Страница:
Сколько минут теперь — шесть? Семь?
Пробормотав проклятие, он кинулся в лес.
Вернуться или спрятаться в лесу. Решение следовало принять быстро. Страх перед пленом — или перед ее собственной реакцией на человека, которого она должна бы ненавидеть — диктовал ей, что нужно бежать.
Хотя она дала слово. Но разве он не нарушил своего слова, когда поцеловал ее? Этот поцелуй чересчур понравился ей. Тайлер обещал, что не дотронется до нее, не причинит ей зла. Но нарушил слово… самым унизительным образом, вызвав в ней ответный порыв.
Однако сейчас был неподходящий момент обдумывать все это. Она обязана принять решение, если вообще есть хоть какая-то надежда. Надежда на что? Потеряться в этих горах?
Шей вспомнила, как он говорил о капканах. О зверье. О змеях. Ложь? У нее не было с собой ни оружия, ни еды, и голод уже сейчас донимал ее. Она представила себе форель, которая поджаривается на вертеле.
А затем она подумала о нем, о притяжении, которое одновременно было и непонятным и разрушительным. Ну что может быть страшнее для нее, чем Рафферти Тайлер?
Шей оглянулась, посмотрев туда, откуда пришла. Сквозь осины и сосны разглядела хижину. Может, подождать другого случая? Более удобного? Вдруг удастся заполучить лошадь?
Шей все еще ощущала тепло, которое исходило от него. Она не забыла, как растаяла на несколько секунд в его объятиях. Шей вспомнила, с какой нежностью он обращался с мышонком, носящим абсурдное прозвище Абнер.
Он использовал ее. Он использовал ее, чтобы добраться до единственного родственника, который у нее остался. И делал это с искусным коварством.
Она кинулась в кусты в тот момент, когда заверещала белка и донесся какой-то шорох. Ветер? Преследователь? Неужели прошло пять минут?
Шей знала, что совершит ошибку, если побежит. Он мог ее услышать и быстро догнать. Наверное, лучше выйти из укрытия как ни в чем не бывало.
Она поступила иначе. Увидела бревно и залегла рядом с ним, стараясь сделаться как можно меньше. Ежевичные кусты служили хорошей защитой. Если он пройдет дальше, вероятно, она сумеет обойти его, вернуться на поляну и забрать лошадь. Может быть, он не запер конюшню.
Девушку терзало дурное предчувствие. Она лежала неподвижно, прислушиваясь к малейшему шороху. Но в лесу было тихо. Очень тихо.
Она выждала, как ей показалось — несколько часов, затем слегка приподняла голову и внимательно осмотрела дерево за деревом. Ничего. Он ушел.
Шей поднялась, стараясь двигаться бесшумно. Снова заверещала белка. С дерева на землю слетела птица, видимо в поисках чего-нибудь съедобного. Все дышало покоем. Шей взглянула на горные вершины, спрашивая себя, неужели они таят столько опасностей, как он говорил.
Она не была глупой и знала, что легко может потеряться в этом краю ущелий, каньонов и скал. Она знала, что здесь водятся дикие звери. Но в эту секунду гораздо большую опасность представлял тот поцелуй, жестокий и нежный, и то, как она на него ответила.
Шей помедлила еще несколько минут. Ничего не услышала, кроме обычного шума леса. Размеренное постукивание дятлов и мелодичный щебет птиц. При других обстоятельствах она бы зачарованно слушала, но сейчас…
Шей сделала несколько шагов, стараясь тихо скользить меж деревьев и кустов. Камни под ногами гремели с каждым разом все громче, и ей казалось, что она слышит биение собственного сердца. А что если и ему слышно?
Куда теперь? Направо или налево? Она остановилась, пытаясь сориентироваться. Везде одно и то же — деревья и красноватые скалы.
«Думай, — велела она себе, — Не паникуй». Но она уже была на грани паники.
Не может быть, чтобы она отдалилась от хижины. Нужно попробовать сделать несколько шагов в каждом направлении и посмотреть, не расступятся ли деревья.
А где же он? Шей снова замерла, прислушиваясь, не выдаст ли какой-нибудь звук его местонахождение. Но было тихо, и она почувствовала себя бесконечно одинокой.
Шей выбрала направление и сделала несколько шагов. Она не узнавала ни валунов, ни стройных осин и сосен. Пришлось вернуться назад. Шей пожалела, что у нее нет ножа оставить отметины, хотя их мог увидеть и Рафферти Тайлер. Она повернула в противоположную сторону и, помня предупреждение своего похитителя о змеях и капканах, все время смотрела под ноги.
Потом вернулась к исходной точке и снова пошла в другом направлении. Забеспокоилась, не окончательно ли она потерялась. В глубине души ей хотелось, чтобы Тайлер нашел ее. Она подавила закравшийся страх и, неожиданно увидев сквозь деревья хижину, осторожно двинулась к ней.
Девушку выдала голубая ленточка. Светло-каштановые волосы слились по цвету с поваленным деревом, но осталось яркое пятнышко. Он собрался было подойти к ней, но затем раздумал. Захотел узнать, что она предпримет, на что способна, какие мотивы ею движут, что ожидать от нее. Узнай своего врага, сказал он себе.
Его удивило, что он почувствовал, будто его предали. Она дала слово, пусть даже по принуждению. Хотя что еще можно ждать от Рэндаллов?
Она ничем тебе не обязана.
Он знал это и все же в глубине души был разочарован. А чего ты хотел?! Он сам не мог ответить на этот вопрос и только следил, как она все глубже уходит в лес.
Перед войной он служил на границе. Кроме того, он вырос в одном из самых опасных районов Техаса, на Северо-Западе, где команчи бродили почти свободно. Он научился идти по следу и бесшумно двигаться.
Во время тихих месяцев, проведенных в горах, старые навыки вернулись. Ему было нетрудно оставаться незамеченным, держать ее в поле зрения, и он невольно восхитился, увидев, как она идет вперед, затем возвращается обратно, не впадая при этом в панику, как поступило бы большинство женщин. Да и мужчин тоже.
Он понял, что она пытается найти поляну. Тогда зачем ей было прятаться?
Ответ нашелся достаточно быстро, стоило ему поставить себя на ее место. Наверное, она решила, что он отправится на ее поиски. Тогда она вернется на поляну и заберет лошадь.
Прежде чем уходить, он убедился, что конюшня заперта, теперь его правая рука нащупала в кармане ключ. Он стоял в раздумье — догнать девушку или позволить ей осуществить свое намерение до конца. Решил остановиться на втором варианте, пожелав точно узнать, насколько она сообразительна.
