Страница:
— Да, но мы сожалеем еще больше, потому что именно у вас мы очень хотели отпраздновать первое Рождество в вашей стране, мы так много наслышаны о вашем прелестном ресторане, — откровенно подхалимничая и явно играя на самолюбии хозяина, добавил я.
— Швеция, Дания? А-а, Польша! — быстро и почти точно вычислил нас хозяин. — Заверяю Вас, что если хоть один столик останется незанятым, он будет ваш. Вы первые в резервной очереди. Не огорчайтесь, пока погуляйте и учтите, что даже на обычные выходные дни мы принимаем заявки не менее, чем за неделю. Вот наши телефоны, — он протянул мне визитную карточку.
Практически, на мой взгляд, это означало, что совсем без праздничного обеда мы не останемся, но, вероятнее, уже не в первую очередь, когда будет наиболее празднично, шумно и весело. Несмотря на это, моя команда категорически отказалась переезжать в любое другое место.
Два часа мы блуждали по дремучему темному лесу, представляя себя ватагой Робин Гуда, прячась за могучие стволы и выскакивая внезапно с грозным требованием: «кошелек или жизнь!», потом гуляли по живописным полянам, наслаждаясь свежим воздухом и робким зимним солнышком, с трудом пробивавшемся через низкие тяжелые тучи.
Но праздничность и внешняя безмятежность немного омрачались одним обстоятельством — за нами на небольшом расстоянии все время мелькали какие-то тени.
Еще на выезде из города, утром, я невольно обратил внимание на одну машину, съехавшую вслед за нами на узкую лесную дорогу.
Мы ехали медленно, никуда в этот день не торопясь и наслаждаясь прекрасными пейзажами то ли ранней зимы, то ли, что, видимо, точнее, — поздней осени. Большинство машин обгоняло нас, отдельных обходили мы, но этот темно-зеленый «Воксхолл» в точности повторял наш ритм. Когда дорога стала более извилистой и пошла по совсем темному лесу, эта машина приблизилась настолько, что стали видны даже лица сидевших в ней трех молодых людей. Они все почему-то были в одинаковых широкополых шляпах, уже давно немодных в Англии. Ну, едут и едут, их дело.
Припомнилось, что они остановились у того же ресторана, но чуть поодаль, один из парней, уже без шляпы, вошел следом за мной, и пока я разговаривал с хозяином, внимательно рассматривал висевшие на стенах различные дипломы и грамоты, которыми обычно увешаны холлы почти всех ресторанов, но которые никто и никогда не читает. Опять же, ничего особенного — возможно, и он пришел просить столик, не сделав предварительного заказа. Но зачем они, сменяя друг друга и часто переодеваясь, неотступно преследуют нас, оставалось загадкой.
— Что им от нас надо? — спросила жена, не обращая на них видимого внимания, — они ходят за нами с утра. Может, ты стал важной персоной и к тебе прикрепили личную охрану?
Но тут же невеселый юмор жены сменился тревогой:
— Ты хорошо закрыл машину? А то будет, как в прошлый раз.
Под «прошлым разом» понимался наш совсем еще недавний выезд в лес за грибами, когда нас так же «пасли» двое молодчиков. А вернувшись, мы обнаружили свою машину вскрытой и разоренной — был выбит ветровичок на передней дверце, порезаны сиденья и самое печальное — был украден кошелек с ключами от дома и небольшой суммой денег. Благо, ключи вскоре обнаружились недалеко от машины. Но такому вандализму подвергались многие, рисковавшие оставлять машину в лесу без присмотра. И не только иностранцы.
Однако мы поторопились вернуться, да и время уже приближалось к обеду. Свою машину мы нашли в полном порядке, но на всякий случай припарковали ее ближе к ресторану. Наши «опекуны» уже кружком стояли у своей машины с бутылками в руках. Их громкий смех свидетельствовал, что они всерьез приступили к празднованию Рождества.
Зал полон, ни одного свободного места, и, наоборот, почти к каждому столику приставлены дополнительные стулья. Это нас обескуражило. Хозяин беспомощно развел руками:
— Вы все видите сами. Мы ждем вас через пару часов. Я знаю, что некоторые посетители не намерены здесь задерживаться надолго.
Но наша шустрая дочурка, с утра наряженная под Снегурочку, сняв пальто, уже кружилась с детворой вокруг огромной сверкающей елки. Пришлось ее забирать, появились слезы, а за ними и горький плач.
За елкой, в дальнем углу зала за небольшим столиком сидела пожилая пара. Они внимательно наблюдали за детским хороводом, подпевая и хлопая в ладоши.
— Почему ваша девочка в слезах? — участливо спросила благообразная и чопорная с виду старушка.
Узнав причину, она быстро обменялась двумя-тремя фразами с компаньоном, таким же аккуратным и нарядным старичком, и тут же предложила присоединиться к ним, если, конечно, нас устроит их немолодое общество.
Нашей благодарности не было предела. Дочь умчалась дотанцовывать в прерванный хоровод, официант мгновенно нашел три стула и, не отходя, принял заказ, хозяин поздравил уже всех нас с праздником и пожелал доброго Рождества.
Умиротворившись, мы начали знакомиться. Наши компаньоны искренне удивились, узнав, что мы русские, но работаем в местной компании. Особенно их умилила Катюша, весело и непринужденно игравшая с новыми друзьями и охотно исполнившая несколько задорных песенок в импровизированном концерте, который проходил практически беспрерывно в течение всего обеда.
Наши визави представились, как Хелен и Джесси. Вернее, они назвали, как и мы, в свою очередь, свои полные имена, но попросили не следовать формальному протоколу и обращаться к ним только по этим именам.
Живут они не в столице, а в небольшом, красивом и очень древнем городке Олбани, видевшем еще Юлия Цезаря и римских легионеров. Дети разъехались по всему миру и, по существу, они остались одни доживать свой век. Хелен все время преподавала в колледже, Джесси сменил много профессий, воевал, на пенсию ушел из местного муниципалитета, что дает ему некоторые преимущества.
За познавательной и добросердечной беседой промелькнул остаток дня. Начало смеркаться. Наши друзья забеспокоились, потому что ехать в полной темноте, да еще после праздничного стола им представлялось немного опасным.
