Страница:
Эйрару безумно захотелось ударить Мелибоэ… Его лицо жалко исказилось, он выкрикнул:
— Ты не знаешь! Ты не… Нет! Я поеду за ней в Стассию…
Маг присел рядом с ним на кровать.
— Что ж, как хочешь. Может, тебе даже удастся добраться до какого-нибудь порта… до Наароса там или до Малого Лектиса… Милый мой, ты неглупый парень и когда-нибудь, я надеюсь, поймешь, что в этом мире за кого-то цепляться — значит отнимать шанс у обоих. Ну да, как же, боль утраты и прочая чепуха. Подумай, однако, сам — что ты утратил? Насколько вы в действительности знали друг друга и принадлежали друг другу? Ну, спроси себя не лукавя. Потеря, вправду способная потрясти — это потеря многолетнего спутника, к которому привык, как к себе самому. Хочешь, я создам видение, и оно доставит тебе точно ту же боль или радость? И тоже, кстати, лишь на краткое время, ибо любовь на всю жизнь — совсем другое дело…
Он извлек из кармана нечто, ярко блеснувшее в свете единственного факела, горевшего в комнате. Щелкнул пальцами и, бормоча, стал водить руками в воздухе, словно ткач за станком.
Вот перед Эйраром у стены затрепетела неясная тень… Тень росла, облекалась плотью… и наконец превратилась в Гитону — совсем настоящую, живую Гитону!.. Но лицо ее было неподвижным и отрешенным, как в то утро на Вагее, когда она бросила ему такие злые, хлещущие слова… И он вдруг понял, что именно это было правдой в их отношениях — именно это, а вовсе не призрачная, мимолетная нежность, добытая заклинаниями… И еще: теперь он знал, что Гитона присоединилась к его отряду только ради того, чтобы не оказаться выданной за него по воле отца… «Если бы это был Висто!..»
Видение рассеялось. Эйрар понял, что сам только что выкрикнул эти слова
— или что-то похожее.
На какой-то миг дьявольская улыбка скривила губы Мелибоэ… Потом волшебник сказал:
— Доброй ночи, молодой вождь. Завтра — новый день! Нас ждут горные дороги и великие битвы!
— Ты не знаешь! Ты не… Нет! Я поеду за ней в Стассию…
Маг присел рядом с ним на кровать.
— Что ж, как хочешь. Может, тебе даже удастся добраться до какого-нибудь порта… до Наароса там или до Малого Лектиса… Милый мой, ты неглупый парень и когда-нибудь, я надеюсь, поймешь, что в этом мире за кого-то цепляться — значит отнимать шанс у обоих. Ну да, как же, боль утраты и прочая чепуха. Подумай, однако, сам — что ты утратил? Насколько вы в действительности знали друг друга и принадлежали друг другу? Ну, спроси себя не лукавя. Потеря, вправду способная потрясти — это потеря многолетнего спутника, к которому привык, как к себе самому. Хочешь, я создам видение, и оно доставит тебе точно ту же боль или радость? И тоже, кстати, лишь на краткое время, ибо любовь на всю жизнь — совсем другое дело…
Он извлек из кармана нечто, ярко блеснувшее в свете единственного факела, горевшего в комнате. Щелкнул пальцами и, бормоча, стал водить руками в воздухе, словно ткач за станком.
Вот перед Эйраром у стены затрепетела неясная тень… Тень росла, облекалась плотью… и наконец превратилась в Гитону — совсем настоящую, живую Гитону!.. Но лицо ее было неподвижным и отрешенным, как в то утро на Вагее, когда она бросила ему такие злые, хлещущие слова… И он вдруг понял, что именно это было правдой в их отношениях — именно это, а вовсе не призрачная, мимолетная нежность, добытая заклинаниями… И еще: теперь он знал, что Гитона присоединилась к его отряду только ради того, чтобы не оказаться выданной за него по воле отца… «Если бы это был Висто!..»
Видение рассеялось. Эйрар понял, что сам только что выкрикнул эти слова
— или что-то похожее.
На какой-то миг дьявольская улыбка скривила губы Мелибоэ… Потом волшебник сказал:
— Доброй ночи, молодой вождь. Завтра — новый день! Нас ждут горные дороги и великие битвы!
16. ПРАВОСУДИЕ В ХЕСТИНГЕ
Коновод Хольмунд, хозяин двора, приехал на следующий день. Это был рослый, рассудительный человек с изборожденным морщинами, бесстрастным лицом. Навряд ли он очень обрадовался, застав у себя дома такую толпу новоприбывших гостей — однако виду не подал. Когда собрали военный совет, он принялся обсуждать дальнейшие действия с невозмутимым спокойствием, словно речь шла не о сражениях, а о статях кобылицы. Кроме него, на совете присутствовал Рогей и, конечно, Эйрар, как предводитель самого многочисленного отряда; Мелибоэ, как предсказатель, и карренские Воеводы с сестрой. Долговязого Эрба на совет не допустили, хотя Эйрар и просил за него, считая Эрба разумным и опытным воином.
