— Это было первое, о чем я подумал. Мы уже проверили эту версию: вдова отрицает свою причастность к пропаже бумаг.
   — Вы не станете возражать, если я схожу туда и посмотрю все сама? — спросила Флавия, когда инспектор собрался уходить. — От моего посещения вряд ли будет какая-то польза, но мне это пригодится для отчета.
   Уилсон с готовностью разрешил ей посетить дом Форстера, но «я был бы весьма признателен, если бы вы ни к чему не прикасались без моего разрешения, мисс». «Ну разумеется, инспектор».
 
   Легко позавтракав, все трое закутались в теплую одежду — поутру в Англии холодно даже летом — и направились к дому Форстера. Женщины дружно шагали в ногу, за ними бежала собака, последним в отдалении плелся обиженный Аргайл, которого снова исключили из компании.
   — Я слышала, раньше эти коттеджи принадлежали вашей семье? — спросила Флавия у Мэри. — Почему ваша кузина решила продать их?
   — Хороший вопрос. Одно время я даже подумывала вернуть их обратно, обосновав это тем, что на Веронику было оказано давление, но юристы посоветовали мне не тратить впустую время и деньги. Возможно, теперь, когда выяснились новые обстоятельства, мне удастся выиграть дело. Надеюсь, вы не думаете, дорогая, будто это я убила его, чтобы вернуть свою собственность?
   — Мне не хочется так думать, — ответила Флавия, в которой проснулась профессиональная подозрительность, и вернулась к интересовавшей ее теме: — Должно быть, Уэллер-Хаус был когда-то обширным поместьем?
   — Да, оно уменьшалось постепенно. Ребенком я приезжала сюда несколько раз, и тогда здесь было полдюжины ферм. Работники на фермах вкалывали от зари до зари, чтобы обеспечить нам тот уровень жизни, к которому мы привыкли. Но дядя Годфри оказался никудышным управляющим, и все пришло в упадок. Потом поместье перешло к Веронике, она и вовсе забросила дела. Поместье придавало семье солидности, но давно перестало приносить доход, достаточный для его содержания. Я осознала это только после смерти Вероники. Кузина всегда жила на широкую ногу, но лишь после ее смерти я выяснила, откуда она черпала средства. Оказывается, Вероника продавала фамильное серебро. Конечно, с точки зрения наследников, она не имела права этого делать, но как я могу осуждать ее, если точно так же поступает наше правительство?
   — После нее осталось много долгов?
   — Не очень, — ответила Мэри. — К счастью, она успела перевести дом на мое имя. Не знаю, что на нее нашло, но она вдруг заговорила о смерти и испугалась, что налог на наследство окажется слишком большим и я не смогу его заплатить. Благодаря ее предусмотрительности нам действительно удалось значительно уменьшить сумму налогов, однако даже эти деньги я еще не выплатила целиком, и налоговый инспектор ходит за мной по пятам. Между прочим, мы уже пришли.
   Она впустила Флавию в дом и сказала, что сама пока побродит вокруг.
   — Вот что значит владеть собственностью, — пожаловалась Мэри. — Так и смотришь все время, нет ли дырки в заборе, и подсчитываешь стоимость ремонта.
   — Не возражаете, если я составлю вам компанию? — предложил Аргайл Мэри.
   — Буду рада.
   Они вышли в сад. Аргайл предпочел бы остаться с Флавией, но она пожелала обследовать дом самостоятельно. Он знал, что его подругу лучше не трогать, когда ей требуется концентрация, и покорился.
   — Мне нравится ваша невеста, — решительно заявила Мэри, как только они остались одни. — Держитесь за нее.
   Они перешагнули покосившийся низенький заборчик и вышли в поле.
   — Я стараюсь, — ответил Джонатан. — А куда мы идем?
