Страница:
комплекса, за дружбу между народами и за всякую прочую дребедень, вручало
ему роскошную грамоту, путевку в номенклатурный санаторий и... от всей души
отпускало на все четыре стороны. Но потрясенный председатель никуда не
поехал, а заперся дома в чулане, поставил перед собой грамоту, долго и
внимательно ее изучал, а потом основательно запил. Через три месяца он умер
от ипохондрии и цирроза.
На смену ему прислали молодого и невероятно талантливого комсомольского
организатора из райцентра, который, мгновенно освоившись в должности
директора, начал энергично и беспардонно воровать породистых, но всегда
печальных свиней. Почему вот так вот энергично и беспардонно, спросит
кто-то? Да потому что ускорение, потому что новая экономическая политика,
мать ее так.
Но лиха беда -- начало. Новая экономическая политика закончилась,
началась приватизация -- эпоха самоотверженных добровольцев, эра решительных
деяний и пора предпринимательской самодеятельности. В общем, поголовье
редчайшей породы племенных свиней оказалось на грани полного исчезновения.
В один из погожих дней директор плотно позавтракал остатками молочного
поросенка, уселся в служебный автомобиль и, подняв облако пыли, поехал в
город по делам. В городе он пообщался с нужными людьми, надавил на
правильные педали, справил кое-какие бумаги, а когда вернулся обратно,
крестьяне с удовольствием узнали, что отныне они не обыкновенные сельские
алкоголики, а самые настоящие частные собственники, держатели акций и в
некотором смысле даже рантье. Ну, разумеется, все свои акции они передали в
доверительное управление бывшему директору, а ныне, в соответствии с
уставными документами, председателю акционерного общества закрытого типа
"Племсовхоз Константиново". В едином, так сказать, порыве передали. Ну, типа
чтобы он распорядился ими по уму.
С практической стороны для крестьян это означало что? Что больше не
надо до седьмого пота горбатиться на постороннее государство. Краем уха они
слышали, что собственник -- это вообще такой человек, которому и делать
ничего не надо. Разве только раз в году явиться на общее собрание и получить
свою долю прибыли.
Аттракцион неслыханной щедрости. Это было даже лучше, чем коммунизм.
Это все равно как золотой дождь. Как поллюция или даже революция. Рай на
земле. Сон наяву. Беда только в том, что длился он одно мгновение.
Председатель, продав последнюю свинью, уехал на постоянное место
жительства в Филадельфию вместе с молодой женой и полными карманами денег.
И опять пришел к Нестору весь деревенский истеблишмент, постучался,
потом долго кряхтел у ворот, собираясь с мыслями, а перед тем как уходить,
не удержался и сказал:
-- Захарыч, мы тут это. Тут у нас. Такое положение вещей. Е-мое.
Словом, сильно заебало. Как бы все мы. Ну и тоже. Сомнения. Понимать ведь
нужно. Что да как. А ты. Ты вон чего. А мы нет. Нам многова знать не
полагается. Так что давай. Командуй теперь ты.
-- И что вы говорите? -- ответил Нестор истеблишменту. -- Что бы вы без
меня делали?
-- Ты это! Ты давай, елки-палки, не выебывайся.
-- Ладно, уговорили. Идите по домам и ждите, а мне надо подумать, --
сказал и величественно удалился.
-- Что ж, надо так надо. Бля! Только думай быстрее. У нас трубы горят.
Вскоре после этого в деревне появились гости с юга. За какие-нибудь две
недели на пустующем свинарнике горячие парни наладили и запустили в
производство две линии "Распутинской" водки и линию молдавского вина.
Каждое утро четыре крытых грузовика увозили в направлении Москвы партию
пойла и каждый вечер возвращались обратно пустыми. Нестор, безо всяких
угрызений совести присвоивший себе деньги за аренду свинарника за год
вперед, все их перемещения аккуратно заносил в бухгалтерскую книгу и что-то
подсчитывал. У него зрел план...
И вот однажды на свиноферму, как снег на голову, свалились борцы с
экономической преступностью из областного управления, и все как один -- в
масках и с автоматами. Первопроходцев большого и успешного начинания они
повязали и увезли перевоспитывать к себе, а оборудование впопыхах "забыли".
Не пропадать же такому добру.
Нестор собрал мужиков на свинарнике, дал им немного денег в виде
аванса, объяснил каждому, что нужно делать, и работа опять закипела.
Кипела она ровно два дня. Пока Нестор переналаживал и переоснащал
оборудование, помощников было хоть отбавляй. Но как только первая капля
зелья показалась из змеевика, все кипение сошло на нет. К середине третьего
дня все занятые на производстве мужики ушли в такую глубокую нирвану, что
Марианская впадина по сравнению с ней показалась бы мелкой канавой.
Работники, нанятые со стороны, спивались еще быстрее, и Махно
понадобилось немало времени, прежде чем запустить конвейер на полную
мощность.
Все изменилось в одночасье, когда в деревню прибыли первые "сыновья"
Нестора из Воркуты, Магадана или чего-то такого же, не менее одиозного.
Сразу появилась дисциплина, строгий учет и контроль за качеством выпускаемой
продукции. Дело сдвинулось с мертвой точки и вскоре начало приносить свои
плоды.
Праздник жизни омрачали только родственники незадачливых цеховиков,
наезжавшие раза два, забрать оборудование. И оба раза несолоно хлебавших
детей гор увозили на допрос люди в масках, только теперь уже из управления
по борьбе с организованной преступностью. О чем их допрашивали и как --
тайна за семью печатями, но скоро материальные претензии со стороны кого бы
то ни было прекратились и...
Пошло-поехало!
С тех пор всем было счастье.
Начальнику УБЭП достроили дом, начальнику УБОП купили новый
полноприводной автомобиль для поездок на рыбалку, а начальнику комитета
содействия малому и среднему предпринимательству отгрохали серебряную
свадьбу, да такую, что земля ходила ходуном.
По непроверенным данным, губернатор лично приезжал хвалить
инициативного старика и теперь летает по области на новеньком вертолете.
Хотя могу поклясться чем угодно -- это всего лишь совпадение.
Мужики сутки напролет паслись вокруг свинарника, деловито выражая
озабоченность перспективами расширения производства и освоения новых рынков
сбыта. Где они нахватались таких слов, Нестор не вникал, но милая сердцу
крестьянина тарабарщина односельчан отвлекала от работы и собственных
размышлений, потому что сам Нестор только об освоении новых рынков сбыта и
думал.
Картина восьмая
Московское время 11 часов 30 минут (520 ч. 330 м. 12404 с.). Кабинет
министра внутренних дел. Тихо. Идет совещание. Кругом -- начальники
управлений, не ниже генерал-лейтенанта. Глядит на них Решайло и диву дается:
этот делает не то, этот не так, этот не слушает приказов, этому надо по сто
раз повторять. Как эти ублюдки умудрились не то что дослужиться до
генеральских погон, а вообще дожить до своих лет?
"Присвоить, что ли, Худабердыеву полковника?" -- думает министр, а в
это время противно звонит секретный телефон. Решайло снимает трубку и со
знанием дела говорит в нее: "Алле".
