Полещук Александр Лазаревич. Эффект бешеного солнца

   - А ничего,- оказал Афанасий Петрович и будто в шутку положил свою короткопалую руку на плечо Сломоухова. - Только не нужно!
   - Ваш намек понял, уважаемый Афанасий Петрович,- сказал Сломоухов, освобождаясь от прикосновения могучей длани Афанасия Петровича.- Понял, но не согласен! Разве можно забыть, что мировая науке способна изменить свой ход, свое течение при соприкосновении с новым удивительным фактом?
   - Пойдемте за мной. - Пасхин взял со стола пузырек и сказал Сломоухову: - Это будет для вас очень полезно.
   Пасхин вышел первым из комнаты, за ним двинулись гости. Видимо, бутылочка с таинственной жидкостью вздрагивала при каждом шаге Пасхина, так как Юрий Васильевич чувствовал непрестанное головокружение, а посмотрев на Сломоухова, убедился, что тот испытывает нечто подобное.
   Юрий Васильевич даже закрыл глаза, прислонившись к дверному косяку, когда Пасхин выливая содержимое в кухонную раковину. Сломоухов попытался ему помешать, нэ Пасхин встряхнул бутылочку, и Александр Денисович едва устоял на ногах.
   Через минуту все было кончено.
   Каково же было удивление Юрия Васильевича, когда, придя домой, он обнаружил в кармане пальто пузырек с обгоревшей наклейкой. Пузырек был опорожнен... на две трети, но того, что осталось, было достаточно для исследования. Юрий Васильевич вспомнил, что Пасхин, прощаясь, хитро подмигнул ему.
   Юрий Васильевич внимательно рассмотрел пузырек. Снял наклейку, вынул пробку... Медленно наклонив пузырек, слал в граненый стакан содержимое - вода как вода, ничего особенного. Но только теперь Юрий Васильевич заметил, что сквозь темное стекло пузырька проглядывает какая-то сложная и тонкая конструкция, прикрепленная к его донышку.
   Утром, в лаборатории, Юрий Васильевич раскалил изогнутый пруток и аккуратно отрезал верхнюю часть пузырька. Когда раздался характерный треск лопающегося стекла, Юрий Васильевич поднял за горлышко пузырек и остолбенел от изумления: перед ним на четырех ножках, скрепленных с донышком пузырька, стояла металлическая "луковица" с неплотно прижатыми лепесткемистворками. Все было искусно выточено из кости и металла.
   Далекий день промелькнул в памяти. Еще школьником Юрий Васильевич видел нечто подобное. В то время как его класс изнывал на контрольной по химии, Юра Дейнека решил не рисковать понапрасну и провести часок-другой под гостеприимной сенью старинного собора. В соборе был размещен антирелигиозный музей, и на стенде перед алтарем среди надписей с цитатами из Вольтера и Омара Хайяма Юра заметил большую бутыль, внутри которой находилась модель деревянного храма. Сквозь узкое горлышко бутыли эта модель никак не могла пройти.
   Юра спросил у скучавшего за столиком экскурсовода: "А как в эту бутылку попала модель?", и экскурсовод, обрадовавшись вопросу, подробно рассказал, что весь "храм" вначале собирался вне бутылки из маленьких деталек, а потом, с помощью щипчиков, каждая такая деталька, смазанная предварительно клеем, отправлялась на свое место. Экскурсовод даже показал Юрию Васильевичу - тогда просто Юре - сохранившиеся на некоторых детальках номерки и добавил, что модель эту одиннадцать лет собирал из кипарисового дерева один монах, давший перед какой-то там иконой обет, что трудом рук своих прославит монастырь.
   Несомненно, и Ганюшкин, а в том, что эту луковицу мог изготовить только Ганюшкин, Юрий Васильевич не сомневался, так же, как тот монах, собирал эту конструкцию по частям. Юрий Васильевич вооружился лупой и действительно обнаружил на отдельных деталях сооружения выгравированные резцом номерки и обозначения. И вот тогда, повинуясь инстинкту экспериментатора, Юрий Васильевич капнул несколькими каплями дистиллированной воды на верхушку "луковицы". И тотчас же вся конструкция пришла в движение: створки откинулись, и в центре показалось полупрозрачное, похожее на каплю застывшей смолы тело, Юрий Васильевич осторожно дотронулся до него и почувствовал, что предмет этот упруг, но не тверд... Скорее всего он был похож на кусочек хряща.
