Плеханов Андрей Вячеславович. Бессмертный мятежник

   Он развел огонь под медным котлом, стоящим на треноге в центре комнаты. Черные деревянные стены, поросшие осклизлым лишайником, были увешаны пучками сухих растений, издающими дурманящее зловоние, мумифицированными трупами кошек, летучих мышей и ящериц. Вода в котле закипела, заполнив паром помещение. Голый Табунщик призраком передвигался в этом тумане, бормоча под нос: "…Sic, recipe^[28]: внутренний жир кошки, настойка бешеной вишни, две унции щелочи, кровь черной жабы. А где Atropa Мandragora? ^[29] Ага, вот она! А теперь шерсть волка и Cuphronia Antiquorum^[30] – растереть их в ступке". – Острый удушливый аромат поднимался из котла, рваные клочья пара выстраивались в причудливые фигуры. Огонь погас, лишь угли вспыхивали в темноте. Варево булькало все медленнее. Табунщик погрузил в горячую смесь обе руки и начал втирать зелье в кожу. Лицо его побелело, зрачки расширились и засветились во тьме красными точками. Движения человека становились все неувереннее, он передвигался по комнате, словно пьяный, роняя на пол все, что попадалось на пути и шаря во тьме руками. Наконец рука его наткнулась на что-то твердое. Он нащупал волчий череп, покрытый ошметками побуревшей шерсти и нежно прижал его к груди. Ноги колдуна подкосились, он повалился на колени и положил фетиш на пол перед собою. Бормотание стало громче, Табунщик запел песню на омерзительном языке, завывая и размахивая руками. Звуки, которые он издавал, становились все более нечленораздельными, превращаясь в собачье поскуливание. Человек упал на пол, тело его сотрясли конвульсии. Иней на досках плавился, превращаясь в черные дымящиеся лужицы.
   Дом содрогнулся всем телом. Дикий волчий вой прорезал ночь, черные вороны разом загалдели и захлопали крыльями в потревоженном лесу.
   Тьма спустилась на землю.

ГЛАВА 16.

