Пимонов Владимир. Русский пасьянс

   Интересно, что было бы, если бы директор ЦРУ направил письмо конгрессу США с предложением конфисковывать в стране русские куличи, ссылаясь на то, что их съедение на Пасху возбуждает у проживающих в Америке русских людей националистические настроения, угрожающие безопасности США? Наверное, тихо отправили бы директора ЦРУ в отставку или в психиатрическую больницу.
   БРЕД ПРАВДОИСКАТЕЛЬСТВА
   Андропов был большим специалистом не только по маце, но и по медицине. В выписке из протокола № 151 заседания Политбюро ЦК КПСС № 151/XIII от 22 января 1970 года говорится:
   "Поручить Министерству здравоохранения, Комитету госбезопасности и МВД СССР с участием Госплана СССР и Совминов союзных республик внести в 1-м полугодии 1970 года на рассмотрение ЦК КПСС предложения по выявлению, учету и организации лечения, а в определенных случаях и изоляции психически больных в стране".
   Основанием для этого поручения послужила докладная записка Андропова членам Политбюро о наличии в стране "значительного числа психически больных, вынашивающих террористические, антисоветские и другие общественно опасные намерения".
   В 1970-е годы росла политическая активность в стране, возникали правозащитные группы, появлялось все больше людей, "мыслящих иначе". Вместе с тем участились случаи насильственной госпитализации за "противоправные действия соответственно болезненному мировоззрению" с диагнозом "паранойяльная или вялотекущая шизофрения с бредом правдоискательства". Так писали в историях болезни помещенных в психушки "инакомыслящих".
   Андропов рассуждал следующим образом: "Ну разве будет нормальный советский человек разбрасывать листовки на улицах, выпускать самиздат, создавать свободный профсоюз, писать письма протеста Самому?"
   В октябре 1987 года министр здравоохранения академик Евгений Чазов (кремлевский лекарь Брежнева, Андропова, Черненко и Горбачева) изобличал по телевидению "лживые утверждения", как он выразился, "некоего, уж не знаю, товарища ли или господина Пимонова в газете "Нью-Йорк Таймс".
   "Нью-Йорк Таймс" тогда процитировала мои высказывания об использовании в СССР карательной психиатрии в политических целях.
   "У нас в стране нет людей, помещенных в психиатрические больницы за свои убеждения", - вещал Чазов.
   Рассекреченные андроповские указания, которые Чазов по должности принимал к исполнению, - ответ на академическую ложь.
   ЛЮДИ В БЕЛЫХ ХАЛАТАХ
   15 сентября 1986 года двенадцать советских граждан, добивавшихся разрешения выехать из СССР для воссоединения со своими родственниками на Западе, подписали обращение к ООН с призывом учредить "Международный день разделенных семей".
   Это была, как сейчас говорят, "пиаровская акция" в надежде привлечь внимание на Западе к проблеме отказников.
   Обращение было приурочено к открытию 41-й Генеральной Ассамблеи ООН и адресовано Генеральному секретарю Пересу де Куэльяру, лидерам стран членов Совета Безопасности, а также премьер-министру Дании Поулю Шлютеру.
   Последний попал в число адресатов, поскольку из всей нашей группы только я добивался выезда к семье в Данию, остальные - в США. Западные радиостанции, получившие от нас текст по телефону, звучно окрестили обращение как "письмо двенадцати" и по нескольку раз в день цитировали его в выпусках новостей.
   Были же времена! Любое письмо протеста рядовых советских граждан, любая листовка, не говоря уже о петиции генсеку, переданные на Запад, становились событием в стране. Докладывали в Политбюро, КГБ вставал на уши. В общем, машина крутилась.
   Ну раз это "письмо двенадцати", подумали мы, то надо бы его доставить. И отправились в представительство ООН в Москве.
   Но милиция уже оцепила здание, и ко входу никого не пропускали. Тут мы вспомнили про датского премьера.
   Я позвонил послу Дании в Москве Торнингу Петерсену.
   - Жду вас в посольстве. Обещаю сегодня же передать письмо премьер-министру, - сказал посол.
   Только мы приблизились к особняку датского посольства в Пречистенском переулке, как из машины "скорой помощи", почему-то припаркованной напротив входа, выскочили люди в белых халатах и преградили нам путь.
