Никита Питерский
Семь кабинок
Пролог
О чем вы думаете, заходя в общественный туалет?
Скорее всего, ни о чем определенном. У вас возникли кое-какие проблемы, то есть естественные надобности, что чаще всего случается неожиданно, в самый разгар шопинга или пешей прогулки по излюбленным местам, а то, не дай бог, – деловой поездки, и если вы за рулем, вам придется проявить чудеса изворотливости и из-за такой досадной мелочи экстренно решить множество попутных проблем. Ведь для начала, например, надо остановиться/припарковаться. Проще всего это, конечно, сделать на дальних подступах к центру. Но там вы не найдете общественного туалета. Ни за что. Даже вонючих синих кабинок с привядшими тетками или автобусов для продвинутых туристов. Не говоря уже о типичном стационаре с туалетной бумагой, рукомойником и жидким мылом. Можно даже без сушилки для рук, в конце концов. Хорошо, если вам известно, где расположен такой туалет. Тогда вы просто мчитесь прямо туда в надежде скоренько решить вашу проблему, а затем, помыв руки жидким мылом, вновь отправиться по своим делам. Ну, то есть на самом деле вам отлично известно, где он есть наверняка: в каждом заведении на букву «эм», где вам предложат вообще-то жуткую, честно говоря, еду, которую способны переваривать лишь совершенно здоровые желудки, и нет никаких данных, что они долго еще при этом будут здоровы. Зато здесь свято блюдут чистоту в туалетах, к тому же позволяя ими пользоваться всем и каждому. Что невозможно переоценить. Но и этих туалетно-питательных заведений не так много в большом городе, и нет никаких гарантий, что в критическую минутку вы окажетесь где-то рядом.
Итак, вы наконец заходите в туалет, мысленно прокручивая очередной выпад шефа, неожиданно намекнувшего, что в кресло, которое вы три года с таким усердием протирали, может сесть чужая задница. Что, интересно, это могло бы означать? Что ему надоело с жаром обсуждать с вами очередной матч на кубок УЕФА? Или пить прохладное пиво после работы в дни, когда ни жена, ни любовница не представляются ему достойными внимания? Или чашка утреннего кофе, размолотого вашей твердой рукой с помощью механической кофемолки, под знойным взглядом его секретарши? А может, совместный дайвинг, который вы оба могли себе позволить раз в году, взяв напрокат снаряжение у вашего приятеля? Или, может, он хотел дать вам понять, как тяжело ему сдерживать натиск своего начальника, возжелавшего передоверить ваши должностные обязанности своему ретивому родственничку? Короче, черт этих начальников разберет, решаете вы, входя и озираясь в пустом помещении с несколькими дверцами, ведущими в столь вожделенные в эту минуту и совершенно, как вам кажется, свободные кабинки. С самым первым вдохом вы чувствуете, как ваши ноздри начинают щекотать пары хлорки. Этот запах должен свидетельствовать о том, что уборщица здесь время от времени появляется, что само по себе довольно приятно. И тут вы ловите себя на мысли, что в туалете стоит полная тишина. Отлично, сейчас вы возьметесь за пластиковую ручку, откроете дверцу. Зайдете в маленькую кабинку, преодолевая брезгливость, вытрете туалетной бумагой сиденье унитаза (на котором до вас сиживали носители доброго десятка вирусов и инфекций, таких, как хламидиоз, генитальный герпес, гепатит С, микоплазмоз, ВИЧ, сифилис, гонорея, донованос и много чего еще), словно эти меры можно считать гарантией от больших неприятностей, и за несколько минут избавитесь от неприятных ощущений, заставивших вас сюда прийти. Интересно, если бы уборщицы получали не шесть тысяч рэ в месяц, а по крайней мере в два раза больше, проявляли бы они заметное рвение в работе и как это сказалось бы на статистике заболеваемости вирусными инфекциями, передающимися обычным путем?
И хотя шанс подцепить что-нибудь именно здесь, честно говоря, ничтожно мал, надо смотреть правде в глаза: в любом общественном туалете, каким бы чистеньким он ни выглядел, наличествует антисанитария.
Теперь представьте себе на минутку, что царящая здесь тишина обманчива, все эти кабинки не так уж и пусты, и в них протекает какая-то своя жизнь, а проблемы, которые здесь кто-то решает, вовсе не сводятся к той, что привела вас сюда.
Можно лишь догадываться, о чем думала девушка, которая вышла из кабинки женского туалета в ночном клубе с веселеньким названием «My Little Baby». Вид у нее был довольно странный. Странным еще было то, что туалет этот как раз находился на ремонте, о чем свидетельствовала висевшая на двери табличка. И не заметить ее девушка не могла. Одета она была стильно и неброско: зеленые галифе, желтый кожаный жакет с бахромой, сапоги от Vicini. Что с таким прикидом можно делать в грязном туалете, закрытом на ремонт?.. Странная девушка придирчиво оглядела прямоугольное помещение, отделанное светло-серым кафелем. По периметру противоположной от входа стороны были расположены семь кабинок, отделенных друг от друга перегородками от пола до потолка, с глухими белыми дверцами, придававшими впечатление высоты и объема. На какое-то мгновение ее взгляд уперся в унитаз, оставленный сантехниками посреди туалета, затем переметнулся на груду строительного и не только мусора и остановился на новой столешнице из кориана длиной метра три, с вмонтированными в нее раковинами. По лицу девушки было видно, что грязь и беспорядок она воспринимает совершенно спокойно, точнее вообще не воспринимает, потому что сосредоточена на чем-то другом. Она явно напряженно что-то обдумывала и потому двигалась механически, не отдавая себе в этом отчета. Вначале она хотела было поставить сумку-рюкзак на столешницу, но передумала, на весу достала из рюкзака мобильник. Странно, что он оказался там, а не в кармане, как обычно. Ей оставалось только отзвониться. Прямо сейчас. И тогда останется самый последний и в то же время – приятный этап. Близоруко поднеся телефон к лицу, чтобы набрать номер, она почему-то передумала и осторожно положила его на столешницу. Протерла туалетной бумагой небольшой участок покрытого пылью огромного зеркала. Получилось оконце, в котором девушка увидела свое красивое, но бледное лицо с покрывшимся испариной лбом. Подставив руки под струю воды, она долго вглядывалась в свое отражение, словно пытаясь что-то выведать у молодой женщины, глядевшей на нее из зеркала. Проточная вода уносит беспокойство и печаль, вспомнила она слова какого-то модного целителя. Ей не о чем было печалиться, да и беспокойства она уже не испытывала. Еще немного – и ей снова будет море по колено. Она чувствовала себя отважным моряком, сквозь бури и рифы добравшимся наконец до родной гавани. Ее гавань уже не за горами. Лицо в зеркале не может обмануть. Девушка улыбнулась.
