Пинтер Гарольд. Карлики

   – Да я уж не помню, – сказал Лен. – Все стерлось и выветрилось. Стоит мне подумать о Париже, и я сразу думаю только о сыре.
   – Слушай, – сказал Марк. – Хватит дурака валять. Что там случилось? Какого черта ты уехал?
   Лен покачал головой и улыбнулся.
   – Нет, – сказал он. – Это все сыр, больше ничего. Это все сыр.

Глава двадцать пятая

   Она открыла дверь.
   – А.
   – Тепло там?
   – Иди сюда, – сказал Пит.
   Она села рядом с ним на диван, и он положил голову ей на колени.
   – Сегодня днем у нас на работе кто-то напихал мусора в унитаз, – сказал он, подмигнув. – Ну, канализация и засорилась. В какой-то момент заподозрили меня. Но они ошиблись. Пошли по ложному следу. Я своего могу и по-другому добиться.
   Она провела ладонью по его лбу.
   – Ты слишком много работаешь.
   – Так уж устроен мир. Надо работать. Он закинул ноги на подлокотник дивана.
   – Ты как?
   – Нормально.
   – Я заглянул в библиотеку по пути домой, – сказал он. – Чуть не целый час копался в книжках о собаках и лошадях, по антропологии, психологии, в поэтических сборниках, в пособиях по двигателям внутреннего сгорания, в учебнике матроса-спасателя и даже раскопал историю одного оборотня-вервольфа. Тебе, кстати, не доводилось ощущать себя вервольфом?
   – Откуда я знаю?
   – А ты, случайно, не летучая мышь-вампир?
   – Это уж скорее ты.
   – Я? Да я добропорядочный обыватель. Тени протянулись через комнату.
   – Лен вернулся.
   – Лен? Что-то быстро.
   – Он явно что-то скрывает. Как мы его ни раскручивали, он не раскалывается, темнит.
   – Забавно, люди всегда пытаются что-то скрыть, таинственности напускают, – сказала она.
   – Забавно, думаешь?
   – По крайней мере совершенно непонятно, зачем это делать.
   – Я тоже не знаю зачем.
   – Это ведь только все запутывает, – сказала она. – Лично я не верю…
   – Во что?
   – Не верю, что мы все должны жить именно так.
   – Конечно, никто не должен.
   – Вот именно.
   – А что ты собираешься купить мне на день рождения?
   – Ах да. А что ты хочешь?
   – Мне бы хотелось книгу, – сказал он. – Я бы хотел получить книгу в хорошем переплете, которая бы меня просветила. Без длинных слов. С крупным шрифтом.
   – Договорились.
   – Слушай, я тут подумал. Ты ведь, наверное, обо мне иногда думаешь, мечтаешь?
   – Ты сам прекрасно это знаешь.
   – Это дело нужно прекращать.
   – С чего бы это?
   Она посмотрела сверху вниз на его лицо, а затем отвернулась к окну.
   – Пит.
   – Да?
   – Я хочу тебя кое о чем попросить.
   – Ну?
   – Мне нужно отдохнуть.
   – Что?
   – Мне нужно отдохнуть.
   – Отдохнуть?
   – Да.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Я страшно вымотана.
   Он сел и повернулся к ней лицом.
   – Мне нужен покой. Мне нужен отдых. Он встал.
   – Отдых?
   – Да.
   – Да о чем ты говоришь? Она сидела неподвижно.
   – Отдых от чего?
   – От…
   – От чего?
   – От нас.
   Пит почесал в затылке.
   – Почему? В чем дело?
   – Я устала.
   – Правда?
   Он подошел к окну и посмотрел на улицу.
   – Это ненадолго.
   – Насколько?
   – Ну… на пару недель.
   – Но ведь я же не все время тебя достаю? Ты не всегда в напряжении?
   – Нет.
   – Так что тогда?
   – Но я устала.
   – А что ты собираешься делать эти две недели?
   – Ничего.
   – Посмотри мне в глаза.
   – Зачем?
   – Ты сидишь против света, я не вижу твое лицо. Посмотри на меня.
   – Я смотрю.
   – Ты меня видишь?
   – Да. Ты – светлый силуэт на фоне окна.
