Петров Михаил. Гончаров влезает в аферу

   Мы потащили обалдевшего Кутю к правой двери, за которой открывался темный коридорчик с комнатами по обеим сторонам.
   В кромешной темноте, тыча в ступинский бок стволом, я толкнул их в первую же комнату, с трудом отодвинув ржавый засов. Затем, отойдя к двери, велел Ступину чиркнуть зажигалкой. Огонек выхватил тесную грязную келью с зарешеченным оконцем и допотопной наружной электропроводкой. Я щелкнул выключателем. Под потолком вспыхнула лампочка, осветившая комнату. Узкая и длинная, она была совершенно пуста, но со следами недавней эвакуации. Откуда-то снизу как будто почудился голос. Я прислушался: тихо. Показалось.
   - Сидите здесь. Пойду встречать твоих гаври...
   Грохот засова оборвал меня на полуслове. Я кинулся к дубовой двери, все уже понимая, но еще не веря в случившееся. Ступин, сидя на пыльном дощатом полу, пытался скривить улыбочку, но было видно, что ему самому эта история непонятна.
   - Гена, открой!.. - закричал я.
   - Гена, в чем дело? - стараясь говорить как можно солиднее, проквакал президент. И нагловато мне: - Ну что, встретил? Козел синюшный! Снимай браслеты, затопчут тебя сейчас. Гена! Здесь мы, Гена!
   - ...Об колено, заткнись! - раздался чуть выше двери знакомый голос.
   Я, не целясь, дважды долбанул поверх двери, только потом сообразив, что, убив нашего тюремщика, мы убьем и свою надежду на спасение - так и будем гнить заживо. Я взял себя в руки и начал переговоры.
   - Геннадий, я понимаю, что вы молодой еще человек и вас обманом втянул в эту историю ваш начальник. Не бойтесь, все поправимо.
   - Кроме вашей глупости! - последовал лаконичный ответ. Голос был знакомый, но это не был голос Геннадия.
   Вот тут, ручаюсь, побелел и Ступин. Забыв про Кутю, он проволочился по полу и грудью налег на дверь.
   - Вы здесь? Каким образом?.. Кто вам сообщил? Анатолий Иванович, откройте!
   - Господи, ну нельзя же быть такими безнадежными тупицами, последовал ответ. - И перестаньте стрелять.
   * * *
   Вот теперь я наконец понял. Похоже, что-то дошло и до Ступина, потому что он завизжал кабанчиком и принялся молотить ногами в безмолвную дверь, тупо вопрошая:
   - Где Гена? Где Гена? Куда дели Гену?
   - Здесь я, мудак, - ответил злодей Гена, сразу лишая нас последней надежды.
   - Су-у-у-ка-а! - как пес на луну, завыл Ступин. - Телохранитель продажный!
   Левой свободной рукой он похлопал Кутю по щекам. Потом завыл с новой силой:
   - Паску-у-да! Иу-у-у-да! Продал!
   Мне было смешно, хотя я прекрасно понимал: смеяться нечему. Игра, судя по всему, принимала "влажный" характер, если не сказать, совсем уж "мокрый". Добродушный старичок Вотруба оказался тем самым героем, на роль которого я прочил Ступина. И жаль, что сообразил я это перед самым занавесом. В том, что он опускается, сомневаться не приходилось. Два наглых убийства подряд и третье, тщательно спланированное, свидетельствовали о том, что товарищ перед нами серьезный, а положение наше повода к розовым иллюзиям не давало.
   Я осмотрел оружие. Газовый пистолет полный, один только заряд истрачен на Кутю. В другом, 9-го калибра, конфискованном у олигофрена, было не густо. Три патрона просадил сам Кутя, целясь в меня, и два бестолковых выстрела произвел я сам. Скверно, если учесть, что мы заперты, как кролики в клетке, а у оппонентов руки развязаны, хоть дирижируй.
   - Может, договоримся? - сделал я дипломатический ход, потому что, кроме собственной шкуры, мне дорожить было нечем.
   Откуда-то снизу послышался металлический лязг. Ступин какался на глазах, я был на грани, и только Кутя, казалось, ничего не замечал.
   - Головин, вы убийца, - теряя голос, заверещал Ступин.
   - Ну и что? - Ответ был равнодушный и вялый.