Она не относилась к тем представительницам слабого пола, которые двадцати минут не могут прожить без зеркальца и косметички.
Напротив, косметика на ней отсутствовала, а если быть совсем точным, она уж и не помнила, когда последний раз поры кожи на ее лице были забиты пудрой, губы стягивало от слоя гиперустойчивой помады, а ресницы слипались от клейкого черного состава, который называется тушью для ресниц.
Короче, в зеркало она смотрелась совсем не так часто, как ее ровесницы, а потому у нее было много свободного времени, и это время Татьяна – так звали странную девушку – привыкла проводить в движении. За те двадцать шесть лет, которые прошли с момента, когда толстый акушер, позднее оказавшийся за решеткой за попытку продать младенца на органы, взял в руки крошечную новорожденную девочку, в ее жизни было много такого, о чем родителям, даже самым по-горбачевски демократичным, никогда не рассказывают.
Татьяна, конечно, понимала, что подвергается опасности, возможно даже смертельной, но не хотела об этом думать. Главное – она ни за что не отступилась бы от начатого, ни за что. И потом, ей было не впервой рисковать. А кто рисковал – знает, как привыкает организм к адреналину, как просит новых бешеных ритмов сердце, как обостряются все пять чувств и мертвеют эмоции, и человек становится тем, кто он есть, – тихим и яростным зверем, который способен совершать невозможное ради того, чтобы выжить. При этом ум остается холодным и ясным, отдает приказы. Бдит. Надо поскорее отсюда уезжать. Поскорее. Отправиться на недельку к теплому морю, чтобы смыть с себя навязчивое ощущение опасности. Да, у нее не было тревоги, но она никогда не забывала о грозящей опасности. Откуда бы иначе взяться адреналину?
Татьяна выключила воду, вытерла бумагой руки. Взяв мобильный, набрала номер.
– Это я. Все готово, – произнесла она совершенно спокойно. И, развернувшись, посмотрела в сторону кабинки, из которой только что вышла. – Он в третьей кабинке. Не перепутайте, в женском туалете, который на ремонте. Все, пока. – Татьяна выключила телефон и бросила его в сумочку. Направилась было к выходу, но остановилась, повернула голову к зеркалу и резким движением головы отбросила волосы назад. Полюбовалась, как длинные пшеничного цвета волосы растекаются по плечам. Еще раз с удовольствием взглянув на свое отражение, она выдохнула: «Пу!» Если старушка Монро тянула гласный (от этого губы пухлее, что ли?), то Татьяна произнесла «Пу!» точно выстрелила из пистолета в детской игре в разбойников. Наконец она направилась к выходу и уже собиралась открыть дверь. Но что-то заставило ее остановиться. В коридоре послышались приближающиеся шаги, ручка повернулась, и дверь стала медленно открываться…
Скорее всего, ни о чем определенном. У вас возникли кое-какие проблемы, то есть естественные надобности, что чаще всего случается неожиданно, в самый разгар шопинга или пешей прогулки по излюбленным местам, а то, не дай бог, – деловой поездки, и если вы за рулем, вам придется проявить чудеса изворотливости и из-за такой досадной мелочи экстренно решить множество попутных проблем. Ведь для начала, например, надо остановиться/припарковаться. Проще всего это, конечно, сделать на дальних подступах к центру. Но там вы не найдете общественного туалета. Ни за что. Даже вонючих синих кабинок с привядшими тетками или автобусов для продвинутых туристов. Не говоря уже о типичном стационаре с туалетной бумагой, рукомойником и жидким мылом. Можно даже без сушилки для рук, в конце концов. Хорошо, если вам известно, где расположен такой туалет. Тогда вы просто мчитесь прямо туда в надежде скоренько решить вашу проблему, а затем, помыв руки жидким мылом, вновь отправиться по своим делам. Ну, то есть на самом деле вам отлично известно, где он есть наверняка: в каждом заведении на букву «эм», где вам предложат вообще-то жуткую, честно говоря, еду, которую способны переваривать лишь совершенно здоровые желудки, и нет никаких данных, что они долго еще при этом будут здоровы. Зато здесь свято блюдут чистоту в туалетах, к тому же позволяя ими пользоваться всем и каждому. Что невозможно переоценить. Но и этих туалетно-питательных заведений не так много в большом городе, и нет никаких гарантий, что в критическую минутку вы окажетесь где-то рядом.
Итак, вы наконец заходите в туалет, мысленно прокручивая очередной выпад шефа, неожиданно намекнувшего, что в кресло, которое вы три года с таким усердием протирали, может сесть чужая задница. Что, интересно, это могло бы означать? Что ему надоело с жаром обсуждать с вами очередной матч на кубок УЕФА? Или пить прохладное пиво после работы в дни, когда ни жена, ни любовница не представляются ему достойными внимания? Или чашка утреннего кофе, размолотого вашей твердой рукой с помощью механической кофемолки, под знойным взглядом его секретарши? А может, совместный дайвинг, который вы оба могли себе позволить раз в году, взяв напрокат снаряжение у вашего приятеля? Или, может, он хотел дать вам понять, как тяжело ему сдерживать натиск своего начальника, возжелавшего передоверить ваши должностные обязанности своему ретивому родственничку? Короче, черт этих начальников разберет, решаете вы, входя и озираясь в пустом помещении с несколькими дверцами, ведущими в столь вожделенные в эту минуту и совершенно, как вам кажется, свободные кабинки. С самым первым вдохом вы чувствуете, как ваши ноздри начинают щекотать пары хлорки. Этот запах должен свидетельствовать о том, что уборщица здесь время от времени появляется, что само по себе довольно приятно. И тут вы ловите себя на мысли, что в туалете стоит полная тишина. Отлично, сейчас вы возьметесь за пластиковую ручку, откроете дверцу. Зайдете в маленькую кабинку, преодолевая брезгливость, вытрете туалетной бумагой сиденье унитаза (на котором до вас сиживали носители доброго десятка вирусов и инфекций, таких, как хламидиоз, генитальный герпес, гепатит С, микоплазмоз, ВИЧ, сифилис, гонорея, донованос и много чего еще), словно эти меры можно считать гарантией от больших неприятностей, и за несколько минут избавитесь от неприятных ощущений, заставивших вас сюда прийти. Интересно, если бы уборщицы получали не шесть тысяч рэ в месяц, а по крайней мере в два раза больше, проявляли бы они заметное рвение в работе и как это сказалось бы на статистике заболеваемости вирусными инфекциями, передающимися обычным путем?
И хотя шанс подцепить что-нибудь именно здесь, честно говоря, ничтожно мал, надо смотреть правде в глаза: в любом общественном туалете, каким бы чистеньким он ни выглядел, наличествует антисанитария.
