Престон Дуглас. Кодекс

   Скиба сделал глубокий вдох.
   — Через несколько недель Лэмп объявит, что получил в распоряжение уникальную рукопись объемом две тысячи страниц, которая была составлена древними майя. Манускрипт описывает растения и живые организмы тропического леса, которые содержат лечебно-активные компоненты. Дает рекомендации, как их извлечь, определяет дозы и называет побочные эффекты. Это полная сумма медицинских познаний древних майя — итог их опыта жизни в самом насыщенном биологическими формами уголке планеты. Лэмп будет владеть им от макушки до пят — все законно и чисто: никаких отступных, никаких партнеров, тяжб и закладных.
   Скиба замолчал. Выражение лица Феннера нисколько не изменилось. Если какие-то мысли и вертелись у него в голове, это никак не отразилось на его физиономии.
   — Когда вы объявите об этом? Можешь назвать дату?
   — Нет.
   — Но это точно?
   — Вполне.
   Ложь далась легко. Фармакопея оставалась их единственной надеждой. Если дело с кодексом сорвется, все остальное не будет иметь значения.
   Последовала долгая пауза. Феннер снизошел до некоего подобия улыбки, и это немного нарушило суровость его аскетического лица. Он поднялся и взял кейс.
   — Спасибо, Льюис, теперь я могу вздохнуть свободнее.
   Скиба смотрел, как он осторожно выходит из двери.
   Если бы он только знал…

38

   Когда они спустились со склона, джунгли сильно изменились. Местность стала труднопроходимой: на пути то и дело попадались глубокие овраги и бурные реки, а между ними громоздились скалистые кряжи. Отряд по-прежнему шел по звериной тропе, но она настолько заросла, что временами приходилось прорубать себе дорогу. Путники скользили и падали на крутых подъемах, а потом также скользили и падали на крутых спусках.
   Целыми днями они пробивались вперед. Здесь не было плоских площадок, чтобы разбить лагерь, поэтому приходилось ночевать на склонах; гамаки натягивали между деревьями и спали прямо под дождем. По утрам в джунглях поднимался туман и стоял полумрак. В тяжелые дни удавалось пройти не больше пяти миль, и тем не менее к вечеру все жестоко изматывались. Не было возможности охотиться. Еды недоставало. Никогда в жизни Том не испытывал подобного голода. По ночам он мечтал о бифштексе на ребрышках и жареной картошке, а днем грезил мороженым и омарами под соусом. У костра теперь говорили только о еде.
   Дни сливались один с другим. Дождь ни на секунду не прекращался, туман не рассеивался. Гамаки сгнили, и их пришлось плести заново. От сырости одежда стала расползаться. В ткани завелись вши. Швы на обуви разошлись. Переодеться было не во что, и вскоре они могли остаться нагишом. Их тела страдали от укусов, царапин, ушибов, порезов, ранок и ссадин. Выбираясь из очередного оврага, Вернон поскользнулся, чтобы не упасть, ухватился за куст, и на него дождем посыпались огненные муравьи. Насекомые так жестоко его искусали, что сутки держалась высокая температура, и он едва мог идти.
   Единственная отрада была в том, что лес дарил им целебные растения. Сэлли находила их великое множество и готовила мази, которые творили чудеса и избавляли путников от мучительных укусов, ссадин и грибковых инфекций. Они пили травяной чай, который, по ее словам, избавлял от депрессии, но настроение не поднималось.
   И постоянно по ночам и даже днем слышались покашливание и рык ягуара. Никто не упоминал о звере — дон Альфонсо запретил, — но он не выходил у Тома из головы. Разве в джунглях не было других животных, чтобы пропитаться? Что ему надо? Почему преследует, но не нападает?
   На четвертую или пятую ночь — Том начал терять счет — они остановились на ночлег на скале, которая клином вдавалась между огромными гниющими стволами. Как обычно, шел дождь, от земли поднимайся пар. Они рано поужинали — сварили ящерицу и какие-то корешки. Поев, Сэлли поднялась и взяла ружье.
