- Это моя комната. Я раньше здесь очень часто бывала. Обязательно все выходные проводила, да и в будни после работы приезжала. Нам с мамой было здесь так хорошо! Я перестала ездить, когда за Санечку замуж вышла. Маме он не очень нравится, а Санечка это чувствует, он такой тонкий, эмоциональный, ему не хочется навязываться... А я не могу его одного в Москве оставлять, у него так много работы, он так устает, ненормированный день, вечные командировки. Санечка такой неприспособленный, что даже ужин разогреть не может, ему все подать надо... А мама просто ревнует меня к нему. Раньше мы все вместе были, а теперь Максим вырос, у него своя жизнь, и я с Санечкой... Она считает, что если она сама почти всю жизнь одна прожила, то и я так должна жить. А мы с Санечкой очень любим друг друга, просто он много работает, а мама считает, что он уделяет мне мало внимания и вообще сидит у меня на шее. Я все понимаю: ей одиноко и она ревнует. Но что я могу поделать, если Санечка вообще не хочет с ней жить...
   Елена размазывала слезы по лицу, сотрясаясь от рыданий. Я села рядом с ней, обняла за плечи, вытащила платок, стала вытирать ей слезы, с тоской думая о том, что у Галки или даже у Милочки это все получилось бы куда лучше, я в общем-то эмоционально глуховатый человек и утешать умею плохо. Что выросло, то выросло...
   - Алена, надо идти дальше, успокойся, - тихо сказал Павел.
   Андрей молчал. Он, как и я, был не слишком склонен к сантиметрам. Елена взяла себя в руки, встала, открыла стенной шкаф.
   - Здесь все как было. Все на месте.
   - Тогда пошли вниз.
   Мы снова спустились на веранду и вошли в старую часть дома. Первая комната там была как бы гостевая, и здесь же спал Максим, когда изредка навещал бабушку. Судя по всему, последний раз это было достаточно давно. В комнате стоял массивный письменный стол, на котором в коробочках из-под конфет сушились какие-то семена. Две кровати вдоль стен, два кресла, небольшая этажерка с типично дачным чтивом - старыми журналами, детективами, справочниками садовода и кулинарными книгами. Комната производила впечатление нежилой, хотя была так же безукоризненно прибрана, как и весь дом.
   Вторая комната тете Тане служила спальней. Широкая кровать аккуратно застлана вязаным покрывалом ручной работы, на столике у окна - флакончик духов, несколько баночек с кремами, зеркало, щетка для волос, фарфоровая шкатулочка с ручкой на крышке в виде розочки. Елена открыла ее и показала Павлу:
   - Все на месте. Это украшения, которые мама берет с собой сюда, остальное хранит в Москве.
   Елена открыла платяной шкаф. Несколько летних ситцевых платьев, сшитых еще Бог знает когда, несколько хороших шелковых блузок, легкий летний трикотажный костюм и костюм из ткани поплотнее, наверное, для поездок в город, хорошая кожаная куртка, явно дорогой плащ...
   - Все на месте, - повторила Елена. На месте не было только самой Татьяны Георгиевны.
   - Ну, первая версия отпадает, - предположила я. - В смысле, инсульт или инфаркт в запертом доме. Уже легче.
   - Кому? - с некоторой иронией спросил Андрей. - Сейчас все самое интересное как раз и начинается. В том числе и самое трудное.
   - Что именно? - с испугом спросила Елена.
   - Поход в местное отделение милиции, - хмыкнул Андрей. - Наши коллеги страсть как любят заниматься делами о пропавших старушках. Боюсь, что по всем больницам придется звонить с сотового телефона. И отсюда, чтобы была хоть какая-то ясность.
   - Вы звоните, - подхватила я инициативу, - а мы с Галкой пойдем по соседним участкам. Может быть, кто-то еще не уехал в Москву или приехал на выходные. А Ленка...