   – На тебе мое платье.
   – Да.
   – Не нужно так делать.
   – Что ты имеешь в виду?
   Он закурил сигарету и улыбнулся.
   – Ну ладно, Джинни. Я занесу эту запись в нашу книгу. Не в черную книгу, а в красную.
   Спичка медленно догорала в давящей темноте. Он смотрел на огонек, пока тот не подобрался вплотную к его пальцам, затем резким движением выбросил обгорелую спичку в открытое окно. На улице было совсем темно.
   – Можно подумать, что мы где-нибудь у эскимосов на Крайнем Севере, – сказал он. – Темно – хоть глаз выколи, попробуй поймай того, за кем охотишься.
   Он обернулся. Она смотрела на него.
   – О'кей. Хочешь отдохнуть – отдыхай. Желаю удачи.
   – Спасибо.
   – Две недели. Не беспокойся. Я не влечу к тебе в окно летучей мышью-кровососом. Мой вампир-ский сезон еще не наступил.
   Она подошла и встала рядом с ним у окна, коснулась его руки.
   – Нет. Не целуй меня. Я этого не хочу.

Часть III

Глава двадцать шестая

   – Что ты сказал?
   – Ничего я не говорил.
   – Ты никогда ничего не говоришь. Нет. И все равно ты к этому всякий раз возвращаешься.
   – К чему? – сказал Марк.
   – Опять к тому же самому.
   – Четыре часа ночи. Я устал.
   – А что ты делаешь, когда устаешь, – ложишься в постель?
   – Абсолютно точно.
   – Спишь ты как сурок.
   – Конечно.
   – А что ты делаешь, когда просыпаешься?
   – Встречаю новый день и куда-нибудь иду.
   – А ты заранее продумываешь, куда пойдешь?
   – Я иду, куда идется.
   – Я хотел задать тебе один вопрос, – сказал Лен.
   – Кто бы сомневался.
   – Ты готов отвечать на вопросы?
   – Нет.
   – Но ты же сказал, что не привык спрашивать. Если ты не отвечаешь и не спрашиваешь, что же ты делаешь?
   – Иду куда-нибудь.
   – И спишь как сурок?
   – Именно как он.
   – А что ты делаешь, когда не идешь куда-то?
   – Это и есть вопрос?
   – А?
   – Это и есть твой вопрос?
   – Какой вопрос?
   – Давай продолжай.
   – Какой вопрос?
   – Ты собирался задать мне вопрос.
   – О чем?
   – Это вопрос?
   – Нет, это не тот вопрос, который я собирался тебе задать.
   – А какой тот?
   – Это другой вопрос.
   – Все другой вопрос.
   – Ну ладно, перестань.
   – Хорошо. Продолжай, – сказал Марк. Лен встал.
   – Что ты имеешь в виду – продолжать? – спросил он. – Я задал тебе вопрос. А ты мне на него не ответил.
   – Какой вопрос?
   – Что ты делаешь в те дни, когда никуда не идешь?
   – Отдыхаю.
   – А где ты находишь места для отдыха?
   – То тут, то там.
   – Но с разрешения?
   – Безусловно.
   – Но ведь ты же не какой-то особенный?
   – Да, я особенный.
   – Ты сам выбираешь, где отдыхать?
   – Иногда.
   – И это место может находиться где угодно?
   – Что тебе от меня нужно?
   – У тебя дом есть?
   – Нет.
   – Что ты сказал?
   – Нет.
   – Тогда где же ты?
   – Между домами. Лен сел.
   – Ты в Бога веришь?
   – Что?
   – Ты в Бога веришь?
   – В кого?
   – В Бога.
   – В Бога?
   – Ты веришь в Бога или не веришь?
   – Верю ли я в Бога?
   – Да.
   – Можешь повторить еще раз?
   – Возьми печенье.
   – Спасибо.
   – Это твое печенье.
   – Тут только две штуки осталось. Одна тебе. Лен встал.
   – Ты не понимаешь. Ты никогда не понимаешь.
   – Правда?
   – Знаешь, что самое главное? Знаешь, в чем самый главный вопрос?
   – Нет, а в чем?
