Страница:
Демид улыбнулся. Бедный Вадик выложил все свои сокровища без утайки. Пожалуй, Демиду стоило пойти в следователи. Малая толика гипноза, и самый закоренелый преступник расскажет ему все, как на исповеди, обливаясь слезами.
– Вадим, у меня есть отличное название для твоей игры. "Внутренний Мир". По-моему, неплохо звучит.
Демид вцепился пристальным взглядом в лицо собеседника, изучая его реакцию.
"Ноль эмоций. Словосочетание "Внутренний Мир" для Вадима – пустой звук. Совпадение? Да нет, слишком уж много общего… Фантомы, ментальные копии друзей и врагов… Не бывает таких случайностей".
– Алексей Петрович Куваев. Не знаком тебе такой человек?
– Петрович? Да, был такой, работал у нас. Да кто его не знал? С ним пол-университета здоровалось за руку. Здоровенный такой мужик. Дворник, но с умищем, как у Карла Маркса.
– Дворник?
– Ну да, дворником он у нас работал. А больше по кафедрам ходил. Сядет, заведет разговор, и не оторвешься. Редкостный был собеседник. Коньяк, правда, пить отказывался – говорил, что старовер. Но схватывал этот старовер все на лету. Порой мне казалось, что в программировании он соображает раз в десять лучше меня. Пользовательские программы дед осваивал так, что только дым шел от моих компьютеров. И Windows ему покажи, и Paintbrush. А графические редакторы как любил – хлебом не корми! Я только диву давался – привык, что обычно старики шарахаются от компьютеров как от огня. Наверное, их оскорбляет, что кто-то может быть умнее, чем они. А этот придет потихонечку, попросит так вежливо на каком-нибудь ненужном компьютере поиграться, у меня их тогда много стояло. Да и просидит часов пять, пока комендант не придет материть его за безделье. Загляну я потом – что это он там копался, а там штук тридцать новых файлов! И обязательно с паролем каким-нибудь хитроумным. Такую защиту на свою информацию навешивал – мегабайт по десять! Ну, ты сам понимаешь, что для меня такую защиту сломать – раз плюнуть. Я просто слюной от любопытства истекал, когда лез в его программы. Уж очень интересно было посмотреть, чего там этот дворник наваял!
– И что там было?
– Да ничего хорошего. Ерунда всякая. Стихи самопальные, корявые. Знаки какие-то. Графика – рисунки, как курица лапой. Только он быстро сообразил, что я за ним подглядываю. Не знаю, что уж он умудрился сделать, но только в один прекрасный день, когда я сунулся в его сокровища, винчестер сыграл "в лесу родилась елочка", застучал, как бешеный, и развалился пополам. Вон он лежит.
Вадим ткнул пальцем на полку, где лежал "винт" с лаконичной наклейкой "Гробанул Петрович ". Серебристый металл корпуса пересекала узкая трещина.
– И что?
– Петрович пришел, хмыкнул. "Не надо, мол, паря, в мою конпьютерь без меня лазить". А потом вытащил из кармана пачку денег и отдает мне. На починку, говорит. Там столько бабок было – новый Пентиум купить можно! Я, естественно, заткнулся. Так и не понял я, что этот Петрович из себя представлял. Поработал он дворником года полтора, да и уволился.
– А на твоем компьютере он не работал?
– Ну, может и играл пару раз, пока меня не было, – Вадим побледнел. – Ты что, думаешь… Не может быть! У меня там все такими кодами защищено, за пять лет не расшифруешь!
"Ну, по части кодов Эй-Пи был такой мастер, что ты ему в подметки не годишься, – подумал Дема. – Змею ты пригрел на груди, Вадя. Одно только утешает: то, что он у тебя упер и усовершенствовал, никогда не выплывет на свет божий. Я уж об этом позабочусь!"
– Слушай, а что, если общение с твоими компьютерными фантомами устроить не на словесном, а на телепатическом уровне?
– Ну ты скажешь, – засмеялся Вадим. – Фантастики, что ли, дешевой начитался? Телепатия… Если бы я заставил компьютер телепатически общаться, мне можно было бы сразу отправляться за Нобелевской премией, а не в психологических программках ковыряться! Да и не верю я, честно говоря, ни в какую телепатию. Нет, конечно, книжки всякие такие я люблю почитать. "Монстр-убийца терроризирует город, вторгаясь в мысли обитателей и разрубая на части ихние мозги!" Но такое только в книжках бывает.
– Вот ты какой, значит. Диалектик-материалист. Ну что же, тебе виднее. И на какой стадии сейчас твои разработки? С Наполеоном еще нельзя потрепаться?
– Да нет, – засмущался Вадим. – Похвастаться пока нечем. Не знаю, что тут не так – может быть, оперативной памяти не хватает? Нет жизни в моих образах, и все тут. Трупы какие-то говорящие. И словарный запас наработан огромный, и жаргонные выражения вводил, и ситуации общения миллион раз моделировал. Все равно с первых слов чувствуется, что общаешься с машиной, а не с человеком. А уж как пошутит – просто плакать хочется! Иногда думаю – выкинуть нужно к черту этот фразеологический синтезатор. Назаписывать стандартных предложений на все случаи жизни – как в метро, на магнитофоне: "Осторожно, двери закрываются! При сходе с эскалатора не наступайте на свои шнурки!" Гроб с музыкой!
– А у тебя и не получится как с человеком. Потому что слова – это еще не все. Кое-что в твоем компьютере будет отсутствовать всегда.
– Что же?
– Душа.
– Опять двадцать пять, – раздраженно сказал Вадим. – То ему телепатию подавай, то душу в компьютер вкладывай. Где ты видел, чтобы у неживого предмета была душа?
– Всякое бывает. Может быть, твой компьютер живет своей, недоступной нам жизнью и смотрит на нас свысока, как на явления более низкого духовного порядка? Нам никогда не подняться до его уровня – жалким млекопитающим, сделанным из белковых коллоидов и вынужденным ежедневно поглощать огромное количество переработанных останков подобных нам органических существ. А?
– Ха-ха, – грустно произнес Вадик. – Мне очень смешно.
"Вот, значит, как обстоят дела, – Дема переваривал информацию. – Полтора года мы с Петровичем работали в одном учреждении. Он подметал дорожки, жег мусор, да старательно отворачивал свою бородатую физиономию, когда я проходил мимо – чтоб не примелькаться. А я еще удивляюсь, откуда он так много про меня знает. А он пас меня, как овечку – своего будущего преемника. Да заодно компьютер осваивал…"
– Слушай, Вадим. Если в компьютере стерта какая-то информация, восстановить ее можно?