   - Алена нужна нам здесь, - отрезал Павел. - Если вы все разбежитесь по соседям, мы с Андреем не справимся. Мне, например, даже приметы неизвестны... Нынешние, конечно.
   Елена встрепенулась, вышла в соседнюю комнату и вернулась оттуда с фотографией в руках.
   - Вот, - протянула она ее Андрею, - это мама с Максимом... с моим сыном год назад, когда он вернулся из армии. За это время она почти не изменилась.
   На цветном снимке среднего формата смеющийся Максим обнимал за плечи изящную седую женщину в черном спортивном костюме. Снимались на фоне качелей в саду в такой же ясный и солнечный день, как сегодня. Только листва на деревьях была еще абсолютно зеленой. Я давно не видела тетю Таню, но сразу же ее узнала: за последние двадцать лет изменился только цвет волос да еще лицо потеряло свои прежние чеканные очертания.
   Павел буквально выхватил фотографию из рук Андрея и впился в нее глазами. На его обычно бесстрастном лице появилась целая гамма эмоций: изумление, недоверие, гордость. Но он быстро взял себя в руки и оторвался от изображения новообретенного сына.
   - Уже хорошо, - скупо похвалил он Елену. - А теперь посмотри, в чем она могла выйти из дому. Наташа, тебя я не задерживаю, занимайтесь своей частью работы.
   Андрей не сдержался и фыркнул. Павел посмотрел на него с удивлением, но, сообразив, в чем дело, улыбнулся:
   - Привык командовать, извините.
   - Понятно, - великодушно отозвалась я, - вырабатывается условный рефлекс. Мы не в претензии.
   - Ты хоть сейчас можешь быть серьезной? - с тихой яростью в голосе осведомился он. - Что за дурацкая манера из всего устраивать балаган?
   Я только вздохнула. Хорошо, я могу принять скорбный вид и быть убийственно серьезной. Ну и что дальше? Кому-нибудь от этого будет легче? И вообще, что делать, если я даже из собственных похорон способна устроить ирландские поминки. То есть такие поминки, на которых все присутствующие безудержно веселятся, полагая, что тем самым помогают усопшему без особой скорби оборвать все связи с бренным миром. А что, тоже разумно придумано.
   Впрочем, пока мы с Галкой ходили по соседним участкам (Милочка осталась в саду, хотела, наверное, присмотреть за Павлом, все-таки Елена ему жена, хоть и бывшая), мне пришлось стать серьезной. Поселок будто вымер, почти все уже перебрались в город, а там, где хозяева еще оставались, ничего утешительного нам сказать не могли. Тетю Таню знали практически все, и меня это не удивляло: чуть ли не все женщины поселка были ее пациентками. Хороший гинеколог всегда в цене. Тем не менее единственное, что нам удалось выяснить: в четверг тетя Таня была жива и здорова, потому что хозяйка одной из дач видела ее - не дачу, разумеется, а тетю Таню - в местном магазине, куда каждый день привозили свежий творог. Очереди почти не было, так что долго женщины не разговаривали, так, обменялись приветствиями и кое-какими новостями.
   - Ничего особенного я не заметила, - несколько раз повторила хозяйка. Как всегда, вежливая, обходительная, про здоровье интересовалась. Потом купила творог и пошла. А что случилось-то?
   - В том-то и дело, что мы не знаем, - терпеливо втолковывала ей Галка. Дома нет, в Москве нет, дача стоит запертая.
   - Вообще-то у нас тут тихо, - задумчиво сказала хозяйка. - Дачи, конечно, грабят, не без того, но только тогда, когда все уезжают. Да и то местные балуются: закуску к бутылке ищут. А про серьезное ничего не слышала. Да и посторонних тут нету. Хотя...
   - Что - хотя? - быстро спросила я.
   - Видела тут одного, - без особой уверенности сказала женщина. Высокий, одет хорошо, по-городскому, и рожа - как у кота. Хотя симпатичный...