   – Вопрос в том, кто ты? Не почему, не как и даже не что. Я, наверное, худо-бедно в себе разобрался. Иногда я начинаю понимать, кто ты такой. Но в конечном итоге все-таки кто ты? Бессмысленно утверждать, что ты знаешь, кто ты, только потому, что с твоих слов ты можешь вставить особый ключик в особую скважину, которая готова открыться только для этого особого ключа, бессмысленно потому, что этот механизм не снабжен «защитой от дурака» и уж конечно несовершенен. Одного того, что ты склонен делать подобные заявления по поводу веры, мне для понимания тебя недостаточно. Это вообще не имеет ко мне никакого отношения, это не мое дело.
   Лен прошелся по комнате, уперев руки в бока.
   – Иногда, как я уже сказал, мне кажется, я начинаю понемногу понимать тебя, но на самом деле это просто совпадение, случайность. Причем совпадение обоюдное. Наблюдаемый и наблюдатель оказываются в одной точке в одно и то же время. Вероятность такого совпадения достаточно велика. Мы зависим от этих совпадений в очень большой степени, и, когда такие совпадения случаются, или по крайней мере пока это нам кажется, нужно себя одергивать и напоминать о том, что все это может быть иллюзией или даже галлюцинацией.
   Он остановился в углу комнаты.
   – То, чем ты являешься, или по крайней мере чем ты мне кажешься, или даже кажешься самому себе в каждый конкретный момент времени, меняется ежесекундно, так ужасающе быстро, что я даже не поспеваю за этими переменами, и, более того, я абсолютно уверен в том, что и ты за ними не поспеваешь. Но кто ты такой, остается для меня абсолютно неведомым, большую часть времени у меня нет даже минимального представления об этом, но в те минуты, когда я начинаю понимать, кто же ты такой на самом деле, мне кажется, что я понимаю это абсолютно точно, в полной мере, и если меня самого бросает в такие крайности, то как я могу довериться своей уверенности в отношении тебя? Тебе несть числа. Что я могу разглядеть, что пойму наверняка, чтобы хотя бы на время забыть об этой навязчивой идее? Ты сумма многих мыслей и отражений. Сколько этих отражений? Чьи это отражения? Отражений в чем? Неужели это то, из чего ты состоишь? Какой мусор оставляет после себя прилив? Что происходит с этим мусором? Когда это происходит? Я уже видел, что происходит. Но когда я это вижу, я не могу говорить. Я могу только показывать пальцем. Да даже этого я сделать не могу. Мусор перемолот, перемешан и готов к тому, что его унесет обратно в море. Я не вижу, куда он уплывает. Так что же я видел? Что я видел, мусор или саму суть? Что все это значит? Дает ли это тебе право стоять здесь и говорить мне, что ты знаешь, кто ты такой? Это же неслыханная дерзость. Есть великая пустыня, и порой ветер над ней стихает. Может быть, ты сумеешь меня убедить. Сможешь убедить меня? Но едва ли ты это сделаешь, потому что всякий раз, как ты говоришь, что знаешь, кто ты, я не могу поверить тебе. Если бы ты мог сказать хоть что-то, во что я бы мог поверить, или хотя бы смог попытаться поверить, я, наверное, убил бы тебя, рассек одним ударом клинка. Но убить тебя я не смогу никогда, потому что ты никогда не дашь мне ответа, который мне нужен. Ни ты, ни Пит. Вам обоим следовало бы повнимательнее осмотреться. По-моему, все это очень просто. Ты скорее всего Черный Рыцарь Пита. Он может быть твоим Черным Рыцарем. Но я знаю наверняка, что мне предстоит нести свое проклятие, я обречен жить с двумя Черными Рыцарями, и до тех пор, пока я не пойму, кто вы такие, как я смогу понять, кто я такой?
   – Что-то у тебя здесь не клеится.
   – Вовсе нет.
   – Что ты там наплел про Черных Рыцарей?
   – Один уже здесь. Черный Рыцарь. За занавесом. Пит – твой, а ты – его. Вы живете один за счет другого.
   – Мы отлично уживаемся: стоит нам оказаться под одной крышей, как в доме вспыхивает пожар.
   – Рад слышать это.
