Поттер Патриция. Беспощадный

   И как это у нее получается — чувствовать одновременно такую печаль и такую… любовь?
   Шей слегка пошевелилась, ощутив тепло его кожи, и кровь побежала быстрей, опалив ее горячим и настойчивым желанием. Она почувствовала, как он напрягся, услышала его тихий стон и едва сдержала свой собственный. Его рука блуждала у нее по спине, вызывая дрожь ожидания.
   И как она могла так полюбить, с такой силой?
   Шей осторожно передвинулась на узкой кровати так, чтобы видеть его. Всегда настороженный взгляд Рейфа стал ленивым и чувственным. Рот скривился в улыбке, когда рука коснулась ее лица.
   — Ты играешь скверную шутку с моей… совестью.
   — Наконец-то признаешь, что она у тебя есть? — спросила Шей, услышав в собственном голосе незнакомые нотки соблазнительницы.
   — Возможно, совесть не совсем то слово, — признал он, улыбнувшись чуть шире.
   Она почувствовала, как он весь, горит от желания, которое сразу вспыхнуло и в ней. По ее телу пробежала волна томления, а из губ вырвался не то стон, не то возглас удивления.
   Он поцеловал ее. Долго, крепко и страстно. А еще в этом поцелуе она ощутила отчаяние, и ответила на него с такой страстью и пылом, что сама пришла в изумление. И он тоже. Она поняла это по его взгляду, по той настороженности, которая означала, что даже сейчас он опасается, не отвернется ли она от него.
   Он все еще не доверял самому себе. Не доверял ей. И это усилило ее тягу к нему, сознание необходимости уверить его, что ее чувства к нему затмевают все прочее.
   — Красавица Шей, — прохрипел он, целуя ее грудь, вызывая в ней сладкую муку, которую она едва могла вынести. О его желании говорил голос, руки, но она знала, что вслух он никогда ей не признается.
   Шей ощущала жар его влажного тела, его чувственный зов и придвинулась ближе, отдаваясь ему, — другого способа сблизиться с ним, стать частью его самого у нее не было. Когда он овладел ею, ее тело выгнулось дугой, чтобы слиться с ним, мод строиться под его требовательный ритм. Ноги сплелись вокруг его бедер, позволяя ему еще глубже проникнуть в нее; она двигалась с ним в такт, уносясь в головокружительном вихре, а потом ее тело всколыхнулось в конвульсии, и она почувствовала, что он опустошен. Одна волна наслаждения следовала за другой, даря ей полноту пережитых минут, она трепетала от каждого нового натиска, все еще сжимая лоно, не в силах его отпустить, не в силах расстаться с ощущением, что он полностью владеет ею. Он содрогнулся, опалив жарким дыханием ее шею, пытаясь обрести утраченный самоконтроль, к которому всегда упорно стремился.
   Шей слегка повернула голову и дотронулась до его губ, пытаясь поведать ему о том чуде, которое только что свершилось. Это был удивительно нежный поцелуй, и Рейф снова вздрогнул, губы его затрепетали, прежде чем он отстранился от нее со стоном, в котором прозвучал и протест, и боль.
   Она подняла руку и отвела прядь волос с его лица, стерла пот со лба. Ей хотелось что-то сказать, но она отчаянно боялась, что он отвергнет ее слова. Отвергнет ее. Поэтому она просто положила голову ему на грудь и удивилась, когда его руки обняли ее властно и крепко.
   Не прозвучало ни слова. Ни одного обещания. Ни одного заверения, в которых она так нуждалась. И Шей поняла, что по существу ничего не изменилось. Между ними лежала пропасть, которую никогда не перейти. Пропасть, которая звалась Джек Рэндалл.

Глава девятнадцатая

   Рейф осмотрел лапу медвежонка. Порезы заживали, заражения раны не произошло.
   Он вновь наложил на поврежденную лапку шину и завязал крепче, чем прежде, так, чтобы мать или сам медвежонок не сумели легко ее сорвать. Это все, что он мог сделать.
