Петухов Юрий. Звездная месть (Книга 1)

А приближаться опасался. Надо было привыкнуть немного, пооглядеться. - Расскажи? - попросила хрипатая. - Да чего там... Дело было так. Мы шли на трейлере в район Арктура, на базу! Эх, чтобы я еще хоть раз в жизни связалась с Космотрансом, с этой чертовой конторой, ну уж нет! - Да ты не бойся, не свяжешься больше! - успокоила ее хрипатая. - Чего-о?! Ты меня рано хоронить удумала, подруженька дорогая! - Заткнитесь вы обе! - осекла ее обладательница высокого голоса. Надоели! Начала травить, так трави! После долгого сопенья и вздохов, тяжелых, громких, рассказ был продолжен. Иван приблизился еще на три шага. И теперь различал говоривших-это и впрямь были самые настоящие земные женщины. Выглядели они в этом саду очень баззащитно, по-домашнему, даже более того, они были почти обнаженными, лишь легкие полупрозрачные, повязки прикрывали их бедр.а - если полупрозрачные повязочки можно было только назвать прикрытием. Лиц и деталей Иван пока не видел-все терялось в листве, все ускользало. Но в горле у Ивана вдруг пересохло. Рассказывала полная, смуглокожая женщина, выглядевшая значительно моложе, чем на то намекал ее грудной усталый голос. - А чего говорить. Я в этих делах не слишкомто сильна,-продолжала она,-мне что-подай, прими, налей. Я в буфете подрабатывала, Я ни черта не поняла этих...- она снова выругалась довольно-таки крепко,- а они говорили чего-то про изгиб пространства, про какой-то провал... короче, мы вляпались в такое дерьмо, что и они не хрена разобраться не могли! Всех распихали по анабиокамерам, и меня тоже-говорят, спи, детка, и ни о чем не думай, пускай тебе твой женишок приснится в самой обольстительной позе... мужланы! дурачье! Светленькая и тоненькая, очень подвижная, все время меняющая положения своего тела, и оттого почти не видимая женщина, вставила: - И когда ж это было? - В семнадцатом! - последовал ответ. - Что, в семнадцатом? Совсем свихнулась тут с жиру и безделья?! Тебе ж не восемьдесят! - Заткнись! - оборвала ее грубо смуглокожая.- Это было в две тысячи семнадцатом году, у меня пока что башка кумекает! Иван потрогал ладонью лоб. Тот был мокр. Ой чуть не присвистнул, усяыхав дату. Уж ежели он себя считал стариком, так кем же считать тогда эту симпатичную и высокогрудую толстушку, которой на вид больше тридцати ни за что не дашь. - Сбрендила она, я давно это подозревала!- проговорила сипатая обладательница изумительной фигуры, от которой Иван не мог отвести глаз, явно обделяя в этом плане двух других женщин.- Точняк - сверзилась! Эти шкафы дольше трехсот лет никогда не держали режима, а сейчас - две тысячи четыреста семидесятый, я уж года считать не разучилась... - Ну и считай! Только свои считай! - ехидно вставила смуглая. Иван обратил внимание на то, что сиплая красавица, увешанная связками жемчужных бус непонятного происхождения, была его современницей. И это как-то приободрило. Если в такой ситуации можно было сохранять бодрость. - Ну так вот, с вами и не доскажешь,-смуглая взяла что-то в щепоть с плоской тарелочки, пихнула в рот, пожевала.- Никто меня не спрашивал говорят; полезай и помалкивай, потом спасибо скажешь! Втиснули в камеру. Я и отключилась сразу. И никакие женишки мне не снились, вранье все это! У меня и не было женишков! Два полюбовничка сбежали еще до рейса, а новым не обзавелась покуда. Короче, отключилась тра-та-та-та,- ругательства были отменными и многоступенчатыми. - А как прочухалась, не знаю. Только дверца вдруг открывается, и стоит вот такое чучело чешуйчатое, - она куда-то махнула рукой, но Иван не понял куда, зачем. - Я снова с копыт! В себя прихожу-рожа трехглазая, мурло брыластое-я в отключку! На третий раз удержалась, А они меня за собой, вдоль