   - И что этот, симпатичный? - гнула свое я.
   - А ничего. Ходил тут с фотоаппаратом. Наших алкашей, что ли, фотографировал? Не знаю, врать не буду. Тоже у магазина его видела и вроде незадолго до четверга. В начале недели как будто... С ним вроде бы девушка была. Яркая такая, на киноактрису похожа. Вот ее я в поселке не первый раз примечаю. А фотографа этого - нет, раньше точно не видела. Молодой. Культурный. Себя соблюдает...
   Загадочность последнего определения меня просто умилила.
   В общем, поход наш положительных результатов не дал. От отчаяния мы наведались еще в здание правления, но сидевшая там тетка заявила, что Татьяну Георгиевну последний раз видела в начале месяца, когда та приходила платить налог на землю. Даже звонить в Москву не стала, сразу ушла.
   - А почему она должна была Звонить в Москву?-- поинтересовалась Галка.
   - А как же без этого? - удивилась тетка. - Телефон-то один на весь поселок, дачники как к нам попадают, так надо не надо - звонят. А я что, мне без разницы. И Татьяна Георгиевна всегда прежде дочери звонила. А в тот раз не стала. Вы-то ей кто будете?
   - Я ее племянница, - мрачно сказала Галка. - Ну ладно, мы пойдем, спасибо вам.
   Тетка даже огорчилась. Ей было тоскливо сидеть в одиночестве в пустом доме.
   - А что случилось-то? Беда какая? Я конспективно изложила суть событий. Тетка подумала немного и решительно покачала головой:
   - Нет, в больницу ее отсюда не забирали. Днем то есть. Иначе от меня бы "скорую" вызывали, больше неоткуда. Да и бабы знали бы, у нас новости быстро расходятся.
   - Особенно плохие, - все так же мрачно подтвердила Галка. - Сколько помню, здесь всегда так было. Пошли, Наташа, доложим гражданину начальнику о выполнении задания.
   - Кто теперь острит? - поинтересовалась я.
   - Так ведь с кем поведешься, от того и лечишься, - не осталась в долгу моя ближайшая подруга.
   Я решила уступить ей последнее слово. Надо же когда-то и Галке почувствовать себя остроумной.
   Мы шли по улице, на которой стояла дача тети Тани, вдоль ветхого, когда-то глухого забора. Калитку украшал пудовый проржавевший амбарный замок, хотя пройти на участок, по-моему, можно было в любом месте. Запущенный участок зримо контрастировал с соседними, более или менее ухоженными. Что-то резануло мне глаз, но я не поняла, что именно, и момент ушел. Хотя тень сомнения осталась где-то в подсознании.
   Мы вернулись на дачу и доложили о почти полной безрезультатности своего похода. Впрочем, никто особенно и не рассчитывал на успех. Елена осмотрела вещи тети Тани и твердо заявила, что на месте абсолютно все, кроме того черного спортивного костюма, в котором ее мать обычно ходила на даче. Даже обувь в неприкосновенности, так что выходило, будто тетя Таня ушла из дома в одном костюме и тапочках, чего, разумеется, быть не могло.
   - То есть вообще все в порядке? - поинтересовалась я.
   - Не совсем, - отозвался Андрей. - Кое-какая мелочь исчезла.
   - Бутылка с водкой, - напомнила Елена. - И еще не могу найти мамин любимый шарф. Она всегда покрывала им голову, когда выходила вечером в сад. И вообще при плохой погоде.
   - Одно непонятно, - серьезно сказал Андрей, - водку ведь стали бы искать в буфете, а его даже не открывали, судя по всему. Шарф... Кому он мог понадобиться, кроме самой Татьяны Георгиевны?
   - Надо идти в милицию, - подвел итог Павел. - Мы тут можем ломать голову до бесконечности, а она...