   — Мне нет дела до ягуара, я иду на охоту.
   — Я с вами, — заявил Том.
   Они направились от лагеря вдоль ручейка, который бежал по овражку. День выдался хмурым, от деревьев парило, все окутала дымка, и по лесу разлилась томность. Слышались только крики птиц и стук падающих капель.
   Через полчаса, ступая по замшелым камням и упавшим стволам, охотники вышли к бурной реке и повернули вдоль нее. Они шли гуськом сквозь клубившийся туман, и Том подумал, что Сэлли и сама немного похожа на кошку — так бесшумно она кралась по лесу.
   Внезапно девушка остановилась, сделала предостерегающий жест, медленно подняла ствол и выстрелила.
   Из подлеска выскочил какой-то зверь, пискнул и бросился в кусты. Но вскоре его вопли затихли.
   — Не знаю, что это было. Видела только что-то толстенькое с длинной шерстью.
   В кустах они нашли зверя, который, вытянув ноги, лежал на боку.
   — Какая-то разновидность пекари, — сказал с отвращением Том. Он никак не мог привыкнуть к роли мясника.
   — Ваша очередь, — улыбнулась Сэлли.
   Он достал мачете и принялся потрошить тушу, а девушка наблюдала за ним. Когда он извлекал внутренности, от них валил пар.
   — В лагере обварим кипятком и выщиплем шерсть, — предложила Сэлли.
   — Предвкушаю с нетерпением, — буркнул Том. Он срезал шест и связал лапы убитого зверя. В них они продели шест, а концы водрузили себе на плечи. Пекари весила не больше тридцати фунтов, но этого хватит на добрую трапезу и останется, чтобы закоптить впрок. Путь назад лежал по тому же самому овражку, по которому они пришли в это место.
   Но им удалось преодолеть не больше двадцати ярдов. Посредине тропы стоял ягуар и смотрел на них зелеными глазами. Только дергался из стороны в сторону кончик его хвоста.
   — Отступаем, — прошептал Том. — Тихо и спокойно. Стоило охотникам сделать шаг назад, как ягуар мягко двинулся к ним.
   — Помните, что говорил дон Альфонсо?
   — Я не могу, — ответила Сэлли.
   — Тогда стреляйте поверх головы.
   Сэлли подняла винтовку и выпустила заряд, но в тумане и среди листвы выстрел прозвучал приглушенно. Ягуар поежился, но больше никак не показал, что испугался незнакомого звука. Продолжал смотреть на людей, только хвост дергался ритмично, словно метроном.
   — Придется его обходить, — заявила девушка.
   Они сошли со звериной тропы и углубились в лес. Ягуар не стал их преследовать, только проследил глазами, а вскоре вовсе скрылся из виду. Через несколько сотен ярдов Том решил вернуться к обрыву, но слева снова раздалось покашливание большой кошки, и они повернули обратно. А через четверть мили остановились. По всем расчетам, должен был показаться овраг с ручейком, но его не было.
   — Надо забирать левее, — предложил Том.
   Они пошли в ту сторону. Лес сделался гуще и темнее, деревья стали хоть и мельче, но росли теснее.
   — Совсем не узнаю это место.
   Том остановился и прислушался. Джунгли ответили сумасшедшей тишиной. В лесу не раздавалось никаких звуков — нигде не звенел ручей. Только шлепали падающие с ветвей капли.
   Раскатистый кашель раздался прямо за ними. Сэлли сердито обернулась:
   — Пошла прочь! Брысь!
   Они шли друг за другом — Том впереди прорубал дорогу в подлеске. Время от времени он слышал, что большая кошка не отставала, только держалась левее. И мурлыкала. Но отнюдь не приветливо: низко, басовито, скорее рычала. Том понимал, что они заблудились, идут не в ту сторону. Но не останавливался. Спешил вперед, почти бежал.
