Пратчетт Терри. Последний герой

   — Возможно, для продолжения рода, — произнес Леонард, заканчивая сложный рисунок и протягивая его подмастерью.
   — Очевидно, что да.
   — Нам еще столько предстоит познать, — сказал Леонард, — что я уверен, что это принесет огромную пользу последующим поколениям. К примеру, выживший с Марии Песто докладывал, что вещи плавали в воздухе так, как будто они были очень легкими, так что я придумал это.
   Он нагнулся, и поднял то, что показалось лорду Ветинари обычной кухонной утварью.
   — Это сковородка, которая ко всему присасывается, — гордо сказал он. — Я позаимствовал идею у ворсянок, которые…
   — И что, это может пригодиться? — спросил лорд Ветинари.
   — О, конечно. Нам же надо будет приготовлять еду так, чтобы раскаленный жир не плавал вокруг. Это все мелкие детали, мой лорд. Я еще изобрел перо, которое пишет вверх ногами.
   — О. Разве нельзя просто переложить лист бумаги?

***

   Снег пересекали следы полозьев.
   — Чертовски холодно, — сказал Калеб.
   — Года дают знать, да? — сказал Малыш Вилли.
   — Тебе столько лет, на сколько ты себя чувствуешь, я всегда так говорю.
   — Чиво?
   — ТЕБЕ СТОЛЬКО ЛЕТ, НА СКОЛЬКО ТЫ СЕБЯ ОЩУЩАЕШЬ, ХЭМИШ!
   — Чиво? Чиво ощущаешь?
   — Я никогда не думал, что стану стариком, — сказал Малыш Вилли. — То есть не то чтобы я старик. Просто беспокоишься, далеко ли следующая уборная.
   — А самое хреновое, — сказал Маздам, — это когда всякие молодые ребята приходят и поют тебе веселые песни.
   — Почему веселые? — спросил Калеб.
   — Радуются, что они — не ты, наверное.
   Острые, твердые кристаллики снега, сдутые с горных вершин, свистели в воздухе. Отдавая дань профессии, Орда носила лишь тонкие кожаные набедренные повязки да кольчужки из цепей с кусочками меха. Отдавая дань своему почтенному возрасту и всецело исключая комментарии на эту тему между собой, это все было одето на шерстяные комбинации и необычные эластичные приспособления. Они боролись со временем так же, как боролись со всем в своей жизни, обвиняя в чем-нибудь и пытаясь убить.
   Перед их группкой Коэн поучал менестреля.
   — Сперва опиши, как ты ощущаешь сагу, — сказал он. — Как твоя кровь ускоряет бег, когда ты поешь ее, и ты с трудом держишь себя в руках… ты должен дать им понять, что это — величайшая сага… сечешь?
   — Да, да… думаю, да… а потом я говорю, кто вы такие… — говорил менестрель, неистово записывая.
   — Не, потом ты говоришь про погоду.
   — Типа «Был ясный день»?
   — Не, не, не! Это же сага. То есть тебе надо, чтобы предложения строились неправильно.
   — То есть типа «День ясный был»?
   — Да! Точно! Я знал, ты умный!
   — Умный ты, то есть! — сказал менестрель, до того, как остановился.
   Повисло мгновение неопределенности, в которое сердце замерло, а затем Коэн ухмыльнулся и шлепнул его по спине. Это было похоже, как будто тебя стукнули лопатой.
   — Вот это стиль! Так, что еще…? А, да… в сагах никто не говорит, там все молвят.
   — Молвят?
   — Типа «Ап молвил Ульфу Морскому Бродяге», ясно? И… и… и там люди всегда кто-то. Типа, ну вот я Коэн Варвар, да? Но я могу быть Коэн Самоуверенный Храбрец или Коэн Убийца Многих или что-то типа.
   — Эм… а зачем вам это все надо? — спросил менестрель. — Я собираюсь вставить это туда. Вы хотите вернуть огонь богам?
   — Точно. С процентами.
   — Но… зачем?
   — Ну, мы увидели, что почти все старые друзья уже умерли, — ответил Калеб.
   — Точно, — сказал Малыш Вилли. — И мы никогда не видели, чтобы большие тетки на летающих лошадях забирали их в Залы Героев.
   — Старый Винсент, когда он умирал, он был одним из нас, — сказал Малыш Вилли, — так где тогда был Инеистый Мост, по которому он мог пройти прямо на Пир Богов, а? Нет, они сделали его, они заставили его валяться в мягких кроватях и нанять специального человека, который жевал бы за него. Они почти всех нас сделали.
   — Ха! Молочные коктейли! — выплюнул Маздам.
   — Чиво? — спросил Хэмиш, просыпаясь.
   — ОН СПРОСИЛ, ЗАЧЕМ МЫ ВОЗВРАЩАЕМ БОГАМ ОГОНЬ, ХЭМИШ!
   — А? Ну, кто-то же должен это сделать! — захихикал Хэмиш.
   — Потому что мир велик, а мы не видели его весь, — сказал Малыш Вилли.
   — Потому что всех сволочей не перебить, — сказал Калеб.
   — Потому что у меня спина болит холодными ночами, — сказал Маздам.
   Менестрель посмотрел на Коэна, который уставился в землю.
   — Потому что… — сказал Коэн, — потому что… мы состарились.
   В это мгновение на них напали из засады. Снежные сугробы взорвались. Гигантские фигуры возникли перед Ордой. Тощие, покрытые пятнами руки сомкнулись на мечах со скоростью, рожденной опытом. Качнулись дубины…
   — Держитесь! — закричал Коэн командным голосом.
   Бойцы застыли. Лезвия дрожали в дюйме от их глоток и торсов.
   Коэн вгляделся в потрескавшуюся скалоподобную фигуру чудовищного тролля, который занес над ним дубину.
   — А мы не встречались раньше? — спросил он.

