Поволяев Валерий. Семейный отдых в Турции (сборник рассказов)

   В городке этом я больше не появился ни разу, а вот Валя Кузнецов был там трижды - ездил на этюды, писал местные церкви. Он-то и привозил мне все тамошние новости...
   От той поездки на охоту да ужина в лесном доме у меня осталась на память тонкая косулья ножка, взятая с приступки, когда мы покидали дом. Как знак беды, если хотите...
   А вскоре Алексей Александрович пропал, никто не знает, кому он перебежал дорогу и куда делся, но "свято" место, как известно, пусто не бывает.
   У КОТА НА ИЖДИВЕНИИ
   Человек и домашние животные всегда сосуществовали друг с другом, жили рядышком, они живут рядом и сейчас - не то чтобы душа в душу, не в идеальной, конечно, дружбе, но живут. Хотя сколько раз человек обижал, например, собаку, сосчитать никто не возьмется. Или кошку. Или же лошадь с козой. Но тем не менее, как свела судьба единожды человека с животными, которых принято считать домашними, так и не разводит до сих пор, так вместе они и идут по жизни, не расстаются.
   У нас в доме есть соседка Инна Михайловна Травянская - женщина разумная, хотя и крикливая, доктор наук, забывшая, правда, в связи с послеперестроечными временами про науку - она устроилась на денежную работу в русско-американскую фирму, торгующую кормами для котов и собак, а также разными "цацками" - поводками, ошейниками, пластмассовыми судками, продвинулась по службе и стала получать очень недурные "тугрики", но человеческая натура ведь такова, что, сколько ни зарабатывай денег, все равно кажется мало.
   Муж Инны Михайловны, Петр Петрович, - седой, очень вальяжный, служил на телевидении в редакции музыкальных программ, также приносил домой доллары, не учтенные ни одной налоговой инспекцией - часть побочных доходов от рекламы, - но и этого было мало. Надо было увеличивать доход семьи. Такую задачу Инна Михайловна поставила перед собой и своим мужем.
   Осталось только решить вопрос: как увеличивать, за счет чего?
   Надо заметить, в семье этой очень любили животных - доме были две кошки и собака, точнее, пес, с ласковым уменьшительным именем Васечка. Он был добродушный, очень безобидный и очень трусливый, но с чрезвычайно злобной мордой. Пес этот был наделен всеми человеческими пороками - у Васечки часто болело сердце, морда от хронического насморка всегда была мокрой, из ноздрей тянулись длинные липкие сопли, к которым приставала вся грязь, пух от одуванчиков, еловая шелуха, старые окурки. Такие же сопли тянулись и из уголков брыластого рта, к ним также все прилипало. Куплен Васечка был за большие деньги по знакомству, и выбрать можно было любого щенка из огромной кошелки, застеленной войлоком. Из всего выводка, семи штук, Петр Петрович, отведя ладонью в сторону резвящихся, азартно покусывающих друг друга за ухо веселых детенышей, выбрал одного задумчивого, с печатью грусти на "морде лица" и умными кроткими глазенками.
   Щенок этот всем своим видом показывал, что жизнь у него плохая, он никому не нужен, на то, что его кто-нибудь возьмет, нет никакой надежды, и так далее, а потому принимать какое-либо участие в общем веселье ему нет никакого смысла.
   Петр Петрович выбрал именно этого щенка - приглянулся он ему своей печалью и человеческой готовностью сносить все удары нелегкой жизни.
   Когда он привез Васечку домой, то разглядел брачок, который впопыхах не засек - у Васечки вместо двух семенных яичек было одно. Такие казусы иногда случаются. Вернуть щенка хозяину? Такого в правилах игры не было, да и щенок тогда будет обречен: вряд ли кто его возьмет, и хозяин в таком разе будет вынужден его уничтожить. Щенка было жалко, и Петр Петрович, посовещавшись с Инной Михайловной, решил оставить его: плевать, в конце концов, что он с одним яичком! Так Васечка нашел свое место в жизни.