У меня таких волнений не было — наша охрана несла службу очень исправно. Не найдя свободных мест в зале, они попеременно появлялись в баре и бесконечно пили пиво, удерживая нас постоянно в поле зрения. Когда с Хелен и Джесси мы покидали ресторан, вся троица наблюдателей уже сидела в «Воксхолле», готовая следовать за нами. Заблудиться в ночном лесу они бы нам не позволили.
Планируя по возвращении в город сразу же навестить некоторых друзей, я с утра положил в багажник коробки с рождественскими подарками. Одну из них, прощаясь, мы преподнесли нашим новым друзьям, что вызвало у них совершенно неподдельный восторг.
Наши подарки были в определенном смысле традиционными: бутылка «Столичной» или «Московской» водки, баночка зернистой икры и банка крабов или шпрот, а для женщин — шоколадный набор или ассорти, предпочтительно московской фабрики «Красный Октябрь». Все это красиво упаковывалось и в основном заблаговременно направлялось адресатам. От них, как правило, тоже приходили ответные подарки. Англичане в большинстве случаев дарили огромную бутылку шерри, или хереса, без которого, как и без рождественской индейки, у них не проходят эти праздники, французы присылали бутылочку «Курвуазье» иди «Бисквита» с коробочкой душистого сыра, итальянцы — высокую, до полутора метров, бутылку «Кьянти». У всех был свой «специалитет». Были и другие, и тоже традиционные и весьма дружеские знаки внимания — одна из брокерских фирм к каждому Рождеству неизменно присылала огромную парную индейку, другая большую телячью вырезку, полностью подготовленную к посадке в печь. И все это делалось вне зависимости от баланса деловых интересов, это была своя, автономная сфера чисто личностных отношений.
Несмотря на относительную, в нашем понимании, скромность нашего подарочного набора, он принимался на всех уровнях, от клерка и до респектабельного бизнесмена, как королевское подношение. Конечно же, из-за небольшой баночки черной икры.
Тепло простившись о очень милыми старичками, мы направились домой. Они трогательно махали нам вслед.
Но, проехав не более полусотни метров, наша машина резко накренилась. Выйдя, я к своему ужасу обнаружил, что оба колеса с правой стороны полностью спущены, через зияющие в них дыры выходили остатки воздуха. А ведь в запасе лишь одно колесо, что же делать?
К нам торопливо приближались Джесси и Хелен. И когда Джесси уже вышел на дорогу, мимо него с ревом пронесся темно-зеленый «Воксхолл» с пьяными пассажирами. И только предупреждающий окрик Хелен спас ее мужа от трагедии. Один из «охранников» нагло помахал нам своей широкополой шляпой.
— Какие циничные хулиганы, они чуть не убили Джесси, и я не сомневаюсь, что проколотые шины — дело их рук. Кому и за что они мстят? — прокомментировала ситуацию Хелен. — Как же вы теперь доберетесь, ведь другого транспорта поблизости нет?
— А что тут думать, — включился в разговор оправившийся от испуга Джесси, — давайте снимем колеса и на нашей машине отвезем их в ближайшую авторемонтную мастерскую, это не займет много времени.
Джесси забыл, что сегодня Рождество и все мастерские, тем более в такое позднее время, уже закрыты. Об этом ему напомнила Хелен.
— Постой, дорогая, а если нам подъехать к Сэму Торнхиллу? Уж он наверняка не откажет, он твой бывший ученик и вообще славный парень.
— Удобно ли, ведь у него именно на эти праздники собирается вся родня? А если обратиться к… — Хелен предложила несколько других вариантов.
Одно дырявое колесо тут же было заменено запасным, отсутствие другого восполнил домкрат. Захватив колеса и пару — на всякий случай — рождественских подарков, мы с Джесси отправились в Олбани.
— И все-таки я начну с Сэма, хотя бы потому, что он первый на нашем пути.
Вскоре мы подъехали к дому Торнхилла, точнее к его владениям. Начинались они с маленькой аккуратной бензоколонки, достаточной для одновременной заправки двух машин, за нею была мастерская и дальше — небольшой, в два этажа, жилой дом.
В окнах горел свет, но неяркий, мерцающий.
— Этот праздник у нас обычно начинается при свечах, отчего он становится более интимным, семейным и создает атмосферу добра и прощения. Но в последнее время молодежь все чаще отходит от наших немного консервативных канонов и превращает его в заурядную дискотеку. Но Сэм, как видите, еще удерживается в рамках добропорядочных традиций.
Мы позвонили, дверь открыл сам хозяин:
— О! Джесси, как мы рады Вашему появлению! А где дорогая Хелен?
Джесси коротко, но эмоционально и внушительно очертил суть ситуации, принося после каждой фразы самые глубокие извинения.
— Да о чем речь! Я немедленно соберусь и сделаю все наилучшим образом! Но при одном, если позволите, условии — пусть наш российский гость зайдет в дом и выпьет с нами рюмку доброго хереса!
Условие было с готовностью принято. В этот дом русских еще никогда не заносило, и посмотреть на него живьем, да еще в чуть-чуть мистической рождественской обстановке было и неожиданно, и любопытно.
Российский гость, невесть откуда свалившийся в такой торжественный вечер, выразил все необходимые по ритуалу поздравления и пожелания и заверил присутствующих, что он — самый взаправдашный Дед Мороз, специально прибывший из далекой Сибири, чтобы вручить им очень скромные подарки, принятые, однако и с неподдельным интересом, и с искренней благодарностью. На этом официальная часть знакомства закончилась.
Появился переоблаченный в робу Сэм, но не один — он прихватил одного из своих родственников, который, как выяснилось, часто помогает ему в работе.
Мы с Джесси допущены к дальнейшим делам не были и участвовали как наблюдатели.
Сэм взял большое шило с игольным ушком на конце, ловко вдел в него резиновый жгут, обмакнул в какой-то вязкий состав и все это всадил в разрез на шине. Остатки срезал обычным сапожным ножом. Пока ту же операцию он проводил и с другим колесом, первое уже было наполнено воздухом из компрессора. Через пять минут (по понятным причинам я все время поглядывал на часы) оба колеса были готовы.