   — Это земли Уэллера. Вон та тропинка ведет к парадному входу в дом. Местами она заболочена. А если идти по этой, то попадешь вон в тот подлесок. Кто-то из членов семьи пытался разводить там фазанов, но ему быстро наскучило это занятие. Птицы и сейчас любят там гнездиться. Хорошая у них жизнь — никто не беспокоит, и место чудесное.
   — Пойдемте здесь, — предложил Аргайл. — А почему вы не продаете Уэллер, если с ним столько проблем? Ведь наверняка какие-то деньги останутся даже после уплаты налогов?
   — После уплаты налогов — да. А вот после уплаты долгов уже ничего не будет. Я кое-как перебиваюсь исключительно благодаря доброму отношению управляющего банком. Дядя Годфри не желал мириться с бедностью и брал в банке большие ссуды, обеспеченные предполагаемыми доходами.
   — Какими доходами?
   — Во время войны на территории поместья размещалась авиабаза. Он рассчитывал получить компенсацию за причиненный ущерб, но, разумеется, ничего не получил. Теперь там расположена американская база. Когда ее закроют, я попытаюсь отсудить свои земли обратно.
   — Неужели такое возможно?
   — Сомневаюсь, но это я говорю только вам. Главное — убедить в вероятности такого исхода служащих банка. Тогда я смогла бы взять заем.
   — Как дядя Годфри?
   — Да, как дядя Годфри. Вам, наверное, кажется ужасно безответственным брать деньги взаймы, зная, что никогда их не вернешь. Но черт побери, для чего тогда существуют банки?
   Они пересекли небольшую поляну — всего в дюжину ярдов шириной и собирались обойти вулканообразную кучу садового мусора, приготовленного для сжигания, когда Аргайл уловил слабый запах гари, смешанный с влажными испарениями от земли после прошедшего ночью дождя. Они подошли ближе, и Аргайл замер в немом изумлении. Запах гари исходил от большой стопки наполовину сгоревших папок с бумагами. Аргайл прочитал уцелевшее название обгоревшей папки из старой манильской бумаги: «Корреспонденция за 1982 год». Он также разглядел обрывок письма, отправленного с Бонд-стрит, и остатки какого-то счета.
   Джонатан и Мэри молча смотрели друг на друга, потом Джонатан сказал:
   — Ну вот вам и разгадка пропавших документов.
   — Да, — откликнулась Мэри, засовывая руки в карманы. — Вот и разгадка.
   Аргайл наклонился ниже, принюхался и сообщил:
   — Пахнет то ли бензином, то ли парафином. Какая вчера была погода?
   — Утром накрапывал дождь, к полудню перестал, вечером начался опять и уже не прекращался до самого утра.
   Джонатан пожал плечами:
   — Тем, кто это сделал, пришлось изрядно потрудиться. Представляете, сколько времени это у них заняло: перетаскать сюда из дома все папки, сложить их штабелем, поджечь, дождаться, пока все сгорит, и потом разбросать костер? Я думаю, у них ушло на это немало времени. Вот только зачем?
   — Вопрос риторический, или у вас есть предположения?
   — Я вижу только одно: уничтожена значительная часть улик против Форстера. Идемте. Нам нужно вернуться и разыскать инспектора Уилсона.
 
   Флавия стояла в холле и, засунув руки в карманы, задумчиво смотрела на лестницу, когда позади нее раздалось возмущенное покашливание.
   Она обернулась и извинилась за вторжение без стука; по правде говоря, она напрочь забыла о существовании вдовы Форстера. Позже она поняла, что это была не только ее оплошность: большинство людей помнило о существовании Джессики только до тех пор, пока она была рядом. В сознании Флавии невольно всплыло слово «мышка», и как она ни пыталась избавиться от этой уничижительной характеристики, слово застряло у нее в голове и напоминало о себе на протяжении всего разговора.
