Страница:
– Кажется, мне не удастся разобраться самому. Что я хотел бы знать, Гринлиз, так это каким образом можно точно визуализировать структуру молекулы. Вы понимаете, что я имею в виду? Например, какого она цвета?
Химик с надеждой взглянул на Президента, но тот был слишком увлечен беседой.
– Хорошо, – покорно сказал Гринлиз. – Уфф! В данном случае нельзя оперировать понятием цвета. Слишком велика длина излучаемых волн.
– А, понимаю, – Карл был зачарован. – Ну а как насчет формы? Мне доводилось видеть искусственные модели. Ну, те, в которых атомы представлены в виде маленьких шариков и соединяются гибкими стерженьками, изображающими, как мне кажется, соединяющие атомы силы. Это соответствует действительности?
– Не совсем. Объединяющие силы действительно существуют, но вы не можете их видеть или, возможно, вы бы их увидели (Гринлиз, как и большинство присутствующих, знал чуть больше, чем достаточно; не в его характере было объяснять внутримолекулярные взаимодействия по искусственным моделям, да еще и профессорам, которые, каков бы ни был их вклад в теорию чисел, полные профаны в физической химии), если бы вам удалось увидеть сами атомы. И то, и другое одинаково невозможно. С таким же успехом можно представить в виде стержней силы тяготения, удерживающие Луну над Землей. Давайте лучше представим… Вы знаете, что такое «валентность»? Нет? Ну что же, а известно ли вам из атомной теории, какое значение имеет количество электронов в… нет лучше подойдем с другой стороны…
Он умолк. По выражению его лица нетрудно было догадаться, что он просто в ярости от того, что вынужден отвечать на глупые вопросы Карла – так охотник на слонов, согнувшийся под тяжестью автоматической винтовки «Экспресс-400», отражает атаки голодного москита. Похоже, химик собирался изложить теорию атома начиная; с исследований Бора, а заодно и познакомить собеседника с воззрениями Демокрита.
– Вот что я предлагаю, – наконец нашелся Гринлиз, – давайте подождем до завтра. У меня есть несколько снимков, сделанных с помощью электронного микроскопа.
– Замечательно, – с воодушевлением воскликнул Карл. – Да, но завтра меня не будет, – улыбнулся он Эсту Киру, – я должен отправиться с Полевой Экспедицией. Раз так, отложим беседу до моего возвращения. Но не забудьте, Гринлиз, – сразу, как я вернусь.
И Карл тепло пожал руку химику, который поспешил откланяться.
– Именно об этом я хотел с тобой поговорить, – злобно прошипел наконец добравшийся до Карла Конут.
Карл ответил ему крайне удивленным, но благосклонным взглядом.
– Я не знал, Конут, что ты интересуешься моими скромными экспериментами. Польщен, польщен. Знаешь, я, например, всегда думал, что молекула серебра черная или серебряная. Но, похоже, я ошибался. Гринлиз говорит…
– Нет, я не об этом. Я имел в виду Полевую Экспедицию. Я не могу ехать.
Сторонний наблюдатель заметил бы, что все внимание Эста Кира, после того как он несколько минут назад утратил интерес к беседе Карла и Гринлиза, было обращено на Уола. Но голова старика реагировала на происходящее, как параболическая антенна: заслышав Конута, он тут же повернулся к нему.
– Ты дол-жен ехать, Ко-нут, – протикал он, как метроном.
– Должен?
– Конечно, Конут. Желаю тебе успеха, – произнес Карл и, повернувшись к Эсту Киру, добавил. – Не обращайте внимания, Президент. Он непременно поедет.
– Но я почти завершил работы по Вольграну…
– А заодно и попытки самоубийства, – мышцы в углах рта Президента попытались растянуть губы в подобии улыбки.
– Сэр, но я совсем не хотел… – с досадой начал объяснять Конут.
– Ты не хо-тел этим ут-ром…
– Конут, успокойся, – прервал их Карл. – Ах, Президент, конечно, это очень огорчительно. Я должен дать вам полный отчет и, уверен, мы сможем расценить это как несчастный случай. Возможно, все вышло нечаянно. Не так уж трудно ошибиться и взять в руки острый нож вместо указки.
– Но я… – снова начал Конут.
– Он дол-жен ехать в лю-бом слу-чае.
– Конечно, Президент. Ведь ты согласен, Конут?
– Но…
– Прошу вас выле-теть на голов-ном само-лете. Я хочу ви-деть вас на мес-те, когда при-буду на посадку.
– Решено, так и сделаем.
Конут открыл было рот, однако не сумел больше произнести ни слова в свою защиту – из толпы вынырнули мужчина и женщина. Напряженность и скованность, с которыми они держались, выдавали в них горожан. Мужчина был репортером одного из каналов телевидения, женщина держала в руках фотоаппарат.
– Президент Эст Кир? Спасибо за приглашение. Безусловно, ваше возвращение из экспедиции будет снимать целая бригада репортеров и операторов, но почему бы не сделать несколько снимков прямо сейчас? Как я понял, вы отобрали семерых аборигенов на острове. Это правда? Конечно, их там целое племя, но сюда будут вывезены семеро. Кто же возглавит экспедицию? Вы лично? Несомненно, это лучшее решение. Милли, ты уверена, что снимки Президента выйдут удачно?
Большой палец руки репортер держал на кнопке диктофона, записывая сообщение: девять преподавателей факультета отправятся в экспедицию, чтобы привезти в Университет семерых аборигенов. Экспедиция стартует на двух самолетах в девять вечера, чтобы прибыть на место назначения рано утром по местному времени. Он также отметил, что будущие исследования сулят важные открытия в области антропологии.
Конут отвел Мастера Карла в сторону.
– Я не хочу ехать! В конце концов, какого черта этим должны заниматься математики?
– Ну, пожалуйста, Конут. Ты же слышал, что сказал Президент. Да, там нечего делать математикам, но это традиционная поездка и удобный случай поднять свой авторитет. И ты не должен пренебрегать этим при сегодняшних обстоятельствах. Ты же видишь, слухи о твоих, гм, приключениях уже достигли его ушей. Не провоцируй конфликтов с начальством.
– А что будет с Вольграном? И как быть с моими, гм, приключениями? Даже здесь я почти убил себя, хотя сделал все, чтобы предотвратить это. Как я обойдусь без Эгерта?
– С тобой буду я.
– Нет, Карл!
– Ты поедешь, – четко выговаривая слова, произнес Карл, и глаза его вновь засияли.
Конут с минуту выдерживал этот непреклонный взгляд, потом сдался. Когда у Карла такие глаза и такой тон, спорить не имеет смысла. А Конут любил старика и никогда не спорил с ним понапрасну.