Сэм категорически отказался от оплаты и послал своего помощника для установки колес на место:
— Вы все равно будете проезжать мимо нас, не забудьте его в лесу, — попросил он Джесси.
Наших дам мы нашли спокойно беседующими на разные мирские темы, которых женщинам, даже не очень давно знакомым, не занимать. Дочь безмятежно спала в машине — она приспособилась при поездках на большие расстояния брать с собой плед и подушку.
Минут через десять мы снова прощались с нашими милыми старичками, и на этот раз навсегда.
За годы заграничной жизни мы встречали множество добрых и отзывчивых людей, но особую благодарность по сей день испытываем к Хелен и Джесси.
— Как, в Рождество вы выезжали за город, да еще в лес? — вдруг возмутился консульский работник. — Вы же знаете, что местная полиция ведет поиски какого-то маньяка, убившего уже многих женщин, и именно в этом районе! Полиция несколько раз предупреждала, чтобы ни один человек из советского посольства не выезжал за пределы Большого Лондона, потому что не может гарантировать их безопасность. Вот они вам и прокололи шины за нарушение этой договоренности.
— Но, во-первых, я не являюсь сотрудником посольства, во-вторых, почему же они, зная об опасности, сделали все, чтобы оставить нас одних ночью в глухом лесу; в-третьих, и это главное, большое вам спасибо за очень своевременное предупреждение.
Что же в действительности происходило за кулисами того неприметного семейного праздника и при чем здесь рождественская индейка?
Хочу, однако, прежде всего заверить, что в сказанном о милых старичках — Хелен и Джесси — нет никакой выдумки, и я по сей день храню о них самую искреннюю, даже трепетную память.
Но сейчас я начал бы повествование немного иначе.
В Лондон меня направили в июне 1961 года, вскоре после ареста английской контрразведкой руководителя нашей нелегальной резидентуры Гордона Лонсдейла и его помощников. В «Олд Бейли» — мрачном старинном здании с позеленевшей бронзовой Фемидой над порталом еще шел над ними шумный процесс, приковывавший внимание информационных агентств всего мира. Центр с беспокойством следил за его ходом и вся собранная нами информация немедленно направлялась в Москву.
Работая до выезда в командировку в службе нелегальной разведки, я вел общее досье по Великобритании и несколько отдельных подборок на работавших там нелегалов и агентов. Дело Лонсдейла — он значился у нас под псевдонимом «Бен» — как особо важное вел более опытный сотрудник. Прямого отношения я к нему никогда не имел. Но поскольку провал произошел на «подведомственной» мне территории, служебное взыскание меня не обошло.
Срочно проведенная дополнительная проверка заметных слабостей у действующих в Англии наших боевых коллег не выявила и они продолжали трудиться, усилив, естественно, контроль за складывающейся вокруг них обстановкой.
Некоторое беспокойство вызывала лишь чета «Курских», имевших, как и «Бен», канадские паспорта. Документы настоящие, вполне надежные, но канадский флаг не мог не привлечь внимания искушенных британских спецслужб. Сами «Курские», однако, никакого беспокойства не проявляли, чувствовали себя вполне уверенно и ничего подозрительного не отмечали.
Прошло несколько месяцев, жизнь возвратилась в обычную, рутинную, если к разведке этот эпитет вообще применим, колею и фамилия Лонсдейла исчезла с газетных страниц.
Обеспечение деятельности нашей нелегальной сети в Англии и Ирландии было моим основным занятием в период командировки, и как каждый разведчик, я постоянно высматривал места, пригодные для конспиративных встреч, тайниковых операций и самых разнообразных сигналов. Их подробное описание направлялось в Центр.
Одним из таких удобных мест и был неприметный, затерявшийся в лесной глуши тихий ресторанчик. Поблизости я подобрал и тайник.
В самый канун Рождества от «Курских» поступил тревожный, но все-таки ожидавшийся сигнал о возникшей опасности. Я его срочно переправил в Москву с предложением провести с ними встречу для выяснения обеспокоивших их обстоятельств.
И уже утром следующего дня — мои московские руководители провели, видимо, очередную бессонную ночь — поступило строгое указание: любые личные контакты с «Курскими» исключить и срочно, на следующий день, передать им резервные загранпаспорта через тот самый лесной тайник.
Наверное, потому, что следующим днем был сочельник, Центр дал операции кодовое название «Рождественская индейка», или коротко, по первым буквам соответствующих английских слов, операция «Си-Ти».
«Курские» отличались хладнокровием, выдержкой и осмотрительностью и коль скоро от них поступил сигнал о возникшей опасности, то это с несомненностью означало, что спецслужбы подошли к ним достаточно близко. Поэтому из всего арсенала различных средств и способов конспиративной связи следовало выбрать только ту часть, которая гарантировала максимальную безопасность. Исходя из этих же соображений, Центр и назначил операцию через «Охотничий домик», долгий путь к которому позволял с уверенностью выявить самую хитроумную слежку.
Тщательно проверившись, обусловленным сигналом я вызвал их на срочную тайниковую операцию. Но смогут ли они прочитать этот вызов? Сомнения и понятная тревога не покидали меня до последней минуты операции. Чувствовалось, что и резидент, мой непосредственный руководитель, находится в таком же состоянии. Поэтому уверенно, без всяких сомнений в успехе предстоящего оперативного мероприятия, я доложил резиденту предполагаемый порядок его проведения и, получив благословение, утром следующего дня с семьей выехал из города.
Что было дальше, вы уже знаете. Понятно, что внешняя, видимая безмятежность и даже некоторое веселье давалось нелегко, ибо наружка вцепилась в меня зубами еще на городской окраине. Видимо, частые и неоправданно продолжительные посещения нашего посольства в последние дни насторожили англичан. Иначе вряд ли они стали бы таскаться в Рождественские праздники за обычным директором русско-британской страховой компании.
По общепринятым канонам, обнаружив слежку, я был обязан немедленно прекратить всякую разведывательную деятельность и старательно изображать самое благовидное поведение. А «Курские»? Если для них это последний шанс вырваться из раскинутой контрразведкой сети? Если уже завтра весь мир узнает о новом фиаско советского шпионажа?
