– Ну вот, – рыкнул Херст. – Вся стая.
   И пояснил, удовлетворенно кивнув:
   – Здесь все. Дэйв тоже. Он возглавил клин. Я же говорил, его не спихнешь с холста.
   – Но, Пауль… Что с Анри?
   – А что с ним?
   – Он падает. Ты так его написал, что он кажется падающим.
   – На тебя никак не угодить, – обозлился Херст. – Я вообще не писал полет.
   – А что же написано на холсте?
   – Падение.
   Херст нагло ухмыльнулся:
   – Ты что же, решил, что нашел для нас удобную посадочную площадку?

2

   Площадь Согласия все так же была забита юнцами.
   Они не походили на поклонников Тигра. Разве что яростью жестов. Зеркальные стекла Института социальных проблем слепо глядели на кипящую площадь. Вот институт, усмехнулся Куртис, а вот и проблемы.
   И вздрогнул от легкого прикосновения:
   – Дон?
   – А ты кого хотел увидеть?
   – Тебя, конечно. Но к институту не подойти.
   – А мы зайдем со стороны бульвара. Видишь, там полиция, – Дон Реви улыбнулся и легкая судорога чуть тронула уголки тонких губ. Куртис невольно перевел взгляд на его ноги.
   – Не надо, Рон. Я прихрамываю только на холстах Херста.
   Но хромота Реви целиком лежала на совести Куртиса. Однажды они проводили лето в Айрштадских горах. Непревзойденными чемпионами по части тарзаньих игр являлись, конечно, Рэнд и Фостер. Белые обезьяны. Это прозвище тогда и закрепилось за ними. Каждый пытался повторить подвиги Белых обезьян, даже Ликуори, смешивший всех несколько преувеличенным страхом перед прыжками.
   Разве не смешно? Скачущая по деревьям мышь.
   Только Реви держался в стороне. «Я знаю, у меня не получится».
   «Это потому, что ты не хочешь попробовать, – напирал Куртис. – Ты же видишь, получается даже у Нормана».
   Он зря так сказал. Дон Реви побагровел. Он тогда еще не умел справляться с собственными эмоциями. Он заставил себя взобраться на огромный дуб.
   Итог – вывихнутое бедро.
   – «Врачу, исцелися сам», – не без гордости процитировал Реви.
   И передразнил:
   – «Это потому, что ты не хочешь попробовать». У меня нет заметных изъянов, Рон. Если вдруг прыгает уголок губ, это всего лишь рефлекс. Поворачивай на бульвар. Полицейские нас пропустят.

