Я продолжала лежать, отупев от аромата, но еще более оцепенев от услышанного. Уоррена предал его собственный отец. Немного погодя я обрела дар речи, хотя во рту все равно было впечатление наждака.
   – Почему Самсон не мог просто заслужить пост руководителя? Очевидно, он был хорошим агентом. Неужели он не мог со временем стать предводителем?
   – Ему мешало происхождение, – ответила Репа, про должая поскрипывать креслом. – Он родился как независимый.
   – Бродячий агент? – выпалила я, не успев сдержаться. – Я хочу сказать…
   Она сухо улыбнулась и жестом остановила меня.
   – Он полностью соответствовал этому термину. Потому что хотя технически Миа была убита Тенями, именно Самсон подсказал им способ сделать это.
   – Ах, Оливия, – вздохнула Рена, когда я с ужасом охнула. – Только потому что агенты Света… превосходят людей, это вовсе не означает, что у нас нет тех же недостатков, что и у людей, которых мы защищаем. Для агента Света отец Уоррена был слишком честолюбив. Для него было недостаточно быть просто сильнее людей – таковы все агенты с обеих сторон. Он сумел получить положение звездного знака Тельца, но ему нужно было больше.
   И он настолько хотел этого, что готов был искалечить собственного сына.
   Я вспомнила, как Уоррен рявкал, когда кто-нибудь упоминал его происхождение.
   – Поэтому он не мог мне полностью доверять, хотя и хотел?
   Репа согласно хмыкнула, прежде чем добавить:
   – И поэтому в его глазах каждая смерть в отряде доказывает, что он не заслуживает быть предводителем. Он считает, что его происхождение – то, что он сын бродячего агента, – определяет его поражения еще до того, как он начнет действовать.
   Неудивительно, что он готов пожертвовать собой ради Грегора. Ради нас всех.
   – А как же все остальные? – спросила я. – Что они собираются предпринять?
   – То, для чего они родились, конечно. – Репа скрестила руки на груди и откинулась на спинку. – Собираются спасать его.
   – Но агенты Тени ждут их на Неоновом кладбище. – Я недоверчиво посмотрела на нее. Должен существовать план получше. Даже я понимаю, что предпочтительней отдать меня Теням. – Они сами говорят, что будет уничтожен весь Зодиак.
   – Без Уоррена он и так уничтожен, – со вздохом ответила она. И машинально пригладила волосы, хотя не выбилась ни одна прядка.
   Я нахмурилась: женщина, отчаянно защищающая своих детей, не должна признавать поражение.
   – И что же нам делать?
   – Надеяться. Молиться. А если этого недостаточно, ждать, пока не будет готова новая партия начинающих. – Голос ее звучал мягко, почти сонно, но сопровождал его запах не сновидений, а кошмаров.
   – Ждать недолго, всего лет пять. И тогда мы снова восстанем.
   – Но ведь они умрут! – воскликнула я, слишком поздно спохватившись. Не удержалась.
   – Да. – Ее голова упала на грудь. – Они все умрут.
   Я вскочила. Диафрагма горела; жара, как дым, поднималась к горлу, но это было терпимо.
   – Как ты можешь сидеть так спокойно и просто отпустить их?
   Репа внезапно прекратила раскачиваться, застыла, и я уверена: будь у нее глаза, они прожгли бы во мне дыры.
   – Меня убивает мысль о том, что Уоррен там страдает. Он мой любимец. Всегда был любимцем. Но я ничего не могу сделать: только подготовить следующую смену более сильной и умной. Научить не ошибаться там, где ошиблась эта группа… и где я ошиблась с нею вместе.
   – Ты винишь себя?
   – Как любая мать. – И тише: – Даже такой слепой суррогат матери, как я.
   Я не знала, что на это ответить, и потянулись минуты, отмеченные только тиканьем часов у моей кровати; истома нарастала, и цифры циферблата начали расплываться. Свечи действовали расслабляюще, наконец подействовал и аромат, и я, вероятно, поддалась бы, уснула и проснулась, когда все было бы кончено, если бы не всхлипывание из дальнего угла.