— Вокруг нас враги, — объяснил ему Рогей, — и я, в отличие от герцога Роджера, вовсе не расположен выбалтывать им наши секреты. Ну, да, твой Эрб, конечно, парень-кремень, но и у него, знаешь ли, язык есть во рту. И чем меньше будет языков…
Эйрар счел несправедливым подобное обращение с Эрбом, человеком безусловно преданным и вдобавок наделенным немалыми полномочиями. Но протестовать не решился, ибо на его глазах Хольмунд обошелся точно так же со своим собственными сыном:
— Вот выберут тебя Коноводом, тогда и будешь с нами сидеть. А пока — чем ты лучше всех остальных хуторян?
Что же касалось планов на будущее — Воеводы, как и Рогей, пребывали в полной растерянности. Все они — кроме Эвименеса — две зимы прятались в Хестинге, пока их не привели на хутор Седу люди Железного Кольца, проведавшие, что здесь находился Эйрар с Мелибоэ и наиболее значительным отрядом, уцелевшим после разгрома у дамбы. Но, по словам Хольмунда, скрываться далее не представлялось возможным. Как только подсохнут дороги, кавалерия Бордвина наверняка перевернет всю Хестингу вверх дном, выискивая беглецов. Кто-то предложил кочевать, не задерживаясь на хуторах подолгу.
— С одной стороны, вас слишком мало, с другой — слишком много, — сказал Хольмунд-Коновод. — Слишком много, чтобы жить подобно разбойникам, что гнездятся в ущельях Драконова Хребта и порою грабят наши стада. И слишком мало, чтобы поднять Хестингу против терций, сокрушивших Салмонессу…
— Кто хочет — всегда может сдаться на милость Империи, — заметил Рогей. И украдкой покосился на карренцев: как-то они примут эти слова?
— Не выйдет: нас всех прокляли, — ответил Плейандер, а Альсандер добавил:
— Не забывай, что наместником числится Вальк. Судить нас поручат ему — и уж он-то намотает наши кишки на дерево. Право слово, Рогей! То ли ты веришь в его благородство, то ли у тебя мозги не в порядке…
— Не так, брат, — прозвучал хрипловатый голос Эвадне. — Разве ты не понял, что эти полумужчины-дейлкарлы все еще подначивают нас, выясняя, можно ли нам доверять? — и повернулась к Рогею: — Вот что, хватит уже проверок! Мы все загнаны в угол и не выживем, если не будем доверять друг другу, как себе самим! Мы, братья-Воеводы, сражаемся ради чести — а кроме того, за плату. Того и другого нам в этой вашей ублюдочной войне, как видно, немного достанется. Да, мы пробовали договориться с графом Вальком. Мы обещали ему навсегда покинуть эту страну, если только он освободит из заточения нашего брата Эвида. Валькинги оказались невежами: либо полная сдача, либо и разговаривать не хотят. Так что мы теперь с вами… и безо всякой платы, если уже на то пошло, потому что нам нет места в Империи, а в языческие края мы и сами не поедем. Однако что нам теперь делать — ума не приложу!
Рогей улыбался — он выведал-таки все, что хотел. Потом покачал головой, мрачнея:
— Обвязать тряпками шлемы и на время поднять зеленое знамя Дзика… иного пути я, честное слово, не вижу.
— А не попробовать ли вам пробиться в Ос Эригу, как я предлагал еще на болоте два года назад? — вставил слово Мелибоэ.
— Нет, нет, — раздалось со всех сторон. — Ничего не получится, герцог Микалегон — пират и разбойник, да и крепость его — на другом конце страны…
— А я слышал, что он человек щедрый, — сказал Альсандер. — Говорят, после боя все его люди получают равную долю добычи!
Остальные карренцы согласно закивали. И вскоре, мало-помалу, все присутствовавшие начали присоединяться, пусть и без особой охоты, к плану Мелибоэ; один Эйрар, уже обдумывавший его прежде, не произнес ни слова. По его мнению, затевавшийся поход ничем хорошим кончиться не мог. Да, герцог Микалегон наверняка примет их с радостью. Хотя бы потому, что Бордвин, усмирив Салмонессу, собирался повернуть свои терции на север, на Ос Эригу, а после — в большой завоевательный поход на Миктон, за новыми рабами для усадеб и мануфактур. Таковы, по крайней мере, были слухи, подхваченные Рогеем у солдатских костров…
Так или иначе, решение было принято. Оставалось обдумать маршрут. Отряд был все-таки довольно велик, а путь предстоял неблизкий.