   Медвежонку пора было возвращаться к матери, в лес, где он родился. Медведица по-прежнему бродила вокруг хижины и рано или поздно обязательно кого-нибудь зацепила бы. Да и медвежонку не годилось привыкать к зависимости от людей, которые вскоре должны были покинуть эти места.
   Рейф увидел печаль в глазах Шей. Она успела привязаться к малышу. Рейф часто видел, как она убаюкивает его, поет ему песни. Что ж, это было вполне естественно: она чувствовала себя здесь очень одиноко.
   Так одиноко, что делила с ним постель. Ей было так тоскливо и страшно, что она согласилась бы на любую компанию. Он не обольщался на этот счет — только тоской и одиночеством объяснял все, что случилось между ними.
   Как бы ему ни хотелось, он не мог позволить себе думать иначе.
   Рейф взглянул на медвежонка у нее на руках. Лиходей, мысленно называл он малыша, но ни разу не упомянул прозвище вслух. Не хотел, чтобы Шей узнала кличку, а то ей трудней было бы расстаться со зверьком. Это он был человеком, лишенным душевного тепла. Это он не хотел ни к кому привязываться, не нуждался ни в ком. А Шей нуждалась. Поиски отца служили тому доказательством.
   — Ты в самом деле считаешь, что с ним будет все в порядке в лесу? — спросила Шей, оглаживая толстый мех медвежонка, который тем временем покусывал ее другую руку.
   — Думаю, что медведица как следует о нем позаботится, — сказал он.
   — А как же его лапка?
   — На маленьких все легко заживает.
   — Мне будет его не хватать, — грустно сказала она. — И Абнеру тоже.
   Абнер привык спать рядом с медвежонком, после того как один раз подбежал к нему, чтобы схватить крошку печенья, которое тот разбросал по полу. Медвежонок как раз спал, и Абнер подполз к нему и примостился возле его толстого животика. Потом он так часто делал, а медвежонок не возражал.
   — Он найдет новое теплое место, — с кислым видом произнес Рейф.
   Он заметил ее быстрый вопросительный взгляд. Он говорил не только о мышонке: он пытался уверить себя, что Шей Рэндалл тоже найдет себе теплое и безопасное место.
   Все останется по-прежнему. Он не успокоится, пока не добьется справедливости.
   Шершавый язык медвежонка лизнул его. Наверное, соль, решил Рейф. Соль, оставшаяся от пота после ночи любви. От этой мысли он весь напрягся и понял, что ему нужно окунуться в ледяную воду озера.
   — Пойдем посмотрим, заберет ли его мамаша, — сказал Рейф, стараясь говорить не очень грубо.
   Шей кивнула. Она опять заплела волосы в косу и надела брюки с рубашкой, в которых выглядела соблазнительно, но сделала это без умысла. Она вела себя очень тихо в это утро, подлаживаясь под его настроение.
   Они вышли из хижины. Медведица была на месте, прогуливаясь взад-вперед, как делала каждый день в ожидании своего детеныша. Рейф осторожно приблизился к ней, следя за тем" как она поднимается на задние лапы, остановился, не доходя десяти шагов, очень осторожно опустил на землю медвежонка и отступил.
   Медведица тоже очень осторожно подошла к малышу, лизнула его, а потом подтолкнула носом. Медвежонок проковылял несколько шагов, потом еще несколько. Он оглянулся на хижину, но медведица опять его подтолкнула, и он послушно захромал к лесу. Медведица зарычала и направилась в самую чащу, то и дело оглядываясь, чтобы убедиться, не отстает ли медвежонок. Он не отставал.
   Рейф повернулся и увидел, что глаза Шей блестят. Он еще не встречал никого такого чувствительного и сердечного. Приходилось все время напоминать себе, что она родная дочь Джека Рэндалла. Он не хотел помнить об этом, но Рэндалл стоял между ними.
   — Проклятый медведь сожрал почти все наши припасы, — сказал Рейф, изображая раздражение. — Придется Бену сделать еще одну поездку.
