Страница:
- Как вы оцениваете боеспособность вашей дивизии?
- Дивизия обладала высокими боевыми качествами. Но такую лавину техники, как у русских и у вас, сдержать просто невозможно. Соотношение сил ныне совершенно иное, чем было в 1939 году. Поэтому в Померании вы действовали с такой же тактической свободой, как мы тогда, в сентябре, в Польше.
- Долг платежом красен, - с ядовитой вежливостью заметил я.
- Я прямо не пойму, откуда вдруг появилась сильная польская армия, цедил сквозь крепко стиснутые зубы Райтель. - Я не хочу говорить комплименты, но думаю, что после Красной Армии это самый серьезный противник, с которым нам приходится иметь дело. Меня удивляет лишь одно: откуда у ваших офицеров и солдат такой высокий наступательный дух? Ведь многие из них не питают симпатии к большевизму, и поэтому странно, что с такой ожесточенностью сражаются совместно с русскими против немцев.
- Вы ничего не поняли, генерал, из того, что произошло с вами, с вашей дивизией и всей гитлеровской Германией, - жестко ответил я. - Абсолютно ничего не воняли и в том, что произошло в Польше и в чем мощь Войска Польского...
Помолчав, я спросил уже спокойнее:
- Каков, по вашему мнению, будет итог войны?
- С военной точки зрения Германия проиграла войну. Но и в этих условиях долг каждого немца - сражаться до конца. Лично я не потерял надежды на разногласия между русскими и англосаксами...
По-видимому, что-то поняв по выражению моего лица, Райтелъ круто переменил тему своих излияний.
- Самой серьезной ошибкой нашего руководства, - продолжал он, - была, по моему мнению, война с Россией. Это произошло вопреки положениям немецкой военной доктрины. Потенциал России неисчерпаем. Я изучал русский язык, экономику, довольно хорошо познакомился с политическим строем России и ее армией. Я с самого начала отдавая себе отчет в бесперспективности этой войны. Но должен оказать, что искусство ведения войны советскими войсками и их мощь превзошли мое воображение...
Мы не могли жаловаться на нехватку пленных. Среди них очутился также полковник Ганс Янус, допрос которого принес нам удовлетворение. Сначала он был командиром разбитого нами полка "Дейч Кроне", а затем возглавил группу, названную его именем. Но и она разделила судьбу разгромленного полка.
Из показаний Януса мы узнали, что до фон Краппе командиром 10-го армейского корпуса СС был генерал полиции фон дев Бах-Зелевский.
- Это тот самый, который подавлял восстание в Варшаве?
- Так точно, - подтвердил Янус. - Но он не оправдал доверия командования. Гораздо труднее воевать на фронте, чем убивать безоружных.
Я взглянул на него с удивлением. Мне показалось, что пленный говорит искренно, и я решил продолжить беседу:
- Что, по вашему мнению, является характерной чертой советского оперативного искусства?
Он помедлил, затем сказал:
- Русские умеют вводить в заблуждение. Никогда не известно, на каком участке фронта они нанесут главный удар. Порой кажется, что замысел противника уже разгадан, а он буквально в последний момент переносит основное усилие на совершенно другой участок фронта. Так было, например, летом 1944 года, когда русские неожиданно перешли в наступление на бобруйском направлении. Можно говорить дальше?
- Пожалуйста, это интересно.
- Русские применили новый тактический прием и во время январского наступления. Как известно, сильная артподготовка обычно продолжается час. Но в последнее время русские на некоторых участках через несколько минут прерывают огонь, оставляют коридоры, вдоль которых пехота и танки идут вперед, атакуя наши позиции еще во время артподготовки. Об этом много говорилось на нашем курсе командиров полков...
- А что нового в немецкой тактике?
- Я считаю, что в течение войны в нашей тактике не появилось ничего существенного. Некоторые изменения произошли в структуре обороны, в подготовке оборонительных рубежей. И это все. Я должен откровенно сказать, что советское оперативное искусство имеет преимущества над нашим...
Что ж, рассуждения пленного немецкого полковника не лишены истины.
* * *
Советские войска наносили удар за ударом по группе армий "Висла".
2-я гвардейская танковая и 3-я ударная армии 1-го Белорусского фронта продвинулись в район Поберова и вышли на восточный берег Каменского залива, реки Дзивны и Щецинской бухты, а 2-й гвардейский кавалерийский корпус достиг района Грыфице.
Войска 2-го Белорусского фронта развернули наступление на Гдыню, Гданьск, вдоль побережья Балтики. 8 марта в подчинение этого фронта вместе с 1-й гвардейской танковой армией перешла и польская 1-я танковая бригада имени героев Вестерплятте.
1-я танковая бригада... Почетное наименование ей было присвоено в честь группы воинов старой польской армии, которые осенью 1939 года более двух месяцев стойко отражали натиск гитлеровцев близ Гданьска - на полуострове Вестерплятте. Мужество и отвага этой группы явились яркой страницей в летописи борьбы польского народа против немецко-фашистских захватчиков. И вот теперь наследникам славы героев Вестерплятте выпала высокая честь вместе с советскими войсками участвовать в освобождении от врага приморского участка польской земли.
Мы радовались, когда узнали, что польские танкисты сражались на побережье Балтики храбро и умело. Они водрузили бело-красный флаг на полуострове Вестерплятте и над дворцом Артуса в Гдыне. Танкистов вели на ратные подвиги командиры и политработники, среди которых отличились заместитель командира бригады по политчасти Казимеж Ольшевский - его называли душой соединения, командир взвода автоматчиков Анджей Верблян и другие.
* * *
Еще в ходе боев с частями 10-го корпуса СС 6 марта мы получили приказ взять Колобжег (Кольберг) и очистить морское побережье к западу от этого города до Мжежина. Кроме того, нашей армии было приказано сменить части 3-й ударной армии и занять оборону вдоль восточного побережья Дзивновского, Каменского заливов и Щецинской бухты до Степницы включительно.
Можно представить, каким энтузиазмом были охвачены наши войска. Ведь с помощью советского народа Польша освобождала наконец-то Балтийское побережье и снова становилась морской державой. Каждый польский солдат считал для себя большой честью первым выйти к морю. Задачу овладеть Колобжегом мы возложили на 6-ю и 3-ю дивизии, а основные силы армии, то есть 1-ю, 2-ю, 4-ю дивизии и кавалерийскую бригаду, направили на Пшибернув и Камень Поморский.