Вместе с тем, я явственно представлял безмерное волнение резидента, конечно же, получившего от нашей службы эфирного контроля подтверждение установленной за мною плотной слежки. Естественно, он не знает, вижу ли я ее и не выведу ли контрразведку на наших нелегалов. В нашей работе такой брак совершенно недопустим, он чрезмерно дорого стоит.
Мозг прорабатывал десятки решений, мучительно отыскивая оптимальное. И оно, совершенно бесхитростное, пришло само собой: спокойно, как бы не замечая слежки, двигаться к месту назначения. Расшифровка нелегалов исключена — личного контакта не планируется, а тайниковую операцию можно успешно сымпровизировать, если сотрудники наружного наблюдения в праздничной обстановке притупят бдительность. Бездумно рисковать не стоит, но если вполне благоприятный шанс подвернется, его непременно следует использовать.
И с какой же радостью я наблюдал, как мои «телохранители» начали дружно праздновать Рождество практически сразу по прибытии к уютному лесному ресторанчику. Пьянели они на глазах, а до операции оставалось еще несколько часов. Это укрепляло мои надежды. И когда они, изрезав два колеса у моей машины, лихо промчались мимо, едва не задавив смертельно испуганного Джесси, стало понятно, что они бросали нас в лесу, переполненные чувством до конца исполненного долга. Хотя «исполнили» они его грубо, непрофессионально, попросту говоря, по-хамски, поправ тот условный «кодекс порядочности», который извечно существует в отношениях между цивилизованными спецслужбами. Но для меня это был совершенно неоценимый подарок — теперь я мог спокойно проводить запланированную тайниковую операцию. Времени для этого оставалось вполне достаточно.
Поездка с Джесси в Олбани была вдвойне полезна — и для ремонта порезанных колес, и для дополнительной проверки непосредственно перед выходом к тайнику. Конечно же, мои спутники ничего не подозревали, когда на обратном пути, неподалеку от ресторана я попросил Джесси на минуточку остановиться, чтобы «сбегать за ближайшие кусты». В небольшой нише под могучими корнями столетнего бука я оставил плотный серый пакет.
Простившись с Хелен, Джесси и юным помощником Сэма Торнхилла, ловко поставившим оба починенных колеса, мы отъехали от ресторана и остановились у развилки нескольких лесных дорог. В сгущающихся сумерках через зеркальце я наблюдал, как неподалеку, на другой дороге остановилась неброская автомашина. Из нее вышел мужчина в светлом плаще, неторопливо закурил, обменялся несколькими фразами с сидевшей внутри спутницей и, снова сев за руль, свернул на одну из боковых дорог. На том месте, где только что стояла эта машина, у бордюрного камня осталась разорванная пополам пачка из-под сигарет «Кэмэл». Это означало, что «Курские» стали обладателями новых загранпаспортов!
На городской квартире одного из наших сотрудников с нетерпением меня дожидался резидент. Он осунулся и еще больше поседел за эти несколько часов.
— Ты видел наружку?
— Видел, Михаил Иваныч, видел, причем еще до выезда из города…
— Ну и…
Выслушав доклад, резидент философски заметил:
— Все-то ты сделал правильно, но задницу все равно набьют. И защищать тебя не стану, попортил же ты мне кровушки…
Чутье резидента не подвело. Набили. Но когда «Курские» благополучно осели в другой стране и начали активную работу, Центр прислал мне поздравление с невеликой, но все-таки правительственной наградой.
После проведения тайниковой операции, в тот же вечер, мы с женой навестили одного из местных друзей. Узнав, что днем мы обедали в загородном ресторане, он полюбопытствовал:
— Конечно же, ваш обед не обошелся без нашей традиционной рождественской индейки? Как она вам показалась?
Я непроизвольно вздрогнул. — Поначалу мне показалось, что она здорово подгорела, но к счастью, все обошлось.
Английский друг как-то странно на меня поглядел.
Маркиз Делафар — агент с Лубянки
Глава I. МАРКИЗ ИЗ ВЧК
— Швеция, Дания? А-а, Польша! — быстро и почти точно вычислил нас хозяин. — Заверяю Вас, что если хоть один столик останется незанятым, он будет ваш. Вы первые в резервной очереди. Не огорчайтесь, пока погуляйте и учтите, что даже на обычные выходные дни мы принимаем заявки не менее, чем за неделю. Вот наши телефоны, — он протянул мне визитную карточку.
Практически, на мой взгляд, это означало, что совсем без праздничного обеда мы не останемся, но, вероятнее, уже не в первую очередь, когда будет наиболее празднично, шумно и весело. Несмотря на это, моя команда категорически отказалась переезжать в любое другое место.
Два часа мы блуждали по дремучему темному лесу, представляя себя ватагой Робин Гуда, прячась за могучие стволы и выскакивая внезапно с грозным требованием: «кошелек или жизнь!», потом гуляли по живописным полянам, наслаждаясь свежим воздухом и робким зимним солнышком, с трудом пробивавшемся через низкие тяжелые тучи.
Но праздничность и внешняя безмятежность немного омрачались одним обстоятельством — за нами на небольшом расстоянии все время мелькали какие-то тени.
Еще на выезде из города, утром, я невольно обратил внимание на одну машину, съехавшую вслед за нами на узкую лесную дорогу.
Мы ехали медленно, никуда в этот день не торопясь и наслаждаясь прекрасными пейзажами то ли ранней зимы, то ли, что, видимо, точнее, — поздней осени. Большинство машин обгоняло нас, отдельных обходили мы, но этот темно-зеленый «Воксхолл» в точности повторял наш ритм. Когда дорога стала более извилистой и пошла по совсем темному лесу, эта машина приблизилась настолько, что стали видны даже лица сидевших в ней трех молодых людей. Они все почему-то были в одинаковых широкополых шляпах, уже давно немодных в Англии. Ну, едут и едут, их дело.
