Страница:
— Извините, босс, не подумал, — Лански залился краской.
Крис привязал свою кобылу к заднему борту фургона и взобрался на козлы. Лански ехал рядом, и щеки его все еще пылали.
— Не все понимают шутки Мака, — сказал ему Крис, чтобы успокоить. — А с телеграммой и в самом деле не стоит торопиться. Надеюсь, мы все же обойдемся без армии.
— Да я на него не обижаюсь. Это я для Питера говорил, чтобы он понял, что к чему. Какая армия? — Лански усмехнулся. — Наш шериф свое дело знает. Давно он мечтал засадить Уолка за решетку хоть на пару деньков. Повода не было. И вдруг — такая удача.
— Что они не поделили? — спросил Крис.
— Наш шериф терпеть не может всяких богатеев. Эти Уолки откусили больше, чем могут проглотить. Земля для них, как виски для пьяницы. Если их не остановить, они и всю Оклахому под себя загребут. Чего они только ни придумывали, чтобы записать себе побольше земли! Говорят, Питер соорудил несколько шалашей на захваченных участках, и в каждом шалаше было маленькое застекленное окно. Все для того, чтобы в заявочном клубе можно было под присягой подтвердить: на участке стоит жилой дом, и окна в нем застеклены. Все, с такого участка уже не выселяют, он считается обжитым. Все по закону. И никому в голову не приходит спросить, откуда на этой земле всего за пару дней появилось столько жилых домов?!
— А у тебя есть участок? — поинтересовался Крис
— Конечно. Участок у меня отличный. И дом стоит настоящий. Только я давно там не появлялся, живу в поселке. Когда буду уезжать, продам тому же Уолку. Ему все продают свои участки, когда уезжают.
— Почему уезжают?
— Потому что здесь не растет ничего, вот почему. Мне еще хорошо, у меня постоянная работа, компания платит неплохо. Но как быть тем, кто ничего, кроме плуга, в руках не держал?
Он сказал это с таким высокомерным сочувствием, что Крис с трудом удержался от улыбки. Кроме плуга, любой фермер умеет держать в руках еще сотню инструментов, о которых этот белоручка и не подозревает. А Лански продолжал разглагольствовать:
— Наша семья перебралась сюда из Джорджии вместе со всеми остальными русскими. Думали, что нам тут лучше будет, но ничего из этого не вышло. Сначала отцы решили держаться вместе, как в старину. Общая земля, большая деревня, общее стадо. Потом начали по одному отделяться, потому что земли было много, каждому хватало. Наша семья тоже отделилась семь лет назад. Распахали целину. В первый год у всех были хорошие урожаи, а на следующее лето все выгорело. С мая до осени не было ни одного дождя. Завели небольшое стадо, так коровы наелись какой-то травы и передохли. Пришлось всем мужчинам идти на карьер. Заработали немного и перебрались в Денвер, к родственникам. Я остался, а мои все в Денвере сейчас. И такая история со всеми случается.
— А как же эти Уолки? У них, что, особенная земля?
— У них? — Лански задумался. — У них земли просто очень много. И они сами на ней не работают, нанимают индейцев.
— Разве индейцы могут работать на земле?
— Не знаю. Но он их заколдовал. Спаивает настойкой из кактуса, они за нее сделают все, что прикажешь.
— Ну, пьяный индеец много не наработает, — засомневался Крис.
— Пьяный? В том-то и колдовство, что от той настойки не пьянеют. Говорят, кто ее пьет, на всю жизнь становится рабом Питера. Так оно и выходит. Питер этот хитрец ужасный. Все бедным прикидывается, в лохмотьях ходит, а ему из самого Канзас-Сити в прошлом году привезли, наверно, десяток огромных деревянных ящиков. Говорят, там были новые плуги, бороны всякие и прочая ерунда. Так он из одних этих ящичных досок себе три новых сарая сколотил! Ничего, ничего, скоро вся его хитрость ему же боком выйдет. Вот придут землемеры, мы их направим в Мертвую Долину, чтоб они ее занесли на карту. Мы бы и раньше это сделали, но Питер со всей своей родней туда никого не пускает через свои участки. А в обход идти слишком тяжело, землемеры не пойдут. Зачем им карабкаться по скалам, когда вокруг столько равнин, верно? Этим ученым крысам все равно, какую землю наносить на карту.
— А вам не все равно?
— Конечно! Эта долина появится на карте, компания заявит, что там есть уголь или свинец, и закажет у наших партнеров строительство железной дороги. Земля под дорогу достанется нам бесплатно, и вся эта долина станет полностью нашей.
— Вашей ? И тогда Питеру Уолку придется отсюда убраться, — заключил Крис. — Здорово придумано.
— Может и не убираться. Но пускай он живет, как все!
«Вот в чем дело, — подумал Крис. — Этот Лански не просто завидует Питеру. Он не хочет быть таким же богатым, как Питер. Наоборот, Лански хочет, чтобы Питер был таким же бедным, как он».
— И что теперь? — спросил он. — Теперь нам придется его караулить несколько дней?
— Да зачем его караулить? Он послушный фермер. На ночь запрем участок, и по домам. Куда он денется из-за решетки?
— А кто будет дежурить ночью? А как же ночной патруль?
— Патруль будет сидеть в таверне до самого утра. Не беспокойся, у нас тут свои порядки. Лучше играть всю ночь в покер, чем сидеть взаперти и слушать, как храпят арестанты. Верно, Крис?
Лански остановился у салуна.
— Может, заглянем? Освежимся на дорогу?
— Сделаем так, — деловито сказал Крис. — Ты зайдешь один, а я поеду потихоньку дальше. Посидишь немного, расскажешь, что Питера арестовали. Потом поедешь на склады, как шериф просил. Но постарайся заметить того, кто выскочит из салуна, как только услышит новости. И обязательно расскажи об этом шерифу. Понял?
— Понял! — Лански поправил шляпу и вытер ладони об рубашку. — Думаешь, кто-то выскочит?
— Почти уверен, — сказал Крис почти серьезно.
— Ты думаешь, у Питера и в самом деле есть сообщники?
— Конечно, есть.
— Индейцы? — тихо спросил Лански.
— Пока не знаю, — так же тихо ответил Крис. — Ты обратил внимание, что на улице никого не видно? Попрятались люди. Так всегда бывает перед набегом индейцев.
— Но… У нас никогда не было никаких набегов, — оглядываясь, неуверенно возразил Лански.
— Но вы никогда раньше не сажали за решетку того, кто платит индейцам деньги. А ты сам говорил, что Питер им платит за работу. За любую работу. Будь осторожнее там, в салуне, — сказал Крис и щелкнул вожжами, погоняя сонных мулов.