Слово вновь взял Хольмунд-Коновод:
— Много троп ведет на юг и восток с хутора Седу к большаку, соединяющему Бриеллу с Марскхауном и Мариаполем. И всего одна уходит на северо-восток, через ущелья Драконова Хребта, прямо к истокам Белой реки. На этом пути, однако, не миновать узкой долины, через которую проложена дорога из Бриеллы в Белоречье и Наарос. Валькинги понастроили там укреплений и внимательно следят за дорогой. И это ущелье можно пройти только вдоль, ибо с севера над ним нависают горы Корсора.
К западу есть еще один перевал, — продолжал Коновод, — но им редко пользуются, так как он почти непроходим для лошадей… а про нас, хестингарцев, верно говорят, будто наши бабки водили шашни с кентаврами. Зато на этом пути вам пришлось бы миновать только одну — даже не крепость, а всего-навсего виллу, зовется она «Графская Подушка»; девятому графу Вальку случалось преклонять там голову. По имени виллы назван и перевал.
Этот путь выведет вас прямо в Белоречье. Он тоже пересекает большак из Бриеллы в Наарос, но те места изобилуют оврагами и перелесками, а чуть западнее начинаются Высокие Холмы Фроя, где легко заманить преследователей в засаду вроде той, что Эйрар устроил тогда в Каменном Проходе… — Хольмунд одобрительно глянул на юношу, не скупясь, в отличие от карренских Воевод, на похвалу для дейлкарла. И продолжал: — Когда спуститесь с холмов в Шелланд, можно будет двинуться к побережью и попробовать переправиться в Ос Эригу морским путем. А то поверните на север, к Ставорне. У Железного Кольца в этих провинциях немало сторонников — они проведут вас безопасными тропами…
— Нас шестьдесят, — скептически напомнил Плейандер.
— Ну и что? — пожал плечами хестингарец. Недовольный Плейандер хотел еще что-то сказать, но Альсандер, которого карренские братья считали главным своим знатоком по части походов и передвижения войск, уже засыпал Коновода вопросами:
— Каковы же расстояния, Хольмунд? И как там насчет пополнения припасов?
…Эйрар добросовестно заставлял себя слушать, но в голову сами собой лезли совершенно посторонние мысли. Никогда больше он не полюбит женщину, никогда. Теперь в его жизни будут разве что девушки вроде тех — из заведения Мамаши Корин в Нааросе, о которых ему рассказывал лучник Пертвит в тот самый первый день его скитаний…
Маленькое войско стало готовиться к выступлению. После ужина провели смотр, благо полная луна светила достаточно ярко. Их было шестьдесят шесть против всей мощи Империи: двадцать вольных рыбаков, двадцать два карренских конных латника, включая самих Воевод, остальные — большей частью мариоланцы, чьим вождем стал, конечно, Рогей. К нему же, как к наиболее известному дейлкарлу, пошли и примкнувшие хестингарцы — кроме троих, отдавших предпочтение Эйрару. До утра подъехали еще трое крепких парней с хутора Храппстед — и тоже влились в отряд Эйрара, так что в итоге у него оказалось даже чуть больше людей, чем у Рогея и Воевод.
Утром двинулись в путь. Это был первый день Месяца Волчат, и, хотя шел дождь, все сошлись на том, что Крылатый Волк, древний символ Дейларны, посылал им свое благословение. Эйрар и Рогей ехали рядом во главе войска, вместе с проводником, которого дал им Хольмунд. Облака сочились влагой, равнины Хестинги пологими волнами уходили вдаль — не на чем остановить взгляд. Ехали медленно: почва здесь изобиловала норами грызунов, приходилось смотреть в оба, тем более что вольные рыбаки, прожив два года в Хестинге, так и остались весьма неуклюжими всадниками. Мелибоэ ехал сам по себе, нахохлившийся и ворчливый — как всегда, когда небеса принимались хмуриться над головой.
Проводник указал Рогею и Эйрару на сложенный из камней обелиск, показавшийся по левую руку:
— Мы, хестингарцы, редко проводим межи, — сказал он, — но издавна считается, что в этом месте Надел Седу граничит с наделом западного соседа. Здесь, под обелиском, лежит аббат Ставорны: девятый граф Вальк убил его на этом самом месте при похищении госпожи Деодаты…
Эйрар еще не слышал этой истории и собрался было скоротать путь, расспрашивая проводника. Но не успел он раскрыть рот, как сзади послышался шум, потом жалобный вскрик, и мимо промчалась неоседланная лошадь без седока.