Теперь представьте себе на минутку, что царящая здесь тишина обманчива, все эти кабинки не так уж и пусты, и в них протекает какая-то своя жизнь, а проблемы, которые здесь кто-то решает, вовсе не сводятся к той, что привела вас сюда.
Можно лишь догадываться, о чем думала девушка, которая вышла из кабинки женского туалета в ночном клубе с веселеньким названием «My Little Baby». Вид у нее был довольно странный. Странным еще было то, что туалет этот как раз находился на ремонте, о чем свидетельствовала висевшая на двери табличка. И не заметить ее девушка не могла. Одета она была стильно и неброско: зеленые галифе, желтый кожаный жакет с бахромой, сапоги от Vicini. Что с таким прикидом можно делать в грязном туалете, закрытом на ремонт?.. Странная девушка придирчиво оглядела прямоугольное помещение, отделанное светло-серым кафелем. По периметру противоположной от входа стороны были расположены семь кабинок, отделенных друг от друга перегородками от пола до потолка, с глухими белыми дверцами, придававшими впечатление высоты и объема. На какое-то мгновение ее взгляд уперся в унитаз, оставленный сантехниками посреди туалета, затем переметнулся на груду строительного и не только мусора и остановился на новой столешнице из кориана длиной метра три, с вмонтированными в нее раковинами. По лицу девушки было видно, что грязь и беспорядок она воспринимает совершенно спокойно, точнее вообще не воспринимает, потому что сосредоточена на чем-то другом. Она явно напряженно что-то обдумывала и потому двигалась механически, не отдавая себе в этом отчета. Вначале она хотела было поставить сумку-рюкзак на столешницу, но передумала, на весу достала из рюкзака мобильник. Странно, что он оказался там, а не в кармане, как обычно. Ей оставалось только отзвониться. Прямо сейчас. И тогда останется самый последний и в то же время – приятный этап. Близоруко поднеся телефон к лицу, чтобы набрать номер, она почему-то передумала и осторожно положила его на столешницу. Протерла туалетной бумагой небольшой участок покрытого пылью огромного зеркала. Получилось оконце, в котором девушка увидела свое красивое, но бледное лицо с покрывшимся испариной лбом. Подставив руки под струю воды, она долго вглядывалась в свое отражение, словно пытаясь что-то выведать у молодой женщины, глядевшей на нее из зеркала. Проточная вода уносит беспокойство и печаль, вспомнила она слова какого-то модного целителя. Ей не о чем было печалиться, да и беспокойства она уже не испытывала. Еще немного – и ей снова будет море по колено. Она чувствовала себя отважным моряком, сквозь бури и рифы добравшимся наконец до родной гавани. Ее гавань уже не за горами. Лицо в зеркале не может обмануть. Девушка улыбнулась.
Она не относилась к тем представительницам слабого пола, которые двадцати минут не могут прожить без зеркальца и косметички.
Напротив, косметика на ней отсутствовала, а если быть совсем точным, она уж и не помнила, когда последний раз поры кожи на ее лице были забиты пудрой, губы стягивало от слоя гиперустойчивой помады, а ресницы слипались от клейкого черного состава, который называется тушью для ресниц.
Короче, в зеркало она смотрелась совсем не так часто, как ее ровесницы, а потому у нее было много свободного времени, и это время Татьяна – так звали странную девушку – привыкла проводить в движении. За те двадцать шесть лет, которые прошли с момента, когда толстый акушер, позднее оказавшийся за решеткой за попытку продать младенца на органы, взял в руки крошечную новорожденную девочку, в ее жизни было много такого, о чем родителям, даже самым по-горбачевски демократичным, никогда не рассказывают.
Татьяна, конечно, понимала, что подвергается опасности, возможно даже смертельной, но не хотела об этом думать. Главное – она ни за что не отступилась бы от начатого, ни за что. И потом, ей было не впервой рисковать. А кто рисковал – знает, как привыкает организм к адреналину, как просит новых бешеных ритмов сердце, как обостряются все пять чувств и мертвеют эмоции, и человек становится тем, кто он есть, – тихим и яростным зверем, который способен совершать невозможное ради того, чтобы выжить. При этом ум остается холодным и ясным, отдает приказы. Бдит. Надо поскорее отсюда уезжать. Поскорее. Отправиться на недельку к теплому морю, чтобы смыть с себя навязчивое ощущение опасности. Да, у нее не было тревоги, но она никогда не забывала о грозящей опасности. Откуда бы иначе взяться адреналину?
Татьяна выключила воду, вытерла бумагой руки. Взяв мобильный, набрала номер.
– Это я. Все готово, – произнесла она совершенно спокойно. И, развернувшись, посмотрела в сторону кабинки, из которой только что вышла. – Он в третьей кабинке. Не перепутайте, в женском туалете, который на ремонте. Все, пока. – Татьяна выключила телефон и бросила его в сумочку. Направилась было к выходу, но остановилась, повернула голову к зеркалу и резким движением головы отбросила волосы назад. Полюбовалась, как длинные пшеничного цвета волосы растекаются по плечам. Еще раз с удовольствием взглянув на свое отражение, она выдохнула: «Пу!» Если старушка Монро тянула гласный (от этого губы пухлее, что ли?), то Татьяна произнесла «Пу!» точно выстрелила из пистолета в детской игре в разбойников. Наконец она направилась к выходу и уже собиралась открыть дверь. Но что-то заставило ее остановиться. В коридоре послышались приближающиеся шаги, ручка повернулась, и дверь стала медленно открываться…
Любовник и силикон
Помещение туалета ночного клуба «My Little Baby» никак нельзя назвать выдающимся произведением дизайнерской мысли. Его никогда бы не стали снимать для «SALON interior», «AD» или «Лучших интерьеров».
Здесь нет керамической плитки от «Ceramica Bardelli» с рисунками Пьеро Форназетти, стильных раковин от «KOHLER», хромированных смесителей «dornbracht» и унитазов от вездесущего Филиппа Старка. А с потолка не льется мягкий свет от «Ingo Maurer». Вместо всего этого взгляд слепят дешевые китайские светильники из соседнего магазина «Товары для ремонта». Обычный туалет с легким налетом гламура – я имею в виду зеркало в массивной раме, выкрашенной под позолоту, и такие же (то есть с имитацией под золото) смесители. Пожалуй, единственное, на чем можно остановить взгляд и на что, видимо, была потрачена половина ремонтного бюджета, – это столешница из кориана, в которую врезаны две прямоугольные раковины. Ну и, наверное, кабинки, которых семь и которые отделены одна от другой перегородками от пола до потолка и глухими белыми дверями, тоже от самого пола.