– Хорошо, я поеду, – угрюмо произнес он.
Конут быстро уложил вещи – это заняло всего несколько минут – и вернулся в клинику: взглянуть, свободна ли диагностическая комната. Но она была занята. Времени у Конута оставалось очень мало, первый самолет вылетал меньше чем через час, но он упрямо уселся в приемной. Какая-то вялость охватила его, и он даже не смотрел на часы.
Когда место освободилось, дело пошло быстро. Машина автоматически измеряла и изучала параметры жизнедеятельности организма, хроматографировала спектральные характеристики крови, испытательная платформа наклонилась так, чтобы Конут мог сойти с нее, а пока он одевался, его осматривал фотоэлектрический глаз. Затем открылась дверь в коридор, и записанный на пленку голос проговорил: «Благодарю вас. Подождите, пожалуйста, в приемной».
Там и нашел Конута обеспокоенный Мастер Карл.
– О Боже, мой мальчик! Ты знаешь, что самолет вот-вот взлетит? А ведь Президент особо подчеркнул, что мы должны отправиться на первом самолете. Пойдем, нас ждет скутер…
– Извини, я не могу.
– Не можешь? Что это значит, черт возьми? Пошли!
– Я согласен ехать и поеду, – вяло проговорил Конут, – но раз уж возникло предположение, которое, кстати, разделял и ты, что врачи помогут мне защититься от попыток самоубийства, я не собираюсь уходить отсюда, пока они не скажут, что делать. Я жду результатов обследования.
– О! – Мастер Карл взглянул на настенные часы. – Понимаю. – Он задумчиво уселся рядом с Конутом. Внезапно Карл усмехнулся: – Хорошо, мой мальчик. Думаю, Президент не сможет оспорить такую причину.
Конут немного успокоился.
– Ну, ладно, Карл, ты иди. Незачем нам вдвоем волноваться из-за пустяков.
– Волноваться? – переспросил Карл с самым безмятежным и веселым видом. Конут понял: Карлу в конце концов пришло в голову, что эта поездка – нечто вроде каникул, поэтому он стал вести себя легкомысленно, как отпускник.
– В самом деле, из-за чего нам беспокоиться? У тебя есть хорошая причина, чтобы задержаться, а у меня – чтобы подождать тебя. Знаешь, Президент все время подгоняет работу над распределением Вольграна. По-моему, он весьма заинтересован в ней. А так как я не нашел материалов в твоей комнате, то подумал, что они у тебя в сумке, и теперь жду, когда эта сумка отправится в путь.
– Но моя работа далека от завершения, – запротестовал Конут.
Карл в ответ только подмигнул.
– Неужели ты думаешь, он это заметит? Будет замечательно, если он хотя бы взглянет на нее!
– Ну, хорошо, – с неохотой согласился Конут, – но откуда, черт возьми, ему вообще про нее известно?
– Конечно, это я ему сказал. За последние несколько дней у меня не раз была возможность поговорить с Президентом о тебе.
Вдруг лицо Карла омрачилось.
– Конут, – сказал он сурово, – ведь мы не можем оставить все как есть, правда? Ты должен упорядочить свою жизнь. Я вижу только один способ: тебе надо жениться.
– Мастер Карл! – взорвался Конут, – вы не имеете права вмешиваться в мои личные дела.
– Поверь мне, мой мальчик, – Карл старался говорить как можно убедительнее, – затея с Эгертом не спасет тебя надолго. А заключив тридцатидневный брак, ты получишь жену, которая, несомненно, убережет тебя от любой опасности.
Конут в это время подумал, что ему осталось всего три недели до завершения исследований.
– Вне всякого сомнения, тебе нужна жена. Мужчина не должен идти по жизни один, – втолковывал Карл.
– А как же ты? – перебил его Конут.
– Я стар, а ты молод. Скажи, ты был женат когда-нибудь?
Конут упрямо молчал.
– Ты согласен? В Университете так много замечательных девушек. И каждая будет рада твоему предложению. Повторяю: каждая!
Меньше всего Конут хотел предаваться мечтаниям на тему, которую развивал сейчас Карл, но это происходило помимо его воли.
– Кроме всего прочего, она будет с тобой все время, в самые опасные моменты. Ты перестанешь нуждаться в Эгерте.
Конут отвлекся от мечтаний и направил свои мысли в более привычное и менее заманчивое русло.
– Я подумаю об этом, – сказал он наконец, как раз в тот момент, когда появился медик, держа в руках заключение, две коробочки с пилюлями и пачку листов бумаги. Заключение было негативным, все показатели ниже нормы. Пилюли? Они на всякий случай, сказал медик. Вреда от них никакого, а помочь могут.
А стопка бумаг… На верхнем листе значилось: «Конфиденциально. Экспериментальные материалы. Исследование случаев самоубийства среди преподавателей факультета».
Конут накрыл бумаги рукой, прервав врача, который пытался объяснить, как нужно принимать таблетки, и скомандовал:
– Поехали, Карл! Мы еще можем успеть.
Однако успеть на самолет им не удалось. Они гнали скутер вовсю, но добрались до взлетной полосы, когда реактивный самолет с вертикальным взлетом с первым отрядом Полевой Экспедиции на борту уже оторвался от земли.
Против ожиданий Кон у та Карл ничуть не расстроился.
– Ну и ладно, – сказал он, – у нас была уважительная причина. Другое дело, если бы мы опоздали ни с того ни с сего. Во всяком случае, – тут он снова подмигнул сам себе уже второй раз за последние четверть часа, – это дает нам шанс отправиться на личном самолете Президента. Ты доволен? Прекрасный случай для нас, простых смертных, вкусить настоящей жизни! – Карл собрался было разразиться довольным смехом, но только беззвучно раскрыл рот. Над их головами раздался звук, напоминающий грубый кашель гиганта, и все вокруг осветила яркая вспышка. Конут и Мастер Карл подняли глаза. Небо было объято пламенем: там, вверху, что-то рассыпалось на горящие куски и падало на землю большими белыми лоскутами.
– Боже, – тихо произнес Конут, – да это же наш самолет…
Глава 5
Химик с надеждой взглянул на Президента, но тот был слишком увлечен беседой.
– Хорошо, – покорно сказал Гринлиз. – Уфф! В данном случае нельзя оперировать понятием цвета. Слишком велика длина излучаемых волн.
– А, понимаю, – Карл был зачарован. – Ну а как насчет формы? Мне доводилось видеть искусственные модели. Ну, те, в которых атомы представлены в виде маленьких шариков и соединяются гибкими стерженьками, изображающими, как мне кажется, соединяющие атомы силы. Это соответствует действительности?