   Елена побелела и покачнулась. Мы с Галкой бросились к ней.
   - Ничего, ничего, - прошептала Елена,- это-нервы и бессонная ночь.
   Она отпила воды из чашки, поднесенной Галкой, и, похоже, взяла себя в руки. Впрочем, обе мои подруги отличались завидной выдержкой - в отличие от меня, кстати. Я бы на месте Ленки уже восемь раз свалилась в обморок и двенадцать раз закатила роскошную истерику.
   К сожалению, это не проливало ни малейшего света на то, что же произошло с тетей Таней. И когда. В четверг она была жива и здорова, а в субботу дача уже пустовала. Значит, время исчезновения - если, конечно, это было исчезновeние ограничивалось примерно двумя сутками, точнее, со второй половины дня четверга до утра субботы.
   Приличные детективы стали бы проверять алиби у всех подозреваемых, но грустная объективность заключалась в том, что подозреваемых-то не было. Впрочем, не было и твердой уверенности в том, что тетя Таня исчезла. Она вполне могла находиться в какой-то районной больнице, если вдруг потеряла память.
   Увы, с пожилыми людьми это сплошь и рядом случается.
   Глава 7 КОМУ ВЫГОДНО?
   Наташа
   Он поставил на столик перед собой две коробки. Одна из-под дорогого импортного шоколада, темно-красная с небольшой изящной розочкой на крышке, уже потертая и тщательно подклеенная на углах. Другая была металлическая, из-под печенья или вафель, инкрустированная позолоченными полосками и украшенная картинкой: старинный автомобиль с шофером и дамой под зонтиком. Такие коробки были самыми распространенными подарками какого-нибудь богатого пациента врачу, и в нашей замечательной стране их хранили десятилетиями - как изысканные шкатулки.
   Он открыл коробку из-под шоколада. Она была отделана внутри темно-коричневой материей с гнездами для конфет, причем все гнезда были разной величины и формы. А сейчас в этих отделениях лежали ювелирные украшения. Он повернул коробку к свету, и из нее брызнули разноцветные лучи камней завораживающее зрелище для того, кто долгое время мечтал завладеть этой коллекцией.
   Но даже беглый осмотр содержимого коробки принес горькое разочарование. Он крякнул от досады, но потом взял себя в руки и стал придирчиво рассматривать каждый предмет, сортируя украшения и прикидывая их дальнейшую судьбу. Через некоторое время перед ним образовались три сверкающие кучки разной величины.
   В первую он положил старинные, явно дорогие вещи: кулон из аквамарина в серебряной тонкой филигранной оправе, круглую брошь, в центре которой красовался довольно крупный рубин, точно капля крови, а от него расходились лучи из крохотных гранатов. Еще одной вещицей из этой кучки он долго любовался: на старинной камее в оправе из уже изрядно потускневшего золота - тонкий профиль греческой богини. Последней оказалась булавка из прекрасно ограненного александрита, размером чуть ли не с фасолину, а витая игла из бронзы заканчивалась маленьким золотым шариком. Он повертел булавку в пальцах, и по углам комнаты заплясали светлые блики. Да, вещи изысканные и дорогие, но - на любителя. К тому же слишком узнаваемые.
   Во вторую кучку попало золотое кольцо с александритом. Современное, купленное наверняка где-то в. конце пятидесятых годов: тогда подобные вещи продавались в любом ювелирном магазине рублей за тридцать, а до кризиса красная цена ему была долларов десять. Кольцо явно было куплено в пару к булавке, но до ее уровня, разумеется, не дотягивало. Второе золотое кольцо из той же серии было с аквамарином. Ни изумруда, ни хотя бы небольшого бриллианта, как это ни досадно. Правда, нашлась пара золотых сережек с мелкими бриллиантиками, еще пара сережек в виде простых золотых колечек, пара перламутровых в серебряной оправе, пара серебряных с чернением и маленькими фианитами... В общем, все добротное, с клеймами и пробами, продать можно без проблем, но больших денег за них не получишь. Так, на мелкие радости жизни.
