***
Ольга нахмурилась. Чего из этого не было, а чего она не помнила? Трудно сказать. Все-таки это действительно не дневники. Ольга не помнила "Маразма", не помнила, были ли их отношения с Сережкой настолько хорошими, насколько она расписывала. От общения с ним у Ольги остались теплые воспоминания. И еще убежденность в том, что не стоит ждать от человека и событий больше, чем они могут дать. Ольга хмыкнула. Нет, оторвались они на том сейшене с Сережкой очень даже неплохо.
***
После этой аферы мое настроение дня два подряд было просто замечательным. Разумеется, я решила, что вышеописанным одноактовым спектаклем все дело и ограничится. Однако Сережка думал иначе, и на следующий день, после четвертой пары, я узрела его на крыльце собственного учебного заведения. Сережка ничего не стал мне объяснять, а потащил меня на репетицию к своему другу – гитаристу одной из местных групп. Я сидела на этой репетиции часа 3, из которых полтора они мутузили какую-то песню о небе, а остальные полтора повторяли остальной репертуар. Все это время Сережка входил в роль моего поклонника, на что было забавно смотреть, и что слегка льстило моему самолюбию.
– Сереж, солнышко, объясни, тебе зачем это все надо?
– А что? Ты мне нравишься.
Это было довольно неожиданно с Сережкиной стороны. Я пораскинула мозгами и решила, что идея довольно неплохая. Постоянного бойфренда у меня на тот момент все равно не было, а сидеть в гордом одиночестве хотелось не очень. Дело решила Маринка, сделавшая мне очередную гадость.
***
Ольга задумалась. Почему когда вспоминаешь прошлое, вспоминается что-то светлое, теплое, а о плохом как-то не вспоминается? Сначала думаешь, что все еще впереди, а потом понимаешь, что все самое забавное и оригинальное ты уже пережил. Да, впереди еще будут живые праздники, но это уже не то. Набираешься опыта, взрослеешь и понимаешь, что больше уже не сможешь, как раньше безоглядно жить, чувствовать, верить, любить, желать. Накапливается усталость и цинизм. Блекнут яркие краски, появляется умение видеть людей насквозь и в жизни больше не остается чудес. Мало того, из нее уходит новизна. Много прошлых лиц и имен исчезнет из памяти, и не со всеми друзьями по прошествии времени ты захочешь здороваться. И все-таки никогда не перестаешь удивляться преподносимым тебе жизнью сюрпризам.
Ольга хмыкнула. Отношения с Сережкой казались ей в забавной игрой. Помереть со смеху – им все поверили! Ольга помнила, как Сережка за ней заходил, и они мозолили глаза всем своим старым знакомым. Она до сих пор не могла понять – что же на самом деле произошло. Вошел Сережка в роль или действительно что-то почувствовал? Почему ему надоело просто быть с нею рядом? Почему ему захотелось большего? Что же он говорил ей тогда в "Рождественском" за бутылочкой пива? Сережка хотел, чтобы Ольга забыла о их спектакле. Он говорил, что она классная женщина, что она нравится ему сама по себе, что ему наплевать на Маринку… Сергей говорил о том, что между ними вполне могло бы что-нибудь быть, и о том, что раньше он был дураком, раз не разглядел ее сразу. Он хотел начать все снова. Просто с того факта, что они знакомы. Ольга помнила, как Сережка сгреб ладонями ее руки, притянул их к себе и уткнулся в них носом. Она даже помнила, как у нее внутри что-то екнуло, а на лице нарисовалась счастливая улыбка. Интересно, когда женщины потеряют свою глупую способность любить мужиков ушами? Ольга хмыкнула, вспомнив, как Сережка в тот вечер провожал ее до дома, и как они часа два самозабвенно целовались у нее в подъезде, после чего Сережка помчался на последний автобус, а она поднялась домой. Не раздеваясь, Ольга засела за гадальные карты и (естественно) оказалось, что Сергей ее очень любит. Ольга улыбнулась. Иногда память – это очень хорошая вещь.
***
Я не помню, сколько прошло дней. Помню только, что поздний октябрьский вечер был мокрым, холодным и мерзопакостным. Я пришла с улицы, переоделась и протянула ноги к батарее. Через полчаса раздался звонок, на пороге появился мокрый Сережка и сказал, что он опоздал на последний автобус. Я прекрасно знала, что он врет, но сделалась от этого только счастливее. Направив Сергея греться к батарее, я пошла готовить ему ужин и кофе. Потом, когда мы сидели с ним на кухне, я посмотрела на часы.