***

   Волшебники трудились посменно. Перед флотом море было спокойно, как мельничный пруд. В спину дул непрекращающийся твердый бриз. У волшебников хорошо выходили ветра, погода была следствием не силы, а инсектологии. Как говорил аркканцлер Чудакулли, надо просто знать, где сейчас эта чертова бабочка.
   А благодаря шансу один-на-миллион, баржа напоролась на мокрое бревно. Хотя удар был слабым, Думминг Тупс, аккуратно двигавший вездескоп по палубе, очутился лежащим на спине в груде мерцающих пластинок.
   Аркканцлер Чудакулли поспешил к нему, говоря полным огорчения голосом.
   — Он сильно поврежден? Он стоит сто тысяч долларов, господин Тупс! О, только посмотрите! Дюжина кусочков!
   — Я не сильно ударился, аркканцлер…
   — Сотни часов работы впустую! Теперь мы не сможем следить за полетом. Вы слышите, господин Тупс?
   Думминг не слушал. Он поднял две пластины и разглядывал их.
   — Я думаю что мог бы споткнуться, хаха, on an amazing piece of serendipity, аркканцлер.
   — Что?
   — Кто-нибудь ломал вездескоп раньше, сэр?
   — Нет, молодой человек. И знаете почему? Потому что прочие люди осторожно обращаются с дорогостоящим оборудованием!
   — Эм… вы не взглянете на этот кусочек, сэр? — настойчиво сказал Думминг. — Думаю, это очень важно, чтобы вы посмотрели на него, сэр.