   - Если вы попытаетесь пройти в посольство, то будете доставлены в районный психиатрический диспансер для обследования, - пригрозил человек в белом халате, явно не похожий на врача.
   У меня перехватило дух. Страх перед психиатрическими репрессиями ещё глубоко сидел в сознании советских людей.
   Неожиданно из дверей посольства вышли 1-й секретарь Борг Хансен и два скандинавских журналиста - корреспондент агентства новостей "Ритцау" Робин Сирен и обозреватель шведской газеты "Дагенс Нюхетер" Харальд Хамрин, позже, кстати, ставший директором департамента печати МИДа Швеции.
   - Что здесь происходит? Кто у вас главный? - спросил дипломат, обращаясь к людям в белых халатах.
   Тут же из-за милицейской будки вышел невзрачный человек в сером пальто. Предъявил дипломату красную книжечку - сотрудника Девятого управления КГБ, занимавшегося охраной иностранных представительств.
   - Мы охраняем посольство от проникновения посторонних лиц, - объяснил он.
   - Прошу не беспокоиться, все в порядке. К нам просто пришли гости, сказал дипломат.
   Люди в белых халатах сели в "скорую помощь" и уехали. Исчез и сотрудник КГБ - так же неожиданно, как и появился. Мы вошли в посольство. Вручили письмо послу. По дороге домой у метро "Кропоткинская" меня задержала милиция. Остаток дня пришлось провести в местном отделении, выслушивая поучения какого-то дяди в вязаном свитере.
   - 1-й секретарь датского посольства, с которым вы постоянно общаетесь, по имеющимся у нас данным, является офицером военной разведки, то есть представителем разведсообщества НАТО. Вы же, Владимир Иванович, как носитель государственных секретов, должны понимать, что играете с огнем. Вспомните дело Щаранского, загремевшего за шпионаж, - сказал дядя и добавил: - Нам прекрасно известно, о чем вы беседуете с этим датским дипломатом в его кабинете.
   Спустя некоторое время, уже живя в Дании, я узнал, что в кабинете датского посла в Москве много лет стоял микрофон, заложенный в диван с помощью русской секретарши.
   ЧЕКИСТСКИЙ ПРОФИЛАКТОРИЙ
   В середине 1980-х годов я часто встречался с западными дипломатами. В те времена дипломатов ещё интересовало мнение "инакомыслящих" о положении в СССР. При желании КГБ вполне мог квалифицировать такой обмен мнениями как оказание советским гражданином помощи иностранной разведке.
   Скрывать мне было нечего, поэтому, когда кагэбэшники, что происходило довольно часто, забирали меня за "нарушение общественного порядка" в какое-нибудь отделение милиции для "профилактической беседы", то я им рассказывал то же самое, что и западным дипломатам. Например, что преступная война в Афганистане и подогреваемые Кремлем национальные конфликты в республиках неизбежно приведут к гибели СССР.
   Однажды меня повесткой вызвали в районное отделение милиции для "последней беседы". Беседовали со мной капитан КГБ Костромин, майор Абрамов и заместитель прокурора Куйбышевского района Бутурлин. Так они, по крайней мере, представились.
   - Если вы не прекратите свою деятельность, то против вас будет возбуждено уголовное дело по статьям 64 и 72 УК РСФСР, - сказал Бутурлин.
   64-я - измена родине. 72-я - участие в антисоветской организации.
   Я набрался наглости и ответил:
   - Антисоветской деятельностью занимается Политбюро, ведущее войну в Афганистане. Эта война закончится распадом Советского Союза, вот увидите.
   Заместитель прокурора и чекисты на мои слова снисходительно улыбнулись.
   - Советская власть будет всегда! - провозгласил майор Абрамов.
   На следующий день меня без всякой повестки просто "похитили" на улице: затолкали в "воронок" и отвезли уже в другое отделение милиции. Сделали "официальное" предостережение об ответственности "за тунеядство":
   - Больше мы вас профилактировать не будем.
   Смысл слова "профилактировать" я понял позже, когда узнал о существовании секретного Указа Верховного Совета СССР "О применении органами государственной безопасности предостережения в качестве меры профилактического воздействия на лиц, совершивших антиобщественные действия, противоречащие интересам государственной безопасности СССР". Автором указа был тот же Андропов.