   Лека и Демид тряслись в пустом ночном автобусе, громыхавшем, как консервная банка. Водитель мчался, словно за ним гнались черти, и Лека подлетала на каждом ухабе, цепляясь за Демида. В другое время она охотно посмеялась бы над такой гонкой, но теперь ей было не до шуток. Леку знобило, она чувствовала каждой частицей своего тела, как что-то ужасное надвигается на ее жизнь, на город, на весь мир людей.
   – Демид, перестань! Не заставляй водителя так гнать! Разобьемся к черту.
   – Я тут не при чем. Шофер дико испуган, он в панике. Смотри – страх висит в воздухе, его можно потрогать пальцами, как липкую паутину. Никогда не видел ничего подобного. Ты чувствуешь это?
   – Да. Дем, что это?
   – Это враг. Скоро он должен придти. Сколько сейчас времени?
   – Без четверти двенадцать.
   – Надеюсь, к двенадцати мы будем на твердой земле, а не в этой трясучей коробке. Ладно, попытаюсь успокоить шофера, а то в самом деле в столб въедем.
   Автобус поехал медленнее. После минутного молчания Демид заговорил.
   – Слушай, Лека, ты еще помнишь адрес какой-нибудь наркоманской хазы?
   – Конечно. Даже вспоминать тошно. Давай не будем об этом, ладно?
   – Нет, мы должны поехать в такое место.
   – Зачем? Что еще взбрело тебе в голову? Хочешь разыскать там Табунщика?
   – Нет. Мне нужно уколоться.
   Лека едва не свалилась с сиденья. Шутки Демида часто переходили всякие разумные пределы, но эта была просто вопиющим кретинизмом.
   – Дем, ты сбрендил? Кончай дурака валять!
   – Я не шучу. Мне на самом деле необходимо ввести себе в кровь некоторое количество опиума.
   – Дем, ну перестань, пожалуйста. Ты же не знаешь, что это такое. Кто знает, как это на тебя подействует? А вдруг ты умрешь? Ты же не такой, как все люди, – Лека едва не плакала. – Демочка, милый, ну прошу тебя, не надо. Как я жить-то без тебя буду?
   – Не бойся. Я могу нейтрализовать любой яд в своем организме. Помнишь, как я пил водку?
   – Да. Но ведь водка не наркотик.
   – Не один ли черт? Поехали!
   – Ну зачем, зачем тебе это нужно?
   – Нужно, нужно. Я должен вспомнить что-то. Какую-то информацию, спрятанную на запасной полке в моей памяти. Она может быть важной ступенькой, ключом к происходящему. Я мучаюсь, и понимаю, что не могу вспомнить это обычным путем. А сейчас вдруг осознал, что наркотик может мне в этом помочь.
   – Чушь собачья! Почему наркотик? Может быть, использовать гипноз? Помнишь, профессор говорил?
   – Нет, это как мертвому припарки. Меня вообще нельзя погрузить в гипнотический транс. В моем мозгу все блокировано-переблокировано – черт ногу сломит. И вообще, хватит спорить. Выходим. Здесь должна быть квартира, где продают то, что нам нужно.
   – Откуда ты знаешь?
   – Ты об этом сейчас подумала. Пойдем.
   – Ну ладно. Только давай договоримся – возьмем ампулы и пойдем домой. Дома я сама сделаю тебе чертов укол. Не хватало тебе еще только в подобном гадюшнике торчать.
   – Нет, колоться буду здесь, на хате.
   – Ты что, специально делаешь все мне назло?
   – Понимаешь… – Демид смущенно улыбнулся. – В самом деле, черт его знает, что со мной случится, когда на меня начнет действовать эта дрянь? Может, я все вокруг вдребезги разнесу? Уж лучше тогда здесь – по крайней мере, жалеть нечего. А дома – компьютер, аппаратура уникальная. Такие вот дела.
   – Нечего жалеть, значит? – Лека провела ладошкой по щеке Демида. – А меня не пришибешь под горячую руку?
   – Ни за что. Что я, дурак, что ли?

* * *

   Демид отвернул лицо и сморщился, когда тупая игла вошла в его вену. Он лежал на вытертом ковре. Все места на двух потрепанных диванах были заняты – вмазанные наркоманы валялись на них в ожидании "прихода", закрыв лица полотенцами. Интересно, что за физиономии таились под этими тряпками? "Не все ли равно, что там за рожи? Наверняка, тебе захочется набить какую-нибудь, – подумал Демид. – Тебя это не касается. Ты должен вспомнить – вот твоя задача. Вспомнить…" Лека сидела рядом на корточках и настороженно вглядывалась в глаза Демида. Дема попытался улыбнуться ей, но одеревеневшее лицо уже не слушалось его. Лека уменьшалась в размерах, и Демид внезапно осознал, что удаляется от нее все дальше и дальше. Он закрыл глаза и погрузился в темноту.