   То ли дело булавка - музейная вещь! Так ведь нужно подумать, как ею распорядиться, чтобы не навлечь на себя неприятности.
   В третью кучку - увы, самую большую! - попали вещи тоже красивые, но реальной ценности не имеющие: гарнитур из неизвестного металла без пробы с каким-то уральским камнем, явная самоделка. Подвеска, кольцо, серьги, браслет, брошка... А может, это и не камень вовсе: рисунок на всех предметах одинаковый: в природе таких чудес не бывает. Пластмасса ? Возможно. Но для подарка очень даже подойдет, особенно тому, для кого стоимость не имеет значения.
   Брошка из красной пластмассы под уральский камень, металлическая брошь в виде цветка, покрашенная темно-вишневой эмалью с золотыми блестками, полинявшая цепочка под серебро, керамические серьги в виде анютиных глазок, костяные серьги-розочки, еще одна брошка из керамики - изящный букетик роз. Все это в большом количестве продавалось и продается в 'любом художественном салоне и стоит сущие копейки. Чешская бижутерия - мечта любой советской женщины тридцать лет назад, а сейчас выглядящая наивно и старомодно...
   Еще одни серьги привлекли было его внимание: темно-лиловый камень с сиреневыми прожилками - капелька в серебряной оправе, обнимающей ее со всех сторон, точно листок. Но нигде не было пробы или хотя бы клейма, так что серьги остались среди бижутерии.
   Он нетерпеливо открыл вторую коробку и... даже застонал от разочарования: она была полна бус. Пластмассовых, бисерных, из полудрагоценных камней - малахита, тигрового глаза, агата, таких, какими сейчас торгуют с рук чуть ли не в каждом подземном переходе. Единственные бусы из мелких разноцветных цветочков, сплетенных в венок, привлекали своим изяществом, но материал был тоже не из дорогих.
   Вдруг он заметил на дне маленький пластмассовый футляр и затаил дыхание: вот оно! Он так и знал, что в доме должны быть настоящие драгоценности, три поколения жили не бедствуя, не могли же они ограничиться всем этим ширпотребом? Дей-ствительно, в футляре лежала нитка жемчуга длиной чуть ли не в метр, но только одна и уже почти мертвая от слишком долгого хранения. Все же это было хоть что-то, и он положил футляр в первую кучку.
   Что же имелось в итоге? Несколько дорогих старинных вещей, которые будет очень трудно продать, но дарить кому-то - просто глупо, слишком уж вещи оригинальные. Десяток современных драгоценностей, которые можно сбыть без проблем и хоть что-то за это получить. Куча побрякушек, практически не имеющих товарной ценности. Женщина, которой принадлежала эта коллекция, обладала хорошим вкусом, но малыми деньгами. Он рассчитывал на большее, и злость, немного стихшая в последние дни, вспыхнула в нем с новой силой...
   Ничего, он найдет, на ком ее выместить.
   В местное отделение милиции мы поехали вчетвером на машине Павла. Галку с Милой оставили на всякий случай караулить дом. Сказать, что в милиции нам обрадовались, я бы не рискнула. Понадобилось приложить массу усилий, чтобы заявление о пропаже все-таки приняли, потому что заветные три дня, которые отводятся на добровольное возвращение домой исчезнувших людей, еще не истекли. После обсуждения нескольких остроумных версий, выдвинутых замотанным дежурным загостилась у приятельницы в другом подмосковном поселке, поехала отдохнуть на какой-нибудь курорт, застряла у любовника, - Павел все-таки оставил заявление. Главным аргументом при этом было его удостоверение сотрудника ФСБ.
   - Разве при увольнении у вас не отбирают документы? - тихонько поинтересовалась я у Андрея, пока Елена под диктовку Павла писала бумагу для милиции. - С этим удостоверением можно неплохо жить...