   А когда взошло солнце, Юрий Васильевич вдруг заметил, что над лепестками "луковицы" заклубился парок... Дотронулся до одного из лепестков - горячий. Юрий Васильевич достал высокий химический стакан, с помощью ниток опустил на дно стакана всю конструкцию, затем достал из шкафа прибор Дюбуа Реймона, дававший довольно сильные импульсы высокой частоты...
   Но оставим Юрия Васильевича за этим занятием,
   Пройдут годы, десятки лет... И какими бы успехами ни сопровождались плановые исследования Юрия Васильевича, его всегда влекла к себе странная "луковица" Ганюшкина.
   Все вновь и вновь он возвращался к ней, пока многое не стало для него понятным.
   Многое, но не все...
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
   Свежевыкрашенный катер скользил по Адуну. За рулам сидел старшина Ашмарим, рядом с ним - Федор Никанорович. На заднем сиденье катера расположились Афанасий Петрович и Юрий Васильевич.
   - Пригрела бабка сердечного дружка? - сказал Ашмарин, разворачивая катер к далекому мосту.- А сам-то ушел.
   - Да, ушел,- подтвердил Федор Никанорович, не отрывая глаз от секундомера, который он держал в руках.- Не надо увеличивать скорость, с такой и иди.
   Катер прошел под мостом, и Федор Никанорович остановил секундомер.
   - Что ж, сорок пять минут,- сказал он,- Дело ясное.
   - Теперь-то куда? - спросил Ашмарин, сбавляя скорость.
   - А вон к тому островку,- оказал Федор Никанорович.- Где будка собачьего поста *.
   Ашмарин выключил мотор, и лодка бесшумно ткнулась в берег.
   - Зачем это вы время засекли, Федор Никанорович? - спросил старшина, когда все пассажиры расположились на горячем песке.
   - Зачем? - переспросил Федор Никанорович.- Дело серьезное...
   - Я ж хотел набавить скорость, а вы не разрешили,- продолжал недоумевать Ашмарин.
   - Ты помнишь, Ашмарин, то утро, когда ваши задержали меня на площади? Юрий Васильевич еще был со мной.
   - Это когда мы Ганюшкина с лодкой взяли? Так лейтенант же приказал, мне что...
   - Вот я все время думал, для чего Ганюшкин к мосту под
   * На некоторых островках Адуна жили сторожевые собаки. Пограничники на катерах объезжали эти "собачьи посты" и подкармливали собак.
   плывал, к быку привязывался и дурака разыгрывал, что он гражданин из Сан-Франциско и прочее? "Вот сейчас я выяснил, в ноль часов тридцать пять минут он был у быка.
   - Это точно,- подтвердил Ашмарин. - А в одиннадцать он еще находился совсем в другом месте.
   - Да, - сказал Афанасий Петрович, - в одиннадцать мы были в одной комнате...
   - Значит, он не случайно поехал к мосту, все, все намеренно, - воскликнул Юрий Васильевич. - Свидетели ему были нужны, что он ловил рыбу.
   - А у него в лодке рыбы было порядком,- заметил Ашмарин. - Часа на два лова, если на удочку.
   - Рыбы он наловил заранее, - уверенно сказал Федор Никанорович. - Все продумал... Даже записочку на моей машинке отстукал, когда она у него в починке была.
   - Вот ведь карась! - сказал Ашмврин и, вскочив на ноги, тревожно огляделся, но Адун был в этот час пустынен, в на островке спокойно шумел лозняк да волновался прошлогодний кажыш, стеной поднимавшийся за островом над узкой протокой.
   - Эк, попался бы мне, я бы ему припомнил, как тогда нас с Фоминым на кладбище трепал,
   Афанасий Петрович повесил свою одежду на колючий куст, под которым Ашмарин аккуратно разливал "Витамин С" по походным стаканчикам. Когда дошла очередь до рубахи, Афанасий Петрович с секунду колебался, но снял и рубаху.