Прежде всего потребовалось выяснить силы противника. Нас особенно интересовало, много ли войск вырвалось из окружения и где они укрылись. Установить это помогли летчики. В штабе армии их донесения анализировали и наносили данные на карту. Таким путем воссоздавалась вполне достоверная, хотя, быть может, и не совсем полная картина расположения вражеских сил.
Оказалось, что некоторые подразделения гитлеровцев, вырвавшись из кольца советских армий, стекались в Колобжег и укреплялись там. Сюда направлялись пехота и артиллерия, стягивалась уцелевшая боевая техника.
О боях за город и порт Колобжег я расскажу в следующей главе, а сейчас опишу боевые действия на направлении Щецинской бухты. Здесь наши войска наступали на широком фронте, прочесывая леса и перелески, овраги и населенные пункты. Было начало марта, снег уже растаял, и в воздухе чувствовалось дыхание весны.
Шедший в авангарде 4-й пехотный полк 2-й дивизии выдвинулся в Ключково. Разведчики установили, что в городке укрылась крупная вражеская группа. Поляков было значительно меньше, но на их стороне имелось преимущество в танках. Этим и воспользовался командир полка Мечислав Меленас. Его танки неожиданно ворвались в местечко, за ними ринулась пехота, и после короткого боя гитлеровцы капитулировали. Узнав о подробностях этого боя, я хотел было сначала пожурить полковника за такое рискованное решение: атаковать в лоб неразведанного и численно превосходящего противника. Но, подумав, пришел к мысли, что командир 4-го полка в данном случае действовал не сломя голову, а с тонким расчетом на внезапность, быстроту удара и устрашение деморализованного врага танками. И я объявил Меленасу благодарность.
Продвигаясь к морю, наши соединения захватывали тысячи пленных.
Двигаясь в сторону Балтийского побережья, 11 марта 1945 года наши 1-я и 2-я дивизии вышли на исконную границу Польши - реку Одра. В боях за освобождение Померании польские солдаты проявили высокое мастерство, мужество, отвагу и ясное понимание тех благородных идей, во имя которых они сражались.
Советское Верховное Главнокомандование, отмечая заслуги войск 1-го Белорусского фронта, дважды объявило им благодарность. Москва салютовала им, в том числе 1-й армии Войска Польского. 3, 4 и 6-й ее дивизиям, 4-й смешанной авиационной дивизии, 2-й гаубичной и 5-й тяжелой артиллерийским бригадам и некоторым другим частям было присвоено почетное наименование Померанских.
На древках знамен многих польских частей засверкали советские ордена.
Глава тринадцатая.
Твердый "орешек"
Уже все польское Поморье было освобождено от фашистов. Все, за исключением древнего Колобжега. Остатки разбитых вражеских частей через леса пробирались к этому единственному в руках гитлеровцев порту, надеясь укрыться в крепости или эвакуироваться отсюда морем.
На дорогах, ведущих в Колобжег, - тысячи беженцев. Повозки, машины, стада обезумевшей скотины - все это перемешалось с группами отступавших гитлеровцев, спешивших в "неприступную" крепость. Действительно, Колобжег ни разу в истории не был взят штурмом. "Никто не сможет взять его и теперь", бахвалилось устами Геббельса немецкое радио, хотя никогда ранее пред этим городом-крепостью и не сосредоточивалось такое сильное осадное войско, как наше.
В Колобжеге в общей сложности находилось до 80 тысяч гражданских лиц и свыше 10 тысяч солдат и офицеров противника. Однако судьба гарнизона была уже предрешена, а положение горожан было просто трагическим.
Любопытно показание ефрейтора Ганса Швиля, взятого в плен в первые дни боев за Колобжег. По его словам, военный комендант города генерал Германы, понимая бессмысленность сопротивления, отказался оборонять город, за что был публично расстрелян. Его место занял отпетый эсэсовец, то ли Миллер, то ли Мюллер, - пленный не запомнил точно фамилии.
Новый комендант начал с того, что расправился с "неустойчивыми" солдатами и горожанами. Лица, не выполнявшие распоряжения властей или обсуждавшие их действия, карались смертной казнью через повешение.
Выступив по радио, комендант провозгласил лозунг: "Кольберг останется немецким! Так приказал фюрер!" Все жители в возрасте от 16 до 50 лет были мобилизованы на строительство укреплений и в отряды фольксштурма.
Наши войска готовились к штурму. Местность благоприятствовала обороняющимся. С суши город опоясывала болотистая низина, по которой протекала река Парсента и проходил мелиорационный канал. Весной, в распутицу, весь этот участок был непреодолим для танков.
Сперва мы не имели достаточно полного представления о характере оборонительных сооружений в самом городе. Однако система ведения огня указывала, что фашисты заранее создали круговую оборону, используя под огневые точки прочные каменные постройки.
Город прикрывали три оборонительные позиции, фланги которых упирались в море. Внешняя, состоявшая из сооружений полевого типа, траншей полного профиля и противотанковых рвов, проходила по предместьям Колобжега. Вторая тянулась по его окраинам - от старых фортов на берегу моря к ипподрому, паровозному депо и далее вдоль реки Венцеминка. Третья позиция прикрывала центральные кварталы города. Улицы здесь перекрывались баррикадами, все перекрестки и площади простреливались не только пулеметным, но и артиллерийским огнем. Особенно сильно укрепил противник казармы, школы, газовый завод, паровозное депо. К тому же гарнизон Колобжега поддерживала береговая артиллерия и орудия военных кораблей, стоявших на рейде.
Установить все это нам удалось уже в ходе боев. В первые же дни, не имея достаточных данных о противнике, я полагал, что для овладения побережьем на участке Колобжег, Мжежино будет достаточно двух дивизий. Да и выделить больше сил в тот момент просто не представилось возможным. Как уже говорилось, мы должны были принять на побережье полосу обороны от 3-й ударной армии.
С утра 7 марта 3-я и 6-я польские дивизии приступили к выполнению боевой задачи. 3-я дивизия без 8-го полка, оставшегося для охраны объектов в Быдгоще и Влоцлавеке, совершила двадцатикилометровый марш и сосредоточилась в районе Росценцино, Заброво, Хажино, а 6-я к ночи прибыла в Зеленев.
