Поляков Юрий Михайлович. За боем бой

   - Да-да! - закивал Пичугин.
   Из постановления ЦК РКП(б) о мероприятиях по укреплению Восточного фронта. 29 июля 1918 г. IV...
   а) Военные комиссары не умеют бдительно следить за командным составом. Такие случаи, как побег Махина, как самостоятельный переезд Муравьева из Казани в Симбирск, как побег Богословского и проч., ложатся всей своей тяжестью на соответственных комиссаров. Над недостаточно надежными лицами командного состава должен быть установлен непрерывный и самый бдительный контроль. За побег или измену командующего комиссары должны подвергаться самой суровой каре, вплоть до расстрела.
   Дневник адъютанта 1-го Уральского полка
   Андрея Владимирцева
   2 августа, Белорецк
   18 июля началось наше наступление на Верхнеуральск. Отряд, как гигантская пестрая змея, извивался между утесов. Обозы с беженцами оставили в Белорецке. Там же остались раненые и заложники. Да-да, у нас есть заложники - несколько человек, захваченных при отступлении. Если белые тронут семьи партизан, заложники будут расстреляны. Пустят их в расход и в том случае, если кто-то из них бежит. Ловко придумали. Я видел этих заложников - сын лесопромышленника Штамберг, поручик Панов, какой-то толстый меньшевик-учитель, эсер по фамилии Попов. В общем, политическая жизнь в России в миниатюре.
   Когда двинулись, я замешкался в штабе и, догоняя полк, проехал вдоль растянувшейся на много верст походной колонны. Да, обмундирование у нас скверное: от гимнастерок до пиджаков и ситцевых рубах, от фуражек до тюбетеек, от сапог до... Одним словом, и босые есть. Зато оружием увешаны с избытком, вот только с патронами у нас неважно.
   У первых же пленных, захваченных после перестрелки, выяснили: против нас действует корпус генерал-лейтенанта Ханжина; частями, обороняющими Верхнеуральск, командует генерал-майор Шишкин. Общей численности пленные назвать не смогли, но рассказали, что здесь сосредоточены чехи, дутовские отряды, атаман Анненков, несколько казачьих полков, офицерская сотня... В общем, силы примерно равны. Но мы наступали, а любой мало-мальски грамотный офицер скажет, что для наступательных действий необходимо преимущество в численности. Правда, по словам пленных, у них меньше артиллерии и пулеметов. Есть и еще одно доказательство: мы удивлялись, почему от их пулеметного огня шума много, а толку мало, но все стало ясно, когда захватили несколько деревянных трещоток.
   Главком очень правильно рассчитал, отправив Белорецкий отряд под Тирлян, чтобы обеспечить нам тыл. С помощью бронепоезда это удалось. Но "бронепоезд", конечно, уморительный: обыкновенный паровоз, пассажирский вагон, выложенный мешками с песком, и несколько угольных платформ, на которых установлены голенастые пулеметы-кольты. Под Тирляном действует Гарбуз, тот самый, который в свое время приказал расстрелять тещу и брата за участие в кулацком восстании.
   Я только сейчас почувствовал по-настоящему, что такое гражданская война, когда брат встает на брата. В нескольких местах перестрелка прекращалась, и сражающиеся узнавали по ту сторону своих родственников, друзей, соседей. И начиналось:
   - Ванька, бросай своих краснопузых - иди к нам, не тронут!
   - Нет уж, ты к нам переходи! Смотри, а то скоро выпотрошим ваше офицерье и вам пощады не будет!
   А один случай меня просто потряс. Во время кавалерийской атаки наш Воронин столкнулся с собственным отцом, служившим у белых. Отец, еще вчера звавший сына на свою сторону, на этот раз уговаривать не стал, а просто приготовился проткнуть неслуха пикой. Но Воронин успел накинуть отцу на шею ременную нагайку. Старик с хрипом упал на землю, а сын застыл над ним, наверное, только сейчас сообразив, что он сделал. Потом совершенно безумными глазами поглядел на своих и бросился, наверное, ища смерти, прямо на пики подскакавших казаков.