Ему не нравилось, как действовал Лысый Мак, но он не вмешивался. Мак есть Мак, и его не переделаешь. Он туго соображает, но если уж появится у него какое-то соображение, то он в него вцепится мертвой хваткой и будет отбрасывать все иные мысли просто потому, что они появились позже. Мак нетерпелив. Сначала кидается вперед, по уши увязает в собственных ошибках, а потом тратит все силы, чтобы выбраться. Но если он при всех своих недостатках еще жив, значит, такой способ действий ему подходит.
А указывать на чужие промахи всякий может. Совсем другое дело — исправлять их. Крис решил исправить одну из ошибок шерифа Маккарти, как только увидел ковбоев, выходящих из салуна.
Не оглядываясь, он следил за ними, медленно направляя мулов к выезду из поселка. Ковбои были ему знакомы — он их видел сегодня рядом с коляской скотопромышленника Фримонта. А вот и сам Фримонт. Кони вынесли его коляску из бокового проулка. Интересно, какие дела могли занести этого достопочтенного джентльмена в шахтерский поселок? У кого он провел это время, пока верные охранники ждали хозяина в салуне?
Крис дождался, когда коляска начнет обгонять его фургон.
— Эй, мистер Фримонт! — крикнул он как можно более дерзко. — Тебе не мешало бы почаще заглядывать к шерифу!
Коляска встала, и Крис остановил фургон рядом. Трое охранников окружили его, а Фримонт удивленно оглядывал наглого незнакомца. Его сухое, вытянутое лицо с землистой кожей и голубыми глазами заметно отличалось от обветренных физиономий ковбоев. Вероятно, он занялся скотоводством совсем недавно. На его белых узловатых пальцах Крис насчитал четыре золотых перстня, что говорило о хорошем доходе и ужасном вкусе.
— Я сам знаю, что мне делать, — сказал Фримонт медленно. — Говори, зачем ты меня остановил. У меня мало времени.
— Наши охранники привезли раненого парня, которого никто тут не знает. Его зовут Сэм. Он из команды какого-то Хаммера. Больше ничего не сказал, отключился. Доктор говорит: к утру очухается. Может, заглянешь, посмотришь на него? Вдруг признаешь?
— С каких это пор ваши охранники стали подбирать раненых?
— Сам удивляюсь, — улыбнулся Крис. — Нет бы добить на месте, чтоб не мучился, да?
— Сэм? Был у нас один Сэм, но мы давно его выгнали, — спокойно сказал Фримонт, постукивая тростью по бортику коляски. — А про банду Хаммера тут каждая собака знает. Только никто его не видел. Нет, мне нечего делать у шерифа. Он не вернет моих людей, не найдет убийц, и с Хаммером ему не сладить. От вашего шерифа никакого толку.
— Смотря для кого. Компания его ценит.
— Кроме компании, здесь есть кое-кто еще.
— Никого, кроме компании, — важно заявил Крис, поправляя свой значок. — Все остальные приходят и уходят, а компания остается. И если бы этот Хаммер был опасен, его давно стерли бы в порошок.
— Мое ранчо в десять раз дороже вашей компании, — снисходительно улыбаясь, сказал Фримонт. — И я сам сотру в порошок тех, кто мне мешает.
— Желаю удачи, — сказал Крис, трогаясь с места.
Коляска с грохотом обогнала его, и охранники поскакали дальше, грозно оглянувшись несколько раз. Они оглянулись ровно на три раза больше, чем было нужно, и все для того, чтобы запутать простого помощника шерифа.
Фургон неспешно катил по едва заметной колее среди низкорослых кустов и песчаных проплешин в траве. Крис выбрал дорогу, которую показал ему Лысый Мак. Он знал, что разговор с Фримонтом не окончен, и для его продолжения ему хотелось выбрать наиболее удобное место: подальше от случайных свидетелей и поближе к оврагу или реке. С таких разговоров обычно и начинаются войны между теми, кто не может мирно поделить землю. Сейчас Фримонт был взбешен, хотя и не показывал этого. Он потерял людей, и у него были причины винить своих соседей в их гибели. Наступало время для ответных действий. Для начала не мешало бы взять в плен и хорошенько допросить кого-нибудь из людей этого бестолкового шерифа Маккарти. Например, того, кто беспечно отправился на тихоходном фургоне через прерию, где так часто пропадают люди и скот. Если Фримонт решится на войну, то он не упустит такой выгодный момент.
Но решится ли он? Этот Фримонт не был похож ни на одного из «мясных баронов», которых знал Крис. Он не ездил верхом и не носил оружия, и его голосу вряд ли подчинилась бы хоть одна, даже самая робкая, корова. Он никогда не управлял стадом, но похоже, что он привык повелевать людьми. Он умел оскорбить человека, не повысив голоса и не произнеся ни одного грубого слова. Возможно, это скотопромышленник какой-то новой породы. Он может сидеть в своей конторе, задрав ноги на стол, и глядеть в окно. А за него все сделают наемные работники — ковбои, ветеринары, стрелки, резники, скорняки и рубщики. Он будет курить сигару за сигарой, а за окном телята будут превращаться в бычков, потом они превратятся в мясные туши, потом — в хрустящие банкноты. И только тогда Фримонт оторвет свою задницу от кресла, чтобы пересчитать деньги и сложить их в сейф. Нет, даже это за него сделают бухгалтера и кассиры. Но тогда — зачем он нужен, этот Фримонт?
Крису пришлось прервать свои социалистические размышления, когда он заметил за спиной троих всадников. Как и следовало ожидать, это были охранники Фримонта. Они догнали его и поехали рядом.
— Послушай, приятель, что ты там говорил насчет Сэма? — дружелюбно спросил один из них. — Боссу на него наплевать, но он с нами работал. Ты говоришь, он ранен?
— Тот, кто лежит в участке? Да, ранен.
— А кто его привез?
— Наши стрелки, с карьера.
— Он что-нибудь рассказывал? Как это случилось?
— Лучше поговорите с ним сами, — посоветовал Крис.
— Боссу это не понравится. Как выглядит этот Сэм? Лет сорока, толстый, с длинной бородой и с серьгой в ухе?
— Серьги я не заметил, — честно признался Крис. — Бороду ему мог сбрить доктор. Толстый? Может, он и был толстым, пока не началась гангрена. А сколько ему лет, уже неважно, потому что жить ему осталось дня три, не больше.
— Нет, это не наш Сэм, — сказал охранник.
Двое других немного отстали, но Крис краем глаза следил за ними. Один из них, угрюмый бородач, держал дробовик прикладом на бедре и все время озирался.
«Вот и удобное место, — подумал Крис, когда дорога пошла над краем оврага. — Сейчас они поменяют тему».