Девушка вышла на поляну, осторожно огляделась, подошла к сараю и попробовала открыть дверь. Затем пошарила по земле, нашла камень и занялась висячим замком.
Он бесшумно подошел к ней и вынул из кармана ключ.
— Вы, случайно, не это ищете?
Она резко обернулась, глаза ее были широко открыты от испуга, как у пойманной лани.
— Я думала…
— Да? — произнес он сухо и холодно. — Вы думали?..
Она все еще продолжала держать камень, крепко сжимая его пальцами. Ничего не ответила.
— Вы решили нарушить слово? — тихо подсказал он. Она сжалась, непокорно выпятив подбородок.
— Я потерялась.
— Это вам померещилось, — сказал он.
— Откуда вы знаете? — Тут она поняла, что он ни на минуту не выпускал ее из виду. — Вы следили за мной все это время?
Он пожал плечами:
— Я предупреждал вас.
— Вы позволили мне думать… — Гнев заглушил слова.
— Я хотел посмотреть, что вы будете делать.
— И увидели то, что хотели?
— Теперь я знаю, что вы дочь своего отца.
Подбородок вздернулся еще выше.
— Я принимаю это за комплимент.
— Не стоит, мисс Рэндалл. Предательство не достойно похвалы.
— Как и похищение людей.
Он не обратил внимания на ее слова и протянул руку:
— Отдайте камень.
Она и не подумала отдавать.
— Я не собираюсь просить снова.
— А вы и не просили, — упрямо произнесла она. Она понимала, что ведет себя как капризный ребенок, но ей не хотелось сдаваться без борьбы, пусть даже слабой. — Вы приказали.
Он с трудом сдержал улыбку.
— Не испытывайте мое терпение, мисс Рэндалл.
— А если буду?
Он протянул левую руку и вызывающе чувственным движением провел по ее плечу. Совсем не так, как в первый раз, — без нежности. Это была угроза, простая и ясная. Он хотел дать ей понять, чем она рискует, и не ожидал, что его пронзит столь сильное желание, от которого бросит в дрожь. Когда он заговорил, голос звучал хрипло.
— Я провел в тюрьме десять лет, мисс Рэндалл. Не знаю, понимаете ли вы, что это значит. — Шей замигала, кровь отхлынула от ее лица. — Вижу, что понимаете.
Лицо девушки внезапно вспыхнуло, она хотела отвернуться, но его рука удержала ее.
— Посмотрите на меня.
Шей подчинилась. Ничего другого ей не оставалось. Взгляд его блестящих глаз гипнотизировал, и ей хотелось верить, что огонь, горящий в них, разожжен гневом. Она была слишком напугана, чтобы подумать иначе. Пальцы еще крепче сжали камень.
Рукой, облаченной в перчатку, он мягко отобрал у нее камень. Прикосновение кожаной перчатки было приятно, и страх улетучился. Все же она не знала, чего ожидать от него, что он сделает в следующую минуту.
Как всегда, он удивил ее.
— Вам очень долго пришлось бы возиться с этим замком. — Он помолчал. — Вы хорошая наездница, мисс Рэндалл?
Этим она не могла похвастаться, но не собиралась ему признаваться, однако была рада переменить разговор, в котором почувствовала угрозу.
— Вряд ли вам понравилось бы, сломай моя лошадь из-за вас ногу.
— А если бы это я сломала ногу?
Он вздохнул:
— Тогда вы хотя бы сидели на месте, но мне давно уже не везет.
Такое равнодушие к ее предполагаемой травме возмутило девушку до глубины души. Его больше заботила лошадь, чем она.
— Я снова попытаюсь бежать, — произнесла она в последней вспышке неповиновения.
— А я снова остановлю вас.
Они встретились взглядами и оба замерли. Шей почувствовала, как по всему телу разлилось обжигающее пламя. Ее пальцы все еще ощущали его прикосновение. Она сжала их в кулаки. Ей совсем не хотелось реагировать на него таким образом.
Тайлер первым нарушил молчание.
— По крайней мере, мы чего-то добились, — произнес он с холодом, который затушил пламя быстрее, чем вода. — Теперь я точно знаю, насколько можно доверять вам и вашему слову.
Это был расчетливый удар. Ей бы следовало уже привыкнуть, но она все равно почувствовала боль. Наверное, она равнодушно приняла бы этот укор, если бы не испытывала угрызений совести. Ей было ненавистно болезненное сожаление, которое вызвали в душе его слова, но еще более ненавистно было ощущать себя наказанным ребенком.
Она нанесла ответный удар:
— Вы обещали, что не дотронетесь до меня.
Губы его скривились в неприятной усмешке.
— А… поцелуй. Мне не показалось, что я причинил вам вред, мисс Рэндалл. Вам даже как будто понравилось в какую-то секунду. Но, может быть, ваши возражения касаются вовсе не поцелуя? Возможно, они касаются меня? И я не соответствую вашим высоким требованиям? Бывший заключенный слишком низкая личность, чтобы дотронуться до вас?
— Вот именно, — подтвердила Шей в ярости от его насмешки. — Я ничем вам не обязана. Вы вор, похититель людей и…
— Ну же, продолжайте, — спокойно произнес он, но что-то в его глазах остановило ее. Они потемнели, и ей показалось, что она вот-вот вторгнется в нечто такое, с чем уже не сможет справиться.
Шей перевела дыхание. Он стоял неподвижно, внимательно наблюдая за ней. Она вновь почувствовала, какая от него исходит тихая отчаянная боль, мука, спрятанная где-то в самой глубине.
Внезапно Тайлер изменился в лице, словно увидел в ее глазах нечто, что не хотел бы видеть. Усмешка стерлась, и губы мрачно сомкнулись.
— Вы, должно быть, проголодались, — отрывисто произнес он. — Все это ваша беготня из конца в конец.
— Вовсе я не бегала из конца в конец, — возмутилась Шей. Хотя ее действительно терзало чувство голода.
Но самое страшное было то, что она изголодалась но чему-то другому, а не по еде.
Он взял ее за подбородок двумя пальцами.
— Я хотел посмотреть, что вы предпримете, мисс Рэндалл. Вы сохранили хладнокровие, но недооценили меня и переоценили себя. Я не лгал, когда пытался объяснить, какими опасными бывают эти горы. Вас легко мог услышать или учуять горный лев.
