Страница:
– Не знаю, мой господин. Возможно, ты мне скажешь, на что он похож?
– Я собираюсь покарать тебя сейчас, – сказал Ворбис.
– О, конечно.
Ворбис указал на книгу.
– Эта ложь. Это скандал. Это… это приманка дабы увлечь умы людей с пути истинного знания. Ты осмеливаешься стать передо мной и провозгласить, – он пнул книгу пальцем ноги, – что мир плосок и странствует в пустоте на спине гигантской черепахи?
Брута затаил дыхание. «Так делается история. Укрепись в вере своей, – думал Брута. – Хоть раз, кто-нибудь, пожалуйста, попрекословьте Ворбису. Я не могу. Но кто-нибудь…» Он заметил, что его взгляд вертится около сержанта Симонии, стоящего по другую сторону от кресла Ворбиса. Сержант смотрел, как очарованный, не отрывая глаз. Дидактилос выпрямился в полный рост. Он полуобернулся и на мгновение его пустой взгляд скользнул по Бруте. Фонарь был выставлен на длину вытянутой руки.
– Нет, – сказал он.
– Каждый порядочный человек знает, что мир это сфера, идеальная сфера, непременно вынужденная вращаться вокруг сферы солнца, как человек вокруг центральной истины Ома, – сказал Ворбис. – И звезды…
Брута с колотящимся сердцем наклонился вперед.
– Мой господин? – прошептал он.
– Что? – лязгнул Ворбис.
– Он сказал «Нет», – сказал Брута.
– Верно, – сказал Дидактилос.
Мгновение Ворбис сидел абсолютно неподвижно. Потом его челюсть выбила дробь, словно он повторял несколько слов в такт дыханию.
– Ты отрекаешься от этого? – сказал он.
– Пусть будет сфера, – сказал Дидактилос. – Никаких проблем со сферой. Несомненно, специальные поправки могут быть сделаны, дабы все оставалось на местах. И солнце может быть другой, большей сферой далеко отсюда. Как вы предпочитаете, чтобы Луна двигалась вокруг мира или Солнца? Я бы посоветовал мир. Более иерархично, и превосходный пример нам всем.
Брута наблюдал нечто, чего не видел никогда прежде. Ворбис выглядел ошарашенным.
– Но ты писал… ты говорил, что мир на спине гигантской черепахи! Ты дал черепахе имя!
Дидактилос пожал плечами.
– Теперь я лучше знаю, – сказал он. – Где это слыхано, черепаха длиной в тысячу миль? Плывущая по пустоте пространства? Хах! Вот тупость! Мне даже стыдно теперь об этом думать.
Ворбис закрыл рот. Потом открыл его снова.
– Так ведут себя все эфебские философы? – сказал он.
Дидактилос снова пожал плечами.
– Так ведут себя все истинные философы, – сказал он. – Они должны быть всегда готовы к восприятию новых идей, к принятию во внимание новых доводов. Вы не согласны? Вы предложили нам множество новых доводов, – жест, казалось, совершенно случайно заключал всех омнианских лучников вокруг комнаты, – для размышления. Мои мнения всегда можно поколебать убедительными аргументами.
– Твоя ложь уже отравила мир!
– В таком случае я напишу другую книгу, – сказал Дидактилос кротко. – Представьте себе, как это будет выглядеть: гордый Дидактилос поколеблен аргументами омнианцев. Полное отречение. Гмм? В принципе, с вашего позволения, лорд, я знаю, как много у вас дел, по разграблению и поджиганию, и так далее, я вернусь в свою бочку и сейчас же примусь за работу над ней. Вселенная из сфер. Шары, вращающиеся в пространстве. Гмм. Да. С вашего позволения, лорд, я вам накидаю больше шаров, чем вы можете себе представить…
Старый философ повернулся и очень медленно побрел к выходу. Ворбис смотрел, как он шел. Брута видел, как он на половину поднял руку дать знак охране, а потом снова опустил ее. Ворбис обернулся к Тирану.
– Вот вам ваш… – начал он.
– Коо-ее!
Фонарь вылетел из дверного проема и разбился вдребезги о череп Ворбиса.
– Никогда… Черепаха Движется!
Ворбис вскочил на ноги.
– Я… – закричал он, затем взял себя в руки. Он гневно махнул паре стражников. – Я хочу, чтобы его поймали. Сейчас же. И… Брута?
Брута едва слышал его через грохот крови в ушах. Дидактилос оказался куда лучшим мыслителем, нежели он думал.
– Да, господин?
– Возьмешь группу людей и отведешь их в Библиотеку… а потом, Брута, ты подожжешь Библиотеку.
– …восемь, девять, десять, одиннадцать, – бормотал философ, запрыгивая на совершенно темный пролет ступенек и петляя по заячьи за угол.
– Черт, ай, это была моя коленка, – бормотало большинство стражников в куче где-то около середины пути.
Один как-то забрался наверх. В лунном свете он как раз смог разглядеть тощую фигуру, бешенно скачущую вдоль по улице. Он поднял свой арбалет. Старый дурак даже не уворачивался. Отличная мишень. Мгновение стражник выглядел ошарашенным. Арбалет вырвался из его рук, полетев на булыжники и посылая стрелы рикошетить от статуи. Он взглянул вниз, на оперенный конец стрелы, торчащий из его грудной клетки, а затем на фигуру, выступившую из теней.
– Сержант Симония? – прошептал он.
– Мне жаль, – сказал Симония. – Мне действительно жаль. Но важнее Истина.
Солдат открыл рот, что бы высказать свое мнение об истине, а потом тяжело упал вперед. Он открыл глаза. Симония удалялся. Все выглядело светлее. Было по-прежнему темно. Но теперь он мог видеть в темноте. Все приобрело сероватый оттенок. И булыжник под его рукой каким-то образом превратился в крупный черный песок. Он взглянул вверх.
– ВСТАТЬ, РЯДОВОЙ ИХЛОС.
Он смущенно встал. Теперь он был больше, чем просто солдатом, анонимной фигурой чтобы преследовать и быть убитым, и быть не более чем мелкой сошкой в жизнях других людей. Теперь он был Дерви Ихлос, тридцати восьми лет, по сути, относительно безупречный, в основном, и мертвый. Он неуверенно поднял руку к губам.
– Ты – судья? – сказал он.
– НЕ Я.