3

   Институтская берлога Реви, как он называл свою квартиру, состояла из нескольких гостиных и кабинета.
   – Уютно, – заметил Куртис, – но пахнет клиникой.
   – Это лучше, чем трущобой.
   Реви поднял пульт и огромный экран, врезанный прямо в стену, осветился.
   Фигурки игроков. Рев болельщиков.
   – Бокс? В это время?
   – Ребята с Си-Эн-Эн подкидывают мне нужную информацию.
   – Интересуешься боксом? – Куртис не понимал.
   – Я интересуюсь Симпси. Видишь его рожу? Он настойчив. Боюсь, Тромпу не устоять… Нет, точно не устоять…
   – Какая разница? Этот Симпси противен так же, как и Тромп.
   – Разница есть, – Реви озабоченно улыбнулся. – Разница в том, что Симпси выигрывает. А значит, уже сегодня по рабочим районам прокатится волна варварства. Там почти везде болеют за Тромпа. Он из низов. Считается, что именно Тромп должен набить морду Симпси, а не наоборот. Понимаешь? Вспышки варварства всегда связаны с простыми вещами.
   – Я думал…
   Реви угадал:
   – Нет, Рон. Я болею за Симпси.
   – Но зачем тебе это все?
   – А спортивный катарсис?
   – Час назад, – усмехнулся Куртис, – я выслушал лекцию о природе искусства. Теперь мне, кажется, предстоит лекция об очистительной роли спорта?
   – Был у Тигра?
   Реви произнес прозвище Херста с любовью.
   – Не буду я читать никаких лекций, – выключил он экран. – И придумал я эту систему не ради спортивного катарсиса. «Мединформ» нужен мне для работы. Заметь, не медиа, а меди. С помощью ребят из Си-Эн-Эн я могу напрямую черпать нужную мне информацию. В любой час дня и ночи. Из любой части страны. Из любого уголка мира, если там, конечно, есть телевидение. Хочешь знать, сколько человек в Бэрдокке на данный момент болеет гриппом?
   – Не хочу
   – Тебе не интересно?
   – Предпочел бы узнать, сколько подонков в Бэрдокке в данный момент готовы выйти на улицу и где проходят их маршруты.
   – Увы, – развел руками Реви. – Этого и я пока сказать не могу.
   – Пока?
   – Разумеется.
   – Почему ты так говоришь?
   – Потому что нас учили заглядывать в будущее.
   – Но никто его не предугадал, – покачал головой Куртис. – Ни Фрост, ни Килби, ни Анри…
   – Так только кажется.
   – Что ты хочешь этим сказать?
   – А помнишь химический концерт Фроста?
   – Тот, при свечах? У Инги?
   – Ну да.
   – Еще бы не помнить!
   – А странную фразу Анри?
   – Он произнес не одну фразу.
   – Если завтра, – напомнил Реви, – мы и впрямь выиграем у ривертаунцев…
   – Ну и что? Почему ты вспомнил?
   Реви рассмеялся:
   – А ведь наша команда на другой день действительно выиграла у ривертаунцев.
   И удивленно уставился на Куртиса:
   – Ты что, не понял?
   – Что именно?
   – В тот вечер Фрост не шутил. Химический концерт не был фокусом. Билл сказал нам: думайте! Он настаивал. Он несколько раз повторил это. Сосредоточьтесь! Думайте о главном! Он подталкивал. Инсайт. Есть такой термин. Означает озарение, если не знаешь. Фраза Анри истолковывается просто. На него действительно снизошло озарение. Он понял, что наша команда побьет ривертаунцев. У них не было шансов, но он сумел увидеть то редкостное стечение обстоятельств, которое и привело ривертаунцев к поражению.
   – Значит, не я один ощущал тревогу?
   – Конечно. Просто нам не удалось обсудить результаты. А Билл и Дэйв не успели разъяснить нам свои идеи. Но я догадался. Фрост уже тогда подошел к чему-то чрезвычайно важному… Божественный интеллект… Может, Фрост даже приблизился к какому-то принципиально новому способу воздействия на функции человеческого мышления… Заметь, к чисто химическому способу. Воздействующему напрямую на интеллект, без всяких там выходов на эмоциональные центры. Понимаешь? А чувство тревоги или радости провоцировалось музыкой. Думаю, Рон, что Фрост, не будучи хорошим психологом, в сущности нашел мощный способ ощутительно раскачивать коровую доминанту.