всего коридорчика по анабиоотсеку. И вытаскивают - одного за другим вытаскивают! Наших в трейлере было человек под сорок, много. Так они чего тра-та-тата! Они - бабу в сторонку, ко мне впритычку, а как мужика вытянут - хвать его когтищами от горла до... смугляночка все называла своими именами, и Ивану становилось не по себе от этого физиологизма начала двадцать первого века. Но он слушал. - Так вот, комбинезончик вместе с кожей сантиметров на пять вглубь-хряк! А потом с двух сторон подняли, дернули, встряхнули - и вылетай родимый из собственной шкуры голышом! - Фу, что за гадости ты говоришь! Слушать невозможно! - возмутилась стройненькая, тоненькая. - Чего было, то и говорю! Я их, что ли, обдирала, ты чего на меня бочку катишь, стервозина?! СлуШай и не возникай! Вот так вот всех и обошли! А нас-то волокут, мы идем... - страшно, наступить некуда - повсюду освежеванные дрыгаются, дергаются, какие и ползают, живые, не сразу вырубались. А эти твари прямо по ним когтищами, запросто, у них, видать, такое дело обычное, не привыкать. Меня еще раза три вырубало. Только у этих ящериц не забалуешь, сами знаете, только чего-коготь под задницу или еще куда, и аля-улю! только попрыгивай себе! По колено в кровище, меж тел ободранных... Ох, не приведи Господь! А потом за баб взялись, какие поплоше да постарше-головешку набок! Так-то вот. А тебе тут не нравится, видишь ли, цаца какая! Иван подошел почти вплотную. Его отделяли от женщин три-четыре метра. Он выбрал очень удобную позицию - за свисающей с дерева ветвью, покрытой густейшей .листвой. Он полностью был уверен, что его незаметят. Женщины были ухожены и хороши, видно, их холили и лелеяли в этом садике. И какие бы оттенки не имела их кожа, кожа эта была гладкой, упругой, чистой, чуть поблескивающей, что говорило и об отменном питании, и о достатке витаминов, и, возможно, о массажах, душах и прочем, прочем. Блестящие пышные волосы - у одной иссиня-черные, у другой - белокурые, у третьей - русые с пепельным налетом, говорили о том же. Что же касалось их фигур, то у Ивана просто дух захватывало, он готов был стоять здесь до полного изнеможения и любоваться этими волнительными полными бедрами, стройными и сильными ногами, гибкими талиями, высокими и налитыми грудями, чуть .покачивающимися при каждом движении. Он уже позабыл, где находится, позабыл про опасности и тревоги. Он был с ними, он ничего не видел кроме них. Чувство одиночества сразу пропадо, исчезло, улетучилось. Он вглядывался в их живые ясные глаза, в открытые прекрасные лица, упивался их голосами, иногда и грубыми, резкими, но не менее влекущими от того. И он не обращал внимания на ожерелья из жемчуга. Да и откуда здесь мог взяться этот самый жемчуг! Он не видел алмазных нитей на их шеях, в волосах, не замечал тоненьких витых браслетиков, поблескивающих на запястьях и лодыжках. Ничего из всех этих и многих других украшений он просто не видел, точнее, видел, конечно же, но не в отдельности, не сами по себе они воспринимались им, а лишь как вполне естественное продолжение этих тел, рук, ног, как органичная часть кожи... Да, после всех передряг картина была отрадная. И все-таки Иван сразу выделил одну - ту, что имела чуть охрипший голос и пепельно-русые волосы, ту, что вспомнила о семидесятом годе их столетия. Она была необыкновенна, она была сказочно хороша. И не той картиночной, журнальной смазливостью, что считается эталоном и нравится всем без исключения, а обаянием, женственностью, да^йе какой-то нескладностью, проглядывавшей в движениях, Иван внимательно слушал смуглянку, а смотрел на другую. И потому все у него мешалось в голове, все плыло перед глазами. Он д^же не удивился, что не первым из землян оказался в этой самой непонятной "системе". - И до вас тут сидели строптивые бабенки,- тянула свое смуглянка,- все возникали по каждому поводу-то им не то, это-не это! А толку, тра-тата-та! Повозникают, повозникают-и ломаются. А как созреют, видать, так и уводят! Вон, Марту же увели при вас, так?! - Чего же тебя не трогают тогда, а? Ты ведь все сроки пересидела, в перестарках уже ходишь?