   - Вы убили шефа?
   - Жадность его убила. Хотел получить все, вот и получил сполна.
   - А за что Чио-сан? - вмешался я.
   - Она много знала, а об остальном догадывалась, причем догадки были верны. Мне же после князевских крантов это ни к чему. Слишком много я терял, а ведь проделал колоссальную работу. Вот и попросил своих ребяток. Они-то галстук ей и надели, как и Степану Ильичу, царство ему небесное.
   - Кто - они? - невольно вырвалось у меня. И еще подумалось: если Головин так спокойно и откровенно все рассказывает, значит, дела наши земные заканчиваются.
   - Кто-то, - передразнил он. - Ребятишечки-суперменчики. Вот Гена, сынок, и его дружки. Гену-то они знали, потому открывали сразу. Да и Кузя в фирме работал, личным охранником у Князева, он-то его и удавил. Так ведь, Кузя?
   - Ага! - заржал холоп-убийца. - Мы его целый час мурыжили. Сперва все яйца раздавили, но терпел, молчал, сволочь. Ну тогда шнурок накинули и медленно так, с чувством, с толком, с расстановкой давить стали, обхохочешься. Генка чуть не уписался, когда у него шары натурально вылазить начали и язычина изо рта сам собой полез. Так и давили с полчаса: потянем отпустим, потянем - отпустим. Тут он плакать стал: помилуйте, все отдам, а про место не знаю. Ну - и ауфидерзейн!
   - А Чио-сан? - проникался я жутким любопытством.
   - Баттерфляй? Эту мы тоже помучили, - вмешался Гена. - Два раза по кругу пропустили, а уж потом...
   - Вы что, ненормальные? - подал наконец голос Кутя. - Придурки, она же красивая была! Скоты-ы-ы! - Вытащив из кармана ключ, он кое-как отомкнул наручники и, разбежавшись, бросил свою тушу на дверь.
   - Ишь ты, бычок взбрыкнул, - захихикал Головин. - Ну побалуй, побалуй пока!
   - Кто убил Катерину? - продолжал я этот странный допрос из камеры. - И зачем?
   - А что, разве она не сама? - поинтересовался озадаченно Вотруба.
   - Нет, ей проткнули сердце длинной иглой, я заметил ранку.
   - Жаль. А ведь работа была ювелирная. Это я сам. - В его голосе послышалась гордость.
   Меня передернуло.
   - Как же вы вот так...
   - Как-как - вот так. Если бы ты, легаш паскудный, не появился в этом городе, Катька, может быть, осталась бы жива. Но тебе же, мусору поганому, больше всех надо! Считай, из-за тебя я и упокоил ее. Да там все шито-крыто, меня никто не видел. А теперь из нее отличный бульон получился.
   - Я отключил кипятильник, так что суп этот самый скоро сделают из тебя. Где Лия?
   - А вот сейчас и увидитесь.
   Снова послышался металлический лязг, пол заходил ходуном. Ступин закричал исступленно:
   - Анатолий Иванович, я-то при чем?! Меня-то отпустите, ничего я не знаю и знать не хочу.
   - А ты, воробышек, извиняй, попал в дерьмо, так не чирикай. Может, случайно, но попал, и ходу назад тебе нет. Ты уж прости меня.
   Пол дернулся и ушел из-под ног. Не успев даже охнуть, мы полетели вниз, в темноту преисподней, полетели, сопровождаемые визгом и лязгом металла.
   Я шмякнулся плашмя, по-лягушечьи, на живот, но сознания не потерял. Лежал несколько минут, размышляя, что же произошло и целы ли кости. В том, что я разбил колени и физиономию, сомневаться не приходилось: кровь так и хлестала из носа, частью попадая на холодный бетонный или каменный пол, частью в мой желудок, когда я судорожно сглатывал. Левая рука не шевелилась - то ли сломана, то ли отшиблена. Ног я не чувствовал.
   Кое-как перевернувшись на спину, я пытался унять кровь, прикрывая разбитый нос рукавом. Тьма была кромешная и тишина мертвая.
   Сверху раздался скрежет отодвигаемого засова, а потом надо мной забухали шаги, и веселый головинский голос осведомился:
   - Ну что, шандец котятам?