Но дальше не все пошло гладко.
6-й дивизии предстояло сменить советскую 45-ю гвардейскую танковую бригаду. Танкисты торопились, так как получили приказ перейти в оперативное подчинение 2-му Белорусскому фронту. Поспешил и полковник Шейпак, не дав людям даже прийти в себя после марша.
Ночь была темная. Но во время смены не соблюдались требования дисциплины и меры маскировки. Гитлеровцы разгадали, что у нас происходит, и, как только советские танки ушли, предприняли контратаку в Злотувском предместье. Один из наших батальонов был отброшен на несколько сот метров.
Эту небольшую, но поучительную неудачу в некоторой степени компенсировал успех полковых разведчиков 16-го полка 6-й дивизии. Ночью они прорвались к дороге из Колобжега на Гжибово, пересекли ее, а утром 8 марта вышли на побережье западнее города.
Полковник Шейпак стал действовать энергично, может быть, даже излишне энергично. Не дав себе труда разведать противника, он сразу же начал наступление. С утра после короткой артподготовки два его полка пошли в атаку. 18-й полк нанес удар вдоль Тшебятовской улицы и овладел кладбищем возле моста через Венцеминку. Но попытка взять артиллерийские казармы не удалась, так как фланги подразделений, выдвинувшихся по Тшебятовской улице, оказались открытыми. Противник, разумеется, воспользовался этим и вынудил полк отойти на исходные позиции.
Не повезло и 16-му полку. Наступая через парк в направлении морского порта, он попал под сильный артиллерийский и минометный огонь. Пехота вынуждена была залечь, причем открыто: земля была на вершок залита водой и окопаться было нельзя. Пришлось и тут отойти.
Только теперь полковник Шейпак и командиры его полков поняли, что перед лицом сильной, заблаговременно подготовленной обороны противника надо действовать иначе. Прежде всего следовало создать штурмовые группы и привлечь как можно больше орудий к стрельбе прямой наводкой.
Я позвонил командующему фронтом и доложил, что Колобжег сильно укреплен, попросил выделить нам тяжелую артиллерию. Маршал Г. К. Жуков обещал помочь. А пока пришлось подтянуть свою артиллерию: две гаубичные бригады, 5-ю тяжелую и зенитный полк. Из резерва армии, кроме того, я направил к Колобжегу 4-й тяжелый танковый полк и три саперных батальона. За счет этих сил в полках создали штурмовые группы, придав им полковую и батальонную артиллерию. Позже орудия крупных калибров получили задачу стрелять с открытых позиций прямой наводкой.
Управление войсками серьезно осложнялось из-за отсутствия плана города. Разведчики получили задание достать его любой ценой. Они хорошо потрудились: много раз проникали в расположение врага, захватывали пленных, обыскивали дома и блиндажи и наконец добыли план города. Как самую большую ценность, полковник Зайковский отправил его ко мне с нарочным.
На плане все городские кварталы мы обозначили цифрами, а важные объекты - специальными знаками, затем размножили его и вручили каждому командиру.
После непродолжительного перерыва 3-я и 6-я дивизии возобновили атаки.
7-й полк 3-й дивизии, взаимодействуя с левым соседом - советской 272-й дивизией, наступал вдоль шоссе. К вечеру он достиг противотанкового рва, заполненного водой, и топкого болота, где вынужден был остановиться.
В тяжелых условиях выполнял свою задачу и 18-й, уже изрядно потрепанный полк. В конце концов его солдаты прорвали внешнюю оборонительную позицию, и штурмовая группа выдвинулась к мосту через канал Джевна. Но тут полк был контратакован превосходящими силами пехоты и танков и понес потери. Пришлось отвести его на пополнение.
За два дня непрерывных боев 16-му полку также удалось прорвать внешнюю позицию врага и закрепиться на участке городского парка. Введенный в бой второй эшелон 3-й дивизии - 14-й полк несколько продвинулся в Злотувском предместье, но овладеть казармами не смог.
Боевые успехи пока не радовали. Я ломал голову, пытаясь выяснить, в чем причина неполадок. Решил проверить, как используется артиллерия для стрельбы прямой наводкой. Вызвал командиров артиллерийских бригад.
- Сколько орудий у вас на прямой наводке? - спрашиваю командира 5-й тяжелой бригады генерала Керна.
- Три.
- Почему только три? - Я почувствовал, как кровь прилила к лицу. - Там солдаты лежат под огнем противника, ждут огневой поддержки, а ее нет. Так вот, оставьте один дивизион для борьбы с кораблями, а все остальные используйте на прямой наводке! Понятно вам, генерал?
Керп покраснел. С трудом сдерживаясь, он отчеканил:
- У меня не полковая батарея. Использование тяжелых орудий в боевых порядках пехоты я считаю неправильным!
- Тем не менее выполняйте приказ! - сухо сказал я.
Керп в молчании направился к выходу. После этого других командиров бригад уже не пришлось уговаривать. Через час позвонил Керп.
- Ваш приказ выполнен, обывателю генерале. - Голос его звучал спокойно и деловито. - Большая часть артиллерии действует в боевых порядках пехоты.
- Можно считать, что в создавшихся условиях, - я тоже говорил примиряюще, - вы согласны с применением тяжелых пушек на прямой наводке?
- Прошу забыть об этом разговоре...
- Отлично!
Глубокой ночью раздался телефонный звонок: докладывал командир 3-й дивизии.
- Дела идут неважно, - сообщил полковник Зайковский. - Для наращивания удара прошу немедленно вернуть мне 9-й полк.
Я задумался. Приказ о назначении этого полка для обеспечения фланга польской армии и всего нашего фронта я получил лично от командующего. Но теперь с 272-й дивизией соседнего, 2-го Белорусского фронта ужо установлена локтевая связь, исключавшая всякие неожиданности. К тому же разрозненные группы противника в Бялогардских лесах ликвидированы. Надо бы, действительно, попросить разрешения использовать 9-й полк в Колобжеге - сил у Зайковского маловато. Но как назло, из Зеленева не было связи со штабом фронта по ВЧ. Пришлось брать ответственность на себя.
- Ладно, вводите в бой 9-й полк, - сказал я. - Только теперь я буду ждать от вас более приятных донесений.