   – Я всегда их отпускаю, – произнесла дрожащим голосом Рена, – Просто сижу здесь. Сижу сложив руки, даже если сжимаю их в кулаки.
   Усталость свалилась с меня, я посмотрела на нее в слабом свете свечей. Она, в своем бесформенном платье, выглядела ангелом с искалеченным в битвах лицом; потерянная и, несмотря на такое количество подопечных, совершенно одинокая.
   – А ты бы пошла? Если бы могла?
   – Я принесла бы себя в жертву за каждого из них, делала бы это снова и снова, – заявила она, на этот раз каждое ее слово было полно уверенности. Она выпрямилась в кресле. – Я взяла бы твою боль и закуталась в псе так плотно, чтобы она больше никогда не коснулась ни одного из моих детей. Я бы ежедневно и до самой смерти выжигала себе глаза, если бы могла спасти хоть одного.
   – Потому что ты мать, и так поступают все матери, – сказала я, кивая и думая о своем. Конечно, все ее жертвы в конечном счете не имеют значения. Я здесь в ловушке в руках этих людей, как годы раньше была в руках Хоакина.
   – Нет, – возразила Рена, удивив меня. – Разве ты еще не поняла? Это потому что я Свет, и так мы все делаем. Это сделал Уоррен для Грегора и делал для тебя. Поэтому все остальные готовы пожертвовать собой ради него.
   Потому что он Свет.
   – О мой Бог! – Я мигнула, сердце мое дважды дало сбои, и я медленно села в кровати, стараясь не допустить, чтобы головокружение снова меня уложило. – Так вот оно что!
   Репа вздрогнула, качание прекратилось.
   – Что?
   Превозмогая боль в желудке, я наклонилась и включила свет; почувствовала, как мое возбуждение, переходя в знание, добралось до Уоррена. Ощутила остатки аромата, протянула руку к стакану с водой на ночном столике и прижала его к щеке, чтобы охладить кожу. Потом выпила воды, чтобы прочистить сознание, заглушить пламя в желудке, не обращая внимания на остальное. Схватив свою спортивную сумку, я порылась в ней, взяла первую попавшуюся темную одежду. Это был костюм черной кошки, наполовину хлопок, наполовину нейлон, с неприлично глубоким вырезом, но тут я ничего не могла поделать.
   – Он Свет. Они Свет. Они забрали мой голос.
   Детали быстро вставали на место, но мне это продвижение казалось медленным: стрелки всегда стремительно бегут, когда времени не хватает.
   – Боже мой, почему я не замечала этого раньше? "Замечала", – подумала я и едва не хихикнула. Мои глаза за твой голос.
   – Куда ты? – спросила Рена, подавшись вперед: она услышала шелест моей одежды. Я мимо нее пробежала в ванную, собрала волосы в узел, плеснула в лицо холодной водой. "Мне понадобится помощь", – сообразила я, глядя на свое отражение в зеркале. То, что мне предстоит сделать, кажется невозможным. То, что я буду доказывать, – невероятным, даже мне самой,
   – Не мне. Нам, – сказала я, возвращаясь в комнату. И смотрела на Рену, а она на меня, и я бы могла поклясться, что она меня видит. Она встала, и ее лицо оказалось в не скольких дюймах от моего.
   – Тебе пора перестать молиться, Рена. – Я взяла ее за руку. – Мы идем спасать твоего любимого сына.

24

   Пробраться незаметно через все поселение сверхъестественных существ – трудное дело, хотя и облегченное знанием того, что горсть людей, которых я больше всего должна избегать, либо заперлась, как жюри присяжных перед вынесением приговора, либо по очереди проводит сеансы с Гретой, готовясь к предстоящей битве. Это знание придавало мне смелости, когда я проходила по больнице, пустой и тихой, как морг. Это, а также записка, которую написала мне Текла сразу после смерти своего сына.