– Не совсем. Объединяющие силы действительно существуют, но вы не можете их видеть или, возможно, вы бы их увидели (Гринлиз, как и большинство присутствующих, знал чуть больше, чем достаточно; не в его характере было объяснять внутримолекулярные взаимодействия по искусственным моделям, да еще и профессорам, которые, каков бы ни был их вклад в теорию чисел, полные профаны в физической химии), если бы вам удалось увидеть сами атомы. И то, и другое одинаково невозможно. С таким же успехом можно представить в виде стержней силы тяготения, удерживающие Луну над Землей. Давайте лучше представим… Вы знаете, что такое «валентность»? Нет? Ну что же, а известно ли вам из атомной теории, какое значение имеет количество электронов в… нет лучше подойдем с другой стороны…
Он умолк. По выражению его лица нетрудно было догадаться, что он просто в ярости от того, что вынужден отвечать на глупые вопросы Карла – так охотник на слонов, согнувшийся под тяжестью автоматической винтовки «Экспресс-400», отражает атаки голодного москита. Похоже, химик собирался изложить теорию атома начиная; с исследований Бора, а заодно и познакомить собеседника с воззрениями Демокрита.
– Вот что я предлагаю, – наконец нашелся Гринлиз, – давайте подождем до завтра. У меня есть несколько снимков, сделанных с помощью электронного микроскопа.
– Замечательно, – с воодушевлением воскликнул Карл. – Да, но завтра меня не будет, – улыбнулся он Эсту Киру, – я должен отправиться с Полевой Экспедицией. Раз так, отложим беседу до моего возвращения. Но не забудьте, Гринлиз, – сразу, как я вернусь.
И Карл тепло пожал руку химику, который поспешил откланяться.
– Именно об этом я хотел с тобой поговорить, – злобно прошипел наконец добравшийся до Карла Конут.
Карл ответил ему крайне удивленным, но благосклонным взглядом.
– Я не знал, Конут, что ты интересуешься моими скромными экспериментами. Польщен, польщен. Знаешь, я, например, всегда думал, что молекула серебра черная или серебряная. Но, похоже, я ошибался. Гринлиз говорит…
– Нет, я не об этом. Я имел в виду Полевую Экспедицию. Я не могу ехать.
Сторонний наблюдатель заметил бы, что все внимание Эста Кира, после того как он несколько минут назад утратил интерес к беседе Карла и Гринлиза, было обращено на Уола. Но голова старика реагировала на происходящее, как параболическая антенна: заслышав Конута, он тут же повернулся к нему.
– Ты дол-жен ехать, Ко-нут, – протикал он, как метроном.
– Должен?
– Конечно, Конут. Желаю тебе успеха, – произнес Карл и, повернувшись к Эсту Киру, добавил. – Не обращайте внимания, Президент. Он непременно поедет.
– Но я почти завершил работы по Вольграну…
– А заодно и попытки самоубийства, – мышцы в углах рта Президента попытались растянуть губы в подобии улыбки.
– Сэр, но я совсем не хотел… – с досадой начал объяснять Конут.
– Ты не хо-тел этим ут-ром…
– Конут, успокойся, – прервал их Карл. – Ах, Президент, конечно, это очень огорчительно. Я должен дать вам полный отчет и, уверен, мы сможем расценить это как несчастный случай. Возможно, все вышло нечаянно. Не так уж трудно ошибиться и взять в руки острый нож вместо указки.
– Но я… – снова начал Конут.
– Он дол-жен ехать в лю-бом слу-чае.
– Конечно, Президент. Ведь ты согласен, Конут?
– Но…
– Прошу вас выле-теть на голов-ном само-лете. Я хочу ви-деть вас на мес-те, когда при-буду на посадку.
– Решено, так и сделаем.
Конут открыл было рот, однако не сумел больше произнести ни слова в свою защиту – из толпы вынырнули мужчина и женщина. Напряженность и скованность, с которыми они держались, выдавали в них горожан. Мужчина был репортером одного из каналов телевидения, женщина держала в руках фотоаппарат.
– Президент Эст Кир? Спасибо за приглашение. Безусловно, ваше возвращение из экспедиции будет снимать целая бригада репортеров и операторов, но почему бы не сделать несколько снимков прямо сейчас? Как я понял, вы отобрали семерых аборигенов на острове. Это правда? Конечно, их там целое племя, но сюда будут вывезены семеро. Кто же возглавит экспедицию? Вы лично? Несомненно, это лучшее решение. Милли, ты уверена, что снимки Президента выйдут удачно?
Большой палец руки репортер держал на кнопке диктофона, записывая сообщение: девять преподавателей факультета отправятся в экспедицию, чтобы привезти в Университет семерых аборигенов. Экспедиция стартует на двух самолетах в девять вечера, чтобы прибыть на место назначения рано утром по местному времени. Он также отметил, что будущие исследования сулят важные открытия в области антропологии.
Конут отвел Мастера Карла в сторону.
– Я не хочу ехать! В конце концов, какого черта этим должны заниматься математики?
– Ну, пожалуйста, Конут. Ты же слышал, что сказал Президент. Да, там нечего делать математикам, но это традиционная поездка и удобный случай поднять свой авторитет. И ты не должен пренебрегать этим при сегодняшних обстоятельствах. Ты же видишь, слухи о твоих, гм, приключениях уже достигли его ушей. Не провоцируй конфликтов с начальством.
– А что будет с Вольграном? И как быть с моими, гм, приключениями? Даже здесь я почти убил себя, хотя сделал все, чтобы предотвратить это. Как я обойдусь без Эгерта?
– С тобой буду я.
– Нет, Карл!
– Ты поедешь, – четко выговаривая слова, произнес Карл, и глаза его вновь засияли.
Конут с минуту выдерживал этот непреклонный взгляд, потом сдался. Когда у Карла такие глаза и такой тон, спорить не имеет смысла. А Конут любил старика и никогда не спорил с ним понапрасну.
– Хорошо, я поеду, – угрюмо произнес он.
Конут быстро уложил вещи – это заняло всего несколько минут – и вернулся в клинику: взглянуть, свободна ли диагностическая комната. Но она была занята. Времени у Конута оставалось очень мало, первый самолет вылетал меньше чем через час, но он упрямо уселся в приемной. Какая-то вялость охватила его, и он даже не смотрел на часы.
Когда место освободилось, дело пошло быстро. Машина автоматически измеряла и изучала параметры жизнедеятельности организма, хроматографировала спектральные характеристики крови, испытательная платформа наклонилась так, чтобы Конут мог сойти с нее, а пока он одевался, его осматривал фотоэлектрический глаз. Затем открылась дверь в коридор, и записанный на пленку голос проговорил: «Благодарю вас. Подождите, пожалуйста, в приемной».
