», – приказал себе Владислав, но переложил парабеллум из кобуры в карман. Заложил руки за спину, начал с кислым, безразличным выражением лица мерить шагами комнату. Игра…
Скрипнула дверь, и в комнату вошла ладная немка в черной эсэсовской форме без знаков различия. За нею вышагивал взъерошенный обер-лейтенант. На нем не было ни фуражки, ни шинели. Вероятно, оставил в машине. Увидев незнакомого, старшего по званию офицера, обер-лейтенант за спиной девушки приветственно выбросил над ее узкими плечиками руку и молодцевато гаркнул:
– Хайль Гитлер!
«Она, действительно она – Марийка», – подумал Владислав, что не помешало ему отметить и другое – ее спутник, герр Мюллер, сильно подвыпил…
– Хайль! – дернулся и он, потом заложил руки за спину и застыл посреди комнаты, загородив обоим дорогу.
Немка, оказавшись межу офицерами, не растерялась.
– Чем объяснить ваше появление здесь, у меня дома, господин гауптман? – спросила холодно.
– Да, какого черта вы тут торчите? – хамовато разъяснил ее слова взъерошенный волокита.
– В этом доме, – четко ответил Владислав, – будут размещены боевые офицеры. Понятно? Очень уютное место для приятного отдыха фронтовых героев. Приятное соседство очаровательной фрейлейн не помешает…
– А известно ли вам, что этот домик принадлежит службе безопасности? – отчеканила немка. – Вы должны немедленно… – Но неожиданно ее голос осекся, и она замолчала: только сейчас она узнала его – ее хорошего львовского знакомого, своего молодого опекуна и самого первого наставника, в то время старшего лейтенанта Алексея Маркова.
Все – прошлое и настоящее – сразу пронеслось перед глазами в стремительном калейдоскопе воспоминаний. Встревоженный Львов. Забитый людьми вокзал. Он – Алексей Марков, в каком-то вокзальном закоулке, подальше от глаз, возможно вражеских, дающий ей последние инструкции на будущее, в пограничье жизни и смерти без определенных координат во времени и пространстве. И ее «мать» из «легенды» разведчицы – настоящая фрау Бергер с настоящей дочкой Кристиной посреди узлов и чемоданов на перроне. С ними она должна была эвакуироваться, в дороге подружиться и запоминать их разговоры и воспоминания, чтобы костяк ее легенды оброс «мясом» родственных и бытовых реалий.
И сейчас снова, как на допросе у штурмбаннфюрера, на ее глаза навернулись слезы – результат девичьей нетренированной реакции на страшные события, которые, казалось, непосильным грузом давят на веселую и до недавних пор беспечальную судьбу, на трепетную жажду света и безоблачного счастья юной красавицы, вчерашней третьекурсницы Киевского университета. Не разведчицы, нет, обычной студентки, которая просто выделялась на курсе в овладении немецким языком, что и предопределило ее нелегкую судьбу. И теперешние ее профессиональные знания разведчицы, как и тогда, во Львове, куда ее срочно перебросили самолетом, целиком и полностью умещались в короткие и торопливые из-за недостатка времени инструкции старшего лейтенанта Алексея Маркова. Да еще появился собственный, приобретенный в опасности опыт. И вот она, давно ожидаемая и все же такая тревожная встреча: товарищ Марков – в полевой форме немецкого капитана, она – в черной форме эсэсовского оборотня…
– Успокойтесь, милая фрейлейн, – вдруг отозвался обер-лейтенант Мюллер. – Я никому не прощу ваших слез, хоть они и трогательны. – Он вышел вперед и, стараясь придать себе властный вид, вызывающе произнес: – Вероятно, господин гауптман решил или пошутить, или поиздеваться над нами? В ближайшие дни мы не ждем с фронта никаких частей!