Ичло взглянул на простирающийся вдаль песок. Он инстинктивно знал, что делать. Он был куда менее рафинирован, нежели генерал Фрайят, и обращал больше внимания на песни, выученные в детстве. Кроме того, у него было преимущество. Он был даже менее религиозен, чем его генерал.
– СУД В КОНЦЕ ПУСТЫНИ.
Ичло попытался улыбнуться.
– Мама говорила мне об этом, – сказал он. – Когда ты умираешь, ты должен пересечь пустыню. И ты увидишь все так, как должно быть, говорила она. И все правильно вспомнишь.
Смерть усердно ничего не делал [2], дабы обозначить какие-либо свои чувства.
– Можно встретить друзей по пути, а? – сказал солдат.
– ВОЗМОЖНО.
И Ихлос отправился. В общем, думал он, все могло быть и хуже.
– Я могу унести двадцать, – сказал он. – Но которые двадцать?
– Всегда мечтал сделать это, – бормотал Дидактилос радостно. – Оберегать истину перед лицом тирании и все в таком роде. Ха! Один человек, не боящийся…
– Что взять? Что взять? – кричал Урн.
– Нам не нужны «Механики» Гвидо, – сказал Дидактилос. – Эх, хотел бы я видеть выражение его лица! Дьявольски хороший бросок, учитывая обстоятельства. Надеюсь, кто-нибудь опишет, что я…
– Принципы приводного механизма! Теория расширения воды! – кричал Урн. – Но нам не нужны Ибидовское «Государство», или Гномоновская «Эктопия», действительно, это…
– Что? Они принадлежат всему человечеству! – огрызался Дидактилос.
– Тогда пусть все человечество придет и поможет нам их унести, – сказал Урн. – Но, поскольку нас только двое, я предпочел бы нести нечто полезное.
– Полезное? Книги о механизмах?
– Да! Они покажут людям, как жить лучше!
– А эти покажут людям, как быть людьми, – сказал Дидактилос. – Это напомнило мне. Дай мне другой фонарь. Я чувствую себя совсем слепым без него…
Дверь библиотеки вздрогнула под громоподобным стуком. Это был стук людей, не ожидающих, что им откроют.
– Мы можем выбросить некоторые другие в…
Петли выскочили из стен. Дверь с глухим звуком грохнулась вниз. Солдаты с вытащенными мечами вскарабкались на нее.
– А, господа, – сказал Дидактилос. – Умоляю, не сотрите мои окружности.
С разбегу капрал тупо взглянул на него, потом вниз на пол.
– Какие окружности?
– Эй, как насчет того, чтобы дать мне пару компасов и вернуться сюда, скажем, через полчаса?
– Оставь их, капрал, – сказал Брута. Он перешагнул через дверь. – Я сказал, оставьте их.
– Но я получил приказ…
– Ты глух? Если да, то Квизиция сможет это излечить, – сказал Брута, сам удивляясь твердости своего голоса.
– Ты не принадлежишь к Квизиции, – сказал капрал.
– Нет, но я знаю человека, который принадлежит, – сказал Брута. – Вы здесь чтобы искать в этом дворце книги. Оставьте его со мной. Он стар. Что может он сделать?
Капрал в сомнении переводил взгляд с Бруты на своих пленников.
– Отлично, капрал. Я беру командование на себя.
Все повернулись.
– Вы меня слышали? – сказал Сержант Симония, проталкиваясь вперед.
– Но дьякон приказал нам…
– Капрал?
– Да, сержант?
– Дьякон далеко. Я здесь.
– Да, сержант.
– Пошли!
– Да, сержант.
Сержант прислушивался, пока солдаты маршировали прочь. Затем он воткнул свой меч в дверь и повернулся к Дидактилосу. Он сжал левую руку в кулак и положил свою правую поверх, вытянув ладонь.
– Черепаха Движется, – сказал он.
– Все относительно, – сказал философ опасливо.
– Я имею ввиду, я… друг, – сказал сержант.
– Почему мы должны тебе верить? – сказал Урн.
– Потому, что у вас нет выбора, – сказал Сержант Симония резко.
– Вы можете вывести нас отсюда? – спросил Брута.
Симония взглянул на него.
– Ты? – сказал он. – Почему я должен выводить отсюда тебя? Ты – инквизитор! – он схватил меч.
Брута попятился.
– Нет!
– На корабле, когда капитан сказал пароль, ты ничего не ответил, – сказал Симония. – Ты не один из нас.
– Я также не думаю, что я один из них, – сказал Брута. – Я сам по себе.
Он бросил на Дидактилоса умоляющий взгляд, что было совершенно зря, и быстро повернулся к Урну.
– Я не знал об этих солдатах, – сказал он. – Я знал только, что Ворбис задумал убить вас, и что он подожжет Библиотеку. Но я могу помочь. Я придумал это по пути сюда.
– Не слушайте его, – сказал Симония.
Он пал на одно колено напротив Дидактилоса, словно умоляя.
– Сир, здесь… несколько наших… тех, кто знает, что значит ваша книга… смотрите, у меня есть копия…
Он нащупал что-то за своим нагрудником.
– Мы скопировали это, – сказал Симония. – Единственная копия! Все, что у нас есть! Но это распространяется. Те, кто умеет читать, читают это остальным! Это производит такое впечатление!
– Э… – сказал Дидактилос. – Что?
Симония в возбуждении замахал руками.
– Ибо мы знаем это, я был в тех местах, это правда! Великая Черепаха существует. Черепаха действительно движется! Нам не нужны боги!
– Урн? Еще никто не ободрал медь с крыши? – сказал Дидактилос.
– Не думаю.
– Тогда, напомни мне, чтобы я не разговаривал с этим малым снаружи.
– Я не понимаю! – сказал Симония. – Я могу спасти вас. У вас есть друзья в самых неожиданных местах. Пошли. Я только убью священника…
Он взялся за меч. Брута попятился.
– Нет! Я тоже могу помочь! Вот, почему я пришел. Когда я увидел вас напротив Ворбиса, я понял, что могу сделать!
– И что же ты можешь сделать? – усмехнулся Урн.
– Я могу спасти Библиотеку.
– Что? Положить на спину и убежать? – издевался Симония.
– Нет. Не в этом смысле. Сколько здесь свитков?
– Около семи сотен, – сказал Дидактилос.
– Сколько из них важны?
– Все! – сказал Урн.
– Может, пара сотен, – сказал Дидактилос, мягко.
– Дядя!
– Все прочее просто изданный вздор и суета, – сказал Дидактилос.