   Андрей посмотрел на меня с веселой иронией:
   - Если не забывают, то, конечно, отбирают. Но на сей раз все были озабочены тем, чтобы у нас с Павлушей на руках не осталось оружия. Ну а главное, конечно, то, что сейчас эти удостоверения меняют на новые, так что для профессионалов эти книжки уже филькина грамота.
   Дежурный зарегистрировал заявление и тяжело вздохнул:
   - Будем искать, господин подполковник. Но гарантии, сами понимаете...
   - Понимаю, господин капитан, - кивнул Павел. - Люди пропадают каждый день, у милиции других забот полон рот. Но все-таки постарайтесь. И не впадайте в уныние: самое интересное у нас еще впереди.
   - У кого - у нас? - не понял дежурный.
   - У "дорогих россиян", - пояснил Павел.
   - Мне тут недавно анекдот рассказали, - продолжил тему Андрей. - Парень устроился работать в милицию, а за зарплатой три месяца не приходит. Его в конце концов спрашивают: "Тебе что - деньги не нужны?" А он отвечает: "Еще и зарплату дают? Я-то думал - получил пистолет и крутись, как можешь".
   Дежурному до того понравился анекдот, что его смех мы слышали даже во дворе, когда садились в машину.
   - Не будут они ничего делать, - удрученно вздохнула Елена. - Придется брать на работе дни за свой счет...
   - Глупости, - отмахнулся Павел. - Раз мы взялись за это дело, то и доведем его до конца, пока еще к своей новой работе не приступили. В крайнем случае совместим.
   - Я вам так благодарна... - начала Елена. .
   - Пока не за что, - перебил ее Андрей. - Сделаем, что сможем. Лично мне не нравятся упоминания о каком-то типе с фотоаппаратом, который тут на днях крутился. Но я пока не понимаю, каким боком это может относиться к нашему делу. Наташа, есть версии?
   Я ошарашенно уставилась на своего друга. С каких это пор его стало интересовать мое мнение по таким серьезным проблемам? Обычно меня поднимают на смех за слишком буйную фантазию и сумасшедшие предположения. А тут - на тебе!
   Андрей расценил мое молчание совершенно правильно:
   - Меня интересуют самые невероятные предположения. Обычные версии мы и без тебя выдвинем и проверим.
   - Благодарю за доверие, - обрела я дар речи, - но мне ничего пока в голову не приходит. Во всяком случае, невероятного.
   Мы уже подъезжали к дому тети Тани по той самой улице, по которой возвращались с Галкой после обхода соседних домов. Из машины запущенный участок просматривался лучше, и я буквально подскочила на сиденье, когда увидела то, что насторожило меня пару часов назад. Солнце теперь освещало пространство за забором, и на кусте что-то поблескивало.
   - Павлуша, притормози, - попросила я. - Посмотри, что это такое вон там, на ветке.
   Павел притормозил. Какое-то время он разглядывал запущенный участок, потом пожал плечами:
   - Какая-то тряпка на кусте.
   - Подождите, - вдруг воскликнула Елена, тоже разглядывавшая забор и калитку. - Она очень похожа...
   Ткань была зеленой и не слишком отличалась по цвету от листьев, потому в глаза не бросалась. Но вплетенные в нее золотые нитки, сверкавшие на солнце, уничтожили маскировку, и лоскут, или что это там было, выглядел абсолютно инородным телом.
   Мы, не сговариваясь, дружно выскочили из машины и направились к калитке. При ближайшем рассмотрении замок на ней оказался чистой бутафорией: калитка была просто прикрыта. Павел вошел первым, за ним Андрей, а мы с Еленой чуть замешкались, пытаясь пройти в калитку одновременно. С третьей попытки нам это почти удалось, но в этот момент Павел резко остановился и обернулся к нам:
   - Подождите!