За неделю до описываемых событий директор клуба Валерия Павловна решила заменить в женском туалете отечественные унитазы, издающие при сливе чудовищные утробные звуки, на что-то более современное, но недорогое. После долгих, как ей показалось, поисков – а Валерия Павловна провела в огромном строительном гипермаркете целых пятнадцать минут – она остановилась на шведских унитазах: без претензий на высокий дизайн, но зато имеющих приятные полукруглые формы. Двум любящим выпить, но берущим совсем недорого сантехникам, Валерия Павловна дала указание поменять унитазы в женском, а потом и в мужском туалетах как можно скорее, в настоящий момент временно открыв для посетительниц служебные, вполне презентабельные и чистые. Но, как известно, все в этой жизни относительно. Получив задаток, приятели обмыли заказ, после чего благополучно ударились в запой, зачин которому, кстати говоря, был положен тут же, в женском туалете, пока охрана не довела это обстоятельство до сведения начальства. Валерия Павловна вышла из себя и уже готова была отдать приказ гнать эту пьянь взашей, но жертвы алкогольной зависимости так убедительно клялись мамой с завтрашнего дня завязать, к тому же подослав к начальству зареванных жен, что Валерия Павловна не устояла, хотя и продолжала злиться – уже на себя: сколько раз зарекалась нанимать кого-то по дешевке, и вот нате вам, опять наступила на те же грабли! Что ей было делать, входить в новые расходы?! Да и работали мужики вообще-то аккуратно, а на трезвую голову – ответственно, и даже, уходя в запой, несколько унитазов все-таки умудрились заменить.
Но оставим на время смелых парней, с завидным упорством меняющих унитазы и налаживающих бесперебойную работу сливных бачков, в настоящий момент нам куда интереснее сама Валерия Павловна – хотя бы потому, что действие, которое разворачивается на наших глазах, происходит во вверенном ей учреждении, имеющем вполне официальный статус ночного клуба.
Когда в Нью-Йорке падали башни-близнецы, погрузив в клубы пыли пол-Манхэттена, Валерия Павловна сидела в косметическом кабинете и внимательно следила за движениями девушки, делавшей ей педикюр. Когда бравые американские и английские солдаты, ободренные гневными речами Джорджа Буша и Тони Блэра, вышибали мозги мирным жителям Ирака, Валерия Павловна не торопясь выбирала молочко для тела в одном из магазинов «Риф Гош». Когда весь мир, затаив дыхание, следил за развитием событий с захватом заложников «Норд-Оста», директор клуба «My Little Baby» примеряла шелковое нижнее белье в своем любимом магазине «Дикая Орхидея». А когда несколько сот человек кричали от ужаса в падающем «Боинге-737», принадлежавшем кипрской авиакомпании «Helios Airlines», она в полной тишине своей нескромно большой квартиры придирчиво рассматривала свое тело, час назад покинувшее солярий. Всякий раз, когда в мире происходило что-то ужасное, эта женщина предпочитала по возможности ничего не знать, не смотреть и не слушать, а уж тем более не вникать в подробности. Какой смысл тратить свободное время на просиживание перед телевизором и созерцание трупов, чтобы после пить антидепрессанты? Свободным временем можно распорядиться куда более разумно, посвятив его таким приятным вещам, как, например, поедание вишневого штруделя со взбитыми сливками или ванильного мороженого с черникой, залитого карамелью так, что и мороженого не видно. А еще его можно провести в объятиях очередного любовника, который моложе тебя лет на десять, который обладает прекрасным телом и который так же, как и ты, ненавидит отношения, длящиеся больше двух месяцев. Поскольку Валерия Павловна на примере матери видела, к чему может привести чрезмерное пристрастие к пирожным, она предпочитала их не есть, а потому из всех прочих удовольствий, с помощью которых состоятельные женщины скрашивают свой досуг, предпочитала мужчин. Как и любая на ее месте, трижды в неделю она потела на тренажерах, а раз в неделю посещала бассейн – или баню, по настроению.
Как часто мне доводилось слышать: «Я делаю все, чтобы хорошо выглядеть, только для того, чтобы нравиться самой себе!» И сколько раз, слыша это, я ухмылялся, ибо подобные высказывания – полная чушь и примитивный самообман, в плену которого женщины находятся многие годы, стереотип, навязанный сериалом «Секс в большом городе» и прочей телепродукцией массового потребления; помимо всего другого, это еще и боязнь реально взглянуть на вещи. Женщины во всем мире, кроме актрис и певиц, безмятежно глядящих на нас с обложек глянцевых изданий, а также замороченных телеведущих, самовлюбленных манекенщиц и насиликоненных порнозвезд, которым необходимо безупречно выглядеть, чтобы обеспечить себе контракты с неисчисляемым количеством нулей, все до единой ухаживают за собой, в первую очередь для того, чтобы пользоваться успехом у мужчин. Потому что каждой хочется видеть, как зажигается обращенный на нее взгляд знакомых и незнакомых мужчин, каждой хочется слушать комплименты опасливых сослуживцев, стремящихся не перейти черту – ведь на наших фирмах теперь тоже соблюдают корпоративные стандарты, нарушение которых чревато суровыми санкциями вплоть до увольнения. Да, каждой женщине хочется, чтобы в любимой вазе от Wedgwood всегда стояли свежие цветы, пусть даже подаренные не тем мужчиной, с которым она проснулась утром. И чтобы слал отчаянные эсэмэски бедолага, с которым она уже месяц не может встретиться, потому что проводит свободное время с другими мужчинами, старательно делающими ее жизнь похожей на сказку. И чтобы муж, сколько бы она с ним ни прожила, когда-нибудь не ушел к другой. А любовник, с которым она изменяет мужу, всегда принадлежал только ей. Когда за чашкой кофе такая женщина рассказывает подруге, как в метро кто-то прижался к ней в толчее, и подруга, негодуя, талдычит об извращенцах, рассказчица прекрасно знает, что подруга просто завидует, ибо после того, как ее разнесло после рождения второго ребенка, ничего подобного с ней случиться уже не может. Кстати, для тех, кого разнесло: это неправда, и с вами может случиться что-то подобное, а то и похлеще. Мужчины – они тоже разные…
И не только женщины больше всего на свете боятся остаться стареющим, невостребованным существом, проводящим ночи в одиночестве.
Принято считать, что большинству женщин хотелось бы, чтобы их одиночество скрашивал один-единственный мужчина, а большинству мужчин – наоборот. На самом деле это не так. Во всяком случае, в том, что касается женщин.