   - Что это у вас? - спросил Юрий Васильевич.
   Афанасий Петрович резко обернулся к нему. Теперь его обнаженная спина была видна Федору Никаноровичу.
   - Неужели отросли? - воскликнул Федор Никаноровнч.
   Афанасий Петрович угрюмо кивнул.
   - Kак рога у сохатого, - сказал он. - Хоть фабрику строй.
   Отростки на спине Афанасия Петровича крайне заинтересовали и Ашмарина. Он поднялся на ноги и осторожно притронулся к ним,
   - Крепкие, - вздохнул он удивленно.- Ну, точно крылышки у качки.
   - У какой такой качки? - спросил Афанасий Петрович.
   - Ну, у этой утки, - пояснил Ашмарин. - Он молча опять протянул руку к отросткам на спине Афанасия Петровича, не тот неожиданно выкрикнул:
   - Гам! - и лязгнул зубами.
   Ашмарин от неожиданности отпрянул и сел на колючий куст. Афанасий Петрович хлопнул его по плечу и бросился к берегу. Ашмарин побежал за ним, но Афанасий Петрович с разгону вбежал в воду и поплыл, широко выбрасывая руки.
   - Вот она, молодость,- удовлетворенно сказала Федор Никанорович.- Только что был полон предчувствий, говорил о смерти, а через минуту - вон он... Афанасий Петрович! - закричал он.- Не заплывай далеко! Слышишь?!
   Время на острове текло незаметно. Все было съедено и выпито. Солнце клонилось к синеющим вдали сопкам и ветер все сильнее шумел в лозняке. Афанасий Петрович только что закончил очередную схватку с Ашмариным и, тяжело дыша, нежился на песка.
   - Афанасий Петрович, - решился Юрий Васильевич,- а почему вы не такой, как все?
   - Как не такой? - удивился Афанасий Петрович.- Вот вопросик.
   - Ну, не как все. И эти крылышки у вас на спине, и вообще...
   - И вообще... повторил Афанасий Петрович.- Откуда мне знать?.. Иногда я и сам думаю; есть что-то, но зачем это мне?
   - А знаешь, Афанасий Петрович,- неожиданно сказал Федор Никанорович,- я ведь тебя мертвым видел. Тогда.
   - Знаю, - тихо ответил Афанасий Петрович. - Это он меня спас, дедка... Он может. Его как встретил Сломоухов у Ерофеева распадка, так с тех пор он и не садился: летел, спешил... Чувствовал старик, что со мной плохо. Он всегда так.
   - А кто он? - шепотом спросил Юрий Васильевич.- Дедушка ваш?
   - Нет, не дедушка... Он всем нам дедушка, всем, кто из Горбуновки. Но меня он отличал. Я его увидел еще мальцом. Встал как-то утром, а небо чистое. И солнце уже высоко. Что такое, думаю, почему? И сам не могу понять. Гляжу, дядька Григорий идет с поля и весь будто светится радостью.- "Слушай, сынок,- говорит он мне,- птички-то не поют!" Вот оно что, думаю, вот почему я удивился. Тишина такая, будто и не лес вокруг. "Будет, сегодня, будет", - говорит дядька Григорий и бегом от меня в деревню. Ну, а я за ним.
   Афанасий Петрович вскочил на ноги и наяинул на голые плечи пиджак.
   - Побежал и я, - продолжал он. - Мужиков у нас в селе человек семь, а никого не видно.. Женщины носятся из избы в избу. Кто с пирогами, кто с брагой. Вижу, собираются а избе у дядьки Григория. Ну, и я туда же, вместе с другими мальчишкамк... Захожу в избу, а там все прибрано, на столе скатерть белая, хрустит как сахар. - Афанасий Петрович сделал руками такое движение, будто сжал что-то хрупкое в руке. Скатерть ту еще сто лет назад выменяли, когда на краю болота один из нашей деревни попа ссыльного повстречал. А на столе и караваи, и мед, и медвежатина, чего только нет.