Она вспомнила ту минуту, когда ее охватило одиночество, когда ее переполнил страх, который она поборола. Она даже засомневалась, что когда-нибудь вновь почувствует себя в полной безопасности. Ей не хотелось одной возвращаться в лес, но и здесь ей тоже покоя не видать. Рядом с ним. Под взглядом этих глаз, холодных и жгучих в одно и то же время, равнодушных и жадных. Грозных и понимающих. Она не знала, чего от него ожидать. И от себя тоже. Все, что сейчас происходило, было так не похоже на всю ее предыдущую жизнь.
Он не спешил убрать пальцы с ее подбородка, а затем, словно с сожалением, отошел в сторону.
— Форель в хижине, на вертеле. Ешьте что хотите.
Она засомневалась:
— А как же вы?
— Мне казалось, вам не нравится общество вора и похитителя людей, — сказал он, хмыкнув, — и… кого там еще, по-вашему.
— Не забудьте уголовника, — сказала она. Она была сердита на саму себя за минутную слабость к нему.
— О, об этом я не забываю, мисс Ранд ал л. Никогда не забываю. — Он направился к конюшне, но внезапно обернулся и увидел, что она все еще стоит на месте, словно приросла к земле. — И оставайтесь в хижине, пока я не разрешу вам выйти.
Она ушла прочь, не сказав ни слова, выпрямив спину, с вызовом и презрением. Когда она скрылась за дверью, у него возникло чувство потери, о чем он сразу пожалел.
Глава девятая
Пробормотав проклятие, он кинулся в лес.
* * *
Шей пребывала в нерешительности. Она покончила с необходимыми делами, и теперь ей предстояло принять решение.Вернуться или спрятаться в лесу. Решение следовало принять быстро. Страх перед пленом — или перед ее собственной реакцией на человека, которого она должна бы ненавидеть — диктовал ей, что нужно бежать.
Хотя она дала слово. Но разве он не нарушил своего слова, когда поцеловал ее? Этот поцелуй чересчур понравился ей. Тайлер обещал, что не дотронется до нее, не причинит ей зла. Но нарушил слово… самым унизительным образом, вызвав в ней ответный порыв.
Однако сейчас был неподходящий момент обдумывать все это. Она обязана принять решение, если вообще есть хоть какая-то надежда. Надежда на что? Потеряться в этих горах?
Шей вспомнила, как он говорил о капканах. О зверье. О змеях. Ложь? У нее не было с собой ни оружия, ни еды, и голод уже сейчас донимал ее. Она представила себе форель, которая поджаривается на вертеле.
А затем она подумала о нем, о притяжении, которое одновременно было и непонятным и разрушительным. Ну что может быть страшнее для нее, чем Рафферти Тайлер?
Шей оглянулась, посмотрев туда, откуда пришла. Сквозь осины и сосны разглядела хижину. Может, подождать другого случая? Более удобного? Вдруг удастся заполучить лошадь?
Шей все еще ощущала тепло, которое исходило от него. Она не забыла, как растаяла на несколько секунд в его объятиях. Шей вспомнила, с какой нежностью он обращался с мышонком, носящим абсурдное прозвище Абнер.
Он использовал ее. Он использовал ее, чтобы добраться до единственного родственника, который у нее остался. И делал это с искусным коварством.
Она кинулась в кусты в тот момент, когда заверещала белка и донесся какой-то шорох. Ветер? Преследователь? Неужели прошло пять минут?
Шей знала, что совершит ошибку, если побежит. Он мог ее услышать и быстро догнать. Наверное, лучше выйти из укрытия как ни в чем не бывало.
Она поступила иначе. Увидела бревно и залегла рядом с ним, стараясь сделаться как можно меньше. Ежевичные кусты служили хорошей защитой. Если он пройдет дальше, вероятно, она сумеет обойти его, вернуться на поляну и забрать лошадь. Может быть, он не запер конюшню.
Девушку терзало дурное предчувствие. Она лежала неподвижно, прислушиваясь к малейшему шороху. Но в лесу было тихо. Очень тихо.
Она выждала, как ей показалось — несколько часов, затем слегка приподняла голову и внимательно осмотрела дерево за деревом. Ничего. Он ушел.
Шей поднялась, стараясь двигаться бесшумно. Снова заверещала белка. С дерева на землю слетела птица, видимо в поисках чего-нибудь съедобного. Все дышало покоем. Шей взглянула на горные вершины, спрашивая себя, неужели они таят столько опасностей, как он говорил.
Она не была глупой и знала, что легко может потеряться в этом краю ущелий, каньонов и скал. Она знала, что здесь водятся дикие звери. Но в эту секунду гораздо большую опасность представлял тот поцелуй, жестокий и нежный, и то, как она на него ответила.
Шей помедлила еще несколько минут. Ничего не услышала, кроме обычного шума леса. Размеренное постукивание дятлов и мелодичный щебет птиц. При других обстоятельствах она бы зачарованно слушала, но сейчас…
Шей сделала несколько шагов, стараясь тихо скользить меж деревьев и кустов. Камни под ногами гремели с каждым разом все громче, и ей казалось, что она слышит биение собственного сердца. А что если и ему слышно?
Куда теперь? Направо или налево? Она остановилась, пытаясь сориентироваться. Везде одно и то же — деревья и красноватые скалы.
«Думай, — велела она себе, — Не паникуй». Но она уже была на грани паники.
Не может быть, чтобы она отдалилась от хижины. Нужно попробовать сделать несколько шагов в каждом направлении и посмотреть, не расступятся ли деревья.
А где же он? Шей снова замерла, прислушиваясь, не выдаст ли какой-нибудь звук его местонахождение. Но было тихо, и она почувствовала себя бесконечно одинокой.
Шей выбрала направление и сделала несколько шагов. Она не узнавала ни валунов, ни стройных осин и сосен. Пришлось вернуться назад. Шей пожалела, что у нее нет ножа оставить отметины, хотя их мог увидеть и Рафферти Тайлер. Она повернула в противоположную сторону и, помня предупреждение своего похитителя о змеях и капканах, все время смотрела под ноги.
Потом вернулась к исходной точке и снова пошла в другом направлении. Забеспокоилась, не окончательно ли она потерялась. В глубине души ей хотелось, чтобы Тайлер нашел ее. Она подавила закравшийся страх и, неожиданно увидев сквозь деревья хижину, осторожно двинулась к ней.
* * *
Рейф заметил ее довольно скоро, через две-три минуты после того, как отправился на поиски, и сразу подавил чувство облегчения, загасил искорку беспокойства.Девушку выдала голубая ленточка. Светло-каштановые волосы слились по цвету с поваленным деревом, но осталось яркое пятнышко. Он собрался было подойти к ней, но затем раздумал. Захотел узнать, что она предпримет, на что способна, какие мотивы ею движут, что ожидать от нее. Узнай своего врага, сказал он себе.