   Боже мой, сыноубийца Бульба всегда казался мне плодом болезненной фантазии Гоголя! Если б мне кто-нибудь недавно сказал, что увижу такое собственными глазами, я не поверил.
   Весь отряд охватил какой-то азарт, сплошь и рядом люди совершают то, что на германской называлось подвигом, и за что давались георгиевские кресты. Особенно это чувствовалось у горы Извоз, которая заслоняла нам Верхнеуральск и за которую белые дрались с остервенением. Устроились они с комфортом: нарыли окопов, принесли одеяла, подушки. Кроме добровольческих частей, гору защищали мобилизованные студенты, гимназисты. Перед окопами натянули колючую проволоку.
   Извоз штурмовали несколько раз. Когда залегли после первой атаки и нужно было разузнать огневые гнезда, в разведку стал проситься тот самый дед, который обругал Блюхера. Василий Константинович не хотел его пускать, но старик заупрямился и, получив разрешение, галопом поскакал на гору. Его буквально изрешетили пулями - 29 ран! Но огневые точки он выявил, и Извоз решили брать обходным маневром.
   Во время боев под Извозом чуть не погиб весь штаб во главе с Блюхером. Случилось это так: обсуждали план атаки, стоя возле березы, и Суворов, начальник строевой части, заметив, что белые пристреливаются к березе, предложил отойти. Только отошли, как прямо там, где стояли командиры, разорвался снаряд.
   Пока бились за Извоз, произошли очень неприятные события. Пичугин и еще несколько подлецов, прихватив с собой 175 тыс. рублей, удрали к белым. Командующий Верхнеуральским отрядом теперь - Енборисов. Не пойму я Каширина: то он смещает этого есаула с должности начальника Главного штаба, то назначает командующим верхнеуральцев. Тем более что теперь опять путаница с главкомами: 26 июля ранили в ногу Николая Дмитриевича, и перед отъездом в Белорецк, в госпиталь, он предложил главнокомандование передать Блюхеру, но Василий Константинович отказался, потому что в корне не согласен с нашей нынешней тактикой. Я лишний раз убедился, что для Блюхера власть и почет не главное! Если у большевиков таких людей много - их не перешибут.
   Временный главком теперь Иван Каширин.
   В ночь на первое августа начался последний штурм Извоза. Мы бесшумно подошли к караулам и ударили в штыки, основные силы белых очухались только тогда, когда мы приблизились на 60 - 70 шагов. Они схватились за пулеметы, но в спешке били выше голов. Наши же, не тратя патронов, кололи штыками. Павлищев и другие командиры шли в первых рядах и показывали пример...
   Белые бросили нам наперерез свою кавалерию, но, не доскакав нескольких километров до каширинской лавы, повернули назад. И все же этот маневр не дал возможности окончательно добить пехоту.
   Позже мы узнали, что еще ночью из Верхнеуральска бежала рота мобилизованных башкир, а на рассвете ушли и казаки. Город был свободен. Но занимать его, как оказалось, не только не имело смысла, было даже опасно, потому что белые сосредоточились на высотах восточнее Верхнеуральска. И, спустившись в низину, мы оказались бы в невыгодном положении. Впрочем, положение наше и так неважное.
   Трудно с боеприпасами. Люди играют на патроны в "орлянку", хотя азартные игры в отрядах запрещены, покупают их друг у друга (полтинник штука!), выменивают на хлеб... А Верхнеуральск близко, прямо перед нами, как на ладони.
   Еще двадцать пятого мы узнали, что Екатеринбург пал. Значит, у белых освободились силы, которые в любое время могут перебросить сюда. Во-вторых, что делать с нашим прежним планом, от которого предостерегали Блюхер и Томин. В-третьих, приехали люди из Богоявленска и сообщили, что две тысячи красных держат оборону там.