- ехидно вопросила беленькая. Смуглянка бросила в нее каким-то круглым желтым плодом, но промахнулась. Надула губки. - Сама ты дура старая! - пробасила она после некоторой заминки.-Меня на десерт берегут1 И они все втроем рассмеялись. Иван тоже не смог сдержать улыбки, хотя в словах смугляночки был резон - она вполне годилась "на десерт". - Во-о! Нет, вы только поглядите! - смуглянка снова махнула рукой, указывая на кого-то.- И эта жирная ящерица хохочет! Нет, я не выдержу этого! Иван встрепенулся, он и не подозревал о присутствии здесь еще кого-то. Он сразу же опустился на траву, переполз к стволу соседнего деревца, всего на полтора метра. Осторожно встал. Высунул голову. И обомлел. И как он мог так опростоволоситься?? Еще бы немного - и он уткнулся носом в спину негуманоиду, точно такому же, как те, что встречали его возле коллапсара. Негуманоид сидел спиной к Ивану, опираясь на беленький резной заборчик, забросив на него чешуйчатую длинную руку с морщинистыми пальцами, унизанными перстнями, кольцами. Он лениво шевелил пальцами, словно перебирая что-то невидимое, и отблески поигрывали на матово черных когтях. Был негуманоид спокоен и вял. Лишь со второго взгляда Иван понял, что он немного отличался от тех бравых ребят, что разодрали его капсулу будто консервную банку. Те были крепкие, подтянутые несмотря на врожденную корявость. А этот расстекся по сиденьицу жирной задницей, обтянутой сереньким комбинезоном. Бока у него свисали по обе стороны от ремня. Затылок-гол и шишкаст, лишь чешуйчатые темные пластины будто завесь шлема ложились на спину. Но и из-за них были видны обрюзгшие, висящие явно ниже подбородка щеки-бырла, усеянные бородавками и седыми толстыми волосками. Негуманоид был стар и мерзок. Судя по всему, его не интересовали женские прелести, да, наверное, и женщины как таковые его тоже совершенно не интересовали... И могли ли вообще эти "ящерицы" хоть как-то реагировать на земных женщин? Может, у них были свои понятия о привлекательности, красоте? Иван не стал ломать голову. Он вдруг пожалел, что так бездарно использовал парализатор! Сейчас бы эта штуковина ох как пригодилась! Лезть в пояс за усыпителями одноразовыми не хотелось. Иван спрятался за ствол. На какое-то мгновение толстяк обернулся, пошарил глазами в листве, зевнул с присвистом и сапом, отвернулся. Рожа его была на редкость противна: нос блямбой свисал ниже верхней губы, изо всех его четырех отверстий текло, глаза были не черны и бессмысленно-жестоки как у тех парней, а мутны, болезненны. - Ишь ты, насторожился! - сказала смуглянка. - Услышал чего-то! - Чучело-оно и есть чучело!-заключила бесповоротно беленькая. - Лан, ты чего загрустила? Лана, русоволосая красавица, не ответила, она водила перед носом голубеньким цветочком, потом коснулась его губами, кончиком языка... и отбросила. - Мерзость! Тут все мерзость! - проговорила она в Сторону, ни к кому не обращаясь. Она закинула руки за голову, и тяжелые шары грудей колыхнулись, спина прогнулась, талия стала еще тоньше... Не будь здесь этого гнусного вертухаяевнуха, Иван бы не удержался, подошел бы к женщинам, подошел бы к ней, необыкновенной и грустной Лане. Но не следовало забывать, что ты не у себя дома, не на Земле. Она чуть изогнула шею, повернула голову... и они встретились взглядами. Ивана бросила в дрожь. Но он заметил, что и у нее резко расширились