   ОТРУБИТЕ МИНИСТРУ УШИ
   Между тем мое дело о выезде в Данию переросло из чисто семейного в политическое. Советские власти искусственно превращали обычных законопослушных граждан в диссидентов, создавая прослойку "отказников". Было впечатление, что "отказники" нужны Политбюро для политической торговли с Западом. Наиболее известных из них выпускали из СССР, как правило, в обмен на какую-нибудь уступку в политической области. Эта бессовестная торговля людьми в итоге окончательно подорвала и без того запятнанную репутацию горбачевского руководства.
   97 членов датского парламента обратились с письмом к советскому правительству с требованием разрешить мне выезд в Данию к семье.
   Еще 3 июля 1986 года министр иностранных дел Дании Уффе Эллеманн Йенсен выступил с открытым протестом в адрес советского коллеги Эдуарда Шеварднадзе.
   Дипломатическая практика не знала примеров подобного общения на уровне министров иностранных дел. Письмо датского министра, опубликованное мировыми агентствами новостей, было написано в резком, совсем не дипломатичном тоне:
   "Господин Шеварднадзе! Отказ в выдаче разрешения Владимиру Пимонову на выезд в Данию прямо противоречит Хельсинкскому соглашению. В связи с этим я требую от вас разъяснений".
   Шеварднадзе не ответил. Тогда Уффе Эллеманн Йенсен сделал ещё одно заявление - уже с оценкой всей горбачевской политики:
   "В советской политике появился новый стиль, но содержание осталось абсолютно старым".
   Ни до, ни после я не встречал министра иностранных дел западной страны, позволявшего себе так открыто и бескомпромиссно высказываться о советской системе в годы правления Горбачева. О заявлении датского министра было доложено на Политбюро. Советское руководство пришло в ярость и решило предпринять пропагандистский контрудар.
   В марте 1987 года в Данию для встречи с "друзьями" социал-демократами приехал ближайший соратник Горбачева Анатолий Лукьянов.
   В последний день своего визита Лукьянов встретился с министром иностранных дел Уффе Эллеманном Йенсеном. Датчанин сказал советскому гостю:
   - Улучшение отношений между нашими странами может развиваться только при условии соблюдения прав человека.
   В качестве примера нарушений прав человека в СССР министр привел дело об отказе мне в выезде в Данию.
   На пресс-конференцию после встречи с министром Лукьянов вышел побагровевший и, воспользовавшись случаем, публично обвинил министра в проведении "крайне реакционной политики". Вот что он сказал датским журналистам:
   - Единственный способ заставить министра иностранных дел Дании снять черные очки, через которые он смотрит на СССР, это отрубить ему уши.
   Уффе Эллеманн Йенсен отреагировал:
   - На встрече с Лукьяновым я поднял вопрос о судьбе русского журналиста Владимира Пимонова, которому советские власти не разрешают выехать в Данию для воссоединения с женой и дочерью. Мои слова ввели господина Лукьянова в состояние полного аффекта. Господин Лукьянов никак не хочет понять, что в демократическом обществе судьба одного человека может повлиять на общий политический климат, в том числе и на отношения между странами. Что же касается предложения господина Лукьянова отрубить мне уши, то я не обижаюсь, поскольку советский гость, я слышал, пишет стихи и поэтому мыслит образами. Но как мне объяснил переводчик, "отрубить уши" - это старая русская поговорка.
   Переводчик ошибся. Нет такой русской поговорки, а есть тюремно-лагерный жаргон: "отрубить уши (хвост, нос) по самые яйца", что значит "зарезать", "убить".
   ДА ЗДРАВСТВУЕТ НАШ СОВЕТСКИЙ СУД!
   В Советском Союзе за уклонявшимися от уплаты алиментов папашами гонялась милиция. Злостных неплательщиков преследовали по суду. Высмеивали в сатирическом киножурнале "Фитиль". При этом алименты детям положено было выплачивать не только при разводе, но и в случае раздельного проживания супругов. Я никак не предполагал, что добровольная уплата алиментов может попасть под статью "подрыв советской экономики".
   Может, как оказалось, если речь идет не о рублях, а о долларах.
   В октябре 1986 года я обратился в Инюрколлегию с просьбой перевести часть моей зарплаты жене в Данию - на ребенка. Естественно, в валюте. Формально такими делами занималась Инюрколлегия, но на самом деле все тот же КГБ. Чем они только не занимались! А уж что касалось валюты - само слово вызывало неприятные ассоциации со статьей в уголовном кодексе, - то все операции с ней были в ведении органов.