   Шей посмотрела на него и улыбнулась. Он постарался скрыть удовольствие, которое ощутил от ее улыбки, пытаясь загасить его гневом. Но ничего не получилось. Он был полон радости.
   — Ну и чем же мы займемся с утра? — кокетливо спросила она.
   Он мог бы кое-что предложить, Бог ему в помощь. И это не имело никакого отношения к еде. Рейф протянул руку и дотронулся до ее косы.
   — А тебя, как видно, ничто не пугает? — спросил он непривычным тоном.
   — Кое-что пугает, — ответила она пугливо. — Разъяренный медведь. Мрачный разбойник.
   Он хотел снова помрачнеть, но не смог. Его поглотила магия ее сияющих глаз, усмешка на зовущих губах. Он отпустил косу и коснулся пальцами ее лица, провел по гладким щекам, но тут лесные звуки смолкли, и он понял, что кто-то едет.
   Рука машинально потянулась к поясу, и Рейф обнаружил, что не надел кобуру. Винтовка тоже осталась внутри хижины. Его больше не беспокоило, что Шей Рэндалл воспользуется ею.
   Раздался тихий свист, Рейф узнал Клинта. У каждого из его людей был свой условный сигнал.
   — Клинт, — сказал он Шей. — Наверное, с какими-нибудь новостями.
   Он почувствовал, как она внезапно насторожилась, в ее жизнь вновь вернулась реальность. Шей молчала, пока Эдвардс подъезжал к ним.
   Клинт взглянул на пару. Рейф боялся, что он увидит больше чем нужно. Боялся не за себя, а за Шей.
   — Мне надо поговорить с тобой, — сказал Клинт. — Наедине.
   Рейф повернулся к Шей:
   — Подожди в хижине, — бросил он более резко, чем намеревался, но было в глазах Клинта нечто, что ему не понравилось. Во взгляде Шей он прочитал тихий протест. — Пожалуйста, — добавил он, пытаясь вспомнить, когда в последний раз произносил это слово.
   Она повернулась и пошла к хижине. Клинт спешился, последовал за ней и плотно закрыл дверь, затем отвел Рей-фа в сторону.
   — Подстрелили Джека Рэндалла.
   Рейф почувствовал, будто пуля прошила его собственное нутро.
   — Умер?
   — Пока я ехал, вполне возможно. Я нашел его вчера. Он лежал без сознания с пулей возле сердца и глубокой раной на голове. Доктор не уверен, что он выживет.
   — А Рэндалл сказал, кто стрелял?
   — Когда я уезжал, он еще не пришел в сознание, но я готов побиться об заклад, что это дело рук Макклэри. Один из работников утверждает, что Макклэри находился в доме, когда Рэндалл вернулся после поисков тебя и… мисс Рэндалл. С тех пор Макклэри не видели. Но если Рэндалл так и не очнется, ты понимаешь, на кого подумают.
   Рейф застыл на месте. Он хотел совсем другого. До этой секунды он не понимал, как много зависит от того, удастся ли ему вырвать признание у Рэндалла. Обелить свое имя, по крайней мере избавиться от одного незаслуженного пятна.
   Тайлер взглянул на свою руку. Закрыл глаза, подавляя приступ черной боли. Он опять оказался там, на плацу, где был лишен всего под взглядом Джека Рэндалла. Он подождал, чтобы ненависть возросла, окутав его, как раньше, но ничего не произошло. Единственное, что он чувствовал, — пустоту. Дьявольскую пустоту.
   Все это теперь ни к чему. Он успокоился, думая о Шей. Она проделала такой далекий путь, чтобы получить ответы на собственные вопросы.
   Он открыл глаза и увидел озабоченный взгляд Клинта и уже в который раз спросил себя, чем он заслужил такую верность.
   — Ты не захватишь с собой мисс Рэндалл? — спросил он. — Она ничего не расскажет об этом укрытии, о тебе или Бене.
   Клинт кивнул.
   — Еще одно, Клинт. Поскорей уносите с Беном ноги. И другие тоже. Все кончено.
   — А может, он не умрет.
   Рейф насмешливо посмотрел на него:
   — Это с моим-то везением?