зрачкиона испугалась, оторопела от неожиданности. Но не вскрикнула. - Ты чего это? - поинтересовалась светленькая. - Ничего, - еле слышно произнесла Лана. Голос ее в эту минуту совершенно сел. Иван приложил палец к губам. Она еле заметно кивнула в ответ. - Точно, сбрендила,-заключила смуглянка, зевнула и улеглась на спину. Иван, не сводя глаз с Ланы, наощупь, расстегнул пояс, запустил руку внутрь скафандра. Ему пришлось лезть в набедренный карман, чтобы вытащить усыпитель. Он согнулся, но головы не опустил. Краешком глаза он следил за обрюзгшим охранником, Тот сидел в прежней безвольной позе, шевелил пальцами... Шарик усыпителя разорвался над его бабьим покатым плечом розовенькое облачко тут же растворилось в воздухе. Иван не сомневался в успехеведь усыпитель одноразовый был проверенным средством, многоцелевым и многокомпонентным, в горошинке содержались сильнодействующие усыпители, в основном, газообразные, рассчитанные на самые разные живые организмы - не сработает один, другой, третий... десятый даст результат! Евнух-вертухай сполз по сиденьицу наземь, почти бесшумно, словно мешок с мякиной. Только пластинчатая голова легонько стукнулась о край заборчика. И шумок этот не остался незамеченным. - Чего это! - всполошилась смуглянка и вскочила на ноги.- Ой, глядите, девочки! - Тихо ты! - прошипела русоволосая Лана. - А чего?! - не поняла смуглянка.- Чего-о?! Она вдруг увидала выпрыгнувшего из-за укрытия Ивана и заорала, заголосила с такой силой, будто была не живой и слабой земной женщиной, а по меньшей мере сиреной с бронехода. Но Ивану было поздно отступать. Да и некуда! Он пнул безвольное тело жирного евнуха, заглянул в глаза-те были закачены, евнух явно не притворялся. На всякий случай Иван связал ему руки за спиной, ткнул носом в землю - пускай полежит. - Вот это да-а! - на одном дыхании выдала беленькая. И свалилась без сознания. Лана зажимала рот смуглянке, которая, видно, от неожиданности потеряла остатки ума. Но удерживать ее было нелегко. - Вы откуда? - спросила Лана, тяжело дыша, отдувая прядь, лезшую в глаза. - Оттуда,- ответил Иван невразумительно. Но они поняли друг друга. Смуглянка вырвалась и заорала пуще прежнего. В коротеньком перерыве между двумя воплями она вставила, обращаясь к русоволосой. - Дура! Дурища! Ты чего-подыхать надумала из-за него?! Ну нет!!! Иван, не обращая внимания на истеричку, подошел к Лане, взял за руку, - Пойдем! - Куда? - удивилась она.- Отсюда нет выхода. - Выход всегда есть,- заверил ее Иван,- всегда и отовсюду. Пойдем! Он сжал ее руку. И по телу его пробежала волна теплой, приятной дрожи. Он верил, что им удастся выбраться из этой чертовой непонятной "системы". А она стояла перед ним такая беззащитная, нежная, красивая. Стояла и не пыталась даже прикрыть наготы. И в глазах ее было удивление, но не только оно, в глазах стояла какая-то странная, почти сумасшедшая радость. Иван сразу понял - она за ним пойдет на край света. - Не будем терять времени! - сказал он. И в эту же минуту ему в спину уперлось что-то твердое. Иван замер. Он знал, что лучше не двигаться, что все выяснится само собой, может, это смугляночка шутит, что-то ее не видно... На спину надавили сильней. Он не отпускал ее руки. Он не верил, что все кончено, не хотел в это верить. Но по ее глазам он увидал - да, это свершилось. Радость и удивление исчезли из ее глаз, а на их месте поселился страх, почти ужас, причем явно не за себя, ибо она не сделала даже попытки отстраниться, прикрыться, отойти. Ей было страшно за него. - Руки за голову, слизняк! - проскрипело сзади.