   Миссис Форстер была моложе своего мужа на добрый десяток лет, если не больше. В ней не было ни капли той самоуверенности и надменности, которыми отличался ее муж. У женщины было лицо безвинной страдалицы и ханжи, о чем свидетельствовали плотно сжатые губы и опущенный подбородок. Кроме того, она ужасно нервничала и пребывала в сильной депрессии — впрочем, в подобных обстоятельствах это вполне объяснимо, великодушно решила Флавия. Джессика все время теребила край платья, запиналась, дрожала, и Флавия вдруг почувствовала, что заражается ее состоянием. Разговорить женщину оказалось непросто.
   Первым делом Флавия выразила свои соболезнования в связи с кончиной мистера Форстера и получила ответ:
   — Это был шок, я до сих пор не могу поверить в случившееся.
   — Не знаю, могу ли я спрашивать…
   — Вы хотите допросить меня? Я уже все рассказала полиции.
   Флавия поспешила заверить, что ей нужно совсем другое.
   — А кто вы?
   Флавия объяснила и поинтересовалась:
   — Что вам сказали в полиции?
   — Ничего, они только спрашивали. Это было ужасно. Они вели себя так, словно меня это все не касается.
   Опустив некоторые подробности, Флавия поделилась с ней кое-какой информацией, а под конец спросила про Поллайоло; либо вдова очень хорошо притворялась, либо ей действительно ничего не сказали в полиции, но она решительно ничего не знала. Флавия склонялась ко второй версии: Джессика Форстер казалась столь незначительным существом, что все обращались с ней соответствующим образом.
   Вдова так высокопарно благодарила Флавию за то, что та потрудилась разъяснить ей ситуацию, что итальянка невольно прониклась к ней сочувствием.
   Когда Флавия закончила говорить, миссис Форстер отрицательно покачала головой:
   — Мне ничего не известно о том, что вы рассказываете.
   — Для вас эта информация явилась неожиданностью?
   — Я ничего не знала о его делах, кроме того, что в последнее время они шли не очень хорошо. Из-за миссис Верней.
   Впервые в ее голосе промелькнула некоторая горячность. Джессика Форстер пояснила, что ее муж и миссис Верней не сумели поладить.
   — Уж не знаю, чья в том была вина. Она сказала, что его услуги ей не по карману. Джеффри пришел в ярость, я даже не ожидала от него такого взрыва. Боюсь, они просто невзлюбили друг друга с первого взгляда. Должна сказать, что ко мне она всегда относилась дружелюбно. Она даже пригласила меня к себе пожить, если мне станет невмоготу в этом доме. Очень мило с ее стороны, правда? Только в беде и можно по-настоящему узнать человека.
   Флавия согласилась, что, как правило, это так.
   — Конечно, я могу понять его реакцию, — продолжила миссис Форстер. — Джеффри столько сделал для мисс Бомонт, даже оставил ради нее работу в Лондоне и переехал сюда жить. И вдруг миссис Верней прогоняет его. Он был глубоко оскорблен. И я не постесняюсь сказать, что ее решение стало для нас ударом в финансовом отношении тоже.
   — Значит, миссис Верней уволила вашего мужа только потому, что у нее не хватало средств на его услуги?
   Джессика Форстер смотрела на нее недоумевающим взглядом.
   — А какие еще могли быть причины?
   Флавия подумала, что она либо очень проста, либо в самом деле глупа. А может быть, не то и не другое.
   — Значит, для вас настали трудные времена? Я имею в виду — в денежном отношении?
   Женщина кивнула:
   — Да, но потом положение стало выправляться. Джеффри снова занялся прежним бизнесом и говорил, что вскоре провернет крупную сделку.
   — И что это была за сделка?
   — Понятия не имею. Он старался не утомлять меня подробностями. «Я зарабатываю — ты тратишь» — так он всегда говорил. Он был хорошим человеком. Я понимаю, вам уже наговорили про него всякого, но они знали его только с одной стороны. А была еще и другая. Совсем другая.