   Я молчал, остальные тоже.
   - Ага, Анатоль Иваныч. Откроем, посмотрим?
   - Не торопись, Гена, у них оружие - мало ли что? Пусть полежат малость. Для профилактики. Если живы, застонут, а окочурились - так и хорошо. Пусть себе гниют, Лийке для запаха. Ты как, сучонка, живая еще?
   - Живая. - Слабый женский голос раздался справа от меня.
   - Посмотри, живы они?
   - Не знаю. Боюсь я, дядя Толя, отпустите меня.
   - Отпущу, отпущу, милая, только скажи, где прадедкино "рыжовье"?
   - Клянусь, не знаю.
   - Опять врешь, сука! Стал бы Князь за просто так покупать эту халупу.
   - Да не знаю я, искать нужно.
   - Ну вот мы и поищем, а ты уж посторожи "жмуриков", подумай!
   Опять наверху лязгнули запоры, и воцарилась тишина. Потом я почувствовал, что женщина приближается к нам. Первым на ее пути оказался я. Ощупав мою грудь и плечи, она вляпалась в теплую еще кровь и вскрикнула, когда я сжал ее руку.
   - Помоги сесть, - прошептал я, стараясь опереться на действующую правую руку.
   Помощи от нее было как от мухи - сама едва держалась на ногах, в полуобморочном состоянии напрягая последние силенки. Тем не менее нам сообща удалось привалить меня спиной к чему-то твердому, похожему на несущую опору.
   Правой рукой доставать из левого кармана зажигалку - дело сложное. Но в конце концов справился. Тонкий язычок горящего газа отпугнул темноту. В двух метрах от меня лежали вповалку, в луже крови, Ступин и освободившийся от наручников Кутя. Причем Ступин расположился на откинувшемся навзничь парне. Я кивнул в их сторону, и женщина меня поняла - опустилась перед ними на колени. Взяв Кутину руку, она пыталась прощупать пульс, хотя этого можно было не делать. Увеличив пламя, я увидел его открытые глаза, смотревшие бездумно и мертво. Падал он спиной вниз и о каменный пол грохнулся затылком. А уже сверху на него свалился Ступин. И, по-видимому, остался жив. По крайней мере, веки его чуть подрагивали.
   Я глянул по сторонам, осматривая нашу тюрьму. Летели мы метров с четырех, примерно столько было до потолка-перевертыша. По площади ловушка соответствовала комнате наверху, только посередине здесь высились два быка-опоры, которые и поддерживали потолок-заслонку. Механизм был предельно прост, а потому гениален - безотказно сработал через восемьдесят лет. В нерабочем положении потолок фиксировался в трех точках - на двух шарнирах посередине, что крепились на быках, и на защелке-фиксаторе. Освобождаемая от фиксатора более тяжелая половина пола тут же срывалась вниз, задирая к потолку верхней комнаты легкий край. Тот же, дойдя до определенной высоты, сбрасывал с приступка заранее заготовленный противовес, под тяжестью которого пол моментально принимал первоначальное положение.
   Зажигалка раскалилась и жгла руку. Я отпустил клапан и уже в темноте спросил:
   - Вы Лия?
   - Да. - Судя по голосу, пришлось ей не сладко.
   - Как они? - Я подполз ближе и снова чиркнул зажигалкой.
   - Кутя умер, а Володя жив, сейчас очнется. Холодно здесь... Есть хочется.
   - Вас что же, не кормят?
   - Иногда кидают "Спикерс" и баночку сока.
   - Долго вы здесь?
   - С того воскресенья.
   Я присвистнул. Если учесть, что сейчас почти среда, получается десять дней.
   - Чтоб ты к будущему сдохла, - отплевываясь и охая, выразил пожелание Ступин. - Где мы? - Он осмотрелся. - Ни хрена себе!
   Ступин попытался встать. Оперся рукой о размозженный Кутин череп.
   - Что это? Кутя. Кутилов! Вставай.
   Все уже понимая, Ступин отчаянно тряс мертвеца.
   - Оставь его и не кричи. Все равно он тебя не послушается.
   Я стащил с трупа куртку и кинул Лие.
   - Оденься. Да, там у него в карманах жвачка должна быть. Может, голод приглушишь.