Его удивило, что он почувствовал, будто его предали. Она дала слово, пусть даже по принуждению. Хотя что еще можно ждать от Рэндаллов?
Она ничем тебе не обязана.
Он знал это и все же в глубине души был разочарован. А чего ты хотел?! Он сам не мог ответить на этот вопрос и только следил, как она все глубже уходит в лес.
Перед войной он служил на границе. Кроме того, он вырос в одном из самых опасных районов Техаса, на Северо-Западе, где команчи бродили почти свободно. Он научился идти по следу и бесшумно двигаться.
Во время тихих месяцев, проведенных в горах, старые навыки вернулись. Ему было нетрудно оставаться незамеченным, держать ее в поле зрения, и он невольно восхитился, увидев, как она идет вперед, затем возвращается обратно, не впадая при этом в панику, как поступило бы большинство женщин. Да и мужчин тоже.
Он понял, что она пытается найти поляну. Тогда зачем ей было прятаться?
Ответ нашелся достаточно быстро, стоило ему поставить себя на ее место. Наверное, она решила, что он отправится на ее поиски. Тогда она вернется на поляну и заберет лошадь.
Прежде чем уходить, он убедился, что конюшня заперта, теперь его правая рука нащупала в кармане ключ. Он стоял в раздумье — догнать девушку или позволить ей осуществить свое намерение до конца. Решил остановиться на втором варианте, пожелав точно узнать, насколько она сообразительна.
Девушка вышла на поляну, осторожно огляделась, подошла к сараю и попробовала открыть дверь. Затем пошарила по земле, нашла камень и занялась висячим замком.
Он бесшумно подошел к ней и вынул из кармана ключ.
— Вы, случайно, не это ищете?
Она резко обернулась, глаза ее были широко открыты от испуга, как у пойманной лани.
— Я думала…
— Да? — произнес он сухо и холодно. — Вы думали?..
Она все еще продолжала держать камень, крепко сжимая его пальцами. Ничего не ответила.
— Вы решили нарушить слово? — тихо подсказал он. Она сжалась, непокорно выпятив подбородок.
— Я потерялась.
— Это вам померещилось, — сказал он.
— Откуда вы знаете? — Тут она поняла, что он ни на минуту не выпускал ее из виду. — Вы следили за мной все это время?
Он пожал плечами:
— Я предупреждал вас.
— Вы позволили мне думать… — Гнев заглушил слова.
— Я хотел посмотреть, что вы будете делать.
— И увидели то, что хотели?
— Теперь я знаю, что вы дочь своего отца.
Подбородок вздернулся еще выше.
— Я принимаю это за комплимент.
— Не стоит, мисс Рэндалл. Предательство не достойно похвалы.
— Как и похищение людей.
Он не обратил внимания на ее слова и протянул руку:
— Отдайте камень.
Она и не подумала отдавать.
— Я не собираюсь просить снова.
— А вы и не просили, — упрямо произнесла она. Она понимала, что ведет себя как капризный ребенок, но ей не хотелось сдаваться без борьбы, пусть даже слабой. — Вы приказали.
Он с трудом сдержал улыбку.
— Не испытывайте мое терпение, мисс Рэндалл.
— А если буду?
Он протянул левую руку и вызывающе чувственным движением провел по ее плечу. Совсем не так, как в первый раз, — без нежности. Это была угроза, простая и ясная. Он хотел дать ей понять, чем она рискует, и не ожидал, что его пронзит столь сильное желание, от которого бросит в дрожь. Когда он заговорил, голос звучал хрипло.
— Я провел в тюрьме десять лет, мисс Рэндалл. Не знаю, понимаете ли вы, что это значит. — Шей замигала, кровь отхлынула от ее лица. — Вижу, что понимаете.
Лицо девушки внезапно вспыхнуло, она хотела отвернуться, но его рука удержала ее.
— Посмотрите на меня.
Шей подчинилась. Ничего другого ей не оставалось. Взгляд его блестящих глаз гипнотизировал, и ей хотелось верить, что огонь, горящий в них, разожжен гневом. Она была слишком напугана, чтобы подумать иначе. Пальцы еще крепче сжали камень.
Рукой, облаченной в перчатку, он мягко отобрал у нее камень. Прикосновение кожаной перчатки было приятно, и страх улетучился. Все же она не знала, чего ожидать от него, что он сделает в следующую минуту.
Как всегда, он удивил ее.
— Вам очень долго пришлось бы возиться с этим замком. — Он помолчал. — Вы хорошая наездница, мисс Рэндалл?
Этим она не могла похвастаться, но не собиралась ему признаваться, однако была рада переменить разговор, в котором почувствовала угрозу.
— Вряд ли вам понравилось бы, сломай моя лошадь из-за вас ногу.
— А если бы это я сломала ногу?
Он вздохнул:
— Тогда вы хотя бы сидели на месте, но мне давно уже не везет.
Такое равнодушие к ее предполагаемой травме возмутило девушку до глубины души. Его больше заботила лошадь, чем она.
— Я снова попытаюсь бежать, — произнесла она в последней вспышке неповиновения.
— А я снова остановлю вас.
Они встретились взглядами и оба замерли. Шей почувствовала, как по всему телу разлилось обжигающее пламя. Ее пальцы все еще ощущали его прикосновение. Она сжала их в кулаки. Ей совсем не хотелось реагировать на него таким образом.
Тайлер первым нарушил молчание.
— По крайней мере, мы чего-то добились, — произнес он с холодом, который затушил пламя быстрее, чем вода. — Теперь я точно знаю, насколько можно доверять вам и вашему слову.
Это был расчетливый удар. Ей бы следовало уже привыкнуть, но она все равно почувствовала боль. Наверное, она равнодушно приняла бы этот укор, если бы не испытывала угрызений совести. Ей было ненавистно болезненное сожаление, которое вызвали в душе его слова, но еще более ненавистно было ощущать себя наказанным ребенком.
Она нанесла ответный удар:
— Вы обещали, что не дотронетесь до меня.
Губы его скривились в неприятной усмешке.
— А… поцелуй. Мне не показалось, что я причинил вам вред, мисс Рэндалл. Вам даже как будто понравилось в какую-то секунду. Но, может быть, ваши возражения касаются вовсе не поцелуя? Возможно, они касаются меня? И я не соответствую вашим высоким требованиям? Бывший заключенный слишком низкая личность, чтобы дотронуться до вас?
— Вот именно, — подтвердила Шей в ярости от его насмешки. — Я ничем вам не обязана. Вы вор, похититель людей и…
— Ну же, продолжайте, — спокойно произнес он, но что-то в его глазах остановило ее. Они потемнели, и ей показалось, что она вот-вот вторгнется в нечто такое, с чем уже не сможет справиться.