* * *

   Демид попытался шевельнуть рукой, повернуть голову, но тела не было – только темнота, разреженная, как космос. Демид скользил в ней бесплотной тенью. Ощущение было удивительно знакомым – словно он пребывал в таком состоянии уже не раз.
   Но мир все же существовал где-то – голоса раздались в отдалении и Демид поспешил к ним, как к невидимому маяку. Мрак рассеивался, сквозь коричневую мглу проступали очертания знакомой комнаты: компьютер на столе, сейфы с непонятными знаками, путаница проводов. Лаборатория Алексея – несомненно, это была она.
   Демид неожиданно увидел самого себя, сидящего в кресле со шлемом на голове. Тело его было неподвижно, бледные пальцы вцепились в подлокотники. Демид наблюдал за самим собой со стороны.
   Он перенесся в потоке времени в тот момент, когда только что стал хозяином компьютера, победив Муркулюка. Когда Мудрец почувствовал появление в комнате чуждых существ.
   Теперь Демид и сам ощутил чье-то враждебное присутствие. Кроме него, в комнате находились еще двое. Он не мог увидеть их, и это беспокоило его. Он попытался изменить свое зрительное восприятие. Комната озарилась зеленоватым светом, и, словно вернувшись в полуночный кошмар, заставлявший его в детстве с криком вскакивать с постели, он различил две нелепые призрачные фигуры, стоящие справа от кресла.
   – … Итак, перед нами новейшее из земных воплощений Духа Мятежного, осквернителя Основ, – голос раздался в самой голове Демида. – Мятежник, как всегда, жив и нашел себе новое неплохое тело.
   Маленькая когтистая лапка призрака поднялась и показала кривым пальцем на Демида в кресле. Те существа, что находились в комнате, общались между собой, и он понимал их, хотя они не произносили ни звука.
   – Предыдущее тело большую крепость собою являло, почтенный Гоор-Гота, – обратился к первому второй призрак.
   Призраки думали-разговаривали на странном языке – Демид никогда не слышал такого, тем не менее понимал его совершенно ясно. Демид осознал вдруг, что знал этот язык всегда – еще до того, как произнес свое первое младенческое слово. Что-то древнее, древнее того мира, который он знал, шевельнулось в глубине его души.
   – Физическая масса тела не означает заведомо его превосходства над прочими, почтенный преемник, – ответил тот, кого назвали Гоор-Готой. – Известно мне пристрастие твое к крупным телам людей, но опыт мой возвещает: главное, что определяет успех в земной фазе существования, есть способности, выходящие за рамки человеческие, тела, в которое ты вселяешься. Иначе говоря, чем меньше принимающий тебя будет иметь сути человеческой, тем больше у тебя будет вероятности выжить в борьбе с Мятежником.
   Демид неожиданно понял, кого напоминают ему эти две уродливые фигуры. Полупрозрачная чешуя грязно-зеленого цвета, недоразвитая круглая голова, сидящая без шеи на длинном бочкообразном туловище и разрезанная от уха до уха огромной зубастой пастью. В противовес маленьким и слабым верхним конечностям нижние были мощны и упирались в пол гигантскими кривыми когтями. Длинный хвост, покрытый зазубренными шипами, жил собственной жизнью, змеею извиваясь по полу. Если бы существовали ангелы у динозавров, они, наверное, выглядели бы, как эти призрачные ящеры: не хватало только перепончатых крыльев за спиной. Но, главное, существа эти в точности напоминали чешуйчатого монстра, в которого на мгновение превратился, умирая, Гоор-Гот, убитый Демидом.
   – Почему же ты, почтенный Гоор-Гота, при знании твоем людского и земного бытия, так недолго в земной фазе пребывал? – В голосе второго «ящера» улавливалась и насмешка, и плохо скрываемая неприязнь.