   — А как же Макклэри?
   Рейф пожал плечами. Он не собирался говорить, что с Макклэри еще не покончено. Иначе братья захотят остаться.
   — Он скорее всего далеко за пределами штата.
   — Расс Дьюэйн поговаривает об отряде добровольцев.
   — Тем более тебе нужно уходить отсюда. Со мной тебя никто не видел. Никто не знает о тебе.
   — Девушка знает, — сказал Клинт.
   — Вот еще одна причина, чтобы ты уехал. Специально она ничего не скажет, но может случайно проболтаться. Она не очень умелая лгунья.
   Он заметил удивленный взгляд Клинта и понял, что его голос прозвучал мягче, чем нужно.
   Но Клинт только кивнул.
   — Я подожду, чтобы посмотреть, выживет ли Рэндалл. — Он смешался. — И что затеет Расс Дьюэйн.
   Рейф услышал, с какой неохотой Клинт произнес эти слова, и его снова пронзило уже ставшее привычным чувство вины. Клинт как-то упомянул в разговоре о дочери шерифа. Рейф понимал, как должно быть парню нелегко лгать людям, которые ему нравятся.
   — Хватит риска, — сказал Рейф. — С меня хватит.
   — Мы только начали чего-то добиваться. Трудно взять все и бросить.
   — Это моя битва, Клинт, и сейчас, похоже, она подошла к концу. Не хочу больше никаких потерь.
   — Знаю, ты стремился совсем к другому.
   Рейф пожал плечами. Он уже давным-давно не получал того, что хотел. Сейчас ему нужно просто оборвать цепь потерь. Отпустить людей, которые пошли за ним. Отпустить Шей Рэндалл.
   Но если Рэндалл умрет, Рейф никогда уже не будет свободным. Теперь он сомневался, что вообще наступят какие-то перемены. Что сделано, то сделано. Клеймо навсегда останется с ним. Как и воспоминания о тюремных днях.
   Он повернулся и направился к хижине, сердце бешено колотилось. Ему придется сказать Шей, что, возможно, она никогда не увидит отца в живых и что она свободна ехать на все четыре стороны. Если она опоздает, это будет его вина. На Рэндалла ему было наплевать, разве только жаль, что его смерть сломала все планы, но Шей была ему не безразлична, как с неохотой признал он.
   Теперь она опять его возненавидит. И тот свет, который появился в его жизни, вновь погаснет, как случилось десять лет назад.
   Шей сидела на кровати, играя с Абнером, и нервничала, словно подозревала, что случившееся имеет к ней прямое отношение. Она взглянула на Рейфа с мольбой в глазах:
   — Ну что?
   Он с трудом перевел дыхание.
   — Джек Рэндалл… — Рейф не мог заставить себя произнести «твой отец».
   Она неловко поднялась:
   — Что такое?
   — Он ранен. Возможно… умирает.
   Шей словно окаменела.
   — Ты… — голос ее внезапно осекся.
   Он взял ее за плечи.
   — Я тут совершенно ни при чем, как и те, кто связан со мной, — тихо произнес он.
   Было ясно: она не поверила, не могла поверить ему, и он понял почему. Ведь она знала, как сильно он ненавидел Джека Рэндалла, как строил планы погубить его.
   — Нет, — сказал он, — я стремился совсем к другому.
   — К чему же ты стремился? — горестно спросила она.
   Он отвернулся от нее, тоже оцепенев. Десять лет назад никто ему не поверил, никто не поверит и теперь. Даже женщина, которая, казалось, доверяла ему еще несколько часов назад. Было глупо с его стороны думать, что это доверие продлится больше чем несколько минут.
   Он стиснул зубы и вновь повернулся к ней лицом:
   — Я планировал, мисс Рэндалл, заставить его сделать то, к чему он всегда прибегал, когда у него появлялись денежные неурядицы, — украсть. Украсть и бежать. Украсть и свалить вину на кого-то другого. Но на этот раз он бы попался с поличным. Я хотел обелить свое имя, черт возьми, если уже ничего нельзя изменить… с моей рукой. Вот и все, что я планировал, но я не жду, что вы поверите мне. — Он помолчал, затем огорченно добавил:
   — Да и почему вы должны верить мне?