– Раз плюнуть. Ну, правда, смотря как стерта. Если ты просто стер какой-то файл, или даже группу файлов, то я восстановлю тебе все как было. Если, конечно, ты не работал на компьютере после этого. Дело в том, что, когда ты даешь компьютеру задание стереть файл, он просто уничтожает первую букву его названия в головном списке – информация остается на диске, но он как бы делает для себя пометку, что она уже не нужна. Есть специальные программы для поиска и восстановления стертых файлов, типа "UNERASE".
– Это ерунда. Такое я и сам могу сделать. Подумаешь, UNERASE запустить. Там дело намного серьезнее. Там, похоже, стоит гигантский блок, типа мощного вируса, и не дает вообще дотронуться до памяти.
– Это интересно… – Глаза у Вадима загорелись. – Жалко, времени сейчас нет. Твой компьютер гробанулся?
– Да. У меня для тебя есть работа – прямо сейчас. Собирайся, поехали.
– Слушай, Дем, давай попозже. Я же тебе говорил – у меня запарка. Через недельку все тебе сделаю.
– Нет, тебе придется бросить все. Заболей, возьми больничный, выкручивайся как хочешь. Работа очень срочная. Я тебе заплачу.
– Да ладно, Дем! Что я тебе, за так не сделаю? Пузырь потом вместе раздавим, и порядок. Но попозже.
– Пятьсот долларов, – произнес Демид. – И сейчас.
– Пятьсот? – Вадик вытаращился на Демида, как на ненормального. – Ты сдурел? Или банк ограбил?
– Что-то типа этого. Ты глазки-то закати свои обратно. Тебе за эти пятьсот еще ох как попыхтеть придется! Поехали. Время не ждет.
ГЛАВА 9.
ГЛАВА 10.
– Вадим, у меня есть отличное название для твоей игры. "Внутренний Мир". По-моему, неплохо звучит.
Демид вцепился пристальным взглядом в лицо собеседника, изучая его реакцию.
"Ноль эмоций. Словосочетание "Внутренний Мир" для Вадима – пустой звук. Совпадение? Да нет, слишком уж много общего… Фантомы, ментальные копии друзей и врагов… Не бывает таких случайностей".
– Алексей Петрович Куваев. Не знаком тебе такой человек?
– Петрович? Да, был такой, работал у нас. Да кто его не знал? С ним пол-университета здоровалось за руку. Здоровенный такой мужик. Дворник, но с умищем, как у Карла Маркса.
– Дворник?
– Ну да, дворником он у нас работал. А больше по кафедрам ходил. Сядет, заведет разговор, и не оторвешься. Редкостный был собеседник. Коньяк, правда, пить отказывался – говорил, что старовер. Но схватывал этот старовер все на лету. Порой мне казалось, что в программировании он соображает раз в десять лучше меня. Пользовательские программы дед осваивал так, что только дым шел от моих компьютеров. И Windows ему покажи, и Paintbrush. А графические редакторы как любил – хлебом не корми! Я только диву давался – привык, что обычно старики шарахаются от компьютеров как от огня. Наверное, их оскорбляет, что кто-то может быть умнее, чем они. А этот придет потихонечку, попросит так вежливо на каком-нибудь ненужном компьютере поиграться, у меня их тогда много стояло. Да и просидит часов пять, пока комендант не придет материть его за безделье. Загляну я потом – что это он там копался, а там штук тридцать новых файлов! И обязательно с паролем каким-нибудь хитроумным. Такую защиту на свою информацию навешивал – мегабайт по десять! Ну, ты сам понимаешь, что для меня такую защиту сломать – раз плюнуть. Я просто слюной от любопытства истекал, когда лез в его программы. Уж очень интересно было посмотреть, чего там этот дворник наваял!
– И что там было?
– Да ничего хорошего. Ерунда всякая. Стихи самопальные, корявые. Знаки какие-то. Графика – рисунки, как курица лапой. Только он быстро сообразил, что я за ним подглядываю. Не знаю, что уж он умудрился сделать, но только в один прекрасный день, когда я сунулся в его сокровища, винчестер сыграл "в лесу родилась елочка", застучал, как бешеный, и развалился пополам. Вон он лежит.
Вадим ткнул пальцем на полку, где лежал "винт" с лаконичной наклейкой "Гробанул Петрович ". Серебристый металл корпуса пересекала узкая трещина.
– И что?
– Петрович пришел, хмыкнул. "Не надо, мол, паря, в мою конпьютерь без меня лазить". А потом вытащил из кармана пачку денег и отдает мне. На починку, говорит. Там столько бабок было – новый Пентиум купить можно! Я, естественно, заткнулся. Так и не понял я, что этот Петрович из себя представлял. Поработал он дворником года полтора, да и уволился.
– А на твоем компьютере он не работал?
– Ну, может и играл пару раз, пока меня не было, – Вадим побледнел. – Ты что, думаешь… Не может быть! У меня там все такими кодами защищено, за пять лет не расшифруешь!
"Ну, по части кодов Эй-Пи был такой мастер, что ты ему в подметки не годишься, – подумал Дема. – Змею ты пригрел на груди, Вадя. Одно только утешает: то, что он у тебя упер и усовершенствовал, никогда не выплывет на свет божий. Я уж об этом позабочусь!"
– Слушай, а что, если общение с твоими компьютерными фантомами устроить не на словесном, а на телепатическом уровне?
– Ну ты скажешь, – засмеялся Вадим. – Фантастики, что ли, дешевой начитался? Телепатия… Если бы я заставил компьютер телепатически общаться, мне можно было бы сразу отправляться за Нобелевской премией, а не в психологических программках ковыряться! Да и не верю я, честно говоря, ни в какую телепатию. Нет, конечно, книжки всякие такие я люблю почитать. "Монстр-убийца терроризирует город, вторгаясь в мысли обитателей и разрубая на части ихние мозги!" Но такое только в книжках бывает.
– Вот ты какой, значит. Диалектик-материалист. Ну что же, тебе виднее. И на какой стадии сейчас твои разработки? С Наполеоном еще нельзя потрепаться?