   У меня не было ключа от ее Палаты – от ее камеры, – но поможет смотровое окошко в двери. Мой план заключался в том, чтобы слегка постучать и привлечь ее внимание. Не так громко, чтобы заинтересовались другие, но вполне достаточно, чтобы она подошла и рассказала, что мне делать дальше. И я только молилась, чтобы она отнеслась ко мне более благосклонно, чем в прошлый раз.
   Я прижималась к стенам, втискивалась в углы и едва избежала столкновения с Хантером, который, очевидно, шел на сеанс с Гретой. Он постучал в ее дверь, и мне пришлось поспешно прятаться за углом, когда он повернулся и подозрительно принюхался. Потом я услышала, как открылась дверь и Грета пригласила его зайти.
   Я снова выглянула. Единственное освещение в коридоре исходило из окна кабинета. Комната Теклы, по диагонали от этого кабинета, была совершенно темной. Я считала, что у меня не больше десяти минут, может, и меньше, прежде чем на сеанс придет другой агент, и хотя времени казалось достаточно, все это время я буду хорошо видна. И даже десяти секунд хватит, чтобы все погубить.
   Когда свет в кабинете Греты потускнел, я двинулась. Мои шаги казались в пустом коридоре ружейными выстрелами, но гораздо большей моей заботой было сдерживать нервную энергию, чтобы меня могли обнаружить только непосредственно, зрением.
   Добравшись до двери, я взялась за ручку. Конечно, закрыто. На мгновение мне захотелось принять это как знак. Кто знает, что я обнаружу за этой дверью? Текла сейчас может быть совершенно безумной. Забилась в угол с пеной у рта. Я очень рискую, основываясь только на своей догадке. Но с другой стороны, как сказала Репа, когда я объяснила ей, что собираюсь предпринять, ничего не делать – значит рисковать еще больше. Поэтому я набрала полную грудь воздуха и заглянула в окошко.
   Па меня в нескольких дюймах от моих глаз смотрели два больших карих глаза. Я вскрикнула, тут же прикрыв рот рукой, надеясь, что еще не поздно. Карие глаза отпрянули в ответ на мою девичью реакцию, и я в смущении отняла руку от рта. Текла не только не сидела в углу с пеной у рта, она, очевидно, ждала меня. Я подавила страх и замешательство и придвинулась к окну.
   Ясность. Вот что я там увидела. Не безумие, которое, как говорили, я могу ожидать, не горе, оживающее на страницах комикса о Страйкере. И не беспомощность и умоляющее выражение лица, как накануне. Я видела оттенок ярости, видела горечь, от которой сжимался рот, но больше всего в этом взгляде было ясности. И этот взгляд объяснил мне, почему заперли Теклу. И какова моя роль во всем этом.
   – Ты меня слышишь?
   – Нет, но я могу читать по губам, – отчетливо артикулируя, произнесла Текла. И продолжила бы, но тут меня отвлекли звуки бегущих ног, и я оглянулась.
   – Черт!
   Я достала из-за голенища свой кондуит, зажала его в руке, гадая, что я собираюсь с ним делать. Текла, должно быть, тоже об этом подумала. Ее большие выразительные коровьи глаза расширились, губы снова зашевелились.
   – Что? – спросила я, прижимаясь к стеклу. Топот нескольких пар ног приближался.
   Текла указала на меня, постучала указательным пальцем по стеклу, потом – на себя. Она как будто хотела, чтобы я в нее выстрелила. Я покачала головой, демонстрируя, что не понимаю. И тут из-за угла появились Майках и Чандра; оба держали перед собой свои кондуиты.
   – Оливия! – крикнул Майках. – Отойди!
   Чандра, в руках которой был как будто обычный пистолет, направила его на меня. Глаза ее были лишены выражения, но очень холодны.
   – Надо выпустить Теклу, – заявила я.