   – То есть выявлять основную идею?
   – Вот именно. Но подчеркиваю, не чувственную, как это всегда происходит с наркотиками, а интеллектуальную.
   – Хочешь сказать, что в тот вечер доминантой Анри была эта вот мелкая мыслишка о возможном выигрыше у ривертаунцев?
   – Почему мелкая? – удивился Реви. – Одних тянет к обобщениям, других к анализу, еще кого-то – к прогнозу. Прогноз, кстати, является в некотором смысле производным от первого и второго. Правильный прогноз, Рон, даже совсем уж мелких событий – вещь чрезвычайно трудная.
   – Я читал об этом.
   – У доктора Гренвилла?
   – Разумеется.
   – У него сложная терминология.
   – Черт с ней, с терминологией. Что ты еще узнал о работах Фроста?
   – Ничего достоверного… Так… Но и это позволяет мне думать о нем с уважением.
   – Кто еще знал о его работах?
   – Дэйв, конечно… Не мог не знать… Анри… В последнее время они были неразлучны. Готов допустить, что в курсе была Инга… Это ее странное превращение в старуху… Ей нынче сто лет. Она неспособна выражать простые мысли… Что-то там не так, Рон. Они не случайно держались вместе. Подпольная лаборатория, химический концерт, гебдомада, смерть Дэйва… Согласись, в последние годы они здорово отдалились от нас.
   – Не только они.
   – Но никто не получил таких плохих результатов. Даже Сидней Маури. Криогенный гроб оставляет ему какие-то шансы.
   – Есть и другие новости… – Куртис выложил на стол письмо, полученное от Камилла.
   – Нисколько не удивлен, – покачал головой Реви. – Камилл попал под пресс. Уверен, что все это звенья одной цепи.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Слушай…
   Реви наклонился через стол.
   – Примерно через полгода после гибели Дэйва ко мне чисто конфиденциально обратился сотрудник одной известной промышленной фирмы. Самое жалкое зрелище, Рон. Почти не человек. Обломки человека. Оказывается, по предложению лиц, которых он не захотел назвать, этот человек принимал участие в закрытом эксперименте, сулившем весьма недурные дивиденды для организаторов. Ты удивишься, но речь шла о составлении регулярных экономических прогнозов при помощи, скажем так, «интеллектуального» допинга. Так сказать, точное прогнозирование будущего. И результаты этих прогнозов, Рон, оказались ошеломляющими! В течение весьма короткого времени мой пациент, принимая предложенный ему препарат, успешно решил ряд невероятно сложных задач.
   – А в награду?
   – В награду – нервный срыв, депрессия, провалы в памяти. И знаешь… – Реви опустил глаза. – По времени эти эксперименты абсолютно совпадают с известными событиями последних месяцев жизни Дэйва Килби…
   – …и Фроста?
   – Если бы только.
   – Продолжай.
   – Еще и Инга…
   – Я подозревал.
   – А я не решался.
   – Почему ты хотя бы сейчас не заберешь ее к себе?
   – Сперва этому противился Сидней Маури. Я не смог его переубедить. Потом этого не захотел Килби…
   – …а потом Лаваль?
   – Точно.
   – А твой пациент? Где его можно найти?
   – Думаю, на Северном кладбище. Не думаю, что он будет тебе интересен в этом качестве. Ты вообще-то знаешь бэрдоккскую статистику по наркоманам?
   – Весьма благополучное местечко.
   – Ну да, официально. Если верить властям.
   – А если не верить?
   – Ты еще не понял?
   Куртис покачал головой.
   – Думаю, у нас есть шанс взглянуть на все изнутри.
   – Воскресишь моего бывшего пациента? – удивился Реви.
   – О, нет. Хочешь сюрприз, Донни?
   – Ну?
   – Фрост вышел из Куинсвилла.
   – Ты видел его? Он в Бэрдокке?
   – Он прислал записку. Тот! Только он так подписывается.
   – Но послушай, – глаза Дона Реви сузились. – Если он не пришел к тебе, значит, он направится в клинку Джинтано. Он явно слышал про смерть Анри и отправится к живым. За ним устроят охоту!
   – Если охотники не плод нашего воображения.
   Дон Реви вскочил:
   – Где ты оставил машину?