Припомнилось, что они остановились у того же ресторана, но чуть поодаль, один из парней, уже без шляпы, вошел следом за мной, и пока я разговаривал с хозяином, внимательно рассматривал висевшие на стенах различные дипломы и грамоты, которыми обычно увешаны холлы почти всех ресторанов, но которые никто и никогда не читает. Опять же, ничего особенного — возможно, и он пришел просить столик, не сделав предварительного заказа. Но зачем они, сменяя друг друга и часто переодеваясь, неотступно преследуют нас, оставалось загадкой.
— Что им от нас надо? — спросила жена, не обращая на них видимого внимания, — они ходят за нами с утра. Может, ты стал важной персоной и к тебе прикрепили личную охрану?
Но тут же невеселый юмор жены сменился тревогой:
— Ты хорошо закрыл машину? А то будет, как в прошлый раз.
Под «прошлым разом» понимался наш совсем еще недавний выезд в лес за грибами, когда нас так же «пасли» двое молодчиков. А вернувшись, мы обнаружили свою машину вскрытой и разоренной — был выбит ветровичок на передней дверце, порезаны сиденья и самое печальное — был украден кошелек с ключами от дома и небольшой суммой денег. Благо, ключи вскоре обнаружились недалеко от машины. Но такому вандализму подвергались многие, рисковавшие оставлять машину в лесу без присмотра. И не только иностранцы.
Однако мы поторопились вернуться, да и время уже приближалось к обеду. Свою машину мы нашли в полном порядке, но на всякий случай припарковали ее ближе к ресторану. Наши «опекуны» уже кружком стояли у своей машины с бутылками в руках. Их громкий смех свидетельствовал, что они всерьез приступили к празднованию Рождества.
Зал полон, ни одного свободного места, и, наоборот, почти к каждому столику приставлены дополнительные стулья. Это нас обескуражило. Хозяин беспомощно развел руками:
— Вы все видите сами. Мы ждем вас через пару часов. Я знаю, что некоторые посетители не намерены здесь задерживаться надолго.
Но наша шустрая дочурка, с утра наряженная под Снегурочку, сняв пальто, уже кружилась с детворой вокруг огромной сверкающей елки. Пришлось ее забирать, появились слезы, а за ними и горький плач.
За елкой, в дальнем углу зала за небольшим столиком сидела пожилая пара. Они внимательно наблюдали за детским хороводом, подпевая и хлопая в ладоши.
— Почему ваша девочка в слезах? — участливо спросила благообразная и чопорная с виду старушка.
Узнав причину, она быстро обменялась двумя-тремя фразами с компаньоном, таким же аккуратным и нарядным старичком, и тут же предложила присоединиться к ним, если, конечно, нас устроит их немолодое общество.
Нашей благодарности не было предела. Дочь умчалась дотанцовывать в прерванный хоровод, официант мгновенно нашел три стула и, не отходя, принял заказ, хозяин поздравил уже всех нас с праздником и пожелал доброго Рождества.
Умиротворившись, мы начали знакомиться. Наши компаньоны искренне удивились, узнав, что мы русские, но работаем в местной компании. Особенно их умилила Катюша, весело и непринужденно игравшая с новыми друзьями и охотно исполнившая несколько задорных песенок в импровизированном концерте, который проходил практически беспрерывно в течение всего обеда.
Наши визави представились, как Хелен и Джесси. Вернее, они назвали, как и мы, в свою очередь, свои полные имена, но попросили не следовать формальному протоколу и обращаться к ним только по этим именам.
Живут они не в столице, а в небольшом, красивом и очень древнем городке Олбани, видевшем еще Юлия Цезаря и римских легионеров. Дети разъехались по всему миру и, по существу, они остались одни доживать свой век. Хелен все время преподавала в колледже, Джесси сменил много профессий, воевал, на пенсию ушел из местного муниципалитета, что дает ему некоторые преимущества.
За познавательной и добросердечной беседой промелькнул остаток дня. Начало смеркаться. Наши друзья забеспокоились, потому что ехать в полной темноте, да еще после праздничного стола им представлялось немного опасным.
У меня таких волнений не было — наша охрана несла службу очень исправно. Не найдя свободных мест в зале, они попеременно появлялись в баре и бесконечно пили пиво, удерживая нас постоянно в поле зрения. Когда с Хелен и Джесси мы покидали ресторан, вся троица наблюдателей уже сидела в «Воксхолле», готовая следовать за нами. Заблудиться в ночном лесу они бы нам не позволили.
Планируя по возвращении в город сразу же навестить некоторых друзей, я с утра положил в багажник коробки с рождественскими подарками. Одну из них, прощаясь, мы преподнесли нашим новым друзьям, что вызвало у них совершенно неподдельный восторг.
Наши подарки были в определенном смысле традиционными: бутылка «Столичной» или «Московской» водки, баночка зернистой икры и банка крабов или шпрот, а для женщин — шоколадный набор или ассорти, предпочтительно московской фабрики «Красный Октябрь». Все это красиво упаковывалось и в основном заблаговременно направлялось адресатам. От них, как правило, тоже приходили ответные подарки. Англичане в большинстве случаев дарили огромную бутылку шерри, или хереса, без которого, как и без рождественской индейки, у них не проходят эти праздники, французы присылали бутылочку «Курвуазье» иди «Бисквита» с коробочкой душистого сыра, итальянцы — высокую, до полутора метров, бутылку «Кьянти». У всех был свой «специалитет». Были и другие, и тоже традиционные и весьма дружеские знаки внимания — одна из брокерских фирм к каждому Рождеству неизменно присылала огромную парную индейку, другая большую телячью вырезку, полностью подготовленную к посадке в печь. И все это делалось вне зависимости от баланса деловых интересов, это была своя, автономная сфера чисто личностных отношений.
Несмотря на относительную, в нашем понимании, скромность нашего подарочного набора, он принимался на всех уровнях, от клерка и до респектабельного бизнесмена, как королевское подношение. Конечно же, из-за небольшой баночки черной икры.
Тепло простившись о очень милыми старичками, мы направились домой. Они трогательно махали нам вслед.
Но, проехав не более полусотни метров, наша машина резко накренилась. Выйдя, я к своему ужасу обнаружил, что оба колеса с правой стороны полностью спущены, через зияющие в них дыры выходили остатки воздуха. А ведь в запасе лишь одно колесо, что же делать?