– Кто это «мы»? – Владислав вел себя не менее вызывающе, стараясь выяснить, с кем, собственно, он имеет дело, чтобы хоть как-то сориентироваться в неожиданной ситуации. – Почему вы полураздеты? Что за вид и тон? Вы пьяны, обер-лейтенант! Не болтайте лишнего, а быстренько отправляйтесь отдыхать. Я вижу, встреча с патрулем была бы для вас очень не желательна…
– Ха-ха-ха! – радостно оскалился Мюллер. – Да вы хоть представляете, кто я? Могу сообщить: помощник городского коменданта. Так что позвольте взглянуть на ваши документы? Это приказ!
– О, не стоит горячиться! Пожалуйста, вот они – мои документы. Убедитесь лично, что они в абсолютном порядке…
Но едва Мюллер заглянул в офицерскую книжку Владислава, как поднял глаза – торжествующие и хищные. Спрятав документы в нагрудный карман, он с издевкой процедил:
– Кажется, Лотар Краузе, вам придется вместе со мной зайти в комендатуру. Пойдете сами или вызвать патруль?
– С чего бы? Похоже, обер-лейтенант, что вы, несмотря на ваш высокий пост, тяготеете к балаганным шуткам, – и не думал подчиняться «гауптман Краузе». – Немедленно верните документ!
Но Мюллер не шутил. Патруль полевой жандармерии обнаружил в предгорье скрытый тайник, который размыл щедрый грозовой ливень. Среди красноречивых в таких случаях вещей, которые убедительно свидетельствовали о приземлении в этом районе парашютиста, нашли и форму немецкого общевойскового капитана. Срочно запросили сведения с контрольно-пропускных пунктов, чтобы выяснить, кому из фронтовых гауптманов захотелось посмаковать целительные минеральные воды. Службу СД интересовали исключительно капитаны-одиночки. А среди них фигурировал и некий гауптман Лотар Краузе, на которого сразу же упало подозрение, ибо фамилии Краузе не оказалось в списках офицеров части, из которой он якобы прибыл. И уже вторые сутки на Лотара Краузе наперегонки охотились разные службы, словно азартно играли в захватывающую лотерею – кому выпадет счастливый выигрыш на Железный крест за поимку советского разведчика.
И вдруг этот легкий выигрыш прямо-таки упал в руки обер-лейтенанта Мюллера! Но обер-лейтенанта ли?
Не унаследует ли он от мифического «герра Краузе» вполне реальное для него – Мюллера – звание гауптмана? А что же, весьма и весьма вероятно, ибо военное счастье само просится к нему в руки, да еще, безусловно, с триумфальным финалом в любви. Главное сейчас – порисоваться перед обольстительной фрейлейн своим испытанным арийским мужеством и решительностью. Даже один-другой выстрел в потолок или пол не повредят. Больше шума – громче слава…
Мюллер, не сводя глаз с «герра Краузе» и не мигая, как и надлежит настоящему охотнику, вытащил пистолет.
В тот же миг в тесных стенах невысокой комнаты сухо щелкнул выстрел.
Обер-лейтенант на какую-то секунду застыл, в глазах его мелькнуло удивление, только удивление и ничего больше, а когда их затуманила боль, он неловко повернулся к Кристине Бергер и с хрипом пробормотал:
– Швайнкерль!.. Ду ферфлюхтер…[10]
На большее у него не хватило сил. С глухим стуком упал на пол пистолет. Потом к ногам Кристины рухнул и его владелец.
На стене неутомимо цокали ходики.
Первым нарушил молчание Владислав. Он наклонился над убитым, перевернул его лицом вверх, вытащил из нагрудного кармана документ на имя Лотара Краузе, потом чуть слышно вымолвил:
– Скончался.
Кристина, бледная и помертвелая, до сих пор неподвижно стояла с небольшим, размером с детскую ладонь, «вальтером» в руке.
– Почему стреляли? – сухо спросил Владислав. – Понимаете ли вы, что натворили?
Она через силу разжала стиснутые в ниточку губы и ответила почему-то шепотом и каким-то бесцветным голосом:
– Я вынуждена… Другого выхода не было…
– Почему? Ситуация обычная – поцапались между собой двое офицеров, один из них превысил власть, потому что закружилась голова от выпитого… Вот и все!