   – История моя – лишь подтверждение общей закономерности, почтенный. Да, я не явился исключением, я был также обнаружен, низвергнут и изгнан из земной юдоли Мятежником, как и тысячи пришедших до меня. Но закономерность существует, и, лишь уловив ее, сможешь ты закрепиться в телесном обличии. Если первые из Духов, пришедшие на землю после Мятежа, существовали в телах физических многие сотни лет, успешно избегая вмешательства Осквернителя, достигая невиданного могущества и привлекая к себе миллионы рабов, то в последние века лишь немногим из Абаси удается продержаться в юдоли земной более столетия. Мятежник изменился – он быстрее приспосабливается, действия его стали непонятными и необъяснимыми для Абаси. Но успех его несомненен. Все быстрее он узнает наши истинные Имена, открывая путь к изгнанию.
   – Но как же объяснимо сие? В чем силы его секрет? Ведь Мятежник, в отличие от обыкновенного Абаси, лишен всеобщей памяти. И каждый раз, когда погибает очередное его тело и он переселяется в тело новое, вынужден он начинать путь свой сначала, из небытия восстанавливая знания свои и силу. Неужели в этом, уязвимом состоянии, недоступен он для гнева и возмездия нашего? Может быть, изменил он сущность свою как Дух и вышел на новый, неведомый нам уровень?
   – Правота моя доказуема с трудом, но кажется мне, что Мятежник становится все в меньшей степени Духом-Абаси, и все в большей степени человеком… Потому снова и снова взываю к тебе – не возносись в гордыне своей, не увлекайся обожанием смердящей черни. Ибо важнейшая цель твоя – уничтожить Мятежника. Да, ты силен, ты – один из самых способных Абаси в Мире Тьмы. Но помни – один лишь раз дается тебе возможность сыграть в эту игру. Ведь Очередь бесконечна, как весь мир Тьмы. Уединись в месте отдаленном, освойся с новою формою своей – столь непривычной, дающей тебе столь много возможностей прежде неведомых. Пойми суть людей, загляни на самое дно душ их, ибо там лежат настоящие сокровища для тебя – неудовлетворенные страсти, жажда мести, стремление подавить ближнего своего, стремление превзойти всех окружающих любым путем и возвыситься над горой мертвых человеческих тел. Забавные существа эти люди – мелкие, тщеславные двуногие, считающие себя венцом природы. Управлять ими не сложнее, чем вереницей муравьев, бегущих по соломинке в твоих руках. Но не торопись. Найди путь свой, и твердо иди по нему, не привлекая внимания излишнего. Ибо, если узнаешь ты истинное Имя Мятежника, если расправишься с ним и восстановятся Основы, вход на Землю снова будет свободен для всех нас. Перестанет существовать Очередь, Врата расширены будут и любой Абаси сможет войти в любую телесную оболочку, как было испокон веков!
   – Не понимаю, – второй ящер яростно стукнул хвостом по полу, – почему так трудно уничтожить Мятежника – неполноценного Духа, предавшего некогда Тьму и лишенного памяти? Вот перед нами его оболочка – жалкий дышащий остов из мышц, костей и телесных жидкостей. Жаль, что пока я не в состоянии прикоснуться к нему, вырвать сердце из этой хилой груди и бросить на растерзание собакам. Но клянусь, я сделаю это!!!
   – Кстати, что делает тут отвратительный сей человечек? – Ящер по имени Гоор-Гота вытаращился на Демида в кресле. – Если я не ошибаюсь, это помещение, в котором обитало последнее из уничтоженных мной воплощений Мятежника. Тут жил он и работал. Ставил опыты свои, собирал знания. Ты ничего не слышишь? Странный прибор находится здесь. Он распространяет вокруг себя мысленные волны!
   – Да, чувствую и я это!
   – Попробуй проникнуть в машину сию. Если она действительно думает, это вполне доступно силам твоим. Может быть, ведомо ей Имя Духа Мятежного…
   Один из призраков растаял в воздухе, превратившись в зеленое облачко и маленьким смерчем втянулся в корпус компьютера. Демид попытался броситься ему наперерез – но что он мог сделать? Резкая вспышка на мгновение превратила комнату в средоточие холодного огня. Сноп искр пробежал по проводам от компьютера к креслу. Шлем раскололся, тело Демида подбросило в воздух. Призраки вспыхнули как бенгальские огни и рассыпались огоньками по полу…