— Кобыла у тебя приметная. Дорогая, наверно? За сколько брал?
— Выиграл.
— Да, дорогая лошадка. А ты, похоже, новичок в наших краях, — сказал охранник. — Я знаю всех помощников Маккарти, а тебя раньше не видел.
— Только сегодня начал работать.
— То-то я смотрю, что ты пустился в одиночку за реку.
Крис выпустил поводья из рук и достал сигару из кармана рубашки. Он разминал ее и нюхал, но прикуривать не спешил.
— А что, у вас все ездят тройками? — спросил он насмешливо.
— Не все. А только те, кому жить охота, — грубо ответил охранник, и его рука опустилась на кобуру.
Крис уловил за спиной еле слышный скрип и щелчок. Он понял, что бородач взвел курок дробовика.
Разговор кончился гораздо раньше, чем следовало бы. Крис ожидал, что охранники более подробно расспросят его об условиях содержания Сэма, о его предварительных показаниях, о планах шерифа, наконец. Вместо этого они решили просто прикончить своего собеседника. Что ж, не всякий владеет искусством непринужденной беседы на безлюдной дороге за час до наступления темноты.
Крис оттолкнулся ногами от бортика и повалился на спину внутрь фургона. Выстрелы загрохотали раньше, чем он оказался на полу. Полотно тента трещало и вспыхивало рваными дырами, и сквозь дыры вслед за пулями врывались струи дыма. Крис лежал между ящиками, по которым молотили пули, и считал выстрелы. Как только в пальбе наступила пауза, он приподнял голову.
Сквозь дыры он увидел мелькнувший силуэт, но стрелять не стал. Он ждал, когда они заглянут в фургон.
— Готов, — сказал один из охранников. — Нашпиговали придурка.
— Надо посмотреть.
— Проще поджечь.
— Кобылу я беру себе, я первый выстрелил.
— Мулов тоже заберем.
— Руби постромки.
— Фургон жалко. Может, прихватим?
— Совсем рехнулся. Слишком приметный. Особенно теперь.
Они засмеялись, перезаряжая оружие. Слышно было, как щелкают патроны, прячась в каморы барабанов.
Крис понял, что они не собираются проверять, как выполнена работа. Нет, мистер Фримонт определенно переоценил добросовестность своих стрелков.
Лежа между ящиками с гвоздями, Крис видел острые хребты запряженных мулов и их длинные уши. Мулы застыли, боясь шевельнуться. Один из всадников подъехал к ним и наклонился в седле, чтобы перерезать постромки. Крис прицелился охраннику в бок. Как только тот поднял руку, открыв потемневшую подмышку, Крис нажал на спуск. Всадник привалился к шее коня, его руки обвисли, и он с громким стуком свалился на землю.
— Что за черт! Кто стрелял?
— Он там! Там!
«Конечно, там, где же мне еще быть», — мысленно ответил Крис. Сейчас он не прятал голову. Он не видел противников за продырявленным тентом, но они сами себя обозначили. Выстрел — струя дыма врывается в полумрак фургона вместе с новым лучиком света — воет рикошет — и ответный выстрел Криса попадает в цель, судя по воплю.
Третий охранник неосторожно показался в заднем проеме тента, пытаясь объехать кобылу, привязанную к задку. Это был бородач с дробовиком. Пуля, выпущенная Крисом, сбросила его на землю. Конь взвился на дыбы и отпрыгнул в сторону.
Крис переполз к передку и прислушался. Слева хрустнул песок под копытами, справа хрипел раненый.
Одним рывком перебросив тело через бортик фургона, Крис упал на землю и перекатился под колеса. Ударил выстрел, второй, потом третий. Стрелял всадник, которого Крис ранил сквозь тент. Он зажимал рукой рану на животе, и сквозь пальцы сочилась черная кровь.
Лежа между колесами, Крис поднял револьвер и выстрелил. Всадник запрокинул голову и свалился с коня.
Крис вложил кольт в кобуру и вынул «смит-и-вессон» из-под куртки. Бой не закончен, пока проигравшие не похоронены. Оставался еще бородач с дробовиком, Крис видел, как тот лежал у ног коня, лежал лицом вниз, раскинув руки в стороны, и не шевелился. Но в правой руке его был дробовик, палец неподвижно застыл на спусковом крючке, и курок был отведен.
Чтобы не тратить времени, Крис прицелился и выстрелил по дробовику. Ружье подпрыгнуло и выстрелило само, взметнув тучу песка, — но бородач даже не вздрогнул.
Когда Крис выбрался из-под фургона и осторожно подошел к бородачу, тот давно уже не дышал в луже крови. Двое других охранников Фримонта тоже были мертвы.
Прежде чем тронуться дальше, Крис отогнал лошадей. Они вернутся в конюшню, и Фримонт все поймет. Оружие убитых Крис закопал в овраге, патроны взял себе. На похороны не оставалось времени.
Глава 9. ВИНСЕНТ КРОКЕТ, РАЗБИТОЕ ЗЕРКАЛО
Крис привязал свою кобылу к заднему борту фургона и взобрался на козлы. Лански ехал рядом, и щеки его все еще пылали.
— Не все понимают шутки Мака, — сказал ему Крис, чтобы успокоить. — А с телеграммой и в самом деле не стоит торопиться. Надеюсь, мы все же обойдемся без армии.
— Да я на него не обижаюсь. Это я для Питера говорил, чтобы он понял, что к чему. Какая армия? — Лански усмехнулся. — Наш шериф свое дело знает. Давно он мечтал засадить Уолка за решетку хоть на пару деньков. Повода не было. И вдруг — такая удача.
— Что они не поделили? — спросил Крис.
— Наш шериф терпеть не может всяких богатеев. Эти Уолки откусили больше, чем могут проглотить. Земля для них, как виски для пьяницы. Если их не остановить, они и всю Оклахому под себя загребут. Чего они только ни придумывали, чтобы записать себе побольше земли! Говорят, Питер соорудил несколько шалашей на захваченных участках, и в каждом шалаше было маленькое застекленное окно. Все для того, чтобы в заявочном клубе можно было под присягой подтвердить: на участке стоит жилой дом, и окна в нем застеклены. Все, с такого участка уже не выселяют, он считается обжитым. Все по закону. И никому в голову не приходит спросить, откуда на этой земле всего за пару дней появилось столько жилых домов?!
— А у тебя есть участок? — поинтересовался Крис
— Конечно. Участок у меня отличный. И дом стоит настоящий. Только я давно там не появлялся, живу в поселке. Когда буду уезжать, продам тому же Уолку. Ему все продают свои участки, когда уезжают.
— Почему уезжают?