   – Ну хорошо, – сказал Марк, вставая. – Я могу сказать только одно.
   – Ты только поосторожнее.
   – Я не знаю, чего мы хотим. Но что бы это ни было, мы этого никогда не получим.
   – Почему нет?
   – Потому что это у нас уже есть. Лен сел и закрыл глаза.

Глава двадцать седьмая

   – Здорово, приятель.
   – Здорово, приятель. Заходи.
   – Вот шел по улице, да вдруг стукнуло: не завалиться ли к тебе, – сказал Марк.
   – Садись, – сказал Пит. – Дождь все идет?
   – Нет. А он был?
   – А разве не было?
   – Нет, последние сорок пять минут не было.
   – Ты что, шел пешком сорок пять минут подряд? Вот уж не думал, что ты способен на такие подвиги.
   Марк засмеялся и стал набивать трубку.
   – Где ты ее взял?
   – Да она у меня давно. Вот решил, что пора дать ей проветриться.
   – Что за табак куришь?
   – «Три монахини».
   – Ну и вонь, скажу я тебе.
   – Да, по сравнению с сигаретами есть разница.
   – Ты меня небось выкурить решил.
   – Да я в том смысле, что трубка хорошая. Я ее как раз хорошенько прочистил.
   – Выпить хочешь?
   – Не беспокойся.
   – Трубки чистишь, ноги разминаешь. В чем это источник такой энергии?
   – Помнишь ту девушку, Соню?
   – Какую?
   – Она была со мной на той вечеринке.
   – Ах да.
   – Я с ней сегодня вечером встречаюсь.
   – Ну и что? Не вижу связи.
   – Ну вот, я решил, что такой прибамбас, как трубка, ей понравится.
   – С чего ты взял?
   – Ну, – сказал Марк, – это подчеркивает старые увлечения.
   – Да пошел ты со своими увлечениями.
   – Понимаешь ли, нужно быть готовым угождать и выполнять всякие прихоти.
   – Кому угождать, женщинам?
   – Нет. Ладно, согласен. Никому угождать не нужно. Все это шутки.
   – Не возражаешь, если я закурю? – сказал Пит, зажигая сигарету.
   По окну забарабанили крупные капли дождя.
   – Ну вот и дождались, – сказал Пит.
   – Ты только посмотри.
   – И не говори.
   – Похоже, осень будет ранняя в этом году, – сказал Марк. – Могу поспорить.
   – Думаю, ты прав. Они смотрели на дождь.
   – Устал я от жары, – сказал Марк. – Такая уж у меня работа.
   – Да.
   Марк поковырял в мундштуке трубки.
   – Ну ладно, ты-то как? – спросил он.
   – Неплохо.
   – Какой-то ты не такой.
   Пит вздрогнул и надел пиджак.
   – Неважно выглядишь, – сказал Марк.
   – Ну, если честно, то в настоящий момент дела у меня идут несколько, не побоюсь этого слова, хреновато.
   – А что так?
   – А-а, – поморщился Пит, – все это глупости.
   – Да что случилось-то?
   – Ты вообще в последнее время Вирджинию видел?
   – Вирджинию? Нет.
   – Ну, вот и я не видел.
   – Да ты что?
   – Некрасиво она со мной поступила. Все кончено.
   – Да что за ерунда?
   – Считай, что я слил ее в канализацию, – сказал Пит. – Говорить о ней даже не хочу. Она поменяла свои приоритеты.
   – Как же это получилось-то?
   – Да так, – сказал Пит. – Связалась с одной компанией в Сохо, вот с этого все и началось. Короче, она ориентацию поменяла. Вот, собственно говоря, и все.
   – А я-то думаю, что-то ее не видно.
   – Да, сначала мы договорились, что ей надо отдохнуть. Пару недель. Но потом она не вернулась, вот и все.
   – Фигово.
   – Да нет, – сказал Пит. – Если она хочет так жить, пусть живет.
   – Так ты согласился, когда она сказала, что хочет отдохнуть?
   – Да. А почему нет? Не могу не признаться, что повод у нее был. От меня любой устанет.
   – Ну, значит, ей действительно нужно было отдохнуть.