   Холодная властность его голоса оказала на нас Парализующее действие. Мы замерли на месте, а Павел с Андреем подошли к большому кусту черноплодной рябины, притулившемуся к забору, и наклонились к земле. Меня осенила жуткая догадка...
   - Мама, - чуть слышно прошептала Елена, которая, кажется, тоже все поняла.
   Как сомнамбула она двинулась в сторону мужчин, но Павел снова повернулся к нам.
   - Вам лучше не смотреть, - уже мягко сказал он. - К сожалению... Я сейчас вызову милицию, тут самодеятельность не пройдет.
   Пока он связывался с только что оставленным нами отделением по мобильному телефону, Андрей вернулся к калитке и остановился рядом с тем кустом, на котором мы заметили кусок ткани. При ближайшем рассмотрении это оказался шелковый шарф, порядком измятый и запачканный. Елена хотела взять его в руки, но Андрей покачал головой:
   - До приезда милиции лучше здесь ничего не трогать. Хватит того, что мы на даче порядком наследили. Профессионалы...
   И добавил такое затейливое выражение из разряда нецензурных, что я только рот раскрыла. Впервые слышала из уст своего друга нечто подобное и даже не подозревала в нем подобной виртуозности.
   - Лена, - сказал Андрей, обращаясь к моей подруге, - тебе надо собраться с силами... Черт, банальности говорю, но в таких ситуациях всегда себя ощущаю бесчувственным чурбаком... В общем, Татьяна Георгиевна...
   - Маму убили? - шепотом спросила Елена. - Да? Андрей кивнул. Ему было трудно говорить, и он, по-видимому, ждал, что все объяснит Павел, когда закончит переговоры по телефону. Я полезла в сумку, с которой по привычке никогда не расставалась, и достала из нее тюбик с валидолом - для Елены. Но она только отмахнулась:
   - Лучше дайте мне сигарету.
   Мы с Андреем одновременно протянули ей пачки: он, "Мальборо", я - старую добрую "Яву". Несмотря на насмешки всех друзей и знакомых и попреки в скупердяйстве, я стойко хранила верность этому сорту отечественных сигарет.
   Елена взяла сигарету у меня, что свидетельствовало о многом. Нормальные, мало курящие женщины себе такого никогда не позволят, разве что решат раз и навсегда свести счеты с жизнью. В сторону Павла я старалась не смотреть, но краем глаза видела там на земле нечто, забросанное ветками и опавшими листьями. Вряд ли это был несчастный случай: тело на участок кто-то принес. Кто-то, знавший, что калитка отперта, а ветхая дача давно пустует. Значит, кто-то из местных... или хорошо знающих обстановку. Но кто? И зачем?
   Павел захлопнул крышку мобильника, сунул его в карман и присоединился к нам.
   - Скоро приедут, - скупо сообщил он. - Просили подождать и ничего не трогать.
   - Может, посмотрим? - не слишком уверенно предложил Андрей. - Все-таки свой глаз... Павел махнул рукой:
   - Приедут с собакой. Ты же след все равно не возьмешь... даже если он есть. В чем я лично не уверен. Алена, тебе лучше пойти домой. Наташе тут тоже делать нечего.
   Елена покачала головой, избавив меня тем самым от категорического отказа.
   - Домой я успею, - твердо сказала она. - Не беспокойся, Павлик, я, во-первых, врач, а во-вторых, сильная баба. Истерики не будет, и в обморок не свалюсь. А мамин шарф все-таки нашелся. Вот он, на кусте болтается.
   - Был у нее на голове, свалился, когда по кустам тащили? - предположила я, хотя моего мнения никто не спрашивал.
   Мужчины, как и следовало ожидать, только плечами пожали. Тут, мол, их, сугубо мужская епархия, и глупой бабе в нее соваться как бы и ни к чему. Ладно, я не гордая, могу и помолчать... если получится, конечно.