– Вот теперь ты точно опоздал на последний автобус. – Сережка поднял глаза и рассмеялся. Потом пошел в прихожку и достал из своего пакета бутылку "Киндзмараули" и диск Жан Мишель Жарра.
– Это тебе.
Я обалдела. А когда он ко всему прочему достал мне из пакета книжку Кинга "Мареновая роза", я поняла, что жутко его люблю. Сережка смотрел, улыбаясь, на мои восторги и пил кофе.
Мне нравятся люди, которые никуда не торопятся. Конечно, есть свой кайф в быстроте, натиске, стремительности… Иногда это даже предпочтительнее. А иногда… Сережка поставил Жан Мишель Жарра и увлек меня танцевать. В окно рвались ветер и дождь, по улице шли замерзшие прохожие, а мы в полусумраке комнаты пробовали друг друга на вкус. Сережка пах "LM"-мом и мужским одеколоном.
Все началось с легкого дурачества. Мы танцевали, почти не касаясь друг друга. Мы устроили импровизированное представление, чувственное и нежное. Когда Сережка находился у меня за спиной, он сжал руками мои плечи и скользнул губами по моей шее. Напряжение возросло. Мы оказались на полу, и музыка кончилась. Я хотела встать и перевернуть кассету, но Сережка меня не пустил. Мы сидели и целовались, и пальцы Сергея легко справились с застежкой моего платья. Я убей не помню, как мы оказались в постели, и когда к музыке октябрьских дождей снова примешался Жан Мишель Жарр.
Дождь продолжался весь следующий день, и мы проспали. Я открыла глаза и улыбнулась новому дню. Сережка еще спал. Во сне мужчины кажутся спокойными, умиротворенными, даже беззащитными. Я тихо встала, сполоснулась под душем и пошла на кухню. Судя по времени, я должна была приготовить нечто среднее между завтраком и обедом. Вообще-то всегда я довольствовалась чаем, но когда в доме появляется мужчина, все встает с ног на голову. Отварив пельменей я пошла будить Сережку. Будить?! Да это просто кощунство – будить спящего мужчину!
Я прилегла рядом и удобно устроилась у Сережки на груди. Сережка не проснулся, только машинально обнял меня рукой. Тогда я принялась его тихонько тормошить. Сережка приоткрыл глаза, сонно потянулся, привстал на постели и притянул меня к себе.
– Блин, Ольга, какой кайф проснуться и увидеть тебя рядом! Что, уже утро и пора вставать?
– Уже обед почти, мы с тобой все проспали.
– Нда? Ну если мы все равно проспали, то торопится некуда, погода на улице мерзкая…
– Сереж, пельмени остынут…
– Е-мое, ты такая классная женщина вообще!
– Они совсем остынут, Сереж…
– Кто?!
– Пельмени.
– Какие пельмени в 3 часа ночи? Ты что, меня с ума свести хочешь?
– Сергей!…
Он ушел от меня ближе к вечеру, и остаток дня я так и провела в постели в обнимку с подушкой. Я была счастлива, и я мечтала. Много ли надо для полного счастья женщине, если в ней нет ни могучего ума, ни пленяющей красоты? Ей надо, чтобы ее любили. Только и всего. Так просто и так сложно. Мужчины посмеиваются над женской влюбчивостью, привыкаемостью, зависимостью. Не понимая, что это подчас не совсем зависит от нас. Это не нехватка ума, это какое-то генетическое женское свойство. Такое же неискоренимое, как стремление мужчин быть иногда героями. Я не могу сказать, что была в то время наивной и глупой. Отнюдь. Я достаточно знала жизнь, чтобы не ждать от нее чудес. Но я женщина. Всего-навсего женщина. И не могу не думать о том, что же будет завтра. Ну да, я дура. Такая же дура, как и все остальные. Мне улыбнулись чуть больше обычного, и я верю, что я интересна. Мне рады при встрече, и я начинаю верить, что я нравлюсь. Меня целуют, и я готова верить, что я нужна. Со мной спят, и мне хотелось бы верить, что меня любят. Я начинаю гадать, мечтать, вспоминать и писать стихи. Бесполезно пытаться бороться или заставить забыть. Ничего не выйдет.