   Флавии оставалось только догадываться, что имела в виду миссис Форстер; она решила выпытать это у нее, избрав более подходящий момент.
   — И все-таки что это была за сделка? Он собирался продать картину?
   — Вероятно, да. А может быть, коттеджи. Хотя нет, вряд ли.
   — Когда к вашему мужу попадали ценные картины, он обычно держал их здесь?
   — Понятия не имею. Может быть, и нет. Если они были действительно ценные. Здесь не такое уж безопасное место, к тому же многие люди имеют ключи от нашего дома — уборщица, например. Да еще ограбления — вы, наверное, слышали.
   — А если, к примеру, ваш муж собирался показать картину клиенту, он мог привезти ее сюда в последний момент?
   Джессика кивнула:
   — Мог, он арендовал сейф в норвичском банке. Но ведь я уже говорила все это полиции.
   — Он упоминал при вас имена клиентов?
   Она помотала головой.
   — Он имел контакты в Италии?
   Тот же ответ.
   — Понятно. А ваш муж часто бывал в разъездах?
   — Конечно, это часть его работы. Ему приходилось постоянно куда-то ездить, смотреть картины, встречаться с клиентами. Нельзя сказать, чтобы ему это нравилось, он любил бывать дома.
   — А за границу он выезжал?
   — Да, иногда, но не часто. А почему вы спрашиваете?
   — Просто интересуюсь, — уклончиво ответила Флавия. — А вы, случайно, не знаете, не ездил ли он в июле 1976 года в Шотландию?
   — Не знаю, — снова покачала головой Джессика.
   — А в Падую в мае девяносто первого?
   — Нет.
   — В Милан в феврале девяносто второго?
   — Не думаю. Он часто уезжал, но всегда ненадолго. Я никогда не могла сказать точно, где он находится.
   — А кто-нибудь может это знать?
   — Вряд ли, Джеффри работал один. Попробуйте спросить Уинтертона, был у него такой знакомый. Может быть, он что-нибудь знает.
   — Понятно. Спасибо. Скажите, а как так вышло, что он стал работать на Веронику Бомонт?
   — Наверное, она его попросила. Кажется, они познакомились несколько лет назад на одном мероприятии. Джеффри старался поддерживать такие контакты, хотя лично я не стала бы тратить время на подобных людей. Он говорил, что однажды дал ей хороший совет. Но работать у нее он стал только три года назад. Тогда мы и переехали сюда.
   — По моим данным, они знали друг друга очень давно. Им было лет по двадцать, когда они познакомились.
   Джессика казалась удивленной:
   — Да? Возможно, не знаю. Он никогда не упоминал об этом. Честно говоря, я была недовольна нашим переездом сюда. Я знаю, он хотел поправить дела, но мы как-нибудь обошлись бы и без этой работы. Я была готова сама зарабатывать, лишь бы он отказался от этого предложения. Разве можно ставить свою жизнь в зависимость от прихотей одного человека, к тому же очень странного человека? Но Джефф никогда меня не слушал. И то, что в результате я оказалась права, меня совершенно не радует. Я и сейчас уверена: мы напрасно покинули Лондон и похоронили себя в этой глуши.
   Не совсем удачное сравнение, отметила Флавия. И если подумать, действительно жаль, что он не послушал жены. Может, она и кажется перепуганной крольчихой, но если все было так, как она говорит, у нее гораздо больше ума и рассудительности, чем у ее мужа.
   — Вы не знаете, куда пропали его бумаги? — спросила она.
   Джессика нервно сцепила пальцы, и Флавия поняла, что сейчас она скажет неправду.
   — Я не знаю, меня целый день не было дома. Я приехала вечером. Вчера утром я отвечала на вопросы полиции, затем поехала в Норвич повидаться с адвокатом. Потом весь вечер провела у друзей. Я впервые услышала о пропаже сегодня утром, когда полицейские пришли взглянуть на бумаги и, войдя в кабинет, начали кричать, что их нет.