– Вчера я печатала приказ о розыске и аресте советского разведчика Лотара Краузе… Мюллер назвал это имя… Что я должна была делать?.. Советоваться с вами, Алексей Васильевич?
– Так, – протянул Владислав, – теперь ясно. – Он кивком показал на «вальтер», к которому словно прикипели белые, тонкие пальцы Кристины: – Ваш табельный?
– Нет, это его пистолет, Мюллера… Он только что подарил мне его, как военный сувенир… В машине, когда ехали…
– Шофер видел?
– Он обходился без шофера…
– Значит, в машине…
– Никого, – закончила за него Кристина.
– Хорошо. От пистолета избавьтесь так, чтобы его невозможно было найти. Труп я заберу с собой, машину тоже, чтобы создать впечатление, что Мюллер возвращается: я не сомневаюсь, что кто-то вас обоих в машине все же видел и запомнил. Мюллер – птица заметная… Да и вы, Марийка, тоже…
– А как же вы, Алексей Васильевич?
– Обо мне не беспокойтесь. С первой подвернувшейся частью отправлюсь на передовую. Путь недлинный. А там махну к нашим…
Неожиданно в дверях возникла Варвара Ивановна, увидела на полу труп немца, пистолет в руке немки. Хозяйка побледнела, схватилась за сердце, не помня себя, подалась назад.
– Хальт! Стоять! – решительно подняла на нее пистолет Кристина. – Что с ней делать? – спросила Владислава.
Он мягко взял ее за руку, разжал пальцы.
– Отдайте лучше пистолет мне, Кристина. Вы слишком возбуждены. Это нехорошо – еще натворите беды. Нервы надо держать в стальной узде. – Он едва заметно усмехнулся и сказал, обращаясь к обеим женщинам: – Только без лишних эмоций – тут все свои…
– О Господи! – тихим стоном вырвалось у хозяйки.
– Спокойно, Варвара Ивановна, спокойно… Снаружи ничего подозрительного не заметили?
– Тихо, никого не видно. Темно, хоть глаза выколи… – Она проговорила это и невольно прикрыла ладонью рот, взглянув на убитого, лежащего навзничь с открытыми стеклянными глазами.
– Тем лучше, – словно ничего и не заметил, продолжал Владислав. – Утром его хватятся и найдут труп… Вот что, – он поочередно посмотрел на женщин, – если вас будут спрашивать, держитесь при любых обстоятельствах одного: в дом не заходил, поговорил возле калитки и поехал дальше. И запомните время, – он демонстративно подтянул гирьку жестяных ходиков, – только не называйте точно, а говорите приблизительно, чтобы сохранялся определенный промежуток во времени. Может случиться, что разница в минутах станет спасительной. – И добавил сурово: – Может случиться и наоборот – немцы разведку не из дураков комплектуют… Повторяю: не заходил, поговорил, уехал. Время – приблизительно, потому что ни у одной из вас не было необходимости смотреть на часы.
– Понимаю, – ответила Варвара Ивановна.
– Где его шинель и фуражка? – спросил Кристину.
– В машине.
– Поглядим, не осталось ли следов крови.
– На полу, кажется, нет, – Варвара Ивановна склонилась с керосиновой лампой. – Немного на одежде…
– Варвара Ивановна, позаботьтесь, чтобы нигде ни кровинки не осталось, везде после нас поглядите – в комнате, в коридоре, на дворе, на стоянке машины. Не вздумайте вымыть пол – это лишь усилит подозрение, если оно возникнет. Найдете капельку, просто аккуратно снимите ее ножом, а место это замажьте подсолнечным маслом. Кристина! Я очень извиняюсь, но вынужден обратиться к вам с неприятной просьбой – помогите мне донести до машины труп. Поймите меня правильно: мы не можем оставлять никаких следов. Необходимо вынести его осторожно, словно фарфоровую куклу. Еще раз извиняюсь за неприятность…
Марков забеспокоился, когда увидел, как расширились зрачки Кристины, и она потрясенно глядела на него, до глубины души тронутая его человечностью и деликатной чуткостью, которые не изменили ему даже в такой крутой ситуации. Есть множество людей, которым до конца не изменяет мужество. Есть люди, которые, словно святыню, пронесут через всю жизнь свою преданную любовь. Есть люди, которые расстаются со своими жизненными принципами вместе с собственной жизнью. Но мало найдется и среди них таких, которые в самых диких обстоятельствах сохранят в себе целомудренное, благоговейное отношение к женщине, свою мужскую, нежную внимательность. А Марков этого за собой даже не замечал.
