– Не спрашивай. – Олег медленно выпрямился. Вид у него был растерянный. – Здесь ничего нет.
– Не может быть! Посмотри получше! – Не на шутку испугался Штрих. Почему все идет вкривь и вкось? Чем вообще все это может кончиться?
– Как это, интересно, лучше? – снова начал психовать Олег. – Это тебе не «Ашан», где можно всю жизнь искать, тут, кроме унитаза, ничего нет!
Сказав так, Олег огляделся. На этот раз его взгляд остановился на корзине для мусора, заполненной до отказа пустыми пачками от сигарет, банками из-под всевозможных консервов и бутылками из-под пива.
– Она молодец, а я-то, придурок, в унитаз полез! – Он взял корзину и вышел с ней из кабинки. Штрих, Алексей и Котенок не отрываясь смотрели на Олега, который тут же рьяно вытряс содержимое корзины на пол.
– Ты думаешь, она полная дура, чтобы прятать диск в мусорном ведре? – Хоть Штрих и не верил в то, что диск валяется в этой помойке, втайне он на это надеялся.
– Смотри лучше! Может, разглядишь! – огрызнулся Олег.
Он усердно перерыл ботинками мусор, но тщетно: диска там не было.
Котенок, у которой страх сменился раздражением, а затем и вовсе негодованием, решила напомнить о себе:
– Какого черта вы тут вообще ищете?
– Не твое дело! – Олег даже не поднял глаз в сторону Котенка, чем явно ее задел.
– Я просто спросила, совсем не обязательно мне хамить! Я, между прочим, сижу здесь на полу не по своей воле!
Олег внимательно посмотрел на хрупкую фигурку в балетной пачке.
– Верни мне ствол, – сказал он Штриху нарочито спокойно. Правый глаз у него дергался, и Штрих отлично знал, что это не предвещает ничего хорошего. Спорить с ним Штриху в такие моменты, естественно, не хотелось. Он неуверенно протянул Олегу пистолет, незаметно поставив его на предохранитель.
Олег посмотрел на свою правую руку, провел ею по белой двери кабинки, оставив мокрые полосы. Не глядя на Штриха, он взял протянутое ему оружие.
Когда Олег вновь взглянул на Котенка, она от ужаса вжалась в стену и замерла, боясь малейшим движением спровоцировать этого подонка.
– Послушай, ты, стерва, я только что залез рукой в унитаз и копался там чуть ли не в фекалиях! Так я себя еще никогда не унижал! И если ты думаешь, что мне нравится, когда от моих рук воняет всяким дерьмом, ты сильно заблуждаешься. Не ты одна делаешь что-то не по своей воле, а из-за сложившихся обстоятельств. Я бы лично предпочел, чтобы вас тут вообще не оказалось! Созерцать твою наглую физиономию мне совсем не в кайф. – Он подошел ближе, и дуло пистолета больно уперлось Котенку в щеку. – Но так уж получается, что нам еще какое-то время придется пробыть вместе. И если ты не хочешь, чтобы я превратил тебя и твоего дружка в две холодные синие тушки, тебе лучше заткнуться!
Штрих замер, не в силах понять, как у Олега получается так красиво говорить. Мне и самому, кстати говоря, это не совсем ясно.
Ответом Олегу было жалобное поскуливание.
– Извини, я не знала, что вы так болезненно воспримете мои слова, я просто у вас поинтересовалась, проявила участие… – Котенок произнесла все это скороговоркой, от страха закрыв ладошками глаза. Прямо пай-девочка, честное слово!
Олег убрал пистолет, поднял голову вверх и стал часто и тяжело дышать.
Да насрать ему на деньги, на свободу и на весь этот долбаный мир, если какая-то потаскушка никак не может просечь, что ей следует просто заткнуться! Еще месяц назад любой человек, выведший Олега из себя – что, честно говоря, не так уж сложно было сделать, – уже корчился бы в углу этого поганого нужника в предсмертных судорогах. Но за это время кое-что изменилось. В его воображении возникло лицо психотерапевта, которого Олег начал посещать после того, как избил на улице незнакомого
маленького мальчишку. Здорово этот чувак психотерапевт его нагипнотизировал! Надо же, ведь не просто возник, а еще и спрашивать начал что-то типа: неужели после всех моих сеансов ты не стал хоть немного контролировать свои эмоции?! Если это так, ты безнадежен и тебе нет места в обществе нормальных людей. А где ему есть место, где, спрашивается?! Но все-таки, мысленно посмотрев на эту психотерапевтическую рожу, Олег почувствовал, что его немного отпустило.
– Нет, нет я не безнадежен! – произнес Олег в пустоту.
– С кем ты разговариваешь? – Штрих твердо решил, что пора избавляться от этого бешеного придурка. Но дальше пошло такое, что у него крыша поехала: Олег присел на колени перед Котенком, положил пистолет на пол, взял ее ладони в свои и посмотрел в большие глаза, из которых одна за другой выкатывались крупные слезинки и, оставляя на щеках черные разводы, устремлялись вниз. Котенок даже не пыталась их вытирать и только тихонько шмыгала носом.
– Просто заткнись, заткнись, слышишь? Заткнись означает «не разговаривай». – Голос Олега был на редкость спокойным, в нем совершенно не чувствовалось внутреннее напряжение. – Ты ведь можешь помолчать несколько минут? Можешь или тебе помочь? Если можешь, просто кивни головой.
Котенок утвердительно кивнула.
– Вот и прекрасно! – Олег был безумно горд собой, на следующем сеансе он обязательно расскажет, что все-таки смог сдержаться. Обернувшись к Штриху, он понял, что тот немного обалдел от Олегова хладнокровия: – Что будем делать? Его здесь явно нет. – Олег вдруг вспомнил, что еще не помыл руки, и подошел к раковине.
– Понятия не имею. А она не могла нас кинуть?
Положив пистолет на столешницу, Олег включил воду.
– Какой смысл, куда она его денет? Тем более что она сама на нас вышла. У тебя есть сигарета? – Олег вытер об себя руки и взял протянутую Штрихом сигарету. Штрих тоже закурил, хотя еще сегодня утром в который раз дал себе слово бросить.
– Хорошо, давай рассуждать, исходя из того, что она нас все-таки не кинула. – Штрих с глубокомысленным видом затянулся, ибо у него лично никаких соображений на этот счет не было. Да и быть не могло.
Паузу прервал голос Алексея:
– Извините…
Олег и Штрих грозно посмотрели на него.
– Чего тебе? – Олег стряхнул пепел на пол.
– Можно попросить у вас сигарету? – умоляюще произнес Алексей.
Штрих подошел и протянул пачку Алексею. Тот трясущимися руками взял сигарету. Штрих дружелюбно дал прикурить. Как бы люди друг к другу ни относились, когда прикуривают, дают прикурить или угощают сигаретой, они всегда ведут себя как старые друзья. Понятия не имею, почему так происходит.