Шей перевела дыхание. Он стоял неподвижно, внимательно наблюдая за ней. Она вновь почувствовала, какая от него исходит тихая отчаянная боль, мука, спрятанная где-то в самой глубине.
Внезапно Тайлер изменился в лице, словно увидел в ее глазах нечто, что не хотел бы видеть. Усмешка стерлась, и губы мрачно сомкнулись.
— Вы, должно быть, проголодались, — отрывисто произнес он. — Все это ваша беготня из конца в конец.
— Вовсе я не бегала из конца в конец, — возмутилась Шей. Хотя ее действительно терзало чувство голода.
Но самое страшное было то, что она изголодалась но чему-то другому, а не по еде.
Он взял ее за подбородок двумя пальцами.
— Я хотел посмотреть, что вы предпримете, мисс Рэндалл. Вы сохранили хладнокровие, но недооценили меня и переоценили себя. Я не лгал, когда пытался объяснить, какими опасными бывают эти горы. Вас легко мог услышать или учуять горный лев.
Она вспомнила ту минуту, когда ее охватило одиночество, когда ее переполнил страх, который она поборола. Она даже засомневалась, что когда-нибудь вновь почувствует себя в полной безопасности. Ей не хотелось одной возвращаться в лес, но и здесь ей тоже покоя не видать. Рядом с ним. Под взглядом этих глаз, холодных и жгучих в одно и то же время, равнодушных и жадных. Грозных и понимающих. Она не знала, чего от него ожидать. И от себя тоже. Все, что сейчас происходило, было так не похоже на всю ее предыдущую жизнь.
Он не спешил убрать пальцы с ее подбородка, а затем, словно с сожалением, отошел в сторону.
— Форель в хижине, на вертеле. Ешьте что хотите.
Она засомневалась:
— А как же вы?
— Мне казалось, вам не нравится общество вора и похитителя людей, — сказал он, хмыкнув, — и… кого там еще, по-вашему.
— Не забудьте уголовника, — сказала она. Она была сердита на саму себя за минутную слабость к нему.
— О, об этом я не забываю, мисс Ранд ал л. Никогда не забываю. — Он направился к конюшне, но внезапно обернулся и увидел, что она все еще стоит на месте, словно приросла к земле. — И оставайтесь в хижине, пока я не разрешу вам выйти.
Она ушла прочь, не сказав ни слова, выпрямив спину, с вызовом и презрением. Когда она скрылась за дверью, у него возникло чувство потери, о чем он сразу пожалел.
Глава девятая
Во вторую половину дня Рейф постарался держаться от пленницы подальше, предоставив ей расправиться с форелью самостоятельно. У него после того язвительного разговора пропал аппетит, и он знал, что не смог бы проглотить ни кусочка. Но ей нужно было поесть.
Тренируя гнедого, он сознательно гнал прочь все мысли о ней. Но ближе к вечеру чувство вины совсем одолело его. Она оставалась в хижине, как он велел, что весьма его удивило. Он ожидал неповиновения. То, что она подчинилась, забеспокоило его. В конце концов он постучал в дверь.
Форель исчезла. Обе рыбы. Ее аппетит, видимо, не пострадал. Он позволил ей выйти, однако предупредил, чтобы она держала, по крайней мере, голову в поле его зрения, когда пойдет в лес. Девушка опять послушалась, и так выпрямила спину, направившись к лесу, что он подумал — она сломается, если дотронуться до нее.
А затем, не говоря ни слова, она зашла в хижину, забрала свои рисовальные принадлежности, снова вышла и опустилась на пенек с таким Видом, словно предлагала ему возразить, если он сможет.
Он не смог и продолжал заниматься выездкой гнедого.
Все свое внимание он сосредоточил на коне, обучая его подчиняться голосу, а также слушаться прикосновения руки. Выездка лошади требует терпения и собранности, и, Бог свидетель, последнее было действительно ему необходимо, чтобы не думать об этой особе, от которой одни неприятности.
Портрет Бена вышел чертовски хорошо. Младшего Эдвардса легко можно было по нему узнать. Рейф подозревал, что сейчас создавался его портрет. Шей то и дело бросала молниеносный взгляд в его сторону, а затем углублялась в рисунок перед собой. Надо было бы забрать у нее альбом, хотя на самом деле это не имело смысла. Она, без сомнения, сумеет нарисовать портрет по памяти.
Впрочем, Рейфа не очень беспокоило, что с ним случится после того, как он посчитается со своим врагом. Впереди его ожидала не жизнь, а жалкое существование. С клеймом на руке он имел перед собой только одну перспективу — смерть. Ни надежды, ни будущего, и он был не настолько глуп, чтобы позволить себе о нем мечтать.
Однако его волновало, что случится с людьми, которые стали на его сторону. Он уже сжег в очаге рисунок Бена. Но нисколько не сомневался, что она сумеет воссоздать его, как и нарисовать портрет Клинта.
Все это очень осложняло дело.
В конце концов ему придется отпустить девушку, но только после того, как Бен и Клинт покинут этот край. У него засосало под ложечкой. В своем стремлении к мести он согласился принять помощь. Сейчас он полностью осознал, какую цену могут за нее заплатить те, кто ее предложил. Он всегда считал, что они сумеют остаться… в стороне, не замеченными, но теперь они уже не в стороне.
И все из-за девушки с каштановыми волосами, которая, казалось, заглядывает прямо в душу и ужасается увиденному.
Будь все проклято!
Он вновь сосредоточил внимание на коне, отошел в сторону, тихо позвал его и обрадовался, когда конь тут же оказался рядом. В его жизни бывали случаи, когда такой трюк буквально спасал ему жизнь. Рейф вынул сушеное яблоко и скормил животному, мягко поглаживая его по шее.
По дороге с Запада они стали друзьями — он и этот конь. Их дружба да дружба с Абнером давались ему легко. А вот общение с этой колючей леди, сидящей на пеньке, было отнюдь не легким. Хотя этого следовало ожидать.
От подобных мыслей ему стало еще более одиноко, чем было в тюрьме. Все-таки правильно говорят: можно находиться рядом с человеком и при этом отдалиться от него на миллионы миль.
Рейф вновь посмотрел на пленницу. На ней по-прежнему были рубашка и брюки, волосы заплетены. Длинная коса, перекинутая через плечо, свисала по правой груди. Девушка склонила голову над альбомом, рука грациозно и отточенно двигалась по бумаге.