– Но это книги!
– Возможно, я смогу взять больше, – сказал Брута медленно. – Отсюда есть выход наружу?
– Отсюда… возможно, – сказал Дидактилос.
– Не говори ему! – сказал Симония.
– Тогда все ваши книги сгорят, – сказал Брута. Он указал на Симонию. – Он сказал, что у вас нет выбора. Так что вам нечего терять, верно?
– Он свя… – начал Симония.
– Все заткнитесь, – сказал Дидактилос. Он смотрел в сторону брутиного уха. – Отсюда может быть путь наружу, сказал он. – Что ты собираешься делать?
– Не верь ему! – сказал Урн. – Омнианцы вокруг, а ты говоришь, что есть другой путь наружу!
– Сквозь эту гору есть туннели повсюду, – сказал Дидактилос.
– Возможно, но мы не говорим об этом людям!
– Я склонен верить этой личности, – сказал Дидактилос. – У него честное лицо. Философски выражаясь.
– Почему мы должны ему доверять?
– Любой, кто настолько туп, чтобы надеяться на то, что в подобных обстоятельствах ожидает, что мы будем ему доверять, должен быть достоин доверия, – сказал Дидактилос. – Он должен быть слишком глуп, чтобы быть предателем.
– Я могу уйти прямо сейчас, – сказал Брута. – И что тогда будет с вашей Библиотекой?
– Видите? – сказал Симония.
– Просто, когда все кажется беспросветным, вдруг у нас появляются неожиданные друзья повсюду, – сказал Дидактилос. – Каков твой план, юноша?
– У меня нет никакого, – сказал Брута. – Я просто делаю вещи, одну за другой.
– И сколько займет делание вещей, одну за другой?
– Около десяти минут, я думаю.
Симония взглянул на Бруту.
– А теперь, принесите книги, – сказал Брута. – И мне необходимо немного света.
– Но ты даже читать не умеешь! – сказал Урн.
– Я не собираюсь их читать, – Брута невыразительно взглянул на первый свиток, которым случайно оказался De Chelonian Mobile. – Ох. Мой бог, – сказал он.
– Что-нибудь не так? – сказал Дидактилос.
– Кто-нибудь может сбегать за моей черепахой?
– Да.
– Весь свиток?
– Да.
– Я тебе не верю.
– На основании первой буквы слова Librum, снаружи, есть трещинка, – сказал Брута. – Ксено написал: «Рефлекции», старик Аристократес – «Банальности», а Дидактилос считает, что Ибидовы «Рассуждения» дьявольски тупы. От трона Тирана до Библиотеки шесть сотен шагов. В…
– У него хорошая память, тебе придется с этим смириться, – сказал Дидактилос. – Покажи ему еще несколько свитков.
– Откуда мы знаем, что он их запоминает? – настаивал Урн, разматывая свиток с геометрическими теоремами. – Он не умеет читать! И даже, если бы он умел читать, он не умеет писать!
– Нам придется научить его.
Брута взглянул на свиток, заполненный картами. Он закрыл глаза. Мгновение, неровная кромка маячила напротив внутренней поверхности его глазных яблок, потом они осели в его мозгу. Они по-прежнему были где-то там, он смог бы вытащить их назад в любой момент. Урн развернул следующий свиток. Рисунки животных. Этот – рисунки растений и множество надписей. Этот – одни лишь записи. Этот – треугольники и предметы. Они оседали в его памяти. Через некоторое время он перестал даже беспокоиться о том, развернут ли свиток. Он просто смотрел. Ему было интересно, как много он сможет запомнить. Но это было глупо. Просто запоминать все, что видишь. Поверхность стола, или свиток, заполненный письменами. В этом было столько же информации, как в полировке и окраске дерева в «Рефлекциях» Ксено. Даже так он ощущал явную тяжесть мыслей, ощущение, что если он резко повернет голову, память хлынет у него из ушей. Урн поднял случайный свиток и частично развернул.
– Опиши, на что похожа Неясная Пузума, – потребовал он.
– Не знаю, – сказал Брута. Он закрыл глаза.
– Слишком много для Г-на Памяти, – сказал Урн.
– Он не умеет читать, парень. Это неправильно, – сказал философ.
– Хорошо. В смысле, четвертый рисунок в третьем свитке, – сказал Урн.
– Четырехногое животное смотрящее влево, – сказал Брута, – широкая голова, похожая на кошачью, и широкие плечи, с телом, суживающимся в направлении задней части. Тело состоит из черных и светлых квадратов. Уши очень маленькие и лежат плашмя на голове. У нее шесть усов. Хвост обрубком. Только задние лапы имеют когти, на каждой по три когтя. Четвертая нога примерно такой же длины, как голова, и поднята относительно тела. Полоска толстой шерсти…
– Это было пятьдесят свитков назад, – сказал Урн. – Он видел весь свиток пару секунд.
Они взглянули на Бруту. Брута снова прикрыл глаза.
– Ты знаешь все? – сказал Урн.
– Не знаю.
– У тебя в голове половина Библиотеки!
– Я… немного…
– Так ты, наконец, встал, – сказал голос Ома в его голове. – Чувствуем себя слегка переполненными, да? Грудой полок? Словно повсюду внутри головы большими буквами написано «SILENCIOS!»? Что ты натворил, и зачем?
– Я… не знаю. Это казалось следующей вещью, которую надо сделать. Где ты?
– Твой дружок солдат держит меня в своем ранце. Кстати, спасибо, что столь старательно позаботился обо мне.
Брута попытался встать на ноги. Мир на мгновение завертелся вокруг, прибавив третью астрономическую теорию к двум временно занимающим умы местных мыслителей. Он выглянул в окно. Красный свет исходил от пожаров повсюду в Эфеб; огромный красный нимб возвышался над Библиотекой.
– Идет партизанская война, – сказал Ом. – Бьются даже рабы. Не могу понять, почему. Ты думаешь, они ухватились за возможность отомстить своим господам, а?
– Я предполагаю, что у раба в Эфебе есть шанс стать свободным, – сказал Брута.
С другой стороны ангара послышался свист и металлический, жужжащий звук. Брута слышал, как Урн сказал:
– Вот! Я же говорил. Просто заткнулась труба. Добавь еще немного горючего.