Взять, к примеру, инстинкт продолжения рода. Мог ли надмирный разум, создавая человека, предположить, что тот придумает способ трахаться, при этом не размножаясь, а лишь наслаждаясь процессом? Что многие женщины второй половины двадцатого века вдруг поймут, что уже не хотят иметь нескольких детей, а хотят нескольких сексуальных партнеров одновременно, меняя их, как сумочки для коктейлей? Сегодня возьму с собой красную сумочку, она так эффектно смотрится с этими шпильками, а завтра, на деловой ужин, – черную, с металлической застежкой. Сегодня я сплю с Олегом, а завтра отдамся Андрею. Жаль, дедушка Фрейд не дожил до этого момента, он бы узнал, что вытворяют в стране, где секса нет, ученицы старших классов. Уверен, он произнес бы что-нибудь вроде: «Секс победил коммунизм и перестройку». Странно, что всего этого надмирный разум не предусмотрел. Я имею в виду не коммунизм и перестройку, а старшеклассниц и их способ времяпрепровождения.
В свои сорок Валерия Павловна не скрывала, что создана не для того, чтобы иметь семью. Затвердилась в этой мысли она после троекратного замужества, то есть каждый брак, а затем и бракоразводный процесс, давали ей все новые подтверждения тому, что смысл ее жизни не может сводиться к обслуживанию одного отдельно взятого самца, который отнюдь не всегда помнит о том, что женщина не меньше мужчины нуждается в хорошем, регулярном сексе. К тому же оказалось, что мужья, даже самые воспитанные, не в состоянии ежедневно хотя бы только на словах подтверждать, что она по-прежнему одна из самых привлекательных особ в мегаполисе, когда-то носившем имя вождя мирового пролетариата, а ныне пафосно именуемом Санкт-Петербург.
Валерия Павловна любила читать гламурные журналы. Собственно, читать там особенно нечего, – короче, просматривать. Ей нравилась красивая жизнь – тех, на картинках, и ее собственная. Между ними было много общего. Она тоже обожала косметические процедуры, до болезненности. Spa, например. Конечно, с мужчинами она в носочках, перчатках, берушах и прочих спецсредствах не спала, но бывали в ее любовной практике случаи, когда она отказывалась от желанного свидания только потому, что не хотела пропустить сеанс восточного массажа в косметическом салоне, где ей сказали, что эффект будет обеспечен лишь при условии, что она пройдет курс без переносов и отсрочек. Эффект, конечно, был. Собственно, он всякий раз бывает. Недолго. Хотя бы потому, что косметическим салонам нужны постоянные клиенты. И постоянные заработки. Валерия Павловна не сомневалась: если кто-то и знает, что следует делать, чтобы внешность была неувядающей, эта информация хранится в таком сейфе и с таким секьюрити, что даже суперагентам до нее не добраться. Кто-то, конечно, доходит до определенных вещей своим умом. Валерия Павловна была большой энтузиасткой собственного ума, которому вполне обоснованно доверяла во всем, что не касалось мужчин.
Тут даже ум не спасал.
Конечно, она обожала красивые наряды. Еще совсем недавно, когда гламур окончательно не победил, Валерия Павловна ужасалась тому, что висело на плечиках в дорогих магазинах: это было до болезненности просто, уныло и однотонно. Для таких вещей следует иметь супервнешность, чтобы на тебе все-таки было что разглядывать. Нынешняя мода, которую вначале многие восприняли как недоразумение, на взгляд Валерии, была интересна и для мужчин, которые, как известно, любят глазами. Кто мог подумать, что такая мода уйдет в народ? Она с усмешкой вспоминала, как еще года полтора назад в «Форбс» писали, что обувь со стразами, выпущенная по настоянию примадонны и украшенная ее именем, себя не оправдала, так как такие туфли, во-первых, покупают только ее, примадонны, солидные ровесницы, а во-вторых, не на каждый день. Всё! Теперь у женщин любого круга и любого возраста каждый день – праздник! Оборочки, складочки, рюши, кружева, стразы, камеи, перья, пуговицы, бусы… Фантастические сумочки, изукрашенные вдоль и поперек, платья, расшитые всем, чем попало. Это была ее мода, и теперь, куда бы дальше ни завернула от кутюр, Валерия Павловна была полна решимости остаться в гламуре навсегда. Одно лишь ее не устраивало: никак она не могла взять в толк, листая журналы, куда, по мнению тех, кто их выпускает, должны деваться женщины после тридцати? Почему, сколько ни смотри, женщин ее возраста, рекламирующих модные вещи, не обнаружишь? Ведь свистушки в двадцать—тридцать лет, если, конечно, они не родились в приличных семьях, еще только в лучшем случае вышли на охоту за обеспеченным мужчиной, и если разница в возрасте между ними и их избранниками невелика, как правило, мало на что могут рассчитывать. А если самец попался увесистый, за ним обязательно тянется вереница прежних жен, детей, оплодотворенных подруг, преданных секретарш, которых он сентиментально опекает из простого эгоизма или житейской предусмотрительности. Зато зрелая женщина ее лет, как правило, располагает всем сама: и собой, и достаточными средствами. Она к этому времени уже заработала себе кое-какой капитал и хочет отлично выглядеть и быть на высоте. Но если даже не заработала, не успела, неужели она должна отказать себе в удовольствии помечтать?! Что, гламурные журналы читают только те, у кого денег навалом? Если бы это было так, у журналов был бы очень ограниченный тираж. И они не выдержали бы меж собой конкуренции, им просто не хватило бы гламурных идей и гламурных знаменитостей. Интересно, как должна протекать гламурная конкурентная война? Эффектно. Под музыку… И кому ее закажут? И кто?.. Пока же им всем недостает воображения и здравого смысла. Если даже их маркетологи не сумели грамотно вычислить целевую аудиторию. Почему, листая журналы, Валерия Павловна должна соотносить себя и свою драгоценную зрелость с этими заштукатуренными дурочками? Зачем ей читать об их вкусах и пристрастиях и почему она должна постоянно прикидывать, как будет смотреться вот этот гарнитур на женщине, которой уже есть что скрывать? И потом, ей необходимы положительные гламурные примеры того, как другие справляются со своим возрастом. Может, написать в редакцию? Странно, в ней жила еще эта советская наивность: написала в редакцию, тебе тут же ответили, и ты теперь знаешь, как жить. Или наоборот.
Хотя, как жить, она, конечно, знала. В ее квартире ремонт и обстановка были дизайнерские. Викторианский стиль в сырой петербургской многоэтажке. Ну, конечно, не совсем так, но она старалась. Были у дизайнера очень оригинальные решения, только к тому времени она уже разводилась с третьим мужем, и ей пришлось все работы остановить. Сама она никогда не сидела дома, потому что дома скучно, к тому же ей всегда хотелось самой чего-то добиваться, на глазах у окружающих, будучи хорошо одетой и причесанной. Это главное. Но и квартира, и то, что в ней, тоже имеет значение. И еще здоровье. Так все ничего, но курить надо бы бросить.