Глава десятая. Инсайт

1

   Встреча в салоне «Кентавр» окрылила инспектора.
   Человек, в существование которого отказывался верить даже шеф Бюро, оказывается все это время жил в Бэрдокке.
   Доктор Макклиф.
   О, на этот раз я подцепил крупную рыбу!
   Смотри, смотри, чтобы рыба не сорвалась с крючка, сказал себе Янг. Или чтобы тебя самого не утащила под воду.
   Он ликовал.
   Разговор, услышанный им три года назад на разгромленной полицейскими вилле все-таки не был плодом его больного воображения, на чем так настаивал капитан Палмер. Через этого доктора можно выйти на Блика. Янг ни на секунду не мог поверить, что загадочный Блик это всего лишь незаметный сотрудник фирмы.
   Погруженный в мысли он чуть не прозевал очередную удачу.
   Однако удача сама окликнула его с внешней стороны бульвара.
   С удивлением и с удовольствием Янг узнал в улыбающейся высокой женщине дежурного администратора салона «Кентавр» – Еву Чижевски. Он тут же распахнул дверцу машины:
   – Сегодня мне, кажется, везет.
   – Мне тоже, – Ева Чижевски улыбнулась. Глаза ее смеялись. Блондинки не бывают непривлекательными. – Я здорово опаздываю, а у меня строгая массажистка.
   – А ваш салон не предоставляет таких услуг?
   – Настоящий массаж это не просто массаж, – улыбнулась Ева Чижевски. Она была полна женских тайн. – Настоящий массаж – это искусство. А мадам Жанэ моя близкая приятельница.
   – Это правильно.
   Янгу все нравилось в подтянутой блондинке. Тем более, что слова ее не отставали от ее же собственных жестов. – Сколько вы пробудете у массажистки? Час? Два?
   – Не менее двух.
   – Может, мы пообедаем вместе?
   – А почему нет? Если вы плохо ориентируетесь в Бэрдокке, помогу вам попасть в «Зодиак».

2

   В «Зодиаке» они просидели долго.
   Янг с удовольствием слушал блондинку.
   Бэрдоккские гении… Бэрдоккские чудеса… Бэрдоккские перспективы…
   Ева Чижевски оказалась патриоткой, ничуть не меньшей патриоткой, чем несчастный рыжий таксист. Но Янг и не рассчитывал на другое.
   – Вы и родились в Бэрдокке?
   – О нет, я из штата монументов. Бывали в Балтиморе? Там кругом исторические памятники. Меня от них тошнит, – доверительно призналась Ева. – А в Бэрдокк меня пригласил дядя. Он лечащий врач клиники Джинтано. Он устроил меня к доктору Макклифу.
   – Удачное знакомство для начинающего специалиста.
   – Мне повезло. Это верно. – Ева Чижевски облизнула губы. – Но с доктором Макклифом нелегко работать.
   – Придирчив?
   – Придирчив и пунктуален.
   – На мой взгляд, не самая худшая черта.
   – Может быть. Но не на взгляд девушки, начинающей жизнь.
   Ева Чижевски нисколько не походила на девушку, начинающую жизнь, но инспектор с удовольствием ей верил. Странные мысли она в нем вызывала. Вытащить ее из-за стола и…
   Он отмел эти недостойные мысли:
   – Работая с доктором Макклифом вы, несомненно, встречали и более приятных людей?
   – Еще бы!
   – И все они имели отношение к индустрии лекарств?
   – Как правило.
   – И мистер Блик?
   – А кто это?
   – Разве вы его не встречали?
   – Мистер Блик? Я бы запомнила. Чем он занимался?
   – Возможно, осуществлял деловые связи со школой «Брэйн старз».
   – О, «Брэйн старз»! – лучистые глаза Евы снова широко распахнулись. Янг знал, какая тема в Бэрдокке заводит каждого. – Не знаю, кто этот ваш Блик, но я встречалась с мистером Дэвидом Килби. Тогда он занимал пост технического директора фирмы «Фармаури». Неулыбчив, даже строг, но всем внушал доверие. Фирма при нем процветала. Такие необыкновенные люди… – Расчувствовавшись, Ева положила тонкую руку на лапу Янга. – А еще мистер Лаваль… Он тоже из гениев…
   Янг испугался, что Ева Чижевски описается от восторга.
   Но она просто платочком промокнула повлажневшие глаза.
   – Мне так жаль… Этот мистер Лаваль… Какая потеря для Бэрдокка, правда? Я не помню такого случая, чтобы Анри Лаваль появился в салоне без живых орхидей.
   – Вам сейчас в салон?
   – О да!
   – До какого часу вы дежурите?
   – До одиннадцати.
   – Хотите, я встречу вас?
   Ева Чижевски подняла сияющие глаза.