"Я устремляю свои глаза к свету. Кажется, я начинаю тобой болеть. Мне не хватает смелости тебя понять. А жить миражами… Нет, это слишком сложно. Я бы хотела беречь тебя, но ты… ты не разрешаешь мне этого. И я понимаю, что ты не собираешься остаться надолго. Простуженный ветер стучится в мои окна, а я даже не могу протянуть свои пальцы к ласковым огонькам света. Все свечи я сожгла в один день. Для тебя. Я пила с твоих губ бездумные фразы. Наверное, я никогда не верила в них до конца, но ты был мне слишком дорог, чтобы задумываться об этом всерьез. Двери моей души плотно закрыты для рвущихся в них нереальных надежд, и я забываю, что это именно ты начал дарить меня вдохновениями.
От молитв не становится легче. Наверное потому, что обожженных обид накапливается слишком много. Они трепетно оседают на темное дно моих глаз, и уже не хочется рваться от осени до весны. Кто сможет по крупинкам собрать мои сумасшедшие мысли? Я продолжаю жить и думать о тебе. Может быть, я просто тебя придумала? Ты обманчивый, неуловимый, обжигающий и мимолетный как огонек сигареты, которую ты держишь в руке. Наверное, тебе суждено просто легко прожить жизнь. Во всяком случае, тебя не смывают дожди и не ранят обиды. Я даже не могу проникнуть в твои глаза. Мне придется ограничиваться жаркой чувственностью. Ну, что ж… Я выпью ее до дна. Когда я научилась понимать твои мысли, я прочитала в них Осень. В твоих порыжевших и даже иногда проржавевших взглядах свет осени будет виден даже весной".
Сережка пришел опять. На этот раз мы даже не спали, а потом… Фиг ли засыпать в 6 часов утра, если полвосьмого вставать и бежать учиться? Мы валялись в постели, пили кофе. Сережка курил, и мы следили за тем, как медленно пробивался рассвет. В комнате опять звучал Жан Мишель Жарр.
– В следующий раз я захвачу медляки "Металлики", – пробормотал Сергей, и я блаженно потянулась. Значит, у сегодняшнего рассвета будет еще и завтра! Я поехала учиться разбитая, невыспавшаяся, с мешками под глазами и довольной улыбкой на лице. Было весело.
Я не знаю, с чего это началось и как это получилось. Я не знаю даже, кого из нас первым перестал греть тот факт, что нам хорошо вдвоем. Я знаю только, что нам обоим не хотелось ничего менять. И тогда мы начали разыгрывать фарс друг перед другом. Хотите посмеяться? Мы даже друг другу поверили. Вряд ли кто-нибудь жег свои чувства так безоглядно и безбожно, как мы в то время.
Вообще я иногда задумываюсь: ну почему в жизни не получается так, как нам хотелось бы? Кто там решает за нашими спинами нашу судьбу? Встретить бы этого третьеразрядного режиссеришку в темном углу, только туфли на каблуках одеть не забыть! Ну почему все не оставить так, как есть – нас с Сережкой это вполне устраивало. Только так получилось, что встречи перестали нас интересовать, пребывание рядом радовать, а постель – приносить удовольствие. У меня были свои причины судорожно цепляться за Сережку. Пока я была рядом с ним, у меня была роль правильной и верной подруги. Именно тогда до меня дошло, что я слишком привязана к своим привычкам, и что второй раз я эту роль никогда играть не решусь. Я знала, что когда закончится наш спектакль, будут забыты и роли. Тогда мне придется поглядеть в глаза правде и признать, что в моей жизни никогда не будет единственного мужчины. Признать, что я никогда и ничего уже не смогу сделать со своей привычкой менять мужчин и обстоятельства. Кому охота глядеть в глаза этой фиговой правде? Кто там хорошо отражается? Мне до чертиков хочется думать, что я могу быть правильной и верной! Что я пыталась разглядеть за Сережкиной игрой? Серьезное чувство? Временами мне казалось, что
"Я жадно ловлю твои улыбки. Даже те, которых ты мне не даришь. Душные, закрытые пределы комнаты совсем не располагают к откровенным беседам. Смятые пивные банки, пепел сигарет, занудные мухи… Романтическое начало нового дня! Даже мутный рассвет кажется мне только продолжением заката. Остатки дождя ссыпались в лужи, а ветер затих. Я слушаю тишину, боясь пропустить хотя бы одну нотку твоего желанного голоса. Когда же раздадутся твои шаги? Ты свободен. И даже больше, чем свободен, потому что ничей. Раны заживут, а рубцы? Я попытаюсь стереть их временем и вином. Я привыкну к твоим бесконечным уходам и возвращениям".