Чего еще она не понимала – это откуда пошла мода не просто сниматься для журнала, но сниматься в собственных интерьерах. Зачем показывать всем и каждому, как ты живешь? Чтобы вызвать чью-то зависть? А как же неприкосновенность жилища? Умные люди предпочитают не демонстрировать не только свою спальню, но и вообще свой дом. Понятно: хочется похвастать тем, во что вложены большие деньги. Но вряд ли это оправдано. Слишком многие из гламурных персон так или иначе пострадали от грабителей: у кого в угоне автомобиль, у кого квартиру обчистили, пока они изображали любителей горно-лыжного времяпрепровождения в Куршевеле – исключительно ради того, чтобы получить очередной кредит у банка. Нет, лучше жить тихо. Так безопаснее.
О клубе разное говорили. Но ей в глаза – только хорошее. Она знала все свои слабые и сильные стороны и вполне могла утверждать, что держит ситуацию под контролем. Да, официанты оставляют желать лучшего. Но так дело обстоит практически везде, даже в дорогих ресторанах. Да, менеджеры нечисты на руку, химичат с чаевыми, их приходится время от времени увольнять и набирать новых, абсолютно таких же. Но зато в клубе неплохая кухня и отличный стриптиз. А это сочетание что надо. Ремонт, конечно, хорошо бы сделать, кое-что обновить. Но собственники не спешат раскошеливаться, а слишком напрягаться и кого-то убеждать Валерия Павловна не собиралась. Вот, женский туалет хотя бы ремонтируют. Если устроят цены и то, что получится в результате, можно будет продолжить. Она не сомневалась, что все быстро окупится, главное – чтобы клиентам ремонт не доставил лишних неудобств. Сейчас конец зимы, посетителей, как обычно, поубавилось. Ее контингент предпочитает это время года проводить на солнечных пляжах, набираться здоровья. За зиму все, что под рукой, так надоедает, что хочется резко сменить обстановку. К осени можно было бы сменить обстановку и в «My Little Baby». Смешение стилей. Все туалеты разные, как стены общего зала, кабинеты и даже посуда. Можно за лето набрать свеженьких девочек, но и кое-кого из прежних оставить, для ностальгии. Хотя вряд ли новенькие будут ее меньше раздражать. Сначала Валерия Павловна не понимала, почему это происходит. Ей искренне казалось, что все девочки одинаково бестолковы, ленивы и слишком много болтают. Но потом она поняла: просто ее раздражают все, кто моложе. Потому что кожа у них гладкая и упругая, глаза сияют, но главное – кураж. У них его хоть отбавляй. А у нее уже совсем не осталось. Темперамент при ней, а вот куража – нету, хоть плач. И поэтому она стала такой раздражительной и плаксивой. Многие вещи, которые прежде вообще не трогали, вызывают слезы. Похоже, это слезы обиды – на судьбу, на жизнь, на окружающих, независимо от того, имеют они к ней непосредственное отношение или нет.
Здесь нет керамической плитки от «Ceramica Bardelli» с рисунками Пьеро Форназетти, стильных раковин от «KOHLER», хромированных смесителей «dornbracht» и унитазов от вездесущего Филиппа Старка. А с потолка не льется мягкий свет от «Ingo Maurer». Вместо всего этого взгляд слепят дешевые китайские светильники из соседнего магазина «Товары для ремонта». Обычный туалет с легким налетом гламура – я имею в виду зеркало в массивной раме, выкрашенной под позолоту, и такие же (то есть с имитацией под золото) смесители. Пожалуй, единственное, на чем можно остановить взгляд и на что, видимо, была потрачена половина ремонтного бюджета, – это столешница из кориана, в которую врезаны две прямоугольные раковины. Ну и, наверное, кабинки, которых семь и которые отделены одна от другой перегородками от пола до потолка и глухими белыми дверями, тоже от самого пола.
За неделю до описываемых событий директор клуба Валерия Павловна решила заменить в женском туалете отечественные унитазы, издающие при сливе чудовищные утробные звуки, на что-то более современное, но недорогое. После долгих, как ей показалось, поисков – а Валерия Павловна провела в огромном строительном гипермаркете целых пятнадцать минут – она остановилась на шведских унитазах: без претензий на высокий дизайн, но зато имеющих приятные полукруглые формы. Двум любящим выпить, но берущим совсем недорого сантехникам, Валерия Павловна дала указание поменять унитазы в женском, а потом и в мужском туалетах как можно скорее, в настоящий момент временно открыв для посетительниц служебные, вполне презентабельные и чистые. Но, как известно, все в этой жизни относительно. Получив задаток, приятели обмыли заказ, после чего благополучно ударились в запой, зачин которому, кстати говоря, был положен тут же, в женском туалете, пока охрана не довела это обстоятельство до сведения начальства. Валерия Павловна вышла из себя и уже готова была отдать приказ гнать эту пьянь взашей, но жертвы алкогольной зависимости так убедительно клялись мамой с завтрашнего дня завязать, к тому же подослав к начальству зареванных жен, что Валерия Павловна не устояла, хотя и продолжала злиться – уже на себя: сколько раз зарекалась нанимать кого-то по дешевке, и вот нате вам, опять наступила на те же грабли! Что ей было делать, входить в новые расходы?! Да и работали мужики вообще-то аккуратно, а на трезвую голову – ответственно, и даже, уходя в запой, несколько унитазов все-таки умудрились заменить.
Но оставим на время смелых парней, с завидным упорством меняющих унитазы и налаживающих бесперебойную работу сливных бачков, в настоящий момент нам куда интереснее сама Валерия Павловна – хотя бы потому, что действие, которое разворачивается на наших глазах, происходит во вверенном ей учреждении, имеющем вполне официальный статус ночного клуба.
Когда в Нью-Йорке падали башни-близнецы, погрузив в клубы пыли пол-Манхэттена, Валерия Павловна сидела в косметическом кабинете и внимательно следила за движениями девушки, делавшей ей педикюр. Когда бравые американские и английские солдаты, ободренные гневными речами Джорджа Буша и Тони Блэра, вышибали мозги мирным жителям Ирака, Валерия Павловна не торопясь выбирала молочко для тела в одном из магазинов «Риф Гош». Когда весь мир, затаив дыхание, следил за развитием событий с захватом заложников «Норд-Оста», директор клуба «My Little Baby» примеряла шелковое нижнее белье в своем любимом магазине «Дикая Орхидея». А когда несколько сот человек кричали от ужаса в падающем «Боинге-737», принадлежавшем кипрской авиакомпании «Helios Airlines», она в полной тишине своей нескромно большой квартиры придирчиво рассматривала свое тело, час назад покинувшее солярий. Всякий раз, когда в мире происходило что-то ужасное, эта женщина предпочитала по возможности ничего не знать, не смотреть и не слушать, а уж тем более не вникать в подробности. Какой смысл тратить свободное время на просиживание перед телевизором и созерцание трупов, чтобы после пить антидепрессанты? Свободным временем можно распорядиться куда более разумно, посвятив его таким приятным вещам, как, например, поедание вишневого штруделя со взбитыми сливками или ванильного мороженого с черникой, залитого карамелью так, что и мороженого не видно. А еще его можно провести в объятиях очередного любовника, который моложе тебя лет на десять, который обладает прекрасным телом и который так же, как и ты, ненавидит отношения, длящиеся больше двух месяцев. Поскольку Валерия Павловна на примере матери видела, к чему может привести чрезмерное пристрастие к пирожным, она предпочитала их не есть, а потому из всех прочих удовольствий, с помощью которых состоятельные женщины скрашивают свой досуг, предпочитала мужчин. Как и любая на ее месте, трижды в неделю она потела на тренажерах, а раз в неделю посещала бассейн – или баню, по настроению.