– О чем речь, товарищ…
– Стоп! – остановил ее Владислав, потому что почувствовал, что девушка может нарушить конспирацию. – Возьмите его за ноги, так вам будет удобнее.
Труп положили в промежуток между сиденьями. Укрыли шинелью. Владислав сел за баранку. Рядом, опираясь рукой на открытую дверцу, стояла Кристина.
– Докладывайте, только коротко и самое главное, – служебно приказал Марков. – Если возникнет необходимость, спрошу дополнительно.
Но Кристина не способна была уложиться в краткие формулировки, поэтому доложила не так лаконично, но зато быстро, думая лишь о том, чтобы не занять у Маркова лишних минут. Голос ее, глубокий и приглушенный, дрожал от волнения:
– Как и было задумано, я сначала устроилась на работу в бургомистрате. Потом на меня обратили внимание люди из СД. Меня зачислили в штат на должность личной секретарши с обязанностями переводчика. Хейниш пытается вести себя со мной как благородный покровитель. Непонятно ведет себя его помощник Майер. Он расположен ко мне, наедине не очень осторожно подшучивает над собой и победами немцев. Как-то он обронил, что если мне будет плохо, он поможет. От ответа на вопрос, о какой помощи идет речь и при каких обстоятельствах, уклонился.
– Будьте осторожны, Кристина. Возможно, это – крючок, вы среди врагов, хитрых и коварных, не надейтесь на искренность… Почему до сих пор не отзывались?
– Я утратила связь. На том месте, где закопана рация, построена военная мастерская.
– Какие оперативные данные собрали?
– Из письменных – лишь отрывок, но, кажется, важный, из донесения начальника штаба 1-й танковой армии.
«Отрывок» действительно был необычайно важным. Шла речь о новом плане армии на дальнейшее ведение наступления: через пустынные просторы степной местности вблизи Каспийского моря между Тереком и Манычем, там, где невозможно выставить сильные части. К тому же и вопросы снабжения водой связаны с колоссальными трудностями, поскольку предполагается борьба за отдельные колодцы, которые «русский медведь» оставляет в непригодном состоянии. Поэтому наступление должно вестись с рубежа Баксан – Моздок. В документе было полное перечисление вражеских частей, их дислокация и направления ближайших ударов.
– И вы это носили с собой? – с сочувственным удивлением спросил Марков. – Что еще можете добавить?
– 13-я танковая дивизия под командованием генерал-майора Герра двигается из района Армавира, а из района Нальчика – 3-я танковая дивизия генерал-майора Брайта. Пехотой командуют генерал-майоры Рюкнагель и Клепп. И еще. Для борьбы против партизан и подпольщиков Северного Кавказа прибыл карательный батальон особого назначения «Бергманн» – «Горец», который составлен из изменников Родины и националистических недобитков. Политический руководитель – немец по фамилии Оберлендер.
– Кто? – не удержался Марков.
– Оберлендер.
– Имя знаете?
– Теодор.
– Звание?
– Обер-лейтенант.
– Все же он! – подытожил, ничего не поясняя. – Что еще?
– Из самого главного – это все… Подождите, кажется, патруль… И правда – идут сюда!.. Набросьте на себя шинель Мюллера. Давайте мне свою – я его накрою… И фуражку, его фуражку надвиньте как можно ниже, на самые глаза… Вот так он носил! Пропуск тут… Ну, чего ждете? Обнимите меня и целуйте…
Владислав нежно обнял ее легкий стаи, прижался к ее свежему, теплому, словно нагретому солнцем лицу, и от этой вынужденной наигранной ласки у него на мгновение даже поплыло в глазах. Поцелуй с очаровательной фрейлейн под прицелом автоматов…
– Ауфштеен! – услышали резкую команду. – Аус-вайс!