На рассвете 10 марта наступление возобновилось. И опять основная тяжесть легла на 7-й полк, личный состав которого дрался героически. Еще ночью саперы подготовили мостки, и по ним стрелки перескочили через противотанковый ров. Вместе с пехотинцами действовали зенитчики капитана Бжозовского. Они первыми ворвались в костел Святого Ежего и завязали рукопашный бой. Когда костел захватили, с колокольни, подняв руки, спустились вражеские радисты, обеспечивавшие связь наблюдательного пункта с комендантом Колобжега.
Не успели наши закрепиться, как противник контратаковал. Штурмовой группе пришлось-таки оставить костел.
Пехотинцы и батарейцы, перепачканные и проголодавшиеся, возвратились в свои окопы, не досчитавшись одного бойца.
- А где Янек? Если убит, то почему вы, пся крев, не принесли его тело? - горячился старший огнемищ{27} Владислав Сливинский. - Я вас спрашиваю, где Янек?
Ответить на этот вопрос отцу никто не мог. Вначале, правда, еще надеялись, что Янек отстал, но время шло, а его все не было.
Тогда группа разведчиков вновь пробралась к костелу. Яна не нашли, но услышали, что внутри время от времени раздаются выстрелы.
- Может, то Янек орудует? - оживился отец, когда ему сообщили об этом. - Як бога кохам, то есть муй Янек! Такого хлопца немцы не слопают! Ох и задам же я ему перцу, когда снова заберем Святого Ежего!
Окончательно костел взяли лишь на следующее утро. Старший огнемищ Сливинский оказался прав: его сын капрал Ян Сливинский пробыл в осаде среди врагов восемнадцать часов и остался цел и невредим - случай прямо-таки фантастический!
Заплутавшись в подвалах старого костела, он не заметил, как отошли его товарищи. А потом вернулись гитлеровцы, и отходить было поздно. Скрываясь за огромными колоннами и выступами стен, капрал стрелял в очередного фашиста, потом исчезал, потом стрелял опять, уже с другого места. Враги неистовствовали, рыскали по лабиринтам подвалов и вокруг костела, но поймать Яна так и не смогли.
Позже, уже после взятия Колобжега, я вручал награды отличившимся солдатам и офицерам. Из строя вышел и капрал Сливинский - сухощавый солдат с открытым, смелым взглядом. Вытянувшись, он поднес два пальца к конфедератке.
Я прикрепил к его видавшей виды фронтовой шинели орден "Крест храбрых".
- Слава Родине, обывателю генерале! - ответил на мое поздравление мужественный капрал.
* * *
Успех 7-го полка, хотя и небольшой, требовалось развить, поэтому главные усилия мы перенесли на правый фланг.
Снова вернулся на передовые пополнившийся 18-й полк. Его временно подчинили Зайковскому. Таким образом, в первом эшелоне Зайковского наступали теперь три полка, что и определило успех: уже 11 марта они заняли Лемборгское предместье, выйдя к газовому заводу и Старому городу.
По-прежнему не везло только Шейпаку: вот уже который день он тщетно пытался овладеть городским парком и артиллерийскими казармами. И дело не только в том, что противник стойко держался. Каждый клочок пространства здесь простреливался многослойным артиллерийским и пулеметным огнем, а здоровенные стены казарм не поддавались даже тяжелым снарядам.
Все наличные силы и средства нашей армии, находившиеся в этом районе, уже были введены в бой. Тем не менее решающего успеха еще не наметилось. Стало ясно, что группировку, штурмующую Колобжег, необходимо усилить.
К тому времени на левом фланге армии завершилась ликвидация войск противника, прорвавшихся из района Пусткова. Мы решили перебросить оттуда на автомашинах к Колобжегу полки 4-й дивизии, а также 2-й моторизованный огнеметный батальон и зенитный полк, который имелось в виду использовать для борьбы с танками.
С прибытием свежих сил обстановка коренным образом изменилась. К вечеру 13 марта в результате наступления частей 3-й и 6-й дивизий, а также 12-го пехотного полка 4-й дивизии в наших руках оказались наиболее сильные опорные пункты противника - газовый завод, артиллерийские казармы, большое кладбище и стрельбище на берегу моря. Верную службу при штурме казарм и укрепленных домов сослужили огнеметчики. Они буквально выжигали противника из каменных нор.
Вечером поступило еще одно приятное сообщение, теперь уже из штаба фронта. Советское командование выделило нам бригаду реактивных установок БМ-31-12.
Я уже говорил, что на вооружении Войска Польского имелись "катюши", но малых калибров. В полевых условиях они причиняли врагу большой урон, производя на него к тому же ошеломляющее психологическое воздействие, однако в городе их эффективность была не высока. Другое дело БМ-31. Их 300-миллиметровые реактивные снаряды способны разрушить самые мощные укрепления.
Вскоре доложил о своем прибытии командир 6-й Ленинградской бригады реактивной артиллерии гвардии полковник Лобанов. 36 боевых машин, прикрытых брезентом, заняли огневые позиции.
Рано утром 14 марта я поднялся по шаткой лестнице на площадку, сооруженную на крыше дома. На ней с трудом умещались несколько офицеров и солдат-связистов: площадка походила на гнездо, какое вьют аисты на крышах украинских хат. Отсюда наблюдатели корректировали огонь нашей артиллерии. Как обычно, здесь же находился и полковник С. А. Басов, наводивший на цель самолеты. Теперь вместе со мной он нетерпеливо ждал залпа реактивной артиллерии.
Я глянул на часы. Время. В ту же секунду послышался шум и свист залпа. Сработали все 36 установок, выпустив по 12 реактивных снарядов каждая.
Яркие, как у комет, хвосты огня показывали трассы снарядов. Солдаты смотрели на это зрелище как зачарованные.
Первый удар был нанесен в район порта и вокзала, где сосредоточивалась вражеская артиллерия. Мы наблюдали взрывы снарядов и были уверены, что они накрыли цели точно: за несколько часов до этого к нам пробрался из Колобжега рабочий-поляк Войцех, который подробно рассказал о расположении немецких укреплений в городе.
* * *
Реактивные снаряды пускались по военным объектам. И все же голову мучительно сверлила одна неотвязная мысль: оружие это может вызвать большие жертвы и среди гражданского населения Колобжега. Из сообщений разведки мы знали, что беженцы, среди которых много было и поляков, располагались в подвалах зданий, а то и просто на улицах под открытым небом.