***

   Над нижними склонами Кори Челести еще царили старые времена. Сидевшие в засаде и их жертвы разожгли костер.
   — Ну и как же ты перестал быть Зловещим Темным Властелином, Гарри? — спросил Коэн.
   — Ну, вы ж знаете, сейчас времена такие, — сказал Злобный Страшный Гарри.
   Орда кивнула. Они-то знали, какие сейчас времена.
   — Теперь люди, когда нападают на твою Зловещую Темную Башню, сначала перекрывают твой подземный ход для бегства, — сказал Злобный Гарри.
   — Сволочи! — ответил Коэн. — Так надо, чтобы Темный Властелин сбежал. Это все знают.
   — Точно, — сказал Калеб. — Чтобы было, чем заняться завтра.
   — Как будто я играю не честно, — сказал Злобный Гарри. — Я же убегаю по секретному ходу в свою Гору Страха, нанимаю тупейших охранников в темницу…
   — Энто я, — гордо сказал громадный тролль.
   — …это ты, да, и я всегда убеждаюсь, что у всех моих приспешников шлема закрывающие все лицо, чтобы предприимчивый герой мог замаскироваться под одного, а это, скажу я вам, влетает мне в копеечку.
   — Мы с Гарри давно знакомы, — сказал Коэн, скатывая самокрутку. — Я знал его, когда он начинал только с двумя парнями и его Амбаром Рока.
   — И Рубакой, Конем Ужаса, — добавил Злобный Гарри.
   — Да, но он был ослом, Гарри, — парировал Коэн.
   — Он страшно кусался. Он мог отхватить тебе палец, как только взглянет на тебя.
   — Мы случайно не бились с тобой, когда ты был Роковым Паучьим Богом? — спросил Калеб.
   — Может быть. Тогда многие приходили. Это было великое время, — сказал Гарри. — Гигантские пауки, они всегда понадежнее, чем спруты, — вздохнул он. — Но оно, конечно, все поменялось.
   Они кивнули. Все действительно поменялось.
   — Они говорят, что я — злобное пятно на лице мира, — сказал Гарри. — И ни слова о том, что я даю работу безработным. А затем, конечно, приезжают большие парни, и ты уже не можешь конкурировать с местами за городом. Все слыхали о Нинге Необщительном?
   — Типа того, — сказал Малыш Вилли. — Я его замочил.
   — Ты не мог! Как же он говорил? «Я сюда еще вернусь!»
   — Ну, это нелегко исполнить, — сказал Малыш Вилли, доставая трубку и принимаясь ее набивать, — когда у тебя башка приколочена к дереву.
   — А Пэмдар Королева Ведьм? — спросил Злобный Гарри. — Теперь тут осталость…
   — На пенсии, — сказал Коэн.
   — Она не могла уйти на пенсию!
   — Замуж вышла, — настоял на своем Коэн, — за Стукнутого Хэмиша.
   — Чиво?
   — Я ГОВОРЮ, ТЫ ЖЕНИЛСЯ НА ПЭМДАР, ХЭМИШ, — закричал Коэн.
   — Хахаха, было дело! Чиво?
   — Заметь, это было некоторое время назад, — сказал Малыш Вилли. — Не думаю, что это продолжается до сих пор.
   — Но она была настоящей дьяволицей!
   — Все мы не молодеем, Гарри. У нее теперь магазин. Буфет Пэм. Делает мармелад, — сказал Коэн.
   — Что? Она же сидела на горе черепов, когда была королевой!
   — Я не говорил, что у нее такой уж хороший мармелад.
   — А ты, Коэн? — спросил Гарри. — Я слышал, ты был Императором.