К нам торопливо приближались Джесси и Хелен. И когда Джесси уже вышел на дорогу, мимо него с ревом пронесся темно-зеленый «Воксхолл» с пьяными пассажирами. И только предупреждающий окрик Хелен спас ее мужа от трагедии. Один из «охранников» нагло помахал нам своей широкополой шляпой.
— Какие циничные хулиганы, они чуть не убили Джесси, и я не сомневаюсь, что проколотые шины — дело их рук. Кому и за что они мстят? — прокомментировала ситуацию Хелен. — Как же вы теперь доберетесь, ведь другого транспорта поблизости нет?
— А что тут думать, — включился в разговор оправившийся от испуга Джесси, — давайте снимем колеса и на нашей машине отвезем их в ближайшую авторемонтную мастерскую, это не займет много времени.
Джесси забыл, что сегодня Рождество и все мастерские, тем более в такое позднее время, уже закрыты. Об этом ему напомнила Хелен.
— Постой, дорогая, а если нам подъехать к Сэму Торнхиллу? Уж он наверняка не откажет, он твой бывший ученик и вообще славный парень.
— Удобно ли, ведь у него именно на эти праздники собирается вся родня? А если обратиться к… — Хелен предложила несколько других вариантов.
Одно дырявое колесо тут же было заменено запасным, отсутствие другого восполнил домкрат. Захватив колеса и пару — на всякий случай — рождественских подарков, мы с Джесси отправились в Олбани.
— И все-таки я начну с Сэма, хотя бы потому, что он первый на нашем пути.
Вскоре мы подъехали к дому Торнхилла, точнее к его владениям. Начинались они с маленькой аккуратной бензоколонки, достаточной для одновременной заправки двух машин, за нею была мастерская и дальше — небольшой, в два этажа, жилой дом.
В окнах горел свет, но неяркий, мерцающий.
— Этот праздник у нас обычно начинается при свечах, отчего он становится более интимным, семейным и создает атмосферу добра и прощения. Но в последнее время молодежь все чаще отходит от наших немного консервативных канонов и превращает его в заурядную дискотеку. Но Сэм, как видите, еще удерживается в рамках добропорядочных традиций.
Мы позвонили, дверь открыл сам хозяин:
— О! Джесси, как мы рады Вашему появлению! А где дорогая Хелен?
Джесси коротко, но эмоционально и внушительно очертил суть ситуации, принося после каждой фразы самые глубокие извинения.
— Да о чем речь! Я немедленно соберусь и сделаю все наилучшим образом! Но при одном, если позволите, условии — пусть наш российский гость зайдет в дом и выпьет с нами рюмку доброго хереса!
Условие было с готовностью принято. В этот дом русских еще никогда не заносило, и посмотреть на него живьем, да еще в чуть-чуть мистической рождественской обстановке было и неожиданно, и любопытно.
Российский гость, невесть откуда свалившийся в такой торжественный вечер, выразил все необходимые по ритуалу поздравления и пожелания и заверил присутствующих, что он — самый взаправдашный Дед Мороз, специально прибывший из далекой Сибири, чтобы вручить им очень скромные подарки, принятые, однако и с неподдельным интересом, и с искренней благодарностью. На этом официальная часть знакомства закончилась.
Появился переоблаченный в робу Сэм, но не один — он прихватил одного из своих родственников, который, как выяснилось, часто помогает ему в работе.
Мы с Джесси допущены к дальнейшим делам не были и участвовали как наблюдатели.
Сэм взял большое шило с игольным ушком на конце, ловко вдел в него резиновый жгут, обмакнул в какой-то вязкий состав и все это всадил в разрез на шине. Остатки срезал обычным сапожным ножом. Пока ту же операцию он проводил и с другим колесом, первое уже было наполнено воздухом из компрессора. Через пять минут (по понятным причинам я все время поглядывал на часы) оба колеса были готовы.
Сэм категорически отказался от оплаты и послал своего помощника для установки колес на место:
— Вы все равно будете проезжать мимо нас, не забудьте его в лесу, — попросил он Джесси.
Наших дам мы нашли спокойно беседующими на разные мирские темы, которых женщинам, даже не очень давно знакомым, не занимать. Дочь безмятежно спала в машине — она приспособилась при поездках на большие расстояния брать с собой плед и подушку.
Минут через десять мы снова прощались с нашими милыми старичками, и на этот раз навсегда.
За годы заграничной жизни мы встречали множество добрых и отзывчивых людей, но особую благодарность по сей день испытываем к Хелен и Джесси.
* * *
Направляясь через несколько дней в Ирландию, с которой в те времена не было дипломатических отношений, я зашел в наше консульство для выполнения некоторых формальностей. Там я поделился впечатлениями о рождественской поездке и озадачившем меня поведении странных личностей.— Как, в Рождество вы выезжали за город, да еще в лес? — вдруг возмутился консульский работник. — Вы же знаете, что местная полиция ведет поиски какого-то маньяка, убившего уже многих женщин, и именно в этом районе! Полиция несколько раз предупреждала, чтобы ни один человек из советского посольства не выезжал за пределы Большого Лондона, потому что не может гарантировать их безопасность. Вот они вам и прокололи шины за нарушение этой договоренности.
— Но, во-первых, я не являюсь сотрудником посольства, во-вторых, почему же они, зная об опасности, сделали все, чтобы оставить нас одних ночью в глухом лесу; в-третьих, и это главное, большое вам спасибо за очень своевременное предупреждение.
* * *
На такой ироничной ноте я закончил этот маленький рассказ в далеком, если мне не изменяет память, 1972 году, когда любое упоминание о причастности к внешней разведке расценивалось, как разглашение государственной тайны.Что же в действительности происходило за кулисами того неприметного семейного праздника и при чем здесь рождественская индейка?
Хочу, однако, прежде всего заверить, что в сказанном о милых старичках — Хелен и Джесси — нет никакой выдумки, и я по сей день храню о них самую искреннюю, даже трепетную память.
Но сейчас я начал бы повествование немного иначе.