Она выглядела… привлекательно… Солнце зажгло в ее волосах золотые искорки, на лице застыло напряженное внимание. До сих пор он не встречал ни одной женщины, которая бы так явно довольствовалась собственным обществом, умела занять себя. Как она не похожа на Аллисон, которая всегда стремилась быть центром внимания, без конца флиртовала и была несчастна, если только ее не окружала толпа людей. А он принял ее жизнерадостность, потребность в его внимании за любовь. Он не подозревал, насколько мелкими были ее чувства, она больше восхищалась военным мундиром, чем человеком, облаченным в этот мундир.
Конь ткнулся в него мордой, прося второе яблоко, и Рейф захотел прокатиться верхом. Ему не нужно было седло, с тех пор как зеленым мальчишкой он забрался на спину лошади с забора. Но он не мог уехать в горы, как делал последние несколько недель. Не мог оставить ее.
Его мучило беспокойство. Он стреножил коня, чтобы тот мог попастись на горном лугу с сочной травой, и подошел к пленнице. Заглянув в альбом, он увидел собственное изображение, которое мрачно уставилось на него.
Рейф удивился, неужели он действительно выглядит таким… жестоким. Наверное, да. Наверное, он такой и есть.
— Этот рисунок вы тоже собираетесь уничтожить? — спросила она.
Он пожал плечами:
— Не очень-то вы мне польстили.
— А вы надеялись?
— Вы, безусловно, не стремитесь польстить.
— Думаю, это было бы бесполезно.
Он мрачно улыбнулся:
— Умная женщина.
— Когда вы меня отпустите?
— Когда будет можно.
— А когда это случится?
— Не знаю.
— Не можете же вы держать меня здесь вечно.
— Я могу держать вас здесь столько, сколько захочу.
Она метнула на него сердитый взгляд:
— Мне нужно хоть какое-то уединение.
— Мы уже говорили об этом. Вы доказали, что вам нельзя доверять. Я буду ходить за вами неотступно.
— Неужели вы подумали, что я не попытаюсь бежать?
Он чуть приподнял брови:
— Да я не знал, что и думать. Оказалось, чертовски мало смыслю в женщинах.
В его голосе прозвучала та же глубокая горечь, с какой он говорил, что от женщин можно ожидать очень малого. Ей стало любопытно, почему он так считает, и она тут же возненавидела себя за любопытство. За то, что снова захотела протянуть руку и дотронуться до него, развеять безысходность, исходящую от него, понять ту до странного милую неуверенность, с которой он, словно борясь с каждым словом, старался доказать ей, а заодно и самому себе, что он беспощадный человек.
Однако она сама хотела поверить в его беспощадность. Должна была поверить. Это была ее единственная возможность убежать, найти Джека Рэндалла и рассказать ему о человеке, который намерен его погубить.
— Вы не ответили на мой вопрос, — наконец произнесла она.
— Какой?
— О рисунке. Вы и его украдете?
— Я уже вам говорил, мисс Рэндалл, что мне на это наплевать, только не рисуйте моих людей.
— И вам все равно, если вас поймают?
— Вы всегда задаете столько вопросов?
— Да.
— Значит, я не единственный, кто страдает?
Проклятье, он не собирался начинать все сначала. Ведь уже решил держаться от нее подальше, но что-то все притягивало его к ней. Он не хотел думать, что это одиночество. Или ее привлекательность. Он не знал, чем это объяснить, черт возьми! Возможно, неповиновением, которое она изображала. Возможно, тем, что он не мог вполне связать эту бесстрашную независимую женщину с Джеком Рэндаллом.
Мысль о Рэндалле прочистила ему мозги. Он повернулся и пошел к коню.
— Минуточку… — Ее голос остановил его. Он обернулся.
— Запомните, — сказал он, — «мистер Тайлер» или «сэр».
Господи, нужно держаться от нее подальше, когда он смотрит в эти серо-голубые глаза.
Он почти услышал, как она считает про себя до десяти, намереваясь что-то у него спросить. А затем она повернулась к нему спиной, отказавшись от своего намерения.
В эту минуту Рейф проклял себя, проклял за то, что она чувствует себя униженной, когда вынуждена обращаться к нему с просьбой. А ведь он знал, что такое постоянное унижение: сколько боли оно доставляет, как подрывает душевные силы и калечит саму душу.
Он вернулся к ней.
— Рейф. Можете называть меня Рейфом, если не перевариваете другие обращения. — Он помолчал секунду. — Что вы хотели?
Она обернулась и медленно оглядела его строгим взглядом, словно пыталась понять, не издевается ли он над ней. Он еще больше упал в своих глазах.
— Я… я хотела бы просто немножко размяться. Пройтись пешком или… еще что-нибудь.
Это «что-нибудь» заинтересовало его, но он понимал, что они думают о совершенно разных вещах.
— Ладно, — спокойно сказал он, хотя до спокойствия ему было далеко.
Он не хотел находиться рядом с ней, но и не мог запереть ее в хижине. Совесть боролась с горячим стремлением к возмездию, которое горело в нем столько лет, и эта борьба не доставляла ему удовольствия. Он вообще даже не представлял, что у него еще осталась какая-то совесть. Мысль, что она затаилась где-то в темном уголке, была неприятной. Сейчас не то время, чтобы действовать по совести.
Рейф заподозрил, что в ее просьбе скрывается какая-то каверза. Наверняка она будет очень внимательной во время прогулки — в надежде обнаружить тропу, которая выведет ее из долины и проведет через горы. Он не хотел, чтобы она опять совершила подобную попытку. Тем не менее ее просьба была достаточно скромной и разумной.
— Идемте, — велел он.
Она пошла. Немного слева, чуть-чуть отстав, так, чтобы не идти совсем рядом, как он про себя отметил. Это его устраивало. Альбом по-прежнему был с ней, и она вцепилась в него, как будто от этого зависела ее жизнь.
Шел он быстро, ему тоже нужно было размяться, а еще ему была нужна тишина леса. Он не нуждался в этой девушке и во всей сумятице, которую она внесла в его жизнь. Поэтому он сделал вид, что с ним никого нет, и только изредка кидал в ее сторону взгляд, чтобы удостовериться в ее присутствии.
Ни на какую тропу Рейф не вышел. Долину он успел изучить достаточно хорошо, исходив окрестности вдоль и поперек. В миле от хижины, за густым лесом, прятался водопад, вот туда он сейчас и направлялся. Тайлер обнаружил водопад случайно, когда однажды его особенно сильно мучило беспокойство. Это оказалось отличным местом, где можно было выпить чистой воды и позагорать на скале. Время от времени он ходил туда купаться, иногда просто часами просиживал, наблюдая за животными, которые приходили на водопой или порезвиться у воды. Они успели привыкнуть к нему и терпели его присутствие, которое ничем им не угрожало. Такое в природе случается редко, и он ценил это и никому не рассказывал.