Алексей благодарно кивнул Штриху:
– Спасибо.
Штрих снова вернулся к Олегу.
– На чем мы остановились? – спросил Штрих.
– Она нас не кинула, – напомнил напарник.
– Если она нас не кинула, значит, она просто хорошо его запрятала, – начал рассуждать Штрих.
– Или…. – У Олега мелькнула в голове какая-то мысль, но он ее не поймал, все еще как будто находясь под действием гипноза.
– Что «или»? – напряженно спросил Штрих. Теперь его раздражало исходившее от Олега спокойствие. Вы только посмотрите на него! Мать Тереза, блин!
Тут Олег напрягся, с трудом поймал-таки мысль и теперь готовился преподнести ее во всем блеске:
– Или ей помешали его спрятать. – Он был горд тем, что временами его мозг способен выдавать такие тонкие суждения.
– Помешали?! – Штрих аж закашлялся.
– Не знаю, но все могло быть. – Олег не умел доказывать состоятельность своих идей. В отличие от Штриха.
– Нет, не могло, она ясно сказала: диск в третьей кабинке. Раз она так сказала, значит, в этот момент он там и находился.
– Ну… логично, – поддался Олег.
Но тут опять встрял Алексей:
– Извините меня еще раз…
Олег, который уже не чаял вырваться из этой западни, снова сорвался и навел пистолет, целясь Алексею в глаз.
– Если ты пытаешься меня достать, у тебя это начинает получаться. – Олег без всякого выражения смотрел на, вполне возможно, будущий труп.
Алексей сглотнул слюну, которая комом застряла в горле. Ему стоило невероятных усилий выдавить из себя:
– Я просто услышал, что вы ищете что-то конкретно в третьей кабинке. Я прав?
Олег подошел к Алексею и приставил пистолет к его лбу. Сегодня он уже один раз сдержался, для него этого вполне достаточно. Это прогресс. Ничего страшного не произойдет, если теперь он размозжит голову этому придурку.
– Да, мать твою, ты прав! Что дальше? Очень советую, подумай, прежде чем ответить, потому что от этого будет напрямую зависеть, останется ли кафель сзади тебя таким же чистым, серым и гладким или окрасится в цвет советского флага, да еще с налипшими на него ошметками мозгов. – В глазах Олега читалось, что он искренне хочет, чтобы Алексей облажался и чтобы для него, Олега, не осталось ничего другого, как привести свои угрозы в исполнение.
Алексей уже пожалел о том, что встрял в разговор этих отморозков:
– Я просто хотел спросить, если диск, который вам нужен, находится в третьей, то почему вы ищете его в пятой кабинке?
– Что значит в пятой? – Олег отнял дуло своей «Беретты» от потного лба Алексея, обернулся и посмотрел на кабинки.
– Почему в пятой? Она третья.
– Третья если считать справа налево, а если считать слева направо – пятая. Вообще-то у нас принято читать и считать слева направо, – произнес Алексей. – Но, может быть, я ошибаюсь, – осторожно добавил он с интонациями ослика Иа-Иа.
Олег взглянул на Алексея, и в его взгляде что-то мелькнуло. Все-таки хорошо, что этот придурок не довел его до очередного умопомрачения. Олег хмыкнул и повернулся к Штриху:
– Черт! А ведь он прав.
Лицо Штриха тоже повеселело:
– Ну и кретины мы с тобой!
Алексей вытер испарину со лба. Он был еще жив! Какой странный сон ему снится!
Олег подошел к кабинке, взялся за ручку и попытался открыть дверь, но она оказалась заперта.
– Что это за срань?! Там что, кто-то есть? – растерялся Олег.
– Если она заперта изнутри, значит, там кто-то засел, – с умным видом констатировал Штрих. Прямо как светило медицины оглашает диагноз аккурат перед тем как получить гонорар. Только у этих, в сортире, шансы получить гонорар все уменьшались.
Олег повернулся к Алексею и Котенку:
– Вы тут что, групповуху устраиваете?
– Никакой групповухой мы не занимались! Мы сами думали, что здесь больше никого нет. – Вид у Алексея был потерянный. Вот что значит потерять лицо… как там у китайцев… или японцев… Хотя нет, лицо он потерял значительно раньше, просто понял это только теперь.
– Черт, какой-то урод там затаился и подслушивал весь наш разговор. А может, он каждый день нас подслушивал?! – забыв все свои страхи, завопила Котенок. – Выходи, извращенец!!! – Ее голос прозвучал устрашающе. Но ответом была тишина. Все переглянулись.
– Может быть так, что кабинка закрыта, а там никого нет? – то ли спросил, то ли просто вслух подумал Олег.
– Не может! Чтобы ее закрыть, нужно туда войти. А выйти можно только через дверь. Так что без вариантов. – Алексею вспомнились всякие дурацкие истории про призраков, которыми так увлекалась его мать. Но вслух вспоминать о чем-нибудь таком он не рискнул.
– М-да. – Олег развернулся лицом к кабинке, вынул из кармана глушитель и стал навинчивать его на дуло пистолета.
– Эй, ты меня слышишь? Я знаю, что слышишь, так вот: слушай меня очень внимательно. Я просил тебя выйти, просил по-хорошему, но ты никак не прореагировал. Ты проигнорировал мою просьбу, предпочтя промолчать, а мало того, что это просто невежливо и неуважительно по отношению ко мне. Это, мать твою, то же самое, что послать меня в задницу, во всяком случае, я именно так расцениваю твое молчание! А никто – слышишь, урод?! – никто не может просто так посылать меня в задницу! – Произнеся этот сложнейший монолог, Олег вздохнул и направил пистолет на дверь: – Но я готов дать тебе последний шанс. Пока я буду считать до пяти, ты еще можешь выйти оттуда! А вот если ты этого не сделаешь, лучше тебе помолиться, потому что я тебе не завидую, и никто из присутствующих здесь тебе не позавидует! Слышишь?! – Он обернулся к Алексею и Котенку, будто ожидая услышать от них самих подтверждение сказанному, но парочка молчала и с интересом ожидала, что будет дальше.
Выдержав паузу, Олег начал отсчет:
– Пять!.. Четыре!.. Три!.. Два!.. Я сказал два! Лучше тебе не испытывать мое терпение!!! – надрывно прокричал он.
Он взглянул на Штриха, ища моральной поддержки. Тот кивнул, мол, давай, разнеси эту дверь в щепки, прихлопни того, кто за ней затаился, как клопа!
– Один!!! – Сразу за этим возгласом последовало три выстрела, в том месте, где у двери был замок, образовалось небольшое отверстие, а сама дверь медленно приоткрылась.