– Да нет, – засмущался Вадим. – Похвастаться пока нечем. Не знаю, что тут не так – может быть, оперативной памяти не хватает? Нет жизни в моих образах, и все тут. Трупы какие-то говорящие. И словарный запас наработан огромный, и жаргонные выражения вводил, и ситуации общения миллион раз моделировал. Все равно с первых слов чувствуется, что общаешься с машиной, а не с человеком. А уж как пошутит – просто плакать хочется! Иногда думаю – выкинуть нужно к черту этот фразеологический синтезатор. Назаписывать стандартных предложений на все случаи жизни – как в метро, на магнитофоне: "Осторожно, двери закрываются! При сходе с эскалатора не наступайте на свои шнурки!" Гроб с музыкой!
– А у тебя и не получится как с человеком. Потому что слова – это еще не все. Кое-что в твоем компьютере будет отсутствовать всегда.
– Что же?
– Душа.
– Опять двадцать пять, – раздраженно сказал Вадим. – То ему телепатию подавай, то душу в компьютер вкладывай. Где ты видел, чтобы у неживого предмета была душа?
– Всякое бывает. Может быть, твой компьютер живет своей, недоступной нам жизнью и смотрит на нас свысока, как на явления более низкого духовного порядка? Нам никогда не подняться до его уровня – жалким млекопитающим, сделанным из белковых коллоидов и вынужденным ежедневно поглощать огромное количество переработанных останков подобных нам органических существ. А?
– Ха-ха, – грустно произнес Вадик. – Мне очень смешно.
"Вот, значит, как обстоят дела, – Дема переваривал информацию. – Полтора года мы с Петровичем работали в одном учреждении. Он подметал дорожки, жег мусор, да старательно отворачивал свою бородатую физиономию, когда я проходил мимо – чтоб не примелькаться. А я еще удивляюсь, откуда он так много про меня знает. А он пас меня, как овечку – своего будущего преемника. Да заодно компьютер осваивал…"
– Слушай, Вадим. Если в компьютере стерта какая-то информация, восстановить ее можно?
– Раз плюнуть. Ну, правда, смотря как стерта. Если ты просто стер какой-то файл, или даже группу файлов, то я восстановлю тебе все как было. Если, конечно, ты не работал на компьютере после этого. Дело в том, что, когда ты даешь компьютеру задание стереть файл, он просто уничтожает первую букву его названия в головном списке – информация остается на диске, но он как бы делает для себя пометку, что она уже не нужна. Есть специальные программы для поиска и восстановления стертых файлов, типа "UNERASE".
– Это ерунда. Такое я и сам могу сделать. Подумаешь, UNERASE запустить. Там дело намного серьезнее. Там, похоже, стоит гигантский блок, типа мощного вируса, и не дает вообще дотронуться до памяти.
– Это интересно… – Глаза у Вадима загорелись. – Жалко, времени сейчас нет. Твой компьютер гробанулся?
– Да. У меня для тебя есть работа – прямо сейчас. Собирайся, поехали.
– Слушай, Дем, давай попозже. Я же тебе говорил – у меня запарка. Через недельку все тебе сделаю.
– Нет, тебе придется бросить все. Заболей, возьми больничный, выкручивайся как хочешь. Работа очень срочная. Я тебе заплачу.
– Да ладно, Дем! Что я тебе, за так не сделаю? Пузырь потом вместе раздавим, и порядок. Но попозже.
– Пятьсот долларов, – произнес Демид. – И сейчас.
– Пятьсот? – Вадик вытаращился на Демида, как на ненормального. – Ты сдурел? Или банк ограбил?
– Что-то типа этого. Ты глазки-то закати свои обратно. Тебе за эти пятьсот еще ох как попыхтеть придется! Поехали. Время не ждет.
ГЛАВА 9.
Лека едва успевала за Демидом. Он бежал впереди и поток ледяного воздуха смягчался, не так резал лицо. Лека знала, что не стоит отвлекаться, думать о том, как трудно бежать и сколько еще километров шлепать по обледенелому тротуару. Тогда бег становится и вправду тяжелым и нудным занятием. Она постаралась привести в порядок свои мысли, упорядочить дыхание. "Хээй – се… Хээй – се…" Но мысли ее невольно возвращались к Демиду, чьи лопатки неутомимо двигались перед ее носом. Он бежал в майке и спортивных трусах, несмотря на ранние заморозки, и Лека не могла не залюбоваться этой мускулистой спиной. Ей захотелось догнать Демида, остановить его, повернуть к себе лицом, прижаться к нему… Она глубоко втянула воздух, вытесняя из сознания непозволительные слабости.
Интересно, что будет, если она сейчас потихонечку отстанет, спрячется в кусты, а затем и вовсе сбежит от Демида? Ну, то, что он ее найдет – дело ясное. Интересно, как быстро? Час? День? Вряд ли дольше. А скорее всего, сразу почувствует ее отсутствие, догонит и вежливо, но настойчиво вернет на дорожку.
Конечно, она не против тренировок. Сперва она активно сопротивлялась такому насилию над своим телом, но потом с удивлением обнаружила, что привыкла к утренним пробежкам, к обливаниям под холодным душем, к странной китайской гимнастике (вроде бы ничего трудного – плавные медлительные движения, а нагрузка такая, словно штангу толкаешь). Но все же Демид мог бы обращаться с ней и понежнее. Не надо забывать о том, что она девушка, а не боец спецназа. О том, что ей так не хочется вылезать утром из теплой постели, что ей так больно, когда он хладнокровно бьет ее на тренировке ("Не хнычь! Не блокировала удар – сама виновата. Что значит – быстро бью? Я и так еле двигаюсь! Давай попробуем еще разок").
ОНА – НЕЖНОЕ, КРАСИВОЕ, МИЛОЕ СУЩЕСТВО, КОТОРОЕ ТРЕБУЕТ ЛАСКИ!!!
Последние слова Лека произнесла про себя громко, чтобы Демид услышал ее мысли и хотя бы немножко прозрел. Да куда ему прозревать-то! Он и так видит ее насквозь, чурбан бессовестный!
Лека споткнулась и едва не полетела носом вниз. Это было напоминанием от Демида, чтобы не отвлекалась и не приставала к нему по пустякам. Всегда так!