— Потому что здесь не растет ничего, вот почему. Мне еще хорошо, у меня постоянная работа, компания платит неплохо. Но как быть тем, кто ничего, кроме плуга, в руках не держал?
Он сказал это с таким высокомерным сочувствием, что Крис с трудом удержался от улыбки. Кроме плуга, любой фермер умеет держать в руках еще сотню инструментов, о которых этот белоручка и не подозревает. А Лански продолжал разглагольствовать:
— Наша семья перебралась сюда из Джорджии вместе со всеми остальными русскими. Думали, что нам тут лучше будет, но ничего из этого не вышло. Сначала отцы решили держаться вместе, как в старину. Общая земля, большая деревня, общее стадо. Потом начали по одному отделяться, потому что земли было много, каждому хватало. Наша семья тоже отделилась семь лет назад. Распахали целину. В первый год у всех были хорошие урожаи, а на следующее лето все выгорело. С мая до осени не было ни одного дождя. Завели небольшое стадо, так коровы наелись какой-то травы и передохли. Пришлось всем мужчинам идти на карьер. Заработали немного и перебрались в Денвер, к родственникам. Я остался, а мои все в Денвере сейчас. И такая история со всеми случается.
— А как же эти Уолки? У них, что, особенная земля?
— У них? — Лански задумался. — У них земли просто очень много. И они сами на ней не работают, нанимают индейцев.
— Разве индейцы могут работать на земле?
— Не знаю. Но он их заколдовал. Спаивает настойкой из кактуса, они за нее сделают все, что прикажешь.
— Ну, пьяный индеец много не наработает, — засомневался Крис.
— Пьяный? В том-то и колдовство, что от той настойки не пьянеют. Говорят, кто ее пьет, на всю жизнь становится рабом Питера. Так оно и выходит. Питер этот хитрец ужасный. Все бедным прикидывается, в лохмотьях ходит, а ему из самого Канзас-Сити в прошлом году привезли, наверно, десяток огромных деревянных ящиков. Говорят, там были новые плуги, бороны всякие и прочая ерунда. Так он из одних этих ящичных досок себе три новых сарая сколотил! Ничего, ничего, скоро вся его хитрость ему же боком выйдет. Вот придут землемеры, мы их направим в Мертвую Долину, чтоб они ее занесли на карту. Мы бы и раньше это сделали, но Питер со всей своей родней туда никого не пускает через свои участки. А в обход идти слишком тяжело, землемеры не пойдут. Зачем им карабкаться по скалам, когда вокруг столько равнин, верно? Этим ученым крысам все равно, какую землю наносить на карту.
— А вам не все равно?
— Конечно! Эта долина появится на карте, компания заявит, что там есть уголь или свинец, и закажет у наших партнеров строительство железной дороги. Земля под дорогу достанется нам бесплатно, и вся эта долина станет полностью нашей.
— Вашей ? И тогда Питеру Уолку придется отсюда убраться, — заключил Крис. — Здорово придумано.
— Может и не убираться. Но пускай он живет, как все!
«Вот в чем дело, — подумал Крис. — Этот Лански не просто завидует Питеру. Он не хочет быть таким же богатым, как Питер. Наоборот, Лански хочет, чтобы Питер был таким же бедным, как он».
— И что теперь? — спросил он. — Теперь нам придется его караулить несколько дней?
— Да зачем его караулить? Он послушный фермер. На ночь запрем участок, и по домам. Куда он денется из-за решетки?
— А кто будет дежурить ночью? А как же ночной патруль?
— Патруль будет сидеть в таверне до самого утра. Не беспокойся, у нас тут свои порядки. Лучше играть всю ночь в покер, чем сидеть взаперти и слушать, как храпят арестанты. Верно, Крис?
Лански остановился у салуна.
— Может, заглянем? Освежимся на дорогу?
— Сделаем так, — деловито сказал Крис. — Ты зайдешь один, а я поеду потихоньку дальше. Посидишь немного, расскажешь, что Питера арестовали. Потом поедешь на склады, как шериф просил. Но постарайся заметить того, кто выскочит из салуна, как только услышит новости. И обязательно расскажи об этом шерифу. Понял?
— Понял! — Лански поправил шляпу и вытер ладони об рубашку. — Думаешь, кто-то выскочит?
— Почти уверен, — сказал Крис почти серьезно.
— Ты думаешь, у Питера и в самом деле есть сообщники?
— Конечно, есть.
— Индейцы? — тихо спросил Лански.
— Пока не знаю, — так же тихо ответил Крис. — Ты обратил внимание, что на улице никого не видно? Попрятались люди. Так всегда бывает перед набегом индейцев.
— Но… У нас никогда не было никаких набегов, — оглядываясь, неуверенно возразил Лански.
— Но вы никогда раньше не сажали за решетку того, кто платит индейцам деньги. А ты сам говорил, что Питер им платит за работу. За любую работу. Будь осторожнее там, в салуне, — сказал Крис и щелкнул вожжами, погоняя сонных мулов.
Ему не нравилось, как действовал Лысый Мак, но он не вмешивался. Мак есть Мак, и его не переделаешь. Он туго соображает, но если уж появится у него какое-то соображение, то он в него вцепится мертвой хваткой и будет отбрасывать все иные мысли просто потому, что они появились позже. Мак нетерпелив. Сначала кидается вперед, по уши увязает в собственных ошибках, а потом тратит все силы, чтобы выбраться. Но если он при всех своих недостатках еще жив, значит, такой способ действий ему подходит.
А указывать на чужие промахи всякий может. Совсем другое дело — исправлять их. Крис решил исправить одну из ошибок шерифа Маккарти, как только увидел ковбоев, выходящих из салуна.
Не оглядываясь, он следил за ними, медленно направляя мулов к выезду из поселка. Ковбои были ему знакомы — он их видел сегодня рядом с коляской скотопромышленника Фримонта. А вот и сам Фримонт. Кони вынесли его коляску из бокового проулка. Интересно, какие дела могли занести этого достопочтенного джентльмена в шахтерский поселок? У кого он провел это время, пока верные охранники ждали хозяина в салуне?
Крис дождался, когда коляска начнет обгонять его фургон.
— Эй, мистер Фримонт! — крикнул он как можно более дерзко. — Тебе не мешало бы почаще заглядывать к шерифу!
Коляска встала, и Крис остановил фургон рядом. Трое охранников окружили его, а Фримонт удивленно оглядывал наглого незнакомца. Его сухое, вытянутое лицо с землистой кожей и голубыми глазами заметно отличалось от обветренных физиономий ковбоев. Вероятно, он занялся скотоводством совсем недавно. На его белых узловатых пальцах Крис насчитал четыре золотых перстня, что говорило о хорошем доходе и ужасном вкусе.