Там и нашел Конута обеспокоенный Мастер Карл.
– О Боже, мой мальчик! Ты знаешь, что самолет вот-вот взлетит? А ведь Президент особо подчеркнул, что мы должны отправиться на первом самолете. Пойдем, нас ждет скутер…
– Извини, я не могу.
– Не можешь? Что это значит, черт возьми? Пошли!
– Я согласен ехать и поеду, – вяло проговорил Конут, – но раз уж возникло предположение, которое, кстати, разделял и ты, что врачи помогут мне защититься от попыток самоубийства, я не собираюсь уходить отсюда, пока они не скажут, что делать. Я жду результатов обследования.
– О! – Мастер Карл взглянул на настенные часы. – Понимаю. – Он задумчиво уселся рядом с Конутом. Внезапно Карл усмехнулся: – Хорошо, мой мальчик. Думаю, Президент не сможет оспорить такую причину.
Конут немного успокоился.
– Ну, ладно, Карл, ты иди. Незачем нам вдвоем волноваться из-за пустяков.
– Волноваться? – переспросил Карл с самым безмятежным и веселым видом. Конут понял: Карлу в конце концов пришло в голову, что эта поездка – нечто вроде каникул, поэтому он стал вести себя легкомысленно, как отпускник.
– В самом деле, из-за чего нам беспокоиться? У тебя есть хорошая причина, чтобы задержаться, а у меня – чтобы подождать тебя. Знаешь, Президент все время подгоняет работу над распределением Вольграна. По-моему, он весьма заинтересован в ней. А так как я не нашел материалов в твоей комнате, то подумал, что они у тебя в сумке, и теперь жду, когда эта сумка отправится в путь.
– Но моя работа далека от завершения, – запротестовал Конут.
Карл в ответ только подмигнул.
– Неужели ты думаешь, он это заметит? Будет замечательно, если он хотя бы взглянет на нее!
– Ну, хорошо, – с неохотой согласился Конут, – но откуда, черт возьми, ему вообще про нее известно?
– Конечно, это я ему сказал. За последние несколько дней у меня не раз была возможность поговорить с Президентом о тебе.
Вдруг лицо Карла омрачилось.
– Конут, – сказал он сурово, – ведь мы не можем оставить все как есть, правда? Ты должен упорядочить свою жизнь. Я вижу только один способ: тебе надо жениться.
– Мастер Карл! – взорвался Конут, – вы не имеете права вмешиваться в мои личные дела.
– Поверь мне, мой мальчик, – Карл старался говорить как можно убедительнее, – затея с Эгертом не спасет тебя надолго. А заключив тридцатидневный брак, ты получишь жену, которая, несомненно, убережет тебя от любой опасности.
Конут в это время подумал, что ему осталось всего три недели до завершения исследований.
– Вне всякого сомнения, тебе нужна жена. Мужчина не должен идти по жизни один, – втолковывал Карл.
– А как же ты? – перебил его Конут.
– Я стар, а ты молод. Скажи, ты был женат когда-нибудь?
Конут упрямо молчал.
– Ты согласен? В Университете так много замечательных девушек. И каждая будет рада твоему предложению. Повторяю: каждая!
Меньше всего Конут хотел предаваться мечтаниям на тему, которую развивал сейчас Карл, но это происходило помимо его воли.
– Кроме всего прочего, она будет с тобой все время, в самые опасные моменты. Ты перестанешь нуждаться в Эгерте.
Конут отвлекся от мечтаний и направил свои мысли в более привычное и менее заманчивое русло.
– Я подумаю об этом, – сказал он наконец, как раз в тот момент, когда появился медик, держа в руках заключение, две коробочки с пилюлями и пачку листов бумаги. Заключение было негативным, все показатели ниже нормы. Пилюли? Они на всякий случай, сказал медик. Вреда от них никакого, а помочь могут.
А стопка бумаг… На верхнем листе значилось: «Конфиденциально. Экспериментальные материалы. Исследование случаев самоубийства среди преподавателей факультета».
Конут накрыл бумаги рукой, прервав врача, который пытался объяснить, как нужно принимать таблетки, и скомандовал:
– Поехали, Карл! Мы еще можем успеть.
Однако успеть на самолет им не удалось. Они гнали скутер вовсю, но добрались до взлетной полосы, когда реактивный самолет с вертикальным взлетом с первым отрядом Полевой Экспедиции на борту уже оторвался от земли.
Против ожиданий Кон у та Карл ничуть не расстроился.
– Ну и ладно, – сказал он, – у нас была уважительная причина. Другое дело, если бы мы опоздали ни с того ни с сего. Во всяком случае, – тут он снова подмигнул сам себе уже второй раз за последние четверть часа, – это дает нам шанс отправиться на личном самолете Президента. Ты доволен? Прекрасный случай для нас, простых смертных, вкусить настоящей жизни! – Карл собрался было разразиться довольным смехом, но только беззвучно раскрыл рот. Над их головами раздался звук, напоминающий грубый кашель гиганта, и все вокруг осветила яркая вспышка. Конут и Мастер Карл подняли глаза. Небо было объято пламенем: там, вверху, что-то рассыпалось на горящие куски и падало на землю большими белыми лоскутами.
– Боже, – тихо произнес Конут, – да это же наш самолет…
Глава 5
Без стыда, – задумчиво проговорил Мастер Карл, – я жаждал твою любовницу…
Он скосил глаза в иллюминатор, смакуя произнесенное выражение. Хорошо. Без сомнения, это хорошо. Но вот насколько хорошо?
Его внимание привлекло нагромождение кучевых дождевых облаков далеко внизу. Он вздохнул. Настроение было совершенно нерабочее. Все остальные пассажиры, по-видимому, спали. Или пытались уснуть. Только Эст Кир, сидящий далеко впереди, опираясь на надувные подушки в полукруглом кресле-качалке, выглядел не более сонным, чем всегда. Но с ним лучше было не заговаривать. Карл давно понял, что, независимо от собеседника, любит свернуть в разговоре на обсуждение какого-нибудь собственного исследования в области теории чисел. А так как в этом он понимает больше, чем любой из живущих на земле, разговор превращается в лекцию. Эсту Киру это не по душе. Он давным-давно объяснил Карлу, что не желает, чтобы его учили им же самим нанятые преподаватели.
И к тому же он был в плохом настроении.