- Дивизия обладала высокими боевыми качествами. Но такую лавину техники, как у русских и у вас, сдержать просто невозможно. Соотношение сил ныне совершенно иное, чем было в 1939 году. Поэтому в Померании вы действовали с такой же тактической свободой, как мы тогда, в сентябре, в Польше.
- Долг платежом красен, - с ядовитой вежливостью заметил я.
- Я прямо не пойму, откуда вдруг появилась сильная польская армия, цедил сквозь крепко стиснутые зубы Райтель. - Я не хочу говорить комплименты, но думаю, что после Красной Армии это самый серьезный противник, с которым нам приходится иметь дело. Меня удивляет лишь одно: откуда у ваших офицеров и солдат такой высокий наступательный дух? Ведь многие из них не питают симпатии к большевизму, и поэтому странно, что с такой ожесточенностью сражаются совместно с русскими против немцев.
- Вы ничего не поняли, генерал, из того, что произошло с вами, с вашей дивизией и всей гитлеровской Германией, - жестко ответил я. - Абсолютно ничего не воняли и в том, что произошло в Польше и в чем мощь Войска Польского...
Помолчав, я спросил уже спокойнее:
- Каков, по вашему мнению, будет итог войны?
- С военной точки зрения Германия проиграла войну. Но и в этих условиях долг каждого немца - сражаться до конца. Лично я не потерял надежды на разногласия между русскими и англосаксами...
По-видимому, что-то поняв по выражению моего лица, Райтелъ круто переменил тему своих излияний.
- Самой серьезной ошибкой нашего руководства, - продолжал он, - была, по моему мнению, война с Россией. Это произошло вопреки положениям немецкой военной доктрины. Потенциал России неисчерпаем. Я изучал русский язык, экономику, довольно хорошо познакомился с политическим строем России и ее армией. Я с самого начала отдавая себе отчет в бесперспективности этой войны. Но должен оказать, что искусство ведения войны советскими войсками и их мощь превзошли мое воображение...
Мы не могли жаловаться на нехватку пленных. Среди них очутился также полковник Ганс Янус, допрос которого принес нам удовлетворение. Сначала он был командиром разбитого нами полка "Дейч Кроне", а затем возглавил группу, названную его именем. Но и она разделила судьбу разгромленного полка.
Из показаний Януса мы узнали, что до фон Краппе командиром 10-го армейского корпуса СС был генерал полиции фон дев Бах-Зелевский.
- Это тот самый, который подавлял восстание в Варшаве?
- Так точно, - подтвердил Янус. - Но он не оправдал доверия командования. Гораздо труднее воевать на фронте, чем убивать безоружных.
Я взглянул на него с удивлением. Мне показалось, что пленный говорит искренно, и я решил продолжить беседу:
- Что, по вашему мнению, является характерной чертой советского оперативного искусства?
Он помедлил, затем сказал:
- Русские умеют вводить в заблуждение. Никогда не известно, на каком участке фронта они нанесут главный удар. Порой кажется, что замысел противника уже разгадан, а он буквально в последний момент переносит основное усилие на совершенно другой участок фронта. Так было, например, летом 1944 года, когда русские неожиданно перешли в наступление на бобруйском направлении. Можно говорить дальше?
- Пожалуйста, это интересно.
- Русские применили новый тактический прием и во время январского наступления. Как известно, сильная артподготовка обычно продолжается час. Но в последнее время русские на некоторых участках через несколько минут прерывают огонь, оставляют коридоры, вдоль которых пехота и танки идут вперед, атакуя наши позиции еще во время артподготовки. Об этом много говорилось на нашем курсе командиров полков...
- А что нового в немецкой тактике?
- Я считаю, что в течение войны в нашей тактике не появилось ничего существенного. Некоторые изменения произошли в структуре обороны, в подготовке оборонительных рубежей. И это все. Я должен откровенно сказать, что советское оперативное искусство имеет преимущества над нашим...
Что ж, рассуждения пленного немецкого полковника не лишены истины.
* * *
Советские войска наносили удар за ударом по группе армий "Висла".
2-я гвардейская танковая и 3-я ударная армии 1-го Белорусского фронта продвинулись в район Поберова и вышли на восточный берег Каменского залива, реки Дзивны и Щецинской бухты, а 2-й гвардейский кавалерийский корпус достиг района Грыфице.
Войска 2-го Белорусского фронта развернули наступление на Гдыню, Гданьск, вдоль побережья Балтики. 8 марта в подчинение этого фронта вместе с 1-й гвардейской танковой армией перешла и польская 1-я танковая бригада имени героев Вестерплятте.
1-я танковая бригада... Почетное наименование ей было присвоено в честь группы воинов старой польской армии, которые осенью 1939 года более двух месяцев стойко отражали натиск гитлеровцев близ Гданьска - на полуострове Вестерплятте. Мужество и отвага этой группы явились яркой страницей в летописи борьбы польского народа против немецко-фашистских захватчиков. И вот теперь наследникам славы героев Вестерплятте выпала высокая честь вместе с советскими войсками участвовать в освобождении от врага приморского участка польской земли.
Мы радовались, когда узнали, что польские танкисты сражались на побережье Балтики храбро и умело. Они водрузили бело-красный флаг на полуострове Вестерплятте и над дворцом Артуса в Гдыне. Танкистов вели на ратные подвиги командиры и политработники, среди которых отличились заместитель командира бригады по политчасти Казимеж Ольшевский - его называли душой соединения, командир взвода автоматчиков Анджей Верблян и другие.
* * *
Еще в ходе боев с частями 10-го корпуса СС 6 марта мы получили приказ взять Колобжег (Кольберг) и очистить морское побережье к западу от этого города до Мжежина. Кроме того, нашей армии было приказано сменить части 3-й ударной армии и занять оборону вдоль восточного побережья Дзивновского, Каменского заливов и Щецинской бухты до Степницы включительно.
Можно представить, каким энтузиазмом были охвачены наши войска. Ведь с помощью советского народа Польша освобождала наконец-то Балтийское побережье и снова становилась морской державой. Каждый польский солдат считал для себя большой честью первым выйти к морю. Задачу овладеть Колобжегом мы возложили на 6-ю и 3-ю дивизии, а основные силы армии, то есть 1-ю, 2-ю, 4-ю дивизии и кавалерийскую бригаду, направили на Пшибернув и Камень Поморский.