   Из джинсовых Кутиных карманов я вытащил зажигалку, нож и бумажник. Самого Кутю я, как мог, одной рукой оттащил к стене и натянул на лицо рубашку. Не люблю, когда за мной наблюдают покойники.
   - Ну, и что теперь? - задал сакраментальный вопрос Ступин.
   - А теперь осмотрим дверь, - невесело срифмовал я, поглядывая на единственный возможный выход отсюда.
   - Ее не открыть, я пробовала, - предупредила Лия. - Меня в воскресенье через нее и втолкнули сюда.
   - А гулять, что же, не выпускали?
   - Нет.
   - А в туалет как же? - удивился Ступин.
   - А мне не надо. Пятьдесят граммов шоколада в сутки к этому не располагают.
   Про мать она, похоже, ничего не знала. Наверное, не расслышала нашего разговора. Ну и пусть пока так. Легче помирать будет. Если мы не выберемся отсюда сами, то считать нас трупами можно уже сейчас. Потому как при любом раскладе наших вшивых козырей живые мы Головину очень обременительны.
   Подойдя к двери, я тщательно ее обследовал. Дубовая, толщиной сантиметров десять, она сохранилась идеально. Надо думать, и засовы с той стороны такие же. Для профилактики, на всякий случай, я ее пнул - и тут же мячиком отлетел с обжигающей болью в левом плече.
   - Да отдай ты им это золото! - не вытерпев, заорал я на Лию.
   - Если б я знала, где оно.
   - Какое золото? - вмешался Ступин. - Нет никакого золота. Золото миф, в который поверили эти придурки. А если бы и было? Ну, отдала бы, а финишный результат один: убьют.
   - Сделаем так. Если они повернут потолок и из открытой двери верхней комнаты начнут переговоры, ты, Ступин, начнешь палить туда газом. - Я вложил ему в руку ствол. - Ну а этой дверью займусь я. Один патрон все-таки патрон. Дальше... Если они начинают переговоры при закрытых дверях - молчать. Нас нет, мы умерли. Тишина абсолютная. Но рано или поздно они откроются, и тогда - по плану, это единственный наш выход.
   - Есть еще один. Дня три назад обнаружила. Только он ведет прямо в преисподнюю.
   - Какой? - Я насторожился, потому как иногда самые бредовые идеи оборачиваются самым реальным их воплощением.
   В углу, недалеко от Кутиной головы, Лия разгребла щебенку, под которой обозначились дубовые доски люка, стянутые кованым железом, с кованым же кольцом посередине.
   - Они про него не знают, а я открыть не смогла, не поддается.
   - Давай, Ступин!
   - Чего?
   - Ничего! "Свобода нас встретит радостно у входа..." Тяни кольцо, мудак!
   - Вы бы, Гончаров, постеснялись хотя бы при женщине...
   - Боже мой, да тащи ты, пижон надутый! - Лия с остервенением ухватилась за кольцо.
   Втроем мы кое-как откинули крышку люка, открыв доступ холодному сырому воздуху. Явственно послышался плеск воды, а где-то далеко внизу, в глубине, пробивалась неясная серая муть.
   Теперь технология обогащения Лииного пращура стала понятна до мелочей.
   - А прадедка-то у тебя, Лия Георгиевна, отменный мокрушник и мародер был.
   - Почему?
   - По кочану! Наверху старателя опаивал водочкой, да, наверное, пополам с какой-нибудь дрянью. Потом через крышку-вертушку транспортировал сюда. Здесь полуживого мужика тщательно и не торопясь шмонали, а затем - туда. Я показал на жутковатый колодец, последний путь многих забубенных мужицких голов. - Грузик только к ногам подцепить - и вперед!
   - Но нам-то это может помочь, - обиделась за предка Лия.
   - Как? - поинтересовался Ступин. - Пока мы можем помочь только Куте, только вот грузика нет!
   Я смотрел и смотрел в гнилостную дыру. Но ничего придумать не мог. Пламя зажигалки освещало колодец не более чем на метр в глубину. Очевидно, мертвяки легко, не задерживаясь, покидали гостеприимный трактир, уходя из него на дно реки забвения.