В Лондон меня направили в июне 1961 года, вскоре после ареста английской контрразведкой руководителя нашей нелегальной резидентуры Гордона Лонсдейла и его помощников. В «Олд Бейли» — мрачном старинном здании с позеленевшей бронзовой Фемидой над порталом еще шел над ними шумный процесс, приковывавший внимание информационных агентств всего мира. Центр с беспокойством следил за его ходом и вся собранная нами информация немедленно направлялась в Москву.
Работая до выезда в командировку в службе нелегальной разведки, я вел общее досье по Великобритании и несколько отдельных подборок на работавших там нелегалов и агентов. Дело Лонсдейла — он значился у нас под псевдонимом «Бен» — как особо важное вел более опытный сотрудник. Прямого отношения я к нему никогда не имел. Но поскольку провал произошел на «подведомственной» мне территории, служебное взыскание меня не обошло.
Срочно проведенная дополнительная проверка заметных слабостей у действующих в Англии наших боевых коллег не выявила и они продолжали трудиться, усилив, естественно, контроль за складывающейся вокруг них обстановкой.
Некоторое беспокойство вызывала лишь чета «Курских», имевших, как и «Бен», канадские паспорта. Документы настоящие, вполне надежные, но канадский флаг не мог не привлечь внимания искушенных британских спецслужб. Сами «Курские», однако, никакого беспокойства не проявляли, чувствовали себя вполне уверенно и ничего подозрительного не отмечали.
Прошло несколько месяцев, жизнь возвратилась в обычную, рутинную, если к разведке этот эпитет вообще применим, колею и фамилия Лонсдейла исчезла с газетных страниц.
Обеспечение деятельности нашей нелегальной сети в Англии и Ирландии было моим основным занятием в период командировки, и как каждый разведчик, я постоянно высматривал места, пригодные для конспиративных встреч, тайниковых операций и самых разнообразных сигналов. Их подробное описание направлялось в Центр.
Одним из таких удобных мест и был неприметный, затерявшийся в лесной глуши тихий ресторанчик. Поблизости я подобрал и тайник.
В самый канун Рождества от «Курских» поступил тревожный, но все-таки ожидавшийся сигнал о возникшей опасности. Я его срочно переправил в Москву с предложением провести с ними встречу для выяснения обеспокоивших их обстоятельств.
И уже утром следующего дня — мои московские руководители провели, видимо, очередную бессонную ночь — поступило строгое указание: любые личные контакты с «Курскими» исключить и срочно, на следующий день, передать им резервные загранпаспорта через тот самый лесной тайник.
Наверное, потому, что следующим днем был сочельник, Центр дал операции кодовое название «Рождественская индейка», или коротко, по первым буквам соответствующих английских слов, операция «Си-Ти».
«Курские» отличались хладнокровием, выдержкой и осмотрительностью и коль скоро от них поступил сигнал о возникшей опасности, то это с несомненностью означало, что спецслужбы подошли к ним достаточно близко. Поэтому из всего арсенала различных средств и способов конспиративной связи следовало выбрать только ту часть, которая гарантировала максимальную безопасность. Исходя из этих же соображений, Центр и назначил операцию через «Охотничий домик», долгий путь к которому позволял с уверенностью выявить самую хитроумную слежку.
Тщательно проверившись, обусловленным сигналом я вызвал их на срочную тайниковую операцию. Но смогут ли они прочитать этот вызов? Сомнения и понятная тревога не покидали меня до последней минуты операции. Чувствовалось, что и резидент, мой непосредственный руководитель, находится в таком же состоянии. Поэтому уверенно, без всяких сомнений в успехе предстоящего оперативного мероприятия, я доложил резиденту предполагаемый порядок его проведения и, получив благословение, утром следующего дня с семьей выехал из города.
Что было дальше, вы уже знаете. Понятно, что внешняя, видимая безмятежность и даже некоторое веселье давалось нелегко, ибо наружка вцепилась в меня зубами еще на городской окраине. Видимо, частые и неоправданно продолжительные посещения нашего посольства в последние дни насторожили англичан. Иначе вряд ли они стали бы таскаться в Рождественские праздники за обычным директором русско-британской страховой компании.
По общепринятым канонам, обнаружив слежку, я был обязан немедленно прекратить всякую разведывательную деятельность и старательно изображать самое благовидное поведение. А «Курские»? Если для них это последний шанс вырваться из раскинутой контрразведкой сети? Если уже завтра весь мир узнает о новом фиаско советского шпионажа?
Вместе с тем, я явственно представлял безмерное волнение резидента, конечно же, получившего от нашей службы эфирного контроля подтверждение установленной за мною плотной слежки. Естественно, он не знает, вижу ли я ее и не выведу ли контрразведку на наших нелегалов. В нашей работе такой брак совершенно недопустим, он чрезмерно дорого стоит.
Мозг прорабатывал десятки решений, мучительно отыскивая оптимальное. И оно, совершенно бесхитростное, пришло само собой: спокойно, как бы не замечая слежки, двигаться к месту назначения. Расшифровка нелегалов исключена — личного контакта не планируется, а тайниковую операцию можно успешно сымпровизировать, если сотрудники наружного наблюдения в праздничной обстановке притупят бдительность. Бездумно рисковать не стоит, но если вполне благоприятный шанс подвернется, его непременно следует использовать.
И с какой же радостью я наблюдал, как мои «телохранители» начали дружно праздновать Рождество практически сразу по прибытии к уютному лесному ресторанчику. Пьянели они на глазах, а до операции оставалось еще несколько часов. Это укрепляло мои надежды. И когда они, изрезав два колеса у моей машины, лихо промчались мимо, едва не задавив смертельно испуганного Джесси, стало понятно, что они бросали нас в лесу, переполненные чувством до конца исполненного долга. Хотя «исполнили» они его грубо, непрофессионально, попросту говоря, по-хамски, поправ тот условный «кодекс порядочности», который извечно существует в отношениях между цивилизованными спецслужбами. Но для меня это был совершенно неоценимый подарок — теперь я мог спокойно проводить запланированную тайниковую операцию. Времени для этого оставалось вполне достаточно.