   Тут дядька Смурыгин - как сейчас помню, бородатый такой, по самые глаза борода - поднял чашку расписную с пивом, дэ как заорет: "Ай, кто пиво варил? Ай, кто затирал?" Тут все в один голос: "Варил пивушко сам бог, затирал святой дух, святы ангелы носили, херувимы разносили, серафимы поднрсили..." А Смурыгин опять: "А где ж тая птица? Тая птица, что летит, да в ту сторону глядит, да где трубушка трубит, где сам бог говорит?" И тут подскочила тетка Авдотья к холстине набеленной, что в углу висела, и холстинку-то эту в сторону отдернула... Гляжу, а там он, дедушка...
   - А какой он? - едва слышно спросил Юрий Васильевич.
   - Какой? Так Сломоухов вам уже расписал. Только и другой он... Поднес ему чашу пенного дядька Смурыгин, в он взял ее из рук и до дна выпил. Как ручки выпростал, так я удивился: с чего это на нем армяк надет мехом наружу? Стали к нему мальчиков подводить, а он каждому гостинец в руки, по голове потреплет и имя повторит, будто про себя, чтоб запомнить. Подошел и я. Шепнул тут ему дядька Смурыгин что-то, а дедушка головой закивал - ушки я увидел его тогда, сморщенные и черные, как грибки, морозом побитые,- и сразу меня за спину. Нащупал крылышки и весь задрожал. А_ дядька Смурыгин ему: "Василисин сынок, говорит, той, что семь лет как померла"."Помню, помню",- отвечает дедушка и так на меня ласково поглядел, что я сам не свой стал: не могу понять, радость то была или тоска какая? "Какой же тебе гостинчик подарить? спрашивает, а сам на груди своей мохнатой роется: сумочка у него там висела из лыка. "Вот, погляди, говорит, что я тебе в лесах да на горах подобрал". И достает гильзу медную, вся блестит, как солнышко; видно, начистил ее дедушка песком. Я только к ней руку протянул, а он мне другой гостинец показывает, камень прозрачный, будто водой синей налитый, так и сверкает камень. Я тогда к камешку, а тут он достает зверька махонького, весь мохнатенький, на задних лапочках стоит и на меня черными глазками смотрит, и вдруг, как засвистит зверек, да так громко, что я даже испугался. Только это я руку протянул, зверек меня как за палец хватит, так две кровавые капельки показались. А все ж схватил я хомячка и побежал с ним к себе... С того раза стал ко мне дедушка часто прилетать...
   Слушавший с величайшим вниманием Ашмарин вдруг громко рассмеялся и сказал;
   - Ну и здоров ты, Петрович, заливать! Чисто сказка какая!
   - А как же он летать-то мог? - серьезно спросил Федор Никанорович, и Ашмарин посмотрел на него недоверчиво.- Не могу понять, крылья у твоего дедушки какие были?
   - А летал он на мизинцах,- сказал Афанасий.- Мизинцы у него были не как у всех людей, а длинные-длинные. Вот,- Афанасий протянул свою руку ладонью вверх, и все с удивлением увидели, что на его руке мизинец был длинней указательного пальца на целую фалангу.- Только у дедушки он вот такой был. А перепонка тоже от лопатки росла... Как и у меня.
   Ашмарин приоткрыл рот, да так и забыл его закрыть.
   - Вот пойду я в лес по грибы, по ягоды,- продолжал Афанасий Петрович, а дедушка тут как тут. В село не зайдет, в ко мне прилетит. "Дедушка,- говорю,- а что, за лесом тоже люди живут? Вон, дядька Смурыгин намедни врал, лодки будто есть такие большущие, что на них лесу больше, чем на все наше село идет. Правда ли?" - "Правда,- говорит дедушка,- я их сам видел. И трубы, из которых дым идет, когда ихние стряпухи прямо на воде щи варят. Да что, внучек, дома я видел такие большущие, что дом на доме стоит, а труба на всех одна, да топят так жарко, что зимой подлетишь к трубе такой, как раз и обогрелся".- "А не та ли это трубушка, про которую дядька Смурыгин тебя спрашивал?" - "На которой господь бог играет? - засмеялся дедушка.- Бог с тобой, внучек. Это дядька Смурыгин старую песню вспомнил, что до меня еще сложена. Сколько я над землей летаю, каких чудес ни видел, а бога не встретил... И на горах высоких, где облака так и дымятся, и над лесами дремучими летал, что зимы-осени не знают, а вечнозеленые, друг на друга карабкаюгся и друг на друге растут и умирают. Зверей видал, что на человека похожи, да только хвосты имеют в полтора аршина и как устанут с дерева на дерево сигать, так на хвостах тех и повиснут...
   Эх, внучек, были бы у тебя крылышки, куда мы только ни слетали бы. По-над облаками, где солнышко всегда сияет, все показал бы тебе, всему бы научил..." И заплакал. "И как,говорит,- из мертвого живое сделать, и как видеть, что спрятано, потому что хоть и не дано нам с тобой знания человеческого, да зато видеть дано многое, что и от глаз и от ушей скрыто..."
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
   - Да, было что-то и во мне,- сказал Афанасий Петрович. Было... И тогда в госпитале, когда больные все меня к себе требовали, и потом, когда я проходил клиническую практику... Но хуже всего, когда приходилось точные науки изучать. Физику там, химию... Особенно физику. Учу, учу, а у самого как второе зрение: нет, нет, не так, нет, не то.
   - Вы были не согласны с учебниками? - спросил Юрий Васильевич, прыгая на одной ноге, второй ногой он пытался попасть в непокорную штанину.
   - И опять не так... - быстро ответил Афанасий Петрович, Просто мне все по-другому представляется... Вот в вашей физике про поле толкуется, про электрические и магнитные, а я знаю, что их нет. И все.
   - Ну опсуда же вы это можете знать? - Юрий Васильевич наконец, справился с непослушной штаниной, и голос его приобрел должную уверенность.- Электрическим полем называется пространство, в котором проявляют свое действие электрические силы. Достаточно внести в это поле пробный заряд, как на него немедленно начнет действовать некоторая сила...
   - А если не вносить этого заряда? - спросил Афанасий Петрович. - Тогда как?
   - Мы предполагаем, что и тогда это поле есть, а как же иначе?
   - Нет его там...- вздохнул Афанасий Петрович.
   - Но тогда и магнитного поля не существует! - горячо воскликнул Юрий Васильевич.- И нет электромагнитного излучения, нет ни радиоволн, ни света! Света тоже нет, ведь свет...
   - Есть, есть,- испуганно замахал руками Афанасий Петрович.- Что вы? Как не быть, а вот нет этого, да и не скажешь сразу, распространения нет... И опять не то я хотел сказать, вот всегда так...
   - Зарапортовался, Петрович,- рассмеялся Ашмармн. Он сидел в трусах и тельняшке на борту катера, опустив ступни в бурую воду Адуна.
   - Нет, погодите, Афанасий Петрович,- настаивал Юрий Васильевич.- По-вашему выходит, что нет фотона?
   - Да ничего не выходит, - перебил его Афанасий Петрович. - Просто все... От Солнца ушел, к нам пришел, а лететь не летел...
   - Вы полагаете, что фотон, световая частичка, не перемещается в пространстве, а энергия непосредственно, так сказать, появляется у приемника, не пересекая пространства?
   - Да,- удовлетворенно сказал Афанасий Петрович,- так мне почему-то представляется.
   - Но тогда где же НАХОДИТСЯ эта энергия, пока частица летит к нам? Если от Солнца, так целых восемь минут с секундами.
   - Это по каким часам считать?
   - По земным, по солнечным, какая разница?
   - А если по часам на самой частице?
   - Вот вы как повернули? Да, тогда другое дело...
   - Часы на фотоне не идут, стоят? Так, кажется, учит теория относительности?.. Вот, Юрий Васильевич, почему мы никогда не видели и не увидим луча света в пустом пространстве. Все, что мы знаем о свете, это результат его действия на атомы, на молекулы, на твердые тела, все эти интерференции и дифракции мы наблюдаем только на экранах. А скажу вам больше, Юрий Васильевич, сама скорость света - фикция, ев не существует. Это просто отношение между пространством и временем. А постоянство его и есть закон природы... Мы можем и должны измерять пространство только светом, другого способа нет...