Брута неверными шагами направился к группе. Они толкались вокруг корабля. Корабль как корабль, нормальной формы, острый конец впереди, тупой сзади. Но тут не было мачт. А был большой медного цвета шар, висящий на деревянной раме позади. Под ним была железная корзина, в которой кто-то уже развел неплохой огонь. Шар крутился в своей раме, в облаке пара.
– Я видел это, – сказал он. – В De Chelonian Mobile. Там была картинка.
– О, это ходячая Библиотека, – сказал Дидактилос. – Верно, ты прав. Иллюстрирует принцип реакции. Я никогда не просил Урна построить большой. Вот что получается, когда начинаешь думать руками.
– Я проплыл на нем вокруг маяка однажды ночью на прошлой неделе, – сказал Урн. – Без проблем.
– Анк-Морпорк куда дальше, – сказал Симония.
– Да, это впятеро дальше, чем от Эфеба до Омнии, – торжественно сказал Брута. – Там был свиток с картами, – добавил он.
Пар обжигающим облаком подымался от жужжащего шара. Теперь, когда он подошел ближе, Брута видел, что полдюжины очень коротких весел было соединено вместе на манер звезды позади медной сферы, и свисали за тыльной стороной корабли. Деревянные зубчатые колеса и бесконечные ремни заполняли пространство в промежутке. Когда сфера крутилась, лопасти били по воздуху.
– Как это работает? – спросил он.
– Очень просто, – сказал Урн. – Огонь разогревает…
– У нас нет времени на это, – сказал Симония.
– Разогревает воду, и она злится, – сказал ученик философа. – Потому она вырывается из сферы через эти четыре маленькие соплышка, что бы убежать от огня. Струйки пара толкают сферу по кругу, а лопасти и Легибусов винтовой механизм передают движение на весла, которые поворачиваясь толкают корабль по воде.
– Очень философски, – сказал Дидактилос.
Брута чувствовал, что должен встать на защиту омнианских достижений.
– Великие двери Цитадели весят тонны, но открываются от одной лишь силы веры, – сказа он. – Один толчок и они двигаются открываясь.
– Очень хотел бы увидеть это, – сказал Урн.
Брута чувствовал слабый укол грешной гордости, что в Омнии по-прежнему есть нечто, чем он может гордиться.
– Скорее всего, хороший баланс и немного гидравлики.
– Ох, – Симония задумчиво потыкал механизм мечом.
– Вы подумали обо всех возможностях? – спросил он.
Руки Урна начали размахивать в воздухе.
– Ты имеешь ввиду военные корабли, бороздящие темно-красное море без… – начал он.
– На земле, я подумал, – сказал Симония.
– Возможно… на некоторых картах…
– Ох, незачем обозначать на картах корабли.
Глаза Симонии затуманились той мглой, которая возникает у человека, заглянувшего в будущее и уводившего, что оно скрыто железной броней.
– Гм… – сказал он.
– Это очень хорошо, но не философски, – сказал Дидактилос. – Где священник?
– Я тут, но я не…
– Как ты себя чувствуешь? Ты угас, как светильник по возвращении сюда.
– Мне… сейчас лучше.
– Минуту прямо, через минуту на тяге.
– Мне много лучше.
– Многое случилось, верно?
– Пожалуй.
– Хорошо помнишь свитки?
– Да… по-моему. Кто поджег Библиотеку?
Урн поднял голову от механизмов.
– Он, – сказал он.
Брута уставился на Дидактилоса.
– Ты поджег свою собственную Библиотеку?
– Я единственный был способен это сделать, – сказал философ. – Кроме всего прочего, это спасло ее от Ворбиса.
– Что?
– Представляешь, если бы он прочитал свитки? Он и так достаточно плох. Но он был бы много хуже со всеми этими знаниями в голове.
– Он бы не читал их, – сказал Брута.
– Ох, читал бы. Я знаю таких людей, – сказал Дидактилос. – Святая набожность на людях и очищенный виноград и самопрощение в одиночестве.
– Не Ворбис, – сказал Брута с абсолютной уверенностью. – Он бы не стал их читать.
– Ну, ладно, в любом случае, – сказал Дидактилос. – Раз уж надо было это сделать, я это сделал.
Урн отвернулся от дуги корабля, где он скармливал дерево в жаровню под сферой.
– Не могли бы вы все подняться на борт? – сказал он.
Брута окончил свой путь на грубой скамье посредине корабля, или как там это называется. Воздух пах горячей водой.
– Хорошо, – сказал Урн.
Он потянул рычаг. Крутящиеся лопасти коснулись воды. Был толчок, а потом, оставляя позади облако пара, корабль двинулся вперед.
– Какое имя у этого судна? – спросил Дидактилос.
Урн выглядел удивленным.
– Имя? – сказал он. – Это корабль. Вещь сама по себе. Ей не нужно имя.
– С именами – более философски, – сказал Дидактилос с налетом угрюмости. – И ты должен был разбить над ней амфору с вином.
– Я собираюсь покарать тебя сейчас, – сказал Ворбис.
– О, конечно.
Ворбис указал на книгу.
– Эта ложь. Это скандал. Это… это приманка дабы увлечь умы людей с пути истинного знания. Ты осмеливаешься стать передо мной и провозгласить, – он пнул книгу пальцем ноги, – что мир плосок и странствует в пустоте на спине гигантской черепахи?
Брута затаил дыхание. «Так делается история. Укрепись в вере своей, – думал Брута. – Хоть раз, кто-нибудь, пожалуйста, попрекословьте Ворбису. Я не могу. Но кто-нибудь…» Он заметил, что его взгляд вертится около сержанта Симонии, стоящего по другую сторону от кресла Ворбиса. Сержант смотрел, как очарованный, не отрывая глаз. Дидактилос выпрямился в полный рост. Он полуобернулся и на мгновение его пустой взгляд скользнул по Бруте. Фонарь был выставлен на длину вытянутой руки.
– Нет, – сказал он.
– Каждый порядочный человек знает, что мир это сфера, идеальная сфера, непременно вынужденная вращаться вокруг сферы солнца, как человек вокруг центральной истины Ома, – сказал Ворбис. – И звезды…
Брута с колотящимся сердцем наклонился вперед.
– Мой господин? – прошептал он.
– Что? – лязгнул Ворбис.
– Он сказал «Нет», – сказал Брута.
– Верно, – сказал Дидактилос.
Мгновение Ворбис сидел абсолютно неподвижно. Потом его челюсть выбила дробь, словно он повторял несколько слов в такт дыханию.
– Ты отрекаешься от этого? – сказал он.