   – Отойди от двери, – приказала Чандра. – Немедленно. Я проглотила комок и не шевельнулась.
   – Оливия, Текла больна.
   – Нет, она не больна.
   – Ты ведь смотрела ей в глаза? – Майках опустил свое оружие, это хорошо, но сделал шаг ко мне, а это плохо. Я прицелилась в него, и он шагнул назад. – Черт возьми, Оливия. Поэтому мы и не хотим, чтобы сюда приходили. Поэтому двери госпиталя должны быть закрыты. – Они с Чандрой переглянулись. – Она больна, но все еще очень сильна и способна подчинить себе слабый разум. Может заставить тебя поверить, что она права, но как только мы се освободим, она снова начнет бредить.
   – Может, она действительно права.
   – Ты только отойди от двери. – Он говорил тем голосом, каким разговаривают с теми, кто собирается спрыгнуть с крыши, и это заставило меня стиснуть зубы. Мол/сет, я и сошла с ума, но не потому, что заглянула в глаза Текли.
   – Может, она не безумна, – продолжала я, сосредоточившись на том, чтобы прочно держать оружие. – И так ведет себя, потому что никто ее не слушает.
   – Уйди от этой чертовой двери! – крикнула Чандра, приняв стойку для стрельбы, и я поняла, что она выстрелит.
   Если ты Стрелец этого поколения, то кто она?
   "Бродячий агент, – подумала я, глядя на ствол ее пистолета. – А бродячие агенты убивают звездные знаки, чтобы занять их место в Зодиаке".
   – Чандра. – Майках повернулся к ней.
   Она проигнорировала его, продолжая целиться.
   – Опусти оружие и отойди от двери.
   Я оглянулась на окошко, но Текла исчезла. Перевела взгляд на Чандру, на которую даже Майках косился с опаской.
   – Хорошо, – согласилась я, отчего ее вид стал удивленным… и слегка разочарованным. – Только сначала ответь на один вопрос.
   – Какой?
   – Майках ввел Уоррену состав, в котором содержатся мои феромоны. Так мы с ним связаны, верно? Чандра, ты можешь приготовить такой состав?
   – Конечно.
   – Так я и думала. – Я опустила свой кондуит. Майках покачал головой.
   – О чем ты говоришь?
   – Она сама не знает, – выпалила Чандра, делая шаг вперед. – И она не должна быть здесь.
   – А я могу сделать то же самое, имея химикалии из твоей лаборатории и немного знаний?
   – Да, – осторожно ответил Майках; брови его опустились.
   – Нет, – возразила Чандра. – Нужно не просто немного знаний, нужны правильные знания. Это называется химией.
   Я кивнула.
   – Как вы узнали, что я здесь?
   Если Майкаха удивила неожиданная смена темы, он никак этого не показал. На самом деле он как будто понял, в каком направлении развивается разговор, хотя подробности я выдавала постепенно.
   – Нам сообщили, как только ты коснулась двери.
   – Кто предупредил?
   – Что здесь происходит? – Из своего кабинет вышла Грета, за ней Хантер с настороженным видом.
   – Кто предупредил? – повторила я громче и несколько мгновений смотрела в глаза Хантеру. Он сильно поте лицо рукой, как будто мы ему снимся и он хочет проснуться.
   – В дверной ручке есть сенсор, – объяснила мне Чандра. Она пыталась отвлечь меня, сокращая расстояние между нами. Теперь она была совсем близко. – Грета решила, что это самый надежный способ не подпускать посторонних.
   – Грета решила? – сказала я, взглянув на нее.
   – Что ты здесь делаешь Оливия? – спросила Греча чуть более резко, чем нужно. – Ты больна.
   – Больна? – произнесла я, словно это слово не имеет смысла. – Больна, как Текла. Такая у меня болезнь?
   Чандра издала нетерпеливый звук, почти зарычала.
   – Оливия посмотрела ей в глаза. Я вас предупреждала! Нужно было закрыть это окно.