Все переглянулись. Алеша и Котенок поднялись с пола и приблизились к остальным. Олег со Штрихом были уже у двери. Резким движением Олег распахнул ее.
Любопытную мордочку Котенка перекосило от ужаса.
– А-а-а-а-а!!!! – Котенок закрыла лицо ладонями и для верности зажмурилась. До нее даже не сразу дошло, что кричит не кто-нибудь, а она. В кабинке, развалившись в неестественной позе, на унитазе сидел парень двадцати с небольшим лет, одетый в дешевый спортивный костюм. Левый рукав куртки был засучен, руку в районе бицепса перетягивал черный жгут. Рядом на полу валялся шприц.
Алеша, видевший такое только по телевизору, почувствовал, что ему ужасно душно, а сегодняшний обед просится наружу. Он собрал всю свою волю, чтобы не облажаться на глазах у Котенка.
– Он что, умер? – Котенок смотрела на парня в спортивной куртке с таким участием, словно это была ее родная бабушка.
– Мертвее не бывает, похоже, перебрал с наркотой, – со знанием дела произнес Штрих.
– Откуда он взялся в женском туалете? – Олег разглядывал следы уколов на руке парня.
– Теперь он нам об этом не расскажет, – задумчиво произнес Штрих.
Последний укол Ринго
– Не может быть! Посмотри получше! – Не на шутку испугался Штрих. Почему все идет вкривь и вкось? Чем вообще все это может кончиться?
– Как это, интересно, лучше? – снова начал психовать Олег. – Это тебе не «Ашан», где можно всю жизнь искать, тут, кроме унитаза, ничего нет!
Сказав так, Олег огляделся. На этот раз его взгляд остановился на корзине для мусора, заполненной до отказа пустыми пачками от сигарет, банками из-под всевозможных консервов и бутылками из-под пива.
– Она молодец, а я-то, придурок, в унитаз полез! – Он взял корзину и вышел с ней из кабинки. Штрих, Алексей и Котенок не отрываясь смотрели на Олега, который тут же рьяно вытряс содержимое корзины на пол.
– Ты думаешь, она полная дура, чтобы прятать диск в мусорном ведре? – Хоть Штрих и не верил в то, что диск валяется в этой помойке, втайне он на это надеялся.
– Смотри лучше! Может, разглядишь! – огрызнулся Олег.
Он усердно перерыл ботинками мусор, но тщетно: диска там не было.
Котенок, у которой страх сменился раздражением, а затем и вовсе негодованием, решила напомнить о себе:
– Какого черта вы тут вообще ищете?
– Не твое дело! – Олег даже не поднял глаз в сторону Котенка, чем явно ее задел.
– Я просто спросила, совсем не обязательно мне хамить! Я, между прочим, сижу здесь на полу не по своей воле!
Олег внимательно посмотрел на хрупкую фигурку в балетной пачке.
– Верни мне ствол, – сказал он Штриху нарочито спокойно. Правый глаз у него дергался, и Штрих отлично знал, что это не предвещает ничего хорошего. Спорить с ним Штриху в такие моменты, естественно, не хотелось. Он неуверенно протянул Олегу пистолет, незаметно поставив его на предохранитель.
Олег посмотрел на свою правую руку, провел ею по белой двери кабинки, оставив мокрые полосы. Не глядя на Штриха, он взял протянутое ему оружие.
Когда Олег вновь взглянул на Котенка, она от ужаса вжалась в стену и замерла, боясь малейшим движением спровоцировать этого подонка.
– Послушай, ты, стерва, я только что залез рукой в унитаз и копался там чуть ли не в фекалиях! Так я себя еще никогда не унижал! И если ты думаешь, что мне нравится, когда от моих рук воняет всяким дерьмом, ты сильно заблуждаешься. Не ты одна делаешь что-то не по своей воле, а из-за сложившихся обстоятельств. Я бы лично предпочел, чтобы вас тут вообще не оказалось! Созерцать твою наглую физиономию мне совсем не в кайф. – Он подошел ближе, и дуло пистолета больно уперлось Котенку в щеку. – Но так уж получается, что нам еще какое-то время придется пробыть вместе. И если ты не хочешь, чтобы я превратил тебя и твоего дружка в две холодные синие тушки, тебе лучше заткнуться!
Штрих замер, не в силах понять, как у Олега получается так красиво говорить. Мне и самому, кстати говоря, это не совсем ясно.
Ответом Олегу было жалобное поскуливание.
– Извини, я не знала, что вы так болезненно воспримете мои слова, я просто у вас поинтересовалась, проявила участие… – Котенок произнесла все это скороговоркой, от страха закрыв ладошками глаза. Прямо пай-девочка, честное слово!
Олег убрал пистолет, поднял голову вверх и стал часто и тяжело дышать.
Да насрать ему на деньги, на свободу и на весь этот долбаный мир, если какая-то потаскушка никак не может просечь, что ей следует просто заткнуться! Еще месяц назад любой человек, выведший Олега из себя – что, честно говоря, не так уж сложно было сделать, – уже корчился бы в углу этого поганого нужника в предсмертных судорогах. Но за это время кое-что изменилось. В его воображении возникло лицо психотерапевта, которого Олег начал посещать после того, как избил на улице незнакомого
маленького мальчишку. Здорово этот чувак психотерапевт его нагипнотизировал! Надо же, ведь не просто возник, а еще и спрашивать начал что-то типа: неужели после всех моих сеансов ты не стал хоть немного контролировать свои эмоции?! Если это так, ты безнадежен и тебе нет места в обществе нормальных людей. А где ему есть место, где, спрашивается?! Но все-таки, мысленно посмотрев на эту психотерапевтическую рожу, Олег почувствовал, что его немного отпустило.
– Нет, нет я не безнадежен! – произнес Олег в пустоту.
– С кем ты разговариваешь? – Штрих твердо решил, что пора избавляться от этого бешеного придурка. Но дальше пошло такое, что у него крыша поехала: Олег присел на колени перед Котенком, положил пистолет на пол, взял ее ладони в свои и посмотрел в большие глаза, из которых одна за другой выкатывались крупные слезинки и, оставляя на щеках черные разводы, устремлялись вниз. Котенок даже не пыталась их вытирать и только тихонько шмыгала носом.
– Просто заткнись, заткнись, слышишь? Заткнись означает «не разговаривай». – Голос Олега был на редкость спокойным, в нем совершенно не чувствовалось внутреннее напряжение. – Ты ведь можешь помолчать несколько минут? Можешь или тебе помочь? Если можешь, просто кивни головой.
Котенок утвердительно кивнула.