   Флавия задумчиво кивала. Как она поторопилась выложить свое алиби. Женщина говорила спокойно, но проницательной итальянке показалось, что это стоило ей немалых усилий. На небеспристрастный взгляд Флавии, миссис Форстер слишком сильно взволновал вопрос о пропаже бумаг.
 
   Итальянка потягивала из стакана пиво и никак не могла решиться. «Нет, — наконец определилась она, — уйду голодной. Так безопаснее». Она впервые видела, чтобы еда выглядела подобным образом, и не рискнула проверить, какое воздействие она произведет на ее желудок. Аргайл с отвращением запихивал в рот колбасный рулет, и лишь инспектор Мэнстед, только что приехавший из Лондона, с энтузиазмом поглощал яйца по-шотландски. Он как раз отправил в рот второе яйцо и маленькую маринованную луковицу и с довольной миной жевал образовавшуюся смесь. Флавию передернуло, и она попыталась сосредоточиться на деле.
   — А что думают обо всем этом ваши коллеги из Норфолка? — спросила она.
   Мэнстед неторопливо дожевал и проглотил смесь из яйца, колбасного фарша и маринованного лука.
   — Пока они ничего не думают. Им хочется свалить вину на Гордона — я понимаю, так проще. Но они этого не сделают. Они держат его за неимением лучшего.
   — Я слышала, они уже побеседовали с миссис Форстер?
   — Точно.
   — Она рассказала им про сейф в банке?
   Мэнстед улыбнулся:
   — Конечно, рассказала. Они уже проверили его.
   — И что там оказалось?
   — Ничего. В день гибели Форстер приехал в банк перед самым закрытием и все забрал.
   — Что? Что он забрал?
   — Никто не знает. Да это и понятно — не станут же служащие банка совать нос в сейф клиента. Здесь у нас не Швейцария, мисс.
   Флавия сдвинула брови.
   — Значит, так: Джонатан позвонил ему… во сколько?
   — Примерно в половине третьего, — подсказал Аргайл. — Может, чуть позже.
   — После чего Форстер прыгает в свою машину и мчится в Норвич, чтобы забрать из сейфа какие-то вещи, — продолжил за Флавию Мэнстед. — Дорога в Норвич занимает около сорока пяти минут. В тот же вечер его настигает смерть. При осмотре дома мы не заметили следов ограбления, но ведь мы не знаем, что он забрал из сейфа. Возможно, убийца пришел именно за этим.
   Флавия фыркнула и почесала нос.
   — Джонатан, — спросила она, — повтори в точности, что ты сказал, когда говорил с ним по телефону?
   Аргайл встрепенулся и напряг память.
   — Я сказал, что интересуюсь картиной, о которой мне рассказал его старый друг.
   — И?..
   — И добавил, что слышал, будто бы он должен знать о ее судьбе.
   — И?..
   — Сказал, что есть предположение, будто картина была украдена. И что хочу поговорить с ним об этом. Потом сказал, что не хочу обсуждать это по телефону. Он сказал, чтобы я приезжал к нему сюда.
   — Как ты считаешь, он мог подумать, что ты хочешь купить эту картину?
   — В принципе да.
   — Значит, он мог забрать ее из сейфа, намереваясь предъявить покупателю товар?
   — Вполне. Хотя… я вдруг вспомнил… я упоминал в разговоре палаццо Страга.
   — Ах…
   — Но это никак не объясняет факт его смерти, так ведь? И то, что кто-то сжег все его бумаги? Уж в этом меня точно никто не обвинит.
   Мэнстед, который не без удовольствия слушал их разговор, опустошил стакан на треть и промокнул губы.
   — Ах, сельская жизнь, — блаженно улыбаясь, произнес он. — Хорошее пиво, хорошая еда, свежий воздух. И на что мне сдался этот Лондон? Возможно, — продолжил он другим тоном, — картины не имеют ко всему этому никакого отношения.