— Я сам знаю, что мне делать, — сказал Фримонт медленно. — Говори, зачем ты меня остановил. У меня мало времени.
— Наши охранники привезли раненого парня, которого никто тут не знает. Его зовут Сэм. Он из команды какого-то Хаммера. Больше ничего не сказал, отключился. Доктор говорит: к утру очухается. Может, заглянешь, посмотришь на него? Вдруг признаешь?
— С каких это пор ваши охранники стали подбирать раненых?
— Сам удивляюсь, — улыбнулся Крис. — Нет бы добить на месте, чтоб не мучился, да?
— Сэм? Был у нас один Сэм, но мы давно его выгнали, — спокойно сказал Фримонт, постукивая тростью по бортику коляски. — А про банду Хаммера тут каждая собака знает. Только никто его не видел. Нет, мне нечего делать у шерифа. Он не вернет моих людей, не найдет убийц, и с Хаммером ему не сладить. От вашего шерифа никакого толку.
— Смотря для кого. Компания его ценит.
— Кроме компании, здесь есть кое-кто еще.
— Никого, кроме компании, — важно заявил Крис, поправляя свой значок. — Все остальные приходят и уходят, а компания остается. И если бы этот Хаммер был опасен, его давно стерли бы в порошок.
— Мое ранчо в десять раз дороже вашей компании, — снисходительно улыбаясь, сказал Фримонт. — И я сам сотру в порошок тех, кто мне мешает.
— Желаю удачи, — сказал Крис, трогаясь с места.
Коляска с грохотом обогнала его, и охранники поскакали дальше, грозно оглянувшись несколько раз. Они оглянулись ровно на три раза больше, чем было нужно, и все для того, чтобы запутать простого помощника шерифа.
Фургон неспешно катил по едва заметной колее среди низкорослых кустов и песчаных проплешин в траве. Крис выбрал дорогу, которую показал ему Лысый Мак. Он знал, что разговор с Фримонтом не окончен, и для его продолжения ему хотелось выбрать наиболее удобное место: подальше от случайных свидетелей и поближе к оврагу или реке. С таких разговоров обычно и начинаются войны между теми, кто не может мирно поделить землю. Сейчас Фримонт был взбешен, хотя и не показывал этого. Он потерял людей, и у него были причины винить своих соседей в их гибели. Наступало время для ответных действий. Для начала не мешало бы взять в плен и хорошенько допросить кого-нибудь из людей этого бестолкового шерифа Маккарти. Например, того, кто беспечно отправился на тихоходном фургоне через прерию, где так часто пропадают люди и скот. Если Фримонт решится на войну, то он не упустит такой выгодный момент.
Но решится ли он? Этот Фримонт не был похож ни на одного из «мясных баронов», которых знал Крис. Он не ездил верхом и не носил оружия, и его голосу вряд ли подчинилась бы хоть одна, даже самая робкая, корова. Он никогда не управлял стадом, но похоже, что он привык повелевать людьми. Он умел оскорбить человека, не повысив голоса и не произнеся ни одного грубого слова. Возможно, это скотопромышленник какой-то новой породы. Он может сидеть в своей конторе, задрав ноги на стол, и глядеть в окно. А за него все сделают наемные работники — ковбои, ветеринары, стрелки, резники, скорняки и рубщики. Он будет курить сигару за сигарой, а за окном телята будут превращаться в бычков, потом они превратятся в мясные туши, потом — в хрустящие банкноты. И только тогда Фримонт оторвет свою задницу от кресла, чтобы пересчитать деньги и сложить их в сейф. Нет, даже это за него сделают бухгалтера и кассиры. Но тогда — зачем он нужен, этот Фримонт?
Крису пришлось прервать свои социалистические размышления, когда он заметил за спиной троих всадников. Как и следовало ожидать, это были охранники Фримонта. Они догнали его и поехали рядом.
— Послушай, приятель, что ты там говорил насчет Сэма? — дружелюбно спросил один из них. — Боссу на него наплевать, но он с нами работал. Ты говоришь, он ранен?
— Тот, кто лежит в участке? Да, ранен.
— А кто его привез?
— Наши стрелки, с карьера.
— Он что-нибудь рассказывал? Как это случилось?
— Лучше поговорите с ним сами, — посоветовал Крис.
— Боссу это не понравится. Как выглядит этот Сэм? Лет сорока, толстый, с длинной бородой и с серьгой в ухе?
— Серьги я не заметил, — честно признался Крис. — Бороду ему мог сбрить доктор. Толстый? Может, он и был толстым, пока не началась гангрена. А сколько ему лет, уже неважно, потому что жить ему осталось дня три, не больше.
— Нет, это не наш Сэм, — сказал охранник.
Двое других немного отстали, но Крис краем глаза следил за ними. Один из них, угрюмый бородач, держал дробовик прикладом на бедре и все время озирался.
«Вот и удобное место, — подумал Крис, когда дорога пошла над краем оврага. — Сейчас они поменяют тему».
— Кобыла у тебя приметная. Дорогая, наверно? За сколько брал?
— Выиграл.
— Да, дорогая лошадка. А ты, похоже, новичок в наших краях, — сказал охранник. — Я знаю всех помощников Маккарти, а тебя раньше не видел.
— Только сегодня начал работать.
— То-то я смотрю, что ты пустился в одиночку за реку.
Крис выпустил поводья из рук и достал сигару из кармана рубашки. Он разминал ее и нюхал, но прикуривать не спешил.
— А что, у вас все ездят тройками? — спросил он насмешливо.
— Не все. А только те, кому жить охота, — грубо ответил охранник, и его рука опустилась на кобуру.
Крис уловил за спиной еле слышный скрип и щелчок. Он понял, что бородач взвел курок дробовика.
Разговор кончился гораздо раньше, чем следовало бы. Крис ожидал, что охранники более подробно расспросят его об условиях содержания Сэма, о его предварительных показаниях, о планах шерифа, наконец. Вместо этого они решили просто прикончить своего собеседника. Что ж, не всякий владеет искусством непринужденной беседы на безлюдной дороге за час до наступления темноты.
Крис оттолкнулся ногами от бортика и повалился на спину внутрь фургона. Выстрелы загрохотали раньше, чем он оказался на полу. Полотно тента трещало и вспыхивало рваными дырами, и сквозь дыры вслед за пулями врывались струи дыма. Крис лежал между ящиками, по которым молотили пули, и считал выстрелы. Как только в пальбе наступила пауза, он приподнял голову.
Сквозь дыры он увидел мелькнувший силуэт, но стрелять не стал. Он ждал, когда они заглянут в фургон.
— Готов, — сказал один из охранников. — Нашпиговали придурка.