– Вот и прекрасно! – Олег был безумно горд собой, на следующем сеансе он обязательно расскажет, что все-таки смог сдержаться. Обернувшись к Штриху, он понял, что тот немного обалдел от Олегова хладнокровия: – Что будем делать? Его здесь явно нет. – Олег вдруг вспомнил, что еще не помыл руки, и подошел к раковине.
– Понятия не имею. А она не могла нас кинуть?
Положив пистолет на столешницу, Олег включил воду.
– Какой смысл, куда она его денет? Тем более что она сама на нас вышла. У тебя есть сигарета? – Олег вытер об себя руки и взял протянутую Штрихом сигарету. Штрих тоже закурил, хотя еще сегодня утром в который раз дал себе слово бросить.
– Хорошо, давай рассуждать, исходя из того, что она нас все-таки не кинула. – Штрих с глубокомысленным видом затянулся, ибо у него лично никаких соображений на этот счет не было. Да и быть не могло.
Паузу прервал голос Алексея:
– Извините…
Олег и Штрих грозно посмотрели на него.
– Чего тебе? – Олег стряхнул пепел на пол.
– Можно попросить у вас сигарету? – умоляюще произнес Алексей.
Штрих подошел и протянул пачку Алексею. Тот трясущимися руками взял сигарету. Штрих дружелюбно дал прикурить. Как бы люди друг к другу ни относились, когда прикуривают, дают прикурить или угощают сигаретой, они всегда ведут себя как старые друзья. Понятия не имею, почему так происходит.
Алексей благодарно кивнул Штриху:
– Спасибо.
Штрих снова вернулся к Олегу.
– На чем мы остановились? – спросил Штрих.
– Она нас не кинула, – напомнил напарник.
– Если она нас не кинула, значит, она просто хорошо его запрятала, – начал рассуждать Штрих.
– Или…. – У Олега мелькнула в голове какая-то мысль, но он ее не поймал, все еще как будто находясь под действием гипноза.
– Что «или»? – напряженно спросил Штрих. Теперь его раздражало исходившее от Олега спокойствие. Вы только посмотрите на него! Мать Тереза, блин!
Тут Олег напрягся, с трудом поймал-таки мысль и теперь готовился преподнести ее во всем блеске:
– Или ей помешали его спрятать. – Он был горд тем, что временами его мозг способен выдавать такие тонкие суждения.
– Помешали?! – Штрих аж закашлялся.
– Не знаю, но все могло быть. – Олег не умел доказывать состоятельность своих идей. В отличие от Штриха.
– Нет, не могло, она ясно сказала: диск в третьей кабинке. Раз она так сказала, значит, в этот момент он там и находился.
– Ну… логично, – поддался Олег.
Но тут опять встрял Алексей:
– Извините меня еще раз…
Олег, который уже не чаял вырваться из этой западни, снова сорвался и навел пистолет, целясь Алексею в глаз.
– Если ты пытаешься меня достать, у тебя это начинает получаться. – Олег без всякого выражения смотрел на, вполне возможно, будущий труп.
Алексей сглотнул слюну, которая комом застряла в горле. Ему стоило невероятных усилий выдавить из себя:
– Я просто услышал, что вы ищете что-то конкретно в третьей кабинке. Я прав?
Олег подошел к Алексею и приставил пистолет к его лбу. Сегодня он уже один раз сдержался, для него этого вполне достаточно. Это прогресс. Ничего страшного не произойдет, если теперь он размозжит голову этому придурку.
– Да, мать твою, ты прав! Что дальше? Очень советую, подумай, прежде чем ответить, потому что от этого будет напрямую зависеть, останется ли кафель сзади тебя таким же чистым, серым и гладким или окрасится в цвет советского флага, да еще с налипшими на него ошметками мозгов. – В глазах Олега читалось, что он искренне хочет, чтобы Алексей облажался и чтобы для него, Олега, не осталось ничего другого, как привести свои угрозы в исполнение.
Алексей уже пожалел о том, что встрял в разговор этих отморозков:
– Я просто хотел спросить, если диск, который вам нужен, находится в третьей, то почему вы ищете его в пятой кабинке?
– Что значит в пятой? – Олег отнял дуло своей «Беретты» от потного лба Алексея, обернулся и посмотрел на кабинки.
– Почему в пятой? Она третья.
– Третья если считать справа налево, а если считать слева направо – пятая. Вообще-то у нас принято читать и считать слева направо, – произнес Алексей. – Но, может быть, я ошибаюсь, – осторожно добавил он с интонациями ослика Иа-Иа.
Олег взглянул на Алексея, и в его взгляде что-то мелькнуло. Все-таки хорошо, что этот придурок не довел его до очередного умопомрачения. Олег хмыкнул и повернулся к Штриху:
– Черт! А ведь он прав.
Лицо Штриха тоже повеселело:
– Ну и кретины мы с тобой!
Алексей вытер испарину со лба. Он был еще жив! Какой странный сон ему снится!
Олег подошел к кабинке, взялся за ручку и попытался открыть дверь, но она оказалась заперта.
– Что это за срань?! Там что, кто-то есть? – растерялся Олег.
– Если она заперта изнутри, значит, там кто-то засел, – с умным видом констатировал Штрих. Прямо как светило медицины оглашает диагноз аккурат перед тем как получить гонорар. Только у этих, в сортире, шансы получить гонорар все уменьшались.
Олег повернулся к Алексею и Котенку:
– Вы тут что, групповуху устраиваете?
– Никакой групповухой мы не занимались! Мы сами думали, что здесь больше никого нет. – Вид у Алексея был потерянный. Вот что значит потерять лицо… как там у китайцев… или японцев… Хотя нет, лицо он потерял значительно раньше, просто понял это только теперь.
– Черт, какой-то урод там затаился и подслушивал весь наш разговор. А может, он каждый день нас подслушивал?! – забыв все свои страхи, завопила Котенок. – Выходи, извращенец!!! – Ее голос прозвучал устрашающе. Но ответом была тишина. Все переглянулись.
– Может быть так, что кабинка закрыта, а там никого нет? – то ли спросил, то ли просто вслух подумал Олег.
– Не может! Чтобы ее закрыть, нужно туда войти. А выйти можно только через дверь. Так что без вариантов. – Алексею вспомнились всякие дурацкие истории про призраков, которыми так увлекалась его мать. Но вслух вспоминать о чем-нибудь таком он не рискнул.
– М-да. – Олег развернулся лицом к кабинке, вынул из кармана глушитель и стал навинчивать его на дуло пистолета.