Рогей с Эйраром одновременно повернули коней назад, туда, где за пеленой дождя беспорядочно крутились всадники. Но тут конь Эйрара все-таки угодил копытом в норку зверька, — Эйрар вылетел из седла и так ударился оземь, что голова пошла кругом. Подоспевший Висто помог ему подняться. Пока Эйрар ощупывал себя и стряхивал грязь, ссора там, позади, разгорелась вовсю. Кто-то уже валялся на земле, под копытами лошадей.
— Что происходит?.. — спросил Эйрар растерянно. Висто ответил:
— Похоже, южане передрались.
Молодой рыбак не ошибся. Когда они подоспели, Рогей рвал меч из ножен, яростно крича:
— Раз так — посмотрим, кто кого!
Гибкий Плейандер протянул руку к палице, висевшей на луке седла, Эрб стиснул копье, готовясь, кажется, защищать Эвадне в случае схватки, но Эйрар успел перехватить обоих коней сразу:
— Во имя всего святого!.. Вам что, не с кем больше сражаться, кроме как между собой?..
По счастью, дело еще не успело зайти непоправимо далеко. Рогей и Плейандер рычали, как обозленные псы, но все-таки дали себя удержать. Лежавший на земле человек приподнялся и сел, держась за голову. Дождь смывал кровь, сочившуюся между его пальцев. Это был миктонец и, судя по одежде — раб.
— Что случилось? Неужели нельзя… — начал Эйрар, но Эвадне толкнула пятками лошадь, выезжая вперед.
— Пускай он рассудит вас, брат! — воскликнула девушка. — Он не замешан в ссоре и к тому же неглуп и чистосердечен… как говорят. Пусть он и решит этот спор, а если мы не примем его приговора — что ж, отделимся от них и поедем сами по себе!
Плейандер что-то проворчал, меряя Эйрара презрительным взглядом. Но руку с рукояти палицы все же убрал. Рогей сунул меч в ножны.
— Ну? — сказала Эвадне и, наклонясь, притронулась к плечу трангстедца.
— Я, как один из карренских братьев, клянусь принять приговор, который Эйрар Ясноглазый вынесет по поводу происшедшего — или оставить дейлкарлов и никогда больше с ними не связываться!
Альсандер, подумав, повторил клятву сестры. Сердце Эйрара заколотилось у горла: ему предстояло судить людей поистине великих — хотя бы и попавших нынче в беду. И все-таки он сказал:
— Если вы мне доверяете — будьте добры не ставить условий. А не доверяете — ищите себе другого судью.
— Что, уже штаны промочил? — хмыкнул Плейандер, но Эвадне снова вмешалась:
— Не глупи, брат, парень прав. Слушай, разве мы ушли из твоего войска, когда ты заставил нас рыть этот идиотский тоннель под наружной башней Филедии? Лично я приму его приговор, каким бы он ни был!
Эвименес заявил о своем согласии с ней, за Эвименесом — Альсандер. Последним, недовольно насупившись, сдался Плейандер. Эйрар повернулся к Рогею и одному из хестингарцев, тоже, как выяснилось, замешанному в деле. Они принялись говорить все разом, а к рабу-миктонцу подбежал другой и стал его перевязывать.
Эвименес повел речь от имени карренцев:
— Все из-за лошадей. У нас их в обрез, а ведь мы, чего доброго, потеряем еще пару-тройку в этих горах. Надо же иметь хоть несколько запасных, верховых и вьючных! А на здешних равнинах полно бесхозных табунов, вот мы и решили наловить себе лошадок. И вдруг подбегает этот немытый и верещит что-то на своем дикарском наречии, а потом хватает под уздцы лошадь Плейандера — чего тот, учти, даже и от меня не потерпит, куда уж там от раба. Плейандер и вмазал ему, как то пристало человеку наших кровей. Тут появляется Рогей и вступается, видите ли, за невольника, да еще кричит: «Воровство, воровство!» А мы, между прочим, покамест не пали так низко, чтобы кому-нибудь спускать подобные речи…
Эйрар повернулся к противоположной стороне:
— Это верно, Рогей?
Рогей ответил:
— Да, верно… если запретить называть черное — черным, а воровство — воровством. Я…
Плейандер с яростным ревом пришпорил коня, но Эйрар загородил ему дорогу, крикнув Рогею:
— Хватит оскорблений!.. — и вновь обратился к хестингарцу: — А ты — прости, не знаю, как тебя звать — что обо всем этом скажешь?