Кристина игриво освободилась из объятий Владислава и, кокетничая, усмехнулась:
– Вот пропуск. Но в данном случае герр помощник коменданта не нуждается в очевидцах… Видите, он пьян и сердит!
– О, господин обер-лейтенант, тысяча извинений! В темноте не узнали вашей машины.
– Убирайтесь! – зло прошипел сквозь стиснутые зубы Владислав.
– Слушаюсь!
Патруль торопливо исчез в темноте.
Владислав нажал на стартер. Обгоняя патрульную тройку, высунулся с противоположной стороны машины, чтобы те видели только его затылок, и крикнул под гул мотора:
– Ауф видерзеен, фрейлейн!
Глава восьмая
ОНА НИЧЕГО НЕ УСПЕЛА
Под утро, когда за окном еще только начинало едва сереть, в изголовье гауптмана Функеля настойчиво зазвонил телефон. Этот телефон звонил лишь в исключительных случаях или же при срочном разговоре с очень высокими чинами, и сон покидал коменданта с первым же звонком.
До сих пор по телефону обращались к герру коменданту всегда на немецком языке, и поэтому, когда Функель услышал русский, он по своей привычке не мог сразу что-либо сообразить. Дело осложнялось еще тем, что Функель плохо знал язык, а тыкать же в грудь твердым, словно гвоздь, пальцем сейчас было некому. Так что преодолевать языковые трудности приходилось, пританцовывая на ногах-ходулях босиком на остывшем за ночь полу.
– Кто говориль? – раздраженно вопрошал Функель.
– Зазроев, герр комендант…
– Какой такой герр комендант Зазрой к тойфель-муттер?[11] Я вас буду расстреляйт! Ви отшень винувайт!
– Извиняюсь, господин герр комендант. Я – рядовой полицай Зазроев. Сейчас стою на посту! Должен доложить…
– На посту? Отшень карашо! Но потшему на посту меня будиль?
– Мюллер спит! – простонало в телефоне.
– Ах, вот как! – вызверился Функель. – Ты – тупая восточная свинья, Зазрой! Мюллер отшень спит, а ти посмель меня отшень будиль? Каналья!
– Извиняюсь, очень пьяный…
– Ти отшень пьяный свинья, Зазрой? Выпивка водка для зольдат унд официр ест отшень карашо… Гут! Но потшему ти выпиль шнапс на слюжба?
– Да не я пьяный, а Мюллер пьяный спит…
– А затшем ти к нему пришьоль? Я тебе не понимайт никак. Ферштест ду?[12]– Извиняюсь, господин герр комендант, но это не я к Мюллеру пришел, а наоборот – Мюллер приехал на своем авто и спит… Всем страшно будить Мюллера. Что мне делать, герр комендант?
– Охраняйт! Куда Мюллер приехаль шляфен, то ист поспаль?
– На штрассе Стаиична, на перекресток с Владей-Кавказштрассе.
– Зазрой, слушаль мое слово: стоять на Штанишнаштрассе и никого к машине не подпускайт. Я буду отшень быстро приехаль на твой пост и сам смотрель, как отшень некарашо Мюллер шлефт… Ферштеет ду?
– Ясно, господин герр комендант!
«Неужели этот мерзавец Мюллер и в самом деле так по-свински надрался, что уснул среди улицы? – поспешно одеваясь, думал гауптман Функель, хорошо зная об алкогольных склонностях и пьяных оргиях своего помощника. – Это же позор! Срам! Боже мой, страшно и подумать, что произойдет, если обо всем узнает этот влюбленный в плакатного арийца Хейниш… Хорошо хоть, что эта местная свинья Зазрой сообразил предупредить меня вовремя по телефону. Ну и устрою я этому ничтожеству Мюллеру побудочку!..»