   – Пойми, Марк. Она хотела отдохнуть – так пусть отдыхает. Я ничего против не имею. Наверное, со стороны это кажется странным, но, учитывая, насколько сложными были наши отношения в последнее время, мы, по-моему, и так очень долго продержались вместе. Вот я и решил не спорить, согласился – пусть отдохнет. А она что сделала? Она уже была готова забыть наши отношения и выбросить их в окно. И на что же она их променяла? Говорю тебе, можешь смело зачеркнуть ее для себя, как я это сделал. Знал бы ты, с кем и где она теперь тусуется. Я об этих людях и этих заведениях даже упоминать не хочу, а тем более описывать.
   – Но она же не твоя собственность, – сказал Марк. – Как ты можешь давать ей какие-то разрешения?
   – Никаких разрешений я никому не даю, старик, – сказал Пит. – Я просто даю тебе последний комментарий текущих событий.
   – Ну да, по крайней мере твою точку зрения я понял.
   – Конечно, пить она со мной начала. Это правда. Но в конце концов нужно уметь переворачивать страницу.
   Дождь по-прежнему барабанил по оконному стеклу.
   – Все, с меня хватит.
   – Может, мне пойти повидаться с ней? – сказал Марк.
   – Зачем?
   – Посмотреть, как она там.
   – Я ведь тебе уже сказал, как она там.
   – Да, но, может, на самом деле все не так просто.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Может, я смогу сделать что-то полезное.
   – Полезное?
   – По крайней мере выясню, как обстоят дела на самом деле.
   Пит встал и закрыл верхнюю раму. Потом вернулся к столу и снова сел.
   – Нечего тебе там делать, – сказал он, – не стоит оно того.
   – Ну, не знаю.
   – Да, это было для меня как пинок промеж ног. Но теперь могу сказать тебе: с меня хватит – больше мне такого счастья не нужно.
   – Нет, я все-таки с ней свяжусь. Увижусь, выясню, как она там, – сказал Марк.
   – В каком качестве ты с ней увидишься?
   – В качестве твоего друга.
   – Если хочешь с ней увидеться – дело твое. Со мной все кончено. Еще немного, и у меня в душе все окончательно успокоится. А пока что мне просто нужно отдохнуть – подышать свежим воздухом.
   Они сидели в комнате.
   – Дождь так и льет.
   – Похоже, на всю ночь зарядил, – сказал Пит.

Глава двадцать восьмая

   – Вирджиния?
   – Слушаю.
   – Это Марк.
   – Привет.
   – Я получил твою открытку.
   – Хорошо.
   – Я и так собирался тебе позвонить.
   – Правда?
   – А что ты сейчас делаешь?
   – Ничего.
   – А я дома.
   – Я, наверное, зайду.
   – Сейчас?
   – Да.
   – Отлично. Увидимся.
   – Ну, и что все это значит? – улыбнулся Марк, когда они сели.
   В комнате было тихо. Она положила ногу на ногу.
   – Что – все?
   – Я про Пита.
   – Тогда ничего, – сказала она. – В том смысле, что все кончено.
   – Вот так просто?
   – Мне больше сказать нечего.
   – Нечего?
   – Нет.
   Она открыла сумочку и вытащила пачку сигарет. Марк встал и, склонившись над ее креслом, поднес ей спичку. Она откинулась на спинку кресла. Он снова сел.
   – Значит, ничего больше ты мне не скажешь?
   – Дольше это продолжаться не могло. У тебя пепельница есть?
   – Стряхивай в камин.
   Она стряхнула пепел о край каминной решетки и убрала прядь волос за ухо.
   – Так-так, – улыбнулась она. – Значит, ты, оказывается, поддерживаешь в доме полный порядок?
   – Это не я. Одна женщина приходит.
   – А как насчет мытья посуды?
   – Это я сам.
   – Сегодня уже мыл?
   – Сегодня? Нет.
   – Давай я.
   – Не надо.
   Она вытянула ноги на ковре и выдохнула струю табачного дыма.
   – А раньше я уже мыла посуду у тебя на кухне.
   – Я помню.
   Он закашлялся и постучал кулаком себя в грудь.
   – Плохо, – сказала она.