Жена Бухайлы (с места в карьер):
-- Володя, когда у меня будет приличная машина, как у всех остальных
людей?!
Решайло:
-- Это ты. Ты уже проснулась?
Жена:
-- Ты мне зубы не заговаривай!
Решайло (прикасаясь к виску):
-- Не сейчас, у меня совещание.
Жена:
-- Нет сейчас. Сейчас! Дома тебя не видать, а на работу как не
позвонишь, вечно совещания. Чего вы там совещаетесь? И главное, с кем? Я все
поняла! Ты завел любовницу! Отвечай! Вова, ты завел себе любовницу? Я ее
знаю? Я ее порву...
Решайло:
-- Что ты городишь?
Жена:
-- Не порву, так поцарапаю. Ты гляди, допрыгаешься. Ты видел, что со
Скуратовым сделали? Такую карьеру коту под хвост. Они и до тебя доберутся...
Решайло:
-- Хорошо, хорошо, какую ты хочешь машину?
Жена:
-- Я тебе уже говорила.
Решайло:
-- Я не помню.
Жена:
-- Конечно, где тебе помнить о такой ерунде, ты никогда меня не
слушаешь. Я ведь всего лишь твоя жена!
Решайло:
-- Помилуй, у тебя семь пятниц на неделе, разве я могу упомнить все,
что ты просишь.
Жена:
-- Тебе плевать на жену! Тебе плевать на жену?! Скажи, я даже не
обижусь, я ко всему привыкшая. Признайся, наконец, что никого на свете ты не
любишь. Только себя одного. Ты ведь ждешь, небось, не дождешься, когда со
мной что-нибудь случится. А ты не жди, ты возьми и сам организуй. У тебя вон
какая работа интересная.
Решайло:
-- Какая муха тебя укусила? Давай вернемся к этому разговору потом, я
занят.
Жена:
-- Когда потом? Когда потом? Опять потом. Вова, ты меня не зли и не
бросай трубку. Я ведь сейчас соберусь и сама к тебе приеду. Ты будешь иметь
бледный вид!
Решайло (у которого и без того вид бледный):
-- Хорошо, давай сделаем так: ты диктуй, а я буду записывать.
Жена:
-- Что ты там буровишь? Вова, ты пьян?
Решайло:
- Нет, с чего ты взяла?
Жена:
-- Я тебя знаю. Гляди, а то враз приеду. Заодно на любовницу твою
взгляну. Она молодая? Конечно молодая, могла бы и не спрашивать...
Решайло (а желваки так и ползают по морде):
-- Диктуй, я записываю. Какая, какая?!
Жена:
-- Вова, почему ты замолчал?
Решайло:
-- Ты же знаешь, какая у меня зарплата.
Жена:
-- Не муми. Ты что меня, за дурочку держишь? В этой стране каждая
собака знает, какая у тебя зарплата. При чем здесь зарплата, я тебя
спрашиваю?
Решайло:
-- Какой цвет? Все записал. Целую.
Жена (мягче):
-- Володя? Вова, мама из деревни прислала горилки настоящей для тебя и
сала. А я тебе борщ наварю с вермишелью, как ты любишь. Мур-мур-мур, мой
Кузя. Вова, я сказала мур-мур-мур!
Решайло (тихо):
-- Мур-мур-мур.
Жена:
-- Не слышу! Я кому сказала мур-мур-мур?!
Решайло (громче):
-- Мур-мур-мур!
Жена:
-- Вот теперь целую. Крепко.
Решайло кладет трубку и с ненавистью смотрит поверх генералов. Генералы
опытные, проверенные кадры, с большим стажем уважения к командирам, делают
вид, будто ничего не слышали.
Министр зовет адъютанта, протягивает ему листок. Есть в Москве такая
машина? Сейчас уточним, товарищ генерал. Есть!!! Представьте себе, есть!!!
Одна-одинешенька на всю Москву. Но. Находится в частном владении. Как
написано: белый "Ягуар". Будем оформлять?
Решайло:
-- Найдите мне владельца. Отправьте пару человек к нему домой, на
работу, если нужно, объявить "Перехват" по всему городу. Из-под земли
достаньте. Все.
Худабердыев щелкает каблуками и растворяется в воздухе.
Дорога пошла в гору, затем опять покатилась под уклон, и за вторым или
третьим поворотом показался ровный край деревни.
Село скорее напоминало стоянку Золотой Орды на привале, чем ту
патриархальную деревеньку, с которой я знаком по русским народным сказкам.
Всюду, куда падал взгляд, была грязь. Грязь была на снегу, на крышах и окнах
домов. Грязь была во дворах и за их пределами. Грязь торчала из щелей и
почти витала в воздухе. Грязь была везде и повсеместно. Но больше всего
грязи было на вершине холма с южной стороны деревни. Там ее было просто
завались. Что творилось за холмом, страшно даже представить.
-- Бьюсь об заклад, -- пришел к заключению Максимовский. -- что они не
только водку самопальную делают. Здесь, брат, дела посерьезнее. Может быть,
даже нефть.
Мы проехали деревню насквозь и уткнулись в стену колючей проволоки. За
стеной, как по мановению волшебной палочки, грязь закончилась.
-- Тут есть над чем поработать ученым, -- сделал вывод Максимовский.
Вправо уходила только что вычищенная от снега дорога. Мы поехали прямо
по ней, пока она не вывела нас к стенам монолитного железобетонного
ограждения, раза в два выше человеческого роста.
На полстены чьей-то уверенной рукой было написано:
IN PATRIA NATUS NON EST PROPHETA VOCATUS
И ниже еще одна, не менее таинственная, надпись:
ОСТОРОЖНО! ЯДОВИТЫЙ ПЕТУХ!
-- Это здесь. -- Максимовский остановил машину у ворот и посигналил. --
Смотри, сейчас появятся деревенские девки в пестрых сарафанах с хлебом и
солью.
-- Какие, в жопу, девки? -- усомнился я. -- По-моему, у них сейчас
посевная в самом разгаре, и все девки в поле.
-- Что же они, по-твоему, сеют?
-- Известно, что -- озимые.
-- Отчего ты не агроном?
Так, слово за слово, безвозвратно сгинули еще десять минут жизни, а
девок в пестрых сарафанах не было видно даже на горизонте. Максимовский
погудел еще раз. Наконец ворота раздвинулись, но не широко, а ровно
настолько, чтобы в проем мог протиснуться только один человек. Сначала
показалась голова, потом и все остальные принадлежности.
-- Красные верблюды идут на восток! -- бодро выкрикнул Максимовский
какой-то старый пароль. -- Я тебя сразу узнал. Ты Махно?
Человек выплюнул на снег зубочистку.
-- А в чем, собственно, дело?
-- Я первый спросил, -- помахал ему пальцем Максимовский.
Если этот расфуфыренный чудак и есть тот самый Дон Корлеоне, о котором
с такой страстью и таким воодушевлением говорила Майя, то я, в худшем
случае, принц Уэльский. По моему глубокому убеждению такие авторитетные и
влиятельные люди, как Нестор, должны выглядеть несколько иначе.