Человек с хутора Хольмунда поскреб мокрый щетинистый подбородок:
— Ну… в общем, чужеземец не так уж сильно приврал. Он забыл только упомянуть, что Рузи… невольник то есть… как раз и пытался ему объяснить, что эти лошади не бродячие. У них метки на ушах, вот посмотри. Рузи отстаивал хозяйское добро, как и следует доброму слуге…
Эйрар спросил Звездных Воевод:
— Вы в самом деле не знали, что в Хестинге коням метят уши?
Эвименес свел черные брови, но ответил:
— Не знали — клянусь честью солдата.
Альсандер согласно поднял ладонь.
— В таком случае, — проговорил Эйрар, — я нахожу, что вы хотя и обидели наших гостеприимных хозяев, но по незнанию и сами не желая того, и это вас извиняет… Деньги у вас с собой есть?
— Есть немножко, — проворчал Эвименес.
— Вы люди бывалые, — продолжал Эйрар. — Если вы говорите, что нам нужны еще лошади, значит, вправду нужны. Но за каждую объезженную лошадь следует заплатить по меньшей мере пол-золотого человеку, представляющему здесь Коновода Хольмунда. Тебя устроит такая цена, друг? — Хестингарец кивнул, и Эйрар продолжал: — Что же касается раба, которому разбили голову, — пусть он получит виру в тридцать айнов.
Эвадне скривила тонкие губы:
— В нашей стране не платят виру рабам…
— А в нашей платят, — сказал Эйрар. — Ибо мы полагаем, что неволя — скорее беда, а не вина. С другой стороны, у нас не принято и доводить человека оскорблениями до кровопролития. Если, конечно, речь не идет о кровной вражде. Поэтому я считаю, что и Рогей виноват перед вами, а посему возлагаю на него виру в те же тридцать айнов, и пусть он сопроводит их извинениями, которые удовлетворят Плейандера из Каррены. Вот таков мой приговор.
Что ж, все остались довольны. Отряд благополучно двинулся дальше, люди хвалили Эйрара за справедливость, но сам он, по-прежнему ехавший рядом с Рогеем и проводником, узнал об этом лишь вечером, когда остановились на ночлег.
Они расположились поужинать в домике, сложенном из камней и земли, одном из многих, выстроенных хестингарцами на равнинах. В домике разожгли костерок из сухой травы, дававший тепла ровно столько, чтобы не лязгать зубами от холода. Волшебник Мелибоэ протиснулся на лучшее место и тихо сказал Эйрару, сидевшему рядом:
— Вот видишь теперь, молодой человек, как славно сочетаются моя философия и твои прекрасные свойства? Я-то ведь с первого взгляда понял — ты парень что надо, да к тому же из счастливчиков. А сегодня, благодаря маленькому испытанию, которое я тебе устроил, все поняли, какой вождь со временем из тебя выйдет… если только ты и дальше будешь разыгрывать из себя того же простодушного мальчика, что и теперь.
— Что?.. — изумился Эйрар. — Испытание? Ты мне устроил?..
— А кто же, если не я? Кто, по-твоему, сделал так, чтобы тебя сбросила лошадь и, соответственно, ты остался вне ссоры, а значит, смог по праву судить? А сама ссора?.. Эти карренцы не способны удержаться и не стащить, если что плохо лежит, — кидаются, точно орлы на кролика. Стоило лишь подгадать, чтобы им на глаза попались бесхозные кони…
Эйрар не ответил. Он думал о том, насколько счастливее была бы его жизнь, окажись Гитона хоть вполовину так добра, как грубиянка Эвадне, девушка-воин из Каррены…
— Вокруг нас враги, — объяснил ему Рогей, — и я, в отличие от герцога Роджера, вовсе не расположен выбалтывать им наши секреты. Ну, да, твой Эрб, конечно, парень-кремень, но и у него, знаешь ли, язык есть во рту. И чем меньше будет языков…
Эйрар счел несправедливым подобное обращение с Эрбом, человеком безусловно преданным и вдобавок наделенным немалыми полномочиями. Но протестовать не решился, ибо на его глазах Хольмунд обошелся точно так же со своим собственными сыном:
— Вот выберут тебя Коноводом, тогда и будешь с нами сидеть. А пока — чем ты лучше всех остальных хуторян?
Что же касалось планов на будущее — Воеводы, как и Рогей, пребывали в полной растерянности. Все они — кроме Эвименеса — две зимы прятались в Хестинге, пока их не привели на хутор Седу люди Железного Кольца, проведавшие, что здесь находился Эйрар с Мелибоэ и наиболее значительным отрядом, уцелевшим после разгрома у дамбы. Но, по словам Хольмунда, скрываться далее не представлялось возможным. Как только подсохнут дороги, кавалерия Бордвина наверняка перевернет всю Хестингу вверх дном, выискивая беглецов. Кто-то предложил кочевать, не задерживаясь на хуторах подолгу.