   Был он большим любителем ездить на машине за город, садился в кабину рядом с хозяином, Петр Петрович аккуратно пристегивал Васечку к сиденью, и они отправлялись на дачу к друзьям на реку Истру. Васечка вел себя в дороге азартно, следил за встречными машинами, за тем, что происходит на обочине, приподнимался на сиденье, высовывался в окно, взлаивал, поворачивался к хозяину, словно бы обращаясь к нему за поддержкой и ощущая необходимость обсудить увиденное.
   Однажды Петр Петрович в спешке отъезда забыл его привязать, так Васечка, высунувшись в открытое окно, вывалился из машины. Хорошо, упал на мягкое, не разбился, хотя все могло кончиться трагично.
   Васечка быстро вырос, потяжелел и стал походить на задастого полнотелого мужичка с крупной головой и короткими ногами, страдающего одышкой и почечными коликами.
   Проку от Васечки в смысле прибытка не было никакого, единственное, что он умел, - хорошо есть, исправно переваривать пищу да ходить на горшок - вот и все Васечкины способности.
   Имелись в семье два кота. Френки и Бакс. Бакс был найден на помойке, принадлежал он к изрядно потрепанной беспорядочными случками в подворотнях сиамской породе, а скорее, был беспородным сиамцем, - но, отъевшись, неожиданно обрел стать и начальственную важность, сделался темным, как вечер в глухую осеннюю пору, огромные голубые глаза его были выразительны, он всегда словно хотел что-то спросить, и это всегдашнее любопытно-вопросительное выражение пожизненно застыло в его глазах.
   Чтобы Бакс не разменивался на встречи с кошками в грязных подворотнях, сидел дома и весною не орал голосом пьяного мужика, пристающего к фонарному столбу, его охолостили. И Бакс разом потерял интерес к прекрасному кошачьему полу, вопросительное выражение в глазах сделалось ещё более устойчивым, во взгляде его не было ничего, ни одной мысли, кроме извечного вопроса любопытствующего существа: "А вы чего это тут делаете?"
   Другое дело - Френки. Френки - чистопородный кот с родословной, как у лорда - она расписана у него на целых двадцать колен, и там нет ни одного случайного имени, ни одной приблудной кошечки или котика, - только усатые лорды и их благородные подруги, принадлежит Френки к очень ценной породе, которая называется "английская голубая". Шерсть у Френки действительно голубая, цвета дыма от костра, на котором сжигают яблоневые листья.
   Но характер... Характер Френки имел дикий, людей не любил и вообще считал их существами более низкого порядка, чем кошки. Яркие, медно-оранжевые, будто две новенькие монеты, глаза его иногда наполняла такая ярость, что они светились в темноте, как автомобильные фары. В таком состоянии к Френки было лучше не подходить, хотя чувства свои он, как истинный лорд, старался не выказывать, и если кто-то приближался к нему, презрительно отворачивался, всем своим видом демонстрируя брезгливость к двуногим, и если до него пытались дотронуться, чтобы погладить, по-змеиному шипел.
   Это был очень серьезный, очень дорогой кот.
   На Френки Инна Михайловна с Петром Петровичем и решили сделать ставку. Чистопородных "голубых" котов в Москве было раз-два и обчелся, кошек оказалось гораздо больше и на это Инна Михайловна и рассчитывала. За день общения высокородной "англичанки" с хмурым Френки она установила твердую таксу - пятьсот долларов. Теперь осталось только найти "клиенток".
   Расчет был сделан верный. После того как дали объявление в газете, в квартире Травянских раздался телефонный звонок. Петр Петрович брился, Инна Михайловна спала.
   - Это вы чистопородный английский голубой? - напористо спросил женский низкий голос.