Как часто мне доводилось слышать: «Я делаю все, чтобы хорошо выглядеть, только для того, чтобы нравиться самой себе!» И сколько раз, слыша это, я ухмылялся, ибо подобные высказывания – полная чушь и примитивный самообман, в плену которого женщины находятся многие годы, стереотип, навязанный сериалом «Секс в большом городе» и прочей телепродукцией массового потребления; помимо всего другого, это еще и боязнь реально взглянуть на вещи. Женщины во всем мире, кроме актрис и певиц, безмятежно глядящих на нас с обложек глянцевых изданий, а также замороченных телеведущих, самовлюбленных манекенщиц и насиликоненных порнозвезд, которым необходимо безупречно выглядеть, чтобы обеспечить себе контракты с неисчисляемым количеством нулей, все до единой ухаживают за собой, в первую очередь для того, чтобы пользоваться успехом у мужчин. Потому что каждой хочется видеть, как зажигается обращенный на нее взгляд знакомых и незнакомых мужчин, каждой хочется слушать комплименты опасливых сослуживцев, стремящихся не перейти черту – ведь на наших фирмах теперь тоже соблюдают корпоративные стандарты, нарушение которых чревато суровыми санкциями вплоть до увольнения. Да, каждой женщине хочется, чтобы в любимой вазе от Wedgwood всегда стояли свежие цветы, пусть даже подаренные не тем мужчиной, с которым она проснулась утром. И чтобы слал отчаянные эсэмэски бедолага, с которым она уже месяц не может встретиться, потому что проводит свободное время с другими мужчинами, старательно делающими ее жизнь похожей на сказку. И чтобы муж, сколько бы она с ним ни прожила, когда-нибудь не ушел к другой. А любовник, с которым она изменяет мужу, всегда принадлежал только ей. Когда за чашкой кофе такая женщина рассказывает подруге, как в метро кто-то прижался к ней в толчее, и подруга, негодуя, талдычит об извращенцах, рассказчица прекрасно знает, что подруга просто завидует, ибо после того, как ее разнесло после рождения второго ребенка, ничего подобного с ней случиться уже не может. Кстати, для тех, кого разнесло: это неправда, и с вами может случиться что-то подобное, а то и похлеще. Мужчины – они тоже разные…
И не только женщины больше всего на свете боятся остаться стареющим, невостребованным существом, проводящим ночи в одиночестве.
Принято считать, что большинству женщин хотелось бы, чтобы их одиночество скрашивал один-единственный мужчина, а большинству мужчин – наоборот. На самом деле это не так. Во всяком случае, в том, что касается женщин.
Взять, к примеру, инстинкт продолжения рода. Мог ли надмирный разум, создавая человека, предположить, что тот придумает способ трахаться, при этом не размножаясь, а лишь наслаждаясь процессом? Что многие женщины второй половины двадцатого века вдруг поймут, что уже не хотят иметь нескольких детей, а хотят нескольких сексуальных партнеров одновременно, меняя их, как сумочки для коктейлей? Сегодня возьму с собой красную сумочку, она так эффектно смотрится с этими шпильками, а завтра, на деловой ужин, – черную, с металлической застежкой. Сегодня я сплю с Олегом, а завтра отдамся Андрею. Жаль, дедушка Фрейд не дожил до этого момента, он бы узнал, что вытворяют в стране, где секса нет, ученицы старших классов. Уверен, он произнес бы что-нибудь вроде: «Секс победил коммунизм и перестройку». Странно, что всего этого надмирный разум не предусмотрел. Я имею в виду не коммунизм и перестройку, а старшеклассниц и их способ времяпрепровождения.
В свои сорок Валерия Павловна не скрывала, что создана не для того, чтобы иметь семью. Затвердилась в этой мысли она после троекратного замужества, то есть каждый брак, а затем и бракоразводный процесс, давали ей все новые подтверждения тому, что смысл ее жизни не может сводиться к обслуживанию одного отдельно взятого самца, который отнюдь не всегда помнит о том, что женщина не меньше мужчины нуждается в хорошем, регулярном сексе. К тому же оказалось, что мужья, даже самые воспитанные, не в состоянии ежедневно хотя бы только на словах подтверждать, что она по-прежнему одна из самых привлекательных особ в мегаполисе, когда-то носившем имя вождя мирового пролетариата, а ныне пафосно именуемом Санкт-Петербург.
Валерия Павловна любила читать гламурные журналы. Собственно, читать там особенно нечего, – короче, просматривать. Ей нравилась красивая жизнь – тех, на картинках, и ее собственная. Между ними было много общего. Она тоже обожала косметические процедуры, до болезненности. Spa, например. Конечно, с мужчинами она в носочках, перчатках, берушах и прочих спецсредствах не спала, но бывали в ее любовной практике случаи, когда она отказывалась от желанного свидания только потому, что не хотела пропустить сеанс восточного массажа в косметическом салоне, где ей сказали, что эффект будет обеспечен лишь при условии, что она пройдет курс без переносов и отсрочек. Эффект, конечно, был. Собственно, он всякий раз бывает. Недолго. Хотя бы потому, что косметическим салонам нужны постоянные клиенты. И постоянные заработки. Валерия Павловна не сомневалась: если кто-то и знает, что следует делать, чтобы внешность была неувядающей, эта информация хранится в таком сейфе и с таким секьюрити, что даже суперагентам до нее не добраться. Кто-то, конечно, доходит до определенных вещей своим умом. Валерия Павловна была большой энтузиасткой собственного ума, которому вполне обоснованно доверяла во всем, что не касалось мужчин.
Тут даже ум не спасал.