— С одной стороны, вас слишком мало, с другой — слишком много, — сказал Хольмунд-Коновод. — Слишком много, чтобы жить подобно разбойникам, что гнездятся в ущельях Драконова Хребта и порою грабят наши стада. И слишком мало, чтобы поднять Хестингу против терций, сокрушивших Салмонессу…
— Кто хочет — всегда может сдаться на милость Империи, — заметил Рогей. И украдкой покосился на карренцев: как-то они примут эти слова?
— Не выйдет: нас всех прокляли, — ответил Плейандер, а Альсандер добавил:
— Не забывай, что наместником числится Вальк. Судить нас поручат ему — и уж он-то намотает наши кишки на дерево. Право слово, Рогей! То ли ты веришь в его благородство, то ли у тебя мозги не в порядке…
— Не так, брат, — прозвучал хрипловатый голос Эвадне. — Разве ты не понял, что эти полумужчины-дейлкарлы все еще подначивают нас, выясняя, можно ли нам доверять? — и повернулась к Рогею: — Вот что, хватит уже проверок! Мы все загнаны в угол и не выживем, если не будем доверять друг другу, как себе самим! Мы, братья-Воеводы, сражаемся ради чести — а кроме того, за плату. Того и другого нам в этой вашей ублюдочной войне, как видно, немного достанется. Да, мы пробовали договориться с графом Вальком. Мы обещали ему навсегда покинуть эту страну, если только он освободит из заточения нашего брата Эвида. Валькинги оказались невежами: либо полная сдача, либо и разговаривать не хотят. Так что мы теперь с вами… и безо всякой платы, если уже на то пошло, потому что нам нет места в Империи, а в языческие края мы и сами не поедем. Однако что нам теперь делать — ума не приложу!
Рогей улыбался — он выведал-таки все, что хотел. Потом покачал головой, мрачнея:
— Обвязать тряпками шлемы и на время поднять зеленое знамя Дзика… иного пути я, честное слово, не вижу.
— А не попробовать ли вам пробиться в Ос Эригу, как я предлагал еще на болоте два года назад? — вставил слово Мелибоэ.
— Нет, нет, — раздалось со всех сторон. — Ничего не получится, герцог Микалегон — пират и разбойник, да и крепость его — на другом конце страны…
— А я слышал, что он человек щедрый, — сказал Альсандер. — Говорят, после боя все его люди получают равную долю добычи!
Остальные карренцы согласно закивали. И вскоре, мало-помалу, все присутствовавшие начали присоединяться, пусть и без особой охоты, к плану Мелибоэ; один Эйрар, уже обдумывавший его прежде, не произнес ни слова. По его мнению, затевавшийся поход ничем хорошим кончиться не мог. Да, герцог Микалегон наверняка примет их с радостью. Хотя бы потому, что Бордвин, усмирив Салмонессу, собирался повернуть свои терции на север, на Ос Эригу, а после — в большой завоевательный поход на Миктон, за новыми рабами для усадеб и мануфактур. Таковы, по крайней мере, были слухи, подхваченные Рогеем у солдатских костров…
Так или иначе, решение было принято. Оставалось обдумать маршрут. Отряд был все-таки довольно велик, а путь предстоял неблизкий.
Слово вновь взял Хольмунд-Коновод:
— Много троп ведет на юг и восток с хутора Седу к большаку, соединяющему Бриеллу с Марскхауном и Мариаполем. И всего одна уходит на северо-восток, через ущелья Драконова Хребта, прямо к истокам Белой реки. На этом пути, однако, не миновать узкой долины, через которую проложена дорога из Бриеллы в Белоречье и Наарос. Валькинги понастроили там укреплений и внимательно следят за дорогой. И это ущелье можно пройти только вдоль, ибо с севера над ним нависают горы Корсора.
К западу есть еще один перевал, — продолжал Коновод, — но им редко пользуются, так как он почти непроходим для лошадей… а про нас, хестингарцев, верно говорят, будто наши бабки водили шашни с кентаврами. Зато на этом пути вам пришлось бы миновать только одну — даже не крепость, а всего-навсего виллу, зовется она «Графская Подушка»; девятому графу Вальку случалось преклонять там голову. По имени виллы назван и перевал.