   Вчера было совещание, решили не брать Верхнеуральск и отойти к Белорецку. Енборисов опять сказал, что мы не имеем права рисковать тысячами людей и нужно распустить их по домам до лучших времен. Ночью, когда мы начали скрытно отходить к Белорецку, Енборисов пытался увести Верхнеуральский отряд к белым. Бойцы, правда, сообразили, что ведут их не в том направлении, и повернули к своим. С Енборисовым ускакало около полусотни. Эту сволочь нужно было расстрелять еще тогда, когда его люди убили Точисского. Теперь белые знают о наших планах.
   Черт возьми, бились, бились за этот Верхнеуральск, положили полтораста убитыми и три сотни ранеными, а теперь уходим восвояси. Вот уж пиррова победа!
   Мало того. Чтобы белые не догадались о нашем отступлении, пришлось устраивать "маскарадные" атаки. Мы делали вид, что хотим ворваться в город, и ложились, скошенные огнем противника. Это страшно: атака ненастоящая, а кровь лилась всамделишная. Хоронить убитых некогда.
   Прикрывала наш отход рота Иванчикова, которому Иван Каширин приказал держаться до последнего. Пулеметчик Бачурин долго сдерживал наступавших казаков, а когда кончились патроны, разобрал замок, лег на пулемет и, подпустив белых почти вплотную, подорвался гранатой. Иванчиков рассказывал, что даже белые были потрясены.
   Когда мы вернулись в Белорецк, то узнали, что рано утром противник пробрался в город. Тревогу поднял водитель грузовика, которого они заставили завести мотор, чтобы угнать машину. Поднялась стрельба. Казаки начали без разбору рубить обозников. Николай Дмитриевич на костылях выскочил на улицу и стал наводить порядок. Постепенно оборона организовалась, быстро навалили несколько баррикад и отрезали белым путь к отступлению. Стерлитамакцы бросились вдогонку за обозом и отбили, хотя десятка два подвод беляки угнали. Интересно, что заложники, оказавшиеся между двух огней и с перепугу разбежавшиеся, к концу боя аккуратно прибыли к месту заключения.
   Когда вечером мы входили в город, то встретили несколько мокрых с ног до головы и смущенных бойцов. Оказывается, они приняли своих всадников за казачью атаку и спрятались в углублении плотины за каскадами воды, где и просидели целый день.
   Все возмущены тем, что казаки порубили обозников - раненых, женщин, детей. Услышав об этом, я поспешил к раненым и сразу увидел Сашу, она меняла повязку стонущему бойцу. Я помог ей перенести парня в дом. Потом мы долго стояли на улице и молчали. Уже темнело.
   - Я рада, что вы живы! - неожиданно сказала она и продолжила: Андрей Сергеевич, я вам задам один вопрос - вы только не удивляйтесь.
   - Слушаю вас! - я невольно насторожился.
   - Что вы чувствовали, когда в первый раз убили человека?
   - Что? - опешил я. - Не знаю... Вернее, я не знаю, когда убил первого немца, потому что в перестрелке не поймешь, где чья пуля. По-настоящему первого врага я убил в рукопашной. Знаете, неожиданно я почувствовал спиной какой-то холод, обернулся и увидел, что красномордый австрияк уже размахнулся, чтобы всадить мне в спину штык. Я успел несколько раз выстрелить ему в лицо... А почему вы меня спросили?
   - Потому что сегодня я застрелила казака, он хотел зарубить раненого... Я знала, что иду на войну, что здесь не до дамской чувствительности... Но я не знала, что это так тяжело - убивать людей... Знаете, он оглянулся на выстрел, совсем мальчишка с реденькими усами, и сморщился, как будто хотел заплакать...
   - Вы знаете, что Екатеринбург взят? - перебил я.
   - Знаю...