Я думал, сейчас приедем, нас встретит получеловек-полубог в
забрызганном кровью фартуке. Ноги у него как сваи, а вместо рук -- кувалды,
и в правой его руке -- громы и молнии, а в левой -- трезубец самого
Посейдона. Его глаза как окна. Рот словно пещера. Каждый его выдох вызывает
отливы в мировом океане, а каждый поворот головы или наклон туловища --
гравитационные бури. Голос гремит, как Иерихонская труба, а когда он откроет
рот, чтобы заговорить с нами, мы от страха навалим в штаны и потеряем
ориентацию в пространстве.
Ничего подобного. Махно был невысокого роста и среднего телосложения.
Из расстегнутой до пупа рубахи торчал куст белых волос, а на мозолистом
потемневшем от времени кулаке сверкал огромный рубин. Пердимонокль,
сафьяновые сапоги, расшитые стеклярусом, и кривая турецкая сабля на боку
окончательно рассеивали предыдущий образ, но ничего нового о своем
обладателе не говорили. Казалось, что старик, как две капли воды похожий на
спившегося опереточного флибустьера, просто выскочил за пределы съемочной
площадки прямо в гриме и, переговорив с нами, незамедлительно вернется
обратно.
Мы с Максимовским изучали разодетого по последней деревенской моде
старика, а он изучал нас. Вставив в зубы свежую зубочистку, он спокойно снял
пердимонокль, сощурился и принялся сверлить глазами по очереди то меня, то
Максимовского. На меня его взгляд никак не подействовал, думаю, что на
Максимовского и подавно.
-- Может, хватит меня гипнотизировать? -- Максимовский повысил голос.
-- Язык, что ли, проглотил? Я тебя последний раз спрашиваю: ты Нестор
Костромской или нет, и на хера у тебя во всю стену по латыни написано "Нет
пророка в своем отечестве"? Ты что, пророк?
-- Дальше-то что? -- эхом отозвался дед.
Я совсем забыл, что Максимовский учился латыни в своем медицинском
институте. Дискуссия тем временем продолжалась.
-- Блядь, заманал ты меня, огрызок старый. Семен у тебя?
-- У меня, -- совершенно невозмутимо подтвердил дед, после чего сразу
же оглушительно пернул, вспугнув стаю ворон на дереве.
-- Тогда принимай гостей. -- Максимовский взял пальто, подошел к
старику и, отодвинув его в сторону, полез через ворота во двор. -- Блин,
дед, а ты мутный...
-- Это ты мутный. Почем я знаю, кто вы такие.
Нестор покрутил пальцем у виска и вопросительно кивнул. Я ответил тем
же.
-- ...Ни хера ты не хлебосольный...
Старик нырнул за Максимовским, следом за ним во двор вошел я.
-- ...Кто так гостей встречает?
Мы поднялись на крыльцо и зашли в дом. Снаружи ничего примечательного,
дом как дом. Сейчас вокруг Москвы таких домов много понатыкано. Подумаешь,
колоннада из мрамора в дорическом стиле. Что я, мрамора никогда не видел? А
вот внутри. Боюсь, что Фридман на фоне деда выглядит очень бледно со своим
антиквариатом. Всюду шик, блеск и позолота.
В глубине большой комнаты с готическим сводом, окнами до самого пола и
камином размером с футбольные ворота, я разглядел Семена с пирогом в руке.
-- Кого я вижу! -- вскинул руки Максимовский. -- Семен, дружище, ты ли
это?! Вот так встреча! -- Он сложил ладони трубочкой и склонился над
Нестором. -- Пациент, этого человека я знаю, гоните его в шею, пока он все
тут не пожрал.
-- Где вас черти носят? -- Сколько я помню Семена, он всегда что-то
жует, при этом не поправился ни на грамм и только немного подрос.
-- Семен, ты здесь пироги трескаешь, а мы тебя, между прочим, везде
ищем!
-- Спокойно, я сейчас все объясню... познакомьтесь, Нестор Захарович,
это -- мои друзья...
-- Это и так видно, что друзья. -- Нестор, кажется, успокоился. Он
вразвалочку обогнул стол, уселся, стукнув саблей об пол и спросил: -- А вы
кто будете, студенты или нет?
-- Мы хуже, -- внес ясность Максимовский, -- мы престидижитаторы!
-- Престижитаторы? Был у нас один престижитатор. По фамилии Шухерман. С
высшим экономическим образованием! Я, говорит, рулить желаю денежными
потоками. На макроэкономическом, говорит, уровне. Так я его на тракторе без
руля прокатил по оврагу. С тех пор его и не видели.
-- Престидижитатор, -- вразумил невежественного старика Максимовский,
-- это вроде как выездная торговля. Продаем товары первой необходимости в
полевых условиях...
-- Это коммивояжер, -- поправил я.
-- Как?
-- Коммивояжер продает товары. Престидижитатор -- это из другой оперы.
-- Коммивояжеры, престидижитаторы, все это сейчас не важно! Мы продаем
редкие автомобили, Нестор Захарович. Хотите "Ягуар"?
-- Хочу, -- просто и без лишнего кокетства признался Нестор Захарович.
-- Тогда милости просим к столу. -- Максимовский накинул пальто на
высокую спинку стула, стул передвинул ближе к камину, а сам тоже сел за стол
напротив хозяина. -- Где наши бокалы?
Нестор принес четыре хрустальных стакана и поставил на скатерть в
шахматном порядке.
-- Что пить будем: коньяк, виски или, может, водочку?
-- Наливай что хочешь, только всем из одной бутылки.
Нестор ухмыльнулся.
-- Тогда виски. -- Он вынул из шкафа две бутылки "Белой лошади",
зачем-то встряхнул и обе протянул Максимовскому. -- Выбирай.
-- Вот эту.
-- Если вам все равно, -- сказал Семен, -- я бы выпил шампанского.
Нашлось в доме и шампанское.
-- Ну, -- отогнул мизинец Нестор, когда стаканы, наконец, наполнились,
-- как говорится, "абузус нон толлит узум", что в переводе означает:
злоупотребление не исключает правильного употребления. За новые впечатления
и взаимопонимание.
-- С наступающим, -- добавил Максимовский.
Никакой специальной закуски не потребовалось. На столе и так было все,
что нужно: пироги с грибами и капустой, три вида варенья, сортов пять сыра,
моченые яблоки, буженина, лоханка красной икры, соленые опята, птичье молоко
и остальное по мелочи.
-- Коммивояжеры, говорите? -- вытерся рукавом Нестор, покончив со
вторым стаканом. -- Продавцы "Ягуаров"? А большой нынче спрос на "Ягуары"?
-- На "Ягуары" всегда хороший спрос. Другое дело, что не у всех есть
деньги.
-- Не в деньгах счастье, -- тонко заметил старик.
-- Вот именно. Давай, дед, гони бабки, извините за каламбур, а я тебе
пока выпишу ордер на заселение автомобиля.