   Петр Петрович опешил настолько, что едва не порезался "жилетом" бритвой, которой, если верить рекламе, обрезаться невозможно, но факт есть факт - он почувствовал боль. Прижав трубку телефона плечом к щеке, он продолжал обривать сложное место под нижней губой, где у него находились две родинки.
   - Почему это я голубой?
   - Ну вы давали объявление в газету?
   - Я.
   - Тогда чего же отказываетесь?
   Петр Петрович запоздало сообразил, что к чему, - это звонила "клиентка", - пробормотал виновато:
   - Извините!
   - У вас опыт общения с чистопородными невестами есть? - спросила дама, будто Петр Петрович, а не Френки был котом.
   - Нет, - чистосердечно признался Петр Петрович.
   - Я так и знала! - Дама фыркнула, потом, поразмышляв немного, снизошла: - Ладно, когда встречаемся?
   Петр Петрович никак не мог привыкнуть к святой простоте этого разговора, все сбивался, думал, что речь идет о нем самом, а не о коте, ежился и с опаскою поглядывал на дверь комнаты, где отдыхала Инна Михайловна.
   Через несколько минут, справившись с ситуацией, он назначил первое свидание.
   Сам же, готовясь к встрече, решил полистать толстую, богато иллюстрированную книгу Дороти Силкстоун Ричардз "Ваша кошка". Из книги он узнал многое из жизни английских голубых, даже то, что во время Второй мировой войны количество котов-производителей в Англии (как людей в России) упало настолько, что их приходилось искать в других государствах; узнал, как эти капризные существа надо мыть лавровишневой водой (Петр Петрович даже не представлял, что такая вообще существует на свете), что такое отметины табби и с глазами какого цвета рождаются кошки, выведенные в Картезианском монастыре и именуемые, как и знаменитый ликер - шартрез, все, в общем, но только не то, что должен был делать Френки, когда в гости к нему придет кошечка, имени которой он не знал.
   От книги Дороти Ричардз у Петра Петровича мозги поехали, он впал в некую растерянность и в этом состоянии пребывал до тех пор, пока не прибыла владелица властного баритона.
   - Ну, где мужчинка? - спросила она с порога, поставив на пол роскошную кожаную сумку с двумя длинными ручками, в сетчатом окошке сумки виднелась усатая кошачья морда. Только кошечка эта была не голубой, а желтовато-коричневой. Цвет её был очень необычный, дорогой, как определил Петр Петрович.
   - А разве так можно? - робко поинтересовался он.
   - Что можно?
   - Скрещивать дымчатого кота с коричневой кошкой?
   - Это не коричневая, а кремовая! - Дама назидательно подняла палец и посмотрела на Петра Петровича, как учительница старшего класса на второгодника, в очередной раз застрявшего где-то посреди учебной лестницы его ровесники уже одолевают десятый класс, а он все ещё никак в пятый перейти не может. - Самые лучшие особи получаются от скрещивания голубого жениха с кремовой невестой.
   - А мы... мы что должны с вами делать? - дрожащим голосом спросил Петр Петрович - он ужасно переживал за себя, а ещё больше - за своего Френки: вдруг тот оплошает?
   - Как что? Доставайте своего мужчинку, мы их познакомим, - дама тронула рукой длинную лямку своей роскошной сумки, стоившей не менее семисот долларов, - и представим им возможность пообщаться друг с другом. Ну, в общем, вы сами все понимаете. Лучше меня небось... - Дама сделала жест, который Петр Петрович ни за что бы не решился воспроизвести на людях.
   - Да-да, - поспешно произнес Петр Петрович и полез под кровать вытаскивать Френки.
   Френки сидел в самом темном углу, диковато оглядывался, шипел, как Змей Горыныч, и ни за что не хотел даваться в руки хозяину. Грязи он набрался под койкой столько, что его пришлось бы сдавать в химчиску.