Он даже не пытался понять, зачем ведет ее туда, лишь интуитивно знал, что это доставит ей удовольствие. А после того, что с ней произошло в последние два дня, его одолевало необъяснимое желание доставить ей удовольствие.
Наконец они подошли к озерцу, окруженному с одной стороны кустарником дикой малины и высокими соснами, а с другой — массивной красноватой скалой. Тайлер отступил назад, давая девушке возможность увидеть, как с большой высоты по разноцветным камням в озерцо падает вода. Он испытал легкое удовлетворение, когда у нее вырвался восхищенный возглас. Она оглянулась, и на ее губах сияла настоящая улыбка — это было очаровательно. Внезапно она превратилась в красавицу.
Тайлер прислонился к дереву, заставив себя сохранить равнодушное и холодное выражение.
— Здесь прелестно, — радостно произнесла она, любуясь брызгами водопада и темно-голубым озерцом, в котором отражались лучи послеполуденного солнца, проникшего сквозь листву.
Положив альбом на сухое место, девушка шагнула вниз, набрала пригоршню воды, поднесла ко рту, а остаток брызнула себе в лицо. Раздались птичьи трели, в лесу что-то зашуршало, и Шей резко обернулась.
Тренируя гнедого, он сознательно гнал прочь все мысли о ней. Но ближе к вечеру чувство вины совсем одолело его. Она оставалась в хижине, как он велел, что весьма его удивило. Он ожидал неповиновения. То, что она подчинилась, забеспокоило его. В конце концов он постучал в дверь.
Форель исчезла. Обе рыбы. Ее аппетит, видимо, не пострадал. Он позволил ей выйти, однако предупредил, чтобы она держала, по крайней мере, голову в поле его зрения, когда пойдет в лес. Девушка опять послушалась, и так выпрямила спину, направившись к лесу, что он подумал — она сломается, если дотронуться до нее.
А затем, не говоря ни слова, она зашла в хижину, забрала свои рисовальные принадлежности, снова вышла и опустилась на пенек с таким Видом, словно предлагала ему возразить, если он сможет.
Он не смог и продолжал заниматься выездкой гнедого.
Все свое внимание он сосредоточил на коне, обучая его подчиняться голосу, а также слушаться прикосновения руки. Выездка лошади требует терпения и собранности, и, Бог свидетель, последнее было действительно ему необходимо, чтобы не думать об этой особе, от которой одни неприятности.
Портрет Бена вышел чертовски хорошо. Младшего Эдвардса легко можно было по нему узнать. Рейф подозревал, что сейчас создавался его портрет. Шей то и дело бросала молниеносный взгляд в его сторону, а затем углублялась в рисунок перед собой. Надо было бы забрать у нее альбом, хотя на самом деле это не имело смысла. Она, без сомнения, сумеет нарисовать портрет по памяти.
Впрочем, Рейфа не очень беспокоило, что с ним случится после того, как он посчитается со своим врагом. Впереди его ожидала не жизнь, а жалкое существование. С клеймом на руке он имел перед собой только одну перспективу — смерть. Ни надежды, ни будущего, и он был не настолько глуп, чтобы позволить себе о нем мечтать.
Однако его волновало, что случится с людьми, которые стали на его сторону. Он уже сжег в очаге рисунок Бена. Но нисколько не сомневался, что она сумеет воссоздать его, как и нарисовать портрет Клинта.
Все это очень осложняло дело.
В конце концов ему придется отпустить девушку, но только после того, как Бен и Клинт покинут этот край. У него засосало под ложечкой. В своем стремлении к мести он согласился принять помощь. Сейчас он полностью осознал, какую цену могут за нее заплатить те, кто ее предложил. Он всегда считал, что они сумеют остаться… в стороне, не замеченными, но теперь они уже не в стороне.
И все из-за девушки с каштановыми волосами, которая, казалось, заглядывает прямо в душу и ужасается увиденному.
Будь все проклято!
Он вновь сосредоточил внимание на коне, отошел в сторону, тихо позвал его и обрадовался, когда конь тут же оказался рядом. В его жизни бывали случаи, когда такой трюк буквально спасал ему жизнь. Рейф вынул сушеное яблоко и скормил животному, мягко поглаживая его по шее.
По дороге с Запада они стали друзьями — он и этот конь. Их дружба да дружба с Абнером давались ему легко. А вот общение с этой колючей леди, сидящей на пеньке, было отнюдь не легким. Хотя этого следовало ожидать.
От подобных мыслей ему стало еще более одиноко, чем было в тюрьме. Все-таки правильно говорят: можно находиться рядом с человеком и при этом отдалиться от него на миллионы миль.
Рейф вновь посмотрел на пленницу. На ней по-прежнему были рубашка и брюки, волосы заплетены. Длинная коса, перекинутая через плечо, свисала по правой груди. Девушка склонила голову над альбомом, рука грациозно и отточенно двигалась по бумаге.
Она выглядела… привлекательно… Солнце зажгло в ее волосах золотые искорки, на лице застыло напряженное внимание. До сих пор он не встречал ни одной женщины, которая бы так явно довольствовалась собственным обществом, умела занять себя. Как она не похожа на Аллисон, которая всегда стремилась быть центром внимания, без конца флиртовала и была несчастна, если только ее не окружала толпа людей. А он принял ее жизнерадостность, потребность в его внимании за любовь. Он не подозревал, насколько мелкими были ее чувства, она больше восхищалась военным мундиром, чем человеком, облаченным в этот мундир.
Конь ткнулся в него мордой, прося второе яблоко, и Рейф захотел прокатиться верхом. Ему не нужно было седло, с тех пор как зеленым мальчишкой он забрался на спину лошади с забора. Но он не мог уехать в горы, как делал последние несколько недель. Не мог оставить ее.
Его мучило беспокойство. Он стреножил коня, чтобы тот мог попастись на горном лугу с сочной травой, и подошел к пленнице. Заглянув в альбом, он увидел собственное изображение, которое мрачно уставилось на него.
Рейф удивился, неужели он действительно выглядит таким… жестоким. Наверное, да. Наверное, он такой и есть.
— Этот рисунок вы тоже собираетесь уничтожить? — спросила она.
Он пожал плечами:
— Не очень-то вы мне польстили.
— А вы надеялись?
— Вы, безусловно, не стремитесь польстить.
— Думаю, это было бы бесполезно.