-- Придется ждать до вечера, -- Нестор сунул в рот полную ложку икры,
-- когда дети вернутся. Сейчас детей нет -- все в городе на работе. Вечером
соберутся, привезут деньги.
-- Нет, нам до вечера нельзя. Нам сейчас надо. Наливай.
-- А сейчас -- никак. Совсем другое дело вечером, когда дети приедут.
-- За Царя! А дети вдруг не приедут? -- встревожился Максимовский.
-- Приедут, куда они денутся.
-- Но вечером?
-- Вечером.
-- В таком случае, пациент, я вас больше не задерживаю. -- Максимовский
встал. -- Увидимся в следующей жизни.
-- А на посошок?
-- Наливай!
-- Что за гость пошел неусидчивый? -- Старик разлил по стаканам виски.
-- Куда вы все торопитесь? Я вот за это Москву и не люблю: у вас в Москве
все такие...
-- Давайте, пациент, не будем отклоняться от темы.
-- Я же говорю, дети с работы вернутся, принесут деньги, -- Нестор уже
запьянел, язык его развязался. -- Каждый день одно и то же. Не было случая,
чтоб не приносили. Тащут и тащут. И ведь помногу тащут, сорванцы.
Накатили.
-- А кем ваши сорванцы работают, дедушка? -- спросил я.
-- А кто их разберет? Чего-то там по коммерческой части, за одно и
деньги заколачивают. Престижитаторы, вроде вас.
-- А как они выглядят?
-- Дык, все по-разному, у меня же их шесть штук.
В комнату, скрипя половицами, ввалился громадный петух, кашлянул и
остановился в дверях.
-- Здоровый, лось! -- У Максимовского отвисла челюсть.
Петух скорее напоминал разъяренного быка. Он встряхнул мясистым
гребнем, склонил голову набок и исподлобья оглядел всю нашу компанию, не
удостоив внимания только хозяина.
-- Сидеть, Армагеддон! -- одернул рьяного петуха Нестор, -- место. Ты
же видишь, все свои.
Петух снова кашлянул, сделал два шага назад и посмотрел на хозяина с
недоверием.
-- Я два раза не повторяю. -- Нестор подался вперед.
Петух отступил еще на полшага.
Дед и петух были чем-то похожи. Я пригляделся повнимательнее. Тот же
орлиный профиль, та же грудь колесом, те же повадки. Мне почему-то
вспомнилась собака Баскервилей, и я подумал, что эта самоуверенная парочка
могла бы натворить немало бед, если бы только захотела.
-- Чем ты его кормишь? -- спросил Максимовский. -- Анаболиками или
сырым мясом?
-- Чем бог пошлет, -- поскромничал Нестор. -- Но, ваша правда,
прожорлив, стервец, как акула. Может за один заход батон сырокопченой
колбасы сожрать и выпить два ведра воды.
Максимовский взял из корзинки на столе посыпанный маком бублик и кинул
в Армагеддона. Петух расценил этот жест доброй воли по-своему. Он наступил
на бублик своей крючковатой лапой, от чего тот моментально раскрошился,
присел и приготовился к нападению.
-- Субъект, дай по петуху разок стрельнуть. -- Максимовский выглядел
абсолютно счастливым человеком.
Но Махно идея, видно, не понравилась. Он быстро и пронзительно взглянул
на Максимовского, усмехнулся и разрешил:
-- А чего ж, стреляй, коли хороший человек. Но только если
промахнешься...
-- А если промахнусь, я выстрелю тебе прямо в голову, -- Максимовский
наклонился через стол, -- вот сюда.
Армагеддон молча поменял дислокацию.
-- Ты, старый хрен, свои дешевые трюки деревенским девкам на базаре по
выходным показывай. Посади петуха на цепь, пока я ему голову не открутил!
-- Норовистый паренек. -- Старик едва заметно шевельнул кистью руки.
Армагеддон разбежался, оттолкнулся от пола и послушно взгромоздился на шкаф.
-- А с вами так и надо -- оборзели, блядь, совсем!
Настроение Нестора менялось с каждой рюмкой, сказывался все-таки
возраст -- организм уже не тот.
-- Вот вы, молодые, не знаете ничего, не помните. Живете как у Христа
за пазухой. Страху в вас не осталось. А при советской власти в людях был
страх. Порядок был и конституция.
А Максимовский набирал темп.
-- За Императора! Ты, тупой садист, будешь мне рассказывать, что такое
конституция?
-- Чего вы знаете об жизни-то? -- пошел молотить Нестор старческую
ерунду. -- Пороху не нюхали! А у меня орденов только пять штук! За
Сталинград -- раз. За Киев -- два. Я Героя за переправу Днепра получил от
самого товарища Сталина! Я до самого Берлина дошел! У меня пять ранений и
девять осколков в голове!
-- И тра-та-та-та-та-та. Ты только не обижайся, старик, но мне сейчас
не до мемуаров. Я тебя в другой раз послушаю.
-- А я не обижаюсь. Ты хоть и необходительный со стариками, но человек,
сразу видно, самостоятельный.
-- Зубы на полку! То есть деньги на бочку!
-- Нет денег. Сказано ведь: сорванцы вечером приедут, будут вам деньги.
Каждый вечер денег видимо-невидимо. Не было случая, чтоб кто-то без денег
вернулся. На износ работают ребята.
-- А ты знаешь, кем его дети работают? -- озарило Максимовского. -- Я
сразу тему просек, ждал, когда ты сам догадаешься.
-- Я тоже сразу просек и ждал, когда ты догадаешься.
-- Значит, мы оба молодцы.
-- Железяка.
В пользу того обстоятельства, что между двумя головорезами, которые
отправили нас за деньгами, и Нестором существует прямая связь, говорило хотя
бы то, что в комнате на стене, чуть левее иконостаса и прямо под надписью:
"Внимание, разыскиваются особо опасные рецидивисты!" среди прочих, висели
роскошные черно-белые фотографии наших старых знакомых.
Нестор перехватил мой взгляд и улыбнулся в стакан.
-- Никто не святой.
-- Тогда сыграем в карты, -- предложил Максимовский, -- в дурака.
"Ягуар" против твоего петуха и ятагана.
Махно вынул саблю из ножен, вытер клинок краем скатерти и положил рядом
с собой, острием к Максимовскому и рукояткой к себе.
-- Давай сначала на щелбаны.
-- Э, нет, так дело не пойдет. На щелбаны ты вон с Семеном играй в
Чапаева, а мы давай по-взрослому. Наливай!
Договорились играть десять партий в подкидного, не тасуя колоду, а при
равном счете -- до первой победы.
Максимовский вынул из кармана запечатанную колоду и кинул через стол.
-- Проверяй.
-- Не надо, я и так везучий.
-- Тогда наливай. Сеня, распечатай колоду, проверь и сдавай. Послушай,
субъект, -- Максимовский снял пиджак, отпустил галстук и закатал рукава, --
скажи, пожалуйста, зачем тебе белый "Ягуар" в такой дыре?
-- Подарю.
-- Кому?
-- Младшему сыну на Новый год. Он такой вот, как ты, только стрижется
покороче и пошире в плечах. Такой молчун, слова лишнего не вытянешь.