Поездка с Джесси в Олбани была вдвойне полезна — и для ремонта порезанных колес, и для дополнительной проверки непосредственно перед выходом к тайнику. Конечно же, мои спутники ничего не подозревали, когда на обратном пути, неподалеку от ресторана я попросил Джесси на минуточку остановиться, чтобы «сбегать за ближайшие кусты». В небольшой нише под могучими корнями столетнего бука я оставил плотный серый пакет.
Простившись с Хелен, Джесси и юным помощником Сэма Торнхилла, ловко поставившим оба починенных колеса, мы отъехали от ресторана и остановились у развилки нескольких лесных дорог. В сгущающихся сумерках через зеркальце я наблюдал, как неподалеку, на другой дороге остановилась неброская автомашина. Из нее вышел мужчина в светлом плаще, неторопливо закурил, обменялся несколькими фразами с сидевшей внутри спутницей и, снова сев за руль, свернул на одну из боковых дорог. На том месте, где только что стояла эта машина, у бордюрного камня осталась разорванная пополам пачка из-под сигарет «Кэмэл». Это означало, что «Курские» стали обладателями новых загранпаспортов!
На городской квартире одного из наших сотрудников с нетерпением меня дожидался резидент. Он осунулся и еще больше поседел за эти несколько часов.
— Ты видел наружку?
— Видел, Михаил Иваныч, видел, причем еще до выезда из города…
— Ну и…
Выслушав доклад, резидент философски заметил:
— Все-то ты сделал правильно, но задницу все равно набьют. И защищать тебя не стану, попортил же ты мне кровушки…
Чутье резидента не подвело. Набили. Но когда «Курские» благополучно осели в другой стране и начали активную работу, Центр прислал мне поздравление с невеликой, но все-таки правительственной наградой.
После проведения тайниковой операции, в тот же вечер, мы с женой навестили одного из местных друзей. Узнав, что днем мы обедали в загородном ресторане, он полюбопытствовал:
— Конечно же, ваш обед не обошелся без нашей традиционной рождественской индейки? Как она вам показалась?
Я непроизвольно вздрогнул. — Поначалу мне показалось, что она здорово подгорела, но к счастью, все обошлось.
Английский друг как-то странно на меня поглядел.
Маркиз Делафар — агент с Лубянки
Олег Капчинский
Глава I. МАРКИЗ ИЗ ВЧК
События развивались стремительно.
В ночь с 15 на 16 ноября 1918 года союзный флот в составе 10 линейных кораблей, 9 крейсеров и 10 миноносцев под командованием французского вице-адмирала Амета вошел в Черное море.
28 ноября в Одессу вступил эшелон сербских войск, затем корпус польских легионеров, сформированный Деникиным в Екатеринодаре, а через несколько дней в город начали прибывать солдаты Антанты.
Генерал-губернатором Одессы Деникин назначил генерала Гришина-Алмазова, иностранным экспедиционным корпусом командовал французский генерал д'Ансельм.
Как-то незаметно жизнь входила в привычное русло.
Заработали магазины, кафе, небольшие рестораны, чайные.
Возрождалась знаменитая охотнорядская торговля: прежние хозяева открывали по утрам лавки и палатки, стелился густой запах мяса, птицы, рыбы, квашеной капусты.
Вдоль рядов, как и в былые времена, разгуливали охотнорядские молодцы — мясники и приказчики, крепкие парни с ухмыляющимися презрительными физиономиями, золотой фонд московской жандармерии, погромщики, люто ненавидевшие новую власть.
Одним из первых вновь открылось, засверкало полированными стеклами витрин респектабельное кафе «Бом» — на Тверской, 37.
Основал это кафе, отойдя от артистических дел, известный музыкальный клоун-эксцентрик Бом, поляк Станевский, приветливый импозантный мужчина, встречавший у входа своих постоянных посетителей — видных московских писателей, артистов, адвокатов.
В ночь с 15 на 16 ноября 1918 года союзный флот в составе 10 линейных кораблей, 9 крейсеров и 10 миноносцев под командованием французского вице-адмирала Амета вошел в Черное море.
28 ноября в Одессу вступил эшелон сербских войск, затем корпус польских легионеров, сформированный Деникиным в Екатеринодаре, а через несколько дней в город начали прибывать солдаты Антанты.
Генерал-губернатором Одессы Деникин назначил генерала Гришина-Алмазова, иностранным экспедиционным корпусом командовал французский генерал д'Ансельм.
Из инструкции агенту «Шарлю», заброшенному ВЧК в занятый интервентами город:
«1. Используя старую легенду и переданные выходы на Одессу („Мирограф“ и „Калэ“), а также рекомендацию Виллема, внедриться в одно из штабных учреждений поближе к главному французскому командованию.
2. Установить изнутри стратегические намерения союзников, их конечную цель, территориальные притязания. Соотношение сил французов, англичан, добровольцев, петлюровцев, галичан. Взаимовлияние. Разведки, контрразведки.
3. Выяснить все возможные пути невоенного прекращения интервенции. Тайные пружины, которые могли бы повлиять на быстрый ее исход с территории Юга. Никаких активных мероприятий в этом направлении до согласования с нами не проводить. Активно задействовать второй и третий каналы».
* * *
К весне 1918 года Москва начала оживать.Как-то незаметно жизнь входила в привычное русло.
Заработали магазины, кафе, небольшие рестораны, чайные.
Возрождалась знаменитая охотнорядская торговля: прежние хозяева открывали по утрам лавки и палатки, стелился густой запах мяса, птицы, рыбы, квашеной капусты.
Вдоль рядов, как и в былые времена, разгуливали охотнорядские молодцы — мясники и приказчики, крепкие парни с ухмыляющимися презрительными физиономиями, золотой фонд московской жандармерии, погромщики, люто ненавидевшие новую власть.
Одним из первых вновь открылось, засверкало полированными стеклами витрин респектабельное кафе «Бом» — на Тверской, 37.
Основал это кафе, отойдя от артистических дел, известный музыкальный клоун-эксцентрик Бом, поляк Станевский, приветливый импозантный мужчина, встречавший у входа своих постоянных посетителей — видных московских писателей, артистов, адвокатов.