«Очень странно», – подумал Мастер Карл. Его негодование почти без остатка вытеснил дух научного исследования: ведь Эст Кир прямо-таки набросился на них без видимых причин. Это не могло быть вызвано их опозданием на самолет – если бы они успели, их сейчас не было бы в живых, как экипажа и четырех студентов, находящихся на борту. Однако Эст Кир пришел в ярость, он хрипел и задыхался, а голые брови гневно хмурились.
Мастер Карл отвел взгляд от окна и оставил мысли об Эсте Кире. Пусть дуется. Карл не любил проблемы, не имеющие решений. «Без стыда я жаждал твою любовницу». Не лучше ли продолжить сочинение песни?
Тут он ощутил, что кто-то дышит ему в затылок, обдавая запахом пива.
– Я рад, что ты проснулся, Уол, – проговорил он, оборачиваясь. Его лицо очутилось в нескольких дюймах от нависающей над ним физиономии антрополога. – Я хотел бы узнать твое мнение. Как тебе кажется, какую фразу легче запомнить: «Без стыда я жаждал твою любовницу» или «О, прыжок к числу сумм квадратов»?
Уола передернуло.
– Ради Бога. Я только что проснулся.
– Ерунда. Думаю, это даже к лучшему. Основная идея такова, чтобы облечь мнемонику в форму, доступную человеку, находящемуся в любом состоянии, включая, – добавил Карл деликатно, – и расстройство желудка.
Карл развернул кресло к Уолу, постукивая по своей тетрадке, чтобы указать на исписанную каракулями страницу.
– Ты разбираешь мой почерк? Как видишь, идея заключается в том, чтобы обеспечить быстрое и удобное запоминание результатов перемножения кратных чисел. Тебе, без сомнения, известно, что все квадраты чисел могут оканчиваться на одну из шести цифр. И ни один квадрат не может кончаться на двойку, тройку, семерку или восьмерку. Отсюда моя первая и самая интересная идея – использовать мнемоническую строку «Нет, величина не квадрат». Я думаю, что ты заметил принцип. Три буквы в слове «нет», восемь в «величина», две в «не» и семь в «квадрат». Мне кажется, эту фразу легко запомнить и она самодостаточна. Полагаю, это большое достоинство.
– Да, конечно, – подтвердил Уол.
– Но, – продолжал Карл, – в ней есть и недостатки. Отрицание «нет» можно легко принять за обозначение нуля, а не тройки по сумме букв. Поэтому я решил сменить подход. Квадрат может оканчиваться на ноль, единицу, четверку, пятерку, шестерку или девятку. Пусть восклицание «О!» обозначает ноль, тогда можно использовать фразу: «О, прыжок к числу сумм квадратов!» Как видишь, все слова в этой фразе имеют указанное количество букв. Извини, я так привык иметь дело со студентами, что склонен иногда объяснять излишне подробно. В этой мнемонической фразе есть все, чтобы рекомендовать ее для запоминания, но все-таки в ней чего-то не хватает – ну, изюминки, что ли.
Он смущенно улыбнулся.
– И вот просто на вдохновении я сочинил: «Без стыда я жаждал твою любовницу». Во всяком случае, эта фраза тоже подходит по количеству букв в словах.
– Да, действительно, – согласился Уол, потирая виски, – скажи, а где Конут?
– Ты понял, что «без» в данном случае означает ноль?
– А, вон он. Эй, Конут!
– Тише! Дай человеку поспать!
Карл был сбит с мысли. Он повернулся, чтобы взглянуть на кресло впереди, и, убедившись, что Конут продолжает мирно похрапывать, успокоился.
Уол, залившийся было смехом, вдруг смолк и с выражением недоумения схватился за голову.
– Ты заботишься о нем, как о своем ребенке!
– Ты напрасно так шутишь…
– Ничего себе ребеночек! Я слыхал о людях, склонных к несчастным случаям, но это поистине фантастический экземпляр! Даже Джо Бифск не устраивал крушение самолета, на котором должен был лететь и на который не попал!
Мастер Карл подавил готовый прорваться наружу поток возражений, немного помолчал, чтобы восстановить душевное равновесие и подобрать подходящий ответ. Беспокойство все еще не покинуло его. Самолет слегка кренился, и далеко, у самого горизонта, поблескивали вспышки. Но нет, это была не гроза. Это другой реактивный самолет заходил на посадку по указаниям невидимого радиолуча.
Самолет немного покачивало, и Уолу по дороге в умывальную было очень трудно сохранять равновесие. Это разбудило Конута. Как только Карл заметил, что его подопечный пошевелился, он тотчас вскочил на ноги и следил за ним, пока тот не раскрыл глаза.
– Все в порядке? – спросил Карл, дождавшись. Конут зажмурился, зевнул и потянулся всем телом.
– Думаю, да.
– Мы вот-вот приземлимся, – в голосе Карла слышалось облегчение. Нет, он не боялся. Для этого не было никаких оснований. Но все-таки существовала вероятность, что…
– Хочешь, я принесу тебе чашку кофе?
– Нет, спасибо. Не стоит. Через пару минут мы будем уже на земле.
Остров под ними скользнул назад, а затем наискось вперед, как лист, подхваченный ветром; по крайней мере, им так казалось – уж очень быстро он увеличивался в размерах. Уол вышел из умывальной и вытаращил глаза на хорошо различимые дома.
– Грязные лачуги, – проворчал он.
Внизу шел дождь – нет, вокруг самолета, – нет, уже над ними. Самолет окружали клочья облаков, а «лачуги», которые мельком увидел Уол, темнели прямо внизу. Вне облачного слоя шел дождь.
– Куче-вые обла-ка оро-графи-ческой природы,[2] – проговорил Эст Кир своим монотонным голосом прямо в ухо Мастеру Карлу. – Над остро-вом no-чти всег-да тучи. Я наде-юсь, что шторм вас не бес-поко-ит.
– Он беспокоит меня, – проговорил Мастер Уол.
Они приземлились под пронзительный визг шасси по мокрому бетону взлетной полосы. К самолету тут же подбежал темнокожий коротышка с зонтом и, хотя дождь уже почти кончился, проводил их к административному зданию, неся зонт над головой Эста Кира.
Нельзя было не заметить, что положение и авторитет Президента делают свое дело. Вся группа беспрепятственно прошла таможенный контроль, темнокожие служащие даже не притронулись к их багажу. Один из инспекторов коротко оглядел гору оснащения Полевой Экспедиции, в которой был и портативный диктофон.
– Инструменты для исследований, – пропел он гортанным голосом, и остальные начали повторять его слова по цепочке, – инструменты… инструменты…
– Но это мой личный багаж, – прервал их Мастер Карл, – и в нем нет никаких инструментов для исследования.