   - Вот и думайте лучше об этом. Извините за жестокость, но, представьте себе, что сделал бы этот "почти мальчик" с вами, если б вы были там, в Екатеринбурге.
   - У меня там родители.
   - Я знаю, вы говорили.
   - Да... Да, конечно, вы правы. А знаете, Андрей, вы изменились за эти недели.
   - В какую сторону - в хорошую или плохую?
   - В нашу сторону...
   ИЗМЕНА
   ...Измена Пичугина не только не внесла растерянности в ряды верхнеуральцев, а заставила их драться еще ожесточеннее, словно смывая с себя пятно измены. Новый командующий Верхнеуральским отрядом Енборисов вел себя так, что никакой, даже самый верный глаз не мог найти в его действиях ничего подозрительного: он отдавал точные и верные в оперативном отношении приказы, следил за дисциплиной и старался, чтобы вверенные ему верхнеуральцы воевали не хуже других отрядов. Но это была лицевая сторона медали, имелась и обратная. Немцов постоянно пробирался в расположение белых и передавал планы и приказы красного командования.
   2 августа состоялось решающее заседание совета командиров, на котором твердо решили отходить на северо-запад. Еще в приказе от 17 июля главком писал:
   "Получена живая связь от Богоявленского отряда, который в настоящее время группируется в районе Богоявленского и Архангельского заводов при достаточном количестве артиллерии и огнестрельных припасов и готовится действовать в направлении на Уфу и Бирск... Наша задача - пробиться на соединение со своими частями, действующими со стороны центров, с которыми и установить связь. Ближайшей нашей задачей ставлю переход всего отряда через железнодорожную линию Челябинск - Уфа..."
   Все эти сведения становились известны белым.
   В ночь с 1-го на 2 августа Енборисов отослал с различными поручениями всех своих помощников и нервно ждал: как сообщил связной, к нему должен был приехать человек из контрразведки. В полночь, как и договаривались, к штабу осторожно подошел Калманов. В час ночи дверь тихо отворилась, и в нее заглянул Немцов.
   - Можно? - спросил он полушепотом.
   - Можно, - ответил Енборисов и встал. Калманов тоже поднялся. В комнату вошел высокий человек, одетый в кожаную тужурку, на которой висел красный бант, сложенный именно так, как и требовал приказ главкома.
   - Юсов? - тихонько воскликнул Калманов.
   - Ну вот, Викентий, и встретились! - ответил поручик и с чувством пожал руку своему екатеринбургскому знакомому. - А теперь познакомь нас!
   Калманов представил их друг другу. Все это выглядело немного картинно, потому что уже две недели эти люди - правда, заочно - тесно сотрудничали.
   - Садитесь, господа! - пригласил Юсов, словно принимал их у себя дома, уселся сам и закурил. - Сегодняшняя ночь - решающая. Вам поручено прикрывать отход красных, не так ли, Алексей Кириллович?
   - Так точно.
   - У вас много своих людей в отряде?
   - Мало, но за командиров Зобова, Каюкова, Борцова я ручаюсь.
   - Хорошо. А если предложить солдатам перейти на нашу сторону и обещать всем жизнь?
   - Думаю, ничего не получится.
   - Тогда сделаем по-другому: отход начнете прямо сейчас...
   - Но у меня приказ главкома... - начал было Енборисов.
   - Оставьте! С этой минуты вы выполняете мои приказы. Итак, вы и ваши люди, ничего не объясняя, ссылаясь на обожаемого вами главкома, уводите солдат в нашу сторону. Я буду с вами. Когда дам команду "Пошел!", мы вырываемся вперед, а весь ваш отряд оказывается под пулеметными прицелами. Или они сложат оружие, или свои дурацкие головы. Но, полагаю, до кровопролития не дойдет. Мы с вами направимся в штаб, и вы в деталях расскажете план отхода большевиков. У меня все.