* * *

   – А? Что? Черт, где это я? – Демид вскочил, едва не сбив с ног Леку и запутался в полотенце, обвившем его лицо. Лека испуганно отпрянула от него. То, что Демид увидел только что в своем странном сне, стремительно затягивалось пеленой, прячась в недоступные уголки мозга. Он сжал голову руками, пытаясь задержать хоть что-то в памяти. – Защитник-Мятежник-Осквернитель… – пробормотал Дема, – Собаси… Или Абаси?
   – Демид, что ты говоришь? Тебе плохо? – Лека смотрела на него так, словно он уже собрался, как и обещал недавно, начать крушить все вокруг себя.
   – Сколько времени прошло?
   – Немного, минут десять. У тебя, наверно, приход только начался. Крыша едет?
   – Ничего у меня не едет. Все замечательно. Отваливаем.
   – Да ты что, Дем? Это на тебя "дурь" так действует. Тебе надо полежать.
   – Говорю тебе, все нормально. Наркотик, наверное, уже весь нейтрализован.
   – Демид, ты правда в порядке?
   – Я как огурчик. Смываемся, уже поздно. А нам с тобой сегодня предстоит еще одно крайне важное мероприятие.
   – Ой, Дем, какие еще дела? Спать бы сейчас завалиться!
   – Это мероприятие я и имею в виду, – улыбнулся Демид.

ГЛАВА 17.

   Ледяной холод сковал его кишки, прополз по животу и заставил содрогнуться тело. Он не ощущал ничего, кроме холода, но уже осознал, что существует на этом свете, пришел в него, не помня, кто он такой. Он вдохнул, наполняя затекшие легкие, и сиплое ворчание вырвалось из пасти его. Веки горели огнем, и он с трудом разомкнул их. Перед ним лежала мохнатая лапа зверя. Он попытался встать, и лапа поползла в сторону, скользя когтями по обледеневшему полу.
   Он был еще слишком слаб разумом, чтобы сказать себе: "Я – волк". Лишь обрывки путаных мыслей слабо вспыхивали в его голове. Холод в костях и дикий голод, заставляющий желудок сжиматься в болезненных спазмах – вот что он осознавал совершенно отчетливо.
   С третьей попытки он поднялся на ноги. В зеркале отразился зверь, слишком крупный для собаки, но с головою, мало походящей на волчью. Приплюснутая морда со свисающими брылями, морщинистый кожистый лоб, маленькие круглые уши и зубы, торчащие из пасти во все стороны. Он лизнул зеркало. Язык его был сух и не оставил на стекле влажного следа.
   "Человек… – слово неожиданно возникло в затуманенном сознании. – Я был человеком…" Он прислушался, ожидая, не появится ли в голове еще одной весточки из прошлого. Нет, пока он не мог вспомнить ничего. Он чувствовал себя словно щенок, только что появившийся на свет и слепо тычущийся мордочкой в поисках влажного материнского тепла.
   Холодно, как холодно…
   Он смутно припомнил, как выглядит человек. Понял, что эти шумные двуногие существа раздражают его, вызывают откровенную неприязнь. Но страха не было. Он был сильнее любого человека. И все же он был как-то связан с людьми, зависел от них.
   Вдруг он вспомнил руки, свои руки – когда-то у него были не эти мохнатые лапы, а настоящие руки, красивые и большие. Он уставился на свою волчью конечность и представил, что она меняет очертания, превращаясь в человеческую. Неожиданно пальцы его удлинились, вытянулись в скрюченное подобие обезьяньей кисти. Волк испуганно взвыл, отпрянул от зеркала и едва не повалился на пол.
   Он был слаб, слишком истощен и голоден, чтобы вернуться в человеческий облик.
   В избушке не оказалось ничего съедобного – волк напрасно тыкался мордой во все углы. На стене висели высохшие кошки, они пахли соблазнительно, зверь с удовольствием пожевал бы сейчас этого вяленого мяса, но у него не было сил, чтобы встать на задние лапы и попытаться добраться до них. Он толкнул дверь и вышел наружу.
   Здесь было еще холоднее. Лапы его проваливались в снег, ледяная корка больно впивалась между пальцев. Волк набрал полную пасть снега и с наслаждением почувствовал, как он превращается в воду, смачивает его пересохший язык.
   Где-то глубоко под снегом он уловил движение. Охотничий инстинкт немедленно проснулся в нем и он заработал лапами. Молниеносное движение – и в пасти его забилась мышь, маленький горячий комок плоти. Волк сжал зубы, хруст мелких косточек прозвучал для него музыкой высшего блаженства. Это была ЕДА. Он знал, как найти ее, и, значит, он знал, как выжить в этом мире.
   Зверь медленно удалялся от избушки, разрывая наст в поисках мышей. Несколько минут – и сгорбленный силуэт его исчез в ельнике, лишь волчьи следы вытянулись на снегу цепочкой, отмечая начало пути нового Абаси, пришедшего в мир людей.