   – Бывает и хуже. Слушай, ты к Питу возвращаться не собираешься?
   – Нет. Ты что-нибудь принимаешь от кашля?
   – Нет.
   Он прочистил горло.
   – Я слышал, ты тут совсем загуляла.
   – Называй так, если хочешь.
   – А что, это правда?
   – Если тебе интересно, я загуляла с человеком по имени Такер.
   – Он с запада?
   – Он краснокожий индеец.
   – Так ведь я тоже.
   – Ну уж нет.
   – А кто же я?
   Она снова стряхнула пепел в камин.
   – Такер, значит?
   – Такер. Больше сказать пока нечего.
   – Ну, о чем-то всегда можно сказать больше, – сказал Марк.
   – Может, и так.
   – Давай свой окурок. Того и гляди пальцы обожжешь.
   Он взял окурок из ее руки, погасил его и снова сел.
   – Как дела в школе?
   – У нас каникулы, – сказала она.
   – А, ну да, конечно.
   – У тебя, как я понимаю, тоже.
   – Да, ты права.
   – И затянувшиеся.
   – Даже слишком, – сказал он.
   – Когда на работу-то устраиваться собираешься?
   – Скоро придется.
   – И куда?
   – Куда возьмут.
   Она снова открыла сумочку.
   – Я еще одну выкурю.
   – Нет. Кури мои.
   Склонившись к ней, он поднес спичку к ее сигарете.
   – Спасибо.
   – Симпатичное платье, – сказал он, садясь.
   – Спасибо.
   – Не за что.
   Марк посмотрел на нее через комнату.
   – Почему ты так на меня смотришь?
   – По той же причине, по какой всегда так на тебя смотрел.
   – Я стесняюсь, того и гляди покраснею.
   – Зачем ты мне послала открытку?
   – Хотела тебя увидеть.
   – Зачем?
   – А ты зачем мне позвонил?
   – Я сказал Питу, что позвоню тебе.
   – Да?
   – Просто я захотел поговорить с тобой. Мы ведь уже сколько времени с тобой не говорили.
   – Мы и раньше-то друг с другом почти не говорили, – сказала Вирджиния.
   Он встал и потушил свою сигарету.
   – Давай свою, – сказал он, – погашу заодно. Он взял недокуренную сигарету из ее руки и погасил. Потом сел.
   – Скажи мне.
   – Что? – сказала Вирджиния.
   – Ты смогла бы пробежать по снегу, не оставляя следов?
   – Думаю, да.
   – Да, знаешь, я тоже думаю, что у тебя бы получилось.
   – Вот и я так думаю.
   – Ты уверена?
   – А ты думаешь, у меня получится?
   – Пожалуй, да.
   – Ты всегда это знал.
   – Я всегда это знал, – сказал он. – Я увидел это в твоих глазах.
   – И что, это всегда было видно?
   – Всегда. И в твоем теле.
   – Это было видно по моему телу?
   – Да, всегда.
   – По твоему тоже, – сказала она.
   – Правда?
   – Да.
   – Твое тело, – сказал он. – Это всегда было видно во всем твоем теле.
   – Всегда.
   – Я никогда не видел твои ноги выше колен.
   – Никогда.
   – Подними юбку.
   – Что?
   – Подними юбку.
   – Вот так?
   – Да. Давай.
   – Вот так?
   – Оставь так.
   – Вот так?
   – Сними ногу с ноги.
   – Вот так?
   – Значит, он считает меня дураком?
   Они лежали в постели.
   – Он всех считает дураками.
   – Но он говорил тебе, что я дурак?
   – Он много чего говорил.
   – Нет, я хочу точно знать.
   – Зачем тебе?
   – Скажи.
   – Я тебе сказала.
   – Ты слышала, как он это говорил?
   – Судя по тому, что он мне когда-то о тебе говорил, – сказала она, – я не могу сделать вывод, что он тебя уважает.
   – Он меня не уважает и считает дураком.
   – Ну как ты не понимаешь, – сказала она, – он никого не уважает. Он всех ненавидит.
   – И все эти годы так было?
   – Давай забудем о нем.
   Марк сел на край кровати и почесал в затылке.
   – Я вот чего никак не пойму, если он считает меня дураком, то какого черта он со мной общается?