   - Господин Юсов, - непривычно просительным голосом поинтересовался Енборисов, - могу я рассчитывать, что моя помощь учтется...
   - Алексей Кириллович, когда речь идет о судьбах Родины, торговаться не нужно! Каждому воздастся по делам его! Ясно?
   - Да-да...
   - А я? - вдруг каким-то обиженным тонким голосом спросил Калманов.
   - А вы, дорогой мой, останетесь здесь на тот случай, если Каширину все-таки удастся вырваться из клещей. Вас не подозревают?
   - Так, чтобы впрямую, нет, но у меня такое чувство...
   - Чувства оставьте барышням. Следят или нет?
   - Следят скорее за Боровским.
   - За этим слабонервным стихоплетом? Вот и сделайте, чтобы подозрения большевиков стали более основательными. Поняли?
   - Понял.
   - Сведения о планах Каширина будете передавать через того же Немцова, под каким-нибудь предлогом заберите его к себе в роту. Пароль "Екатеринбургская казарма". И еще нам нужен ваш заложник Попов: о нем почему-то очень хлопочет Омск.
   - Но тогда всех заложников расстреляют!
   - Попробуйте организовать побег всем заложникам, а если не получится, черт с ними. Чуть крови больше или меньше - не так важно!
   Юсов обвел собеседников внимательным взглядом и поднялся. Они вышли из дома: стояла прохладная августовская ночь. Вскоре подскакали вызванные Енборисовым Зобов, Каюков, Борцов, несколько других бывших офицеров. Они пошептались в темноте и разъехались каждый к своему отряду. Юсов и Енборисов рысью двинулись в другую сторону. В одном месте их окликнул часовой, но, узнав голос Енборисова, успокоился.
   ...Несмотря на темноту, стало понятно, что Верхнеуральский отряд пришел в движение.
   - Что за дьявольщина! - обернулся к помощнику командир четвертой сотни второго Верхнеуральского полка Акулин. - Уходить еще рано!..
   - Передали приказ Каюкова - отходить! - ответил тот.
   - Куда отходить?
   - Туда! - махнул он рукой в темноту.
   - Куда - туда?! Куриные мозги! Там же белые!
   В это время из темноты выскользнули два всадника: Енборисов и незнакомый командир в кожанке.
   - Товарищ Енборисов! - бросился к нему Акулин. - Почему отходим?
   - Приказ главкома. Вот только что из штаба привезли! - кивнул есаул на Юсова. Тот сделал значительное лицо.
   - А почему туда отходим - там же белые?! - не унимался Акулин.
   - Это - маневр! Выполняйте приказ! - выкрикнул Енборисов и добавил: Выбили белых. Выбили...
   - Ничего не понимаю, - пробормотал, отойдя в сторону, Акулин и спросил нахмуренного помощника: - Слушай, что-то я не помню у Каширина в штабе такого человека?
   - А кто их разберет - каждый день новые присоединяются...
   И вдруг из темноты выскочил какой-то всадник - размахивая шашкой, он истошно кричал:
   - Братцы, нас предали, окружили, идти некуда - надо сдаваться! Кто к женам и детям - за мной!
   - Ах, вот оно что! - крикнул Акулин и, выхватив маузер, несколько раз выстрелил в предателей, потом вскочил на коня, обнажил шашку и закричал ничего не понимавшим бойцам: - Не слушайте гадов, они Дутову продались! Все назад! За мной...
   Люди, услышав хорошо знакомый голос Акулина, метнулись назад.
   - Командуй, олух! - заорал в ухо Енборисову взбешенный Юсов. Командуй, тебе говорят!.. Застрелю!
   Тем временем опамятовавшиеся люди открыли огонь по тем, кто собирался увести их к белым. Енборисов первым повернул коня и помчался в сторону поселка Спасский, где стояли дутовцы. "Не простят, не простят, не простят!" - колотилось у него в висках.