3

   Узнай Рон Куртис, что статью доктора Гренвилла пытается понять еще и старший инспектор ФБНОЛ, он бы сильно удивился.
   Впрочем, Янг мало что понял.
   Признак высокого разума – «…умение добыть зерно истины из любой груды плевел». Ну, положим. Но почему именно это позволяет «…делать точные прогнозы самых маловероятных событий»?
   Мистер Блик…
   Звездный гений Килби…
   И еще одна звезда – Анри Лаваль, не позволявший себе появляться в салоне «Кентавр» без букетика живых орхидей…
   А если по другому – война с ублюдками.
   Нельзя поддаваться чарам созвучий. Скорее всего, все эти звездные гении – ложный след. Следует попристальнее всмотреться в биографию бывшего технического директора фирмы «Фармаури». Этот Дэвид Килби погиб в автомобильной катастрофе… А химик Фрост попал в Куинсвилл… А неприятности Инги Альбуди тоже каким-то боком связаны со всем этим…
   Заглянув в справочник, Янг внимательно изучил заметку, посвященную Дэвиду Килби.
   В высшей степени положительные оценки.
   Здесь не то, что инспектор ФБНОЛ, здесь школьный воспитатель ни к чему не придерется.
   Кстати, на той же странице Янг нашел еще одного Килби – Эрвина. Оказывается, главный редактор популярного журнала «Джаст» являлся родным братом Дэвида. А в списке постоянных авторов журнала инспектор насчитал сразу нескольких «бэби-старз», в том числе Рона Куртиса.
   А почему не заглянуть в «Джаст»?
   Вряд ли это поможет идентификации таинственного Блика, но рискнуть стоило.
   Янг повязывал галстук, когда позвонил Джон Габер.
   – В общем твоя догадка подтвердилась, – сказал он. – Без старика Нибура я может и не допер бы, но следы фермилоксана, пусть и косвенные, обнаружил.
   – От этого можно сойти с ума?
   Габер только хмыкнул.
   Тогда Янг позвонил полковнику Холдеру.
   Он сразу признался шефу в том, что местом времяпрепровождения (все-таки отпуск, пусть и кратковременный) избрал Бэрдокк. «Цветущий городок, шеф. Но куча ублюдков. Правда, женщины тут цветущие».
   К удивлению инспектора, шеф не рассвирепел.
   Более того, он принял новость достаточно добродушно.
   «Делом Лаваля занимается теперь Сенфорд, – сказал шеф. – Как это почему? Да потому, что он не видит в каждом человеке ублюдка и тщательно печется о чужой репутации. Учти, что вечером он приезжает в Бэрдокке. Помоги ему сориентироваться. С учетом своих ошибок».