   – Он просто использует тебя, как и всех использует, – сказала она, касаясь его спины. – Забудь ты его.
   – Что же за игру такую он ведет?
   – Слушай, успокойся, – сказала она. – Что за черт, чего ты к нему привязался?
   – Что ты имеешь в виду?
   – Мне, по крайней мере, он ничего плохого не сделал. Я выжила.
   – Да, ты права, но со мной – другое дело.
   – Посмотри на меня. Иди сюда, давай еще полежим.
   Марк посмотрел на нее.
   – Ну что ты так к нему прицепился?
   – Ты не понимаешь, – сказал он.
   – Лично мне теперь на него наплевать.
   – Ты хочешь сказать, после всего, что между вами было, после всего этого времени вместе с ним – нить просто оборвалась и все рассыпалось?
   – Эта нить перетерлась.
   Она обняла его и притянула к себе.
   – Знаешь, чего бы я сейчас хотела?
   – Чего?
   – Я бы хотела, чтобы он вошел и увидел нас, – сказала она. – Голыми. Обнимающими друг друга.
   – Ты бы этого хотела? Она обняла его.
   – Пойми, – прошептала она, – ты должен взять от меня все, потому что наше «мы» продлится всего неделю.
   – О чем ты говоришь? – сказал Марк. – Ты и я?
   – Поцелуй меня. Марк поцеловал ее и сел.
   – Я тебе одно скажу, – сказал он. – Он сделал ужасную ошибку. Я не дурак.

Глава двадцать девятая

   – Привет, Марк.
   – Привет.
   – Что делаешь?
   – Да ничего.
   – Зайти можно?
   – Конечно.
   Они спустились по лестнице.
   – Ну, – сказал Пит, – и что ты с собой делаешь?
   – Ты про что?
   – В последнее время?
   – Ничего.
   – У тебя такой вид. будто ты что-то задумал или что-то скрываешь.
   – Не обращай внимания. Марк сел за стол.
   – Лен в больнице, – сказал Пит.
   – Лен?
   – Да.
   – А что с ним случилось?
   – С кишечником что-то не в порядке. Такая вот незадача приключилась.
   – Давно он там?
   – Уже несколько дней, – сказал Пит, садясь. – Вроде бы ничего особенно серьезного.
   – Гм-м-м.
   Марк посмотрел через окно на небо.
   – У тебя барометр есть? – сказал Пит.
   – Нет.
   – Полезная штука.
   – Для чего?
   – Заранее видишь, как дела обстоять будут. Сегодня прохладнее.
   – Сам знаешь, что барометра у меня отродясь не было.
   – Я знал одного парня, который всегда таскал с собой эту штуку. Карманного размера. Говорит, его собственное изобретение.
   Марк вынул из кармана пилку для ногтей и стал ковыряться ею в левом ухе.
   – Ну – сказал Пит, – и чем же ты все это время занимался?
   – Когда?
   – С тех пор, как мы с тобой последний раз виделись.
   – Да так, то тем, то этим.
   – То тем, то этим?
   – Ну, этим.
   – Это-то за милю видно. Марк вытер пилку о брюки.
   – Как пишется? Ты за последнее время что-нибудь написал?
   – Нет.
   – Сноровку потерял?
   – Я бы так не сказал.
   – Ну и хорошо, – сказал Пит.
   Марк стал подпиливать ноготь на большом пальце.
   – Хочешь, смотаемся проведаем Лена?
   – Когда, прямо сейчас?
   – Да, – сказал Пит. – Или ты занят?
   – Нет.
   – Хорошо.
   – Договорились.
   – Сейчас как раз время посещений.
   Марк поковырялся в левом ухе и стряхнул серу с пилки.
   – Что такое?
   Марк убрал пилку в карман.
   – Что именно? – сказал он.
   – Что с тобой такое?
   – Что ты имеешь в виду?
   – Ты как в противогазе.
   – Так это не я.
   Пит, улыбаясь, встал.
   – Ты готов?
   – Да.
   Они вышли из дома. День был пасмурный. Они обошли пруд и пешком направились к больнице.
   – Хороший денек, – сказал Пит. – Только чуть прохладно.