   Наступила тишина. Тягостная и долгая. У Шей дрожал подбородок, глаза налились слезами. Она шагнула к нему:
   — Рейф.
   — Клинт отвезет вас на ранчо, если вы дадите слово ничего не говорить о нем или Бене, — процедил он сквозь зубы, словно и не слышал ее. — Поклянитесь могилой матери.
   Воздух накалился от напряжения.
   — А ты?
   — Если Рэндалл мертв, — он говорил намеренно холодно, — у меня нет причины оставаться здесь.
   — А если… он жив?
   — Наступит еще день, мисс Рэндалл. Так ему и передайте.
   Она протянула руку, но потом уронила ее, не дотронувшись до него.
   — Ты уедешь отсюда?
   — Сразу после вас.
   Он увидел, что она тяжело вздохнула. Он лгал. Он собирался задержаться и посмотреть, что будет дальше, но не хотел, чтобы она вернулась в хижину.
   По ее плечу пробежал мышонок и уселся, просительно сложив лапки.
   — А что будет с Абнером?
   — Моим сокамерником? — специально уточнил он. Рейф протянул правую руку к ее плечу, клеймо было ясно видно. Мышонок пробежал по его ладони, и Рейф осторожно поймал его. — Он поедет со мной.
   — Я не хочу… чтобы ты уезжал.
   — Воя как? — холодно произнес он. — И это вы говорите человеку, которого только что обвинили в том, что он стрелял в вашего отца да к тому же еще солгал? Кто же тогда, мисс Рэндалл, — продолжил он, прищурив глаза, отчего лицо его стало еще более суровым и грозным, — вы после этого? — Он хотел причинить ей боль.
   Он должен был причинить ей боль. Он должен был заставить ее уйти, ни разу не оглянувшись.
   — Не надо, — взмолилась она.
   — Что «не надо», мисс Рэндалл? — насмешливо переспросил он, ожесточаясь против огромных серо-голубых глаз, в которых угадывалась невыносимая боль. — Или вы хотите, чтобы я остался и вновь угодил в тюрьму?
   Шей отвернулась, и он понял, что она старается спрятать слезы. Он вел себя как последний негодяй, но ей следует знать, что отношения между ними невозможны. Выживет Джек Рэндалл или нет — будущее мало что сулит Рейфу. А вместе с Шей у них вообще нет ничего впереди.
   — Поклянитесь, мисс Рэндалл. Поклянитесь, что будете молчать о Клинте и Бене, и можете ехать к человеку, ради которого проделали столь долгий путь.
   — Я клянусь, — сказала она нетвердым голосом. Рейфа пронзила боль. Но он должен был заставить ее испытать к нему ненависть. Должен был.
   — Если вы проговоритесь, то я выслежу вас и, да поможет мне Бог, причиню вред всем и всему, что вам дорого.
   Она резко обернулась:
   — Как ты можешь даже предполагать, что…
   — Я многое предполагаю. И мне известно чертовски много о предательстве. Я научился не ждать ничего хорошего.
   — А как же твои друзья? — горестно спросила она. — Разве ты им не доверяешь, хотя они и рискнули всем ради тебя?
   Рейф молчал. Он не мог ответить на этот вопрос. Он дал себе зарок больше никому не верить, правда от отчаяния один раз отступил от этого правила. А сейчас снова нарушил его с Шей.
   Но, видимо, она приняла молчание за отрицательный ответ.
   — Куда ты отправишься?
   — Вас не касается.
   Она пристально посмотрела на него:
   — Твои дела всегда будут меня касаться, что бы ты там ни думал.
   — Это ваша проблема, мисс Рэндалл, — холодно заметил Рейф, хотя внутри у него все горело. Однако ему удалось скрыть свое смятение, это он понял, когда увидел, как она побледнела.
   Шей начала говорить, но он остановил ее. Он не мог слушать, опасаясь совершить то, о чем они оба пожалели бы.