– Пусть будет сфера, – сказал Дидактилос. – Никаких проблем со сферой. Несомненно, специальные поправки могут быть сделаны, дабы все оставалось на местах. И солнце может быть другой, большей сферой далеко отсюда. Как вы предпочитаете, чтобы Луна двигалась вокруг мира или Солнца? Я бы посоветовал мир. Более иерархично, и превосходный пример нам всем.
Брута наблюдал нечто, чего не видел никогда прежде. Ворбис выглядел ошарашенным.
– Но ты писал… ты говорил, что мир на спине гигантской черепахи! Ты дал черепахе имя!
Дидактилос пожал плечами.
– Теперь я лучше знаю, – сказал он. – Где это слыхано, черепаха длиной в тысячу миль? Плывущая по пустоте пространства? Хах! Вот тупость! Мне даже стыдно теперь об этом думать.
Ворбис закрыл рот. Потом открыл его снова.
– Так ведут себя все эфебские философы? – сказал он.
Дидактилос снова пожал плечами.
– Так ведут себя все истинные философы, – сказал он. – Они должны быть всегда готовы к восприятию новых идей, к принятию во внимание новых доводов. Вы не согласны? Вы предложили нам множество новых доводов, – жест, казалось, совершенно случайно заключал всех омнианских лучников вокруг комнаты, – для размышления. Мои мнения всегда можно поколебать убедительными аргументами.
– Твоя ложь уже отравила мир!
– В таком случае я напишу другую книгу, – сказал Дидактилос кротко. – Представьте себе, как это будет выглядеть: гордый Дидактилос поколеблен аргументами омнианцев. Полное отречение. Гмм? В принципе, с вашего позволения, лорд, я знаю, как много у вас дел, по разграблению и поджиганию, и так далее, я вернусь в свою бочку и сейчас же примусь за работу над ней. Вселенная из сфер. Шары, вращающиеся в пространстве. Гмм. Да. С вашего позволения, лорд, я вам накидаю больше шаров, чем вы можете себе представить…
Старый философ повернулся и очень медленно побрел к выходу. Ворбис смотрел, как он шел. Брута видел, как он на половину поднял руку дать знак охране, а потом снова опустил ее. Ворбис обернулся к Тирану.
– Вот вам ваш… – начал он.
– Коо-ее!
Фонарь вылетел из дверного проема и разбился вдребезги о череп Ворбиса.
– Никогда… Черепаха Движется!
Ворбис вскочил на ноги.
– Я… – закричал он, затем взял себя в руки. Он гневно махнул паре стражников. – Я хочу, чтобы его поймали. Сейчас же. И… Брута?
Брута едва слышал его через грохот крови в ушах. Дидактилос оказался куда лучшим мыслителем, нежели он думал.
– Да, господин?
– Возьмешь группу людей и отведешь их в Библиотеку… а потом, Брута, ты подожжешь Библиотеку.
* * *
Дидактилос был слеп, но было темно. Преследующие его стражники будут видеть, только видеть тут нечего. И они не проводили свою жизнь, гуляя по извилистым, неясным и, кроме всего прочего, многоступенчатым улочкам Эфебы.– …восемь, девять, десять, одиннадцать, – бормотал философ, запрыгивая на совершенно темный пролет ступенек и петляя по заячьи за угол.
– Черт, ай, это была моя коленка, – бормотало большинство стражников в куче где-то около середины пути.
Один как-то забрался наверх. В лунном свете он как раз смог разглядеть тощую фигуру, бешенно скачущую вдоль по улице. Он поднял свой арбалет. Старый дурак даже не уворачивался. Отличная мишень. Мгновение стражник выглядел ошарашенным. Арбалет вырвался из его рук, полетев на булыжники и посылая стрелы рикошетить от статуи. Он взглянул вниз, на оперенный конец стрелы, торчащий из его грудной клетки, а затем на фигуру, выступившую из теней.
– Сержант Симония? – прошептал он.
– Мне жаль, – сказал Симония. – Мне действительно жаль. Но важнее Истина.
Солдат открыл рот, что бы высказать свое мнение об истине, а потом тяжело упал вперед. Он открыл глаза. Симония удалялся. Все выглядело светлее. Было по-прежнему темно. Но теперь он мог видеть в темноте. Все приобрело сероватый оттенок. И булыжник под его рукой каким-то образом превратился в крупный черный песок. Он взглянул вверх.
– ВСТАТЬ, РЯДОВОЙ ИХЛОС.
Он смущенно встал. Теперь он был больше, чем просто солдатом, анонимной фигурой чтобы преследовать и быть убитым, и быть не более чем мелкой сошкой в жизнях других людей. Теперь он был Дерви Ихлос, тридцати восьми лет, по сути, относительно безупречный, в основном, и мертвый. Он неуверенно поднял руку к губам.
– Ты – судья? – сказал он.
– НЕ Я.
Ичло взглянул на простирающийся вдаль песок. Он инстинктивно знал, что делать. Он был куда менее рафинирован, нежели генерал Фрайят, и обращал больше внимания на песни, выученные в детстве. Кроме того, у него было преимущество. Он был даже менее религиозен, чем его генерал.
– СУД В КОНЦЕ ПУСТЫНИ.
Ичло попытался улыбнуться.
– Мама говорила мне об этом, – сказал он. – Когда ты умираешь, ты должен пересечь пустыню. И ты увидишь все так, как должно быть, говорила она. И все правильно вспомнишь.
Смерть усердно ничего не делал [2], дабы обозначить какие-либо свои чувства.
– Можно встретить друзей по пути, а? – сказал солдат.
– ВОЗМОЖНО.
И Ихлос отправился. В общем, думал он, все могло быть и хуже.
* * *
Урн лазал среди полок, как обезьяна, вытаскивая книги из их отсеков и швыряя их вниз, на пол.– Я могу унести двадцать, – сказал он. – Но которые двадцать?
– Всегда мечтал сделать это, – бормотал Дидактилос радостно. – Оберегать истину перед лицом тирании и все в таком роде. Ха! Один человек, не боящийся…
– Что взять? Что взять? – кричал Урн.
– Нам не нужны «Механики» Гвидо, – сказал Дидактилос. – Эх, хотел бы я видеть выражение его лица! Дьявольски хороший бросок, учитывая обстоятельства. Надеюсь, кто-нибудь опишет, что я…
– Принципы приводного механизма! Теория расширения воды! – кричал Урн. – Но нам не нужны Ибидовское «Государство», или Гномоновская «Эктопия», действительно, это…
– Что? Они принадлежат всему человечеству! – огрызался Дидактилос.