— Надо посмотреть.
— Проще поджечь.
— Кобылу я беру себе, я первый выстрелил.
— Мулов тоже заберем.
— Руби постромки.
— Фургон жалко. Может, прихватим?
— Совсем рехнулся. Слишком приметный. Особенно теперь.
Они засмеялись, перезаряжая оружие. Слышно было, как щелкают патроны, прячась в каморы барабанов.
Крис понял, что они не собираются проверять, как выполнена работа. Нет, мистер Фримонт определенно переоценил добросовестность своих стрелков.
Лежа между ящиками с гвоздями, Крис видел острые хребты запряженных мулов и их длинные уши. Мулы застыли, боясь шевельнуться. Один из всадников подъехал к ним и наклонился в седле, чтобы перерезать постромки. Крис прицелился охраннику в бок. Как только тот поднял руку, открыв потемневшую подмышку, Крис нажал на спуск. Всадник привалился к шее коня, его руки обвисли, и он с громким стуком свалился на землю.
— Что за черт! Кто стрелял?
— Он там! Там!
«Конечно, там, где же мне еще быть», — мысленно ответил Крис. Сейчас он не прятал голову. Он не видел противников за продырявленным тентом, но они сами себя обозначили. Выстрел — струя дыма врывается в полумрак фургона вместе с новым лучиком света — воет рикошет — и ответный выстрел Криса попадает в цель, судя по воплю.
Третий охранник неосторожно показался в заднем проеме тента, пытаясь объехать кобылу, привязанную к задку. Это был бородач с дробовиком. Пуля, выпущенная Крисом, сбросила его на землю. Конь взвился на дыбы и отпрыгнул в сторону.
Крис переполз к передку и прислушался. Слева хрустнул песок под копытами, справа хрипел раненый.
Одним рывком перебросив тело через бортик фургона, Крис упал на землю и перекатился под колеса. Ударил выстрел, второй, потом третий. Стрелял всадник, которого Крис ранил сквозь тент. Он зажимал рукой рану на животе, и сквозь пальцы сочилась черная кровь.
Лежа между колесами, Крис поднял револьвер и выстрелил. Всадник запрокинул голову и свалился с коня.
Крис вложил кольт в кобуру и вынул «смит-и-вессон» из-под куртки. Бой не закончен, пока проигравшие не похоронены. Оставался еще бородач с дробовиком, Крис видел, как тот лежал у ног коня, лежал лицом вниз, раскинув руки в стороны, и не шевелился. Но в правой руке его был дробовик, палец неподвижно застыл на спусковом крючке, и курок был отведен.
Чтобы не тратить времени, Крис прицелился и выстрелил по дробовику. Ружье подпрыгнуло и выстрелило само, взметнув тучу песка, — но бородач даже не вздрогнул.
Когда Крис выбрался из-под фургона и осторожно подошел к бородачу, тот давно уже не дышал в луже крови. Двое других охранников Фримонта тоже были мертвы.
Прежде чем тронуться дальше, Крис отогнал лошадей. Они вернутся в конюшню, и Фримонт все поймет. Оружие убитых Крис закопал в овраге, патроны взял себе. На похороны не оставалось времени.
Глава 9. ВИНСЕНТ КРОКЕТ, РАЗБИТОЕ ЗЕРКАЛО
Лагерь индейцев мы увидели издалека. Сначала на фоне закатного желтого неба показались верхние концы их палаток, типи. Словно растопыренные тонкие пальцы, тянулись они из-за гребня холма. Их было много, я насчитал с десяток заштрихованных треугольников. Когда мы подъехали ближе, долина раскрылась перед нами, и типи стали видны целиком. Теперь они были похожи на песочные часы — вверху прозрачный треугольник скрещенных жердей, внизу темный треугольник бизоньих шкур. Типи стояли не кругом, как обычно, а группами, по три-четыре в каждой. Отдельно, у самого леса виднелась высокая белая палатка с пологом, украшенным синими поперечными полосами. Посреди лагеря горело несколько костров, и в разных концах пестрели группы лошадей, каждая у отдельной коновязи. Я догадался, что сюда, к скале на границе прерии и большого леса, собралось сразу несколько разных семей.
До нас доносился монотонный рокот барабана.
— Я же говорила, у них праздник, — сказала Энни.
— Не похоже, что здесь очень весело, — сказал я.
От лагеря к нам скакали шестеро всадников. Над передним колыхались белые перья короны.
Джуд жестом приказал остановиться и выехал вперед. Он поднял обе руки вверх и выкрикнул короткое гортанное приветствие, от которого у меня мурашки пробежали по спине, а Бронко попятился, недовольно отворачиваясь.
Молодые индейцы остановились в тридцати шагах от нас. Расстояние броска камня, как они выражаются. Или дистанция прямого выстрела из кольта, как привыкли считать белые. Подъезжать вплотную — невежливо, а останавливаться слишком далеко — знак недоверия. Я увидел, что на их темных лицах с высокими скулами нет никакой раскраски, и это меня обрадовало. Лица красят обычно перед боем или для особых ритуалов. А мне не хотелось сегодня участвовать ни в том, ни в другом. Хотелось поскорее вернуться в бревенчатый дом на крутом склоне горы, у самой кромки леса…
Индейцы молчали, разглядывая нас. Они были из разных племен, судя по их одежде и украшениям. Тот, что нес на голове орлиное оперение, держал у бедра кожаный круглый щит, расписанный по спирали. Парень слева от него носил налобную повязку с двумя перьями, свисающими вдоль ушей. А шляпа того, кто был справа, была обвита блестящей и пятнистой змеиной кожей. Трое были в рубахах с бахромой, двое в клетчатых сорочках, а один щеголял кожаным жилетом, надетым на голое тело.
Энни вгляделась в них и позвала:
— Ники, рада тебя видеть! Меня послал отец! У меня есть дело к Темному Быку!
— Привет, Белая Сойка! — отозвался щеголь в жилете. — Мы рады тебя видеть! Следуй за нами вместе с твоими спутниками!
Их кони слаженно развернулись и поскакали вправо, к лесу, где под навесом из срубленных веток стоял длинный стол.
Энни озадаченно посмотрела вслед индейцам и проговорила:
— Что-то не то. Это не праздник…
— Это сбор вождей, — сказал Джуд. — Я вижу типи Тапахонсо из Аризоны. Много чужих. Будем вежливы. Не забывай об уважении к чужим, Белая Сойка. Свои тебя знают, а чужие могут неправильно понять, даже если ты ничего не скажешь.
— Опять эти наставления, — проворчала Энни, но присмирела.
За длинным дощатым столом сидели два человека, по одному на каждом конце, и от этого стол казался еще длиннее.