ему роскошную грамоту, путевку в номенклатурный санаторий и... от всей души
отпускало на все четыре стороны. Но потрясенный председатель никуда не
поехал, а заперся дома в чулане, поставил перед собой грамоту, долго и
внимательно ее изучал, а потом основательно запил. Через три месяца он умер
от ипохондрии и цирроза.
На смену ему прислали молодого и невероятно талантливого комсомольского
организатора из райцентра, который, мгновенно освоившись в должности
директора, начал энергично и беспардонно воровать породистых, но всегда
печальных свиней. Почему вот так вот энергично и беспардонно, спросит
кто-то? Да потому что ускорение, потому что новая экономическая политика,
мать ее так.
Но лиха беда -- начало. Новая экономическая политика закончилась,
началась приватизация -- эпоха самоотверженных добровольцев, эра решительных
деяний и пора предпринимательской самодеятельности. В общем, поголовье
редчайшей породы племенных свиней оказалось на грани полного исчезновения.
В один из погожих дней директор плотно позавтракал остатками молочного
поросенка, уселся в служебный автомобиль и, подняв облако пыли, поехал в
город по делам. В городе он пообщался с нужными людьми, надавил на
правильные педали, справил кое-какие бумаги, а когда вернулся обратно,
крестьяне с удовольствием узнали, что отныне они не обыкновенные сельские
алкоголики, а самые настоящие частные собственники, держатели акций и в
некотором смысле даже рантье. Ну, разумеется, все свои акции они передали в
доверительное управление бывшему директору, а ныне, в соответствии с
уставными документами, председателю акционерного общества закрытого типа
"Племсовхоз Константиново". В едином, так сказать, порыве передали. Ну, типа
чтобы он распорядился ими по уму.
С практической стороны для крестьян это означало что? Что больше не
надо до седьмого пота горбатиться на постороннее государство. Краем уха они
слышали, что собственник -- это вообще такой человек, которому и делать
ничего не надо. Разве только раз в году явиться на общее собрание и получить
свою долю прибыли.
Аттракцион неслыханной щедрости. Это было даже лучше, чем коммунизм.
Это все равно как золотой дождь. Как поллюция или даже революция. Рай на
земле. Сон наяву. Беда только в том, что длился он одно мгновение.
Председатель, продав последнюю свинью, уехал на постоянное место
жительства в Филадельфию вместе с молодой женой и полными карманами денег.
И опять пришел к Нестору весь деревенский истеблишмент, постучался,
потом долго кряхтел у ворот, собираясь с мыслями, а перед тем как уходить,
не удержался и сказал:
-- Захарыч, мы тут это. Тут у нас. Такое положение вещей. Е-мое.
Словом, сильно заебало. Как бы все мы. Ну и тоже. Сомнения. Понимать ведь
нужно. Что да как. А ты. Ты вон чего. А мы нет. Нам многова знать не
полагается. Так что давай. Командуй теперь ты.
-- И что вы говорите? -- ответил Нестор истеблишменту. -- Что бы вы без
меня делали?
-- Ты это! Ты давай, елки-палки, не выебывайся.
-- Ладно, уговорили. Идите по домам и ждите, а мне надо подумать, --
сказал и величественно удалился.
-- Что ж, надо так надо. Бля! Только думай быстрее. У нас трубы горят.
Вскоре после этого в деревне появились гости с юга. За какие-нибудь две
недели на пустующем свинарнике горячие парни наладили и запустили в
производство две линии "Распутинской" водки и линию молдавского вина.
Каждое утро четыре крытых грузовика увозили в направлении Москвы партию
пойла и каждый вечер возвращались обратно пустыми. Нестор, безо всяких
угрызений совести присвоивший себе деньги за аренду свинарника за год
вперед, все их перемещения аккуратно заносил в бухгалтерскую книгу и что-то
подсчитывал. У него зрел план...
И вот однажды на свиноферму, как снег на голову, свалились борцы с
экономической преступностью из областного управления, и все как один -- в
масках и с автоматами. Первопроходцев большого и успешного начинания они
повязали и увезли перевоспитывать к себе, а оборудование впопыхах "забыли".
Не пропадать же такому добру.
Нестор собрал мужиков на свинарнике, дал им немного денег в виде
аванса, объяснил каждому, что нужно делать, и работа опять закипела.
Кипела она ровно два дня. Пока Нестор переналаживал и переоснащал
оборудование, помощников было хоть отбавляй. Но как только первая капля
зелья показалась из змеевика, все кипение сошло на нет. К середине третьего
дня все занятые на производстве мужики ушли в такую глубокую нирвану, что
Марианская впадина по сравнению с ней показалась бы мелкой канавой.
Работники, нанятые со стороны, спивались еще быстрее, и Махно
понадобилось немало времени, прежде чем запустить конвейер на полную
мощность.
Все изменилось в одночасье, когда в деревню прибыли первые "сыновья"
Нестора из Воркуты, Магадана или чего-то такого же, не менее одиозного.
Сразу появилась дисциплина, строгий учет и контроль за качеством выпускаемой
продукции. Дело сдвинулось с мертвой точки и вскоре начало приносить свои
плоды.
Праздник жизни омрачали только родственники незадачливых цеховиков,
наезжавшие раза два, забрать оборудование. И оба раза несолоно хлебавших
детей гор увозили на допрос люди в масках, только теперь уже из управления
по борьбе с организованной преступностью. О чем их допрашивали и как --
тайна за семью печатями, но скоро материальные претензии со стороны кого бы
то ни было прекратились и...
Пошло-поехало!
С тех пор всем было счастье.
Начальнику УБЭП достроили дом, начальнику УБОП купили новый
полноприводной автомобиль для поездок на рыбалку, а начальнику комитета
содействия малому и среднему предпринимательству отгрохали серебряную
свадьбу, да такую, что земля ходила ходуном.
По непроверенным данным, губернатор лично приезжал хвалить
инициативного старика и теперь летает по области на новеньком вертолете.
Хотя могу поклясться чем угодно -- это всего лишь совпадение.
Мужики сутки напролет паслись вокруг свинарника, деловито выражая
озабоченность перспективами расширения производства и освоения новых рынков
сбыта. Где они нахватались таких слов, Нестор не вникал, но милая сердцу
крестьянина тарабарщина односельчан отвлекала от работы и собственных
размышлений, потому что сам Нестор только об освоении новых рынков сбыта и
думал.
Картина восьмая
Московское время 11 часов 30 минут (520 ч. 330 м. 12404 с.). Кабинет
министра внутренних дел. Тихо. Идет совещание. Кругом -- начальники
управлений, не ниже генерал-лейтенанта. Глядит на них Решайло и диву дается:
этот делает не то, этот не так, этот не слушает приказов, этому надо по сто
раз повторять. Как эти ублюдки умудрились не то что дослужиться до
генеральских погон, а вообще дожить до своих лет?
"Присвоить, что ли, Худабердыеву полковника?" -- думает министр, а в
это время противно звонит секретный телефон. Решайло снимает трубку и со
знанием дела говорит в нее: "Алле".