   Но это был шанс, и не воспользоваться им было бы глупо. Только нужна хотя бы веревка... Я внимательно осмотрел трехметровую с гаком цепь противовеса. Хороша! Только снять ее чертовски сложно. Одним концом она крепится к потолку, а другим прикована к пятипудовой гире.
   - Ты, Ступин, как себя чувствуешь?
   - Ничего, только глаз болит. Ты мне за него еще ответишь!
   - Договорились! А теперь лезь под потолок и сними цепь, только без шума, мышкой. Ферштейн?
   - Как?
   - Сначала по моей спине, потом на приступочек, где стояла гиря, а дальше - как получится. Из слесарного инструмента мы имеем бандитский нож, но обращаться с ним нужно аккуратно, не ломать! От этого зависит ближайшая наша перспектива.
   Подставив спину, я охнул от боли, когда Ступин, резво вскарабкавшись, оказался на моих плечах. Закрепившись на приступке, он щелкнул зажигалкой и радостно заржал.
   - Господи, тут карабин! Тугой, правда, очень.
   - Да и ты не хилый, отцепляй.
   - Цепь ослабьте, гирю приподнимите.
   Гиря болталась в полуметре от пола. Я подполз под нее на карачках и с трудом, задницей, приподнял сантиметров на десять.
   - Молодец, - похвалил меня Ступин. - Только сама цепь очень тяжелая, не дает карабин развернуть.
   - Маму бы я твою развернул. Делай что-нибудь, да побыстрее, гиря тяжелая! Лия, сколько можешь, подтяни цепь. Ну как?
   - Лучше, только наручники мешают.
   - Если бы у тебя имелись мозги, ты бы, падая, получил сотрясение. Почему не отомкнул?
   - Да иди ты... Держи гирю. Так, хорошо, пошел... пошел...
   Послышался скрежет металла, потом звонкий щелчок, и обломанное лезвие ножа упало мне на спину.
   - Сломал, дятел-долбоносик?
   - А он больше и не нужен. - Мне на спину упала рукоять ножа. Затем щелкнул карабин. - Готово! Теперь как?
   - Каком кверху. Держи пока на вытянутой руке.
   Я осторожно, боясь потревожить гирю, ложился на брюхо. Когда наконец улегся, приказал Лие:
   - Снимай, скатывай. Только осторожно, без звука.
   Поднявшись на ноги, я забрал конец цепи вместе с карабином и начал раздевать мертвеца. В ход пошло все: мои и Кутины джинсы, два ремня, ступинский галстук и ремни от кобуры. В общей сложности конец получился метров семь-восемь. Мало. Но ничего не поделаешь.
   Оставшись в одних трусах и башмаках, я руководил операцией.
   - Значит, так. Я спускаюсь, и вы сразу закрываете люк крышкой, защемляя гирю с этой стороны. Дальше не ваша забота. Как только действует этот сатанинский механизм?
   - Там, за дверью, в нише торчит какой-то вентиль, может быть... высказала предположение Лия.
   - Ладно. Ровно через полчаса ты, Ступин, стреляешь единственным патроном, и Лия вступает в переговоры. Стоять будете на этой половине. На другую не заходить. Ясно? Если кто будет дергаться, бей рукояткой по башке без стеснения. В противном случае шлепнут нас. Оружие отберете сразу, даже у мертвых. Потому как противовес снят и потолок останется открытым. Все. Au revoir.
   Я подмигнул многозначительно Лие, ущипнул ее легонько за ляжку и, привязав к поясу пистолет, нырнул в пасть шахты.
   Там кое-как утвердился ногой на каменном выступе, а больной рукой ухватился за край люка. Подождав, пока закроется крышка, и проверив прочность крепления, я потихоньку начал спускаться, скользя по ржавой цепи голым животом.
   Цепь кончилась, начались ремни, потом связанные джинсы... и все. А от моих пяток до воды оставалось метров пять.
   Зажмурившись, я отпустил конец и, ударившись больным плечом о какой-то выступ, сдирая кожу и теряя сознание, колуном пошел в воду.
   * * *
   Майская ледяная вода мигом меня воскресила. Вынырнув, я поплыл вверх по течению, туда, откуда утром доносились голоса охранников крестного отца Максимыча. И, как выяснилось, я не ошибся.