Она не знала точно, какими возможностями обладал Демид, лишь догадывалась, что он старается приглушить свои необычные способности. Контроль над собой порою давался Демиду с трудом – он словно сдерживал вулкан, бурлящий внутри него. Лека чувствовала это отчетливо – медиумические способности детства вернулись к ней быстро, и разговаривая с человеком, она оценивала его уже по-другому. Демид прибег к обычной медитативной практике – научил ее концентрировать внимание, отключаться от внешнего мира, черпать энергию из той магической, пронизывающей все и вся субстанции, которую в Китае называют "Ци", а в Индии "Прана". Дема редко теоретизировал, объясняя ей основы своего мировоззрения. Он был легким в общении, остроумным, и разъяснения его были доходчивыми. И все же Лека чувствовала, что смешливость, человечность, добродушие – признаки какого-то другого, прежнего Демида. Она же все чаще видела Демида хладнокровного, с ледяным отстраненным взглядом, с вежливой, но не эмоциональной улыбкой. Он неожиданно сбрил бороду (объяснил, что допекли Лекины приставания) и Лека поняла, почему он носил ее. Борода маскировала жесткое выражение лица, придавала ему большую человечность. Видела Лека и то, что сам Демид пытается бороться с новым началом, привнесенным в него извне, старается сохранить свою прежнюю сущность. Внутренняя борьба отнимала у него слишком много сил – в компании он мог шутить весь вечер напропалую, ухаживать за девушками (Лека старалась не ревновать), но вечером, дома, он словно покрывался инеем. Часами сидел в кресле с закрытыми глазами, и в это время мысли его были закрыты щитом, непробиваемым для Леки. Она старалась не подходить к нему в такие моменты.
Сторонник классического психоанализа объяснил бы состояние Демида активным подавлением собственной сексуальности. Лека и вправду чувствовала, что такое имеет место – они жили в одной комнате, спали в одной постели (хотя и под разными одеялами), и девушка осознавала, что Демид относится к ней небезразлично. Но она также понимала, что в нем живет внутреннее табу, не разрешающее сделать ее объектом своих сексуальных притязаний. Запрет на любовь был частью большого отпечатка известной только Демиду Системы, который поселился в нем и замораживал его душу.
Сама Лека не чувствовала потребности в половой жизни довольно долго – сеансы общения с "рубинчиком" разряжали ее не хуже любого мужчины. Сперва они происходили каждый день, но затем Демид объявил, что ее потребность к наркотикам снята, и теперь ей надо отучаться от самого рубина. Сеансы проходили все реже. Лека уже совершенно не чувствовала тяги к наркотикам, ей даже думать было противно об идиотском пороке. К магическому камню тянуло ее теперь по новой, не менее веской причине: Лека чувствовала, что в ней накапливается сексуальная энергия, не находящая выхода. Она отдала бы полжизни за десять минут настоящей физической близости с Демидом (и только с ним!). Она часто ловила себя на том, что представляет обнаженное тело Демида, видит, как его руки скользят по ее телу, как она, выгнувшись в истоме, подается к нему… Лека просыпалась вся мокрая и с завистью смотрела на Демида, который посапывал, повернувшись к ней спиной. Он так хорошо мог контролировать свои чувства…
Лека не решалась сказать об этом Демиду. Боялась, что он также может не удержаться, и их физическая близость нарушит шаткое душевное равновесие Демида.
Она усиленно тренировалась – это хоть немного, но помогало. Сильной стала, как лошадь. И походка изменилась. Обычная медленная ходьба казалась слишком скучным занятием, теперь Лека летала, как на крыльях. Демид перестал удерживать ее дома, она посетила многих своих бывших друзей, и была поражена, какие интересные люди окружали ее до того, как она начала "колоться". Все отмечали, как хорошо она выглядит, но она понимала, что внешние изменения – не главное. Лека чувствовала, что внутренние качества, заложенные в ней с детства, раскрываются, изменяя ее восприятие мира, поступки, мысли и побуждения. Она обнаружила, что всю жизнь пребывала в спящем состоянии и только теперь начала пробуждаться. Порой ей становилось страшно – она не узнавала себя в этой новой, сильной и столь уверенной в себе девушке. Немного огорчало лишь то, что люди стали относиться к ней менее открыто, несмотря на внешнюю привлекательность. Видимо, изменилась ее аура, некие невидимые импульсы, которые подсознательно воспринимаются каждым человеком. Лека стала настоящим бойцом, а ведь не каждый любит общаться с человеком, намного превосходящим его по силе духа, тем более, если этот человек – милая девушка.
А со Свином она поквиталась. Он подкараулил ее, когда она уходила от подруги – ждал около подъезда. За то время, пока Лека не видела Свина, он стал еще тошнотворнее. Перегородил своим пузом половину тротуара. Да и пьян был к тому же – разило от него, как из пивной бочки. В простом народе такие люди часто считаются здоровяками. По наблюдениям же Леки, по-настоящему сильными являются люди худые, жилистые. А в этом борове на каждую мышцу приходилось по полпуда висячего жира. И по полпуда тупой уверенности в своей силе, неотразимости и превосходстве над такими жалкими существами как Лека. Никто не болтал так много и цинично о бабах, как этот потный толстяк. По его словам, девки бегали за ним толпами, царапали из-за него друг другу физиономии и вообще не давали спокойно жить.
– Привет, подруга! Ты куда пропала? Нехорошо старых друзей забывать!
– Кто это тут старый друг? – Лека расставила ноги, сложила руки на груди и презрительно поглядела на Свинью. – Ты, что ли? Ты торговец наркотиками. Я с такой мразью больше не общаюсь. Ну-ка, подвинься, всю дорогу перекрыл!
– Ах ты, сучонка! Ты что, в натуре, самой крутой стала? Думаешь, папика крутого поимела? Да если я захочу, Динамита твоего замочат, так что концов не найдут. Хрен ты за так выйдешь! С тебя долг – тыща баксов! Или трахаться со мной две недели будешь.
"Ну и козел, – подумала Лека. – Демида он замочит! Размечтался"…
– Ах ты поросеночек мой розовый, – нежно проворковала она. – Ну, иди ко мне. Поцелуй меня в щечку!
Свин, недоверчиво осклабившись, сделал загребывающее движение руками, но схватил лишь воздух. Лека уже стояла сбоку от него и оскорбительно улыбалась.
– Ну, что же ты какой неловкий-то, Свин Иваныч? Или только шлюх вокзальных тискать умеешь?
Бешенство ударило в голову Свина и помутило рассудок. Никто не называл его этим обидным прозвищем в лицо. Он сделал неожиданно быстрое для его комплекции движение и попытался схватить Леку за руку. Не тут-то было! Чертова девчонка словно предугадывала его движения и со смехом уворачивалась, почти не сходя с места. Свин понесся на нее как таран, и она с испуганным писком побежала от него, спотыкаясь на каблучках. Он гнался за ней два квартала, она бежала на расстоянии вытянутой руки от него, и он несколько раз почти схватил ее. Почти… Сердце Свина бешено колотилось, хриплое его дыхание разносилось по всей улице, пот заливал лицо и щипал глаза. Он сбавил ход, потом перешел на быстрый шаг, не в силах бежать.