– Простите, – дипломатично проговорил таможенник, но продолжал свой путь, повторяя над каждой сумкой те же слова; единственная уступка, которую он сделал после поправки Карла, – это понизил голос.
По мнению Мастера Карла, таможенники устроили оскорбительный спектакль, и он пообещал себе высказать это кому-нибудь из начальства. У них не было ничего, даже отдаленно напоминающего инструменты, если не считать коллекции наручников, которую захватил с собой Уол, просто на случай, если аборигены заупрямятся и откажутся ехать. Карл подумывал, не отдать ли их на хранение Эсту Киру, но Президент в этот момент разговаривал с Конутом. Карл не хотел им мешать. Конечно, он не задумываясь прервал бы Конута, но отвлечь Президента Университета – совсем другое дело.
– Интересно, что это за здание, – поинтересовался Уол. – Правда, похоже на бар? Как насчет выпить?
Карл холодно покачал головой и вышел на улицу. Поездка не доставляла ему удовольствия. «Жаль», – подумал он, так как понимал, что собирался в дорогу гораздо охотнее. Каждому нужно хотя бы иногда видеть что-нибудь, кроме университетских залов. Иначе можно стать старомодным и провинциальным, утратив контакт с огромной массой людей вне стен Университета. По этой причине Карл еще тридцать с лишним лет назад, когда только начал преподавать, взял за правило не менее раза в год совершать какую-то поездку или посвящать время какой-то проблеме, связанной с неакадемическим миром… Все предыдущие путешествия так же обманывали его ожидания, как и теперешнее, но раньше Мастер Карл никогда не задумывался над этим.
Он стоял в дверях под лучами яркого, жаркого солнца и смотрел на широкую улицу. «Грязные лачуги» вблизи оказались довольно опрятными, Уол назвал их так, повинуясь скорее плохому настроению, чем действительному состоянию вещей. «Они вполне ухоженные, – удивился Карл. – Хотя и не особенно привлекательные. Небольшие. Да, красотой тут и не пахнет, хотя вид у них довольно экзотический». Это были неуклюже сработанные сборные дома из какого-то прессованного волокна – скорее всего, местного производства, решил Мастер Карл; на их изготовление шла мягкая сердцевина пальмовых деревьев.
Над головой прожужжал легкий вертолет, резко снизился и сел на мостовую, сложил лопасти и подкатил прямо к зданию. Водитель выпрыгнул из кабины и, резво обежав вертолет, открыл другую дверцу.
Странно. Водитель вел себя так, словно из вертолета собиралась ступить на землю, по меньшей мере, императрица Екатерина. Однако вышедшая блондинка ничем не напоминала великую леди и, по крайней мере на первый взгляд, казалась четырнадцатилетней девушкой. Карл поджал тонкие губы и скосил глаза на небо. Странно, снова удивился он, эта особа направляется прямо к нему!
Подойдя, особа заговорила металлическим голосом, который не мог принадлежать юной девушке.
– Ты – Карл. Давай садись в вертолет. Я жду ваших людей уже полтора часа, а к вечеру мне нужно вернуться в Рио-де-Жанейро. И поторопи этого старого козла Эста Кира.
К удивлению Карла, Эст Кир не уничтожил ее на месте. Напротив, он вышел и поприветствовал ее так любезно, насколько позволял его замогильный голос, а потом молча, как старый знакомый, уселся с ней рядышком на переднее сиденье вертолета. Но это было еще не все. Карла изумило другое: особа вовсе не была молодой девушкой. При ближайшем рассмотрении она оказалась размалеванной старухой с подтянутой кожей лица, одетой в бермуды и коротко стриженной! Ну почему женщины не могут достойно встретить старость, как, например, Эст Кир или сам Мастер Карл?
И все-таки, раз она знакома с Эстом Киром, в ней должно быть что-нибудь хорошее, иначе что их связывает? Но довольно об этом: как бы то ни было, у Карла есть другая причина для беспокойства – куда-то делся Конут.
Вертолет собирался взлететь. Карл поднялся со своего места.
– Подождите! Одного не хватает.
Никто не обратил внимания на его слова. Старушенция в шортах что-то щебетала на ухо Эсту Киру своим странным голосом, который не могли заглушить даже последовательно запускающиеся двигатели.
– Президент! Прикажите пилоту остановиться. Но Эст Кир и головы не повернул.
Карл заволновался. Он прижался лицом к стеклу, пытаясь разглядеть город, но вертолет был уже далеко. «Ничего не случилось, – пытался успокоить себя Карл, – никакой опасности нет. Нигде в мире нет враждебных туземцев. Ничего не случится. Конут здесь в такой же безопасности, как у себя в постели. В такой же, – неумолимо напомнила ему память, – но не более».
Конут опоздал на вертолет по той причине, что в это время потягивал пиво за пыльным столиком, стоящим на тротуаре. Впервые за невообразимо долгий срок его мозг отдыхал – а случалось ли с ним это вообще?
Он не думал ни об аномалиях, зафиксированных в статистических переписях законом распределения Вольграна, ни о предложении Карла вступить во временный брак, ни даже о том, что экспедиция – досадная помеха работе. Теперь, когда он здесь, поездка не казалась такой неприятной. Какое спокойствие вокруг. Похоже на рождение нового цветка.
Он прислушался к непривычной тишине и решил, что это хоть и непривычно, но довольно приятно. В нескольких сотнях ярдов, нарушив безмолвие, в небо поднялся какой-то самолет, но – вот удивительно – тишина сейчас же вернулась.
У Конута появилась, наконец, возможность, которую он искал с тех пор, как покинул клинику полдня назад в десяти тысячах миль отсюда. Он заказал еще пива и достал из кармана пачку историй болезни, полученную в Медицинском Центре.
Их было больше, чем он ожидал.
Как признался врач, подобных случаев в Университете было около пятидесяти. Сейчас Конут держал в руках более сотни историй болезни. Он быстро просмотрел медицинские заключения и пришел к выводу, что проблема существует не только в их Университете, но и в школах, и даже вне научных кругов. Кажется, много случаев было среди членов Правительства. Двенадцать историй относились к персоналу одной телевещательной сети.
Он скосил глаза в иллюминатор, смакуя произнесенное выражение. Хорошо. Без сомнения, это хорошо. Но вот насколько хорошо?
Его внимание привлекло нагромождение кучевых дождевых облаков далеко внизу. Он вздохнул. Настроение было совершенно нерабочее. Все остальные пассажиры, по-видимому, спали. Или пытались уснуть. Только Эст Кир, сидящий далеко впереди, опираясь на надувные подушки в полукруглом кресле-качалке, выглядел не более сонным, чем всегда. Но с ним лучше было не заговаривать. Карл давно понял, что, независимо от собеседника, любит свернуть в разговоре на обсуждение какого-нибудь собственного исследования в области теории чисел. А так как в этом он понимает больше, чем любой из живущих на земле, разговор превращается в лекцию. Эсту Киру это не по душе. Он давным-давно объяснил Карлу, что не желает, чтобы его учили им же самим нанятые преподаватели.
И к тому же он был в плохом настроении.
«Очень странно», – подумал Мастер Карл. Его негодование почти без остатка вытеснил дух научного исследования: ведь Эст Кир прямо-таки набросился на них без видимых причин. Это не могло быть вызвано их опозданием на самолет – если бы они успели, их сейчас не было бы в живых, как экипажа и четырех студентов, находящихся на борту. Однако Эст Кир пришел в ярость, он хрипел и задыхался, а голые брови гневно хмурились.
Мастер Карл отвел взгляд от окна и оставил мысли об Эсте Кире. Пусть дуется. Карл не любил проблемы, не имеющие решений. «Без стыда я жаждал твою любовницу». Не лучше ли продолжить сочинение песни?
Тут он ощутил, что кто-то дышит ему в затылок, обдавая запахом пива.
– Я рад, что ты проснулся, Уол, – проговорил он, оборачиваясь. Его лицо очутилось в нескольких дюймах от нависающей над ним физиономии антрополога. – Я хотел бы узнать твое мнение. Как тебе кажется, какую фразу легче запомнить: «Без стыда я жаждал твою любовницу» или «О, прыжок к числу сумм квадратов»?
Уола передернуло.
– Ради Бога. Я только что проснулся.
– Ерунда. Думаю, это даже к лучшему. Основная идея такова, чтобы облечь мнемонику в форму, доступную человеку, находящемуся в любом состоянии, включая, – добавил Карл деликатно, – и расстройство желудка.
Карл развернул кресло к Уолу, постукивая по своей тетрадке, чтобы указать на исписанную каракулями страницу.
– Ты разбираешь мой почерк? Как видишь, идея заключается в том, чтобы обеспечить быстрое и удобное запоминание результатов перемножения кратных чисел. Тебе, без сомнения, известно, что все квадраты чисел могут оканчиваться на одну из шести цифр. И ни один квадрат не может кончаться на двойку, тройку, семерку или восьмерку. Отсюда моя первая и самая интересная идея – использовать мнемоническую строку «Нет, величина не квадрат». Я думаю, что ты заметил принцип. Три буквы в слове «нет», восемь в «величина», две в «не» и семь в «квадрат». Мне кажется, эту фразу легко запомнить и она самодостаточна. Полагаю, это большое достоинство.
– Да, конечно, – подтвердил Уол.
– Но, – продолжал Карл, – в ней есть и недостатки. Отрицание «нет» можно легко принять за обозначение нуля, а не тройки по сумме букв. Поэтому я решил сменить подход. Квадрат может оканчиваться на ноль, единицу, четверку, пятерку, шестерку или девятку. Пусть восклицание «О!» обозначает ноль, тогда можно использовать фразу: «О, прыжок к числу сумм квадратов!» Как видишь, все слова в этой фразе имеют указанное количество букв. Извини, я так привык иметь дело со студентами, что склонен иногда объяснять излишне подробно. В этой мнемонической фразе есть все, чтобы рекомендовать ее для запоминания, но все-таки в ней чего-то не хватает – ну, изюминки, что ли.
Он смущенно улыбнулся.
– И вот просто на вдохновении я сочинил: «Без стыда я жаждал твою любовницу». Во всяком случае, эта фраза тоже подходит по количеству букв в словах.
– Да, действительно, – согласился Уол, потирая виски, – скажи, а где Конут?
– Ты понял, что «без» в данном случае означает ноль?
– А, вон он. Эй, Конут!
– Тише! Дай человеку поспать!
Карл был сбит с мысли. Он повернулся, чтобы взглянуть на кресло впереди, и, убедившись, что Конут продолжает мирно похрапывать, успокоился.
Уол, залившийся было смехом, вдруг смолк и с выражением недоумения схватился за голову.
– Ты заботишься о нем, как о своем ребенке!
– Ты напрасно так шутишь…
– Ничего себе ребеночек! Я слыхал о людях, склонных к несчастным случаям, но это поистине фантастический экземпляр! Даже Джо Бифск не устраивал крушение самолета, на котором должен был лететь и на который не попал!
Мастер Карл подавил готовый прорваться наружу поток возражений, немного помолчал, чтобы восстановить душевное равновесие и подобрать подходящий ответ. Беспокойство все еще не покинуло его. Самолет слегка кренился, и далеко, у самого горизонта, поблескивали вспышки. Но нет, это была не гроза. Это другой реактивный самолет заходил на посадку по указаниям невидимого радиолуча.
Самолет немного покачивало, и Уолу по дороге в умывальную было очень трудно сохранять равновесие. Это разбудило Конута. Как только Карл заметил, что его подопечный пошевелился, он тотчас вскочил на ноги и следил за ним, пока тот не раскрыл глаза.
– Все в порядке? – спросил Карл, дождавшись. Конут зажмурился, зевнул и потянулся всем телом.
– Думаю, да.
– Мы вот-вот приземлимся, – в голосе Карла слышалось облегчение. Нет, он не боялся. Для этого не было никаких оснований. Но все-таки существовала вероятность, что…
– Хочешь, я принесу тебе чашку кофе?
– Нет, спасибо. Не стоит. Через пару минут мы будем уже на земле.
Остров под ними скользнул назад, а затем наискось вперед, как лист, подхваченный ветром; по крайней мере, им так казалось – уж очень быстро он увеличивался в размерах. Уол вышел из умывальной и вытаращил глаза на хорошо различимые дома.
– Грязные лачуги, – проворчал он.
Внизу шел дождь – нет, вокруг самолета, – нет, уже над ними. Самолет окружали клочья облаков, а «лачуги», которые мельком увидел Уол, темнели прямо внизу. Вне облачного слоя шел дождь.
– Куче-вые обла-ка оро-графи-ческой природы,[2] – проговорил Эст Кир своим монотонным голосом прямо в ухо Мастеру Карлу. – Над остро-вом no-чти всег-да тучи. Я наде-юсь, что шторм вас не бес-поко-ит.
– Он беспокоит меня, – проговорил Мастер Уол.
Они приземлились под пронзительный визг шасси по мокрому бетону взлетной полосы. К самолету тут же подбежал темнокожий коротышка с зонтом и, хотя дождь уже почти кончился, проводил их к административному зданию, неся зонт над головой Эста Кира.