   Инюрколлегия отказалась разрешить мне выплачивать алименты.
   - В стране валюты не хватает, а вы хотите, чтобы мы ваши деревянные меняли на доллары, да ещё отправляли за границу. Если все, у кого есть родственники за рубежом, начнут алименты переводить в валюте, то это приведет к подрыву советской экономики, - объяснил мне человек из Инюрколлегии.
   Отказ Инюрколлегии противоречил советскому законодательству, обязывающему родителей платить алименты детям. Я подал в суд и выиграл. Мосгорсуд обязал своим решением Инюрколлегию менять мои "деревянные" на доллары и пересылать их в Данию.
   Плевала Инюрколлегия (читай - КГБ) на решение какого-то советского суда.
   - Не будем переводить алименты в валюте и все! Есть мнение.
   - Чье мнение?
   - Сами знаете чье, - отвечали в Инюрколлегии.
   Перед советско-американским саммитом в Рейкьявике я написал открытое письмо Горбачеву и Рейгану о нарушении прав человека в СССР - на сей раз об отказе властей переводить алименты ребенку.
   Сейчас, спустя много лет, все это выглядит полным бредом - писать президентам по вопросу об алиментах, но тогда дело воспринималось очень даже всерьез. Как политическая демонстрация. От американцев пришел ответ! С выражением сочувствия. От Горбачева - нет.
   21 октября 1986 года, в день официального визита в Москву датского премьер-министра Поуля Шлютера, я устроил маленькую демонстрацию у здания Инюрколлегии. Объявил голодовку протеста и развернул плакат - для западных корреспондентов: "Горбачев, выполняйте решение советского суда!"
   О своем демарше я заранее рассказал датским дипломатам, а они доложили премьеру. Тогда велись разговоры о возможности моей неформальной встречи с Поулем Шлютером, приехавшим на встречу с Горбачевым.
   Власти не решились задерживать меня на глазах у западных журналистов, дабы не омрачать атмосферу советско-датского саммита. Но атмосфера все же была омрачена - отчеты телеграфных агентств о встрече в Кремле были сдобрены сообщением: "Советский правозащитник Пимонов провел демонстрацию и голодовку протеста против нарушения прав человека в СССР во время встречи премьера Дании Шлютера с генсеком Горбачевым".
   ЛИЦЕМЕРНАЯ ГЛАСНОСТЬ
   Шлютер привез Горбачеву список советских отказников, добивавшихся выезда в Данию. Я был вторым в списке. Первой была пожилая женщина, сидевшая в "отказе" тридцать лет.
   Визит Шлютера вызвал большой интерес. Ведь датский премьер-министр оказался первым лидером западной страны, встречавшимся с Горбачевым после его переговоров с Рейганом в Рейкьявике.
   Однако весь пропагандистский эффект, запланированный Кремлем, смазался.
   Едва началась пресс-конференция Шлютера - после его двухчасовых переговоров с генсеком, как Нэнси Трейвер, корреспондент американского журнала "Тайм", задала вопрос:
   - Что сказал вам Горбачев по поводу отказа Пимонову в выезде к семье в Данию?
   Шлютер явно пришел в замешательство и пробормотал какие-то общие слова. Лица у присутствовавших в зале сотрудников советского МИДа были кислые. Рассчитывали, что журналисты начнут спрашивать датчанина о горбачевской гласности, а они взяли и перевели тему на права человека.
   Мое дело здорово повредило имиджу Горбачева в Дании. Теперь его политику, после каждого отказа мне в выезде, пресса называла "фальшивой гласностью". У меня сохранилась вырезка из газеты тех времен с фотографией улыбающегося Горбачева, подпись к которой гласила: "Лицемерная улыбка".
   ПИЛИТЕ, ШУРА, ПИЛИТЕ!
   Какие только формы протеста не изобретали диссиденты в надежде привлечь внимание мира к проблеме нарушения прав человека в СССР!
   Так, один из них приковал себя цепями к дереву напротив входа в американское посольство. Это произошло во время визита госсекретаря США Шульца в Москву. По дороге в посольство американского гостя долго возили кругами по Садовому кольцу, пока чекисты напильниками пилили цепи, пытаясь убрать диссидента с глаз долой. Позже вырубили и то дерево.