***
Ольга задумалась. Почему они с Сережкой расстались, так и не сумев продолжить отношения дальше? Может потому, что это действительно была игра с начала до конца? Сперва их забавляло удивление окружающих, шепот за спинами, потом они увлеклись, а потом… Увлечение кончилось. А окружающие привыкли к их роману (как привыкают ко всему). Играть спектакль без зрителей было скучно, а выпендриваться друг перед другом быстро надоело. К тому же… Оказалось, что кроме заученных ролей ничего больше их не связывает. Ольга хмыкнула. Она помнила, с каким потрясением она решила для себя, что никогда не сможет быть правильной и верной только потому, что не смогла долго поддерживать отношения; как переживала свою глупую идею о собственной неправильности. Бог ты мой! Да ей всего-то навсего надо было перебеситься! И все стало на свои места.
Лучше поздно, чем никогда. Лучше меньше, чем никогда больше. Все-таки у людей есть очень хорошая тенденция – умнеть с возрастом. Хотя бы настолько, чтобы не совершать прошлых ошибок. Ольга помнила, что после глупого расставания ни на чем она не могла общаться с Сережкой почти год. Потом все перебесилось, улеглось, и их милые дружеские отношения вернулись. Просто – теперь они иногда выходили за рамки дружеских. А почему бы и нет, если это устраивало их обоих? Как все, оказывается просто, если не воспринимать все слишком всерьез! Ольга достала следующий опус, открыла и улыбнулась. Вот. Лишнее подтверждение тому, что она права. Боже, как же давно все это началось! Настолько, что можно уже забыть. Но случайно происходят неожиданные встречи, и все возвращается. Потрепанные фотографии снова обретают жизнь. Ольга хмыкнула. Да. Все это тоже было серьезно. Первые ошибки и первые трагедии. Не такие уж маленькие, если доводили до слез. Первые страхи и первое понимание собственной влюбленности. Все то, что было впервые. Все то, о чем вспоминать не так уж смешно.
Восьмая.
Жил-был Дурак.
Он молился всерьез
тряпкам, костям и пучку волос.
Все это глупой бабой звалось,
но Дурак ее звал
Королевой Грез.
Киплинг.
Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Никакие жизненные неудобства, расчеты и компромиссы не должны ее касаться!
Куприн.
Кажется, мне было тогда лет 13. Только не делайте кислых мин, можно подумать, вам никогда 13 не было! Между прочим, забавное было времечко. Вечное вмешательство взрослых в повседневную жизнь, и еще кто-нибудь, кто обязательно нравился. Причем ничего путного из этого, почему-то, никогда не получалось.
Я всегда жила в придуманном мире. Так было проще. И не очень больно. Я всегда любила читать книги. Впрочем… Эта злостная болезнь не оставила меня до сих пор. Только сейчас я просто получаю от этого удовольствие, а в прошлом… В прошлом это был главный способ уйти от реальной жизни. Вторым способом были жалкие потуги написания стихов и прозы.
В то время я не умела курить (так и не научилась), не любила пива (сколько времени полезного потеряла, во дура!) и не слушала никакой музыки (как я жила вообще?). Я на полном серьезе считала, что я – неудачная попытка динозавра стать человеком, и что во мне нет ничего хорошего. Ей-богу. И первым меня оттащил от этой идеи за уши ни кто иной, как Андрей.
Он был крут. Крут по всем тем меркам, по которым может быть крутым пацан 14-ти лет. По сути, он был старше меня на полгода, но ему уже было 14, а мне нет. И когда я смотрела на него, он казался мне очень взрослым. И даже очень высоким. На самом деле в нем было 1.80 с кепкой, но поскольку я при своих 1.70 казалась себе безобразно длинной, то он, конечно же, был для меня прекрасно высок. Сложен? Да ничего сложен, особенно если учесть, что ему было всего 14, и он серьезно занимался спортом. У Андрея был осветленный чуб, самодельная татуировка на (не помню уже каком) плече и серые глаза. Вот! Вот корень всей моей любви ко всяким сероглазым мальчикам!