4

   Возле гостиницы Янг натолкнулся на веселого молодого человека.
   Обыкновенная живая реклама. Правда, щиты молодой человек поставил на асфальт и весело вокруг них приплясывал.
ГОВАРД Ф, БАРЛОУ НЕ ДАСТ ВАМ СОСКУЧИТЬСЯ!
   – Интересуетесь приятной жизнью?
   Янг усмехнулся. Ему нравилась уверенность Черри.
   – А что у тебя есть такого?
   – Как насчет «песочка»?
   – Что-то новое?
   – Еще бы. На колесах нынче долго не просидишь. Сильно шибает по мозгам. Тут есть над чем поразмышлять. «Песочек» гуманнее. Так мне один студент объяснил.
   – Неужели в этом оазисе здоровья можно купить наркотики?
   – Место ничем не хуже других, шеф.
   – Чему ты радуешься?
   – Удаче, сэр!
   – Тогда не приплясывай, ты не афроамериканец. Дел у нас достаточно, Черри. Вечером встретишь Сенфорда. Помнишь его? Он приедет поездом.
   И подмигнул:
   – Где наш друг?
   – Звездный человек Куртис?
   – Вот-вот, Черри. Только не ори так.
   – Он встречался с важным молодым господином восточного вида. В ресторане «Зодиак». Дорогое заведение, шеф. Я бы не стал отмечать там нашу встречу. А до этого наш клиент отметился в редакции журнала «Джаст».
   – Сгинь с глаз!
   Янг был доволен.
   Путь в редакцию журнала «Джаст» не казался ему теперь обременительным.
   Кстати, анонимное письмо трехлетней давности, полученное в свое время полицией, было отпечатано на пишущей машинке. В наше время уже мало кто пользуется такими. А уж в Издательском центре Джинтано… Вряд ли в стальном гиганте, поблескивающем зеркальным стеклом, найдется место для таких ветхих вещей, как пишущая машинка.
   – Будете ждать? Или заглянете в другой раз? – секретарша скорбно поджала губки.
   На столике у окна стоял прекрасный фотопортрет элегантного денди с крепом на уголке. Ну да, Анри Лаваль, догадался инспектор. Наверное, он имел отношение к Издательскому центру Джинтано. Добиваясь расположения секретарши, Янг лицемерно заметил:
   – Весь Бэрдокк опечален…
   Джулия страстно прижала кулачки к груди:
   – Вся страна, сэр!
   Янг кивнул.
   Его внимание привлекла огромная репродукция.
   Групповой портрет выпускников знаменитой школы.
   Янг впервые видел такую большую репродукцию. Она занимала почти всю стену приемной. Четырнадцать человек, тщательно подсчитал он. Четырнадцать звездных ребят. И насторожился: почему четырнадцать? В книге Говарда Ф. Барлоу речь определенно шла о пятнадцати.
   Он еще раз пересчитал гениев.
   – Я ведь не ошибаюсь? «Бэби-старз»… Их было пятнадцать?
   Джулия безвольно вытерла заплаканные глаза и подтвердила правоту Янга легким кивком.
   – Это репродукция Херста?
   – Ну да, – она, наконец, взглянула на Янга.
   – А почему только четырнадцать человек? Где еще один?
   Джулия окаменела. Янг понял: он произнес что-то не то. Наверное в Бэрдокке не принято было говорить об отсутствующих. Жаль, что раздался звонок и ледяной голос Джулии насквозь проморозил приемную:
   – Вас ждут.