Жена Бухайлы (с места в карьер):
-- Володя, когда у меня будет приличная машина, как у всех остальных
людей?!
Решайло:
-- Это ты. Ты уже проснулась?
Жена:
-- Ты мне зубы не заговаривай!
Решайло (прикасаясь к виску):
-- Не сейчас, у меня совещание.
Жена:
-- Нет сейчас. Сейчас! Дома тебя не видать, а на работу как не
позвонишь, вечно совещания. Чего вы там совещаетесь? И главное, с кем? Я все
поняла! Ты завел любовницу! Отвечай! Вова, ты завел себе любовницу? Я ее
знаю? Я ее порву...
Решайло:
-- Что ты городишь?
Жена:
-- Не порву, так поцарапаю. Ты гляди, допрыгаешься. Ты видел, что со
Скуратовым сделали? Такую карьеру коту под хвост. Они и до тебя доберутся...
Решайло:
-- Хорошо, хорошо, какую ты хочешь машину?
Жена:
-- Я тебе уже говорила.
Решайло:
-- Я не помню.
Жена:
-- Конечно, где тебе помнить о такой ерунде, ты никогда меня не
слушаешь. Я ведь всего лишь твоя жена!
Решайло:
-- Помилуй, у тебя семь пятниц на неделе, разве я могу упомнить все,
что ты просишь.
Жена:
-- Тебе плевать на жену! Тебе плевать на жену?! Скажи, я даже не
обижусь, я ко всему привыкшая. Признайся, наконец, что никого на свете ты не
любишь. Только себя одного. Ты ведь ждешь, небось, не дождешься, когда со
мной что-нибудь случится. А ты не жди, ты возьми и сам организуй. У тебя вон
какая работа интересная.
Решайло:
-- Какая муха тебя укусила? Давай вернемся к этому разговору потом, я
занят.
Жена:
-- Когда потом? Когда потом? Опять потом. Вова, ты меня не зли и не
бросай трубку. Я ведь сейчас соберусь и сама к тебе приеду. Ты будешь иметь
бледный вид!
Решайло (у которого и без того вид бледный):
-- Хорошо, давай сделаем так: ты диктуй, а я буду записывать.
Жена:
-- Что ты там буровишь? Вова, ты пьян?
Решайло:
- Нет, с чего ты взяла?
Жена:
-- Я тебя знаю. Гляди, а то враз приеду. Заодно на любовницу твою
взгляну. Она молодая? Конечно молодая, могла бы и не спрашивать...
Решайло (а желваки так и ползают по морде):
-- Диктуй, я записываю. Какая, какая?!
Жена:
-- Вова, почему ты замолчал?
Решайло:
-- Ты же знаешь, какая у меня зарплата.
Жена:
-- Не муми. Ты что меня, за дурочку держишь? В этой стране каждая
собака знает, какая у тебя зарплата. При чем здесь зарплата, я тебя
спрашиваю?
Решайло:
-- Какой цвет? Все записал. Целую.
Жена (мягче):
-- Володя? Вова, мама из деревни прислала горилки настоящей для тебя и
сала. А я тебе борщ наварю с вермишелью, как ты любишь. Мур-мур-мур, мой
Кузя. Вова, я сказала мур-мур-мур!
Решайло (тихо):
-- Мур-мур-мур.
Жена:
-- Не слышу! Я кому сказала мур-мур-мур?!
Решайло (громче):
-- Мур-мур-мур!
Жена:
-- Вот теперь целую. Крепко.
Решайло кладет трубку и с ненавистью смотрит поверх генералов. Генералы
опытные, проверенные кадры, с большим стажем уважения к командирам, делают
вид, будто ничего не слышали.
Министр зовет адъютанта, протягивает ему листок. Есть в Москве такая
машина? Сейчас уточним, товарищ генерал. Есть!!! Представьте себе, есть!!!
Одна-одинешенька на всю Москву. Но. Находится в частном владении. Как
написано: белый "Ягуар". Будем оформлять?
Решайло:
-- Найдите мне владельца. Отправьте пару человек к нему домой, на
работу, если нужно, объявить "Перехват" по всему городу. Из-под земли
достаньте. Все.
Худабердыев щелкает каблуками и растворяется в воздухе.
Дорога пошла в гору, затем опять покатилась под уклон, и за вторым или
третьим поворотом показался ровный край деревни.
Село скорее напоминало стоянку Золотой Орды на привале, чем ту
патриархальную деревеньку, с которой я знаком по русским народным сказкам.
Всюду, куда падал взгляд, была грязь. Грязь была на снегу, на крышах и окнах
домов. Грязь была во дворах и за их пределами. Грязь торчала из щелей и
почти витала в воздухе. Грязь была везде и повсеместно. Но больше всего
грязи было на вершине холма с южной стороны деревни. Там ее было просто
завались. Что творилось за холмом, страшно даже представить.
-- Бьюсь об заклад, -- пришел к заключению Максимовский. -- что они не
только водку самопальную делают. Здесь, брат, дела посерьезнее. Может быть,
даже нефть.
Мы проехали деревню насквозь и уткнулись в стену колючей проволоки. За
стеной, как по мановению волшебной палочки, грязь закончилась.
-- Тут есть над чем поработать ученым, -- сделал вывод Максимовский.
Вправо уходила только что вычищенная от снега дорога. Мы поехали прямо
по ней, пока она не вывела нас к стенам монолитного железобетонного
ограждения, раза в два выше человеческого роста.
На полстены чьей-то уверенной рукой было написано:
IN PATRIA NATUS NON EST PROPHETA VOCATUS
И ниже еще одна, не менее таинственная, надпись:
ОСТОРОЖНО! ЯДОВИТЫЙ ПЕТУХ!
-- Это здесь. -- Максимовский остановил машину у ворот и посигналил. --
Смотри, сейчас появятся деревенские девки в пестрых сарафанах с хлебом и
солью.
-- Какие, в жопу, девки? -- усомнился я. -- По-моему, у них сейчас
посевная в самом разгаре, и все девки в поле.
-- Что же они, по-твоему, сеют?
-- Известно, что -- озимые.
-- Отчего ты не агроном?
Так, слово за слово, безвозвратно сгинули еще десять минут жизни, а
девок в пестрых сарафанах не было видно даже на горизонте. Максимовский
погудел еще раз. Наконец ворота раздвинулись, но не широко, а ровно
настолько, чтобы в проем мог протиснуться только один человек. Сначала
показалась голова, потом и все остальные принадлежности.
-- Красные верблюды идут на восток! -- бодро выкрикнул Максимовский
какой-то старый пароль. -- Я тебя сразу узнал. Ты Махно?
Человек выплюнул на снег зубочистку.
-- А в чем, собственно, дело?
-- Я первый спросил, -- помахал ему пальцем Максимовский.
Если этот расфуфыренный чудак и есть тот самый Дон Корлеоне, о котором
с такой страстью и таким воодушевлением говорила Майя, то я, в худшем
случае, принц Уэльский. По моему глубокому убеждению такие авторитетные и
влиятельные люди, как Нестор, должны выглядеть несколько иначе.