   — Это только звучит хорошо, — печально сказал Коэн. — Но знаешь как это? Это скучно. Все вокруг так и лебезят, все такие вежливые. Подраться не с кем, а от этих кроватей спина болит. Денег до фига, а тратить некуда, только разве что на игрушки. Эта цивилизация всю жизнь из тебя высасывает.
   — Она убила Старого Винсента Разрушителя, — сказал Малыш Вилли. — Он задохнулся насмерть, слишком увлекшись куртизанкой.
   Повисла тишина, нарушаемая только шипением снега над огнем.
   — Думаю, ты имел в виду курнишон, — подал голос бард.
   — Точно, курнишон, — сказал Малыш Вилли. — Длинные слова мне никогда не давались.
   — Это две большие разницы, когда делаешь салат, — сказал Коэн. Он повернулся к Злобному Гарри. — Герои теперь не умирают, они жиреют на больших обедах. А герой должен умереть в бою.
   — Да, но твои ребята никогда не собирались умирать, — заметил Злобный Гарри.
   — Ну, это потому, что они отбирали не тех врагов, — ответил Коэн. — Теперь-то мы идем навестить богов, — он постучал по бочонку, на котором сидел, отчего прочие члены Орды содрогнулись. — У нас есть кое-что, что принадлежит им, — добавил он.
   Он оглядел группу и отметил несколько незаметных кивков.
   — Почему бы тебе не пойти с нами, Злобный Гарри? — спросил он. — Ты можешь взять своих злобных приспешников.
   Злобный Гарри поднялся.
   — Эй, я же Темный Лорд! Как это будет выглядеть, если я буду якшаться с шайкой героев?
   — Это никак не будет выглядеть, — резко сказал Коэн. — И знаешь, почему? Мы последние, видишь ли. Мы и ты. Больше никого. Больше героев нет, Злобный Гарри. Как, впрочем, и злодеев.
   — О, злодеи будут всегда! — сказал Злобный Гарри.
   — Нет, всегда есть злые, жестокие хитрые сволочи. Но теперь они прикрываются законами. Они никогда не будут звать себя Злобный Гарри.
   — Люди, которые не знают Кодекс, — сказал Малыш Вилли. Все кивнули. Ты можешь не жить по законам, но ты обязан жить по кодексу.
   — Люди с бумажками, — сказал Калеб.
   Все кивнули еще раз. Особых любителей чтения в Орде не наблюдалось. Бумага была врагом, так же как и люди, размахивающие ей. Бумага окружает тебя со всех сторон, и начинает править миром.
   — Ты нам всегда нравился, Гарри, — сказал Коэн. — Ты играешь по правилам. Так чего… ты идешь с нами?
   Злобный Гарри был смущен.
   — Ну, я бы с удовольствием, — сказал он. — Но… ну я же Злобный Гарри, точно? Вы не должны ни на дюйм мне доверять. При первой же возможности я предам вас, ударю в спину и все такое… Я должен, понимаете? Конечно, если бы я был на вашем месте, все было бы по-другому… но у меня репутация такая, понимаете? Я Злобный Гарри. Не зовите меня с собой.
   — Хорошо сказано, — сказал Коэн. — Мне нравятся люди, которым нельзя доверять. С ненадежными людьми знаешь, как себя вести. Не надо думать, кто во всем виноват. Ты пойдешь с нами, Гарри. Ты один из нас. И твои парни тоже. Новенькие, как я посмотрю? — Коэн поднял брови.
   — Ну, ты ж понимаешь, каковы эти все действительно тупые приспешники, — сказал Злобный. — Это Слиз…