— Кто привез сюда столько досок? — насмешливо спросил Джуд. — Наверно, индейцы новой породы. Которые не могут есть на земле.
— Это старый стол, — сказал тот, что носил оперение. — Здесь жили белые. Они рыли землю. От них остался только этот стол. И могилы.
— Белая Сойка, — сказал Ники Кожаный Жилет. — Ты останешься здесь и будешь ждать.
— Я хочу видеть своих сестер, — сказала Энни. — Я привезла им подарки. Мне надо видеть Темного Быка.
— Ты будешь ждать здесь. Сейчас ты не можешь никого видеть, — с мрачной торжественностью произнес молодой индеец и ускакал вслед за своими товарищами.
Мы привязали лошадей к прутьям навеса, и Энни с Джудом принялись отвязывать коробки с подарками, а я подошел к столу.
Те двое, что сидели за столом, были в городской одежде. Они не встали, чтобы поздороваться с нами, и не протянули для приветствия рук. По той простой причине, что их руки были связаны за спиной.
— Ой, мистер Скиллард? — удивилась Энни. — Что вы тут делаете?
— Жду ужина, — мрачно заявил мужчина в высокой белой шляпе.
— Вы думаете, нас подадут на ужин? — поинтересовался второй пленник, в кожаной фуражке. — А я-то надеялся дожить хотя бы до обеда.
— Кажется, тебя зовут Энни Уолк? — спросил Скиллард. — Ты не развяжешь меня, юная леди?
Энни промолчала, укладывая коробки под навес.
— Конечно, не развяжешь, — продолжал Скиллард упавшим тоном. — Ты же с ними заодно, юная колдунья. Ты такая же, как твой брат. Дикари тебе ближе, чем белые люди.
— Не бойтесь, никто вас не съест, — сказала Энни. — Не знаю, почему вы тут оказались в таком положении, мистер Скиллард.
— Почему? Я тоже хотел бы знать почему! Они привезли меня и привязали, и ничего не говорят! — раздраженно воскликнул пленник. — Они болтают только на своем диком наречии, я ничего не понимаю. Но, оказывается, они при этом умеют прекрасно говорить и на человеческом языке!
— Мы подумаем, чем вам помочь, — холодно пообещала Энни и отправилась к лошади за очередной коробкой.
Я присел на ящик у стола и тут же вскочил: гнилые доски сломались подо мной.
— Они забыли вас предупредить, дружище! — злорадно рассмеялся пленник в белой шляпе. — Сидячие места только для нас с мистером Коэном. Дружище, вы не похожи на дикаря. Позвольте представиться. Инженер Бенджамин Скиллард, Горнорудная Компания Берга. А это мистер Соломон Коэн, фотограф из Денвера.
— А мое имя — Разбитое Зеркало, — я приподнял шляпу. — Джентльмены, могу угостить вас водой и предложить самые дешевые сигары с мексиканских плантаций.
Я напоил из фляги сначала Скилларда, потом Коэна, но от сигар оба дружно отказались. Впрочем, я и сам не стал курить. Этими короткими зелеными сигарами способен наслаждаться только Крис.
— Зачем они нас связали? — ворчал Скиллард. — Все равно мы никуда не убежим.
— Не ропщите, Бен, — сказал Коэн. — Вы сами в этом виноваты. Не надо было на них кричать. Не надо было грозить армией. Не надо было говорить, что их вождям самое место в тюремной камере. Индейцы не обидчивы, но они все ваши слова воспринимают буквально.
— Вы понимаете индейцев, мистер Коэн, — сказал я.
— Почему бы мне не понимать их? Я прошел со своими камерами всю Америку, от Великих Озер до Рио-Гранде. И никто меня не связывал так, как сегодня. Ни тлинкиты, ни черноногие, ни кроу, ни ассинобойны. Они видели, что я их уважаю, и за это уважали меня. Они так меня уважали, что даже позволяли себя фотографировать, а мне от них больше ничего и не требовалось.
— А вы не фотографировали действия доблестной кавалерии на Черных Холмах пару лет назад? — спросил я.
— Нет. В то время я был в Калифорнии. А что, там были какие-то военные действия?
— Представьте себе. Были.
— Я не люблю военные сцены. Мой жанр — портрет. Приходится в основном делать панорамы для Географического Общества, за это мне платят. А портреты я снимаю для себя. И для истории. С удовольствием сделаю ваш портрет, мистер Разбитое Зеркало.
Скиллард язвительно проскрипел с другого конца стола:
— Не мешало бы сделать сначала наши портреты, Сол. Чтобы все знали, как обращаются краснокожие с теми, кто несет им цивилизацию.
Джуд легонько свистнул у меня за спиной, и я вернулся к лошадям. К нам приближалась старая индеанка с корзиной. Энни побежала ей навстречу:
— Тетушка Лиз!
— Энни, девочка, зачем ты приехала? И как ты нашла это место? Джуд, у тебя опять новая лошадь! Еще злее, чем прежняя.
— Отцу нужен договор о земле, — сказала Энни. — Надо показать его Большим Белым Вождям.
— Это ты про Земельное Управление? — старуха стянула тряпку с корзины, и запахло жареной рыбой. — Или про администрацию горнорудной компании? Белых вождей стало слишком много, девочка. Поешьте здесь: я не могу позвать вас к нашему огню. Там много чужих. Джуд, развяжи этих маленьких белых вождей. Покормите их и не дайте им убежать, не то они пропадут.
До нас доносился монотонный рокот барабана.
— Я же говорила, у них праздник, — сказала Энни.
— Не похоже, что здесь очень весело, — сказал я.
От лагеря к нам скакали шестеро всадников. Над передним колыхались белые перья короны.
Джуд жестом приказал остановиться и выехал вперед. Он поднял обе руки вверх и выкрикнул короткое гортанное приветствие, от которого у меня мурашки пробежали по спине, а Бронко попятился, недовольно отворачиваясь.
Молодые индейцы остановились в тридцати шагах от нас. Расстояние броска камня, как они выражаются. Или дистанция прямого выстрела из кольта, как привыкли считать белые. Подъезжать вплотную — невежливо, а останавливаться слишком далеко — знак недоверия. Я увидел, что на их темных лицах с высокими скулами нет никакой раскраски, и это меня обрадовало. Лица красят обычно перед боем или для особых ритуалов. А мне не хотелось сегодня участвовать ни в том, ни в другом. Хотелось поскорее вернуться в бревенчатый дом на крутом склоне горы, у самой кромки леса…
Индейцы молчали, разглядывая нас. Они были из разных племен, судя по их одежде и украшениям. Тот, что нес на голове орлиное оперение, держал у бедра кожаный круглый щит, расписанный по спирали. Парень слева от него носил налобную повязку с двумя перьями, свисающими вдоль ушей. А шляпа того, кто был справа, была обвита блестящей и пятнистой змеиной кожей. Трое были в рубахах с бахромой, двое в клетчатых сорочках, а один щеголял кожаным жилетом, надетым на голое тело.