Если честно, то вся эта история вовсе не о том, что я в Андрея влюбилась. Она началась с того, что влюблен-то был в меня как раз он, а я искренне его ненавидела. Смешно. Нет, в самом деле, смешно ненавидеть человека со всей страстью ограниченного книгами подростка. И за что? За то, что он вносил в мою жизнь некоторые неудобства. Вообще-то упорядоченная жизнь нравится мне до сих пор. Только не до такой степени. А в то время, о котором я собираюсь вам поведать – это был мой стиль жизни. И у меня было только одно желание – чтобы от меня отстали и оставили меня в покое. И бедному Андрею доставалось на орехи как раз за то, что он вообще смел меня замечать. Мало того, он очень любил меня подначивать. Естественно, я старалась отвечать ему соответственно. Бог ты мой, как же он психовал! Ехидиной я была всегда. Но единственное, чего мне от Андрея хотелось – это чтобы он не вытаскивал меня на всеобщее обозрение.
Не могу сказать точно – когда именно все это началось. По-моему, мне как раз грозило исполнится 14. Надо сказать, что Андрей доставал меня всегда. Просто к этому времени он начал проявлять ко мне прямо-таки нездоровый интерес. Сначала я на это не обратила внимания, поскольку всегда была не от мира сего. И все мальчики (за небольшим исключением) находились для меня где-то в другом измерении. Исключением был Олег. Такой типично-приличный мальчик. Он таскал за мной свой портфель, драл для меня цветы со школьной клумбы и даже отважился однажды пригласить в кино. Весь фильм я ждала, что он меня поцелует, но он так и не отважился.
Не знаю уж, хотел ли Андрей приколоться над нашей с Олегом "пионерской" дружбой (сам Андрей мальчик был очень ранний), или с кем-то поспорил на что-нибудь (он на такие дела большой любитель был), но он начал меня доставать. Дергать за косички, закидывать снежками и забрасывать мою вторую обувь куда подальше. В общем, типичное поведение мальчишек. Хотя кто им сказал, что девочкам это нравится – представления не имею. Меня, например, это бесило. Я язвила, получала от Андрея тычок между лопаток, и мелкая войнушка между нами продолжалась. Я не признавала его ни лидером, ни героем Я искренне не понимала, почему по нему сохнут все наши девчата от отличниц до "крутых". Меня даже не восхищало то, как виртуозно он срывал уроки (особенно если это были история или литература). К 9-му классу я искренне ненавидела Андрея, хотя драться мы с ним уже перестали, и вел он себя по отношению ко мне более-менее спокойно. Но я ощущала его зловещее дыхание в спину, и с нетерпением ждала выпускного.
Однако задолго до него Андрей решил, что должен заняться моей судьбой. Кто его просил? С какой стати ему это в голову треснуло? Но он внезапно заявил, что хочет меня исправить. И исправлять он пожелал именно то, с чем
Надо отдать парню должное – он был убедителен. В смысле, сумел заставить меня пойти на этот шаг. (Пообещав после этого отстать от меня раз и навсегда). Прямо скажем, мне это совершенно не понравилось. Во-первых, я не хотела целоваться с Андреем, искренне веря, что он того не стоит. (Как же – первый поцелуй!) Во-вторых, я боялась, что он вообще потом от меня не отстанет и всем все расскажет. (Компромат-то какой!) А в-третьих, я (естественно) целоваться не умела и боялась, что Андрей над этим будет прикалываться. Искренне жаль, что эта сцена не запечатлена на камеру. Комедия да и только. В проулке неясных домов стояла я, трясущаяся как заяц, и Андрей, не знающий, как ко мне подойти. Наконец, когда он все-таки ко мне наклонился, я зажмурила глаза и сжала губы, решив стоически вынести неприятную процедуру. Ничего не происходило. Я осторожно открыла один глаз. Андрей, склонив на бок голову, с любопытством на меня смотрел.
– Тебя что, никто не целовал что ли?
– Не твое дело.
– Е-мое, только этого мне не хватало! Ну почему у тебя все не как у людей? Ну что мне с тобой делать?
– Ты обещал меня оставить. Так что целуй и выполняй обещанное.
– Не могу, – вздохнул Андрей, – ты же окончательно превратишься в Синий Чулок. Не буду я тебя целовать. Пока.
– Пока?
– Пока ты сама не захочешь.
– Дурак! Иди отсюда! Я никогда ничего от тебя не захочу!
– Кто знает. Может, моя помощь понадобится, если кто доставать будет.