ГЛАВА 18.

   Демид забавлялся тем, что рисовал на листе красной ручкой узор Ан-Тирита. Как только линии начинали выстраиваться в верной последовательности, весь рисунок исчезал, оставляя бумагу чистой, даже без вмятин от стержня. Кто-то свыше зорко следил за тайной Защитника, не позволяя ей выглянуть на свет земной.
   "Что еще можно извлечь из этой коробки? – подумал он, глядя на компьютер. – Неужели такой колоссальный труд затрачен на то, чтобы заставить обитателя по имени Мудрец поливать меня цитатами, как водой из бездонной бочки?" Вспомнив Теодора, Демид раздраженно сморщился. В последнее время что-то окончательно испортилось в голове Мудреца – собственные его мысли исчезли напрочь, зато цитаты лезли в невероятном количестве, по поводу и без повода, в скомканном и искаженном виде. Демид уже устал бегать в библиотеку Внутреннего Мира и классифицировать эту бредятину, пытаясь извлечь из нее хоть какое-то рациональное зерно. Поведение Мудреца было необычным, подчеркнуто вызывающим, словно он хотел привлечь внимание Демида, не имея на то права.
   "Внутренний Мир приходит в беспорядок, он разваливается прямо на глазах. Рушится невидимый стержень, на котором он держится. И мне нужно шевелиться – искать ключ к этой загадке, пока все не рухнуло к чертовой матери".
   Дема сел в кресло и надвинул шлем на голову – уже, наверное, в тысячный раз. Теперь загружение занимало меньше минуты – компьютер пропускал Демида беспрепятственно, как хозяина.
   "Куда направиться? К Теодору? Нет, меня уже тошнит от его словоблудия. Пожалуй, в библиотеку".
   Библиотека была обставлена старинной мебелью (на мгновение Демиду даже послышались запахи мореного дуба и кожи). Дема уселся, закинув ногу на ногу, и задумался.
   "Цитаты… Море чужих мыслей, и никакого смысла. А может быть, содержание не имеет никакого значения? Что делает Мудрец? Старается вывалить на меня кусочки написанных кем-то книг как можно в большем количестве. Попробуем принять каждую цитату за некую информационную единицу. Что еще есть в цитате, кроме содержания? Количество слов и букв? Нет, это невозможно запомнить и воспроизвести. Национальность автора? Попробуй, разберись в их национальностях… Впрочем, зачем копать так глубоко? Возьмем простейший вариант: первые буквы фамилий авторов составляют анаграмму. Попробуем…"
   Он заказал в базе данных список авторов цитат в порядке их поступления. Наугад взял несколько из середины перечня и начал соединять первые буквы.
   – Бехтерев, Яворский, Сенека, Нейгауз, Ушинский, Юнг, Тацит – господи, ну и списочек! Волошин, О'Генри, Лосев, Кафка, Анненков, Маркес, Ибсен… Ну хватит пока. Посмотрим, что получилось. «БЯСНУЮТВОЛКАМИ». Ого! – Дема аж подпрыгнул на месте. – Не знаю, как насчет загадочного «БЯ», но «СНУЮТ ВОЛКАМИ» – это вполне актуально. Ай да Теодор! Морочил мне голову столько времени!
   Демид принялся за расшифровку анаграммы. Не все шло гладко – где-то неправильно был определен автор, где-то имелись явные пропуски и накладки. Долго Демид ломал голову, что означает слово «ОСЛЯМИСЬ». В конце концов он решил, что это не загадочный старославянизм, но лишь изуродованное «ОГЛЯНИСЬ», и все встало на свои места. Мягкие знаки и знаки препинания Дема расставил по своему усмотрению. Послание гласило:

 
О, отрок, в мельтешеньи дней
Стремись осмыслить связь событий.
Жизнь коротка, но сколько в ней
Таится радостных открытий!
 