– Тогда пусть все человечество придет и поможет нам их унести, – сказал Урн. – Но, поскольку нас только двое, я предпочел бы нести нечто полезное.
– Полезное? Книги о механизмах?
– Да! Они покажут людям, как жить лучше!
– А эти покажут людям, как быть людьми, – сказал Дидактилос. – Это напомнило мне. Дай мне другой фонарь. Я чувствую себя совсем слепым без него…
Дверь библиотеки вздрогнула под громоподобным стуком. Это был стук людей, не ожидающих, что им откроют.
– Мы можем выбросить некоторые другие в…
Петли выскочили из стен. Дверь с глухим звуком грохнулась вниз. Солдаты с вытащенными мечами вскарабкались на нее.
– А, господа, – сказал Дидактилос. – Умоляю, не сотрите мои окружности.
С разбегу капрал тупо взглянул на него, потом вниз на пол.
– Какие окружности?
– Эй, как насчет того, чтобы дать мне пару компасов и вернуться сюда, скажем, через полчаса?
– Оставь их, капрал, – сказал Брута. Он перешагнул через дверь. – Я сказал, оставьте их.
– Но я получил приказ…
– Ты глух? Если да, то Квизиция сможет это излечить, – сказал Брута, сам удивляясь твердости своего голоса.
– Ты не принадлежишь к Квизиции, – сказал капрал.
– Нет, но я знаю человека, который принадлежит, – сказал Брута. – Вы здесь чтобы искать в этом дворце книги. Оставьте его со мной. Он стар. Что может он сделать?
Капрал в сомнении переводил взгляд с Бруты на своих пленников.
– Отлично, капрал. Я беру командование на себя.
Все повернулись.
– Вы меня слышали? – сказал Сержант Симония, проталкиваясь вперед.
– Но дьякон приказал нам…
– Капрал?
– Да, сержант?
– Дьякон далеко. Я здесь.
– Да, сержант.
– Пошли!
– Да, сержант.
Сержант прислушивался, пока солдаты маршировали прочь. Затем он воткнул свой меч в дверь и повернулся к Дидактилосу. Он сжал левую руку в кулак и положил свою правую поверх, вытянув ладонь.
– Черепаха Движется, – сказал он.
– Все относительно, – сказал философ опасливо.
– Я имею ввиду, я… друг, – сказал сержант.
– Почему мы должны тебе верить? – сказал Урн.
– Потому, что у вас нет выбора, – сказал Сержант Симония резко.
– Вы можете вывести нас отсюда? – спросил Брута.
Симония взглянул на него.
– Ты? – сказал он. – Почему я должен выводить отсюда тебя? Ты – инквизитор! – он схватил меч.
Брута попятился.
– Нет!
– На корабле, когда капитан сказал пароль, ты ничего не ответил, – сказал Симония. – Ты не один из нас.
– Я также не думаю, что я один из них, – сказал Брута. – Я сам по себе.
Он бросил на Дидактилоса умоляющий взгляд, что было совершенно зря, и быстро повернулся к Урну.
– Я не знал об этих солдатах, – сказал он. – Я знал только, что Ворбис задумал убить вас, и что он подожжет Библиотеку. Но я могу помочь. Я придумал это по пути сюда.
– Не слушайте его, – сказал Симония.
Он пал на одно колено напротив Дидактилоса, словно умоляя.
– Сир, здесь… несколько наших… тех, кто знает, что значит ваша книга… смотрите, у меня есть копия…
Он нащупал что-то за своим нагрудником.
– Мы скопировали это, – сказал Симония. – Единственная копия! Все, что у нас есть! Но это распространяется. Те, кто умеет читать, читают это остальным! Это производит такое впечатление!
– Э… – сказал Дидактилос. – Что?
Симония в возбуждении замахал руками.
– Ибо мы знаем это, я был в тех местах, это правда! Великая Черепаха существует. Черепаха действительно движется! Нам не нужны боги!
– Урн? Еще никто не ободрал медь с крыши? – сказал Дидактилос.
– Не думаю.
– Тогда, напомни мне, чтобы я не разговаривал с этим малым снаружи.
– Я не понимаю! – сказал Симония. – Я могу спасти вас. У вас есть друзья в самых неожиданных местах. Пошли. Я только убью священника…
Он взялся за меч. Брута попятился.
– Нет! Я тоже могу помочь! Вот, почему я пришел. Когда я увидел вас напротив Ворбиса, я понял, что могу сделать!
– И что же ты можешь сделать? – усмехнулся Урн.
– Я могу спасти Библиотеку.
– Что? Положить на спину и убежать? – издевался Симония.
– Нет. Не в этом смысле. Сколько здесь свитков?
– Около семи сотен, – сказал Дидактилос.
– Сколько из них важны?
– Все! – сказал Урн.
– Может, пара сотен, – сказал Дидактилос, мягко.
– Дядя!
– Все прочее просто изданный вздор и суета, – сказал Дидактилос.
– Но это книги!
– Возможно, я смогу взять больше, – сказал Брута медленно. – Отсюда есть выход наружу?
– Отсюда… возможно, – сказал Дидактилос.
– Не говори ему! – сказал Симония.
– Тогда все ваши книги сгорят, – сказал Брута. Он указал на Симонию. – Он сказал, что у вас нет выбора. Так что вам нечего терять, верно?
– Он свя… – начал Симония.
– Все заткнитесь, – сказал Дидактилос. Он смотрел в сторону брутиного уха. – Отсюда может быть путь наружу, сказал он. – Что ты собираешься делать?
– Не верь ему! – сказал Урн. – Омнианцы вокруг, а ты говоришь, что есть другой путь наружу!
– Сквозь эту гору есть туннели повсюду, – сказал Дидактилос.
– Возможно, но мы не говорим об этом людям!
– Я склонен верить этой личности, – сказал Дидактилос. – У него честное лицо. Философски выражаясь.
– Почему мы должны ему доверять?
– Любой, кто настолько туп, чтобы надеяться на то, что в подобных обстоятельствах ожидает, что мы будем ему доверять, должен быть достоин доверия, – сказал Дидактилос. – Он должен быть слишком глуп, чтобы быть предателем.
– Я могу уйти прямо сейчас, – сказал Брута. – И что тогда будет с вашей Библиотекой?