   Ягуар показался из тумана внезапной золотистой вспышкой и, весь напрягшись, застыл перед ними на нижней ветке дерева.
   Том и Сэлли замерли, тихонько попятились, а зверь не сводил с них глаз. Затем плавными движениями в три прыжка обошел со стороны и отрезал путь к отступлению.
   Сэлли вскинула ружье, но не выстрелила. Люди смотрели на хищника, а хищник смотрел на них.
   — Мне кажется, пришло время разделаться с ним, — прошептал Том.
   — Не могу…
   Но именно такой ответ Том и хотел услышать. Ему не приходилось видеть более изящное, гибкое и великолепное животное.
   Внезапно ягуар повернулся и, прыгая с ветки на ветку, стал удаляться, пока вовсе не исчез в лесу.
   — Я же говорила, ему просто любопытно, — улыбнулась Сэлли.
   — Хорошенькое любопытство — гнаться за нами пятьдесят миль. — Том засунул за пояс мачете и взялся за шест, на котором висела пекари. Но успокоиться не мог — мучило неприятное чувство, что дело еще не кончено.
   Они не успели сделать и пяти шагов — ягуар с пронзительным мяуканьем прыгнул на них и мягко приземлился Сэлли на спину. Винтовка бесполезно выпалила в воздух. Падая, девушка изловчилась повернуться на бок, сила удара отбросила ягуара в сторону, но он успел порвать ей рубашку.
   Том бросился на зверя и, словно объезжающий дикую лошадь ковбой, стиснул коленями спину. Он тянулся к глазам, рассчитывая вырвать их ногтями. Но не успел: мощное тело сжалось под ним и, развернувшись, как огромная стальная пружина, с рыком подпрыгнуло в воздух. Том выхватил мачете. Дышащий жаром клубок меха падал прямо на него, и он направил острие вверх. И в следующую секунду почувствовал, как оно входит в плоть. В лицо ударила горячая струя крови. Ягуар взвизгнул и отпрянул, и Том, что было сил, повернул мачете в ране. Лезвие, видимо, повредило легкие, потому что крик превратился в задушенное бульканье. Тело зверя обмякло. Том сбросил его с себя и выдернул мачете. Ягуар еще раздернулся и затих.
   Том бросился к Сэлли. Девушка пыталась подняться, но, когда увидела его, вскрикнула:
   — Том, ты в порядке?
   — А ты?
   — Что он с тобой сделал? — Она тянулась к его лицу, и он сразу понял.
   — Это его кровь, а не моя. — Том наклонился над девушкой. — Дай-ка я взгляну на твою спину…
   Сэлли перекатилась на живот. Ее рубашка была разодрана в клочья, на спине алели четыре глубокие царапины. Он убрал остатки ткани.
   — Слушай, я вообще-то в порядке… — Она попыталась слабо возражать.
   — Помолчи! — Том снял с себя рубашку и намочил полу в луже. — Сейчас будет больно.
   Пока он промывал раны, Сэлли тихонько постанывала. Царапины оказались неглубокими — бояться следовало только заражения. Том нарвал мха и своей рубашкой привязал к ране. Потом помог девушке натянуть остатки ее рубашки и сесть. Она посмотрела на него и вздрогнула:
   — Боже, ты весь залит кровью! — Сэлли покосилась на ягуара. Животное вытянулось во всю великолепную длину своего золотистого тела. Его глаза были полузакрыты. — Ты убил его мачете?
   — Просто выставил мачете, он прыгнул на острие и всю работу проделал за меня. — Том обнял ее за шею. — Можешь встать?
   — Конечно.
   Он помог ей подняться. Сэлли пошатнулась, но устояла.
   — Дай мне винтовку. Том поднял оружие.
   — Я сам понесу.
   — Нет, я повешу ее на другое плечо, а ты неси пекари.