- Ну, живей! Не заставляй себя ждать! Иван не мог выпустить ее руки. И тогда она сама выдернула ладонь и, будто опомнившись неожиданно, прикрыла обеими руками грудь. Но все равно было видно, как тяжело она дышит. - Ничего,- проговорил Иван, стараясь, чтобы голос звучал спокойнее,ничего, это лишь начало. Не бойся! - Руки! Он заложил руки за голову. И сразу почувствовал, что запястья и шея чем-то обхвачены, что его сковали какими-то непонятными наручниками, крепящимися к не менее непонятному жесткому, наверное, металлическому ошейнику. Он не ожидал такого! - Они убьют тебя! - ужаснулась Лана. И лицо ее исказилось гримасой. Неожиданно из-за ветвей вынырнула смугляночка. И заявила надсадно: - И не будет лезть, куда не след! Чего он лезет?! Поделом получит, не плачься! - Они убьют тебя! - повторила русоволосая, не обратив ни малейшего внимания на слова смуглянки.- А я даже не знаю, как тебя зовут, как звали... - Не бойся,- Иван улыбнулся,- если бы они хотели меня убить, так давно бы это сделали. - Ты не знаешь их! - Тут и знать ничего не надо. - У них совершенно иная логика. Иван почувствовал сильный удар в поясницу, следом еще один - меж лопаток. Но он не обернулся. - Скажи хоть, как зовут тебя? - Ну, вот это уже веселей... а то-звали, надо же! Меня зовут Иван,-сказал он с непонятной оживленностью, почти выкрикнул,- и меня еще долго будут так звать. И я буду откликаться, веришь? Глаза ее стали тоскливы и пусты. - А ты верь! - повторил Иван.- Верь! Завороженность сошла с него. Он был готов к действию и лишь выжидал момента. Но никто его не торопил, будто ему специально давали наговориться власть перед чем-то таким, о чем лучше не думать. - Я хочу верить, но не могу, - просипела русоволосая. И из глаз ее потекли слезы. Она оторвала руки от груди, стала утирать их. Но слезы текли все сильнее. Иван решил, что пора. В конце концов, он космолетчик или нет! Какими бы ни были неуязвимыми эти твари, а и он не лыком шит. - Не надо,- прошептала она, угадав его намерения. - Надо! Иван резко подпрыгнул на два метра, развернулся в воздухе и всей тяжестью тела, всей силой ноги обрушил пятку на плечо противника. Почти сразу же полыхнула струя пламени, вырвавшаяся из ствола - у русоволосой срезало прядь, сама она шарахнулась в сторону, чуть не упала; И в этот миг Иван почувствовал, как треснуло что-то в плече ,негумоноида - он не знал, есть ли у них что-то наподобие ключиц или нет, но прием оказался верным. Лучемет вылетел из когтистых лап. Его хозяин ухватился за плечо, взвыл. Но Иван не дал ему опомниться - сбил с ног мощным ударом в грудь. Только после этого он упал на землю. Оттолкнулся спиной. Тут же вскочил. Противник был повержен. Он не мог подняться, крутился волчком в траве, выл, визжал, непонятно ругался. Он был явно не столь вынослив и неубиваем. как первые чужаки. Иван не терял времени. - Снимай! Быстро! - приказал он русоволосой и повернулся к ней спиной. Она подняла руки, принялась расстегивать ошейник-наручники. Но ничего у нее не получалось. Она нервничала, торопилась, плакала... - А ну тихо! Иван увидал, что прямо ему в грудь направлен лучемет. Тот самый, что обройил негуманоид. А держала его смуглянка. Держала твердо, уверенно, будто она всегда ходила с оружием и умела его применять. - Не дергайся! - Ты что-о!!! - заорала из-за спины Ивана Дана. - И ты, сука, стой! Не трепыхайся! Я не промахнусь! Губы у смуглянки кривились, веко левого глаза подергивалось. Но она была уверена в себе. - Брось лучемет,- попросил Иван мягко,- брось, ты же наша, ну! Смуглянка широко и плотоядно улыбнулась, обнажив два ряда идеальных белых зубов. - Была ваша,- проговорила она врастяжку, щуря глаза. - Как это? - поинтересовалась вдруг сквозь слезы Лана,- Ты что, спятила? Брось, кому говорю, брось пушку. - Что здесь происходит? - поинтересовалась очнувшаяся стройная блондиночка.- Мы на Земле? - Цыц, гнида! - осекла ее смуглянка.