– Эй, ты меня слышишь? Я знаю, что слышишь, так вот: слушай меня очень внимательно. Я просил тебя выйти, просил по-хорошему, но ты никак не прореагировал. Ты проигнорировал мою просьбу, предпочтя промолчать, а мало того, что это просто невежливо и неуважительно по отношению ко мне. Это, мать твою, то же самое, что послать меня в задницу, во всяком случае, я именно так расцениваю твое молчание! А никто – слышишь, урод?! – никто не может просто так посылать меня в задницу! – Произнеся этот сложнейший монолог, Олег вздохнул и направил пистолет на дверь: – Но я готов дать тебе последний шанс. Пока я буду считать до пяти, ты еще можешь выйти оттуда! А вот если ты этого не сделаешь, лучше тебе помолиться, потому что я тебе не завидую, и никто из присутствующих здесь тебе не позавидует! Слышишь?! – Он обернулся к Алексею и Котенку, будто ожидая услышать от них самих подтверждение сказанному, но парочка молчала и с интересом ожидала, что будет дальше.
Выдержав паузу, Олег начал отсчет:
– Пять!.. Четыре!.. Три!.. Два!.. Я сказал два! Лучше тебе не испытывать мое терпение!!! – надрывно прокричал он.
Он взглянул на Штриха, ища моральной поддержки. Тот кивнул, мол, давай, разнеси эту дверь в щепки, прихлопни того, кто за ней затаился, как клопа!
– Один!!! – Сразу за этим возгласом последовало три выстрела, в том месте, где у двери был замок, образовалось небольшое отверстие, а сама дверь медленно приоткрылась.
Все переглянулись. Алеша и Котенок поднялись с пола и приблизились к остальным. Олег со Штрихом были уже у двери. Резким движением Олег распахнул ее.
Любопытную мордочку Котенка перекосило от ужаса.
– А-а-а-а-а!!!! – Котенок закрыла лицо ладонями и для верности зажмурилась. До нее даже не сразу дошло, что кричит не кто-нибудь, а она. В кабинке, развалившись в неестественной позе, на унитазе сидел парень двадцати с небольшим лет, одетый в дешевый спортивный костюм. Левый рукав куртки был засучен, руку в районе бицепса перетягивал черный жгут. Рядом на полу валялся шприц.
Алеша, видевший такое только по телевизору, почувствовал, что ему ужасно душно, а сегодняшний обед просится наружу. Он собрал всю свою волю, чтобы не облажаться на глазах у Котенка.
– Он что, умер? – Котенок смотрела на парня в спортивной куртке с таким участием, словно это была ее родная бабушка.
– Мертвее не бывает, похоже, перебрал с наркотой, – со знанием дела произнес Штрих.
– Откуда он взялся в женском туалете? – Олег разглядывал следы уколов на руке парня.
– Теперь он нам об этом не расскажет, – задумчиво произнес Штрих.
Последний укол Ринго
Загнувшегося от передоза парня, которого обнаружили Олег со Штрихом, звали Ринго. Как ни странно, это было его настоящее имя.
Родители Ринго, типичные советские интеллигенты, росли и мужали в годы запретов на все заграничное. Как известно, тлетворное влияние Запада цинично развращало умы советских людей, а несознательные советские люди, и особенно молодежь, упорно тянулись ко всему запретному и с восторгом, как и родители Ринго, с младых ногтей слушали «Биттлз», естественно, втихаря от предков, которые вечно были недовольны своими крейзанутыми на рок-музыке детьми. «Биттлз» произвели на обоих такое впечатление, что позже, когда они поженились и на свет появился замечательный крепенький малыш, долго выбирать ему имя не пришлось: чуть ли не в тот же день было решено назвать его Ринго, в честь Ринго Старра. Джон Леннон и Джордж Харрисон отпали сразу, потому что имена Джон и Джордж ассоциировались у советских людей в первую очередь с Джоном Кеннеди и Джорджем Вашингтоном. Трудно сказать, какая судьба была бы уготована дитяте, назови они ребенка именем американского президента. С Полом Маккартни была другая загвоздка. Родителям казалось, что такое имя стало бы поводом для бесконечных дразнилок – про пол. А как известно, это и вовсе была запретная тема. К тому же, прибавим мы, мальчик мог отреагировать на дразнилки неоднозначно и вообще впоследствии заделаться трансвеститом. Сами понимаете, имя Ринго было наилучшим из всех вариантов. Если к тому же учесть, что Джона убили, а Джордж, как выяснилось, тоже был не жилец.
Ринго рос примерным и послушным мальчиком, чему никак не могли нарадоваться родители. Он был тих, мало говорил, не любил шумных компаний и почти ни с кем не дружил, предпочитая шумным, драчливым мальчишкам книги. Благо у родителей была большая библиотека. А те нет чтобы вовремя забить тревогу: ведь не может быть ничего хорошего в том, чтобы ребенок постоянно сидел с книжкой, забившись в угол, как маленький звереныш. Во-первых, потому, что, как известно, от многих знаний многие печали. Во-вторых – всю жизнь за книгами не просидишь. Рано или поздно надо выйти в люди.
Ничего удивительного, что общаться с людьми Ринго так и не научился. Он не умел находить общий язык ни со сверстниками, ни даже с родителями. Я уж не говорю о девушках, с ними он и вовсе не мог связать двух слов. К тому же его, естественно, тянуло к самым бойким, веселым и бессердечным. А те никогда не упускали случая над ним посмеяться. Так что с годами Ринго все больше замыкался в себе и к своим двадцати трем стал совершенным бирюком.
Почему мы постоянно ходим друг к другу в гости, предпочитаем работать в компаниях, где, кроме нас, трудится масса народу, переписываемся по электронной почте с десятками практически незнакомых людей, постоянно сводим знакомства в кафе, ночных клубах и том же Интернете, влюбляемся, заводим семьи и рожаем детей, а когда жена окончательно осточертеет, обзаводимся любовницей? Почему вечно кому-то звоним, приобретаем домашних животных, записываемся в исторические клубы, выходим в день города на улицу, влившись в толпу, смотрим по телевизору тупые передачи, посещаем кинотеатры, где покупаем попкорн – не для того, чтобы его есть, а просто так, за компанию?
Потому что таким образом мы становимся частью чего-то целого. Мы перестаем быть одни. Мы впускаем в себя мысли и идеи других людей, которые подпитывают нас своей энергетикой. И еще потому, что мы ненавидим одиночество. Оно, как огромный серый камень, словно мхом, обросший страхами, тянет человека вниз, пригвождает его, забирает последние силы.
Да, в мире, который населяют шесть миллиардов человек, мы в большинстве своем одиноки. И часто неосознанно делаем все, чтобы избавиться от этого неприятного, но навязчивого чувства. И некоторые из выбранных нами средств убийственны, точнее – самоубийственны.