   Он не стал возражать. Прикрутил добычу покрепче к шесту и взвалил на плечо. Потом помедлил, чтобы бросить последний взгляд на ягуара. Зверь распластался на боку в луже крови, остекленевшие глаза невидяще смотрели в небо.
   — Когда выберемся отсюда, будет о чем рассказать на вечеринке, — улыбнулась Сэлли.
   В лагере дон Альфонсо и Вернон молча выслушали их рассказ. Когда Том закончил, индеец положил руку ему на плечо.
   — Ты ненормальный янки, Томасино. Ты об этом знаешь? — Том и Сэлли уединились в шалаше, и он снова смазал ей раны, на этот раз ее же растительными антибиотиками. А Сэлли, скрестив ноги, сидела без рубашки и зашивала дыры нитью, которую дон Альфонсо свил из коры. Время от времени она краем глаза поглядывала на Тома и изо всех сил старалась не улыбнуться.
   — Я должна поблагодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь.
   — Не нуждаюсь в благодарности! — вспыхнул Том. Он в первый раз видел Сэлли без рубашки. И хотя они давно лишились возможности проявлять стыдливость, испытал сильное физическое влечение. И тут же заметил, как порозовела ее грудь и напряглись соски. Может быть, и она ощущала то же самое?
   — Нуждаешься… — Сэлли отложила рубашку, повернулась к нему, обняла за шею и нежно поцеловала в губы.

39

   Хаузер оставил своих людей у реки. Впереди, словно затерянный мир Артура Конан Дойла, взмывали под самые облака вершины Серро-Асуль. Он один пересек поляну и вгляделся в топкую тропу на другой стороне. Непрекращавшийся дождь постоянно смывал следы, но он заметил отпечатки босых ног. Здесь прошли человек шесть, наверное, охотники. И совсем недавно — всего несколько часов назад.
   Должно быть, из тех индейцев, с которыми сговорился Бродбент. Другие в этих богом забытых джунглях не живут.
   Хаузер поднялся с колен и с минуту раздумывал. От погони и игры в кошки-мышки толку не будет. Переговоры тоже ничего не дадут. Значит, оставался единственный способ.
   Он подал солдатам знак сниматься и сам пошел впереди. Они быстро двигались по тропе туда же, куда и босоногие охотники. А Филипп, в наручниках и под охраной, плелся в арьергарде. Обидно было поручать его солдату: толковых подчиненных и без того не хватало. Но Хаузер понимал: придет время, и Филипп может пригодиться как аргумент в торговле. Никогда нельзя пренебрегать заложником.
   Он отдал команду ускорить шаг.
   Все разворачивалось, как и следовало ожидать. Индейцы вовремя услышали, что они приближаются, и растворились в лесу, но Хаузер успел засечь направление. В джунглях он был опытным следопытом и знал толк в тактике блицкрига. Преследование будет жестким. Напор всегда давал результаты и с более опытным противником, что уж говорить о кучке ничего не подозревающих охотников. Его люди рассыпались по лесу, а сам Хаузер с двумя солдатами пошел в обход, отрезая индейцев.
   Атака получилась яростной, молниеносной и оглушительной. Джунгли вздрогнули. И Хаузер живо вспомнил такие же стычки во Вьетнаме. Не прошло и минуты, как все было кончено. Деревья разворотило, содрало с них кору, кусты дымились, земля превратилась в пыль и едкой дымкой поднялась в воздух.
   Удивительно, на что способна пара гранатометов.
   Хаузер сложил вместе куски тел и пришел к заключению, что убиты четверо. Значит, ускользнули двое. Хоть раз его солдаты действовали умело. Вот на это они способны — на простое, бесхитростное убийство. Надо запомнить.
   Времени было немного. Следовало ворваться в деревню на плечах оставшихся в живых, в момент самой сильной паники и страха, пока жители не успели организоваться.