   — Клинт поможет вам сочинить историю, которая защитит и его и Бена.
   — А тебя? — прошептала она.
   — А мне абсолютно все равно, что вы расскажете обо мне.
   — Так, значит, ты хочешь вернуться в тюрьму?
   — Туда я не вернусь, мисс Рэндалл, — ответил он тоном, говорившим о том, что он скорее умрет.
   — Рейф.
   То, как эти губы произнесли его имя, чуть не сломило Тайлера. Ему хотелось обнять Шей, крепко прижать к себе, почувствовать тепло, которое могла дать только она. Сердце его разрывалось на кусочки, сердце, которое, как он думал, давным-давно умерло. Жаль, что это оказалось не так.
   Он посмотрел на нее, стараясь выглядеть безразличным, чему так хорошо научился в тюрьме.
   Он увидел, как она тяжело вздохнула. Его пугало, а вдруг она все равно произнесет то, что хотела произнести, и тогда он наверняка не выдержит.
   — Мы делили с вами постель, мисс Рэндалл, больше ничего.
   Слезы заволокли ее глаза, но не пролились.
   — Я не верю тебе.
   — Лучше поверьте, — сказал он, — и помните, что Клинт не имел никакого отношения к вашему похищению. Он хороший парень и только из-за своей преданности сбился с пути.
   — А меня ты тоже защищаешь? — тихо спросила она. — Такое впечатление, что ты защищаешь всех подряд, кроме себя.
   — Я не нуждаюсь в защите, — грубо произнес он, — и не идеализируйте мои поступки. Похоже, с делами здесь покончено. Я достиг того, чего хотел.
   — Вовсе нет. Я не знаю точно, что ты планировал, чего добивался, но явно не смерти моего отца. Ты мог убить его раньше, в любую минуту.
   — Никто этому не поверит, — сказал он. В ее глазах забрезжило понимание.
   — А я скажу им, что ты не мог этого сделать. Ты был здесь. Со мной.
   Рейф понял, что совершил ошибку. Он невольно подал ей надежду. Эту ошибку следовало исправить, пусть даже очень жестоким способом.
   — Каждую секунду, мисс Рэндалл? А мои люди? В любом случае я несу ответственность за те несколько… ограблений, и, как я уже говорил, у меня нет желания возвращаться в тюрьму.
   — Я не могу так просто все забыть…
   — Тогда подумайте вот о чем. Я соблазнил дочь Джека Рэндалла. Я использовал вас. Это принесло мне какое-то удовлетворение. А теперь вам предстоит вернуться к другой жизни. — Рейф смотрел ей прямо в глаза, вынуждая принять его слова.
   И тогда слеза прокатилась по щеке, и поднялся кулачок, чтобы со злостью стереть ее. Он хотел нагнуться и слизать эту слезинку и все другие, но заставил себя не шевелиться, сохранив непростительную ухмылку на лице.
   — Вам лучше переодеться в брюки, — сказал он, повернувшись к двери.
   Потом взглянул на альбом для рисования, лежавший на столе, подошел к нему и, перелистав, вырвал несколько страниц и скомкал. Не сказав больше ни слова, он направился к двери и начал открывать ее.
   — Рейф, — позвала она.
   Он остановился как вкопанный, затем медленно повернулся и взглянул на девушку.
   Она сделала к нему несколько шагов, с искаженным от боли лицом. Споткнулась, затем выпрямилась и расправила плечи. Посмотрела на него долгим взглядом, словно стараясь запомнить его лицо.
   — Я люблю тебя, — сказала она.
   Рейф почувствовал, что все барьеры, которые он воздвигал, рассыпались. Но ему удалось сохранить на лице невозмутимость и непроницаемость во взгляде. Такая трудная задача ему до сих пор не выпадала. Церемония на плацу по сравнению с этим была детской забавой. Он приказал себе повернуться и шагнуть за порог, закрыв за собой дверь, отрезав себя от того, что было для него кратким мигом счастья, а для нее будущей трагедией. Он пошел прочь еще более одинокий, еще более опустошенный, чем даже в тот раз, когда за ним впервые захлопнулась дверь камеры.