   — … норк, норк, — сказал Слиз.
   — А, один из старых Тупорылых Людей-Ящериц, — сказал Коэн. — Рад видеть, что хоть он не изменился. Эй, двое не изменились. А это…?
   — … норк норк.
   — Это тоже Слиз, — ответил Злобный Гарри, похлопав по второму человеку-ящерице, стараясь не напороться на шипы. — Ничего хорошего нет в том, чтобы помнить больше одного имени своих людей-ящериц. А еще с нами… — он кивнул на нечто, смутно похожее на гнома, который умоляюще посмотрел на него.
   — Ты — Подмышка, — подсказал Злобный Гарри.
   — Ты Подмышка, — с благодарностью повторил Подмышка.
   — … норк, норк, — сказал один из Слизов, видно, решив, что последняя фраза была адресована ему.
   — Неплохо, Гарри, — сказал Коэн, — чертовски трудно найти гнома тупее этого.
   — Да уж, непросто, скажу я, — гордо согласился Гарри и продолжил, — а это — Мясник.
   — Классное имечко, — сказал Коэн, глядя на чертовски толстого человека. — Твой тюремщик, точно?
   — Я его долго искал, — сказал Злобный Гарри, глядя, как Мясник тупо лыбится неизвестно чему. — Верит всему, что ему говорят, не в состоянии распознать самую тупую маскировку, пропустит мужика, переодетого прачкой, даже если у него будет такая борода, в которой ты можешь спрятаться, легко засыпает на стуле у решетки и…
   — … хранит ключи на большом крюке на поясе так, чтобы их легко можно было стянуть! — сказал Коэн. — Классика. Мастерство. А еще у тебя есть тролль, как я посмотрю.
   — Энто я, — сказал тролль.
   — … норк, норк.
   — Энто я.
   — Ну, так же положено, верно? — сказал Злобный Гарри, — но он умнее, чем хотелось бы, но у него напрочь отсутствует чувство направления и не помнит, как его зовут.
   — А это кто? — спросил Коэн. — Настоящий старый зомби? Где же ты его откопал? Мне нравятся люди, которые не боятся потерять пару конечностей.
   — Гак, — отозвался зомби.
   — Языка нет, да? — спросил Коэн. — Не волнуйся, парень, леденящий кровь вопль — все, что тебе нужно. И немного проволоки. Это все стиль.
   — Энто я.
   — … норк норк.
   — Гак.
   — Энто я.
   — Ты Подмышка.
   — Ты можешь гордиться. Не помню, чтобы я встречал более тупую команду приспешников, — Коэн был совершенно очарован. — Гарри, ты прямо как освежающий пук в розарии. Ты бери их всех с собой. Я рад слышать, что ты держишь планку.
   — Приятно, когда тебя хвалят, — сказал Злобный Гарри, покраснев и потупившись.
   — А чего тебе еще делать-то? — спросил Коэн. — Кто теперь в состоянии оценить хорошего Темного Властелина? Мир теперь такой сложный. Он уже не принадлежит таким, как мы… и это шокирует нас до смерти от курнишонов.
   — А что вы собираетесь сделать, Коэн? — спросил Злобный Гарри.
   — … норк, норк.
   — Ну. Я думаю, настало время завершить все так же, как оно было начато, — ответил Коэн. — Просто последний бросок кости, — он снова постучал по бочонку. — Настало время, — сказал он, — вернуть кое-что.
   — … норк, норк.
   — Заткнись.