   Примерно такие же события происходили в это время на позициях первого полка: красных, с недоумением последовавших было за командиром Борцовым, остановил Галунов. В Спасский ускакало всего несколько десятков человек в основном бывших офицеров и урядников.
   Днем, 2 августа, приняв командование Сводным отрядом, Блюхер издал приказ: "...Ввиду того, что вверенная мне Красная Армия не имела связи с базой, которая питала бы ее как огнестрельными припасами, так и всем необходимым для армии, на совещании делегатов от всех отрядов решено было пробиться и соединиться с базой...
   Но изменнический поступок Енборисова вынудил нас отказаться от дальнейших операций на Верхнеуральск, так как Енборисов, безусловно, раскроет все наши планы и средства к дальнейшей борьбе с противником, который, учтя это, будет оказывать упорное сопротивление, с тем чтобы заставить нас израсходоваться, а тогда взять нас голыми руками...
   Отказавшись в силу приведенных причин от первого направления, мы должны выбрать новое направление на присоединение к нашим силам, опирающимся на базу. Оставаться здесь, в Белорецке, мы не можем, так как противник наш отказ сочтет за нашу слабость и поведет против нас активные боевые действия, с тем чтобы нас взять в кольцо, и тогда нам трудно будет прорвать это кольцо.
   Может быть, у многих красноармейцев возникнет сомнение в том, стоит ли идти в новом направлении, не лучше ли остаться здесь и где-нибудь укрыться. Товарищи, такое решение будет весьма гибельным, так как легче всего переловить и передушить нас поодиночке, а когда же мы будем двигаться кулаком, справиться с нами трудно, потому что мы можем бороться и пробивать себе путь сплоченной силой. Итак, вперед! Кто малодушен, оставайся, но помни, что одиночки - не сила и легко могут быть переломлены противником.
   Главнокомандующий Б л ю х е р".
   Из донесения штабу Уральского корпуса белых:
   "Сдавшиеся главари красных показывают, что большевики решили прорваться на Уфу, двигаясь по дороге Белорецкий - Богоявленский заводы и Стерлитамак. Состав отрядов они определяют в 1300 кавалерии, около 4500 пехоты при 13 орудиях, пулеметах, 2 легковых и 1 грузовом автомобилях. Командуют красными Иван Каширин, Блюхер, Томин. Недостаточно патронов, снарядов, питания..."
   - Поручик, - отчитывал Юсова начальник контрразведки, - как же вы умудрились не довезти этого Енборисова? Объяснитесь!
   - Господин полковник! - твердо отвечал провинившийся. - Операция сорвалась... Началась перестрелка... Случайная пуля...
   - Ну и бог с ним. Каюкова отправьте в Омск, может быть, там из него еще что-нибудь вытрясут. Надеюсь, свой человек у вас остался?
   - Конечно.
   - Мне нужны сведения о дальнейших планах большевиков. Не исключено, что в сложившейся ситуации они придумают что-то новенькое.
   - Слушаюсь, господин полковник.
   - И тоньше нужно работать, поручик, тоньше...
   ...Из инструкции генерала Ханжина начальнику 3-й дивизии Уральского корпуса генералу Ончокову:
   "Преследовать большевиков приказываю самым энергичным образом, стараясь не только догнать хвост колонны, но и перерезать ей путь, дабы скорей их ликвидировать и очистить от них край".
   Из телеграммы генерала Ончокова генералу Ханжину:
   "Вследствие измученности конского состава перехватить дорогу противнику не удается. Хотя известны его передвижения и стоянки, обойти не удается вследствие бездорожья по горам..."
   Дневник военспеца Главного штаба
   Сводного Уральского отряда
   Андрея Владимирцева
   3 августа, Белорецк
   Вчера утром был совет командиров. Закрытый. После того как белые спокойно въехали в Белорецк, после измены Пичугина и Енборисова мы стали осторожнее. Теперь каждый день нагрудные красные ленты складываются и прикалываются по-особому. Так что даже если накануне разведка противника выяснит наши знаки отличия, утром следующего дня они уже будут другими.