   - Астрономы давно уже ввели такую единицу, как световой год!
   - И правильно сделали.
   - Но и вообще ваше предложение не вносит никаких изменений а картину мира... Просто вы...
   - Вносит, вносит, Юрий Васильевич, это вы напрасно... Нет для природы тогда дальних и ближних пространств. Фотону нет дела до пространства, он не теряет своей энергии ни грана, а мы - мы становимся ближе к Солнцу... Что вы думаете, Юрий Васильевич, что Солнце освещает машу матушку Землю, и на этом вое кончается? А Земля? Разве она не освещает Солнце? И на Солнце есть полная картина всей жизни на Земле, и можете не сомневаться, что каждый отраженный фотон находит свое место, каждый. Все видит Солнце, все знает. Ну, а если заводится объект, который сам излучает энергию, то на Солнце происходит целая буря. "Как так,- думает Солнце,- откуда? Почему?" Вас смущает, что там, на Солнце, огненные бури, шквалы огня, что там неразбериха всплесков и взрывов? А там порядок, беспорядочный порядок, строгий, как парад, и буйный, как мятеж...
   Афанасий Петрович неожиданно остановился и вдруг спросил Ашмарина:
   - Как думаешь, там, на Солнце, порядок?
   - Как на флоте! - ответил Ашмарин. - Завожу мотор...
   И в этот момент над островом пронесся тревожно и жалобно странный крик, и крик еще не замолк, как со стороны протоки гулко прозвучал одиночный выстрел. Афанасий Петрович дернулся всем телом и упал на песок.
   - Вот он, пес его дери! - выкрикнул Ашмарин и, схватив автомат, как был, в трусах и тельняшке, ринулся в кусты. Федор Никанорович подбежал к Афанасию Петровичу. Пуля попала Афанасию в голову, и темная струя крови толчком выбрасывалась на песок.
   - Ложись! - крикнул Чернышев Юрию Васильевичу. - Он нас, как куропаток, перестреляет...
   Со стороны протоки донеслись короткие автоматные очереди; Ашмарин наугад стрелял по камышу, стараясь вызвать Ганюшкина на открытый бой. Юрий Васильевич, охваченный нервной дрожью, присел на песке, тупо оглядываясь по сторонам. Он не чувствовал в себе ни достаточно сил, чтобы подняться и убежать, ни способности прийти кому-то на помощь. Мимо него прополз Федор Никанорович, сжимая в руке черный пистолет.
   И вдруг Юрий Васильевич услышал странный свист над головой, какая-то тень пронеслась над ним. Нужно было поднять голову, но он не мог шевельнуться. Еще мгновение, и прямо перед ним на песок упал большой мохнатый зверь. Ковыляя на коротких ногах - навсегда запомнилось светлое пятнышко на мохнатой ступне - он подошел к лежащему Афанасию Петровичу и всем телом приник к нему, застыв в какой-то томительной неподвижности. Потом этот зверь медленно поднялся на ноги и вдруг распахнул огромные темные крылья, легко оторвался от земли и на мгновение повис в воздухе, как огромная ночная бабочка.
   Тут новый звук привлек внимание Юрия Васильевича: там, где протока впадала в Адун, затарахтел лодочный мотор, и знакомая Юрию Васильевичу дюралевая лодка вынырнула из-за кустов. Юрий Василеьвич ясно видел и самого Ганюшкина. Опершись на руль, он держал в руке короткоствольное ружье. Потом быстро прицелился и выстрелил дважды. И дважды ухнул корпус стоящей у берега лодки Ашмарина. И дважды щепа и песок брызнули в черную воду. Юрий Васильевич медленно, словно во сне, поднял голову и увидел, что летающее существо стремительно скользит к Ганюшкину, а тот, не отрывая от него взгляда, торопливо перезаряжает ружье.
   - Держи, гад! - раздался выкрик Ашмарина. Он поднялся во весь рост и повел яростно содрогающимся автоматом перед собой. Фонтанчики брызг прочертили дорожку перед лодкой Ганюшкина. Тот не обратил на Ашмарина ни малейшего внимания. Вот Ганюшкин вскинул ружье и выстрелил, не целясь, вверх, но летающее существо скользнуло над самой водой, ударило Ганюшкина в грудь, накрыв всю лодку конвульсивно содрогающейся пеленой крыльев. Ашмарин, издав какой-то звериный крик, подбежал к своей лодке, одним движением столкнул ее на воду.