Девчонка все также болталась в полуметре от Свиньи, тормозила вместе с ним. Он наконец-то понял, что над ним просто издеваются. Лека бежала легко и уже не визжала от страха, а хихикала, пританцовывала и крутила задницей – даже не оглядываясь назад.
Давно Свину не плевали так в душу. Он остановился, схватил половинку кирпича и со всей силы запустил им в спину девчонки. Слегка прищурился, в ожидании тупого звука удара. И, словно в замедленной съемке, увидел, как Лека оборачивается и ловит кирпич на лету. В следующую секунду кирпич пулей полетел обратно и воткнулся Свинье в солнечное сплетение, выбив дыхание.
– Эй, ты, толстый! – Лека потрогала ногой Свина, который корчился на асфальте и хватал воздух, как рыба, выброшенная на берег. – Ты не сдох? – Свин наконец-то втянул в себя порцию кислорода, закашлялся до посинения и сел на землю. – Живой, слава Богу. Видишь, как нехорошо в девочек камешками кидать? Самому может быть бо-бо.
– С-сука! – прошипел Свин. Его толстая брюзгливая физиономия с отвисшими губами перекосилась от боли и ярости. – Вот как тебя накачали-то! Думаешь, не знаю, на кого ты сейчас работаешь? На ГБ! Только знаешь, зря ты с ними связалась! Жалко мне тебя! Как только ты станешь им не нужна, выкинут они тебя, как старую тряпку.
– Уж кто бы говорил! Ты что, стал исповедовать высокую мораль, жирный хряк? Какого хрена ты вообще ко мне суешься? Ладно, можешь считать, что тебе сегодня повезло. Но если я еще хоть раз увижу тебя, бегемота потного, на своей дороге, лично тебя за яйца подвешу. Понял, Свинья? Ну, будь здоров, не кашляй.
Лека заскользила по тротуару своей легкой, грациозной походкой. Свин сидел на земле, смотрел ей вслед и хлопал глазами.
Интересно, что будет, если она сейчас потихонечку отстанет, спрячется в кусты, а затем и вовсе сбежит от Демида? Ну, то, что он ее найдет – дело ясное. Интересно, как быстро? Час? День? Вряд ли дольше. А скорее всего, сразу почувствует ее отсутствие, догонит и вежливо, но настойчиво вернет на дорожку.
Конечно, она не против тренировок. Сперва она активно сопротивлялась такому насилию над своим телом, но потом с удивлением обнаружила, что привыкла к утренним пробежкам, к обливаниям под холодным душем, к странной китайской гимнастике (вроде бы ничего трудного – плавные медлительные движения, а нагрузка такая, словно штангу толкаешь). Но все же Демид мог бы обращаться с ней и понежнее. Не надо забывать о том, что она девушка, а не боец спецназа. О том, что ей так не хочется вылезать утром из теплой постели, что ей так больно, когда он хладнокровно бьет ее на тренировке ("Не хнычь! Не блокировала удар – сама виновата. Что значит – быстро бью? Я и так еле двигаюсь! Давай попробуем еще разок").
ОНА – НЕЖНОЕ, КРАСИВОЕ, МИЛОЕ СУЩЕСТВО, КОТОРОЕ ТРЕБУЕТ ЛАСКИ!!!
Последние слова Лека произнесла про себя громко, чтобы Демид услышал ее мысли и хотя бы немножко прозрел. Да куда ему прозревать-то! Он и так видит ее насквозь, чурбан бессовестный!
Лека споткнулась и едва не полетела носом вниз. Это было напоминанием от Демида, чтобы не отвлекалась и не приставала к нему по пустякам. Всегда так!
Она не знала точно, какими возможностями обладал Демид, лишь догадывалась, что он старается приглушить свои необычные способности. Контроль над собой порою давался Демиду с трудом – он словно сдерживал вулкан, бурлящий внутри него. Лека чувствовала это отчетливо – медиумические способности детства вернулись к ней быстро, и разговаривая с человеком, она оценивала его уже по-другому. Демид прибег к обычной медитативной практике – научил ее концентрировать внимание, отключаться от внешнего мира, черпать энергию из той магической, пронизывающей все и вся субстанции, которую в Китае называют "Ци", а в Индии "Прана". Дема редко теоретизировал, объясняя ей основы своего мировоззрения. Он был легким в общении, остроумным, и разъяснения его были доходчивыми. И все же Лека чувствовала, что смешливость, человечность, добродушие – признаки какого-то другого, прежнего Демида. Она же все чаще видела Демида хладнокровного, с ледяным отстраненным взглядом, с вежливой, но не эмоциональной улыбкой. Он неожиданно сбрил бороду (объяснил, что допекли Лекины приставания) и Лека поняла, почему он носил ее. Борода маскировала жесткое выражение лица, придавала ему большую человечность. Видела Лека и то, что сам Демид пытается бороться с новым началом, привнесенным в него извне, старается сохранить свою прежнюю сущность. Внутренняя борьба отнимала у него слишком много сил – в компании он мог шутить весь вечер напропалую, ухаживать за девушками (Лека старалась не ревновать), но вечером, дома, он словно покрывался инеем. Часами сидел в кресле с закрытыми глазами, и в это время мысли его были закрыты щитом, непробиваемым для Леки. Она старалась не подходить к нему в такие моменты.
Сторонник классического психоанализа объяснил бы состояние Демида активным подавлением собственной сексуальности. Лека и вправду чувствовала, что такое имеет место – они жили в одной комнате, спали в одной постели (хотя и под разными одеялами), и девушка осознавала, что Демид относится к ней небезразлично. Но она также понимала, что в нем живет внутреннее табу, не разрешающее сделать ее объектом своих сексуальных притязаний. Запрет на любовь был частью большого отпечатка известной только Демиду Системы, который поселился в нем и замораживал его душу.
Сама Лека не чувствовала потребности в половой жизни довольно долго – сеансы общения с "рубинчиком" разряжали ее не хуже любого мужчины. Сперва они происходили каждый день, но затем Демид объявил, что ее потребность к наркотикам снята, и теперь ей надо отучаться от самого рубина. Сеансы проходили все реже. Лека уже совершенно не чувствовала тяги к наркотикам, ей даже думать было противно об идиотском пороке. К магическому камню тянуло ее теперь по новой, не менее веской причине: Лека чувствовала, что в ней накапливается сексуальная энергия, не находящая выхода. Она отдала бы полжизни за десять минут настоящей физической близости с Демидом (и только с ним!). Она часто ловила себя на том, что представляет обнаженное тело Демида, видит, как его руки скользят по ее телу, как она, выгнувшись в истоме, подается к нему… Лека просыпалась вся мокрая и с завистью смотрела на Демида, который посапывал, повернувшись к ней спиной. Он так хорошо мог контролировать свои чувства…
Лека не решалась сказать об этом Демиду. Боялась, что он также может не удержаться, и их физическая близость нарушит шаткое душевное равновесие Демида.