Прежде всего потребовалось выяснить силы противника. Нас особенно интересовало, много ли войск вырвалось из окружения и где они укрылись. Установить это помогли летчики. В штабе армии их донесения анализировали и наносили данные на карту. Таким путем воссоздавалась вполне достоверная, хотя, быть может, и не совсем полная картина расположения вражеских сил.
Оказалось, что некоторые подразделения гитлеровцев, вырвавшись из кольца советских армий, стекались в Колобжег и укреплялись там. Сюда направлялись пехота и артиллерия, стягивалась уцелевшая боевая техника.
О боях за город и порт Колобжег я расскажу в следующей главе, а сейчас опишу боевые действия на направлении Щецинской бухты. Здесь наши войска наступали на широком фронте, прочесывая леса и перелески, овраги и населенные пункты. Было начало марта, снег уже растаял, и в воздухе чувствовалось дыхание весны.
Шедший в авангарде 4-й пехотный полк 2-й дивизии выдвинулся в Ключково. Разведчики установили, что в городке укрылась крупная вражеская группа. Поляков было значительно меньше, но на их стороне имелось преимущество в танках. Этим и воспользовался командир полка Мечислав Меленас. Его танки неожиданно ворвались в местечко, за ними ринулась пехота, и после короткого боя гитлеровцы капитулировали. Узнав о подробностях этого боя, я хотел было сначала пожурить полковника за такое рискованное решение: атаковать в лоб неразведанного и численно превосходящего противника. Но, подумав, пришел к мысли, что командир 4-го полка в данном случае действовал не сломя голову, а с тонким расчетом на внезапность, быстроту удара и устрашение деморализованного врага танками. И я объявил Меленасу благодарность.
Продвигаясь к морю, наши соединения захватывали тысячи пленных.
Двигаясь в сторону Балтийского побережья, 11 марта 1945 года наши 1-я и 2-я дивизии вышли на исконную границу Польши - реку Одра. В боях за освобождение Померании польские солдаты проявили высокое мастерство, мужество, отвагу и ясное понимание тех благородных идей, во имя которых они сражались.
Советское Верховное Главнокомандование, отмечая заслуги войск 1-го Белорусского фронта, дважды объявило им благодарность. Москва салютовала им, в том числе 1-й армии Войска Польского. 3, 4 и 6-й ее дивизиям, 4-й смешанной авиационной дивизии, 2-й гаубичной и 5-й тяжелой артиллерийским бригадам и некоторым другим частям было присвоено почетное наименование Померанских.
На древках знамен многих польских частей засверкали советские ордена.
Глава тринадцатая.
Твердый "орешек"
Уже все польское Поморье было освобождено от фашистов. Все, за исключением древнего Колобжега. Остатки разбитых вражеских частей через леса пробирались к этому единственному в руках гитлеровцев порту, надеясь укрыться в крепости или эвакуироваться отсюда морем.
На дорогах, ведущих в Колобжег, - тысячи беженцев. Повозки, машины, стада обезумевшей скотины - все это перемешалось с группами отступавших гитлеровцев, спешивших в "неприступную" крепость. Действительно, Колобжег ни разу в истории не был взят штурмом. "Никто не сможет взять его и теперь", бахвалилось устами Геббельса немецкое радио, хотя никогда ранее пред этим городом-крепостью и не сосредоточивалось такое сильное осадное войско, как наше.
В Колобжеге в общей сложности находилось до 80 тысяч гражданских лиц и свыше 10 тысяч солдат и офицеров противника. Однако судьба гарнизона была уже предрешена, а положение горожан было просто трагическим.
Любопытно показание ефрейтора Ганса Швиля, взятого в плен в первые дни боев за Колобжег. По его словам, военный комендант города генерал Германы, понимая бессмысленность сопротивления, отказался оборонять город, за что был публично расстрелян. Его место занял отпетый эсэсовец, то ли Миллер, то ли Мюллер, - пленный не запомнил точно фамилии.
Новый комендант начал с того, что расправился с "неустойчивыми" солдатами и горожанами. Лица, не выполнявшие распоряжения властей или обсуждавшие их действия, карались смертной казнью через повешение.
Выступив по радио, комендант провозгласил лозунг: "Кольберг останется немецким! Так приказал фюрер!" Все жители в возрасте от 16 до 50 лет были мобилизованы на строительство укреплений и в отряды фольксштурма.
Наши войска готовились к штурму. Местность благоприятствовала обороняющимся. С суши город опоясывала болотистая низина, по которой протекала река Парсента и проходил мелиорационный канал. Весной, в распутицу, весь этот участок был непреодолим для танков.
Сперва мы не имели достаточно полного представления о характере оборонительных сооружений в самом городе. Однако система ведения огня указывала, что фашисты заранее создали круговую оборону, используя под огневые точки прочные каменные постройки.
Город прикрывали три оборонительные позиции, фланги которых упирались в море. Внешняя, состоявшая из сооружений полевого типа, траншей полного профиля и противотанковых рвов, проходила по предместьям Колобжега. Вторая тянулась по его окраинам - от старых фортов на берегу моря к ипподрому, паровозному депо и далее вдоль реки Венцеминка. Третья позиция прикрывала центральные кварталы города. Улицы здесь перекрывались баррикадами, все перекрестки и площади простреливались не только пулеметным, но и артиллерийским огнем. Особенно сильно укрепил противник казармы, школы, газовый завод, паровозное депо. К тому же гарнизон Колобжега поддерживала береговая артиллерия и орудия военных кораблей, стоявших на рейде.
Установить все это нам удалось уже в ходе боев. В первые же дни, не имея достаточных данных о противнике, я полагал, что для овладения побережьем на участке Колобжег, Мжежино будет достаточно двух дивизий. Да и выделить больше сил в тот момент просто не представилось возможным. Как уже говорилось, мы должны были принять на побережье полосу обороны от 3-й ударной армии.
С утра 7 марта 3-я и 6-я польские дивизии приступили к выполнению боевой задачи. 3-я дивизия без 8-го полка, оставшегося для охраны объектов в Быдгоще и Влоцлавеке, совершила двадцатикилометровый марш и сосредоточилась в районе Росценцино, Заброво, Хажино, а 6-я к ночи прибыла в Зеленев.