   Наконец Петр Петрович поймал Френки, дал ему по физиономии, чтобы не кусался, отряхнул, выбил из гладкой шерсти облако пыли и выволок в прихожую. Про себя выматерил жену: нужно было, чтобы она пораньше встала и вымыла Френки.
   Он думал, что Френки не произведет никакого впечатления на начальственную даму, но та, увидев кота, оценила его и произнесла удовлетворенно: "О!" Нагнулась над сумкой, расстегивая золотистую молнию.
   - У вас для кошачьей любви есть, естественно, отдельная комната? кряхтя, спросила она.
   - Есть-есть, - готовно подтвердил Петр Петрович, только сей час поняв, что собственного кабинета ему не видать отныне как своих ушей. Теперь не он там будет хозяин, а кот Френки.
   - Разрешите мне взглянуть, что это за комната? - потребовала дама, доставая из сумки кошку, и Петр Петрович поспешил исполнить её просьбу.
   Осмотром "брачных апартаментов" дама осталась довольна - особенно её восхитили несколько очень недурных копий Жоржа Брака, висящих в кабинете. Через пять минут она уехала, оставив "невесту" на попечении Петра Петровича. Петр Петрович, сглотнув тягучую горькую слюну, образовавшуюся во рту, подумал о том, что дама поступает очень рискованно, оставляя дорогую киску ему...
   А что, если сейчас он эту кошечку сунет себе под мышку и поедет на "птичку", где можно продать и купить что угодно - не только ворованную кошечку, а и контрабандой ввезенного в страну бегемота? Он выглянул в окно и невольно поежился: увидел, что дама садилась в громоздкий шестисотый "мерседес" серебристого цвета. Дверь ей подобострастно открывал водитель в кожаной куртке, с плечами раз в шесть шире, чем плечи Петра Петровича. Впритык к "мерседесу" стоял джип с охраной. Петр Петрович понял, что любое действие с кошечкой может кончиться для него плохо. Даже если он просто отдавит ей палец на лапе...
   Он осторожно, стараясь не издавать ни единого звука, открыл дверь в кабинет и заглянул в проем. Френки, надутый, важный, сидел посреди кабинета на ковре и хмурился, будто начальник, с которым в коридоре не поздоровалась уборщица, кошечка же, сложное имя которой у Петра Петровича вылетело из головы, едва его назвала дама с напористым голосом, возбужденно ходила вокруг Френки, выписывала мягкими лапами вензеля и пыталась заигрывать с ним. Мурлыкала, останавливалась и заглядывала в мрачные глаза, хвостом проводила по его морде, снова мурлыкала. Френки пыжился, надувал грудь и терпел.
   - Френки! - шепотом позвал его Петр Петрович. - Ты уж постарайся, Френки! - Он неожиданно повторил неприличный жест, который перед отъездом сделала дама: ладонью ударил по кулаку, будто пробку в бутылку загнал. Ладно, Френки?
   Френки мрачно глянул на хозяина и отвернулся. Кошечка же на Петра Петровича даже внимания не обратила, будто он был пустым местом, и Петр Петрович невольно ощутил себя таковым. Вздохнул сдавленно и закрыл дверь кабинета. Он переживал за Френки, так переживал, что готов был сам за него исполнить то, что следовало. Одновременно Петр Петрович переживал за самого себя, за благополучие дома и за климат в родной стране.
   Из кухни вышел Бакс - этот четверть-сиамец обладал свойством совершенно бесследно исчезать в квартире - растворялся, будто таблетка аспирина "Упса" в стакане воды, а потом так же внезапно возникал... Следом за Баксом появился и Васечка. Бакс остановился у двери кабинета и недоумевающе посмотрел на хозяина: "А чего это там такое происходит, а?" Поднял хвост трубой. "И почему без меня? А?"
   - Ладно, Бакс, иди, посмотри. Вдруг что-нибудь новое увидишь?
   В кабинете, собственно, ничего и не происходило: Френки продолжал сидеть на ковре, а благородная леди лежала перед ним в позе курицы-табака и преданно заглядывала в глаза.