Она усиленно тренировалась – это хоть немного, но помогало. Сильной стала, как лошадь. И походка изменилась. Обычная медленная ходьба казалась слишком скучным занятием, теперь Лека летала, как на крыльях. Демид перестал удерживать ее дома, она посетила многих своих бывших друзей, и была поражена, какие интересные люди окружали ее до того, как она начала "колоться". Все отмечали, как хорошо она выглядит, но она понимала, что внешние изменения – не главное. Лека чувствовала, что внутренние качества, заложенные в ней с детства, раскрываются, изменяя ее восприятие мира, поступки, мысли и побуждения. Она обнаружила, что всю жизнь пребывала в спящем состоянии и только теперь начала пробуждаться. Порой ей становилось страшно – она не узнавала себя в этой новой, сильной и столь уверенной в себе девушке. Немного огорчало лишь то, что люди стали относиться к ней менее открыто, несмотря на внешнюю привлекательность. Видимо, изменилась ее аура, некие невидимые импульсы, которые подсознательно воспринимаются каждым человеком. Лека стала настоящим бойцом, а ведь не каждый любит общаться с человеком, намного превосходящим его по силе духа, тем более, если этот человек – милая девушка.
А со Свином она поквиталась. Он подкараулил ее, когда она уходила от подруги – ждал около подъезда. За то время, пока Лека не видела Свина, он стал еще тошнотворнее. Перегородил своим пузом половину тротуара. Да и пьян был к тому же – разило от него, как из пивной бочки. В простом народе такие люди часто считаются здоровяками. По наблюдениям же Леки, по-настоящему сильными являются люди худые, жилистые. А в этом борове на каждую мышцу приходилось по полпуда висячего жира. И по полпуда тупой уверенности в своей силе, неотразимости и превосходстве над такими жалкими существами как Лека. Никто не болтал так много и цинично о бабах, как этот потный толстяк. По его словам, девки бегали за ним толпами, царапали из-за него друг другу физиономии и вообще не давали спокойно жить.
– Привет, подруга! Ты куда пропала? Нехорошо старых друзей забывать!
– Кто это тут старый друг? – Лека расставила ноги, сложила руки на груди и презрительно поглядела на Свинью. – Ты, что ли? Ты торговец наркотиками. Я с такой мразью больше не общаюсь. Ну-ка, подвинься, всю дорогу перекрыл!
– Ах ты, сучонка! Ты что, в натуре, самой крутой стала? Думаешь, папика крутого поимела? Да если я захочу, Динамита твоего замочат, так что концов не найдут. Хрен ты за так выйдешь! С тебя долг – тыща баксов! Или трахаться со мной две недели будешь.
"Ну и козел, – подумала Лека. – Демида он замочит! Размечтался"…
– Ах ты поросеночек мой розовый, – нежно проворковала она. – Ну, иди ко мне. Поцелуй меня в щечку!
Свин, недоверчиво осклабившись, сделал загребывающее движение руками, но схватил лишь воздух. Лека уже стояла сбоку от него и оскорбительно улыбалась.
– Ну, что же ты какой неловкий-то, Свин Иваныч? Или только шлюх вокзальных тискать умеешь?
Бешенство ударило в голову Свина и помутило рассудок. Никто не называл его этим обидным прозвищем в лицо. Он сделал неожиданно быстрое для его комплекции движение и попытался схватить Леку за руку. Не тут-то было! Чертова девчонка словно предугадывала его движения и со смехом уворачивалась, почти не сходя с места. Свин понесся на нее как таран, и она с испуганным писком побежала от него, спотыкаясь на каблучках. Он гнался за ней два квартала, она бежала на расстоянии вытянутой руки от него, и он несколько раз почти схватил ее. Почти… Сердце Свина бешено колотилось, хриплое его дыхание разносилось по всей улице, пот заливал лицо и щипал глаза. Он сбавил ход, потом перешел на быстрый шаг, не в силах бежать.
Девчонка все также болталась в полуметре от Свиньи, тормозила вместе с ним. Он наконец-то понял, что над ним просто издеваются. Лека бежала легко и уже не визжала от страха, а хихикала, пританцовывала и крутила задницей – даже не оглядываясь назад.
Давно Свину не плевали так в душу. Он остановился, схватил половинку кирпича и со всей силы запустил им в спину девчонки. Слегка прищурился, в ожидании тупого звука удара. И, словно в замедленной съемке, увидел, как Лека оборачивается и ловит кирпич на лету. В следующую секунду кирпич пулей полетел обратно и воткнулся Свинье в солнечное сплетение, выбив дыхание.
– Эй, ты, толстый! – Лека потрогала ногой Свина, который корчился на асфальте и хватал воздух, как рыба, выброшенная на берег. – Ты не сдох? – Свин наконец-то втянул в себя порцию кислорода, закашлялся до посинения и сел на землю. – Живой, слава Богу. Видишь, как нехорошо в девочек камешками кидать? Самому может быть бо-бо.
– С-сука! – прошипел Свин. Его толстая брюзгливая физиономия с отвисшими губами перекосилась от боли и ярости. – Вот как тебя накачали-то! Думаешь, не знаю, на кого ты сейчас работаешь? На ГБ! Только знаешь, зря ты с ними связалась! Жалко мне тебя! Как только ты станешь им не нужна, выкинут они тебя, как старую тряпку.
– Уж кто бы говорил! Ты что, стал исповедовать высокую мораль, жирный хряк? Какого хрена ты вообще ко мне суешься? Ладно, можешь считать, что тебе сегодня повезло. Но если я еще хоть раз увижу тебя, бегемота потного, на своей дороге, лично тебя за яйца подвешу. Понял, Свинья? Ну, будь здоров, не кашляй.
Лека заскользила по тротуару своей легкой, грациозной походкой. Свин сидел на земле, смотрел ей вслед и хлопал глазами.
ГЛАВА 10.