- Мы в...- она выругалась и усмехнулась,- ясно?! Иван напряг мышцы, он знал, что делать. Но его опередили. - Не дергайся, мальчик, кому сказала! - с угрозой процедила смуглянка, и в черных глазах ее промелькнула искра.- Не трепыхайся, милый! Ежели у тебя коленка хоть на чуть согнется, я эту суку пополам пережгу, ахнуть не успеешь! - Нет, я ничего не понимаю,- снова удивилась беленькая, она встала, подошла к смуглянке, протянула руку,- дай мне эту штуковину, не надо нажимать ни на что, я тебя умоляю! Смуглянка даже не качнулась, просто её правая нога вдруг взлетела на уровень живота блондинки, дрыгнулась, тут же вернулась на место, будто и не было ничего. А миротворица уже лежала в траве, рядом со стонущим негуманоидом. - Одна сучка напросилась и получила, чего надо,- прокомментировала смуглянка.- Щя с другой разберемся! Лана сдернула - таки оковы с шеи и запястий Ивана. Но тут же схватила его за плечи, прижалась. - Так ты на них работаешь, гадина? - спросила она из-за спины, сверля смуглянку одним глазом. - А то на кого ж! - ответила та нагло.- Я всегда работала на тех, чья сила, ясно, лахудра грошовая?! Иван вдрогнул - Стоять! - А если никто не придет? - поинтересовался Иван.- Что будет, а? Смуглянка утробно засмеялась, почти неслышно, но сострясаясь всем телом. Ее огромные груди, которых она и не пыталась даже прикрыть, затряслись в такт этому смеху. - Придут, дружок, не сумлевайся, обязательно придут! - И сколько тебе платят? - со злостью спросила русоволосая.- Ах ты тварь поганая! Я всегда чувствовала неладное, недаром ты все наше хаяла, гадина! - С тобой вообще разговору нету,- равнодушно проговорила смуглянка и расставила ноги еще шире. Она была самонадеянна до предела, а может, она знала, что в любом случае последнее слово за ней.- Ты молчи, сука! Твое дело, знаешь какое? Лана вышла из-за спины. Но она не отпустила своих рук, она продолжала удерживать Ивана-левой за локоть, правой - обвив шею. Лицо ее было сухим, глаза - злыми. - Какое? - А такое... - смяглянка выдала старинным отборным двухэтажным матом. Твое дело - в своем брюхе выращивать да вынашивать ихних мальков, поняла?! Поймешь еще! Вот как заберут тебя, уведут, так сразу поймешь. Подвесят, нашпигуют, чем положено, трубок навставляют, растворчиков подведут и будешь раз в полгода, по ускоренному графику, выдавать из утробы по сотне зародышей, мать твою! У Ивана в глазах померкло, в голове помутилось. Он уже знал, каким приемом собьет с ног эту продажную тварь, пусть она хоть трижды женщина. Он был готов. - Стоять! Чуть не в самое лицо ударил сноп пламени. Но оно тут же отхлынуло. Это был предупредительный залп. Лана сильнее прижалась к Ивану, она чуть не задушила его. Но голос ее прозвучал твердо. - И ты, гадина, надеешься, что тебя минует общая судьбина, если это вообще все правда? - проговорила она, почти не разжимая губ. - Думаешь, тварь, тебе не висеть в трубках?! - Может, и висеть,- прямо ответила смуглянка,- но я повисну последней, ясно?! Пошевели-ка мозгами, дуреха, да прикинь, сколько еще таких попадется в сети, а? Думаешь, ты последняя?! - Ты и впрямь гадина! - Я убью тебя! - Нет! - Убью!! - Не посмеешь! - Ладно, не шурши, - проворчала вдруг смуглянка устало, - конечно, я тебя не убью. Им нужны живые бабы, им нужны живые инкубаторы... Но, знаешь, чего,- голос повеселел,- немного поуродовать, покалечить могу. Это запросто! Им же не нужны твои глазки, ножки, ручки, им на хрен твои губки и носик! Им нужно лишь твое брюхо, сука, ясно? Так что подумай хорошенько, прежде чем трепыхаться. И ты дружок, подумай! Это был тот самый момент, когда надо было действовать - смуглянка расслабилась. Иван сильно пихнул от себя русоволосую и одновременно прыгнул вперед. Прыгнул, на