Но дальше не все пошло гладко.
6-й дивизии предстояло сменить советскую 45-ю гвардейскую танковую бригаду. Танкисты торопились, так как получили приказ перейти в оперативное подчинение 2-му Белорусскому фронту. Поспешил и полковник Шейпак, не дав людям даже прийти в себя после марша.
Ночь была темная. Но во время смены не соблюдались требования дисциплины и меры маскировки. Гитлеровцы разгадали, что у нас происходит, и, как только советские танки ушли, предприняли контратаку в Злотувском предместье. Один из наших батальонов был отброшен на несколько сот метров.
Эту небольшую, но поучительную неудачу в некоторой степени компенсировал успех полковых разведчиков 16-го полка 6-й дивизии. Ночью они прорвались к дороге из Колобжега на Гжибово, пересекли ее, а утром 8 марта вышли на побережье западнее города.
Полковник Шейпак стал действовать энергично, может быть, даже излишне энергично. Не дав себе труда разведать противника, он сразу же начал наступление. С утра после короткой артподготовки два его полка пошли в атаку. 18-й полк нанес удар вдоль Тшебятовской улицы и овладел кладбищем возле моста через Венцеминку. Но попытка взять артиллерийские казармы не удалась, так как фланги подразделений, выдвинувшихся по Тшебятовской улице, оказались открытыми. Противник, разумеется, воспользовался этим и вынудил полк отойти на исходные позиции.
Не повезло и 16-му полку. Наступая через парк в направлении морского порта, он попал под сильный артиллерийский и минометный огонь. Пехота вынуждена была залечь, причем открыто: земля была на вершок залита водой и окопаться было нельзя. Пришлось и тут отойти.
Только теперь полковник Шейпак и командиры его полков поняли, что перед лицом сильной, заблаговременно подготовленной обороны противника надо действовать иначе. Прежде всего следовало создать штурмовые группы и привлечь как можно больше орудий к стрельбе прямой наводкой.
Я позвонил командующему фронтом и доложил, что Колобжег сильно укреплен, попросил выделить нам тяжелую артиллерию. Маршал Г. К. Жуков обещал помочь. А пока пришлось подтянуть свою артиллерию: две гаубичные бригады, 5-ю тяжелую и зенитный полк. Из резерва армии, кроме того, я направил к Колобжегу 4-й тяжелый танковый полк и три саперных батальона. За счет этих сил в полках создали штурмовые группы, придав им полковую и батальонную артиллерию. Позже орудия крупных калибров получили задачу стрелять с открытых позиций прямой наводкой.
Управление войсками серьезно осложнялось из-за отсутствия плана города. Разведчики получили задание достать его любой ценой. Они хорошо потрудились: много раз проникали в расположение врага, захватывали пленных, обыскивали дома и блиндажи и наконец добыли план города. Как самую большую ценность, полковник Зайковский отправил его ко мне с нарочным.
На плане все городские кварталы мы обозначили цифрами, а важные объекты - специальными знаками, затем размножили его и вручили каждому командиру.
После непродолжительного перерыва 3-я и 6-я дивизии возобновили атаки.
7-й полк 3-й дивизии, взаимодействуя с левым соседом - советской 272-й дивизией, наступал вдоль шоссе. К вечеру он достиг противотанкового рва, заполненного водой, и топкого болота, где вынужден был остановиться.
В тяжелых условиях выполнял свою задачу и 18-й, уже изрядно потрепанный полк. В конце концов его солдаты прорвали внешнюю оборонительную позицию, и штурмовая группа выдвинулась к мосту через канал Джевна. Но тут полк был контратакован превосходящими силами пехоты и танков и понес потери. Пришлось отвести его на пополнение.
За два дня непрерывных боев 16-му полку также удалось прорвать внешнюю позицию врага и закрепиться на участке городского парка. Введенный в бой второй эшелон 3-й дивизии - 14-й полк несколько продвинулся в Злотувском предместье, но овладеть казармами не смог.
Боевые успехи пока не радовали. Я ломал голову, пытаясь выяснить, в чем причина неполадок. Решил проверить, как используется артиллерия для стрельбы прямой наводкой. Вызвал командиров артиллерийских бригад.
- Сколько орудий у вас на прямой наводке? - спрашиваю командира 5-й тяжелой бригады генерала Керна.
- Три.
- Почему только три? - Я почувствовал, как кровь прилила к лицу. - Там солдаты лежат под огнем противника, ждут огневой поддержки, а ее нет. Так вот, оставьте один дивизион для борьбы с кораблями, а все остальные используйте на прямой наводке! Понятно вам, генерал?
Керп покраснел. С трудом сдерживаясь, он отчеканил:
- У меня не полковая батарея. Использование тяжелых орудий в боевых порядках пехоты я считаю неправильным!
- Тем не менее выполняйте приказ! - сухо сказал я.
Керп в молчании направился к выходу. После этого других командиров бригад уже не пришлось уговаривать. Через час позвонил Керп.
- Ваш приказ выполнен, обывателю генерале. - Голос его звучал спокойно и деловито. - Большая часть артиллерии действует в боевых порядках пехоты.
- Можно считать, что в создавшихся условиях, - я тоже говорил примиряюще, - вы согласны с применением тяжелых пушек на прямой наводке?
- Прошу забыть об этом разговоре...
- Отлично!
Глубокой ночью раздался телефонный звонок: докладывал командир 3-й дивизии.
- Дела идут неважно, - сообщил полковник Зайковский. - Для наращивания удара прошу немедленно вернуть мне 9-й полк.
Я задумался. Приказ о назначении этого полка для обеспечения фланга польской армии и всего нашего фронта я получил лично от командующего. Но теперь с 272-й дивизией соседнего, 2-го Белорусского фронта ужо установлена локтевая связь, исключавшая всякие неожиданности. К тому же разрозненные группы противника в Бялогардских лесах ликвидированы. Надо бы, действительно, попросить разрешения использовать 9-й полк в Колобжеге - сил у Зайковского маловато. Но как назло, из Зеленева не было связи со штабом фронта по ВЧ. Пришлось брать ответственность на себя.
- Ладно, вводите в бой 9-й полк, - сказал я. - Только теперь я буду ждать от вас более приятных донесений.