   Бакс, удивленный тем, что в доме, кроме него с Френки, есть ещё представители кошачьего роду-племени, округлил глаза так, что они вообще стали походить у него на блюдца. Не сводя взгляда с Френки, Бакс приблизился к нему, хотел спросить, что тут делает эта рыжая профура, но не успел: в зрачках у Френки вспыхнул яростный синий огонь, он приподнялся над полом и что было силы врезал Баксу лапой по физиономии.
   Бакс, взвизгнув, кубарем полетел к двери, точно угодив в проем, будто футбольный мяч в ворота. Петр Петрович посторонился, кувыркающийся Бакс на скорости пронесся мимо, и Петр Петрович закрыл дверь.
   Больше Бакс не интересовался, зачем Френки уединяется с чужими кошками в кабинете хозяина.
   Васечка подошел к Баксу и сочувственно лизнул его в голову. В ответ вместо благодарности и слезного скулежа, который всегда отличал сентиментальных котов, - также получил по морде. По закону цепной реакции. Это стерпеть было трудно.
   Конечно, Васечка мог перекусить Бакса пополам - от чего кот мигом превратился бы в жеваного кузнечика, попавшего под тракторную гусеницу, но Васечка этого не сделал, он мудро и грустно посмотрел на Бакса и молча повалился на него - просто-напросто лег на несчастного кастрата. Всей тяжестью своего упитанного тела придавил его к полу. Вес Васечки раз в десять превышал вес кастрата.
   Другой бы на месте Бакса взвыл бы, укусил пса за толстый, покрытый нежной холеной шерстью живот, причинил бы ему боль, но Бакс избрал другой путь - он терпел... Вообще-то, Васечка часто позволял себе подобные выходки по отношению к Баксу, он по-своему воспитывал кастрата.
   В доме у всех этих зверюг существовали свои собственные территории они поделили квартиру на три части, и если вальяжный хамоватый Васечка не допускал никаких поползновений на площадь, скажем, Френки - он вообще, если честно, побаивался голубого кота, - то по отношению к Баксу исходил от обратного: нарушение "государственной границы" происходило постоянно. Васечка, переваливаясь с ноги на ногу, с хамским видом подгулявшего купчика мог подойти к Баксу, спихнуть его с какого-нибудь нагретого местечка и преспокойно улечься на нем.
   Если с Френки такие штучки не проходили, то с Баксом - сплошь да рядом. Урчанье, фырканье, шипение, оскаленные зубы и выпущенные из лап кривые когти впечатления на Васечку не производили - он на них не реагировал, - и Бакс некоторое время пребывал в растерянности, не зная, что делать. Но потом и он научился отстаивать свою территорию. Он распластывался на полу, выбрасывал во все стороны лапы и по-гадючьи шипел. Сдвинуть его с места хотя бы на сантиметр было невозможно.
   И тогда Васечка стал на него ложиться. Как на подстилку. "Ах, ты не хочешь мне уступить? Ну, ладно!" - и плюх всей тяжестью на Бакса. Кот после таких экспериментов напоминал вяленое мясо под названием бастурма: был плоский, мятый, со слипшейся нечесаной шерстью и безумным взглядом, как у индюка, налетевшего на грузовой автомобиль. Но собой был доволен - не уступил подлому кабысдоху и сантиметра своей площади.
   Васечка несолоно хлебавши удалялся на свою территорию, а если дома находились хозяева, то получал ещё и гонорар - пару оплеух от Инны Михайловны или Петра Петровича. Но тут Васечка не стерпел: он решил, что пусть будет гонорар, но кастрата он накажет. При хозяине.
   А приезжая кошечка все-таки достала Френки, он занялся ею.
   Через сутки в квартире вновь появилась дама с властным баритоном и забрала изможденную от любовных утех аристократку. На столе оставила деньги - пять вкусно похрустывающих новеньких бумажек щавелевого цвета. Пятьсот долларов.