Ринго нашел выход из своего одиночества. Как ему казалось, лучший, хотя, конечно, это только казалось. Точнее было бы сказать, что он нашел лазейку в другой мир, мир без проблем и нервотрепки, без квартплаты и налогов, без катастроф и терактов, без напрягающих телевизионных новостей, без необходимости искать работу. Без армии, куда тебя непременно призовут. Без времени, которого постоянно не хватает, без дней, сливающихся в месяцы и годы, которые так пугающе зияют впереди, сразу же за цифрой «40». Мир, в котором нет глобального потепления и войн. А есть лишь безмятежный покой. И этот иллюзорный мир стал для него доступным благодаря наркотикам.
Как всякий уважающий себя потребитель наркотиков, Ринго по нескольку раз в год пересматривал фильм «Страх и ненависть в Лас-Вегасе», снятый по роману Хантера Томпсона. Зачитывался взахлеб книгами непревзойденных представителей контркультуры Ирвина Уэлша и Чака Полланика, но иконой для него была, конечно, «Джанки» Уильяма Сьюарда Берроуза.
Ринго употреблял псилоцибин, глотал одну за одной таблетки метадона, курил «Лед», так как отравлять легкие обычным никотином считал слишком тривиальным, еще любил время от времени вдыхать фенциклидин и делал себе инъекции спидболла.
В данный момент он как раз направлялся за очередным пакетиком с порцией счастья к своему дилеру, которого все за глаза называли Зая. Потому что тот заикался, и довольно сильно.
Поплутав по территории заброшенного завода, где Моисей мог бы преспокойно водить евреев не сорок лет, а гораздо дольше, так как заплутать там было легче легкого, он наконец увидел капот черного лимузина Заи и прямиком направился к нему.
Зая, заприметив знакомую фигуру, вышел ему навстречу. Ринго не мог не оценить шикарную лисью шубу Заи, надетую поверх спортивного костюма. Подойдя к Зае, Ринго молча ему кивнул и протянул руку, ладошкой книзу. Тот, в свою очередь, сделал такой же жест, только развернув ладонь кверху. В тот момент, когда ладони соприкоснулись, Ринго что-то передал Зае, хотя заметить это было практически невозможно, разве что с помощью спецтехники. Зая тупо посмотрел на свою ладонь, в которой лежали сложенные купюры. Не поднимая рук и не разгибая купюр, он пересчитал их профессиональным жестом наркодилера, после чего небрежно засунул в карман. Его взгляд, и без того не отличавшийся живостью, сделался совсем неподвижным.
– Момоможешь брать, тттвой номер пять, – произнес он так, словно продавал на рынке квашеную капусту, и собрался было снова сесть в лимузин.
– Пять?
– Да, ппппппять. Какакие-то проблемы? – Зая недоуменно взглянул на Ринго.
– Да нет, в общем-то нет. Но, можно, я возьму товар под другим номером? – Во фразе Ринго было что-то отчаянное, что-то такое, что невозможно было проигнорировать.
Зая внимательно посмотрел на своего клиента. И что только в голову не приходит этим любителям дырявить свои вены!
– Тттовар ве-е-е-есь одинакковый. Какого черта ты будешь ббббрать тттовар под другим нонономером? Твой нономер пять, бббери и проваливай.
– Послушай, мне по жизни не везет с пятым номером. Я два раза оставлял на хранение сумки в универсаме в кабинке с номером пять, и оба раза они пропадали. На вступительных я вытянул пятый билет и провалился, а от пятой девушки я подцепил
какую-то дрянь и потом все лето раз в неделю посещал кавэдэ. – Ринго умоляюще взглянул на Заю. —
И еще куча всякой хрени со мной случилась, когда я встречал на своем пути номер пять. Я даже не сажусь теперь в пятый трамвай, меня там постоянно штрафуют, один раз я и билет купил, но, пока ехал, он куда-то запропастился, и меня снова штрафанули. Ничего ведь страшного не произойдет, если я возьму, ну, допустим, номер семь, это мое счастливое число, тем более ты сказал, что товар весь одинаковый. – Ринго понял, что его понесло и что это, конечно, не к добру.
Но выдающаяся речь начинающего оратора не произвела на Заю должного впечатления.
– Нннет, пропроизойдет. Если каждый зазазахочет брать тот нонономер, который ему ннннравится, то я пппппросто не буду ззззнать, в каком остался тттовар, а в каком пусто. Я пропросто-напросто зазазазапутаюсь, а я не хочу пупупутаться! Сесесейчас я знаю, что первые четыре кикикирпича у меня уже освободились. А тттак что я буду делать? Ммммне бббудет кккказаться, нанапример, что под нонономером двенадцать еще есть тттовар, а там его нене окажется, и я буду муууумучаться потом цецелую неделю, дудудумая, то ли это я его зазазабыл положить, то ли его уже взяли, ааа я не люблю создавать себе тататакие проблемы. Пппонятно? Или даже, зззнаешь что, я отдам тетебе деньги, можешь бббрать дозу у другого ддддилера, но только не жжжалуйся мне попопотом, что они разбавляют попопорошок тттальком. Я бббольше не продам тттебе ни ггграмма. Так что ттты вывыбираешь?
Такая реакция могла показаться странной только тому, кто не знал всей истории Заи. Впрочем, Ринго как раз относился именно к этой категории клиентов. Зая, а правильнее сказать Степан, появился на свет совершенно случайно, как, впрочем, и многие детки, рождающиеся у еще не вступивших в брак девчонок, молодых пар и многодетных семей.
Однажды уже немолодая женщина Вениамина Бобышева проснулась утром от ужасной головной боли и долго не могла понять, с чего это вдруг в ее голове что-то то ли взрывается, то ли уже взорвалось. И вдруг обнаружила рядом с собой, в постели, неизвестного мужчину. Она хотела рвануться к телефону и вызвать мальчиков в красивой синей форме, но что-то ее остановило. Возможно, внешний вид неизвестного, который был совершенно голым и в носках. Что, по ее понятиям, для настоящего грабителя было, скорее всего, неприемлемо. Собрав все свое женское мужество, Вениамина решила разбудить странного незнакомца. И хотя тот упорно не желал просыпаться, жутко ругался и даже махал руками, чтобы отделаться от нее как от назойливой мухи, она все-таки добилась своего. Незнакомец, ошарашенно повращав минут пятнадцать глазами, не без труда припомнил, что все дело в Светке-лифтерше, которая их накануне познакомила. Светка и водкой угощала, а вот сколько было выпито… тут он надолго замолчал, явно пытаясь что-то припомнить, но Вениамина опять начала его трясти и верещать. «Ты сама предложила, – вдруг, нагло улыбнувшись, сказал он. – Я вообще-то к Светке пришел». На этом мужик иссяк и снова захрапел, на этот раз сидя. С большим трудом его удалось вытолкать из квартиры лишь к ночи. Больше она его не видела, хотя, когда поняла, что беременна, Вениамина, конечно, пыталась мужика разыскать. Светка-лифтерша напрочь не могла припомнить того безымянного приятеля. А может, врала, зараза, кто ее разберет.