– Больше, чем ты, меня никто не достает. Жаль, что я не знаю никого, кто бы меня от
Конечно, прошло не так уж много времени, и я поняла, что первый поцелуй – это не так уж серьезно. Мало того, короткие поцелуйчики доставляли мне удовольствие, и я понимала, что могу нравится мальчикам. Что меня, кстати, страшно удивляло. Я искренне считала себя почти что чудовищем.
***
Ольга оторвалась от тетради и погрузилась в воспоминания. В то далекое время она не была аферисткой. Вообще. Сейчас даже смешно думать, что все это можно вернуть. Даже если бы можно было бы, она не захотела бы. Ей нравилась ее жизнь и ее друзья. Ольга была рада, что научилась в жизни хоть чему-то. И возвращаться туда, где ничего этого нет? На фиг! Ольга не очень хорошо относилась к себе прошлой. Тогда она не умела делать самого главного – любить себя. А Андрей хотя бы попытался это исправить.
***
Вторая, самая интересная часть наших с Андреем отношений началась на выпускной. После 9 класса я переходила в другую школу заканчивать 10-11, вместе с некоторыми своими одноклассниками. Андрей же решил, что со школой он завязывает и рванул в технарь. Но поскольку совсем терять меня он не собирался, то начал с того, что на нашем выпускном пошел на абордаж по всем правилам. Сначала Андрей попытался меня споить. Однако дальше полбокала шампанского дело не пошло. Потом Андрей решил сесть рядом, но я нырнула за спину Вячеславика – нашего активиста и отличника, единственного, кто мог противостоять Андрею. Даже чисто физически. Андрей нахмурил брови, но связываться не стал. А я ухмыльнулась. Я прекрасно знала, что Вячеславу нравлюсь, и решила этим воспользоваться. Между прочим, именно Вячеслав, и именно в этот вечер просветил меня (причем довольно бесцеремонно), что Андрею я нравлюсь. Я проверила, на месте ли у него крыша. Вечер был замечательным во всех отношениях за исключением того, что меня абсолютно не радовало как смотрел на меня Андрей (слегка поддатый к тому же). Я мило похлопала глазками Вячеславу, и он пошел меня провожать. Ну и поскольку он не был таким мнительным, как Олег (или просто 15 уже не 13), он меня поцеловал. Я, естественно, чувствовала себя взрослой, поскольку поцелуй был "настоящий". Во всяком случае, в тот момент я думала именно так. Однако что такое настоящий поцелуй, я узнала позже. Чуть-чуть.
Андрей ждал меня в подъезде. На площадке между первым и вторым этажом. Я попыталась пройти мимо, но он загородил мне дорогу. "Началось" – обречено подумала я и остановилась. Хотя
– Значит, мы целуемся с Вячеславиком? – прорычал злой Андрей.
– А мы подглядываем? – не пожелала уступить неразумная я.
– Больше ты не будешь с ним встречаться. И уж тем более целоваться. Никогда.
– Да правда?
– Мало того. Ты вообще больше ни с кем встречаться не будешь. В твоей новой школе есть немало моих дружков, которые за этим проследят.
– Ты меня для монастыря подготовить решил?
– Нет. Для себя. – после такого заявления у меня наступила минута молчания на полчаса и все, что я могла – это хлопать глазами. Андрей же, воспользовавшись моим онемением, благополучно продолжил: – ты моя. И я тебя никому не отдам.
– Ну ты и хам, Васильевский. А меня ты спросил? Ты мне нужен вообще?
– Привыкнешь.
– Да не собираюсь я ни к чему привыкать! Тебя мне еще не хватало! Не хочу я чтоб ты в мою жизнь лез!
– А кто тебя спрашивает?
– Я все равно буду встречаться с другими ребятами!
– Посмотрим. Я постараюсь, чтобы мое предупреждение впечаталось тебе в мозги.
– Это каким образом?
– Таким!
Он оторвал меня от земли и прижал к стенке. Я попыталась что-то вякнуть по поводу его "галантности", но Андрей воспользовался моментом и впечатался в мои губы. Мысли в моей голове смешались, а чувства пришли в полный сумбур. Здесь были и испуг, и злость, и… любопытство. Меня никто и никогда так не целовал. Когда Андрей оторвался от моих губ и посмотрел мне в глаза, это уже был не герой. Это был просто мальчишка, отчаявшийся на последнее средство.