   Флавия бросила на него неодобрительный взгляд.
   — Мои друзья из местной полиции утверждают, что у них еще масса версий. Отказ Гордона сообщить, где он провел вечер, — лишь одно из направлений.
   — Ну а какие еще, к примеру?
   — Например, тот факт, что Форстер волочился за девушкой, которая убирала у них в доме, а миссис Форстер это не нравилось. Какой бы безропотной простушкой она ни казалась, подобное не понравится ни одной жене. И я могу ее понять. Ну и, конечно, большие подозрения вызывает поездка вдовы в Лондон.
   — А что там неясного?
   — Миссис Форстер поехала в Лондон повидаться с сестрой. В тот вечер, когда Форстер упал с лестницы, она в гордом одиночестве отправилась в кино. Она ушла от сестры в пять и вернулась за полночь. Я знаю, бывают затянутые фильмы, но девять часов многовато даже для очень концептуального режиссера. Когда сестру Джессики спросили об этом, она ответила, что сама была удивлена поздним возвращением сестры. А вам Джессика рассказывала про поездку? — спросил Мэнстед у Флавии.
   — Да, она сказала, что сначала прогулялась, потом перекусила, посмотрела фильм и снова пешком, поскольку вечер был чудесный, пошла домой. Может быть, это и правда.
   — Но теперь мы имеем дело еще и со сгоревшими документами, — напомнил Мэнстед. — И кто, кроме нее, мог это сделать? И зачем ей это? Хочет обезопасить себя, уничтожив какую-то информацию? Боится, что поместье конфискуют в пользу жертв махинаций ее мужа?
   — Из Бельгии что-нибудь ответили на ваш запрос о картине, которую упоминал Уинтертон?
   Мэнстед кивнул:
   — Да. Кстати, спасибо вам за контакт. Ваш знакомый оказался очень приятным человеком. Он сообщил, что картина по-прежнему находится в коллекции, и прислал ее фотографию.
   Он достал из папки немного помятую фотографию, передал ее Флавии и с легкой улыбкой наблюдал за ее лицом, ожидая реакции. Изображение было нечетким, Флавия пригляделась и хмыкнула.
   — Мы уже показали ее графу Дункельду — он клянется, что это его картина. Поллайоло, «Святая Мария в Египте».
   Флавия кивнула и отхлебнула пива,
   — Как она была украдена?
   — До смешного просто. Во время свадьбы… — он сверился с листком, — 10 июля 1976 года. Порозовевшую от смущения невесту ведут к алтарю, играет орган, в воздух летит конфетти, торжество в бальном зале — очень полезная вещь этот бальный зал, вы не находите? Праздник проходит на высшем уровне. Безупречно. Все замечательно и «как у всех». Если бы не одно «но»… Утром в библиотеке висела вышеназванная картина. Когда ночью утомленный, но гордый отец пришел в библиотеку, чтобы насладиться тишиной и покоем, он…
   — … увидел на месте картины голую стену.
   — Совершенно верно. К тому времени гости уже разъехались по домам. На свадьбе присутствовало семьсот человек — гости, родственники, слуги, музыканты, священники… взять картину мог любой.
   — Кто-нибудь просматривал список гостей?
   — Наверняка. Но что это могло дать?
   — Может быть, это нужно сделать сейчас?
   — Я спрошу. Конечно, если Форстер был так умен, как полагает ваш босс, вряд ли он записался под своим именем. Возможно, его вообще не было в списке гостей. В любом случае это было так давно… Если хотите, можете просмотреть папку с делом.
   — А каким образом картина попала в Бельгию?
   — Человек, который купил ее, уже умер. И естественно, в его документах нет о ней никаких сведений. Да это было бы и странно, вы не находите?
   — У владельцев не осталось свидетельств того, что картину продал им Форстер?
   — Нет.