Все же Вадик был молодцом. Всего два дня понадобилось ему, чтобы восстановить информацию в компьютере Демида. Вадим покопался в программах и заявил, что по его мнению, все содержимое памяти сохранилось. Он предположил, что в компьютер заложена специальная программа, делающая стирание файлов и директорий обычным путем невозможным. Поэтому неизвестным вредителем ("А точнее – самим компьютером в момент опасности", – решил Дема) был наложен блок, имитирующий уничтожение всей информации. "Ловушка для дураков", – выразился Вадим.
Вадик был поражен тем, с чем ему пришлось столкнуться. Он заявил, что основное программное построение создано в системе "DOS", поэтому применение программ, восстанавливающих память, возможно. Но на этом сходство со стандартным компьютером закончилось. Вадя потел, морщил лоб, ронял сигаретный пепел на стол и без конца поправлял очки, сползающие по влажной переносице. Лечение компьютера шло успешно, но в остальном концы с концами не сходились. Восстановленные файлы сразу же сами по себе закрывались на пароль и чтение их было невозможным. Объем памяти носителя и быстродействие процессора были фантастическими – обычный компьютер по сравнению с этим был не сложнее карманного калькулятора. Вадим не раз выражал желание снять заднюю крышку и заглянуть внутрь – любопытство просто распирало его. Но Демид непреклонно качал головой – нет, это недопустимо. Ваде оставалось только исходить черной завистью и продолжать работу вслепую. Единственное, что ему удалось, когда Дема на минутку вышел из комнаты – попытаться приподнять корпус компьютера. Коробка оказалась неожиданно тяжелой, словно набитой свинцом. Вадик едва сдвинул ее с места. Более того, Вадим готов был поклясться, что временами в корпусе что-то булькало и даже вздыхало.
Вечером второго дня, когда буквы в глазах Вадика стали двоиться, он позвал Демида.
– Все. Моя работа больше не требуется. Я восстановил большинство служебных программ, и восстановление памяти пошло самостоятельно. Тут еще почти треть винта в неактивном состоянии, у меня бы это заняло целый день. Но с такими темпами – работы меньше, чем на час. Нет, ты посмотри, как шпарит!
Знаки мелькали на экране с дикой скоростью, сливаясь в сплошные белые и цветные полосы. Вадик высунул язык и помотал головой, изображая полное изнеможение.
– Молодец, молодец, Вадик! – Дема мило улыбнулся. – Пускай коробочка поработает. Пойдем на кухню, перекусим, выпьем.
– Слушай, Дем, – заискивающе сказал Вадим. – А ты мне покажешь, что у тебя там за программы? Можешь мне даже денег не платить. Да что там деньги? Хочешь, я сам тебе платить буду, только дай хоть часик на твоей машинке поработать! Ты ее, случаем, не из Пентагона увел?
– Из него, родимого. Ночью забрался. Часовых всех отравил – "Белым Аистом". Пять капель на литр воды – и паралич сердечной деятельности. Они же непривычные! А потом вламываюсь в самую секретную комнату, хватаю эту "писишку" и кидаю ее с четвертого этажа…
– Ну, Дем, хорош стебаться, ты не понимаешь… Это же мечта программиста! Это как для космонавта инопланетянина увидеть. Представь себе – выходит он в открытый космос, а на антенне у него развалился фиолетовый такой двухголовый мужичок и баклуши бьет. Что толку – глянуть на него одним глазком и отвалить? Я теперь ночами спать не буду. Это же не компьютер – это монстр какой-то! Он мат Каспарову поставит за три минуты.
– Ладно, ладно, все тебе покажу, – уверенно пообещал Дема. – только не канючь.
– Ну, Дем, спасибо за ужин. Вот уж не думал, что ты так здорово разбираешься в машинах.
– А как же! Ну, будем считать, что мы договорились. Загляну к тебе в субботу – посмотрим, что у тебя с зажиганием. А вообще, Вадик, продавай свой "Москвич". Говорю тебе – денег на ремонт не напасешься…
Выходя из прихожей, Вадик мельком заглянул в комнату Демида.
– Ух ты, у тебя и компьютер есть! Не хилый! Давно купил?
– Да не мой он. Друзья уехали на дачу, а мне закинули эту бандуру. На пару недель – сторожи, мол. Я и не включал его ни разу.
– Может, залезем, посмотрим?
– Ну что ты, Вадя. Низ-зя. Вдруг сломается чего. Боюсь я этих компьютеров.
– Ну, как хочешь.
Дема смотрел из окна, как могучий силуэт Вадима пересекает улицу. Выпили прилично – а куда было деваться? "Вино качает толстый мой фрегат как шквал". Дема подумал, что Вадик – один из немногих людей, который мог бы стать ему другом. Мог бы… Теперь, наверное, уже не станет. Новых друзей у Демида, скорее всего, больше не будет – он слишком осторожен, чтобы откровенничать с малознакомыми людьми. А старые друзья?.. Уйдут? Господи, что за судьба мне такая дрянная выпала? За что ты обрек меня на одиночество?
"Совестно ли мне? – спросил себя Демид. – Залез в мозги к Вадику, вычистил все воспоминания о работе с моим компьютером…"
Да нет, совестно не было. Совсем не было. Демид даже чувствовал, что совершил некое благодеяние по отношению к Вадиму.
"По крайней мере, я не затащил его в дурацкую Систему. Оставил чистеньким. А этого много стоит. Даже если ты об этом не подозреваешь ".
Но как это сделать? Различные методы экспроприации, пускай даже изъятие средств, добытых нечестным путем, Дема исключал. Легальные методы – создание собственной фирмы, занятие коммерцией или производством также не подходили. Это заняло бы уйму драгоценного времени, и к тому же привлекло бы к Демиду совершенно ненужное внимание общественности (Дема представил себе газеты с аршинными заголовками: "ТАК СОЗДАЮТСЯ СОСТОЯНИЯ: НИКОМУ НЕ ИЗВЕСТНЫЙ БИОЛОГ ИЗ НИЖЕГОРОДСКОГО УНИВЕРСИТЕТА ЗАРАБАТЫВАЕТ МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ ЗА ДВА МЕСЯЦА"). Можно было, подобно мифическому лорду Грандриту, найти золотое месторождение где-нибудь рядом с деминой дачей и намыть пару мешков драгметаллов. Но это вообще маразм.