   В ту пору диссиденты часто проводили так называемые "эстафетные голодовки". Каждый член группы голодал определенный срок, потом передавал эстафету следующему голодающему. Эстафета превращалась в марафон, длившийся месяцами.
   Модно было отказываться от советского гражданства, что делал и я, регулярно отправляя заявления в Верховный Совет с требованием лишить меня гражданства СССР в знак протеста против преступного режима в стране.
   Мне было стыдно иметь советский паспорт - стыдно перед своей родиной.
   Спустя много лет, в 1993 году, уже после моего выхода из российского гражданства на основе Указа президента Ельцина, я долго не мог добиться от властей официального подтверждения, что я не являюсь гражданином России. Только в марте 1997 года мне передали документ, подписанный бывшим заместителем руководителя внешней разведки - к тому времени замминистра иностранных дел Ю. Зубаковым:
   "МИД России не располагает сведениями об Указе Президента России, который предусматривал бы утрату российского гражданства при проживании за границей более пяти лет и натурализации в иностранном государстве. По имеющимся данным, В. Пимонов выехал на постоянное жительство в Данию в 1987 году. В соответствии с ныне действующим законодательством гражданство России он не приобретал и вследствие этого российским гражданином не является".
   Понимай как хочешь.
   ШАХМАТНАЯ ЗАГОТОВКА
   Когда-то я был профессиональным шахматистом, играл в чемпионатах Москвы, в отборочных турнирах к первенствам СССР. И вот мои друзья "диссиденты-антисоветчики" - задумали чисто шахматную комбинацию против властей.
   По договоренности с западными гроссмейстерами было решено провести международный турнир по телефону в знак солидарности с известным советским шахматистом Борисом Гулько.
   Гулько в течение восьми лет безуспешно добивался права на выезд в Израиль. КГБ, ведавший и шахматами, опасался, что "гроссмейстер-сионист", выехав из СССР, станет чемпионом мира. Уже тогда он был участником отборочного межзонального турнира к первенству мира.
   Игра в шахматы по телефону состоит в том, что соперники, находясь в разных местах, диктуют друг другу ходы по телефону.
   Согласно плану, я и Гулько должны были играть по телефону с Центрального телеграфа с находившимися в Швейцарии "предателями Родины" Виктором Корчным, претендентом на шахматную корону, а также с другим невозвращенцем и "врагом СССР" - гроссмейстером Львом Альбуртом.
   Сообщение о предстоящем турнире появилось в агентствах новостей, во многих западных газетах, по американскому телевидению. Фамилию Корчного знал весь мир, и не только шахматный.
   На случай, если КГБ попытается сорвать нашу затею на Центральном телеграфе, имелась тайная "домашняя заготовка". Одно из западных посольств в Москве согласилось предоставить нам для игры телефон посольской спецсвязи.
   Но КГБ "обыграл" шахматистов-диссидентов уже в дебюте. Меня, как только я вышел с работы и направился к Центральному телеграфу на улице Горького, задержали чекисты. Пригрозили, что не выдадут визу в СССР моей датской семье - жене и дочери. На дочери меня сломали - на телеграф я не пошел. (Позже понял: хочешь заниматься политикой в СССР - не заводи семью, чтобы властям нечем было вас шантажировать.) Гулько вообще не выпустили из дому.
   Мне довелось все же сыграть в одном турнире с "врагами народа" Корчным и Гулько, но уже в Копенгагене, спустя много лет после той истории.
   ПОЧЕМУ ИЗ ЦК ИСЧЕЗЛИ СТОЛЫ
   Однажды я вместе с группой "отказников" подписал очередное коллективное письмо Горбачеву, на сей раз приуроченное к юбилею подписания Хельсинкского соглашения.
   Мы, как всегда, требовали разрешения на выезд из СССР, протестовали против нарушения прав человека в стране, упомянули и дело академика Сахарова, пребывавшего без суда и следствия в горьковской ссылке.
   Но что самое главное, и, по-моему, это было впервые в диссидентской практике тех лет, - мы требовали встречи с самим Горбачевым.
   Письмо в приемной ЦК КПСС на Старой площади принять отказались. Мол, текст написан от руки мелко и неразборчиво. Тогда мы развернули заранее приготовленное белое полотнище с начертанным на нем крупными красными буквами призывом к генсеку: "Уважайте Конституцию СССР!" Это был старинный лозунг, придуманный ещё отцами правозащитного движения в начале 1960-х.