На рассвете 10 марта наступление возобновилось. И опять основная тяжесть легла на 7-й полк, личный состав которого дрался героически. Еще ночью саперы подготовили мостки, и по ним стрелки перескочили через противотанковый ров. Вместе с пехотинцами действовали зенитчики капитана Бжозовского. Они первыми ворвались в костел Святого Ежего и завязали рукопашный бой. Когда костел захватили, с колокольни, подняв руки, спустились вражеские радисты, обеспечивавшие связь наблюдательного пункта с комендантом Колобжега.
Не успели наши закрепиться, как противник контратаковал. Штурмовой группе пришлось-таки оставить костел.
Пехотинцы и батарейцы, перепачканные и проголодавшиеся, возвратились в свои окопы, не досчитавшись одного бойца.
- А где Янек? Если убит, то почему вы, пся крев, не принесли его тело? - горячился старший огнемищ{27} Владислав Сливинский. - Я вас спрашиваю, где Янек?
Ответить на этот вопрос отцу никто не мог. Вначале, правда, еще надеялись, что Янек отстал, но время шло, а его все не было.
Тогда группа разведчиков вновь пробралась к костелу. Яна не нашли, но услышали, что внутри время от времени раздаются выстрелы.
- Может, то Янек орудует? - оживился отец, когда ему сообщили об этом. - Як бога кохам, то есть муй Янек! Такого хлопца немцы не слопают! Ох и задам же я ему перцу, когда снова заберем Святого Ежего!
Окончательно костел взяли лишь на следующее утро. Старший огнемищ Сливинский оказался прав: его сын капрал Ян Сливинский пробыл в осаде среди врагов восемнадцать часов и остался цел и невредим - случай прямо-таки фантастический!
Заплутавшись в подвалах старого костела, он не заметил, как отошли его товарищи. А потом вернулись гитлеровцы, и отходить было поздно. Скрываясь за огромными колоннами и выступами стен, капрал стрелял в очередного фашиста, потом исчезал, потом стрелял опять, уже с другого места. Враги неистовствовали, рыскали по лабиринтам подвалов и вокруг костела, но поймать Яна так и не смогли.
Позже, уже после взятия Колобжега, я вручал награды отличившимся солдатам и офицерам. Из строя вышел и капрал Сливинский - сухощавый солдат с открытым, смелым взглядом. Вытянувшись, он поднес два пальца к конфедератке.
Я прикрепил к его видавшей виды фронтовой шинели орден "Крест храбрых".
- Слава Родине, обывателю генерале! - ответил на мое поздравление мужественный капрал.
* * *
Успех 7-го полка, хотя и небольшой, требовалось развить, поэтому главные усилия мы перенесли на правый фланг.
Снова вернулся на передовые пополнившийся 18-й полк. Его временно подчинили Зайковскому. Таким образом, в первом эшелоне Зайковского наступали теперь три полка, что и определило успех: уже 11 марта они заняли Лемборгское предместье, выйдя к газовому заводу и Старому городу.
По-прежнему не везло только Шейпаку: вот уже который день он тщетно пытался овладеть городским парком и артиллерийскими казармами. И дело не только в том, что противник стойко держался. Каждый клочок пространства здесь простреливался многослойным артиллерийским и пулеметным огнем, а здоровенные стены казарм не поддавались даже тяжелым снарядам.
Все наличные силы и средства нашей армии, находившиеся в этом районе, уже были введены в бой. Тем не менее решающего успеха еще не наметилось. Стало ясно, что группировку, штурмующую Колобжег, необходимо усилить.
К тому времени на левом фланге армии завершилась ликвидация войск противника, прорвавшихся из района Пусткова. Мы решили перебросить оттуда на автомашинах к Колобжегу полки 4-й дивизии, а также 2-й моторизованный огнеметный батальон и зенитный полк, который имелось в виду использовать для борьбы с танками.
С прибытием свежих сил обстановка коренным образом изменилась. К вечеру 13 марта в результате наступления частей 3-й и 6-й дивизий, а также 12-го пехотного полка 4-й дивизии в наших руках оказались наиболее сильные опорные пункты противника - газовый завод, артиллерийские казармы, большое кладбище и стрельбище на берегу моря. Верную службу при штурме казарм и укрепленных домов сослужили огнеметчики. Они буквально выжигали противника из каменных нор.
Вечером поступило еще одно приятное сообщение, теперь уже из штаба фронта. Советское командование выделило нам бригаду реактивных установок БМ-31-12.
Я уже говорил, что на вооружении Войска Польского имелись "катюши", но малых калибров. В полевых условиях они причиняли врагу большой урон, производя на него к тому же ошеломляющее психологическое воздействие, однако в городе их эффективность была не высока. Другое дело БМ-31. Их 300-миллиметровые реактивные снаряды способны разрушить самые мощные укрепления.
Вскоре доложил о своем прибытии командир 6-й Ленинградской бригады реактивной артиллерии гвардии полковник Лобанов. 36 боевых машин, прикрытых брезентом, заняли огневые позиции.
Рано утром 14 марта я поднялся по шаткой лестнице на площадку, сооруженную на крыше дома. На ней с трудом умещались несколько офицеров и солдат-связистов: площадка походила на гнездо, какое вьют аисты на крышах украинских хат. Отсюда наблюдатели корректировали огонь нашей артиллерии. Как обычно, здесь же находился и полковник С. А. Басов, наводивший на цель самолеты. Теперь вместе со мной он нетерпеливо ждал залпа реактивной артиллерии.
Я глянул на часы. Время. В ту же секунду послышался шум и свист залпа. Сработали все 36 установок, выпустив по 12 реактивных снарядов каждая.
Яркие, как у комет, хвосты огня показывали трассы снарядов. Солдаты смотрели на это зрелище как зачарованные.
Первый удар был нанесен в район порта и вокзала, где сосредоточивалась вражеская артиллерия. Мы наблюдали взрывы снарядов и были уверены, что они накрыли цели точно: за несколько часов до этого к нам пробрался из Колобжега рабочий-поляк Войцех, который подробно рассказал о расположении немецких укреплений в городе.
* * *
Реактивные снаряды пускались по военным объектам. И все же голову мучительно сверлила одна неотвязная мысль: оружие это может вызвать большие жертвы и среди гражданского населения Колобжега. Из сообщений разведки мы знали, что беженцы, среди которых много было и поляков, располагались в подвалах зданий, а то и просто на улицах под открытым небом.