   Он повернулся к своим людям:
   — Arriba! Vamonos!^[35]
   Солдаты заразились его энергией и приободрились. Наконец-то они чувствовали себя в своей стихии.
   — Вперед! На деревню!

40

   Дождь шел без передышки целую неделю. Но путешественники каждый день двигались вперед: поднимались по склонам, спускались в каньоны, карабкались на опасные уступы, переправлялись через бурные реки — и все это в таких труднопроходимых джунглях, что невозможно себе представить. Если за день удавалось пройти четыре мили, это считалось удачей. На восьмой день Том проснулся и увидел, что дождь наконец стих. Дон Альфонсо уже поднялся и развел большой костер. Его лицо было мрачным. Когда завтрак был съеден, он объявил:
   — Прошлой ночью я видел сон.
   Его серьезный тон заставил Тома насторожиться.
   — Какой сон?
   — Мне приснилось, что я умер. Душа отлетела на небо и стала искать святого Петра. Я нашел его у ворот в рай. Он помахал мне рукой: «Дон Альфонсо, это ты. старый негодник?» — «Так точно, — ответил я. — Дон Альфонсо Босвас, который умер в джунглях вдали от дома в возрасте ста двадцати одного года и теперь хочет встретиться со своей Роситой». — «Что ты делал в джунглях, дон Альфонсо?» — спросил святой. «Шел с ненормальными янки, которые собрались на Серро-Асуль». — «И как, дошел?» — «Нет». — «Тогда возвращайся обратно, старый проходимец». — Индеец помолчал и закончил: — И я вернулся.
   Том не знал, как реагировать. Сначала он решил, что весь рассказ — очередная шутка дона Альфонсо. Но затем заметил, как серьезно тот смотрит на остальных. И покосился на Сэлли.
   — Вы понимаете, что означает ваш сои? — спросила девушка.
   Дон Альфонсо сунул в рот корешок, прожевал, наклонился и выплюнул мякоть.
   — Он означает, что мне осталось быть с вами всего несколько дней.
   — Несколько дней? Не смешите.
   Индеец покончил с тушеным мясом и поднялся.
   — Больше не будем об этом. Нам пора на Серро-Асуль. Тот день выдался хуже предыдущего. После того как дождь прекратился, снова появились насекомые. Путники то поднимались на горные кряжи, то спускались в расселины, ноги разъезжались на размокшей тропе, все падали и скользили, и их с утра преследовали тучи крылатых кровососов. Ближе к полудню они спустились в очередной овраг, где гулким эхом раскатывался шум воды. На дне он сделался еще сильнее, и Том понял, что впереди большая река. Листва расступилась, показался берег, но идущий впереди дон Альфонсо в смятении отпрянул и дал знак остальным оставаться за деревьями.
   — Что случилось? — спросил Том.
   — На противоположном берегу поддеревом мертвец.
   — Индеец?
   — Нет. Он в европейской одежде.
   — Может, засада?
   — Если бы это была засада, Томас, нас бы уже не было в живых.
   Том высунулся из-за ствола. В пятидесяти ярдах от переправы на другом берегу была естественная небольшая прогалина с высоким деревом посредине. Все, что он разглядел, — цветное пятно у корней. Том взял у Вернона бинокль и увидел безобразно распухшую босую ступню и обрывок штанов. Все остальное скрывалось за деревом. Он пригляделся: из-за ствола поднялся клуб дыма, затем другой, третий.
   — Он жив, если только мертвые не научились курить.
   — Пресвятая Дева Мария, ты прав!
   Они повалили дерево через реку. Стук топора эхом отозвался в лесу, но тот, что сидел за деревом, не пошевелился.
   Когда дерево рухнуло в воду и получился шаткий мост, дон Альфонсо подозрительно уставился на ту сторону.
   — А если это демон?
   Пользуясь шестами, они перешли поток по раскачивавшемуся бревну. В это время сидящий поддеревом человек скрылся от их взглядов.