– Видите? – сказал Симония.
– Просто, когда все кажется беспросветным, вдруг у нас появляются неожиданные друзья повсюду, – сказал Дидактилос. – Каков твой план, юноша?
– У меня нет никакого, – сказал Брута. – Я просто делаю вещи, одну за другой.
– И сколько займет делание вещей, одну за другой?
– Около десяти минут, я думаю.
Симония взглянул на Бруту.
– А теперь, принесите книги, – сказал Брута. – И мне необходимо немного света.
– Но ты даже читать не умеешь! – сказал Урн.
– Я не собираюсь их читать, – Брута невыразительно взглянул на первый свиток, которым случайно оказался De Chelonian Mobile. – Ох. Мой бог, – сказал он.
– Что-нибудь не так? – сказал Дидактилос.
– Кто-нибудь может сбегать за моей черепахой?
* * *
Симония бежал по дворцу. Никто не обращал на него особого внимания. Большинство эфебских стражников было снаружи лабиринта, а Ворбис дал ясно понять любому, способному помыслить о том, чтобы рискнуть войти вовнутрь, что случится с жителями дворца. Группы омнианских солдат осуществляли дисциплинированный грабеж. Кроме того, он возвращался к своим комнатам. В комнате Бруты действительно была черепаха. Она сидела на столе, между развернутым свитком и объеденным ломтиком дыни, и, насколько это можно сказать о черепахе, спала. Симония безо всяких церемоний схватил ее, впихнул в свой вещмешок и бросился обратно в Библиотеку. Он ненавидел себя, за то, что так сделал. Этот тупой священник все разрушил! Но Дидактилос дал слово, а Дидактилос знал Истину. На всем протяжении пути было ощущение, что нечто стремится привлечь его внимание.* * *
– Ты запоминаешь их просто взглянув? – сказал Урн.– Да.
– Весь свиток?
– Да.
– Я тебе не верю.
– На основании первой буквы слова Librum, снаружи, есть трещинка, – сказал Брута. – Ксено написал: «Рефлекции», старик Аристократес – «Банальности», а Дидактилос считает, что Ибидовы «Рассуждения» дьявольски тупы. От трона Тирана до Библиотеки шесть сотен шагов. В…
– У него хорошая память, тебе придется с этим смириться, – сказал Дидактилос. – Покажи ему еще несколько свитков.
– Откуда мы знаем, что он их запоминает? – настаивал Урн, разматывая свиток с геометрическими теоремами. – Он не умеет читать! И даже, если бы он умел читать, он не умеет писать!
– Нам придется научить его.
Брута взглянул на свиток, заполненный картами. Он закрыл глаза. Мгновение, неровная кромка маячила напротив внутренней поверхности его глазных яблок, потом они осели в его мозгу. Они по-прежнему были где-то там, он смог бы вытащить их назад в любой момент. Урн развернул следующий свиток. Рисунки животных. Этот – рисунки растений и множество надписей. Этот – одни лишь записи. Этот – треугольники и предметы. Они оседали в его памяти. Через некоторое время он перестал даже беспокоиться о том, развернут ли свиток. Он просто смотрел. Ему было интересно, как много он сможет запомнить. Но это было глупо. Просто запоминать все, что видишь. Поверхность стола, или свиток, заполненный письменами. В этом было столько же информации, как в полировке и окраске дерева в «Рефлекциях» Ксено. Даже так он ощущал явную тяжесть мыслей, ощущение, что если он резко повернет голову, память хлынет у него из ушей. Урн поднял случайный свиток и частично развернул.
– Опиши, на что похожа Неясная Пузума, – потребовал он.
– Не знаю, – сказал Брута. Он закрыл глаза.
– Слишком много для Г-на Памяти, – сказал Урн.
– Он не умеет читать, парень. Это неправильно, – сказал философ.
– Хорошо. В смысле, четвертый рисунок в третьем свитке, – сказал Урн.
– Четырехногое животное смотрящее влево, – сказал Брута, – широкая голова, похожая на кошачью, и широкие плечи, с телом, суживающимся в направлении задней части. Тело состоит из черных и светлых квадратов. Уши очень маленькие и лежат плашмя на голове. У нее шесть усов. Хвост обрубком. Только задние лапы имеют когти, на каждой по три когтя. Четвертая нога примерно такой же длины, как голова, и поднята относительно тела. Полоска толстой шерсти…
– Это было пятьдесят свитков назад, – сказал Урн. – Он видел весь свиток пару секунд.
Они взглянули на Бруту. Брута снова прикрыл глаза.
– Ты знаешь все? – сказал Урн.
– Не знаю.
– У тебя в голове половина Библиотеки!
– Я… немного…
* * *
Библиотека в Эфебе превратилась в печь. Пламя стало синим, когда растаявшая медная крыша закапала на полки. Все библиотеки, повсюду, соединены ходами книжных червей в пространстве, возникающими в результате сильных пространственно-временных искажений, имеющихся вокруг любой большой книжной коллекции. Очень мало кто из библиотекарей постиг этот секрет; имеются гибкие правила, как извлечь из этого факта пользу. Ибо это равнозначно путешествию во времени, а путешествия во времени сопряжены с большими проблемами. Но, если Библиотека горит, и в истории записано, что она должна сгореть… Был тихий хлопок, совершенно неслышный среди треска книжных полок, и фигура выпала из ниоткуда на маленький участок негорящего пола в центре библиотеки. Она выглядела обезьяноподобной, но двигалась очень целеустремленно. Длинные обезьяньи руки сбивали пламя, вытаскивали свитки с их полок и укладывали в мешок. Когда мешок наполнялся, она сиганула обратно в центр комнаты… и пропала, со следующим хлопком. Это совершенно не связано с этой историей. Так же не связан с ней и тот факт, что через некоторое время свитки, которым было положено сгинуть в Великом Эфебском Библиотечном Пожаре появились в отменно хорошем состоянии в Библиотеке Невидимого Университета в Анк-Морпорке. Но это просто приятно знать.* * *
Брута проснулся с запахом моря в ноздрях. По крайней мере, это было то, что люди считают запахом моря, т.е. вонь старой рыбы и гниющий водорослей. Он был в подобии ангара. Тот свет, которому было удавалось пройти сквозь незастекленное окно, был красным и мерцающим. Один конец ангара открывался в воду. Багряный свет озарял несколько фигур, сгрудившихся вокруг чего-то. Брута осторожно осмотрел содержимое своей памяти. Все было на месте, библиотечные свитки аккуратно рассортированы. Слова были столь же бессмысленны для него, как и любые другие написанные слова, но картинки были интересны. Более интересны, чем большинство вещей в его памяти. Он осторожно сел.– Так ты, наконец, встал, – сказал голос Ома в его голове. – Чувствуем себя слегка переполненными, да? Грудой полок? Словно повсюду внутри головы большими буквами написано «SILENCIOS!»? Что ты натворил, и зачем?