Нельзя было не заметить, что положение и авторитет Президента делают свое дело. Вся группа беспрепятственно прошла таможенный контроль, темнокожие служащие даже не притронулись к их багажу. Один из инспекторов коротко оглядел гору оснащения Полевой Экспедиции, в которой был и портативный диктофон.
– Инструменты для исследований, – пропел он гортанным голосом, и остальные начали повторять его слова по цепочке, – инструменты… инструменты…
– Но это мой личный багаж, – прервал их Мастер Карл, – и в нем нет никаких инструментов для исследования.
– Простите, – дипломатично проговорил таможенник, но продолжал свой путь, повторяя над каждой сумкой те же слова; единственная уступка, которую он сделал после поправки Карла, – это понизил голос.
По мнению Мастера Карла, таможенники устроили оскорбительный спектакль, и он пообещал себе высказать это кому-нибудь из начальства. У них не было ничего, даже отдаленно напоминающего инструменты, если не считать коллекции наручников, которую захватил с собой Уол, просто на случай, если аборигены заупрямятся и откажутся ехать. Карл подумывал, не отдать ли их на хранение Эсту Киру, но Президент в этот момент разговаривал с Конутом. Карл не хотел им мешать. Конечно, он не задумываясь прервал бы Конута, но отвлечь Президента Университета – совсем другое дело.
– Интересно, что это за здание, – поинтересовался Уол. – Правда, похоже на бар? Как насчет выпить?
Карл холодно покачал головой и вышел на улицу. Поездка не доставляла ему удовольствия. «Жаль», – подумал он, так как понимал, что собирался в дорогу гораздо охотнее. Каждому нужно хотя бы иногда видеть что-нибудь, кроме университетских залов. Иначе можно стать старомодным и провинциальным, утратив контакт с огромной массой людей вне стен Университета. По этой причине Карл еще тридцать с лишним лет назад, когда только начал преподавать, взял за правило не менее раза в год совершать какую-то поездку или посвящать время какой-то проблеме, связанной с неакадемическим миром… Все предыдущие путешествия так же обманывали его ожидания, как и теперешнее, но раньше Мастер Карл никогда не задумывался над этим.
Он стоял в дверях под лучами яркого, жаркого солнца и смотрел на широкую улицу. «Грязные лачуги» вблизи оказались довольно опрятными, Уол назвал их так, повинуясь скорее плохому настроению, чем действительному состоянию вещей. «Они вполне ухоженные, – удивился Карл. – Хотя и не особенно привлекательные. Небольшие. Да, красотой тут и не пахнет, хотя вид у них довольно экзотический». Это были неуклюже сработанные сборные дома из какого-то прессованного волокна – скорее всего, местного производства, решил Мастер Карл; на их изготовление шла мягкая сердцевина пальмовых деревьев.
Над головой прожужжал легкий вертолет, резко снизился и сел на мостовую, сложил лопасти и подкатил прямо к зданию. Водитель выпрыгнул из кабины и, резво обежав вертолет, открыл другую дверцу.
Странно. Водитель вел себя так, словно из вертолета собиралась ступить на землю, по меньшей мере, императрица Екатерина. Однако вышедшая блондинка ничем не напоминала великую леди и, по крайней мере на первый взгляд, казалась четырнадцатилетней девушкой. Карл поджал тонкие губы и скосил глаза на небо. Странно, снова удивился он, эта особа направляется прямо к нему!
Подойдя, особа заговорила металлическим голосом, который не мог принадлежать юной девушке.
– Ты – Карл. Давай садись в вертолет. Я жду ваших людей уже полтора часа, а к вечеру мне нужно вернуться в Рио-де-Жанейро. И поторопи этого старого козла Эста Кира.
К удивлению Карла, Эст Кир не уничтожил ее на месте. Напротив, он вышел и поприветствовал ее так любезно, насколько позволял его замогильный голос, а потом молча, как старый знакомый, уселся с ней рядышком на переднее сиденье вертолета. Но это было еще не все. Карла изумило другое: особа вовсе не была молодой девушкой. При ближайшем рассмотрении она оказалась размалеванной старухой с подтянутой кожей лица, одетой в бермуды и коротко стриженной! Ну почему женщины не могут достойно встретить старость, как, например, Эст Кир или сам Мастер Карл?
И все-таки, раз она знакома с Эстом Киром, в ней должно быть что-нибудь хорошее, иначе что их связывает? Но довольно об этом: как бы то ни было, у Карла есть другая причина для беспокойства – куда-то делся Конут.
Вертолет собирался взлететь. Карл поднялся со своего места.
– Подождите! Одного не хватает.
Никто не обратил внимания на его слова. Старушенция в шортах что-то щебетала на ухо Эсту Киру своим странным голосом, который не могли заглушить даже последовательно запускающиеся двигатели.
– Президент! Прикажите пилоту остановиться. Но Эст Кир и головы не повернул.
Карл заволновался. Он прижался лицом к стеклу, пытаясь разглядеть город, но вертолет был уже далеко. «Ничего не случилось, – пытался успокоить себя Карл, – никакой опасности нет. Нигде в мире нет враждебных туземцев. Ничего не случится. Конут здесь в такой же безопасности, как у себя в постели. В такой же, – неумолимо напомнила ему память, – но не более».
Конут опоздал на вертолет по той причине, что в это время потягивал пиво за пыльным столиком, стоящим на тротуаре. Впервые за невообразимо долгий срок его мозг отдыхал – а случалось ли с ним это вообще?
Он не думал ни об аномалиях, зафиксированных в статистических переписях законом распределения Вольграна, ни о предложении Карла вступить во временный брак, ни даже о том, что экспедиция – досадная помеха работе. Теперь, когда он здесь, поездка не казалась такой неприятной. Какое спокойствие вокруг. Похоже на рождение нового цветка.
Он прислушался к непривычной тишине и решил, что это хоть и непривычно, но довольно приятно. В нескольких сотнях ярдов, нарушив безмолвие, в небо поднялся какой-то самолет, но – вот удивительно – тишина сейчас же вернулась.
У Конута появилась, наконец, возможность, которую он искал с тех пор, как покинул клинику полдня назад в десяти тысячах миль отсюда. Он заказал еще пива и достал из кармана пачку историй болезни, полученную в Медицинском Центре.
Их было больше, чем он ожидал.
Как признался врач, подобных случаев в Университете было около пятидесяти. Сейчас Конут держал в руках более сотни историй болезни. Он быстро просмотрел медицинские заключения и пришел к выводу, что проблема существует не только в их Университете, но и в школах, и даже вне научных кругов. Кажется, много случаев было среди членов Правительства. Двенадцать историй относились к персоналу одной телевещательной сети.