   – Текла может Видеть, что происходит с Уорреном, заявила я, заметив, что Хантер полностью взял себя в руки. Он молча следил за мной, взгляд его переходил с моего лица на мой кондуит, зажатый в руке. – Нам она нужна, чтобы определить, где он.
   – Вздор, – отмахнулась Грета. – Она уже много месяцев не говорит ничего разумного.
   – Потому что кто-то приказал запереть ее в клетке пять на десять футов и никого к ней не подпускать! Кто-то отнял у нее ее голос!
   Все четверо уставились на меня как на сумасшедшую, и я начала понимать, каково это.
   – Ты запуталась, дорогая, – легким успокаивающим голосом сказала Грета. – Потому что посмотрела прямо в глаза Текле.
   – Нет, не запуталась, – ровно ответила я. – На самом деле как раз наоборот. Я посмотрела Текле в глаза, и мне впервые все стало ясно.
   Грета долго молчала. Все ожидали.
   – Мне следовало разобраться в этом раньше. Но все здесь так тебе доверяют. – Я рассмеялась, почувствовав ироничность положения. – Доверяют больше, чем себе.
   – О чем ты говоришь? – спросила Грета, но я видела, что она знает. Но я все равно объяснила, чтобы знали и все остальные.
   – Я говорю о том, как ты внушила кое-кому, что мне понравится читать новости дня, новости, в которых есть информация, причиняющая мне боль. Новости, которые заставят меня броситься к тебе. – Я направилась к ней, пошла спокойно и уверенно, хотя сама такой уверенности не чувствовала: ведь пистолет Чандры был по-прежнему нацелен на меня. – Ты хотела загипнотизировать меня, проникнуть ко мне в сознание, как сделала это со всеми остальными. Но тут возникла одна проблема. Моя мать тоже была там.
   – Сука! Хватит ее слушать! – закричала Чандра, переводя взгляд с Греты на меня, и я удостоверилась, что была права. Но она снова прицелилась в меня, и ее оружие – смертных или пег, – на таком расстоянии сделало бы свое дело. Но теперь, когда в коридоре появились и другие звездные знаки: Ванесса, поддерживающая Грегора, сразу за ней Феликс – Чандра представляла меньшую угрозу. Поэтому я сосредоточилась на женщине, которая была угрозой для них всех.
   – Не думаю, что поняла бы все, если бы не кошмары. Раньше у меня никогда их не было. Я никогда не встречала Тульпу, поэтому не боялась его и он не мог приходить ко мне в кошмарах. И я никогда не позволяла себе возвращаться во сне прошлое. Но ты своими алхимическими средствами все это открыла. Некоторые называют это химией. А позвольте поинтересоваться, кому из вас она в своем кабинете не давала чашку чая?
   Грета раскрыла рот, но я не стала ждать ее ответа. Да и вопрос был адресован не ей. Я видела, как остальные начинают постепенно понимать, по мере того как я продолжала неторопливо распутывать загадку.
   – Легко вселить недоверие в сознание и души тех, кто тебе верит, правда, Грета? Они обращались к тебе со своими величайшими страхами, которые приходили к ним в кошмарах, и ты цементировала эти страхи на своих сеансах. – Я остановилась прямо напротив нее и сложила руки на груди, по-прежнему держа в одной кондуит. – Вы все искали причину поражений своего Зодиака. Причина в Грете. Ее истинная роль здесь – крот.
   – Чушь! – взорвалась Чандра, и ее палец на курке дрогнул.
   – Оливия. – Терпеливый голос Майкаха едва скрывал раздражение. Таким голосом отец разговаривает с капризным ребенком. – Грета никогда не покидает убежище. Уже два года.
   Я приподняла плечо.
   – Превосходное прикрытие.
   Взгляд Хантера стал ясным, и это было бы хорошо, если бы он не буравил меня им, как ястреб.
   – Тебе нужно побольше доказательств.