   На совет, который собрали в доме управляющего Белорецким заводом, командиров пропускали по документам, рядовых вообще не допускали.
   Во главе стола сидели Блюхер, Каширины, Томин.
   Первым, опираясь на костыль, поднялся Николай Дмитриевич. Медленно и каким-то нарочито уверенным голосом он сказал о том, что отряд, несмотря на победу под Верхнеуральском, попал в сложную ситуацию, что первоначальный план движения, предложенный им, как показали события, был неправильным. Верным был план Блюхера, поэтому и командование Сводным отрядом нужно передать Блюхеру.
   - Да и с раненой ногой какой я главком! - закончил он тихо.
   Слова Каширина не были неожиданностью, накануне вопрос о новом главкоме обсуждался на собраниях в отрядах. И все-таки мне жаль Николая Дмитриевича. Кто же знал, что так все сложится, что Екатеринбург сдадут!
   Кандидатуру Блюхера поддержал Томин, многие другие командиры. Некоторые при этом виновато поглядывали в сторону Кашириных.
   По поводу дальнейшего направления движения были разные предложения, в том числе - идти в Туркестан, к Зиновьеву, или отсидеться в районе Белорецка, дождаться наступления красных. Но это были уже отголоски прежних заблуждений, и большинством приняли решение двигаться на северо-запад для соединения с Красной Армией, которая, судя, по данным разведки и сведениям белых газет, действовала именно там.
   Когда стали голосовать, видно было, с каким трудом поднимают руки белоречане, ведь уйти - значит, оставить здесь свои семьи, а как обращаются с ними белые, уже известно.
   Блюхер выступал на совете несколько раз, иногда резко обрывая кого-нибудь, но чаще твердо и размеренно бросая слова, оглядывая при этом собравшихся спокойными серыми глазами. Садясь на место после окончания речи, Василий Константинович обычно морщился - наверное, Павлищев прав: у главкома что-то со спиной.
   Принимая план Блюхера, красные решили из тактических соображений объяснить новое направление изменой Енборисова, знавшего о всех наших планах, но при этом не скрывать и всех трудностей. Мне нравится манера большевиков не юлить, а говорить прямо, как все есть на самом деле.
   Последним выступил Василий Константинович. Он снова говорил о том, что не только мы, а вся республика сейчас переживает трудности. У нас мало боеприпасов - по 80 снарядов на орудие и менее сотни патронов на бойца, у нас почти нет медикаментов, один-единственный врач и несколько сестер милосердия. Если мы не пробьемся к Красной Армии, то погибнем! Но задача не только в том, чтобы прорваться, а в том, чтобы, идя к своим, бить белых, разворошить их тыл, как муравьиную кучу.
   - Вы все знаете, - продолжал Блюхер. - У нас мало продовольствия, одежды. Кое-что, думаю, мы возьмем у неприятеля и заплатим за это своей кровью. А вот за то, что мы будем брать у населения, придется платить деньгами. За мародерство - ревтрибунал и расстрел! Поэтому все имеющиеся деньги, мануфактуру, продовольствие, обмундирование - сдать в общий фонд. Кроме того, нужно...
   - Это почему сдавать? - вдруг вскочил один из стерлитамакских командиров. - Нам рабочие из центра прислали последнее, чтобы мы им хлеб выменяли! Не можем мы сдавать! Не имеем права сдавать!
   - Заставим! - взвился Томин.
   - Заставите? Нас, красных бойцов, силой заставите?! Уйдем от вас...
   - Снарядами проводим! - побагровел Томин.
   Блюхер не обрывал спорящих, но все почему-то вдруг замолкли и поглядели в его сторону. Главком стоял с неподвижно угрожающим лицом. Когда установилась тишина, он продолжил: