Страница:
— Это ты много выпил…
Да я не про физическую тошноту! У меня, как у Сартра, экзистенциальная тошнота… Последний экземпляр был — сон в летнюю ночь! Нормальная девочка, скромненькая такая… Сама притащила эту свою подругу, черт ее знает, что их связывало. Такая фемина, из нее секс, как из бочки переполненной, выливается… И вроде при парне, а на тебе — я ей приглянулся. И пошли намеки, прямо при Лизке. Мол, заходи, когда она уедет… А эта дура стоит и улыбается. Представляешь? Ее унижают, а она улыбается…
— Видишь, попалась же тебе нормальная девушка, — сказала Анна.
— Ну конечно… Ты меня не дослушала! Когда я эту сексуально озабоченную корову послал, Лиза первая на меня и обиделась! Сказала, что я черствый, как залежалый хлеб. Много чего мне сказала… Я, мол, только и думаю, что о сексе… Я ей про подругу, а она мне — про меня…
— Слушай, Майк, значит, ты в данный момент счастлив…
— Ага, — кивнул он. — Я счастлив. До пузырей… Она ведь ушла. Из-за той бабы… Понимаешь, ей уехать надо было к матери. Только она за порог, как тут же объявилась Даша. «У меня проблемы, — говорит. — Только ты можешь мне помочь…» Я ее выгнать-то не могу, да? Может, у нее и в самом деле беда… «Проходи», — говорю. Она бледная стоит и глазами хлоп-хлоп… А у тебя водки нет?
— Нет…
— Это не я, это она меня спрашивает, — поморщился он. — А то я не знаю, что у вас, православных, водку не наливают… Вы ее сами выпиваете. А потом сквернословите…
— Майк! Что тебе такого Бейз сказал, что ты никак не можешь успокоиться?
— Он-то? Сказал, что я сам во всем виноват. Нехрена, говорит, трахаться с… Ладно, слово это не буду повторять, с кем… Я же простой смертный. Только вот если у тебя рядом хорошая девушка, размениваться на пошлых дам-с глупо и неправильно.
— Мысль, кстати, верная, — заметила Анна.
А я был пьяный. В дым… Я вообще не знаю, почему меня так скосило. Может, от голода. А может, мне туда шпанскую мушку подмешали. Только ничего теперь не исправишь. Елизавета меня теперь видеть не желает. А самое смешное знаешь в чем? Нет, ты перестань так на меня смотреть, точно я уже помираю… Они по-прежнему дружат! Меня выперли, эта Дашенька по-прежнему живет со своим мужем, Елизавета ходит к ним в гости, а я… — Он махнул рукой. — Как бы я самый последний урод… И бестолково что-то доказывать. Вот тебе и финиш… Если сама сукой не окажется, так рядом всенепременно присутствует экземпляр…
— Бедный Майк, — вздохнула Анна. — Ты говорить с ней не пытался?
— Сто раз, — развел он руками. — Меня не слышат. Я предатель. Что мне делать, Мышь?
— Хочешь, я с ней поговорю? — предложила Анна. — Не может же быть, чтобы она тебя разлюбила…
— Нет, — покачал он головой. — Она и тебя не послушает… Ладно, Мышь, давай не будем о грустном. В конце концов, лишь бы не было войны… Остальное пережить можно.
— Да уж, — эхом отозвалась Анна. — Можно все пережить… Даже…
И, словно споткнувшись об одно и то же воспоминание, они оба замолчали.
«Ну и козел, — подумал Майк, глядя на эту хрупкую фигурку. — Кто меня за язык тянул? И вообще — кому я решил в жилетку поплакаться? Бедная наша девочка…»
— Мышонок, — позвал он ее. — Ты… Ты об этом не думай. Поверь нам, каждый из нас дорого бы заплатил, чтобы ты счастлива была.
— Да я и так счастлива, — улыбнулась она ему. — Нет, правда, Майк! Просто так повернулась жизнь. Она же по-разному поворачивается, правда? И я в самом деле научилась каждый миг ценить. Потому что, если ты знаешь, что ниточка твоей жизни такая хрупкая, и в любой момент… Но хватит об этом. Просто ты себя ощущаешь совсем по-другому. Ведь то, что хрупко и может исчезнуть, особенно дорого.
Он промолчал. Просто подошел к ней и прижал к себе. Она тихо рассмеялась.
— Знаешь, что я подумала? — прошептала она. — Такая глупость в голову пришла… Если бы сейчас нас увидела наша классная руководительница, она бы сказала: «Ну, я же говорила, что Краснова станет падшей женщиной! Вот же вам доказательство! То один ее обнимает, то другой! И ведь каждый вечер!»
Она смеялась, но ему-то казалось, что она совсем не смеется, а плачет. Просто у нее смех давно перепутался со слезами. И так, что уже невозможно отличить одно от другого.
— Мне пора, — вздохнул он. — Ты мне позвони, если что-то понадобится. Или просто захочешь увидеть… Я телефон-то тебе не забыл дать?
— Нет…
— Это хорошо. Звони в любое время суток, Мышонок. Ладно?
Она кивнула. Он чмокнул ее в щеку.
Пока спускался по лестнице, он столько мыслей успел передумать, что сам удивился. И даже какое-то обращение составил — самому Богу. «Ты, Господи, конечно, можешь давать счастье кому угодно. Даже этим дурехам недоделанным. Но если ты нашу девочку так и оставишь…»
Он уже подходил к машине, когда мысли его безжалостно прервали.
— Скажите, вы тут живете?
Все еще погруженный в составление такой важной петиции, он машинально кивнул.
— Понимаете, я ищу одну девушку… Она живет в этом доме.
Майк поднял глаза и остолбенел.
— Ни фига себе, — вырвалось у него.
Парень невольно отшатнулся, приняв фразу на свой счет.
— Простите…
— То есть ты ищешь какую-то девушку, — задумчиво проговорил Майк, думая при этом, что парень поразительно похож на молодого Кинга.
— Да, — кивнул он. — Такая худенькая, в джинсах, с длинными каштановыми волосами…
— Таких толпы ходят, — заметил Майк.
— Ее зовут Анной, — сказал мальчик, явно впадая в отчаяние. — Я бы прошел по квартирам, но…
— Анной. Одну знаю. Анну. Худенькая, в джинсах, с длинными каштановыми волосами.
«Правда, я бы не стал так настаивать на ее юном возрасте… Но она же выглядит как девчонка…»
— Попробуй, — сказал он. — Верхний этаж. Квартира тридцать.
— Спасибо большое, — обрадовался парень.
— Да не стоит благодарности…
Майк проводил его взглядом, а потом посмотрел в небо.
— Однако быстро ты реагируешь, Господи, — пробормотал он. — Я даже не успел закончить мое обращение, а Ты уже…
Впрочем, может быть, он ошибается? Может быть, этот парень ищет совсем не Мышку и сходство с Кингом — чисто внешнее? Теперь ведь таких, с хайрами, много…
Но так хотелось верить, что чудеса иногда происходят.
— Уж если мне хочется, так что же о Мышке говорить? Он завел машину, некоторое время посидел, глядя на входную дверь. Парень не возвращался.
«Значит, именно Мышонка он искал», — успокоился Майк и тронул машину с места.
На секунду он снова остановился, оглянулся. «А если это не то? — родился в его голове вопрос. — Если…»
Он, впрочем, тут же прогнал подозрения. Качнул головой, рассмеялся и прошептал:
— Если Мышка так верит в своего Бога, то вряд ли Он ей «кузю» подкинет… И глаза у парнишки хорошие… Молод, правда, очень. Но все равно — Бог, как говорится, в помощь…
Потом она вспомнила про Лизу. Может быть, ей позвонить? Попросить о встрече? Попытаться убедить ее, что Майк любит ее, просто всем свойственно ошибаться… Объяснить ей, что в человеке есть темный клочок ада, можно назвать это как угодно, но иногда случается беда… Она вспомнила, сколько времени она сама из-за этого вот клочка ада потеряла, пребывая в оцепенении, обиде, — Бог мой! Да как же это было глупо, глупо… Сколько времени они могли бы быть вместе? И возможно, все вообще сложилось бы иначе?
— Если бы я побежала за ним, плюнув на этот спектакль…
Она уже сделала шаг к телефону, потому что на одну секунду ее пронзил страх — а вдруг такое повторится теперь с Майком? А вдруг только она может это остановить?
Жизнь ведь так часто состоит из повторений, как будто Бог снова и снова проигрывает тебе ситуации, чтобы ты постарался найти выход…
В дверь позвонили. Звонок был робкий, неуверенный. Сначала она решила — это Майк что-то забыл или хочет еще что-то сказать ей. Она открыла дверь и замерла.
— Здравствуйте, — услышала она сквозь туман сознания, потому что сначала ей показалось, что на пороге стоит Кинг. И только спустя секунду она пришла в себя. Конечно, она была удивлена, увидев на пороге этого мальчика.
— Здравствуйте, — проговорила она.
Он стоял, переминаясь с ноги на ногу. Отчаянно краснел и пытался смотреть в другую сторону, точно боялся увидеть в ее глазах насмешку.
— Я… Помните, мы с вами говорили…
— Помнится, мы были на «ты», — засмеялась она. — Проходи… Как ты нашел меня?
— Дом ты показала сама, а квартиру… Какой-то дядька подсказал…
— Ага, — кивнула она. — На серебристой машине.
— Ну да…
Он все еще стоял на пороге, неуверенный, нерешительный, и в ее сердце родилась нежность. «Наверное, моему сыну…»
Впрочем, одернула она себя, сын их был бы все-таки моложе…
— Проходи же, — сказала она и удивилась, почему эта фраза получилась шепотом.
Он наконец поднял глаза и улыбнулся.
— Ты правда не сердишься?
— За что я должна сердиться?
— За то, что я пришел…
— Нет, — рассмеялась она. — Просто немного странно… Я почти месяц жила отшельницей. И вдруг моя квартира чудесным образом стала напоминать «площадь Дам»…
— Какую площадь?
— Это такая была площадь в Амстердаме… Туда приезжали хиппи со всех уголков мира… А у нас была квартира. Недалеко отсюда… И туда тоже приезжали хиппи, поэтому ее так назвали. Туда можно было прийти в любое время дня и ночи — все равно… Если тебе плохо или ты просто устал.
Она увлеклась…
Так всегда — стоит только вспомнить голоса из прошлого, как ты забываешь, где ты, в каком времени.
— Ее уже нет, — вздохнула она. — Проходи же… Мы стоим на пороге, а это довольно глупо… Ведь не затем же ты меня искал, чтобы постоять у меня на пороге?
— Нет, — сказал он очень серьезно. — Не для этого… Я просто хотел поговорить с тобой.
Она рассмеялась и, втащив его в квартиру, закрыла дверь.
— Знаешь, — сказала она, — почему-то у меня такое чувство, что, если бы я не приложила немного физических усилий, мы там бы и стояли. Почему ты так боишься меня?
— Я не боюсь, — возразил он. — Просто… Это ведь странно, что я сюда пришел. И вдруг тебе это совсем не нравится?
— Тогда бы не приходил, — усмехнулась она. — Но ты ведь…
— А я не мог. Я все время думал о… том нашем разговоре. И вдруг осознал, что мне обязательно надо с тобой еще поговорить. Потому что ты странная. То есть не в том смысле, что…
Она стояла, насмешливо наблюдая за ним. Он совсем растерялся, почти забыв, о чем хотел сказать, мысли путались.
— Просто ты знаешь что-то о Боге.
— Ничего я о Нем почти не знаю, — пожала она плечами. — Только то, что чувствую. Но ведь все чувствуют…
— Не все, — помотал он головой. — Или чувствуют не так… У них Он — какой-то генеральный секретарь… А у тебя Он — любовь.
— С большой буквы, — поправила она его, внутренним чутьем угадав в подтексте маленькую. — И так не только я думаю… Ты почитай святых отцов… Он и есть Любовь. И уж Он-то никак не виноват в том, что есть на самом деле люди, привыкшие иметь перед собой генерального распорядителя… Только у нас таких нет. Может быть, встречаются, но их мало… — Она вдруг оборвала разговор, нахмурилась и сказала: — Я не люблю о Нем говорить. Понимаешь, Его надо научиться чувствовать. Я жене знаю, права я или нет. Знаешь, я просто дам тебе книги, ладно? Там все написано. А сейчас… Будешь кофе?
Время текло незаметно. Обычно тоскливое, размеренное, оно теперь летело, и он мучительно желал бы его остановить — ведь неизвестно, сможет ли он еще раз прийти сюда…
— Это очень грустно, — сказала Мышка, когда он закончил. — Конечно, все твои увлечения разными глупостями…
— Но этим увлекаются все!
Ну и что? Понимаешь, люди так устроены, им постоянно хочется доказать самим себе, что они лучше… Вот они и делают глупости, а потом удивляются, отчего душа болит… Да и как бы ты мог лечить руками, если этих самых рук Бог не коснулся? Энергия, о которой ты говоришь, — как она может лечить, если — не божественная? Бесы ненавидят людей. Потому что их-то Бог не помилует, обречены они… Если это не от Бога, то от них. Неужели ты всерьез думаешь, что тот, кто тебя ненавидит, станет тебе помогать? Это только кажется… А на самом деле только хуже станет… Слава Богу, что ты всей этой гадостью всерьез не увлекся!
— Просто хотелось верить в чудо…
— Еще один парадокс — люди отчего-то в чудеса хотят верить, а в Бога — нет… От кого же вы тогда чудес ждете? Получается опять же — от бесов. А какие же у них чудеса, кроме злых? Найдете врагов и думаете, что они вам что-то хорошее сделают? Знаешь, тебе надо обо всем этом не со мной говорить. Давай я тебя с отцом Алексеем познакомлю.
— Но ты же сама сказала, что это…
— У Бога, — сказала она строго, — не прощенных нет. Как и мертвых. Глупые есть, неразумные… А потом Он иногда попускает человеку по бесам походить… Чтобы их повадки узнать и быть сильнее.
Кофе остыл. Они так увлеклись беседой, что этого не заметили.
День уже почти ушел, оставив только чуточку себя, но и эта капля уже растворялась в темноте.
— А можно мне еще сюда прийти? — робко спросил он.
Больше всего он боялся получить отрицательный ответ.
Но она задумчиво кивнула и улыбнулась.
— Конечно, — сказала она. — Ведь ты у нас подкидыш… Тебя Господь подкинул. Он ведь ничего зря не делает… Когда присмотришься и подумаешь, во всем находится логика и смысл. Приходи.
И уже на прощание нежно коснулась его щеки и сказала:
— Пока, подкидыш…
— Но я ведь к нему привыкла, — прошептала она.
Она и в самом деле к нему привыкла. Почему же теперь вдруг стало так невмоготу и хотелось расплакаться — впервые, после долгих лет, сесть на пол, подобно обиженному ребенку, и громко плакать, задавая Богу один-единственный вопрос — почему?
Именно — не за что, как это спрашивают остальные. Почему… О, ей-то есть за что платить по счетам! Но — почему, Господи, это случилось с ним! И почему тот, кто это сделал, остался безымянным, безликим, как всего лишь — мелкая частица всеобщего зла?
Этот мальчик был на него похож, очень похож, и от этого Анне стало еще больнее, и в то же время — легче, словно там, в глубине его глаз, пряталась душа Кинга, и Кинг пытался помочь ей…
Она постаралась справиться с этой волной накатившего отчаяния.
— Все, — сказала она. — Эти глаза на мокром месте совсем не идут вашей душе… У Бога мертвых нет. Если я верю в это, значит, незачем предаваться глупым настроениям…
Она обычно быстро справлялась с собой. Но теперь не получалось… Глупый мальчик не выходил из головы. Глупый, балансирующий на грани пропасти, как когда-то — она… Пришедший сюда так же, как много лет назад она пришла на «площадь Дам». Такой же… Словно это был их с Кингом ребенок. Вобравший в себя половину одного и половину другого… А такое вообще-то бывает?
Она привычно нажала на кнопку приемника. Тут же выключила — музыка почему-то раздражала. Ей хотелось просто побыть в тишине, словно она надеялась услышать в этой тишине слабые отголоски прошлого…
Тишина окружала ее плотным концом, но была пустой. Анна впервые не могла уловить там ничего, кроме пустоты.
— Что со мной происходит?
Вопрос повис в воздухе, и не было ответа… «Кажется, прошлое отказывается проявиться, — подумала Анна. — Как будто мне что-то хотят сказать…»
Она подошла к полочке с книгами. Взяла толстый том и открыла наугад. Библия открылась на книге пророка Исайи.
«Ну вот, — усмехнулась она про себя. — Пламенный пророк сейчас объяснит мне, что все мои мысли о земном покое — от лукавого…»
Она поймала себя на том, что все-таки спряталась от самой себя, заменив слово «счастье» словом «покой».
«А так и есть, — тут же возразила она. — На свете счастья нет. А есть покой и воля… И не этого же мальчика я имею в виду?»
Чтобы окончательно решить для себя столь «важные вопросы», она уставилась в книгу, решив, что первая строчка и подскажет ей, что от нее хочет Бог.
И застыла, прочтя эту самую строчку, а потом, словно не поверив, подняла голову и долго смотрела в теплые глаза Спасителя.
— Ты… этого хочешь? — прошептала она. — Но это невозможно… Я просто ошиблась.
Она поставила Библию на место и села читать какую-то другую книгу, даже не взглянув на название, — просто хотела отвлечься от нестройного хора мыслей, встревоженных и дерзких.
Стоило ей только открыть первую страницу, как она вздрогнула.
«А то ты не помнишь, — сказала маменька, глядя в Машенькино расстроенное личико. — Как пророк Исайя сказал? Одна жена да спасет одного мужа…»
И Анна повторила это одними губами, все еще боясь понять до конца, принять и покориться: «Одна жена да спасет одного мужа…»
Со всех сторон неслись реплики, как в убогом театре с плохими пьесами, и он невольно слышал их, удивляясь тому, что раньше всю эту лабуду воспринимал нормально, без тени раздражения. Просто жизнь… А теперь он невольно повторил — это не жизнь, это цирк Марабу…
— …представляешь, Нинка, так-кой юбон! И все в отпаде…
— …и чего она?
—…да ничего, пива хряпнула и нормалек…
— …а в «Аквариуме» все дорого, лучше в «Магните»… Дешевле.
Среди этой разноголосицы, от которой Даниилу хотелось спрятаться, он словно услышал ее голос — вдалеке, едва-едва слышный и… странный. «В тебе есть что-то, заставляющее этот курятник сиять…»
Он подумал снова чужими словами, потому что своих не находилось. Словно бы он мог рядом с ней только молчать, опасаясь того, что все его слова окажутся похожими на окружающее его заунывное кудахтанье…
— Дай сигарету, а… Да ладно, не жидрись. Е, глянь, парень какой… Чистый, блин, Бред Питт… Мама, я такого хочу.
Он почувствовал этот взгляд. Обернулся невольно. «О нет, — подумал он, — точно я добыча… Я раньше никогда не замечал, что эти девицы бывают так похожи на голодных акул…»
Он зашагал быстрее. Вслед ему донеслось:
— Молодой человек, угостите сигареткой!
Он не глядя протянул пачку, стараясь не оборачиваться. Словно взгляд в эти глаза мог разрушить тонкую нить связи с другой женщиной.
Просто — другой…
— Спасибо…
Он кивнул и быстро пошел прочь, спасаясь бегством. Еще никогда его так не манило одиночество. То есть теперь одиночества не было. Там, в уединении, он мог думать о ней. Прикасаться мысленно к ее душе. И — только так, только там, он мог остаться с ней вдвоем.
Глава 4
Да я не про физическую тошноту! У меня, как у Сартра, экзистенциальная тошнота… Последний экземпляр был — сон в летнюю ночь! Нормальная девочка, скромненькая такая… Сама притащила эту свою подругу, черт ее знает, что их связывало. Такая фемина, из нее секс, как из бочки переполненной, выливается… И вроде при парне, а на тебе — я ей приглянулся. И пошли намеки, прямо при Лизке. Мол, заходи, когда она уедет… А эта дура стоит и улыбается. Представляешь? Ее унижают, а она улыбается…
— Видишь, попалась же тебе нормальная девушка, — сказала Анна.
— Ну конечно… Ты меня не дослушала! Когда я эту сексуально озабоченную корову послал, Лиза первая на меня и обиделась! Сказала, что я черствый, как залежалый хлеб. Много чего мне сказала… Я, мол, только и думаю, что о сексе… Я ей про подругу, а она мне — про меня…
— Слушай, Майк, значит, ты в данный момент счастлив…
— Ага, — кивнул он. — Я счастлив. До пузырей… Она ведь ушла. Из-за той бабы… Понимаешь, ей уехать надо было к матери. Только она за порог, как тут же объявилась Даша. «У меня проблемы, — говорит. — Только ты можешь мне помочь…» Я ее выгнать-то не могу, да? Может, у нее и в самом деле беда… «Проходи», — говорю. Она бледная стоит и глазами хлоп-хлоп… А у тебя водки нет?
— Нет…
— Это не я, это она меня спрашивает, — поморщился он. — А то я не знаю, что у вас, православных, водку не наливают… Вы ее сами выпиваете. А потом сквернословите…
— Майк! Что тебе такого Бейз сказал, что ты никак не можешь успокоиться?
— Он-то? Сказал, что я сам во всем виноват. Нехрена, говорит, трахаться с… Ладно, слово это не буду повторять, с кем… Я же простой смертный. Только вот если у тебя рядом хорошая девушка, размениваться на пошлых дам-с глупо и неправильно.
— Мысль, кстати, верная, — заметила Анна.
А я был пьяный. В дым… Я вообще не знаю, почему меня так скосило. Может, от голода. А может, мне туда шпанскую мушку подмешали. Только ничего теперь не исправишь. Елизавета меня теперь видеть не желает. А самое смешное знаешь в чем? Нет, ты перестань так на меня смотреть, точно я уже помираю… Они по-прежнему дружат! Меня выперли, эта Дашенька по-прежнему живет со своим мужем, Елизавета ходит к ним в гости, а я… — Он махнул рукой. — Как бы я самый последний урод… И бестолково что-то доказывать. Вот тебе и финиш… Если сама сукой не окажется, так рядом всенепременно присутствует экземпляр…
— Бедный Майк, — вздохнула Анна. — Ты говорить с ней не пытался?
— Сто раз, — развел он руками. — Меня не слышат. Я предатель. Что мне делать, Мышь?
— Хочешь, я с ней поговорю? — предложила Анна. — Не может же быть, чтобы она тебя разлюбила…
— Нет, — покачал он головой. — Она и тебя не послушает… Ладно, Мышь, давай не будем о грустном. В конце концов, лишь бы не было войны… Остальное пережить можно.
— Да уж, — эхом отозвалась Анна. — Можно все пережить… Даже…
И, словно споткнувшись об одно и то же воспоминание, они оба замолчали.
«Ну и козел, — подумал Майк, глядя на эту хрупкую фигурку. — Кто меня за язык тянул? И вообще — кому я решил в жилетку поплакаться? Бедная наша девочка…»
— Мышонок, — позвал он ее. — Ты… Ты об этом не думай. Поверь нам, каждый из нас дорого бы заплатил, чтобы ты счастлива была.
— Да я и так счастлива, — улыбнулась она ему. — Нет, правда, Майк! Просто так повернулась жизнь. Она же по-разному поворачивается, правда? И я в самом деле научилась каждый миг ценить. Потому что, если ты знаешь, что ниточка твоей жизни такая хрупкая, и в любой момент… Но хватит об этом. Просто ты себя ощущаешь совсем по-другому. Ведь то, что хрупко и может исчезнуть, особенно дорого.
Он промолчал. Просто подошел к ней и прижал к себе. Она тихо рассмеялась.
— Знаешь, что я подумала? — прошептала она. — Такая глупость в голову пришла… Если бы сейчас нас увидела наша классная руководительница, она бы сказала: «Ну, я же говорила, что Краснова станет падшей женщиной! Вот же вам доказательство! То один ее обнимает, то другой! И ведь каждый вечер!»
Она смеялась, но ему-то казалось, что она совсем не смеется, а плачет. Просто у нее смех давно перепутался со слезами. И так, что уже невозможно отличить одно от другого.
— Мне пора, — вздохнул он. — Ты мне позвони, если что-то понадобится. Или просто захочешь увидеть… Я телефон-то тебе не забыл дать?
— Нет…
— Это хорошо. Звони в любое время суток, Мышонок. Ладно?
Она кивнула. Он чмокнул ее в щеку.
Пока спускался по лестнице, он столько мыслей успел передумать, что сам удивился. И даже какое-то обращение составил — самому Богу. «Ты, Господи, конечно, можешь давать счастье кому угодно. Даже этим дурехам недоделанным. Но если ты нашу девочку так и оставишь…»
Он уже подходил к машине, когда мысли его безжалостно прервали.
— Скажите, вы тут живете?
Все еще погруженный в составление такой важной петиции, он машинально кивнул.
— Понимаете, я ищу одну девушку… Она живет в этом доме.
Майк поднял глаза и остолбенел.
— Ни фига себе, — вырвалось у него.
Парень невольно отшатнулся, приняв фразу на свой счет.
— Простите…
— То есть ты ищешь какую-то девушку, — задумчиво проговорил Майк, думая при этом, что парень поразительно похож на молодого Кинга.
— Да, — кивнул он. — Такая худенькая, в джинсах, с длинными каштановыми волосами…
— Таких толпы ходят, — заметил Майк.
— Ее зовут Анной, — сказал мальчик, явно впадая в отчаяние. — Я бы прошел по квартирам, но…
— Анной. Одну знаю. Анну. Худенькая, в джинсах, с длинными каштановыми волосами.
«Правда, я бы не стал так настаивать на ее юном возрасте… Но она же выглядит как девчонка…»
— Попробуй, — сказал он. — Верхний этаж. Квартира тридцать.
— Спасибо большое, — обрадовался парень.
— Да не стоит благодарности…
Майк проводил его взглядом, а потом посмотрел в небо.
— Однако быстро ты реагируешь, Господи, — пробормотал он. — Я даже не успел закончить мое обращение, а Ты уже…
Впрочем, может быть, он ошибается? Может быть, этот парень ищет совсем не Мышку и сходство с Кингом — чисто внешнее? Теперь ведь таких, с хайрами, много…
Но так хотелось верить, что чудеса иногда происходят.
— Уж если мне хочется, так что же о Мышке говорить? Он завел машину, некоторое время посидел, глядя на входную дверь. Парень не возвращался.
«Значит, именно Мышонка он искал», — успокоился Майк и тронул машину с места.
На секунду он снова остановился, оглянулся. «А если это не то? — родился в его голове вопрос. — Если…»
Он, впрочем, тут же прогнал подозрения. Качнул головой, рассмеялся и прошептал:
— Если Мышка так верит в своего Бога, то вряд ли Он ей «кузю» подкинет… И глаза у парнишки хорошие… Молод, правда, очень. Но все равно — Бог, как говорится, в помощь…
* * *
Она не могла понять сейчас до конца — чего в ней больше… Грусти? Или теплой благодарности Богу за то, что рядом с ней есть эти люди?Потом она вспомнила про Лизу. Может быть, ей позвонить? Попросить о встрече? Попытаться убедить ее, что Майк любит ее, просто всем свойственно ошибаться… Объяснить ей, что в человеке есть темный клочок ада, можно назвать это как угодно, но иногда случается беда… Она вспомнила, сколько времени она сама из-за этого вот клочка ада потеряла, пребывая в оцепенении, обиде, — Бог мой! Да как же это было глупо, глупо… Сколько времени они могли бы быть вместе? И возможно, все вообще сложилось бы иначе?
— Если бы я побежала за ним, плюнув на этот спектакль…
Она уже сделала шаг к телефону, потому что на одну секунду ее пронзил страх — а вдруг такое повторится теперь с Майком? А вдруг только она может это остановить?
Жизнь ведь так часто состоит из повторений, как будто Бог снова и снова проигрывает тебе ситуации, чтобы ты постарался найти выход…
В дверь позвонили. Звонок был робкий, неуверенный. Сначала она решила — это Майк что-то забыл или хочет еще что-то сказать ей. Она открыла дверь и замерла.
— Здравствуйте, — услышала она сквозь туман сознания, потому что сначала ей показалось, что на пороге стоит Кинг. И только спустя секунду она пришла в себя. Конечно, она была удивлена, увидев на пороге этого мальчика.
— Здравствуйте, — проговорила она.
Он стоял, переминаясь с ноги на ногу. Отчаянно краснел и пытался смотреть в другую сторону, точно боялся увидеть в ее глазах насмешку.
— Я… Помните, мы с вами говорили…
— Помнится, мы были на «ты», — засмеялась она. — Проходи… Как ты нашел меня?
— Дом ты показала сама, а квартиру… Какой-то дядька подсказал…
— Ага, — кивнула она. — На серебристой машине.
— Ну да…
Он все еще стоял на пороге, неуверенный, нерешительный, и в ее сердце родилась нежность. «Наверное, моему сыну…»
Впрочем, одернула она себя, сын их был бы все-таки моложе…
— Проходи же, — сказала она и удивилась, почему эта фраза получилась шепотом.
Он наконец поднял глаза и улыбнулся.
— Ты правда не сердишься?
— За что я должна сердиться?
— За то, что я пришел…
— Нет, — рассмеялась она. — Просто немного странно… Я почти месяц жила отшельницей. И вдруг моя квартира чудесным образом стала напоминать «площадь Дам»…
— Какую площадь?
— Это такая была площадь в Амстердаме… Туда приезжали хиппи со всех уголков мира… А у нас была квартира. Недалеко отсюда… И туда тоже приезжали хиппи, поэтому ее так назвали. Туда можно было прийти в любое время дня и ночи — все равно… Если тебе плохо или ты просто устал.
Она увлеклась…
Так всегда — стоит только вспомнить голоса из прошлого, как ты забываешь, где ты, в каком времени.
— Ее уже нет, — вздохнула она. — Проходи же… Мы стоим на пороге, а это довольно глупо… Ведь не затем же ты меня искал, чтобы постоять у меня на пороге?
— Нет, — сказал он очень серьезно. — Не для этого… Я просто хотел поговорить с тобой.
Она рассмеялась и, втащив его в квартиру, закрыла дверь.
— Знаешь, — сказала она, — почему-то у меня такое чувство, что, если бы я не приложила немного физических усилий, мы там бы и стояли. Почему ты так боишься меня?
— Я не боюсь, — возразил он. — Просто… Это ведь странно, что я сюда пришел. И вдруг тебе это совсем не нравится?
— Тогда бы не приходил, — усмехнулась она. — Но ты ведь…
— А я не мог. Я все время думал о… том нашем разговоре. И вдруг осознал, что мне обязательно надо с тобой еще поговорить. Потому что ты странная. То есть не в том смысле, что…
Она стояла, насмешливо наблюдая за ним. Он совсем растерялся, почти забыв, о чем хотел сказать, мысли путались.
— Просто ты знаешь что-то о Боге.
— Ничего я о Нем почти не знаю, — пожала она плечами. — Только то, что чувствую. Но ведь все чувствуют…
— Не все, — помотал он головой. — Или чувствуют не так… У них Он — какой-то генеральный секретарь… А у тебя Он — любовь.
— С большой буквы, — поправила она его, внутренним чутьем угадав в подтексте маленькую. — И так не только я думаю… Ты почитай святых отцов… Он и есть Любовь. И уж Он-то никак не виноват в том, что есть на самом деле люди, привыкшие иметь перед собой генерального распорядителя… Только у нас таких нет. Может быть, встречаются, но их мало… — Она вдруг оборвала разговор, нахмурилась и сказала: — Я не люблю о Нем говорить. Понимаешь, Его надо научиться чувствовать. Я жене знаю, права я или нет. Знаешь, я просто дам тебе книги, ладно? Там все написано. А сейчас… Будешь кофе?
* * *
С ней было легко говорить. Он и сам удивлялся тому, что очень скоро его речь освободилась от скованности. Он поймал себя на том, что все больше и больше открывается перед ней, словно на исповеди, а она его слушает, чуть наклонив голову… А он все глубже и глубже тонул в ее странных, огромных глазах, с тем небесным, ярким оттенком, что любил описывать в своих рассказах его любимый Грин. И сама она напоминала ему легких, как пушистое перышко, Молли, а еще больше — Режи, Королеву Ресниц, из «Кораблей в Лиссе».Время текло незаметно. Обычно тоскливое, размеренное, оно теперь летело, и он мучительно желал бы его остановить — ведь неизвестно, сможет ли он еще раз прийти сюда…
— Это очень грустно, — сказала Мышка, когда он закончил. — Конечно, все твои увлечения разными глупостями…
— Но этим увлекаются все!
Ну и что? Понимаешь, люди так устроены, им постоянно хочется доказать самим себе, что они лучше… Вот они и делают глупости, а потом удивляются, отчего душа болит… Да и как бы ты мог лечить руками, если этих самых рук Бог не коснулся? Энергия, о которой ты говоришь, — как она может лечить, если — не божественная? Бесы ненавидят людей. Потому что их-то Бог не помилует, обречены они… Если это не от Бога, то от них. Неужели ты всерьез думаешь, что тот, кто тебя ненавидит, станет тебе помогать? Это только кажется… А на самом деле только хуже станет… Слава Богу, что ты всей этой гадостью всерьез не увлекся!
— Просто хотелось верить в чудо…
— Еще один парадокс — люди отчего-то в чудеса хотят верить, а в Бога — нет… От кого же вы тогда чудес ждете? Получается опять же — от бесов. А какие же у них чудеса, кроме злых? Найдете врагов и думаете, что они вам что-то хорошее сделают? Знаешь, тебе надо обо всем этом не со мной говорить. Давай я тебя с отцом Алексеем познакомлю.
— Но ты же сама сказала, что это…
— У Бога, — сказала она строго, — не прощенных нет. Как и мертвых. Глупые есть, неразумные… А потом Он иногда попускает человеку по бесам походить… Чтобы их повадки узнать и быть сильнее.
Кофе остыл. Они так увлеклись беседой, что этого не заметили.
День уже почти ушел, оставив только чуточку себя, но и эта капля уже растворялась в темноте.
— А можно мне еще сюда прийти? — робко спросил он.
Больше всего он боялся получить отрицательный ответ.
Но она задумчиво кивнула и улыбнулась.
— Конечно, — сказала она. — Ведь ты у нас подкидыш… Тебя Господь подкинул. Он ведь ничего зря не делает… Когда присмотришься и подумаешь, во всем находится логика и смысл. Приходи.
И уже на прощание нежно коснулась его щеки и сказала:
— Пока, подкидыш…
* * *
Некоторое время Анна стояла, обхватив плечи руками. За долгое время она уже научилась физически осязать собственное одиночество. Так и теперь…— Но я ведь к нему привыкла, — прошептала она.
Она и в самом деле к нему привыкла. Почему же теперь вдруг стало так невмоготу и хотелось расплакаться — впервые, после долгих лет, сесть на пол, подобно обиженному ребенку, и громко плакать, задавая Богу один-единственный вопрос — почему?
Именно — не за что, как это спрашивают остальные. Почему… О, ей-то есть за что платить по счетам! Но — почему, Господи, это случилось с ним! И почему тот, кто это сделал, остался безымянным, безликим, как всего лишь — мелкая частица всеобщего зла?
Этот мальчик был на него похож, очень похож, и от этого Анне стало еще больнее, и в то же время — легче, словно там, в глубине его глаз, пряталась душа Кинга, и Кинг пытался помочь ей…
Она постаралась справиться с этой волной накатившего отчаяния.
— Все, — сказала она. — Эти глаза на мокром месте совсем не идут вашей душе… У Бога мертвых нет. Если я верю в это, значит, незачем предаваться глупым настроениям…
Она обычно быстро справлялась с собой. Но теперь не получалось… Глупый мальчик не выходил из головы. Глупый, балансирующий на грани пропасти, как когда-то — она… Пришедший сюда так же, как много лет назад она пришла на «площадь Дам». Такой же… Словно это был их с Кингом ребенок. Вобравший в себя половину одного и половину другого… А такое вообще-то бывает?
Она привычно нажала на кнопку приемника. Тут же выключила — музыка почему-то раздражала. Ей хотелось просто побыть в тишине, словно она надеялась услышать в этой тишине слабые отголоски прошлого…
Тишина окружала ее плотным концом, но была пустой. Анна впервые не могла уловить там ничего, кроме пустоты.
— Что со мной происходит?
Вопрос повис в воздухе, и не было ответа… «Кажется, прошлое отказывается проявиться, — подумала Анна. — Как будто мне что-то хотят сказать…»
Она подошла к полочке с книгами. Взяла толстый том и открыла наугад. Библия открылась на книге пророка Исайи.
«Ну вот, — усмехнулась она про себя. — Пламенный пророк сейчас объяснит мне, что все мои мысли о земном покое — от лукавого…»
Она поймала себя на том, что все-таки спряталась от самой себя, заменив слово «счастье» словом «покой».
«А так и есть, — тут же возразила она. — На свете счастья нет. А есть покой и воля… И не этого же мальчика я имею в виду?»
Чтобы окончательно решить для себя столь «важные вопросы», она уставилась в книгу, решив, что первая строчка и подскажет ей, что от нее хочет Бог.
И застыла, прочтя эту самую строчку, а потом, словно не поверив, подняла голову и долго смотрела в теплые глаза Спасителя.
— Ты… этого хочешь? — прошептала она. — Но это невозможно… Я просто ошиблась.
Она поставила Библию на место и села читать какую-то другую книгу, даже не взглянув на название, — просто хотела отвлечься от нестройного хора мыслей, встревоженных и дерзких.
Стоило ей только открыть первую страницу, как она вздрогнула.
«А то ты не помнишь, — сказала маменька, глядя в Машенькино расстроенное личико. — Как пророк Исайя сказал? Одна жена да спасет одного мужа…»
И Анна повторила это одними губами, все еще боясь понять до конца, принять и покориться: «Одна жена да спасет одного мужа…»
* * *
Даниил шел по улице, не замечая ничего вокруг. Иногда, когда все-таки его внимание привлекало что-то из внешнего, окружающего его мира, он останавливался и с трудом пытался понять, как же раньше он умудрялся быть частью этого мира, принимал его, соглашался с этой легковесностью, пошлостью.Со всех сторон неслись реплики, как в убогом театре с плохими пьесами, и он невольно слышал их, удивляясь тому, что раньше всю эту лабуду воспринимал нормально, без тени раздражения. Просто жизнь… А теперь он невольно повторил — это не жизнь, это цирк Марабу…
— …представляешь, Нинка, так-кой юбон! И все в отпаде…
— …и чего она?
—…да ничего, пива хряпнула и нормалек…
— …а в «Аквариуме» все дорого, лучше в «Магните»… Дешевле.
Среди этой разноголосицы, от которой Даниилу хотелось спрятаться, он словно услышал ее голос — вдалеке, едва-едва слышный и… странный. «В тебе есть что-то, заставляющее этот курятник сиять…»
Он подумал снова чужими словами, потому что своих не находилось. Словно бы он мог рядом с ней только молчать, опасаясь того, что все его слова окажутся похожими на окружающее его заунывное кудахтанье…
— Дай сигарету, а… Да ладно, не жидрись. Е, глянь, парень какой… Чистый, блин, Бред Питт… Мама, я такого хочу.
Он почувствовал этот взгляд. Обернулся невольно. «О нет, — подумал он, — точно я добыча… Я раньше никогда не замечал, что эти девицы бывают так похожи на голодных акул…»
Он зашагал быстрее. Вслед ему донеслось:
— Молодой человек, угостите сигареткой!
Он не глядя протянул пачку, стараясь не оборачиваться. Словно взгляд в эти глаза мог разрушить тонкую нить связи с другой женщиной.
Просто — другой…
— Спасибо…
Он кивнул и быстро пошел прочь, спасаясь бегством. Еще никогда его так не манило одиночество. То есть теперь одиночества не было. Там, в уединении, он мог думать о ней. Прикасаться мысленно к ее душе. И — только так, только там, он мог остаться с ней вдвоем.
Глава 4
В ТЕМНОТЕ
За делами обычного дня Анна почти забыла все свои сомнения, да и — она усмехнулась невольно — сейчас, в свете дня, вчерашние переживания казались ей смешными. Глупенькими.
Иногда она возвращалась к ним мыслями и сама удивлялась тому, что в ней еще столько детского. И никакого здравого смысла…
Она уложила детей спать после обеда и заварила себе чай. Немного отдыха, сказала она себе. И еще надо постараться привести в порядок разбушевавшиеся чувства.
В конце-то концов, это была лишь случайная встреча… Не больше. Ты никогда с ним не увидишься…
И все-таки подкидыш пока не выходил у нее из головы. Сначала она пыталась отнести свой интерес к его персоне потому, что он и в самом деле был похож на Кинга. И… ему ведь была нужна помощь. Как ей когда-то… А теперь все.
— Все, — повторила она вслух. И отчего-то стало грустно. Как будто, приказав себе быть благоразумной, она саму себя усадила в темную комнату, сама же выключила свет и приказала погрузиться в тяжелый сон. С унылыми кошмарами…
К воротам подъехала машина.
Анна услышала долгий гудок и невольно посмотрела в окно — странно было то, что сюда подъехала машина. И чего так гудеть? Детей перебудят…
Никто не вышел.
Водителя явно не заботил покой ребятишек, он продолжал нажимать на гудок.
— Да что же, — пробормотала Анна, вставая. — Кроме меня, нет никого?
Она вышла, уже готовя гневную тираду. И застыла.
Навстречу ей из машины вылез странно знакомый тип. Она сначала не могла вспомнить, где ей уже приходилось видеть этот тяжелый взгляд, эти бесцветные глаза.
Водитель «форда» тоже остановился, явно удивленный, как и Анна. Точно так же он внимательно рассматривал ее, пытаясь вспомнить что-то далекое.
— Не гудите, — попросила Анна. — Тут дети. У них тихий час…
Он ничего не ответил, продолжая изучать Анну. Взгляд был неприятный. Анна невольно поежилась, удивляясь тому, что и это ощущение ей знакомо.
— А где Олег?
Она развела руками.
— Его нет, — сказала она. — Будь он здесь, вышел бы к вам… Он окинул взглядом сад, словно что-то прикидывал, кивнул и сказал:
— Ладно… Подождем.
Почему-то Анне ужасно не хотелось, чтобы этот человек тут находился. Как будто он мог испугать детей.
— Вы лучшее ним созвонитесь, — предложила она. — Вдруг он сегодня вообще не появится…
— Мы договаривались, — сухо сказал непрошеный гость. — Или ваш шеф не ценит чужое время?
— Он мне не шеф, — парировала Анна. — И я не знаю, как он относится к проблеме вашего времени…
Анна не понимала, почему этот тип вызывает в ней такое раздражение. Где-то она читала, что иногда так бывает, когда в человеке агрессия… Или — это в ней агрессия? Ей стало немного стыдно. Она ведь его не знает. Да, у него неприятное лицо… И кажется, она уже его видела… Просто никак не может вспомнить.
Все равно — разве человек виноват, что он некрасив?
Ей показалось, что в спальне кто-то вскрикнул. Она обернулась.
— Если хотите подождать, ждите, — сказала она и, повернувшись, пошла в сторону дома.
— Эй! — окликнул он ее. Она нехотя остановилась.
— У меня ребенок проснулся…
— Я тебя где-то видел… Тебя как зовут?
Ей не нравилось, как он с ней разговаривает. Во-первых, откуда взялось это пренебрежительное «ты»? А во-вторых, сам тон… Как будто он ей приказывает.
— Я занята, — бросила она, открывая дверь.
— Скоро будешь свободна, — донеслось до нее, и она остановилась.
Ей хотелось выйти и сообщить этому «хозяину жизни», что это уж не в его ведении, ее свобода… Слава Богу, от таких вот типов ее жизнь не зависит… Ей даже захотелось сказать ему что-нибудь резкое, даже хамское, в его духе… Не зря Бейз говорил, что бесовство заразительно, усмехнулась она про себя.
Проснулся Ромка, маленький мальчик, которому долго пришлось лечить следы от ожогов, — мамочка таким образом пыталась справиться с кричащим малышом. Просто прижимала к нему горячий чайник… Ребенок-то у нее родился не такой, как у всех. Больной. Вот она и срывала на нем раздражение…
Анна взяла его на руки, глядя в несчастные глаза, прижала к себе и долго шептала ласковые слова, пытаясь успокоить. Но малыш никак не мог успокоиться, точно чувствовал присутствие уже знакомого ему зла. Она невольно обернулась.
Дверь была приоткрыта.
— Что вам надо здесь? — прошипела она.
Он смотрел на нее с высокомерным удивлением и насмешкой.
— И чего ты с этими уродами возишься? — спросил он. — Чего, другой работы не нашлось?
— Закройте дверь, — холодно сказала Анна. — С другой стороны…
— Я тебе нашел бы…
Анна едва сдерживалась. Этот человек действовал ей на нервы… Она понимала: таких вот — тупых, злых, уверенных в том, что они правы, никогда не задумывающихся о том, как их присутствие в мире отражается на самом мире, — очень много. И если так раздражаться на каждого из них, можно…
Она запретила себе реагировать на него. Точно его не было. Ушла с Ромкой подальше, продолжая напевать песенку Гребенщикова, успокаивая малыша теплыми словами: «Кто светел, тот и свят…»
А «пришелец» все не уходил, наблюдая за Анной внимательно, неотступно, и в один момент Анне показалось, что он вспомнил. В отличие от самой Анны, вспомнил что-то далекое. И точно удивился.
— А я знаю, как тебя зовут, — пробормотал он. — Черт знает откуда, но знаю. Анной.
Он стоял, продолжая смотреть на нее, немного удивленно и, как показалось Анне, со страхом. Как будто что-то с ней, Анной, было связано в его прошлом. Она вглядывалась в это отечное лицо, пытаясь разглядеть за складками прежнее лицо. Но ей были знакомы именно глаза. Именно — взгляд…
Иногда она возвращалась к ним мыслями и сама удивлялась тому, что в ней еще столько детского. И никакого здравого смысла…
Она уложила детей спать после обеда и заварила себе чай. Немного отдыха, сказала она себе. И еще надо постараться привести в порядок разбушевавшиеся чувства.
В конце-то концов, это была лишь случайная встреча… Не больше. Ты никогда с ним не увидишься…
И все-таки подкидыш пока не выходил у нее из головы. Сначала она пыталась отнести свой интерес к его персоне потому, что он и в самом деле был похож на Кинга. И… ему ведь была нужна помощь. Как ей когда-то… А теперь все.
— Все, — повторила она вслух. И отчего-то стало грустно. Как будто, приказав себе быть благоразумной, она саму себя усадила в темную комнату, сама же выключила свет и приказала погрузиться в тяжелый сон. С унылыми кошмарами…
К воротам подъехала машина.
Анна услышала долгий гудок и невольно посмотрела в окно — странно было то, что сюда подъехала машина. И чего так гудеть? Детей перебудят…
Никто не вышел.
Водителя явно не заботил покой ребятишек, он продолжал нажимать на гудок.
— Да что же, — пробормотала Анна, вставая. — Кроме меня, нет никого?
Она вышла, уже готовя гневную тираду. И застыла.
Навстречу ей из машины вылез странно знакомый тип. Она сначала не могла вспомнить, где ей уже приходилось видеть этот тяжелый взгляд, эти бесцветные глаза.
Водитель «форда» тоже остановился, явно удивленный, как и Анна. Точно так же он внимательно рассматривал ее, пытаясь вспомнить что-то далекое.
— Не гудите, — попросила Анна. — Тут дети. У них тихий час…
Он ничего не ответил, продолжая изучать Анну. Взгляд был неприятный. Анна невольно поежилась, удивляясь тому, что и это ощущение ей знакомо.
— А где Олег?
Она развела руками.
— Его нет, — сказала она. — Будь он здесь, вышел бы к вам… Он окинул взглядом сад, словно что-то прикидывал, кивнул и сказал:
— Ладно… Подождем.
Почему-то Анне ужасно не хотелось, чтобы этот человек тут находился. Как будто он мог испугать детей.
— Вы лучшее ним созвонитесь, — предложила она. — Вдруг он сегодня вообще не появится…
— Мы договаривались, — сухо сказал непрошеный гость. — Или ваш шеф не ценит чужое время?
— Он мне не шеф, — парировала Анна. — И я не знаю, как он относится к проблеме вашего времени…
Анна не понимала, почему этот тип вызывает в ней такое раздражение. Где-то она читала, что иногда так бывает, когда в человеке агрессия… Или — это в ней агрессия? Ей стало немного стыдно. Она ведь его не знает. Да, у него неприятное лицо… И кажется, она уже его видела… Просто никак не может вспомнить.
Все равно — разве человек виноват, что он некрасив?
Ей показалось, что в спальне кто-то вскрикнул. Она обернулась.
— Если хотите подождать, ждите, — сказала она и, повернувшись, пошла в сторону дома.
— Эй! — окликнул он ее. Она нехотя остановилась.
— У меня ребенок проснулся…
— Я тебя где-то видел… Тебя как зовут?
Ей не нравилось, как он с ней разговаривает. Во-первых, откуда взялось это пренебрежительное «ты»? А во-вторых, сам тон… Как будто он ей приказывает.
— Я занята, — бросила она, открывая дверь.
— Скоро будешь свободна, — донеслось до нее, и она остановилась.
Ей хотелось выйти и сообщить этому «хозяину жизни», что это уж не в его ведении, ее свобода… Слава Богу, от таких вот типов ее жизнь не зависит… Ей даже захотелось сказать ему что-нибудь резкое, даже хамское, в его духе… Не зря Бейз говорил, что бесовство заразительно, усмехнулась она про себя.
Проснулся Ромка, маленький мальчик, которому долго пришлось лечить следы от ожогов, — мамочка таким образом пыталась справиться с кричащим малышом. Просто прижимала к нему горячий чайник… Ребенок-то у нее родился не такой, как у всех. Больной. Вот она и срывала на нем раздражение…
Анна взяла его на руки, глядя в несчастные глаза, прижала к себе и долго шептала ласковые слова, пытаясь успокоить. Но малыш никак не мог успокоиться, точно чувствовал присутствие уже знакомого ему зла. Она невольно обернулась.
Дверь была приоткрыта.
— Что вам надо здесь? — прошипела она.
Он смотрел на нее с высокомерным удивлением и насмешкой.
— И чего ты с этими уродами возишься? — спросил он. — Чего, другой работы не нашлось?
— Закройте дверь, — холодно сказала Анна. — С другой стороны…
— Я тебе нашел бы…
Анна едва сдерживалась. Этот человек действовал ей на нервы… Она понимала: таких вот — тупых, злых, уверенных в том, что они правы, никогда не задумывающихся о том, как их присутствие в мире отражается на самом мире, — очень много. И если так раздражаться на каждого из них, можно…
Она запретила себе реагировать на него. Точно его не было. Ушла с Ромкой подальше, продолжая напевать песенку Гребенщикова, успокаивая малыша теплыми словами: «Кто светел, тот и свят…»
А «пришелец» все не уходил, наблюдая за Анной внимательно, неотступно, и в один момент Анне показалось, что он вспомнил. В отличие от самой Анны, вспомнил что-то далекое. И точно удивился.
— А я знаю, как тебя зовут, — пробормотал он. — Черт знает откуда, но знаю. Анной.
* * *
Она остановилась. Против воли, против собственного желания… Медленно обернувшись, посмотрела в эти глаза. «Где же я этот взгляд видела?»Он стоял, продолжая смотреть на нее, немного удивленно и, как показалось Анне, со страхом. Как будто что-то с ней, Анной, было связано в его прошлом. Она вглядывалась в это отечное лицо, пытаясь разглядеть за складками прежнее лицо. Но ей были знакомы именно глаза. Именно — взгляд…