   – Придержите немного эту гермафродитку, и я предоставлю их вам.
   Пистолет находился в опасной близости от моего виска. Я ждала, зная, что моя судьба зависит от нескольких следующих мгновений.
   – Чандра. Опусти оружие.
   – Что? – Она повернулась к Грегору, который распрямился, насколько мог. – Не могу поверить, что мы слушаем это! Меньше чем через два часа нам предстоит сразиться со всеми Тенями города. – Она дышала порывисто, продолжая держать меня под прицелом. – Начнем с этой!
   Я стояла совершенно неподвижно и смотрела на точку над ее головой: не хотела видеть, как она нажимает на курок.
   – Ты сейчас опустишь оружие. – Грегор произносил слова ровно, словно размещая их на нотной строке. – В отсутствие Уоррена главным становлюсь я, а он отсутствует, потому что обменял свою жизнь на мою. Если Оливия может сказать что-нибудь, что поможет ему вернуться к нам живым, ты дашь ей это сделать. Опусти оружие! Немедленно!
   Грегор говорил громко, и голос его отражался от стен длинного коридора, прежде чем замереть. Он стоял с одной рукой, выступающей из бесформенной больничной одежды, и тот юмор, который я привыкла с ним ассоциировать, совершенно исчез. Он больше походил бы на пациента, если бы не широко расставленные ноги и сжатый кулак. Я вспомнила, что Уоррен называл его старшим оставшимся агентом, и поняла, что, если смогу убедить его, остальные тоже будут слушать. Ствол оружия Чандры дрожал, опускаясь.
   И тут раздались слова поддержки от человека, от которого я никак этого не ожидала.
   – Хорошо. Я за.
   Хантер слегка улыбнулся мне, когда я взглянула на него.
   – Ваша гипотеза такова: Грета никогда не покидает убежище, поэтому ее невозможно заподозрить в предательстве, верно? Но она не покидает убежище, потому что не может. Как и я, она не может преодолеть портал. Тень внутри нее слишком сильна для этого.
   – Я не могу выходить, потому что наверху я совершенно уязвима. – Голос Греты звучал разумно и спокойно, словно на сеансе терапии. Я видела, как она нервно перебирает бусы, висящие на шее, но нужно отдать ей должное. Она хорошо играла свою роль. – Не пройдет и недели, как меня выследят.
   – Если ты еще не заметила, Грета, это самоубийственное дело. И никого здесь не останавливают соображения собственной безопасности. Разве не ты учила меня, что долг превыше всего? Если что-то плохо для организации, этого просто не делают. Если хорошо – например, экспедиция для спасения нашего предводителя, – концентрируется все, чтобы обеспечить успех. – Я невесело улыбнулась им всем. – Истинный сторонник Света – агент или нет – принесет в жертву все ради спасения отряда. Меня убедила в этом Репа.
   – А ты так сделаешь? – спросила Чандра, скрестив руки на груди. Она как будто боролась с собой, с желанием снова прицелиться в меня.
   – Именно так я сейчас и поступаю.
   – А как же она попала сюда? – поинтересовался Хантер со своей обычной целеустремленностью, за которую я сейчас была ему благодарна. Я тяжело вздохнула, повернулась к нему и заговорила, тщательно подбирая слова. Он не похож– на того, кто способен дать второй шанс.
   – Она наполовину смертная. Вторая половина – Свет. Но, однако, выбор может быть сделан в пользу любой стороны.
   Краем глаза я увидела, как Феликс качает головой.
   – Но тогда как она дает знать Тульпе, где мы? Чандра нахмурилась и посмотрела на него, как на предателя, но он лишь пожал плечами, встретив ее взгляд.
   – Она этого не делает. Она вас помечает. Когда вы приходите к ней в кабинет, она во время гипноза меняет ваш запах, чтобы агенты Тени могли вас выследить, когда вы выходите из убежища.
   – Это нереально, – заявила Чандра.