***

   Ночью лучи света пробивались в дыры и прорехи в парусине. Лорд Ветинари спрашивал себя, высыпается ли Леонард. Вполне возможно, что нет, раз он придумывает свое изобретение.
   Но сейчас его беспокоило другое.
   Дракончики путешествовали на отдельном корабле. Брать их на борт к кому-нибудь еще было слишком опасно. Корабли были деревянными, а дракончики, даже в хорошем расположении духа, выпускали в воздух небольшие огненные шарики. Когда же они бывали перевозбуждены, то взрывались.
   — С ними все будет в порядке, да? — спросил он, стараясь держаться подальше от клеток. — Если с ними что-нибудь случится, то у меня будут большие неприятности с Храмом Солнечного Света в Анк-Морпорке. А это совсем не радостная перспектива, уверяю вас.
   — Господин Щеботанский уверяет, что не видит причин, по которым они не должны вернуться в целости и сохранности, сэр.
   — А вы, господин Тупс, доверили бы себя устройству, ведомому драконами?
   Думминг сглотнул.
   — Я не принадлежу к числу героев, сэр.
   — И что же вас не устраивает, могу я узнать?
   — Думаю, у меня слишком живое воображение.
   Неплохое объяснение, размышлял Ветинари, когда тот ушел. Разница была в том, что, пока все остальные люди мыслят идеями и картинками, Леонард мыслит формой и пространством. Все его грезы имеют спецификации и инструкции по сборке.
   Лорд Ветинари поймал себя на том, что все больше и больше уповает на свой другой план. Когда больше ничего не останется, кроме как молиться… — Ну все, ребята, спокойно, угомонитесь, — Хьюнон Чудакулли, Верховный Жрец Слепого Ио, оглядел множество жрецов и жриц, сгрудившихся в Храме Мелких Богов.
   У него было много общего с его братом Наверном. Он также рассматривал свою работу главным образом как организационную. Множество людей хорошо умели верить, и он позволял им заниматься этим. Но для некоторых вещей требовалось намного больше, нежели молитва, например, чтобы убедиться, что белье забрали из стирки или что ремонт продолжается.
   Теперь было так много богов… около двух тысяч. Большинство, конечно же, были совсем мелкими. Но и за ними надо следить. Боги очень зависят от моды. Взять того же Ома. Вот он был кровожадным мелким божком в одной придурковатой жаркой стране, а вот он уже один из лучших. Это все делается не ответами на молитвы, а деятельностью, направленной на то, чтобы все думали, что в один прекрасный день он может взять и ответить, и тогда можно будет запускать фейерверки. Хьюнон, десятилетиями выживавший в интенсивных теологических дискуссиях, будучи подлым человеком, размахивающим тяжелым кадилом, был впечатлен такй непривычной тактикой.
   И конечно же, были и настоящие новички, типа Эмджер, Богини Раздавленных Животных. Кто мог подумать, что новые дороги и быстрые экипажи приведут к этому? Но боги становятся сильнее, когда к ним взывают в нужде, и достаточно умов догадались воскликнуть «О господи, кого это я сбил?».
   — Братия! — воскликнул он, утомленный ожиданием. — И сестрия!
   Гул стих. С потолка осыпалось немного штукатурки.
   — Благодарю вас, — сказал Чудакулли. — Теперь прошу вас выслушать. Мои коллеги и я… — тут он указал на уважаемых священнослужителей позади него, — провели, уверяю вас, некоторое время, работая над этой идеей, и, без сомнения, это божественный звук. Пожалуйста, позвольте продолжить!
   Он все еще ощущал недовольство среди духовенства. Прирожденные лидеры не любят быть ведомыми.
   — Если мы не попробуем, — рискнул он, — безбожники волшебники преуспеют в своем деле. А мы выставим себя дураками.
   — Это все очень здорово, но все дело в форме! — огрызнулся жрец. — Мы не можем все взывать к одному и тому же! Вы знаете, как боги не любят экуменизм! И какие слова вы собираетесь использовать в молебне?
   — Мне кажется, что если мы немного подождем со спорами… — Хьюнон Чудакулли замолчал. Перед ним были жрецы, которые запрещали святыми указами есть брокколи, жрецы, которые приказывали незамужним девушками закрывать уши, чтобы их не распаляли проявления чувств мужчинами, и жрецы, которые поклонялись маленькому бисквиту с изюмом. Нечего и думать о том, чтобы избежать споров.
   — Знаете, кажется, мир близится к своему концу, — слабо сказал он.
   — Да ну? Некоторые ждали этого довольно долгое время! Грядет Судный День и человечество покарают за его злодеяния!
   — И брокколи!
   — И девчонок со стрижками!
   — Только бисквиты спасутся!
   Чудакулли начал неистово вращать своим посохом, призывая к тишине.
   — Но это будет не божий гнев, — сказал он. — Я же говорил! Это работа людей!
   — Да, но они могут быть руками господними!
   — Это все Коэн Варвар, — сказал Чудакулли.
   — Ну и что, он может быть…
   Говорящего толкнул локтем стоящий рядом с ним священник.
   — Держись…
   Раздался рев возбужденной беседы. Была пара храмов, которых не грабили в пору приключений, и жрецы быстро согласились, что ни один бог не стал бы брать в руки что-то, похожее на Коэна Варвара. Хьюнон посмотрел на потолок, украшенный симпатичной, но ветхой панорамой из богов и героев. Быть богом — намного проще, решил он.
   — Замечательно, — надменно сказал один из недовольных. — Тогда, я думаю, мы можем, в свете непредвиденных обстоятельств, на этот раз собраться за столом и все обсудить.
   — О, это хорошая… — начал Чудакулли.
   — Но, конечно же, нам понадобится крайне серьезно отнестись к выбору формы стола.
   Чудакулли на мгновение смутился. Выражение его лица не менялось, пока он наклонялся к одному из своих поддьяконов и сказал:
   — Ракушк, пожалуйста, пошли кого-нибудь сбегать ко мне домой и сказать жене, пусть она соберет мою ночлежную сумку, хорошо? Думаю, это все надолго…