Конечно, она обожала красивые наряды. Еще совсем недавно, когда гламур окончательно не победил, Валерия Павловна ужасалась тому, что висело на плечиках в дорогих магазинах: это было до болезненности просто, уныло и однотонно. Для таких вещей следует иметь супервнешность, чтобы на тебе все-таки было что разглядывать. Нынешняя мода, которую вначале многие восприняли как недоразумение, на взгляд Валерии, была интересна и для мужчин, которые, как известно, любят глазами. Кто мог подумать, что такая мода уйдет в народ? Она с усмешкой вспоминала, как еще года полтора назад в «Форбс» писали, что обувь со стразами, выпущенная по настоянию примадонны и украшенная ее именем, себя не оправдала, так как такие туфли, во-первых, покупают только ее, примадонны, солидные ровесницы, а во-вторых, не на каждый день. Всё! Теперь у женщин любого круга и любого возраста каждый день – праздник! Оборочки, складочки, рюши, кружева, стразы, камеи, перья, пуговицы, бусы… Фантастические сумочки, изукрашенные вдоль и поперек, платья, расшитые всем, чем попало. Это была ее мода, и теперь, куда бы дальше ни завернула от кутюр, Валерия Павловна была полна решимости остаться в гламуре навсегда. Одно лишь ее не устраивало: никак она не могла взять в толк, листая журналы, куда, по мнению тех, кто их выпускает, должны деваться женщины после тридцати? Почему, сколько ни смотри, женщин ее возраста, рекламирующих модные вещи, не обнаружишь? Ведь свистушки в двадцать—тридцать лет, если, конечно, они не родились в приличных семьях, еще только в лучшем случае вышли на охоту за обеспеченным мужчиной, и если разница в возрасте между ними и их избранниками невелика, как правило, мало на что могут рассчитывать. А если самец попался увесистый, за ним обязательно тянется вереница прежних жен, детей, оплодотворенных подруг, преданных секретарш, которых он сентиментально опекает из простого эгоизма или житейской предусмотрительности. Зато зрелая женщина ее лет, как правило, располагает всем сама: и собой, и достаточными средствами. Она к этому времени уже заработала себе кое-какой капитал и хочет отлично выглядеть и быть на высоте. Но если даже не заработала, не успела, неужели она должна отказать себе в удовольствии помечтать?! Что, гламурные журналы читают только те, у кого денег навалом? Если бы это было так, у журналов был бы очень ограниченный тираж. И они не выдержали бы меж собой конкуренции, им просто не хватило бы гламурных идей и гламурных знаменитостей. Интересно, как должна протекать гламурная конкурентная война? Эффектно. Под музыку… И кому ее закажут? И кто?.. Пока же им всем недостает воображения и здравого смысла. Если даже их маркетологи не сумели грамотно вычислить целевую аудиторию. Почему, листая журналы, Валерия Павловна должна соотносить себя и свою драгоценную зрелость с этими заштукатуренными дурочками? Зачем ей читать об их вкусах и пристрастиях и почему она должна постоянно прикидывать, как будет смотреться вот этот гарнитур на женщине, которой уже есть что скрывать? И потом, ей необходимы положительные гламурные примеры того, как другие справляются со своим возрастом. Может, написать в редакцию? Странно, в ней жила еще эта советская наивность: написала в редакцию, тебе тут же ответили, и ты теперь знаешь, как жить. Или наоборот.
Хотя, как жить, она, конечно, знала. В ее квартире ремонт и обстановка были дизайнерские. Викторианский стиль в сырой петербургской многоэтажке. Ну, конечно, не совсем так, но она старалась. Были у дизайнера очень оригинальные решения, только к тому времени она уже разводилась с третьим мужем, и ей пришлось все работы остановить. Сама она никогда не сидела дома, потому что дома скучно, к тому же ей всегда хотелось самой чего-то добиваться, на глазах у окружающих, будучи хорошо одетой и причесанной. Это главное. Но и квартира, и то, что в ней, тоже имеет значение. И еще здоровье. Так все ничего, но курить надо бы бросить.
Чего еще она не понимала – это откуда пошла мода не просто сниматься для журнала, но сниматься в собственных интерьерах. Зачем показывать всем и каждому, как ты живешь? Чтобы вызвать чью-то зависть? А как же неприкосновенность жилища? Умные люди предпочитают не демонстрировать не только свою спальню, но и вообще свой дом. Понятно: хочется похвастать тем, во что вложены большие деньги. Но вряд ли это оправдано. Слишком многие из гламурных персон так или иначе пострадали от грабителей: у кого в угоне автомобиль, у кого квартиру обчистили, пока они изображали любителей горно-лыжного времяпрепровождения в Куршевеле – исключительно ради того, чтобы получить очередной кредит у банка. Нет, лучше жить тихо. Так безопаснее.
О клубе разное говорили. Но ей в глаза – только хорошее. Она знала все свои слабые и сильные стороны и вполне могла утверждать, что держит ситуацию под контролем. Да, официанты оставляют желать лучшего. Но так дело обстоит практически везде, даже в дорогих ресторанах. Да, менеджеры нечисты на руку, химичат с чаевыми, их приходится время от времени увольнять и набирать новых, абсолютно таких же. Но зато в клубе неплохая кухня и отличный стриптиз. А это сочетание что надо. Ремонт, конечно, хорошо бы сделать, кое-что обновить. Но собственники не спешат раскошеливаться, а слишком напрягаться и кого-то убеждать Валерия Павловна не собиралась. Вот, женский туалет хотя бы ремонтируют. Если устроят цены и то, что получится в результате, можно будет продолжить. Она не сомневалась, что все быстро окупится, главное – чтобы клиентам ремонт не доставил лишних неудобств. Сейчас конец зимы, посетителей, как обычно, поубавилось. Ее контингент предпочитает это время года проводить на солнечных пляжах, набираться здоровья. За зиму все, что под рукой, так надоедает, что хочется резко сменить обстановку. К осени можно было бы сменить обстановку и в «My Little Baby». Смешение стилей. Все туалеты разные, как стены общего зала, кабинеты и даже посуда. Можно за лето набрать свеженьких девочек, но и кое-кого из прежних оставить, для ностальгии. Хотя вряд ли новенькие будут ее меньше раздражать. Сначала Валерия Павловна не понимала, почему это происходит. Ей искренне казалось, что все девочки одинаково бестолковы, ленивы и слишком много болтают. Но потом она поняла: просто ее раздражают все, кто моложе. Потому что кожа у них гладкая и упругая, глаза сияют, но главное – кураж. У них его хоть отбавляй. А у нее уже совсем не осталось. Темперамент при ней, а вот куража – нету, хоть плач. И поэтому она стала такой раздражительной и плаксивой. Многие вещи, которые прежде вообще не трогали, вызывают слезы. Похоже, это слезы обиды – на судьбу, на жизнь, на окружающих, независимо от того, имеют они к ней непосредственное отношение или нет.