   Ганюшкин, все еще в ворохе вздрагивающего меха, медленно высвободил руку и, сжимая ложе ружья одной рукой, прицелился в Ашмарина. И автоматная очередь и выстрел Ганюшкина раздались одновременно. Ашмарин схватился за голову и навзничь упал в лодку. Ганюшкин тоже был ранен, голова его скрылась за бортом, и лодка пошла круто поперек течения. Федор Никанорович вошел по колено в воду и, положив дуло своего пистолета на согнутую в локте левую руку, выстрел за выстрелом опорожнил обойму.
   В наступившей тишине был слышен только стук удаляющейся лодки Ганюшкина.
   И смутно темнея на воде, плыл на восток распластанный причудливый силуэт.
   Федор Никанорович прошел вдоль берега и наклонился над полузатопленной лодкой, в которой лежал Ашмарин.
   - Юра, помогите, - сказал он, не поднимая головы.
   Ашмарина уложил на песок рядом с Афанасием Петровичем. Звук моторной лодки стал едва слышен, потом затих совсем.
   ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
   И ПОСЛЕДНЯЯ
   Было в рассказе Юрия Васильевича нечто такое, после чего Козлов не мог уснуть целую ночь. Конечно, его не могли тронуть ни трагичность ситуации, ни таинственный туман, окружавший действия. За свою долгую жизнь Козлов по роду службы сталкивался со многими трагедиями, а таинственность почти всегда оказывалась кажущейся. Видимо, в рассказе Юрия Васильевича был какой-то другой фокус: все рассказанное им виделось Козловым со странной яркостью. Что-то было в Юрии Васильевиче, в самом Юрии Васильевиче. Вот почему Козлов, едва пробудившись ото сна, поспешил в институт.
   Юрий Васильевич, казалось, ждал его. В комнате с прозрачным потолком был теперь установлен лабораторный стол на колесиках, весь уставленный какими-то приборами. Прямо посредине стола под стеклянным колпаком-колоколом стояла страмяая конструкция из металла и пластмассы.
   - Доброе утро, - сказал Козлов. - Я, пэнижзеге ли, не выдержал...
   Юрий Васильевич посмотрел на часы.
   - Да, да,- сказал он.- Тут выдержать мудрено. Это свалилось на меня, как гора...
   - Не падайте духом, Юрий Васильевич! А вы, кажется, хотели что-то проверить? Это ваша аппаратура? - Козлов показал ж лабораторный стол.
   - Да, но не вся...- медленно проговорил Юрий Васильевич.
   Козлов недоверчиво посмотрел на него.
   - Я ожидал,- сказал он,- увидеть хотя бы небольшую электронно-счетную машину, антенну...
   - Вы не ошиблись, все есть... Одну минуточку, товарищ Козлов, сейчас все будет ясно.
   Взошло солнце, и поперек стола лег радужной полосой солнечный спектр.
   Юрий Васильевич внимательно посмотрел на прибор с большой круглой шкалой. Раздался легкий щелчок, стрелка прибора отклонилась до конца шкалы, мотнулась раз, другой и упала. Над прибором появился и растаял серый дымок. Юрий Васильевич взглянул на часы и удовлетворенно кивнул.
   - Все верно,- оказал он.
   Козлов осторожно подошел к столу, прикоснулся к круглому прибору и отдернул руку.
   - Горячий, - оказал он.
   - Вы только осторожней, -сказал Юрий Васильевич.- Пока я в полосе спектра, осторожней!
   - С чем осторожней? Вот с этим? - спросил Козлов, указывая на прибор.
   - Нет, со мной,- тихо вкавал Юрий Васильевич, и Козлов увиден, что полоса спектра пересекает лицо и руки Юрия Васильевича.
   - Я понимаю, - сказал Козлов.- Вы проверяли, способны ли вы вызвать, даже страшно сказать...