Он мрачно улыбнулся:
— Умная женщина.
— Когда вы меня отпустите?
— Когда будет можно.
— А когда это случится?
— Не знаю.
— Не можете же вы держать меня здесь вечно.
— Я могу держать вас здесь столько, сколько захочу.
Она метнула на него сердитый взгляд:
— Мне нужно хоть какое-то уединение.
— Мы уже говорили об этом. Вы доказали, что вам нельзя доверять. Я буду ходить за вами неотступно.
— Неужели вы подумали, что я не попытаюсь бежать?
Он чуть приподнял брови:
— Да я не знал, что и думать. Оказалось, чертовски мало смыслю в женщинах.
В его голосе прозвучала та же глубокая горечь, с какой он говорил, что от женщин можно ожидать очень малого. Ей стало любопытно, почему он так считает, и она тут же возненавидела себя за любопытство. За то, что снова захотела протянуть руку и дотронуться до него, развеять безысходность, исходящую от него, понять ту до странного милую неуверенность, с которой он, словно борясь с каждым словом, старался доказать ей, а заодно и самому себе, что он беспощадный человек.
Однако она сама хотела поверить в его беспощадность. Должна была поверить. Это была ее единственная возможность убежать, найти Джека Рэндалла и рассказать ему о человеке, который намерен его погубить.
— Вы не ответили на мой вопрос, — наконец произнесла она.
— Какой?
— О рисунке. Вы и его украдете?
— Я уже вам говорил, мисс Рэндалл, что мне на это наплевать, только не рисуйте моих людей.
— И вам все равно, если вас поймают?
— Вы всегда задаете столько вопросов?
— Да.
— Значит, я не единственный, кто страдает?
Проклятье, он не собирался начинать все сначала. Ведь уже решил держаться от нее подальше, но что-то все притягивало его к ней. Он не хотел думать, что это одиночество. Или ее привлекательность. Он не знал, чем это объяснить, черт возьми! Возможно, неповиновением, которое она изображала. Возможно, тем, что он не мог вполне связать эту бесстрашную независимую женщину с Джеком Рэндаллом.
Мысль о Рэндалле прочистила ему мозги. Он повернулся и пошел к коню.
— Минуточку… — Ее голос остановил его. Он обернулся.
— Запомните, — сказал он, — «мистер Тайлер» или «сэр».
Господи, нужно держаться от нее подальше, когда он смотрит в эти серо-голубые глаза.
Он почти услышал, как она считает про себя до десяти, намереваясь что-то у него спросить. А затем она повернулась к нему спиной, отказавшись от своего намерения.
В эту минуту Рейф проклял себя, проклял за то, что она чувствует себя униженной, когда вынуждена обращаться к нему с просьбой. А ведь он знал, что такое постоянное унижение: сколько боли оно доставляет, как подрывает душевные силы и калечит саму душу.
Он вернулся к ней.
— Рейф. Можете называть меня Рейфом, если не перевариваете другие обращения. — Он помолчал секунду. — Что вы хотели?
Она обернулась и медленно оглядела его строгим взглядом, словно пыталась понять, не издевается ли он над ней. Он еще больше упал в своих глазах.
— Я… я хотела бы просто немножко размяться. Пройтись пешком или… еще что-нибудь.
Это «что-нибудь» заинтересовало его, но он понимал, что они думают о совершенно разных вещах.
— Ладно, — спокойно сказал он, хотя до спокойствия ему было далеко.
Он не хотел находиться рядом с ней, но и не мог запереть ее в хижине. Совесть боролась с горячим стремлением к возмездию, которое горело в нем столько лет, и эта борьба не доставляла ему удовольствия. Он вообще даже не представлял, что у него еще осталась какая-то совесть. Мысль, что она затаилась где-то в темном уголке, была неприятной. Сейчас не то время, чтобы действовать по совести.
Рейф заподозрил, что в ее просьбе скрывается какая-то каверза. Наверняка она будет очень внимательной во время прогулки — в надежде обнаружить тропу, которая выведет ее из долины и проведет через горы. Он не хотел, чтобы она опять совершила подобную попытку. Тем не менее ее просьба была достаточно скромной и разумной.
— Идемте, — велел он.
Она пошла. Немного слева, чуть-чуть отстав, так, чтобы не идти совсем рядом, как он про себя отметил. Это его устраивало. Альбом по-прежнему был с ней, и она вцепилась в него, как будто от этого зависела ее жизнь.
Шел он быстро, ему тоже нужно было размяться, а еще ему была нужна тишина леса. Он не нуждался в этой девушке и во всей сумятице, которую она внесла в его жизнь. Поэтому он сделал вид, что с ним никого нет, и только изредка кидал в ее сторону взгляд, чтобы удостовериться в ее присутствии.
Ни на какую тропу Рейф не вышел. Долину он успел изучить достаточно хорошо, исходив окрестности вдоль и поперек. В миле от хижины, за густым лесом, прятался водопад, вот туда он сейчас и направлялся. Тайлер обнаружил водопад случайно, когда однажды его особенно сильно мучило беспокойство. Это оказалось отличным местом, где можно было выпить чистой воды и позагорать на скале. Время от времени он ходил туда купаться, иногда просто часами просиживал, наблюдая за животными, которые приходили на водопой или порезвиться у воды. Они успели привыкнуть к нему и терпели его присутствие, которое ничем им не угрожало. Такое в природе случается редко, и он ценил это и никому не рассказывал.
Он даже не пытался понять, зачем ведет ее туда, лишь интуитивно знал, что это доставит ей удовольствие. А после того, что с ней произошло в последние два дня, его одолевало необъяснимое желание доставить ей удовольствие.
Наконец они подошли к озерцу, окруженному с одной стороны кустарником дикой малины и высокими соснами, а с другой — массивной красноватой скалой. Тайлер отступил назад, давая девушке возможность увидеть, как с большой высоты по разноцветным камням в озерцо падает вода. Он испытал легкое удовлетворение, когда у нее вырвался восхищенный возглас. Она оглянулась, и на ее губах сияла настоящая улыбка — это было очаровательно. Внезапно она превратилась в красавицу.
Тайлер прислонился к дереву, заставив себя сохранить равнодушное и холодное выражение.
— Здесь прелестно, — радостно произнесла она, любуясь брызгами водопада и темно-голубым озерцом, в котором отражались лучи послеполуденного солнца, проникшего сквозь листву.
Положив альбом на сухое место, девушка шагнула вниз, набрала пригоршню воды, поднесла ко рту, а остаток брызнула себе в лицо. Раздались птичьи трели, в лесу что-то зашуршало, и Шей резко обернулась.