Через несколько минут «опель-капитан» Функеля уже мчал своего хозяина в предрассветных, еще сонных сумерках. На перекрестке Станичной и Владикавказской улиц, в плотной тени платанов с ободранными стволами и в самом деле чернело авто обер-лейтенанта Мюллера. От этого несуразного зрелища комендант еще больше разозлился: «Подумать только, этот никчемный пьянчуга действительно превратил улицу доверенного ему города в ночлежку! Нет, без хорошей взбучки не обойтись!..» Из тени платанов отделилась неуклюжая фигура в мохнатой папахе, надвинутой на самые глаза.
– Спит? – сурово спросил Функель часового.
– Так точно, герр комендант! – вытянулся полицай.
Функель рванул дверцу машины и осатанело гаркнул, не жалея голосовых связок:
– Мюллер!
Обер-лейтенант и не пошевелился. Он продолжал дрыхнуть на заднем сиденье, укрытый с головой шинелью и закинув ноги на спинку переднего. Его блестящие сапоги вызывающе глядели прямо в глаза господина коменданта еще не стертыми, коваными подошвами.
– Ауфштеен, швайнкерль! – крикнуль Функель и, схватив полу шинели, резко дернул эту импровизированную накидку на себя.
«Встать, свиное рыло!» – перевел мысленно полицай.
Но Мюллер не спал…
Глаза его были широко раскрыты. В этих немигающих глазах стеклянным холодом застыл животный, смертельный ужас. Функель почувствовал, как его ноги-жерди вдруг задеревенели. По узкой спине сначала остро ударило морозом, а потом обдало противным потом.
– Ти затшем обманывайт меня? – недобрым, звенящим голосом тихо спросил он полицая, неторопливо вынимая парабеллум. Глаза его не обещали ничего хорошего, – Кто убиль обер-лейтенанта Мюллер? Ти стрилял?
Полицай опешил. Тяжелая челюсть его отвисла.
– О Господи, – глухо долетело из этого провала. – Герр комендант, – торопливо забормотал полицай, – никто никого не убивал и не стрелял ночью… Даю слово! Я лично видел, как господин обер-лейтенант изволили приехать сюда, потом вышли из машины и, еле держась на ногах, пересели на заднее сиденье… Там они и заснули…
– Ти авто подходиль?
– Подходил. И когда увидел, что герр обер-лейтенант улегся на заднем сиденье отдохнуть, я стал старательно охранять их благородный покой… Согласно вашему приказу, герр комендант!
– Ти сволочной штючка, Зазрой! Ти придумайт со мной шютка шютиль, да? – Долговязый Функель схватил небольшого по росту полицая за воротник и чуть ли не поволок к машине. – Смотреть! Што ти видель?
До сих пор по телефону обращались к герру коменданту всегда на немецком языке, и поэтому, когда Функель услышал русский, он по своей привычке не мог сразу что-либо сообразить. Дело осложнялось еще тем, что Функель плохо знал язык, а тыкать же в грудь твердым, словно гвоздь, пальцем сейчас было некому. Так что преодолевать языковые трудности приходилось, пританцовывая на ногах-ходулях босиком на остывшем за ночь полу.
– Кто говориль? – раздраженно вопрошал Функель.
– Зазроев, герр комендант…
– Какой такой герр комендант Зазрой к тойфель-муттер?[11] Я вас буду расстреляйт! Ви отшень винувайт!
– Извиняюсь, господин герр комендант. Я – рядовой полицай Зазроев. Сейчас стою на посту! Должен доложить…
– На посту? Отшень карашо! Но потшему на посту меня будиль?
– Мюллер спит! – простонало в телефоне.
– Ах, вот как! – вызверился Функель. – Ты – тупая восточная свинья, Зазрой! Мюллер отшень спит, а ти посмель меня отшень будиль? Каналья!
– Извиняюсь, очень пьяный…
– Ти отшень пьяный свинья, Зазрой? Выпивка водка для зольдат унд официр ест отшень карашо… Гут! Но потшему ти выпиль шнапс на слюжба?