   Инна Михайловна и Петр Петрович довольно переглянулись и произнесли в один голос:
   - А!
   И дружно потерли руки.
   Следующая случка также принесла пятьсот долларов.
   Еще одна, состоявшаяся через пару дней, - также пятьсот. И пошло, и поехало. Петр Петрович не замедлил на кошачьи деньги приобрести себе новый пиджак и две рубашки "Поло", Инна Михайловна - кожаный плащ.
   Но кожаные плащи да рубашки популярной фирмы - это мелочи, мыслить надо глобально, по-крупному, - так считала Инна Михайловна. Для того же, чтобы мыслить "глобально, по-крупному", следовало накопить денег побольше.
   Инна Михайловна в приливе нежности даже забралась под кровать, где в мрачном одиночестве пребывал пыльный Френки, и погладила его по голове:
   - Ты давай, котик, ты старайся!
   В ответ Френки противно зашипел. Инна Михайловна в приливе ещё большей нежности попробовала вытянуть Френки из облюбованного им укрытия, поселить на бархатной подстилке, которую она специально приобрела для любовных утех кота, но не тут-то было: Френки дугой выгнул спину и так полыхнул глазищами, что Инна Михайловна, икнув от невольного страха, задом вылезла из-под кровати.
   Тем не менее, выбравшись из пыльного укрытия голубого кота, она ещё раз заискивающе заглянула туда, похлопала рукой по подстилке:
   - Это для тебя, родной наш котик, исключительно для тебя.
   В ответ Френки прошипел что-то невнятное, хамское и отвернулся от докучливой хозяйки.
   Петр Петрович вступил в элитный кошачий клуб. Клубов таких в Москве оказалось превеликое множество, что было в общем-то странно при всеобщем, за исключением нескольких тысяч избранных, обнищании. Клубы районные и клубы микрорайонные - скажем, Хамовнические или Чистопрудненские, клубы отдельных улиц - Волхонки, Кутузовского проспекта и Стромынки, клубы городские, клубы, объединяющие любителей кошек по почтовым отделениям и даже домам, - самые разные, различного калибра, богатства и веса, - но Петр Петрович решил учитывать прежде всего интересы Френки и избрал клуб под названием "Элитный голубой", куда входили владельцы английских голубых и русских голубых кошек. Только голубые, только они, словом... И скоро Френки вновь пришлось работать.
   Впрочем, Френки и не возражал, это дело ему нравилось. Заказов на него стало больше. Это означало, что и денег в доме появилось больше. Не каких-нибудь "деревянных", на которые только дырку от бублика и можно купить, а настоящих, тех самых, чье гордое имя носил сиамец.
   Иногда Петр Петрович ловил себя на мысли, что ему не хочется выходить на работу, охота остаться дома, понежиться некоторое время в сладком ничегонеделанье и лени, почитывая какую-нибудь газетенку, напичканную разными политическими и светскими скандалами. Он пропустил вначале одну летучку - мероприятие, на котором должны бывать все сотрудники, - сослался на сильную головную боль, потом другую - уже без всяких объяснений, - и получил первое серьезное предупреждение, а когда лень взяла его за горло в третий раз, он не стал ждать расправы над самим собой и подал заявление об уходе. "По семейным обстоятельствам".
   "В конце концов Френки меня прокормит, - решил он, - и Инку тоже".
   А Френки старался, он был неутомим, с разными нежными кошечками разделывался, будто повар с лапшой, от кошечек только пух летел, но они были довольны - из кабинета Петра Петровича лишь доносились истошные крики. Казалось, что криками этими насквозь пропитались стены кабинета, письменный стол, книги, копии Жоржа Брака, висевшие в двух простенках. Инна Михайловна постелили посреди кабинета молельный мусульманский коврик, купленный на рынке у какого-то турка, - бархатную подстилку Френки не принял, а вот коврик полюбил, - и Френки проворно, безо всяких мерехлюндий и нежного мурлыканья раскладывал там очередную кошечку...