Энни вгляделась в них и позвала:
— Ники, рада тебя видеть! Меня послал отец! У меня есть дело к Темному Быку!
— Привет, Белая Сойка! — отозвался щеголь в жилете. — Мы рады тебя видеть! Следуй за нами вместе с твоими спутниками!
Их кони слаженно развернулись и поскакали вправо, к лесу, где под навесом из срубленных веток стоял длинный стол.
Энни озадаченно посмотрела вслед индейцам и проговорила:
— Что-то не то. Это не праздник…
— Это сбор вождей, — сказал Джуд. — Я вижу типи Тапахонсо из Аризоны. Много чужих. Будем вежливы. Не забывай об уважении к чужим, Белая Сойка. Свои тебя знают, а чужие могут неправильно понять, даже если ты ничего не скажешь.
— Опять эти наставления, — проворчала Энни, но присмирела.
За длинным дощатым столом сидели два человека, по одному на каждом конце, и от этого стол казался еще длиннее.
— Кто привез сюда столько досок? — насмешливо спросил Джуд. — Наверно, индейцы новой породы. Которые не могут есть на земле.
— Это старый стол, — сказал тот, что носил оперение. — Здесь жили белые. Они рыли землю. От них остался только этот стол. И могилы.
— Белая Сойка, — сказал Ники Кожаный Жилет. — Ты останешься здесь и будешь ждать.
— Я хочу видеть своих сестер, — сказала Энни. — Я привезла им подарки. Мне надо видеть Темного Быка.
— Ты будешь ждать здесь. Сейчас ты не можешь никого видеть, — с мрачной торжественностью произнес молодой индеец и ускакал вслед за своими товарищами.
Мы привязали лошадей к прутьям навеса, и Энни с Джудом принялись отвязывать коробки с подарками, а я подошел к столу.
Те двое, что сидели за столом, были в городской одежде. Они не встали, чтобы поздороваться с нами, и не протянули для приветствия рук. По той простой причине, что их руки были связаны за спиной.
— Ой, мистер Скиллард? — удивилась Энни. — Что вы тут делаете?
— Жду ужина, — мрачно заявил мужчина в высокой белой шляпе.
— Вы думаете, нас подадут на ужин? — поинтересовался второй пленник, в кожаной фуражке. — А я-то надеялся дожить хотя бы до обеда.
— Кажется, тебя зовут Энни Уолк? — спросил Скиллард. — Ты не развяжешь меня, юная леди?
Энни промолчала, укладывая коробки под навес.
— Конечно, не развяжешь, — продолжал Скиллард упавшим тоном. — Ты же с ними заодно, юная колдунья. Ты такая же, как твой брат. Дикари тебе ближе, чем белые люди.
— Не бойтесь, никто вас не съест, — сказала Энни. — Не знаю, почему вы тут оказались в таком положении, мистер Скиллард.
— Почему? Я тоже хотел бы знать почему! Они привезли меня и привязали, и ничего не говорят! — раздраженно воскликнул пленник. — Они болтают только на своем диком наречии, я ничего не понимаю. Но, оказывается, они при этом умеют прекрасно говорить и на человеческом языке!
— Мы подумаем, чем вам помочь, — холодно пообещала Энни и отправилась к лошади за очередной коробкой.
Я присел на ящик у стола и тут же вскочил: гнилые доски сломались подо мной.
— Они забыли вас предупредить, дружище! — злорадно рассмеялся пленник в белой шляпе. — Сидячие места только для нас с мистером Коэном. Дружище, вы не похожи на дикаря. Позвольте представиться. Инженер Бенджамин Скиллард, Горнорудная Компания Берга. А это мистер Соломон Коэн, фотограф из Денвера.
— А мое имя — Разбитое Зеркало, — я приподнял шляпу. — Джентльмены, могу угостить вас водой и предложить самые дешевые сигары с мексиканских плантаций.
Я напоил из фляги сначала Скилларда, потом Коэна, но от сигар оба дружно отказались. Впрочем, я и сам не стал курить. Этими короткими зелеными сигарами способен наслаждаться только Крис.
— Зачем они нас связали? — ворчал Скиллард. — Все равно мы никуда не убежим.
— Не ропщите, Бен, — сказал Коэн. — Вы сами в этом виноваты. Не надо было на них кричать. Не надо было грозить армией. Не надо было говорить, что их вождям самое место в тюремной камере. Индейцы не обидчивы, но они все ваши слова воспринимают буквально.
— Вы понимаете индейцев, мистер Коэн, — сказал я.
— Почему бы мне не понимать их? Я прошел со своими камерами всю Америку, от Великих Озер до Рио-Гранде. И никто меня не связывал так, как сегодня. Ни тлинкиты, ни черноногие, ни кроу, ни ассинобойны. Они видели, что я их уважаю, и за это уважали меня. Они так меня уважали, что даже позволяли себя фотографировать, а мне от них больше ничего и не требовалось.
— А вы не фотографировали действия доблестной кавалерии на Черных Холмах пару лет назад? — спросил я.
— Нет. В то время я был в Калифорнии. А что, там были какие-то военные действия?
— Представьте себе. Были.
— Я не люблю военные сцены. Мой жанр — портрет. Приходится в основном делать панорамы для Географического Общества, за это мне платят. А портреты я снимаю для себя. И для истории. С удовольствием сделаю ваш портрет, мистер Разбитое Зеркало.
Скиллард язвительно проскрипел с другого конца стола:
— Не мешало бы сделать сначала наши портреты, Сол. Чтобы все знали, как обращаются краснокожие с теми, кто несет им цивилизацию.
Джуд легонько свистнул у меня за спиной, и я вернулся к лошадям. К нам приближалась старая индеанка с корзиной. Энни побежала ей навстречу:
— Тетушка Лиз!
— Энни, девочка, зачем ты приехала? И как ты нашла это место? Джуд, у тебя опять новая лошадь! Еще злее, чем прежняя.
— Отцу нужен договор о земле, — сказала Энни. — Надо показать его Большим Белым Вождям.
— Это ты про Земельное Управление? — старуха стянула тряпку с корзины, и запахло жареной рыбой. — Или про администрацию горнорудной компании? Белых вождей стало слишком много, девочка. Поешьте здесь: я не могу позвать вас к нашему огню. Там много чужих. Джуд, развяжи этих маленьких белых вождей. Покормите их и не дайте им убежать, не то они пропадут.