   А для пущего привлечения внимания к нашей акции мы объявили голодовку протеста прямо в приемной ЦК. До такого тоже раньше никто не додумывался. Предупрежденные о нашей голодовке западные корреспонденты до приемной ЦК добраться не сумели. Все подступы к Старой площади были перекрыты милицией и КГБ.
   Горбачев, находившийся, как нам сказали, в здании ЦК, отреагировал оперативно. В приемную ворвались люди в штатском, разорвали в клочья полотняный плакат и арестовали всех участников акции.
   После беседы с "товарищами" в местном отделении милиции я отделался "административным предупреждением". Больше всех досталось отчаянной Гале Герасимовой, добивавшейся выезда к дочери-пловчихе, оставшейся в США. При задержании Галя так крепко вцепилась в стол, стоявший в приемной ЦК, что чекистам пришлось выносить её на руках вместе со столом. За "сопротивление сотрудникам правоохранительных органов" ей пришлось вместе с мужем, талантливым художником-авангардистом Сашей Ждановым, отсидеть пятнадцать суток в Бутырке.
   Вскоре после этого эпизода из приемной ЦК исчезли все столы.
   А история с письмом Горбачеву на том не кончилась.
   Мне сейчас самому смешно, когда я вспоминаю, что было дальше.
   Сначала мы подали в суд на Главпочтамт, отказавшийся принять наше послание генсеку заказным письмом. Потом - на нотариуса по фамилии Зимина, тоже отказавшейся передать письмо Горбачеву, что было с её стороны нарушением Положения о Государственном нотариате.
   Дело дошло до публичных слушаний-шоу в Мосгорсуде, которые транслировали западные телеканалы. В удовлетворении иска нам отказали, но текст нашего письма Горбачеву день и ночь передавали "вражьи голоса". До Горбачева письмо, наверное, тоже дошло - в виде оперативной сводки КГБ.
   СПРОСИТЕ У ЛИВШИЦА
   Тогда, в 1986 году, я и в самой дикой фантазии не мог себе представить, что спустя несколько лет снова окажусь в том же здании на Старой площади, но уже в качестве иностранного гостя.
   ЦК уже не было, зато в здании помещались кабинеты сотрудников Ельцина.
   В январе 1998 года меня любезно пригласил к себе заместитель главы администрации президента и экономический советник Ельцина Александр Лившиц, согласившийся дать интервью датской газете.
   В проходной меня встретил один из его помощников и сопроводил в тот исторический кабинет. Прежде здесь обитал Валерий Болдин, руководитель горбачевской администрации, предавший своего шефа во время августовского путча. Позже - Анатолий Чубайс. Интересно, а кто занимал этот кабинет в сталинские времена?
   - Наверное, те палачи, что отправляли людей в лагеря и тюрьмы, спокойно сказал Лившиц и налил мне кофе. - Не хотите ли печенья? предложил он и смачно затянулся сигаретой.
   Курил он одну за другой. Я осмотрелся. На рабочем столе - одиннадцать телефонов. Среди них - "вертушка" для связи с президентом. Количество телефонов, описанное в моем репортаже, больше всего поразило датских читателей. В Дании даже у премьера в кабинете всего два телефона. Один читатель написал отклик: "Нормальному человеку не нужно одиннадцать телефонов, это пустая трата государственных денег. Почему в России никто не протестует против такого нерационального использования бюджета?"
   Я ответил, что в России количество телефонов у чиновника - это символ власти.
   На стене висела фотография человека в военной форме 1940-х годов.
   - Это мой отец. В 1941-м ушел добровольцем защищать Москву. В 1945-м штурмовал Берлин, где я позже и родился, - пояснил Лившиц.
   Его семейная история - особый разговор. Брата отца арестовали, пытали, потом казнили. Сталинские следователи ложно обвинили его в подготовке теракта - взрыва на автомобильном заводе, где он работал. Отца Лившица не арестовали, но из-за брата уволили из армии, невзирая на семь орденов героя в борьбе с нацизмом. Доктор наук, военный историк, он не мог устроиться на работу даже швейцаром в ресторан.
   - Диктатура оперирует двумя понятиями: право наследования власти и наследование вины. Первое означает, что человек имеет право на власть, если он родился в семье власть имущих. Наследование вины подразумевает, что человек враг государства, если он родился в семье "врагов народа", коротко изложил Лившиц свою формулу диктатуры.