 
Усвой логическую связь
Тех сил, что движут мирозданьем,
И отправляйся, не таясь,
В дорогу, что ведет к познанью.
 
 
Твой путь нелегок и тернист,
Начертан он тебе судьбою.
Ты слышишь стрел каленых свист?
То Враг стремится за тобою.
 
 
Спасенья нет – и слуги Тьмы
Вокруг тебя снуют волками,
Но оглянись – среди зимы
Тюльпан расцвел, разрезав камень.
 
 
Расколет камень зов веков
И голос тихий, но могучий
Освободится из оков
И поведет тебя сквозь тучи.
 
 
Ядро зовет: "Пора, пора,
Приди ко мне, усталый воин,
Причастись мудрости Ядра,
Узнай, как этот мир устроен!"
 
 
Ядро зовет – иди скорей!
Стремлений жар, ума прохлада -
Все скрыто в древней кожуре
Ядра – другого и не надо.
 

   – Что же, стиль не нов, – пробормотал Дема. – Как там в эпиграфе значилось? "О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух – и опыт, сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг". Пушкин Александр Сергеич. Передача "Очевидное-невероятное", – Демид почесал в затылке. – Итак, что мы имеем? Ядро меня зовет. Ядро так Ядро. Ладно, хоть не ведро. Что еще есть в стихотворении, кроме вышеупомянутого Ядра – древнего и до тошноты мистического? Имеется пара знакомых элементов: Враг и волки. Ладно, это мы уже проходили. Ага, вот еще что. Тюльпан. Раскалывает, понимаешь ли, камень и лезет прямо в душу.
   Демид отправился прямехонько в мастерскую Художника.

* * *

   – Привет, Альфредо. Мне нужна твоя помощь.
   – Приветствую вас, Ди-Пи. Всегда к вашим услугам. – Художник стоял в позе Карандаша из журнала "Мурзилка" с палитрой в руках, и, наверное, обдумывал очередной шедевр, способный затмить Лукаса Кранаха-старшего и Илью Глазунова, вместе взятых.
   – Ты знаешь все двери в главном коридоре Внутреннего Мира?
   – О да, – Художник величаво качнул ухоженными кудрями. – Все двери, которые я создал для Эй-Пи, известны мне, как свои пять пальцев.
   – И много их?
   – Тысяча четыреста тридцать две.
   – Ничего себе! – Дема присвистнул. – А я и в пятидесяти не побывал. Слушай, а двери с изображением цветов есть?
   – Есть дверь Розы. Очень красивый барельеф. Я инкрустировал его рубинами и шпинелью. Эстетические установки при создании входа в директорию архиважны. Не внешняя броскость, но верное отражение сути хранящихся за дверью знаний являются целью…
   – А тюльпан? – перебил его Дема. – Есть дверь с тюльпаном?
   Демид готов был поклясться, что Художник побледнел и едва не выронил палитру. Да, компьютер умело мог изображать эмоции – и гнев, и радость, и иронию, но сейчас он скорее старался скрыть свои чувства и не показать страх. Неподдельный страх.
   "Я попал в точку. Прямо в яблочко".
   – Нет, такой двери нет. – Голос Художника не отличался искренностью и теплотой.
   – Врешь. Скажи честно: ты знаешь о такой двери?
   – Да, – Альфредо отвел взгляд от Демида.
   – Она существовала во Внутреннем Мире раньше?
   – Да. Но я стер ее по приказанию Эй-Пи. Это плохое место, хозяин, очень плохое! Давайте прекратим разговор об этом. Пожалуйста!
   – Вот как ты заговорил, – Демид усмехнулся недобро. – А мне как раз хочется узнать побольше об этой дверке. Чем она тебе так не нравится?