   — О-о, — разочарованно протянула Флавия.
   — Мне жаль.
   — Ладно, важно то, что он знал об этой картине. Это означает, что у нас появилась хрупкая связь между Форстером и исчезновением Уччелло, Поллайоло и Фра Анджелико. Три полотна, похищенных в период с 1963 по 1991 год, и все три числятся в списке «Джотто», составленном моим боссом. Во всех трех случаях преступник не оставил следов.
   — Конечно, это обнадеживает, но связь между преступлениями, как вы правильно заметили, действительно очень хрупкая. Так, ну где же мое пиво?
 
   Пиво Мэнстеда ожидало его в засаде и мгновенно появилось на столе. Но, как оказалось, засада была устроена не только на него — не успел Аргайл выкрикнуть бармену заказ, как к его столику пришвартовался Джордж. Аргайлу показалось, что тот давно следил за ним и ждал подходящего момента.
   — Ну, здравствуйте снова, молодой человек, — начал Джордж, — какие новости?
   — Боюсь, никаких, — безразлично бросил Аргайл, наблюдая, как Салли, жена бармена, разливает в стаканы пиво. — Вы, вероятно, знаете столько же, сколько и я.
   — Так, значит, они не собираются никого искать? Ну-ну. Я скажу вам только одно: рано или поздно Гордона отпустят.
   — Да? Почему так?
   — Потому что он не убивал Форстера. У него алиби.
   — Впервые слышу, — сказал Аргайл, отметив, что Джордж говорит намеренно громко.
   — Я знаю, — ответил Джордж, — но скоро вы услышите об этом. Не сомневайтесь. Вот-вот. Даже я знаю, что он не делал этого. — И, послав всем окружающим многозначительный взгляд, Джордж закивал в такт своим мыслям, опрокинул в рот остатки пива и вернулся за столик в углу.
   У Аргайла возникло четкое ощущение того, что Джордж передал некое послание. Он не понял, кому оно предназначалось, но знал точно, что не ему.
 
   Кому — он понял в тот же вечер, когда они убрали со стола остатки ужина и перетаскали всю посуду на кухню. Ужин удался на славу, если не считать стартового блюда, приготовленного Флавией. Мэри попросила ее сделать настоящую итальянскую пасту, и как та ни отнекивалась, уверяя, что совершенно не умеет готовить, Мэри все-таки настояла. Она была убеждена, что все итальянцы великолепно готовят пасту. Однако спустя час ей пришлось переменить свое мнение. В дверь позвонили.
   — Кажется, неожиданные ночные визиты входят в моду, — заметила Мэри, вставая. Она не торопясь прошла через гостиную, потом через холл — путешествие заняло несколько минут, — открыла дверь и впустила позднего гостя.
   Аргайл с Флавией молча переглядывались, гадая, кто пришел. Наконец в дверь заглянула Мэри и велела им перебираться в гостиную — единственное место в доме, где можно было расположиться с комфортом.
   — Это Салли, — сказала она, возглавляя шествие по темному узкому коридору, — жена бармена. Не представляю, что ей от меня нужно. Но как местный феодал я обязана ее выслушать. Полагаю, разговор имеет отношение к Джеффри, поэтому вам тоже будет полезно поприсутствовать.
   Салли, жена бармена, ждала Мэри, не снимая пальто. Чувствовалось, что ей сильно не по себе. Мэри усадила ее к огню и улыбнулась ей материнской улыбкой.
   — Я сказала Харри, что у меня болит голова, и оставила его закрываться, — сказала Салли. — Мне не хотелось вас беспокоить, но… — Она повернула голову и увидела Флавию и Аргайла: — Ах!..
   — В чем дело, Салли?
   — Я напрасно пришла сюда. Пожалуй, я пойду.
   — Никуда ты не пойдешь, — твердо сказала Мэри. — Если хочешь поговорить со мной наедине, эти двое могут пойти погулять.