   С песчаной прибрежной полосы вверх по обрыву змеилась узенькая тропинка, едва различимая в сером, раннем еще рассвете. Цепляясь за колючий кустарник, почти на четвереньках проделал я половину пути. Задрав голову, различил контуры крыши герровского дома. Ползком - уже только ползком - я пробирался сквозь кустарник. Наконец добрался до края обрыва и осторожно осмотрелся.
   Дом спал! Я поднялся на ноги. Сквозь дыру в дощатом заборе зашел противнику в тыл. Прижимаясь к стене, я обошел строение и из-за угла оглядел фасад. Кроме ступинской "Волги", у дверей стояла белая "шестерка", на которой, наверное, прибыл Головин. В обеих машинах сидели люди.
   До назначенного сигнала-выстрела оставалось минут десять. Я терпеливо ждал, прикидывая, какая будет реакция бандитов.
   Наконец глухо бухнул выстрел. Клацнули дверцы машины, и на фоне серого неба выросли три силуэта.
   - Что это? - тревожась, спросил Головин.
   - Стреляют вроде, - предположил Гена.
   - В кого и кто? Пойдем. Ты, Кузя, - на шухере!
   Две фигуры, отделившись от машин, скрылись в доме. Через некоторое время любопытство заставило и Кузю взобраться на крыльцо и просунуть голову в приоткрытую дверь. Это было очень кстати. Я подкрался к крыльцу и, взлетев по ступеням, ударил по двери ногой, одновременно успокаивая Кузю рукояткой револьвера. Редкостная черепушка оказалась у парня - крепкая и гулкая. От такого удара у нормального человека череп рассыпался бы хрустальной вазой, а здесь - ничегошеньки.
   Но все же Кузя заплохел, доверчиво улегся у моих ног, любезно предлагая свою пушку, торчавшую за ремнем. Пушка оказалась копией той "дуры", что осталась у Ступина.
   Заниматься Кузей дальше мне было недосуг. Миновав трактирный зал, я заглянул в правый коридорчик.
   Переговоры шли полным ходом. Дверь в комнату-ловушку была прикрыта, и вся троица стояла на полуперевертыше.
   - Не зна-а-аю я, где это золото, - утробно выла Лия. - Отпустите!
   - А мальчики-то еще живые? - поинтересовался Головин.
   - Кутя сразу отдал душу, а Володя с этим мужиком готовятся, вот-вот...
   - Кто стрелял?
   - Я. Страшно здесь, отпустите.
   - Посиди, по...
   Договорить он не успел - тяжелая дверь ухнула, и я с лязгом вогнал засов в продушину. Воцарилось молчание.
   - Кузя, ты что? Крыша поехала? - бодрясь, хихикнул Головин-Вотруба.
   - Сейчас мы ее проветрим, - успокоил Гена. - А ну, открывай, дятел! Кому говорю? Кузя, открывай!
   - Отдыхает ваш Кузя, головка у него бо-бо, - сочувственно ответил я, что есть мочи выкручивая ржавый вентиль и моля Бога, чтобы мерзавцы оказались у левой стены. Только в этом случае сработает перевертыш.
   Винт вышел до отказа и под беспорядочные пистолетные хлопки пол ухнул вниз. Моментом я выдернул засов и рванул дверь. Тусклая лампочка высветила глубоко внизу три распростертых тела. Над одним из них, кажется Геной, усердно трудился Ступин, охаживая его по черепу рукоятью револьвера.
   - Ладно, хорош! - крикнул я. - Лия, где вход в подвал?
   - Через кухню. - Женщина с неохотой оторвалась от Головина. Мне показалось, что она приводила его в чувство, заботливо растирая щеки и лоб.
   - А третий-то как?
   - А он... С ним проблем не будет. Берегись! - вдруг заорал Ступин, глядя на меня распахнутыми ужасом глазами.
   Как подкошенный я рухнул на порог, а споткнувшийся об меня Кузя несколько секунд спустя уже корчился в каменном мешке. Строго между лопатками, с наклоном к голове, из его тела торчал длинный арматурный прут. При тусклом свете лампочки прут отливал багрянцем.
   Парень жутко орал, судорожно дергаясь.