Я думал, сейчас приедем, нас встретит получеловек-полубог в
забрызганном кровью фартуке. Ноги у него как сваи, а вместо рук -- кувалды,
и в правой его руке -- громы и молнии, а в левой -- трезубец самого
Посейдона. Его глаза как окна. Рот словно пещера. Каждый его выдох вызывает
отливы в мировом океане, а каждый поворот головы или наклон туловища --
гравитационные бури. Голос гремит, как Иерихонская труба, а когда он откроет
рот, чтобы заговорить с нами, мы от страха навалим в штаны и потеряем
ориентацию в пространстве.
Ничего подобного. Махно был невысокого роста и среднего телосложения.
Из расстегнутой до пупа рубахи торчал куст белых волос, а на мозолистом
потемневшем от времени кулаке сверкал огромный рубин. Пердимонокль,
сафьяновые сапоги, расшитые стеклярусом, и кривая турецкая сабля на боку
окончательно рассеивали предыдущий образ, но ничего нового о своем
обладателе не говорили. Казалось, что старик, как две капли воды похожий на
спившегося опереточного флибустьера, просто выскочил за пределы съемочной
площадки прямо в гриме и, переговорив с нами, незамедлительно вернется
обратно.
Мы с Максимовским изучали разодетого по последней деревенской моде
старика, а он изучал нас. Вставив в зубы свежую зубочистку, он спокойно снял
пердимонокль, сощурился и принялся сверлить глазами по очереди то меня, то
Максимовского. На меня его взгляд никак не подействовал, думаю, что на
Максимовского и подавно.
-- Может, хватит меня гипнотизировать? -- Максимовский повысил голос.
-- Язык, что ли, проглотил? Я тебя последний раз спрашиваю: ты Нестор
Костромской или нет, и на хера у тебя во всю стену по латыни написано "Нет
пророка в своем отечестве"? Ты что, пророк?
-- Дальше-то что? -- эхом отозвался дед.
Я совсем забыл, что Максимовский учился латыни в своем медицинском
институте. Дискуссия тем временем продолжалась.
-- Блядь, заманал ты меня, огрызок старый. Семен у тебя?
-- У меня, -- совершенно невозмутимо подтвердил дед, после чего сразу
же оглушительно пернул, вспугнув стаю ворон на дереве.
-- Тогда принимай гостей. -- Максимовский взял пальто, подошел к
старику и, отодвинув его в сторону, полез через ворота во двор. -- Блин,
дед, а ты мутный...
-- Это ты мутный. Почем я знаю, кто вы такие.
Нестор покрутил пальцем у виска и вопросительно кивнул. Я ответил тем
же.
-- ...Ни хера ты не хлебосольный...
Старик нырнул за Максимовским, следом за ним во двор вошел я.
-- ...Кто так гостей встречает?
Мы поднялись на крыльцо и зашли в дом. Снаружи ничего примечательного,
дом как дом. Сейчас вокруг Москвы таких домов много понатыкано. Подумаешь,
колоннада из мрамора в дорическом стиле. Что я, мрамора никогда не видел? А
вот внутри. Боюсь, что Фридман на фоне деда выглядит очень бледно со своим
антиквариатом. Всюду шик, блеск и позолота.
В глубине большой комнаты с готическим сводом, окнами до самого пола и
камином размером с футбольные ворота, я разглядел Семена с пирогом в руке.
-- Кого я вижу! -- вскинул руки Максимовский. -- Семен, дружище, ты ли
это?! Вот так встреча! -- Он сложил ладони трубочкой и склонился над
Нестором. -- Пациент, этого человека я знаю, гоните его в шею, пока он все
тут не пожрал.
-- Где вас черти носят? -- Сколько я помню Семена, он всегда что-то
жует, при этом не поправился ни на грамм и только немного подрос.
-- Семен, ты здесь пироги трескаешь, а мы тебя, между прочим, везде
ищем!
-- Спокойно, я сейчас все объясню... познакомьтесь, Нестор Захарович,
это -- мои друзья...
-- Это и так видно, что друзья. -- Нестор, кажется, успокоился. Он
вразвалочку обогнул стол, уселся, стукнув саблей об пол и спросил: -- А вы
кто будете, студенты или нет?
-- Мы хуже, -- внес ясность Максимовский, -- мы престидижитаторы!
-- Престижитаторы? Был у нас один престижитатор. По фамилии Шухерман. С
высшим экономическим образованием! Я, говорит, рулить желаю денежными
потоками. На макроэкономическом, говорит, уровне. Так я его на тракторе без
руля прокатил по оврагу. С тех пор его и не видели.
-- Престидижитатор, -- вразумил невежественного старика Максимовский,
-- это вроде как выездная торговля. Продаем товары первой необходимости в
полевых условиях...
-- Это коммивояжер, -- поправил я.
-- Как?
-- Коммивояжер продает товары. Престидижитатор -- это из другой оперы.
-- Коммивояжеры, престидижитаторы, все это сейчас не важно! Мы продаем
редкие автомобили, Нестор Захарович. Хотите "Ягуар"?
-- Хочу, -- просто и без лишнего кокетства признался Нестор Захарович.
-- Тогда милости просим к столу. -- Максимовский накинул пальто на
высокую спинку стула, стул передвинул ближе к камину, а сам тоже сел за стол
напротив хозяина. -- Где наши бокалы?
Нестор принес четыре хрустальных стакана и поставил на скатерть в
шахматном порядке.
-- Что пить будем: коньяк, виски или, может, водочку?
-- Наливай что хочешь, только всем из одной бутылки.
Нестор ухмыльнулся.
-- Тогда виски. -- Он вынул из шкафа две бутылки "Белой лошади",
зачем-то встряхнул и обе протянул Максимовскому. -- Выбирай.
-- Вот эту.
-- Если вам все равно, -- сказал Семен, -- я бы выпил шампанского.
Нашлось в доме и шампанское.
-- Ну, -- отогнул мизинец Нестор, когда стаканы, наконец, наполнились,
-- как говорится, "абузус нон толлит узум", что в переводе означает:
злоупотребление не исключает правильного употребления. За новые впечатления
и взаимопонимание.
-- С наступающим, -- добавил Максимовский.
Никакой специальной закуски не потребовалось. На столе и так было все,
что нужно: пироги с грибами и капустой, три вида варенья, сортов пять сыра,
моченые яблоки, буженина, лоханка красной икры, соленые опята, птичье молоко
и остальное по мелочи.
-- Коммивояжеры, говорите? -- вытерся рукавом Нестор, покончив со
вторым стаканом. -- Продавцы "Ягуаров"? А большой нынче спрос на "Ягуары"?
-- На "Ягуары" всегда хороший спрос. Другое дело, что не у всех есть
деньги.
-- Не в деньгах счастье, -- тонко заметил старик.
-- Вот именно. Давай, дед, гони бабки, извините за каламбур, а я тебе
пока выпишу ордер на заселение автомобиля.
-- Придется ждать до вечера, -- Нестор сунул в рот полную ложку икры,
-- когда дети вернутся. Сейчас детей нет -- все в городе на работе. Вечером
соберутся, привезут деньги.