* * *

   Она должна была произнести эти слова. Они рвались наружу. Вопреки своей гордости, достоинству она должна была сказать их.
   Шей затянул водоворот эмоций, она все еще пребывала в неуверенности, где правда. Ей так и не удалось научиться читать в его настороженных глазах. Ее сбивала с толку противоречивость его поступков. Оставалось полагаться только на интуицию.
   Она молчала, уйдя в себя, пока ехала позади Клинта. Он всегда был добр, но сегодня отнесся к ней как-то по-особенному заботливо. Она не знала — то ли из-за отца, то ли из-за неловкости, возникшей при его приезде, то ли из-за того, что ему поведал Рейф Тайлер. Она сомневалась, что он рассказал Клинту все. Рейф в совершенстве владел искусством скрывать свои чувства… если он вообще что-нибудь чувствовал. Она часто задавалась вопросом, а есть ли у него вообще какие-нибудь эмоции, которые нужно прятать.
   После того как Рейф покинул хижину, Шей медленно сменила платье на брюки с рубашкой и уложила саквояж. Она не стала проверять, какие рисунки были вырваны из альбома. Когда она вышла, Рейфа поблизости не оказалось. Очевидно, он пожелал оставить все так, как есть. Никакого прощания не предвиделось. Никакой отсрочки приговора.
   Клинт стоял рядом со своей оседланной лошадью и ждал Шей. Он взглянул на саквояж и с сожалением, покачал головой.
   — Мы не можем взять вещи.
   — Почему?
   — Вы убегаете от своих похитителей. Вряд ли у вас была возможность захватить с собой саквояж.
   — А мой альбом?
   — Рейф сказал, что вы можете его взять, но… — Клинт неловко замялся. — Мне… очень жаль, что все так случилось, мисс Рэндалл. Вас затянуло в самую середину, а вы этого не заслужили. Если я могу что-то для вас сделать…
   Она не сомневалась в его искренности. К горлу подкатил комок. Ей никто не мог помочь.
   Клинт сделал новую попытку.
   — Рейф… тоже переживает.
   — Разве? — спросила она.
   — Я его таким никогда не видел, — ответил Клинт. — Даже когда навещал его в тюрьме. Он не хотел причинить вам боль.
   Слова давались ему с трудом, словно он чувствовал, что предает друга, и тем не менее отчаянно желал помочь ей хоть как-то.
   Шей отвернулась, еле сдерживая слезы. Она знала, что если начнет плакать, то уже не остановится.
   Она взяла альбом, несколько минут рассматривала его, затем раскрыла. Вырвав несколько страниц, она тщательно их сложила и засунула за пояс. Затем она положила альбом в саквояж, бросила его на землю и тяжело вздохнула, пытаясь показать, что ей все равно.
   — Он… Рейф сказал, что отец тяжело ранен.
   — Он потерял много крови. Доктор говорит, что у него сотрясение мозга и, возможно, заражение.
   — Откуда вам все это известно?
   Клинт смешался. Все равно она рано или поздно узнает. Лучше уж посмотреть сейчас, как она отреагирует.
   — Я работаю на Джека Рэндалла и живу на ранчо «Круг Р».
   — Так вот почему… меня держали под замком. Он кивнул.
   Шей наклонила голову:
   — Расскажите мне что-нибудь о нем. О Джеке Рэндалле. — Ей нужно было переключить мысли на что-то другое, больше не думать о человеке, которого она оставляла. Навсегда.
   Клинт помолчал.
   — Это вам самой придется узнать, — наконец произнес он, метнулся в седло и протянул ей руку, чтобы помочь взобраться на лошадь позади себя.
   Шей обернулась, когда они выезжали с поляны, и не сводила глаз с хижины, пока та не скрылась за листвой, всем сердцем желая, чтобы появился Рейф. Он так и не вышел. Они ехали примерно полчаса, а потом Клинт остановился и, обернувшись, снял с шеи платок.