   — Давайте пройдем мимо и притворимся, что не видим его, — прошептал старый индеец. — Теперь я не сомневаюсь, что это демон.
   — Чушь! — заявил Том. — Я хочу проверить, что там такое.
   — Пожалуйста, Томас, не надо. Он украдет твою душу и утащит на дно реки.
   — Я с тобой, — предложил Вернон.
   — Целительница, — попросил индеец, — ты-то хоть останься со мной. Я не хочу, чтобы демон забрал вас всех.
   Том и Вернон оставили старика недовольно бормотать, повернули вдоль берега, где река отполировала камни, вскоре попали на прогалину и обошли дерево.
   И там обнаружили несчастного. Человек сидел, привалившись к дереву, курил вересковую трубку и, не мигая, смотрел на них. Несмотря на почти черную кожу, он явно не был индейцем. Одежда висела клочьями, лицо было исцарапано и кровоточило от укусов насекомых. Голая ступня поранена и распухла. Он настолько исхудал, что ребра, как у голодающего беженца, неестественно выпирали из-под кожи. На голове колтун, в бороде застряли веточки и листья.
   Появление людей не вызвало у него ни малейшей реакции. Он сидел и смотрел на них пустыми глазами. И был больше похож на мертвеца, чем на живого. Но вдруг вздрогнул. Трубка вывалилась изо рта, и он прошептал:
   — Привет… Как поживаете, братцы?

41

   Том от удивления подпрыгнул. Он никак не ожидал, что этот живой труп заговорит голосом Филиппа. Наклонился, чтобы рассмотреть лицо, и не нашел никакого сходства. И тут же в ужасе отпрянул: на шее несчастного в язве копоши-лись личинки.
   — Филипп? — прошептал Вернон. Человек утвердительно крякнул.
   — Что ты здесь делаешь?
   — Умираю, — ответил он обыденным тоном.
   Том опустился на колени и пристальнее вгляделся в лицо брата. Он был слишком потрясен, чтобы говорить или действовать. Просто положил ладонь несчастному на плечо.
   — Что произошло?
   Филипп на мгновение закрыл глаза, но тут же снова открыл.
   — Потом…
   — Да, да, конечно. Как я не подумал? — Том повернулся к Вернону: — Приведи сюда дона Альфонсо и Сэлли. Скажи, что мы нашли Филиппа и надо разбить здесь лагерь.
   Он никак не мог оправиться от потрясения. Филипп был настолько спокоен, словно успел безропотно смириться со смертью. Это было так неестественно. В глазах стояла безмятежная покорность.
   Появился дон Альфонсо и несказанно обрадовался, узнав, что речной демон оказался человеком. Он тут же принялся расчищать площадку для лагеря.
   Заметив женщину, Филипп вынул трубку изо рта.
   — Я — Сэлли Колорадо, — представилась она и взяла его за руку.
   У Филиппа хватило сил на короткий поклон.
   — Сейчас мы вас вымоем и подлечим.
   — Спасибо…
   Сообща они перенесли больного к реке, уложили на подстилку из листьев бананового дерева и раздели. На его теле оказалось множество порезов и ссадин. Некоторые успели нагноиться, в других ползали личинки. «Личинки — это хорошо, — подумал Том, изучая раны. — Они пожирают гниль и тем самым уменьшают опасность гангрены». Он заметил, что там, где поработали личинки, ткани гранулировались и очистились. Другие раны выглядели не настолько оптимистично.
   Он с ужасом посмотрел на брата. У них не было никаких лекарств — ни антибиотиков, ни бинтов, только те травы, которые собрала Сэлли.
   Филиппа вымыли, а затем перенесли обратно на поляну и голого уложили у костра на подстилку из банановых листьев. Сэлли тем временем перебирала пучки трав и связки корешков.
   — Сэлли умеет лечить травами, — объяснил Вернон.
   — Я бы предпочел укол амоксициллина, — проворчал Филипп.