***

   Центральный пик Кори Челести казалось, так и не стал ближе.
   — Вы уверены, что у Коэна все хорошо с головой? — спросил Злобный Гарри, помогая Малышу Вилли везти по льду каталку Хэмиша.
   — Эй, ты что, пытаешься посеять недовольство среди людей, Гарри?
   — Ну, я тебя предупреждал, Вил. Я же Темный Властелин. Мне надо практиковаться. А мы следуем за человеком, который регулярно забывает, где оставил свои вставные зубы.
   — Чиво? — спросил Стукнутый Хэмиш
   — Я только хочу сказать, что если мы взорвем богов, то можем нажить проблемы, — сказал Злобный Гарри. — Это как бы… неуважительно, что ли.
   — Ты ж вроде осквернял храмы в свое время, Гарри?
   — Я возводил их, Вил, я возводил их. Знаешь, одно время я был Сумасшедшим Лордом-Демоном. И у меня был Храм Ужаса.
   — Ага, на огороде, — ухмыльнулся Малыш Вилли.
   — Точно, точно, все это твердят, — надулся Гарри. — А все потому, что я никогда не входил в большие союзы, потому что…
   — Ну-ну, Гарри, ты же знаешь, что мы так не думаем. Мы тебя уважаем. Ты знаешь Кодекс. Ты следуешь данному слову. Ну, Коэн считает, пора вернуть это богам. А я, я беспокоюсь, ведь впереди только жесткая земелька.
   Злобный Гарри вгляделся в покрытое снегом ущелье.
   — В горы ведут магические тропы, — продолжал Малыш Вилли. — Но до этого еще куча пещер, которые надо пройти.
   — Непроходимые Пещеры Ужаса, — сказал Злобный Гарри.
   Вилли был впечатлен.
   — Ты о них слыхал, да? Есть старая легенда, она говорит о том, что их охраняет легион ужасных чудовищ и всякие чертовски хитрые устройства, и что никто никогда] не проходил их. О, да… еще опасные расселины. Потом мы поплывем через заполненные водой пещеры, охраняемые гигантской человекоядной рыбой, которые еще никто из людей не проходил. Потом там еще будут бешеные монахи, и дверь, которую можно открыть, только решив древнюю головоломку… ну, в общем, как обычно.
   — Кажется, предстоит крупное дельце, — отважился сказать Злобный Гарри.
   — Ну, мы знаем решение головоломки, — сказал Малыш Вилли. — Это «зуб».
   — Как вы выяснили?
   — Да никак. «Зуб» — всегда ответ для никудышных старых загадок, — ворчал Малыш Вилли, пока они тащили инвалидное кресло через крайне глубокий сугроб. — Но самая большая проблема — это протащить это чертово кресло через все это так, чтобы Хэмиш не проснулся и не натворил дел.

***

   Сидя в своем кабинете, в доме на краю времен, Смерть разглядывал деревянный ящик.
   — МОЖЕТ, Я ПОПЫТАЮСЬ ЕЩЕ РАЗОК, — сказал он.
   Он протянул руку и поднял маленького котенка, похлопал его по головке, нежно опустил его в ящик и закрыл крышку.
   — КОШКА УМРЕТ, КОГДА ВЫЙДЕТ ВЕСЬ ВОЗДУХ?
   — Я думаю, что она вполне может, — сказал Альберт, его слуга. — Но я думаю, дело не в этом. Если я все понял верно, то вы не можете сказать, жива кошка или мертва, пока не посмотрите на нее.
   — ИНТЕРЕСНЫЕ ДЕЛА НАЧНУТСЯ, АЛЬБЕРТ, ЕСЛИ Я НЕ БУДУ ЗНАТЬ, ЖИВО НЕЧТО ИЛИ НЕТ, НЕ ГЛЯДЯ НА НЕГО.
   — Эм… смысл теории в том, сэр, что сам процесс смотрения является решающим — жива будет кошка или нет.
   Смерть оскорбился.
   — ТЫ ЧТО, ХОЧЕШЬ СКАЗАТЬ, ЧТО Я УБЬЮ КОШКУ, ТОЛЬКО ПОСМОТРЕВ НА НЕЕ?
   — Не совсем так, сэр.
   — Я ХОЧУ СКАЗАТЬ, ЭТО СОВСЕМ НЕ ТО, КАК Я ОБЫЧНО ОБРАЩАЮ СВОЙ ЛИК К ПРОЧИМ.
   — Честно говоря, сэр, я думаю, даже волшебники не разберутся со всеми этими неопределенностями, — сказал Альберт. — В мое время с такими вещами не заморачивались. Если ты не был уверен, то ты становился мертв.
   Смерть кивнул. Идти в ногу со временем было очень тяжело. Всякие параллельные измерения. Измерения — паразиты, теперь он понимал их так. Он жил в одном. А прочие были просто вселенными, которые самонедостаточны и могут существовать, лишь прицепляясь к вселенной-хозяину, как рыба-прилипала. Но наличие параллельных миров подразумевает, что все, чтобы ты ни сделал, кое-где еще ты сделать не можешь.
   Это представляло собой остро стоящую проблему для того, кто по природе своей был определением. Это было похоже на игру в покер против бесконечно большого числа игроков.
   Он открыл коробку и вытащил котенка. Тот уставился на него обычным для котят взглядом, выражающим безумное удивление.
   — Я НЕ ОДОБРЯЮ ЖЕСТОКОГО ОБРАЩЕНИЯ С КОШКАМИ, — аккуратно опуская его на пол.
   — Вообще, я думаю, что выражение про кота в ящике не более, чем метафора, — сказал Альберт.