Вадик был поражен тем, с чем ему пришлось столкнуться. Он заявил, что основное программное построение создано в системе "DOS", поэтому применение программ, восстанавливающих память, возможно. Но на этом сходство со стандартным компьютером закончилось. Вадя потел, морщил лоб, ронял сигаретный пепел на стол и без конца поправлял очки, сползающие по влажной переносице. Лечение компьютера шло успешно, но в остальном концы с концами не сходились. Восстановленные файлы сразу же сами по себе закрывались на пароль и чтение их было невозможным. Объем памяти носителя и быстродействие процессора были фантастическими – обычный компьютер по сравнению с этим был не сложнее карманного калькулятора. Вадим не раз выражал желание снять заднюю крышку и заглянуть внутрь – любопытство просто распирало его. Но Демид непреклонно качал головой – нет, это недопустимо. Ваде оставалось только исходить черной завистью и продолжать работу вслепую. Единственное, что ему удалось, когда Дема на минутку вышел из комнаты – попытаться приподнять корпус компьютера. Коробка оказалась неожиданно тяжелой, словно набитой свинцом. Вадик едва сдвинул ее с места. Более того, Вадим готов был поклясться, что временами в корпусе что-то булькало и даже вздыхало.
Вечером второго дня, когда буквы в глазах Вадика стали двоиться, он позвал Демида.
– Все. Моя работа больше не требуется. Я восстановил большинство служебных программ, и восстановление памяти пошло самостоятельно. Тут еще почти треть винта в неактивном состоянии, у меня бы это заняло целый день. Но с такими темпами – работы меньше, чем на час. Нет, ты посмотри, как шпарит!
Знаки мелькали на экране с дикой скоростью, сливаясь в сплошные белые и цветные полосы. Вадик высунул язык и помотал головой, изображая полное изнеможение.
– Молодец, молодец, Вадик! – Дема мило улыбнулся. – Пускай коробочка поработает. Пойдем на кухню, перекусим, выпьем.
– Слушай, Дем, – заискивающе сказал Вадим. – А ты мне покажешь, что у тебя там за программы? Можешь мне даже денег не платить. Да что там деньги? Хочешь, я сам тебе платить буду, только дай хоть часик на твоей машинке поработать! Ты ее, случаем, не из Пентагона увел?
– Из него, родимого. Ночью забрался. Часовых всех отравил – "Белым Аистом". Пять капель на литр воды – и паралич сердечной деятельности. Они же непривычные! А потом вламываюсь в самую секретную комнату, хватаю эту "писишку" и кидаю ее с четвертого этажа…
– Ну, Дем, хорош стебаться, ты не понимаешь… Это же мечта программиста! Это как для космонавта инопланетянина увидеть. Представь себе – выходит он в открытый космос, а на антенне у него развалился фиолетовый такой двухголовый мужичок и баклуши бьет. Что толку – глянуть на него одним глазком и отвалить? Я теперь ночами спать не буду. Это же не компьютер – это монстр какой-то! Он мат Каспарову поставит за три минуты.
– Ладно, ладно, все тебе покажу, – уверенно пообещал Дема. – только не канючь.
* * *
Через час компьютер прекратил свою работу и дисциплинированно отключился от сети. Дема и Вадик заканчивали ужин, Вадя удовлетворенно пыхтел "Кэмелом". Хорошо, что он наконец-то встретился с этим замечательным парнем, Демидом, они выпили бутылочку коньяка и поговорили по душам.– Ну, Дем, спасибо за ужин. Вот уж не думал, что ты так здорово разбираешься в машинах.
– А как же! Ну, будем считать, что мы договорились. Загляну к тебе в субботу – посмотрим, что у тебя с зажиганием. А вообще, Вадик, продавай свой "Москвич". Говорю тебе – денег на ремонт не напасешься…
Выходя из прихожей, Вадик мельком заглянул в комнату Демида.
– Ух ты, у тебя и компьютер есть! Не хилый! Давно купил?
– Да не мой он. Друзья уехали на дачу, а мне закинули эту бандуру. На пару недель – сторожи, мол. Я и не включал его ни разу.
– Может, залезем, посмотрим?
– Ну что ты, Вадя. Низ-зя. Вдруг сломается чего. Боюсь я этих компьютеров.
– Ну, как хочешь.
Дема смотрел из окна, как могучий силуэт Вадима пересекает улицу. Выпили прилично – а куда было деваться? "Вино качает толстый мой фрегат как шквал". Дема подумал, что Вадик – один из немногих людей, который мог бы стать ему другом. Мог бы… Теперь, наверное, уже не станет. Новых друзей у Демида, скорее всего, больше не будет – он слишком осторожен, чтобы откровенничать с малознакомыми людьми. А старые друзья?.. Уйдут? Господи, что за судьба мне такая дрянная выпала? За что ты обрек меня на одиночество?
"Совестно ли мне? – спросил себя Демид. – Залез в мозги к Вадику, вычистил все воспоминания о работе с моим компьютером…"
Да нет, совестно не было. Совсем не было. Демид даже чувствовал, что совершил некое благодеяние по отношению к Вадиму.
"По крайней мере, я не затащил его в дурацкую Систему. Оставил чистеньким. А этого много стоит. Даже если ты об этом не подозреваешь ".
* * *
Через неделю Вадим получил по почте конверт, в котором лежали пять аккуратных стодолларовых бумажек, и решил, что кто-то перепутал адрес. Да нет, и квартира была указана его, и адресат – "Колесникову Вадиму Валентиновичу". Убей его, он не мог вспомнить, за что могли причитаться ему эти пять зеленых купюр. Неделю Вадим продержал их в ящике стола, а затем истратил на покупку нового принтера.* * *
А Дема остался без денег. Конечно, кое-что у него оставалось, на месяц безбедной жизни хватило бы. Но новый статус Защитника заставлял Демида тратить деньги с безудержной скоростью. К тому же, он подозревал, что с его возможностями разбогатеть – раз плюнуть.Но как это сделать? Различные методы экспроприации, пускай даже изъятие средств, добытых нечестным путем, Дема исключал. Легальные методы – создание собственной фирмы, занятие коммерцией или производством также не подходили. Это заняло бы уйму драгоценного времени, и к тому же привлекло бы к Демиду совершенно ненужное внимание общественности (Дема представил себе газеты с аршинными заголовками: "ТАК СОЗДАЮТСЯ СОСТОЯНИЯ: НИКОМУ НЕ ИЗВЕСТНЫЙ БИОЛОГ ИЗ НИЖЕГОРОДСКОГО УНИВЕРСИТЕТА ЗАРАБАТЫВАЕТ МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ ЗА ДВА МЕСЯЦА"). Можно было, подобно мифическому лорду Грандриту, найти золотое месторождение где-нибудь рядом с деминой дачей и намыть пару мешков драгметаллов. Но это вообще маразм.