С самого рождения Степы-Заи на его жизни сказывался тот факт, что папины сперматозоиды в момент зачатия были залиты водкой по самые хвостики. И именно это, а не что иное могло служить объяснением, почему Зая пошел в первый класс на два года позже своих сверстников и даже мог не пойти вообще, так как мало во что врубался. Его любимым анекдотом был: «Звонит тампакс тампаксу и спрашивает: «Ты где?» Лучшей оценкой для него была двойка, а любимым занятием после школы – допивать пиво из выброшенных алюминиевых банок и проигрывать мамины вещи в наперстки. Он никак не мог понять, почему шарик постоянно оказывался не под тем стаканчиком, где он его только что видел! Зая, наверное, проиграл бы в любимую игру и квартиру, если бы мать вовремя не спохватилась и не решила спихнуть его в военное училище. Конечно, в роли курсанта он там был на хрен никому не нужен. Вениамина пристроила сына на кухню: и при деле, и к еде поближе. К тому же она решила не забирать его после работы домой, а отправляться вечером к маме шестнадцатилетний Зая самостоятельно не решался, и ему пришлось там жить. Жизнь в училище кардинально изменила сознание Заи, так сказать, раскрыла все его чакры на полную катушку. Он видел, как люди ходят строем, как обедают по
Родители Ринго, типичные советские интеллигенты, росли и мужали в годы запретов на все заграничное. Как известно, тлетворное влияние Запада цинично развращало умы советских людей, а несознательные советские люди, и особенно молодежь, упорно тянулись ко всему запретному и с восторгом, как и родители Ринго, с младых ногтей слушали «Биттлз», естественно, втихаря от предков, которые вечно были недовольны своими крейзанутыми на рок-музыке детьми. «Биттлз» произвели на обоих такое впечатление, что позже, когда они поженились и на свет появился замечательный крепенький малыш, долго выбирать ему имя не пришлось: чуть ли не в тот же день было решено назвать его Ринго, в честь Ринго Старра. Джон Леннон и Джордж Харрисон отпали сразу, потому что имена Джон и Джордж ассоциировались у советских людей в первую очередь с Джоном Кеннеди и Джорджем Вашингтоном. Трудно сказать, какая судьба была бы уготована дитяте, назови они ребенка именем американского президента. С Полом Маккартни была другая загвоздка. Родителям казалось, что такое имя стало бы поводом для бесконечных дразнилок – про пол. А как известно, это и вовсе была запретная тема. К тому же, прибавим мы, мальчик мог отреагировать на дразнилки неоднозначно и вообще впоследствии заделаться трансвеститом. Сами понимаете, имя Ринго было наилучшим из всех вариантов. Если к тому же учесть, что Джона убили, а Джордж, как выяснилось, тоже был не жилец.
Ринго рос примерным и послушным мальчиком, чему никак не могли нарадоваться родители. Он был тих, мало говорил, не любил шумных компаний и почти ни с кем не дружил, предпочитая шумным, драчливым мальчишкам книги. Благо у родителей была большая библиотека. А те нет чтобы вовремя забить тревогу: ведь не может быть ничего хорошего в том, чтобы ребенок постоянно сидел с книжкой, забившись в угол, как маленький звереныш. Во-первых, потому, что, как известно, от многих знаний многие печали. Во-вторых – всю жизнь за книгами не просидишь. Рано или поздно надо выйти в люди.
Ничего удивительного, что общаться с людьми Ринго так и не научился. Он не умел находить общий язык ни со сверстниками, ни даже с родителями. Я уж не говорю о девушках, с ними он и вовсе не мог связать двух слов. К тому же его, естественно, тянуло к самым бойким, веселым и бессердечным. А те никогда не упускали случая над ним посмеяться. Так что с годами Ринго все больше замыкался в себе и к своим двадцати трем стал совершенным бирюком.
Почему мы постоянно ходим друг к другу в гости, предпочитаем работать в компаниях, где, кроме нас, трудится масса народу, переписываемся по электронной почте с десятками практически незнакомых людей, постоянно сводим знакомства в кафе, ночных клубах и том же Интернете, влюбляемся, заводим семьи и рожаем детей, а когда жена окончательно осточертеет, обзаводимся любовницей? Почему вечно кому-то звоним, приобретаем домашних животных, записываемся в исторические клубы, выходим в день города на улицу, влившись в толпу, смотрим по телевизору тупые передачи, посещаем кинотеатры, где покупаем попкорн – не для того, чтобы его есть, а просто так, за компанию?
Потому что таким образом мы становимся частью чего-то целого. Мы перестаем быть одни. Мы впускаем в себя мысли и идеи других людей, которые подпитывают нас своей энергетикой. И еще потому, что мы ненавидим одиночество. Оно, как огромный серый камень, словно мхом, обросший страхами, тянет человека вниз, пригвождает его, забирает последние силы.
Да, в мире, который населяют шесть миллиардов человек, мы в большинстве своем одиноки. И часто неосознанно делаем все, чтобы избавиться от этого неприятного, но навязчивого чувства. И некоторые из выбранных нами средств убийственны, точнее – самоубийственны.
Ринго нашел выход из своего одиночества. Как ему казалось, лучший, хотя, конечно, это только казалось. Точнее было бы сказать, что он нашел лазейку в другой мир, мир без проблем и нервотрепки, без квартплаты и налогов, без катастроф и терактов, без напрягающих телевизионных новостей, без необходимости искать работу. Без армии, куда тебя непременно призовут. Без времени, которого постоянно не хватает, без дней, сливающихся в месяцы и годы, которые так пугающе зияют впереди, сразу же за цифрой «40». Мир, в котором нет глобального потепления и войн. А есть лишь безмятежный покой. И этот иллюзорный мир стал для него доступным благодаря наркотикам.
Как всякий уважающий себя потребитель наркотиков, Ринго по нескольку раз в год пересматривал фильм «Страх и ненависть в Лас-Вегасе», снятый по роману Хантера Томпсона. Зачитывался взахлеб книгами непревзойденных представителей контркультуры Ирвина Уэлша и Чака Полланика, но иконой для него была, конечно, «Джанки» Уильяма Сьюарда Берроуза.
Ринго употреблял псилоцибин, глотал одну за одной таблетки метадона, курил «Лед», так как отравлять легкие обычным никотином считал слишком тривиальным, еще любил время от времени вдыхать фенциклидин и делал себе инъекции спидболла.
В данный момент он как раз направлялся за очередным пакетиком с порцией счастья к своему дилеру, которого все за глаза называли Зая. Потому что тот заикался, и довольно сильно.
Поплутав по территории заброшенного завода, где Моисей мог бы преспокойно водить евреев не сорок лет, а гораздо дольше, так как заплутать там было легче легкого, он наконец увидел капот черного лимузина Заи и прямиком направился к нему.