– Да не я пьяный, а Мюллер пьяный спит…
– А затшем ти к нему пришьоль? Я тебе не понимайт никак. Ферштест ду?[12]– Извиняюсь, господин герр комендант, но это не я к Мюллеру пришел, а наоборот – Мюллер приехал на своем авто и спит… Всем страшно будить Мюллера. Что мне делать, герр комендант?
– Охраняйт! Куда Мюллер приехаль шляфен, то ист поспаль?
– На штрассе Стаиична, на перекресток с Владей-Кавказштрассе.
– Зазрой, слушаль мое слово: стоять на Штанишнаштрассе и никого к машине не подпускайт. Я буду отшень быстро приехаль на твой пост и сам смотрель, как отшень некарашо Мюллер шлефт… Ферштеет ду?
– Ясно, господин герр комендант!
«Неужели этот мерзавец Мюллер и в самом деле так по-свински надрался, что уснул среди улицы? – поспешно одеваясь, думал гауптман Функель, хорошо зная об алкогольных склонностях и пьяных оргиях своего помощника. – Это же позор! Срам! Боже мой, страшно и подумать, что произойдет, если обо всем узнает этот влюбленный в плакатного арийца Хейниш… Хорошо хоть, что эта местная свинья Зазрой сообразил предупредить меня вовремя по телефону. Ну и устрою я этому ничтожеству Мюллеру побудочку!..»
Через несколько минут «опель-капитан» Функеля уже мчал своего хозяина в предрассветных, еще сонных сумерках. На перекрестке Станичной и Владикавказской улиц, в плотной тени платанов с ободранными стволами и в самом деле чернело авто обер-лейтенанта Мюллера. От этого несуразного зрелища комендант еще больше разозлился: «Подумать только, этот никчемный пьянчуга действительно превратил улицу доверенного ему города в ночлежку! Нет, без хорошей взбучки не обойтись!..» Из тени платанов отделилась неуклюжая фигура в мохнатой папахе, надвинутой на самые глаза.
– Спит? – сурово спросил Функель часового.
– Так точно, герр комендант! – вытянулся полицай.
Функель рванул дверцу машины и осатанело гаркнул, не жалея голосовых связок:
– Мюллер!
Обер-лейтенант и не пошевелился. Он продолжал дрыхнуть на заднем сиденье, укрытый с головой шинелью и закинув ноги на спинку переднего. Его блестящие сапоги вызывающе глядели прямо в глаза господина коменданта еще не стертыми, коваными подошвами.
– Ауфштеен, швайнкерль! – крикнуль Функель и, схватив полу шинели, резко дернул эту импровизированную накидку на себя.
«Встать, свиное рыло!» – перевел мысленно полицай.
Но Мюллер не спал…
Глаза его были широко раскрыты. В этих немигающих глазах стеклянным холодом застыл животный, смертельный ужас. Функель почувствовал, как его ноги-жерди вдруг задеревенели. По узкой спине сначала остро ударило морозом, а потом обдало противным потом.
– Ти затшем обманывайт меня? – недобрым, звенящим голосом тихо спросил он полицая, неторопливо вынимая парабеллум. Глаза его не обещали ничего хорошего, – Кто убиль обер-лейтенанта Мюллер? Ти стрилял?
Полицай опешил. Тяжелая челюсть его отвисла.
– О Господи, – глухо долетело из этого провала. – Герр комендант, – торопливо забормотал полицай, – никто никого не убивал и не стрелял ночью… Даю слово! Я лично видел, как господин обер-лейтенант изволили приехать сюда, потом вышли из машины и, еле держась на ногах, пересели на заднее сиденье… Там они и заснули…
– Ти авто подходиль?
– Подходил. И когда увидел, что герр обер-лейтенант улегся на заднем сиденье отдохнуть, я стал старательно охранять их благородный покой… Согласно вашему приказу, герр комендант!
– Ти сволочной штючка, Зазрой! Ти придумайт со мной шютка шютиль, да? – Долговязый Функель схватил небольшого по росту полицая за воротник и чуть ли не поволок к машине. – Смотреть! Што ти видель?