Этот путь выведет вас прямо в Белоречье. Он тоже пересекает большак из Бриеллы в Наарос, но те места изобилуют оврагами и перелесками, а чуть западнее начинаются Высокие Холмы Фроя, где легко заманить преследователей в засаду вроде той, что Эйрар устроил тогда в Каменном Проходе… — Хольмунд одобрительно глянул на юношу, не скупясь, в отличие от карренских Воевод, на похвалу для дейлкарла. И продолжал: — Когда спуститесь с холмов в Шелланд, можно будет двинуться к побережью и попробовать переправиться в Ос Эригу морским путем. А то поверните на север, к Ставорне. У Железного Кольца в этих провинциях немало сторонников — они проведут вас безопасными тропами…
— Нас шестьдесят, — скептически напомнил Плейандер.
— Ну и что? — пожал плечами хестингарец. Недовольный Плейандер хотел еще что-то сказать, но Альсандер, которого карренские братья считали главным своим знатоком по части походов и передвижения войск, уже засыпал Коновода вопросами:
— Каковы же расстояния, Хольмунд? И как там насчет пополнения припасов?
…Эйрар добросовестно заставлял себя слушать, но в голову сами собой лезли совершенно посторонние мысли. Никогда больше он не полюбит женщину, никогда. Теперь в его жизни будут разве что девушки вроде тех — из заведения Мамаши Корин в Нааросе, о которых ему рассказывал лучник Пертвит в тот самый первый день его скитаний…
Маленькое войско стало готовиться к выступлению. После ужина провели смотр, благо полная луна светила достаточно ярко. Их было шестьдесят шесть против всей мощи Империи: двадцать вольных рыбаков, двадцать два карренских конных латника, включая самих Воевод, остальные — большей частью мариоланцы, чьим вождем стал, конечно, Рогей. К нему же, как к наиболее известному дейлкарлу, пошли и примкнувшие хестингарцы — кроме троих, отдавших предпочтение Эйрару. До утра подъехали еще трое крепких парней с хутора Храппстед — и тоже влились в отряд Эйрара, так что в итоге у него оказалось даже чуть больше людей, чем у Рогея и Воевод.
Утром двинулись в путь. Это был первый день Месяца Волчат, и, хотя шел дождь, все сошлись на том, что Крылатый Волк, древний символ Дейларны, посылал им свое благословение. Эйрар и Рогей ехали рядом во главе войска, вместе с проводником, которого дал им Хольмунд. Облака сочились влагой, равнины Хестинги пологими волнами уходили вдаль — не на чем остановить взгляд. Ехали медленно: почва здесь изобиловала норами грызунов, приходилось смотреть в оба, тем более что вольные рыбаки, прожив два года в Хестинге, так и остались весьма неуклюжими всадниками. Мелибоэ ехал сам по себе, нахохлившийся и ворчливый — как всегда, когда небеса принимались хмуриться над головой.
Проводник указал Рогею и Эйрару на сложенный из камней обелиск, показавшийся по левую руку:
— Мы, хестингарцы, редко проводим межи, — сказал он, — но издавна считается, что в этом месте Надел Седу граничит с наделом западного соседа. Здесь, под обелиском, лежит аббат Ставорны: девятый граф Вальк убил его на этом самом месте при похищении госпожи Деодаты…
Эйрар еще не слышал этой истории и собрался было скоротать путь, расспрашивая проводника. Но не успел он раскрыть рот, как сзади послышался шум, потом жалобный вскрик, и мимо промчалась неоседланная лошадь без седока.
Рогей с Эйраром одновременно повернули коней назад, туда, где за пеленой дождя беспорядочно крутились всадники. Но тут конь Эйрара все-таки угодил копытом в норку зверька, — Эйрар вылетел из седла и так ударился оземь, что голова пошла кругом. Подоспевший Висто помог ему подняться. Пока Эйрар ощупывал себя и стряхивал грязь, ссора там, позади, разгорелась вовсю. Кто-то уже валялся на земле, под копытами лошадей.
— Что происходит?.. — спросил Эйрар растерянно. Висто ответил:
— Похоже, южане передрались.
Молодой рыбак не ошибся. Когда они подоспели, Рогей рвал меч из ножен, яростно крича:
— Раз так — посмотрим, кто кого!
Гибкий Плейандер протянул руку к палице, висевшей на луке седла, Эрб стиснул копье, готовясь, кажется, защищать Эвадне в случае схватки, но Эйрар успел перехватить обоих коней сразу:
— Во имя всего святого!.. Вам что, не с кем больше сражаться, кроме как между собой?..
По счастью, дело еще не успело зайти непоправимо далеко. Рогей и Плейандер рычали, как обозленные псы, но все-таки дали себя удержать. Лежавший на земле человек приподнялся и сел, держась за голову. Дождь смывал кровь, сочившуюся между его пальцев. Это был миктонец и, судя по одежде — раб.