   В результате - очередные пятьсот баксов на столе.
   Жизнь у Петра Петровича и Инны Михайловны порозовела, посытнела, воздух в квартире сделался иным, и Инна Михайловна пришла к выводу, что пора воплощать в жизнь намеченные планы.
   Во-первых, неплохо бы купить квартиру за городом. Не дачу, а квартиру. С дачей запаришься, там каждый день надо что-нибудь делать: приколачивать, замазывать, закрывать, конопатить, красить, белить, мыть, откапывать либо закапывать, откручивать, затягивать - и это только в доме! Что же говорить об участке земли? За ним надо ухаживать больше, чем за домом, поэтому мысль о даче всегда вызывала у Инны Михайловны зубную боль. Другое дело - квартира. Ступил в нее, с порога щелкнул выключателем ("Почему выключателем? - Инна Михайловна всегда задавала себе невольный вопрос. - Не выключателем, а включателем!"), и все - ты дома. Не надо давиться дымом, растапливая камин, разогревать замерзшую в ведре воду... Загородная квартира - это мечта. Если они с Петром Петровичем её купят, то будут жить не хуже, чем те, что вывели у себя на родине породу благородных голубых котов.
   Во-вторых, неплохо бы купить ещё одну квартиру в городе, обставить её мебелью и сдать внаем какому-нибудь богатенькому американскому Буратине. За баксы, естественно. Это будет совсем неплохое подспорье к тому, что зарабатывает Френки.
   С этим запросто можно думать об отдыхе в Патайе и покупке двух новых машин - джипа, чтобы ездить всей компанией за город, с Васечкой и котами, и машины, что называется, представительской - для визитов к "новым русским", которых у Петра Петровича и Инны Михайловны появилось немало. И раньше было немало, а сейчас стало ещё больше. Кот помог.
   Так мрачный кот Френки, не вылезающий из-под кровати, стал фактически содержать семью Травянских. И надо заметить, он не подводил, он старался... Слава о неутомимом коте, сексуальном гиганте, распространилась едва ли не по всей Москве, доллары прибавлялись и прибавлялись. Инна Михайловна хоть и не ушла из своей русско-американской фирмы, но установила себе щадящий режим: "день работы - неделя отдыха". Она купила себе бриллиантовый гарнитур: кольцо, брошь и серьги. А Петр Петрович начал собирать деньги на джип "мерседес" серебристого цвета с золочеными колпаками на колесах.
   Как-то он обнаружил такой в автомобильном каталоге: величественный, сработанный под старые машины тридцатых годов, с прямым ветровым стеклом и знаменитой "мерседесовской" звездочкой, украшающей радиатор... Джип "мерседес" стал мечтой его жизни. Петр Петрович спал и видел себя за рулем такого джипа.
   А Френки продолжал трудиться. Петр Петрович в кабинет к себе уже не заходил вообще - ни Френки, ни Инна Михайловна этого ему не позволяли.
   Если мечтою Петра Петровича был джип "мерседес" и мечта эта ещё находилась в неком розовом тумане, то Инна Михайловна старалась своей цели достичь незамедлительно: она моталась по Подмосковью и искала подходящую квартиру. Наконец нашла - по Калужскому шоссе, в поселке творческой интеллигенции. Там, в хорошем сосновом бору, на берегу тихой русалочьей речки стояли несколько двухэтажных коттеджей. В каждом было по шесть квартир. Цена за квартиры хоть и была высокая, но не такая оглушающая, чтобы её - с их-то доходами, с производителем Френки, - нельзя было осилить, - и вскоре Инна Михайловна оформила сделку, приобрела новенькую трехкомнатную квартиру с двумя лоджиями и видом из окон таким дивным, что, наверное, только во сне и может присниться.