   — У нас его нет.
   Больной откинулся на подстилку из листьев и закрыл глаза. Том обработал раны: удалил разложившиеся ткани, промыл и избавил от личинок. Сэлли присыпала раны растительным антибиотиком и забинтовала расплющенной корой, которую предварительно стерилизовала в кипящей воде и высушила, обкурив дымом костра. Лохмотья Филиппа выстирали и просушили и, за неимением другого платья, снова надели на больного. Управились только к заходу солнца. Филиппа посадили, и Сэлли вручила ему кружку травяного чая.
   Он мог держать ее самостоятельно и выглядел намного лучше.
   — Повернитесь, — попросил он Сэлли. — Хочу проверить, у вас наверняка за спиной растут крылья.
   Девушка покраснела.
   Филипп глотнул раз-другой. А дон Альфонсо тем временем поймал в реке с полдюжины рыб и жарил их на вертелах над, огнем. Над поляной распространился аромат еды.
   — Странно, у меня вовсе нет аппетита, — проговорил Филипп.
   — Ничего странного, — ответил Том, — после того, как ты столько голодал.
   Дон Альфонсо подал рыбу на листьях. Сначала все ели молча. Наконец Филипп произнес:
   — Так вот к чему мы пришли. Воссоединение семьи в джунглях Гондураса. — Он оглянулся, и у него заискрились глаза. — «У».
   Последовала недолгая пауза, и Вернон ответил:
   — «П».
   — «Ы», — сказал Том.
   — «Р», — добавил Филипп.
   — Черт возьми! — выругался Вернон. — Проклятый мягкий знак!
   — Тебе мыть посуду! — воскликнул Филипп. Том повернулся к Сэлли.
   — Это у нас была такая игра, — застенчиво улыбнулся он.
   — Теперь я вижу, что вы в самом деле братья.
   — Вроде того, — хмыкнул Вернон. — Хотя Филипп — та еще задница.
   — Бедняга Вернон! — хохотнул Филипп. — Вечно ему выпадало торчать на кухне.
   — Рад, что тебе лучше, — сказал Том.
   — Намного… — Брат повернул к нему осунувшееся лицо.
   — Ну, раз так, может, расскажешь, что с тобой произошло? Филипп посерьезнел, с него слетела вся игривость.
   — Это история в духе «Сердца тьмы», приправленная полковником Куртцем^[36]. Вы уверены, что хотите ее слушать?
   — Да, — решительно ответил Том. — Хотим.

42

   Филипп тщательно набил трубку из фирменной табачной коробки «Данхилл» и раскурил. Его движения казались выверенно неторопливыми.
   — Слава Богу, единственное, что у меня не отобрали, — это табак и трубку.
   Он выпустил клуб дыма, прикрыл веки и собрался с мыслями.
   Том воспользовался паузой и вгляделся в лицо брата. Теперь, когда грязь была смыта, он узнал утонченные аристократические черты. Борода придавала выражению некоторую беспутность, и Филипп стал удивительно походить на отца. Но лицо преобразилось. С братом случилось нечто настолько ужасное, что изменилась его внешность.
   Филипп несколько раз затянулся и открыл глаза.
   — После того как мы расстались, я полетел в Нью-Йорк и встретился со старинным компаньоном отца Марком Аврелием Хаузером, — начал он. — Решил, что он лучше, чем кто-либо другой, способен проникнуть в мысли отца и догадаться, куда тот отправился. Я выяснил, что Хаузер занимается частным сыском. Он оказался довольно упитанным, напомаженным мужчиной. Пару раз быстро кому-то брякнул и уже знал, что наш отец в Гондурасе. Я подумал, что он знает свое дело, и нанял его. Мы полетели в Гондурас, он организовал экспедицию и нанял двенадцать солдат и четыре лодки. Платил за все моими деньгами — вынудил меня продать маленькую замечательную акварель Пауля Клее, которую подарил мне отец…