-- Нет, нам до вечера нельзя. Нам сейчас надо. Наливай.
-- А сейчас -- никак. Совсем другое дело вечером, когда дети приедут.
-- За Царя! А дети вдруг не приедут? -- встревожился Максимовский.
-- Приедут, куда они денутся.
-- Но вечером?
-- Вечером.
-- В таком случае, пациент, я вас больше не задерживаю. -- Максимовский
встал. -- Увидимся в следующей жизни.
-- А на посошок?
-- Наливай!
-- Что за гость пошел неусидчивый? -- Старик разлил по стаканам виски.
-- Куда вы все торопитесь? Я вот за это Москву и не люблю: у вас в Москве
все такие...
-- Давайте, пациент, не будем отклоняться от темы.
-- Я же говорю, дети с работы вернутся, принесут деньги, -- Нестор уже
запьянел, язык его развязался. -- Каждый день одно и то же. Не было случая,
чтоб не приносили. Тащут и тащут. И ведь помногу тащут, сорванцы.
Накатили.
-- А кем ваши сорванцы работают, дедушка? -- спросил я.
-- А кто их разберет? Чего-то там по коммерческой части, за одно и
деньги заколачивают. Престижитаторы, вроде вас.
-- А как они выглядят?
-- Дык, все по-разному, у меня же их шесть штук.
В комнату, скрипя половицами, ввалился громадный петух, кашлянул и
остановился в дверях.
-- Здоровый, лось! -- У Максимовского отвисла челюсть.
Петух скорее напоминал разъяренного быка. Он встряхнул мясистым
гребнем, склонил голову набок и исподлобья оглядел всю нашу компанию, не
удостоив внимания только хозяина.
-- Сидеть, Армагеддон! -- одернул рьяного петуха Нестор, -- место. Ты
же видишь, все свои.
Петух снова кашлянул, сделал два шага назад и посмотрел на хозяина с
недоверием.
-- Я два раза не повторяю. -- Нестор подался вперед.
Петух отступил еще на полшага.
Дед и петух были чем-то похожи. Я пригляделся повнимательнее. Тот же
орлиный профиль, та же грудь колесом, те же повадки. Мне почему-то
вспомнилась собака Баскервилей, и я подумал, что эта самоуверенная парочка
могла бы натворить немало бед, если бы только захотела.
-- Чем ты его кормишь? -- спросил Максимовский. -- Анаболиками или
сырым мясом?
-- Чем бог пошлет, -- поскромничал Нестор. -- Но, ваша правда,
прожорлив, стервец, как акула. Может за один заход батон сырокопченой
колбасы сожрать и выпить два ведра воды.
Максимовский взял из корзинки на столе посыпанный маком бублик и кинул
в Армагеддона. Петух расценил этот жест доброй воли по-своему. Он наступил
на бублик своей крючковатой лапой, от чего тот моментально раскрошился,
присел и приготовился к нападению.
-- Субъект, дай по петуху разок стрельнуть. -- Максимовский выглядел
абсолютно счастливым человеком.
Но Махно идея, видно, не понравилась. Он быстро и пронзительно взглянул
на Максимовского, усмехнулся и разрешил:
-- А чего ж, стреляй, коли хороший человек. Но только если
промахнешься...
-- А если промахнусь, я выстрелю тебе прямо в голову, -- Максимовский
наклонился через стол, -- вот сюда.
Армагеддон молча поменял дислокацию.
-- Ты, старый хрен, свои дешевые трюки деревенским девкам на базаре по
выходным показывай. Посади петуха на цепь, пока я ему голову не открутил!
-- Норовистый паренек. -- Старик едва заметно шевельнул кистью руки.
Армагеддон разбежался, оттолкнулся от пола и послушно взгромоздился на шкаф.
-- А с вами так и надо -- оборзели, блядь, совсем!
Настроение Нестора менялось с каждой рюмкой, сказывался все-таки
возраст -- организм уже не тот.
-- Вот вы, молодые, не знаете ничего, не помните. Живете как у Христа
за пазухой. Страху в вас не осталось. А при советской власти в людях был
страх. Порядок был и конституция.
А Максимовский набирал темп.
-- За Императора! Ты, тупой садист, будешь мне рассказывать, что такое
конституция?
-- Чего вы знаете об жизни-то? -- пошел молотить Нестор старческую
ерунду. -- Пороху не нюхали! А у меня орденов только пять штук! За
Сталинград -- раз. За Киев -- два. Я Героя за переправу Днепра получил от
самого товарища Сталина! Я до самого Берлина дошел! У меня пять ранений и
девять осколков в голове!
-- И тра-та-та-та-та-та. Ты только не обижайся, старик, но мне сейчас
не до мемуаров. Я тебя в другой раз послушаю.
-- А я не обижаюсь. Ты хоть и необходительный со стариками, но человек,
сразу видно, самостоятельный.
-- Зубы на полку! То есть деньги на бочку!
-- Нет денег. Сказано ведь: сорванцы вечером приедут, будут вам деньги.
Каждый вечер денег видимо-невидимо. Не было случая, чтоб кто-то без денег
вернулся. На износ работают ребята.
-- А ты знаешь, кем его дети работают? -- озарило Максимовского. -- Я
сразу тему просек, ждал, когда ты сам догадаешься.
-- Я тоже сразу просек и ждал, когда ты догадаешься.
-- Значит, мы оба молодцы.
-- Железяка.
В пользу того обстоятельства, что между двумя головорезами, которые
отправили нас за деньгами, и Нестором существует прямая связь, говорило хотя
бы то, что в комнате на стене, чуть левее иконостаса и прямо под надписью:
"Внимание, разыскиваются особо опасные рецидивисты!" среди прочих, висели
роскошные черно-белые фотографии наших старых знакомых.
Нестор перехватил мой взгляд и улыбнулся в стакан.
-- Никто не святой.
-- Тогда сыграем в карты, -- предложил Максимовский, -- в дурака.
"Ягуар" против твоего петуха и ятагана.
Махно вынул саблю из ножен, вытер клинок краем скатерти и положил рядом
с собой, острием к Максимовскому и рукояткой к себе.
-- Давай сначала на щелбаны.
-- Э, нет, так дело не пойдет. На щелбаны ты вон с Семеном играй в
Чапаева, а мы давай по-взрослому. Наливай!
Договорились играть десять партий в подкидного, не тасуя колоду, а при
равном счете -- до первой победы.
Максимовский вынул из кармана запечатанную колоду и кинул через стол.
-- Проверяй.
-- Не надо, я и так везучий.
-- Тогда наливай. Сеня, распечатай колоду, проверь и сдавай. Послушай,
субъект, -- Максимовский снял пиджак, отпустил галстук и закатал рукава, --
скажи, пожалуйста, зачем тебе белый "Ягуар" в такой дыре?
-- Подарю.
-- Кому?
-- Младшему сыну на Новый год. Он такой вот, как ты, только стрижется
покороче и пошире в плечах. Такой молчун, слова лишнего не вытянешь.