5

   Килби-старший вопросительно поднял бровь.
   Инспектор впервые видел такой кабинет. Десятки самых разнообразных часов. Откуда столько? Зачем? И все идут, тикают, производят шум.
   – Эдвин Янг.
   Врать не хотелось, но как-то надо было начать:
   – Я знал вашего покойного брата.
   – Он обещал вам финансовую помощь? – Килби-старший критически оглядел инспектора.
   – Да, да, – обрадовался Янг.
   И подумал: чем лучше воспитан человек, тем легче обвести его вокруг пальца.
   Но Килби-старший смотрел на Янга с растущим недоумением:
   – Собственно, какое учреждение вы представляете?
   – ФБНОЛ.
   – Но это полицейское учреждение!
   – К сожалению, – вздохнул Янг. Он уже сожалел про свои «да, да». – Но не стоит смотреть на всех полицейских с предубеждением. Мы всего лишь служители Немезиды.
   – Мой брат никогда не водился с полицией.
   – Зато он умел подниматься над предрассудками. И прекрасно понимал, что превентивные меры борьбы с наркоманией включают в себя не только запреты. Вы же не будете утверждать, что система здоровья, заложенная в Бэрдокке мистером Джинтано, абсолютно совершенна?
   Инспектор давно уже понял, что грубая лесть в Бэрдокке – самый прямой и эффективный способ расположить к себе собеседника. Но Килби-старший был полон подозрений. Не спуская глаз с Янга, он пальцем в кнопку магнитофона.
   …Различна судьба городов.
   …Одни, породив гигантов мысли и действия, превратились в музеи – Стратфорд, Веймар, Стагир. Другие, пав в ноги гигантов, стали столицами великих империй – Рим, Париж, Лондон. Третьи, возведенные гигантами, превратились в великолепные рассадники новых культур – Александрия, Санкт-Петербург.
   Мы вправе спросить, что ждет Бэрдокк?
   Какой след в мировой истории оставит наш город? Как определят его роль потомки?…
   – Знаком вам этот голос?
   – Конечно, – без раздумий ответил Янг.
   – И вы можете сказать, кто это?
   – Мистер Блик? – Янг играл вслепую. Выбора у него не было. Он понимал, что его сейчас же выставят из странного кабинета. Поэтому и вложил в голос как можно больше наглости: – А вам знакомо это имя?
   – Мне? Что за черт? Да его носили все мои предки по материнской линии.
   Теперь уже Янг уставился на песочные часы, демонстративно перевернутые Килби-старшим. Красноречивый жест. Пять минут, это даже много. Янг не надеялся на такой подарок. Почти благотворительность, черт возьми. Янг так и впился взглядом в часы. Кажется, точная копия тех, что он нашел в кабинете Лаваля. И подставка такая же объемистая. И гравировка.
   – Стихи? – удивился Янг.
   Размерен ход часов, тяжел мгновений груз. В них смысла не ищи, его там нет… Исследуй время так: на ощупь и на цвет, определяй на запах и на вкус.
   – На вкус? Что значит, на вкус?
   На глазах изумленного Килби Янг раскрутил стеклянные конусы и ссыпал кристаллики изумрудного наполнителя на лист бумаги.
   – Вы знаете, что это такое?
   Редактор журнала «Джаст» замер:
   – Песок, наверное.
   И вспыхнул:
   – Как вас понять?
   – У меня нет выбора, – Янг ухмыльнулся. Еще наглее, чем прежде. – Если полиция нагрянет в ваш кабинет, этот «песок» вызовет немалый скандал.
   И быстро спросил:
   – Вы виделись с Фростом?
   – Разве он в Бэрдокке?
   – А вы не знаете?
   – Черт вас возьми!
   – Эти часы подарил вам Лаваль?
   – Какое вам дело до моих часов?
   – Или Фрост?
   – Я повторяю. Какое вам дело до моих часов?
   – Если хотите знать, самое прямое… – Янг аккуратно ссыпал «песок» в пластиковый пакет, извлеченный из кармана. И добавил, вставая: – Увидите Фроста, скажите так. Кашу, заваренную им вместе с вашим братом, расхлебывает Альбуди. Знаете такую? И передайте Фросту мой гостиничный телефон. Вот я записываю его на уголке календаря. У меня понятный почерк?

6

   Поистине черный день.
   Килби-старший задыхался от возмущения.
   Так легко попасться на удочку какого-то копа! Куда смотрит Палмер? Что вообще происходит в Бэрдокке? С каких это пор Джулия перестала понимать посетителей? Дотянувшись до бренди, Килби-старший сделал глоток и с отчаянием уставился на выпотрошенные инспектором часы. При чем здесь Фрост? Про какую «кашу» говорил наглый коп?
   К черту!
   К черту всех!
   Он встал и накинул на плечи плащ.
   Черным ходом, мимо обескураженной Джулии, не ответив ни на один из ее вопросов, Килби-старший медленно спустился в парк, разбитый с южной стороны Издательского центра.
ДЖИНТАНО! ДЖИНТАНО! ДЖИНТАНО!
   К черту всех!
   Просто посидеть на скамье.
ГОВАРД Ф. БАРЛОУ ОБЕЩАЕТ БУДУЩЕЕ!
   И снова пылающее над городом:
ДЖИНТАНО!
   Убедиться, что мир по-прежнему устойчив.
   Привести мысли в порядок.
СОЗВЕЗДИЕ ПАТ!
   Накрапывал мелкий дождь. За стеной зеленых дубов раздавались хлопки.
   «И в сердце растрава, и дождик с утра. Откуда бы, право, такая хандра?»
   Килби-старший догадывался – откуда.
   Посидеть молча. Ничего не слышать, не видеть. Не обращать внимания на потрепанного бродягу, бредущего по аллее.
   Он опять возмутился.