– Я… не знаю. Это казалось следующей вещью, которую надо сделать. Где ты?
– Твой дружок солдат держит меня в своем ранце. Кстати, спасибо, что столь старательно позаботился обо мне.
Брута попытался встать на ноги. Мир на мгновение завертелся вокруг, прибавив третью астрономическую теорию к двум временно занимающим умы местных мыслителей. Он выглянул в окно. Красный свет исходил от пожаров повсюду в Эфеб; огромный красный нимб возвышался над Библиотекой.
– Идет партизанская война, – сказал Ом. – Бьются даже рабы. Не могу понять, почему. Ты думаешь, они ухватились за возможность отомстить своим господам, а?
– Я предполагаю, что у раба в Эфебе есть шанс стать свободным, – сказал Брута.
С другой стороны ангара послышался свист и металлический, жужжащий звук. Брута слышал, как Урн сказал:
– Вот! Я же говорил. Просто заткнулась труба. Добавь еще немного горючего.
Брута неверными шагами направился к группе. Они толкались вокруг корабля. Корабль как корабль, нормальной формы, острый конец впереди, тупой сзади. Но тут не было мачт. А был большой медного цвета шар, висящий на деревянной раме позади. Под ним была железная корзина, в которой кто-то уже развел неплохой огонь. Шар крутился в своей раме, в облаке пара.
– Я видел это, – сказал он. – В De Chelonian Mobile. Там была картинка.
– О, это ходячая Библиотека, – сказал Дидактилос. – Верно, ты прав. Иллюстрирует принцип реакции. Я никогда не просил Урна построить большой. Вот что получается, когда начинаешь думать руками.
– Я проплыл на нем вокруг маяка однажды ночью на прошлой неделе, – сказал Урн. – Без проблем.
– Анк-Морпорк куда дальше, – сказал Симония.
– Да, это впятеро дальше, чем от Эфеба до Омнии, – торжественно сказал Брута. – Там был свиток с картами, – добавил он.
Пар обжигающим облаком подымался от жужжащего шара. Теперь, когда он подошел ближе, Брута видел, что полдюжины очень коротких весел было соединено вместе на манер звезды позади медной сферы, и свисали за тыльной стороной корабли. Деревянные зубчатые колеса и бесконечные ремни заполняли пространство в промежутке. Когда сфера крутилась, лопасти били по воздуху.
– Как это работает? – спросил он.
– Очень просто, – сказал Урн. – Огонь разогревает…
– У нас нет времени на это, – сказал Симония.
– Разогревает воду, и она злится, – сказал ученик философа. – Потому она вырывается из сферы через эти четыре маленькие соплышка, что бы убежать от огня. Струйки пара толкают сферу по кругу, а лопасти и Легибусов винтовой механизм передают движение на весла, которые поворачиваясь толкают корабль по воде.
– Очень философски, – сказал Дидактилос.
Брута чувствовал, что должен встать на защиту омнианских достижений.
– Великие двери Цитадели весят тонны, но открываются от одной лишь силы веры, – сказа он. – Один толчок и они двигаются открываясь.
– Очень хотел бы увидеть это, – сказал Урн.
Брута чувствовал слабый укол грешной гордости, что в Омнии по-прежнему есть нечто, чем он может гордиться.
– Скорее всего, хороший баланс и немного гидравлики.
– Ох, – Симония задумчиво потыкал механизм мечом.
– Вы подумали обо всех возможностях? – спросил он.
Руки Урна начали размахивать в воздухе.
– Ты имеешь ввиду военные корабли, бороздящие темно-красное море без… – начал он.
– На земле, я подумал, – сказал Симония.
– Возможно… на некоторых картах…
– Ох, незачем обозначать на картах корабли.
Глаза Симонии затуманились той мглой, которая возникает у человека, заглянувшего в будущее и уводившего, что оно скрыто железной броней.
– Гм… – сказал он.
– Это очень хорошо, но не философски, – сказал Дидактилос. – Где священник?
– Я тут, но я не…
– Как ты себя чувствуешь? Ты угас, как светильник по возвращении сюда.
– Мне… сейчас лучше.
– Минуту прямо, через минуту на тяге.
– Мне много лучше.
– Многое случилось, верно?
– Пожалуй.
– Хорошо помнишь свитки?
– Да… по-моему. Кто поджег Библиотеку?
Урн поднял голову от механизмов.
– Он, – сказал он.
Брута уставился на Дидактилоса.
– Ты поджег свою собственную Библиотеку?
– Я единственный был способен это сделать, – сказал философ. – Кроме всего прочего, это спасло ее от Ворбиса.
– Что?
– Представляешь, если бы он прочитал свитки? Он и так достаточно плох. Но он был бы много хуже со всеми этими знаниями в голове.
– Он бы не читал их, – сказал Брута.
– Ох, читал бы. Я знаю таких людей, – сказал Дидактилос. – Святая набожность на людях и очищенный виноград и самопрощение в одиночестве.
– Не Ворбис, – сказал Брута с абсолютной уверенностью. – Он бы не стал их читать.
– Ну, ладно, в любом случае, – сказал Дидактилос. – Раз уж надо было это сделать, я это сделал.
Урн отвернулся от дуги корабля, где он скармливал дерево в жаровню под сферой.
– Не могли бы вы все подняться на борт? – сказал он.
Брута окончил свой путь на грубой скамье посредине корабля, или как там это называется. Воздух пах горячей водой.
– Хорошо, – сказал Урн.
Он потянул рычаг. Крутящиеся лопасти коснулись воды. Был толчок, а потом, оставляя позади облако пара, корабль двинулся вперед.
– Какое имя у этого судна? – спросил Дидактилос.
Урн выглядел удивленным.
– Имя? – сказал он. – Это корабль. Вещь сама по себе. Ей не нужно имя.
– С именами – более философски, – сказал Дидактилос с налетом угрюмости. – И ты должен был разбить над ней амфору с вином.