Зая, заприметив знакомую фигуру, вышел ему навстречу. Ринго не мог не оценить шикарную лисью шубу Заи, надетую поверх спортивного костюма. Подойдя к Зае, Ринго молча ему кивнул и протянул руку, ладошкой книзу. Тот, в свою очередь, сделал такой же жест, только развернув ладонь кверху. В тот момент, когда ладони соприкоснулись, Ринго что-то передал Зае, хотя заметить это было практически невозможно, разве что с помощью спецтехники. Зая тупо посмотрел на свою ладонь, в которой лежали сложенные купюры. Не поднимая рук и не разгибая купюр, он пересчитал их профессиональным жестом наркодилера, после чего небрежно засунул в карман. Его взгляд, и без того не отличавшийся живостью, сделался совсем неподвижным.
– Момоможешь брать, тттвой номер пять, – произнес он так, словно продавал на рынке квашеную капусту, и собрался было снова сесть в лимузин.
– Пять?
– Да, ппппппять. Какакие-то проблемы? – Зая недоуменно взглянул на Ринго.
– Да нет, в общем-то нет. Но, можно, я возьму товар под другим номером? – Во фразе Ринго было что-то отчаянное, что-то такое, что невозможно было проигнорировать.
Зая внимательно посмотрел на своего клиента. И что только в голову не приходит этим любителям дырявить свои вены!
– Тттовар ве-е-е-есь одинакковый. Какого черта ты будешь ббббрать тттовар под другим нонономером? Твой нономер пять, бббери и проваливай.
– Послушай, мне по жизни не везет с пятым номером. Я два раза оставлял на хранение сумки в универсаме в кабинке с номером пять, и оба раза они пропадали. На вступительных я вытянул пятый билет и провалился, а от пятой девушки я подцепил
какую-то дрянь и потом все лето раз в неделю посещал кавэдэ. – Ринго умоляюще взглянул на Заю. —
И еще куча всякой хрени со мной случилась, когда я встречал на своем пути номер пять. Я даже не сажусь теперь в пятый трамвай, меня там постоянно штрафуют, один раз я и билет купил, но, пока ехал, он куда-то запропастился, и меня снова штрафанули. Ничего ведь страшного не произойдет, если я возьму, ну, допустим, номер семь, это мое счастливое число, тем более ты сказал, что товар весь одинаковый. – Ринго понял, что его понесло и что это, конечно, не к добру.
Но выдающаяся речь начинающего оратора не произвела на Заю должного впечатления.
– Нннет, пропроизойдет. Если каждый зазазахочет брать тот нонономер, который ему ннннравится, то я пппппросто не буду ззззнать, в каком остался тттовар, а в каком пусто. Я пропросто-напросто зазазазапутаюсь, а я не хочу пупупутаться! Сесесейчас я знаю, что первые четыре кикикирпича у меня уже освободились. А тттак что я буду делать? Ммммне бббудет кккказаться, нанапример, что под нонономером двенадцать еще есть тттовар, а там его нене окажется, и я буду муууумучаться потом цецелую неделю, дудудумая, то ли это я его зазазабыл положить, то ли его уже взяли, ааа я не люблю создавать себе тататакие проблемы. Пппонятно? Или даже, зззнаешь что, я отдам тетебе деньги, можешь бббрать дозу у другого ддддилера, но только не жжжалуйся мне попопотом, что они разбавляют попопорошок тттальком. Я бббольше не продам тттебе ни ггграмма. Так что ттты вывыбираешь?
Такая реакция могла показаться странной только тому, кто не знал всей истории Заи. Впрочем, Ринго как раз относился именно к этой категории клиентов. Зая, а правильнее сказать Степан, появился на свет совершенно случайно, как, впрочем, и многие детки, рождающиеся у еще не вступивших в брак девчонок, молодых пар и многодетных семей.
Однажды уже немолодая женщина Вениамина Бобышева проснулась утром от ужасной головной боли и долго не могла понять, с чего это вдруг в ее голове что-то то ли взрывается, то ли уже взорвалось. И вдруг обнаружила рядом с собой, в постели, неизвестного мужчину. Она хотела рвануться к телефону и вызвать мальчиков в красивой синей форме, но что-то ее остановило. Возможно, внешний вид неизвестного, который был совершенно голым и в носках. Что, по ее понятиям, для настоящего грабителя было, скорее всего, неприемлемо. Собрав все свое женское мужество, Вениамина решила разбудить странного незнакомца. И хотя тот упорно не желал просыпаться, жутко ругался и даже махал руками, чтобы отделаться от нее как от назойливой мухи, она все-таки добилась своего. Незнакомец, ошарашенно повращав минут пятнадцать глазами, не без труда припомнил, что все дело в Светке-лифтерше, которая их накануне познакомила. Светка и водкой угощала, а вот сколько было выпито… тут он надолго замолчал, явно пытаясь что-то припомнить, но Вениамина опять начала его трясти и верещать. «Ты сама предложила, – вдруг, нагло улыбнувшись, сказал он. – Я вообще-то к Светке пришел». На этом мужик иссяк и снова захрапел, на этот раз сидя. С большим трудом его удалось вытолкать из квартиры лишь к ночи. Больше она его не видела, хотя, когда поняла, что беременна, Вениамина, конечно, пыталась мужика разыскать. Светка-лифтерша напрочь не могла припомнить того безымянного приятеля. А может, врала, зараза, кто ее разберет.
С самого рождения Степы-Заи на его жизни сказывался тот факт, что папины сперматозоиды в момент зачатия были залиты водкой по самые хвостики. И именно это, а не что иное могло служить объяснением, почему Зая пошел в первый класс на два года позже своих сверстников и даже мог не пойти вообще, так как мало во что врубался. Его любимым анекдотом был: «Звонит тампакс тампаксу и спрашивает: «Ты где?» Лучшей оценкой для него была двойка, а любимым занятием после школы – допивать пиво из выброшенных алюминиевых банок и проигрывать мамины вещи в наперстки. Он никак не мог понять, почему шарик постоянно оказывался не под тем стаканчиком, где он его только что видел! Зая, наверное, проиграл бы в любимую игру и квартиру, если бы мать вовремя не спохватилась и не решила спихнуть его в военное училище. Конечно, в роли курсанта он там был на хрен никому не нужен. Вениамина пристроила сына на кухню: и при деле, и к еде поближе. К тому же она решила не забирать его после работы домой, а отправляться вечером к маме шестнадцатилетний Зая самостоятельно не решался, и ему пришлось там жить. Жизнь в училище кардинально изменила сознание Заи, так сказать, раскрыла все его чакры на полную катушку. Он видел, как люди ходят строем, как обедают по