лету перевернулся через голову, вышиб рукой лучемет у смуглянки - тот взлетел вверх, разбрызгивая фонтаны пламени, крутясь фейерверочным колесом. Он был, видно, заклинен. Но это уже не интересовало Ивана. Иван не тронул смуглянку и пальцем, не ударил, не коснулся. Он просто встал рядом. И она поняла, что к чему. Она поняла, что оказывать сопротивление этому парню не просто бесполезно, но смешно. Подкравшегося негуманоида, который еще минуту назад не мог подняться из травы, Иван отбросил назад ударом ребра ладони по шее. Теперь не было никакой угрозы. - Побежали! Тут нельзя оставаться!- Иван протянул руку. - Да, побежали! - она сама подошла к нему, положила ладонь на ладонь. Но тут же выдернула.- Ты хочешь оставить эту гадину жить?! Ну уж нет! Она заглянула Ивану в глаза. В ее взгляде не было ни милосердия, ни готовности прощать. Иван положил ей руки на плечи, привлек к себе, поцеловал в губы. И только после всего этого прошептал прямо в лицо: - Не мы ей давади жизнь, понимаешь? Не нам ее и лишать, жизни, не нам! - Я сама убью ее! - Нет! Иван с силой сжал ее плечи, встряхнул. - Отпусти! Болимо! - Пойдем, не то мы останемся тут навсегда! - сказал он.- Мы и так слишком долго возимся, пойдем! Он не стал ждать, пока она решится. Он легко вскинул ее тело вверх, поймал, рассмеялся, осторожно положил себе на плечи, стараясь не поцарацать нежной кожи о грубую ткань скафандра. Пнул ногой для проверки бездыханного евнуха-вертухая.Тот лежал студнем, не подавая признаков жизни. - Все равно вы подохнете! - зло бросила в спину смуглянка, И выругалась столь изощренно, что Ивана передернуло. Но он не стал отвечать. Он уже бежал. Бежал, куда глаза глядят, подальше от места происшествия к навесу, к дыре - может, им удастся выбраться через трубу или, хотя бы, спрятаться от погони на какое-то время, переждать. Но пробежать ему удалось совсем немного - не больше трехсот метров. Все получилось неожиданно - из-за десятка деревьев вышли как по команде десять негуманоидов, одинаково неприглядных, одинаково корявых, в одинаковых комбинезонах, открывающих руки и ноги, с одинаковыми лучеметами. Они молчали. Но Иван понял, что с ним не шутят. Он остановился. - Ну что?! Чего повыскакивали?! - бросил он нервно, с вызовом. - Не надо злить их,- из-за спины прошептала Дана. Она снова стояла на земле, снова прижималась к нему, к ее единственной в этом мире защите. - А они разве умеют злиться?! - поинтересовался Иван из озорства. Но тут же сообразил, что время шутить прошло. - Эй, слизняк!- проскрипел средний негуманоид, ничем не отличавшийся от других, трехглазый, носатый, корявый.- Ты понимаешь нас? Не молчи! Мы же видим, что ты завладел переговорным устройством. Говори, у кого украл? Это было слишком. - Вы чересчур самонадеянные! - выкрикнул Иван. - Молчи! - ткнула его кулачком в бок Лана.- Ты с ума сошел! Негуманоиды, словно по команде, переглядываясь, вдруг начали скрежетать, скрипеть. Плоские подбородки у них поотвисали, блестящие пластины клыкожвал обнажились. Скрип и скрежет становились все громче, раскатистей, неудержимей. Иван не сразу понял, что они смеются, что они заразительно и беспечно хохочут. Над кем?! Смех-скрежет оборвался внезапно. - На землю! - крикнул средний. - Ложись,- шепнула в ухо Лана. - Сейчас лягу, разбежались! - процедил Иван. - Ты не слышишь, мразь, амеба безмозглая?! Тебе уши прочистить надо?! На землю! Лана опустилась на колени, вцепилась в его ноги, потянула вниз. Она смотрела, задрав голову, безумными глазами. Ей было страшно. - Иван, я прошу тебят, ляг на землю. Они же убьют нас обоих! Негуманоиды, подчиняясь неслышимой телепатической команде, сделали разом по три шага вперед. Сволы лучеметов поднялись, нацелились Ивану в грудь.