   Когда я наконец нашел дверь западни и открыл засовы, он уж агонизировал. Сдерживая тошноту, отвернувшись, в углу стоял Ступин. Лия, приподняв голову умирающего, казалось, старалась поймать последний его взгляд. По телу Кузи бежала последняя судорога, и он вытянулся на полу, уже остекленевшими глазами разглядывая женщину, ждущую его смерти.
   Я с трудом оттащил Лию в другой угол.
   - Успокойся, - уговаривал я рвущуюся из рук женщину. - Совсем ведь озверела.
   - А он, он не зверел? - Слезы душили ее, мешая говорить. - Что он со мной творил, мамочка-мамочка...
   Она зашлась в протяжном вое, а я спросил Ступина, как все случилось...
   - Вы стояли на пороге, лицом к нам. Вдруг я увидел, что кто-то занес над вами прут - и все во мне занемело... хорошо, что успел закричать. Остальное знаете. Падал он прямо на свою арматурину. Что теперь делать-то?
   - А эти живы? - кивнув на Гену и Головина, спросил я.
   - Живые, сейчас очухаются.
   - Где наручники?
   Ступин протянул руку с болтающимися на ней браслетами. Я выругался и стал искать ключ в Кутиной куртке. Подтащив мычавших Гену и Головина к быку-опоре, я сковал их "в хороводе", найдя вторую пару наручников у Гены в кармане.
   Теперь можно было закурить.
   Ситуация возникла аховая. Бросить все и удрать? Невозможно. И я, и Ступин слишком уж засветились в этом городишке.
   - А что делать с ними? - вслух размышлял я.
   - Грузик к ногам - и в колодец, - предложил Ступин.
   Ни Лия, ни я его не поддержали.
   - Нельзя их туда. Они преступники, да! И только они могут подтвердить нашу невиновность, иначе отвечать придется нам. А трупов многовато. Только в Эйске три... - Я тут же заткнулся, сообразив, что проговорился. С беспокойством глянул на Лию.
   Она казалась спокойной, только костяшки грязных окровавленных пальцев побелели и взгляд бритвой резанул затылок стонущего Головина. Лия впилась в меня глазами.
   - Я знаю, - прохрипела она голосом алкоголички. - Я слышала. До суда с ним ничего не случится. Но может быть, обойдемся без суда?
   - Нет, не обойдемся, - ответил я. Взглянув на Ступина, добавил: Володя, отгоните машины на задний двор, чтоб не маячили. Да не вздумайте смыться. Тогда кранты для всех. И для вас тоже.
   Он молча кивнул и вышел.
   - Пойдемте отсюда тоже, - сказала Лия.
   Я кивнул и поплелся следом за ней, предварительно задвинув дверной засов.
   В одной из комнат левого крыла мы обнаружили работающий холодильник с кое-какими припасами, то ли еще от Максимыча, то ли уже от Головина.
   Я разрешил Лие только сырое яйцо и несколько граммов коньяку. Немного придя в себя, она разговорилась:
   - Когда я родилась, еще была жива бабушка Ольга. Историю этого странного дома она поведала перед смертью. Мне тогда исполнилось пятнадцать. Прабабки давно уже не было в живых, а сам дом занимали продовольственно-промышленные склады ОРСа. Бабушка рассказывала, что еще девчонкой она однажды, то ли во сне, то ли наяву, видела, как мать спускается в подвал. После долгого отсутствия мать вернулась с полной пригоршней красивых блестящих украшений. В доме после этого долго-долго было много еды.
   И вот с этого момента, где бы я ни находилась, дом, как магнитом, меня притягивал. Идея эта - вернуть прадедовское "фамильное" добро - не отпускала ни на секунду. Но как вернуть?
   Я часто бродила вокруг, заглядывая в зарешеченные окна, но конечно же ничего рассмотреть мне не удавалось. Наверху все завалено товарами, а что в подвалах - вообще загадка. Тогда я свела дружбу с грузчиками и сторожами, совала нос куда только возможно. Стараясь стать им нужной и даже необходимой, исполняла любые их просьбы, вплоть до того, что в пятнадцать лет в одной из комнат впервые познала любовь. Это был старый человек, но зато в его дежурства я теперь могла свободно шнырять по всему дому в поисках заветного. Вскоре я спустилась и в подвал, там было овощехранилище. Как назло, в тот день явился проверяющий вневедомственной охраны, орал и грозил отдать нас под суд.