   – Ты сама только сказала, что это возможно. С химикалиями из твоей лаборатории и небольшими знаниями…
   – С нужными знаниями!
   – Которые есть у тебя и Майкаха. – Я почувствовала, как гнев впервые превосходи! страх. Чандра как раз против меня. Ну и черт с ней! Я подняла голову.
   – Где ты держишь свои знания? В блокноте?
   – Нет. Там, где их никто не может найти.
   – В папке? В картотеке? В микрофильме?
   – Нет, идиотка! – взорвалась она, сдвинув брови. – В голове!
   Я подняла подбородок.
   – А у кого есть доступ в ваши головы?
   Она открыла рот и снова закрыла. Я обвела всех взглядом, заглянула всем в глаза; в коридоре повисла тишина.
   – И не только в ваши головы, но и в ваши лаборатории. Не только в лаборатории, но и в больницу. А в больнице есть женщина, которая знает правду, – Я повернулась к Грете, на щеках которой появились неровные пятна.. – Почему ты закрыла Теклу?
   Грета дергала шарики бус, как четки, но заговорила нарочито спокойно:
   – Она потеряла контроль над собой после смерти Страйкера. Сознание ее ослабло, и она не отличает выдумки от реальности.
   Я покачала головой.
   – Она не ослабела. Напротив, стала сильней. Талантливей. У нее обострилась интуиция. Наследие в Зодиаке передается по материнской лини, поэтому сила, высвободившаяся после смерти Страйкера, вернулась к ней. Разве не любопытно, что именно тогда Грета запрятала Теклу? Посадила в звуконепроницаемую комнату, так, чтобы ее никто не видел и не слышал? Никто, кроме самой Греты!
   – Ее заключил Уоррен! – холодно сказала Грета.
   – Угу. – Я кивнула. – А кто внушил ему это?
   Все молчали. Хороший знак, и я снова обратилась к Грете с мрачной улыбкой.
   – Ты два года выжидала, приобретала уверенность, входила в доверие. Вызнавала, что могла, у Чандры и Майкаха, готовилась к метаморфозе Страйкера. А потом, когда использовала его смерть и горе Теклы, чтобы укрепить свое положение, достичь остального было нетрудно. У тебя появился доступ ко всем их файлам: гороскопам, картам рождения, родословным. Ты знала, как проникнуть к. ним в сознание. Как угостить их чаем, развязать воображение и убедить приходить для сеансов гипноза.
   – Боже, – выдохнул кто-то.
   – Ты забрала у Теклы сына, а потом – ее дар, ее талант. – Я обнаружила, что тяжело дышу. – Ты забрала у нее голос.
   Наступила долгая пауза, все молча думали, взвешивали услышанное, а Грета оглядывалась в поисках сочувствия, ждала, кто первым заговорит. Я не могла читать ауру – у всех были слишком напряжены эмоции, в воздухе словно распространился раскаленный газ, – но мне и не нужно было: я видела, как краска заливает лицо Греты. Она принялась защищаться.
   – Если я отняла у нее голос, почему она именно тебя обвинила вчера в предательстве?
   – Она меня не обвиняла. Она использовала то, что у нее осталось – после того как ее накачали наркотиками, способными свалить слона, – чтобы умолять меня найти предателя. Забавно, что ей пришлось замолчать, когда ты дала ей новую дозу. Зачем это, когда Тульпа с помощью ее силы мог добраться до меня?
   Первые признаки страха появились на лице Греты, голос ее стал почти детским.
   – Как ты можешь говорить мне такие ужасные вещи? Я посмотрела на нее и поняла, что это не страх. Это Тень. Я улыбнулась.
   – Потому что теперь я ее голос.
   Выражение притворного гнева сошло с лица Греты. Она повернулась к остальным.
   – Текла была Видящей. Она была полноправным членом Зодиака, гораздо сильней любого полусмертного. Почему она не выступила против меня? Почему, если знала, кто я, никому ничего не сказала?