— Что случилось? Неужели нельзя… — начал Эйрар, но Эвадне толкнула пятками лошадь, выезжая вперед.
— Пускай он рассудит вас, брат! — воскликнула девушка. — Он не замешан в ссоре и к тому же неглуп и чистосердечен… как говорят. Пусть он и решит этот спор, а если мы не примем его приговора — что ж, отделимся от них и поедем сами по себе!
Плейандер что-то проворчал, меряя Эйрара презрительным взглядом. Но руку с рукояти палицы все же убрал. Рогей сунул меч в ножны.
— Ну? — сказала Эвадне и, наклонясь, притронулась к плечу трангстедца.
— Я, как один из карренских братьев, клянусь принять приговор, который Эйрар Ясноглазый вынесет по поводу происшедшего — или оставить дейлкарлов и никогда больше с ними не связываться!
Альсандер, подумав, повторил клятву сестры. Сердце Эйрара заколотилось у горла: ему предстояло судить людей поистине великих — хотя бы и попавших нынче в беду. И все-таки он сказал:
— Если вы мне доверяете — будьте добры не ставить условий. А не доверяете — ищите себе другого судью.
— Что, уже штаны промочил? — хмыкнул Плейандер, но Эвадне снова вмешалась:
— Не глупи, брат, парень прав. Слушай, разве мы ушли из твоего войска, когда ты заставил нас рыть этот идиотский тоннель под наружной башней Филедии? Лично я приму его приговор, каким бы он ни был!
Эвименес заявил о своем согласии с ней, за Эвименесом — Альсандер. Последним, недовольно насупившись, сдался Плейандер. Эйрар повернулся к Рогею и одному из хестингарцев, тоже, как выяснилось, замешанному в деле. Они принялись говорить все разом, а к рабу-миктонцу подбежал другой и стал его перевязывать.
Эвименес повел речь от имени карренцев:
— Все из-за лошадей. У нас их в обрез, а ведь мы, чего доброго, потеряем еще пару-тройку в этих горах. Надо же иметь хоть несколько запасных, верховых и вьючных! А на здешних равнинах полно бесхозных табунов, вот мы и решили наловить себе лошадок. И вдруг подбегает этот немытый и верещит что-то на своем дикарском наречии, а потом хватает под уздцы лошадь Плейандера — чего тот, учти, даже и от меня не потерпит, куда уж там от раба. Плейандер и вмазал ему, как то пристало человеку наших кровей. Тут появляется Рогей и вступается, видите ли, за невольника, да еще кричит: «Воровство, воровство!» А мы, между прочим, покамест не пали так низко, чтобы кому-нибудь спускать подобные речи…
Эйрар повернулся к противоположной стороне:
— Это верно, Рогей?
Рогей ответил:
— Да, верно… если запретить называть черное — черным, а воровство — воровством. Я…
Плейандер с яростным ревом пришпорил коня, но Эйрар загородил ему дорогу, крикнув Рогею:
— Хватит оскорблений!.. — и вновь обратился к хестингарцу: — А ты — прости, не знаю, как тебя звать — что обо всем этом скажешь?
Человек с хутора Хольмунда поскреб мокрый щетинистый подбородок:
— Ну… в общем, чужеземец не так уж сильно приврал. Он забыл только упомянуть, что Рузи… невольник то есть… как раз и пытался ему объяснить, что эти лошади не бродячие. У них метки на ушах, вот посмотри. Рузи отстаивал хозяйское добро, как и следует доброму слуге…
Эйрар спросил Звездных Воевод:
— Вы в самом деле не знали, что в Хестинге коням метят уши?
Эвименес свел черные брови, но ответил:
— Не знали — клянусь честью солдата.
Альсандер согласно поднял ладонь.
— В таком случае, — проговорил Эйрар, — я нахожу, что вы хотя и обидели наших гостеприимных хозяев, но по незнанию и сами не желая того, и это вас извиняет… Деньги у вас с собой есть?
— Есть немножко, — проворчал Эвименес.
— Вы люди бывалые, — продолжал Эйрар. — Если вы говорите, что нам нужны еще лошади, значит, вправду нужны. Но за каждую объезженную лошадь следует заплатить по меньшей мере пол-золотого человеку, представляющему здесь Коновода Хольмунда. Тебя устроит такая цена, друг? — Хестингарец кивнул, и Эйрар продолжал: — Что же касается раба, которому разбили голову, — пусть он получит виру в тридцать айнов.
Эвадне скривила тонкие губы:
— В нашей стране не платят виру рабам…
— А в нашей платят, — сказал Эйрар. — Ибо мы полагаем, что неволя — скорее беда, а не вина. С другой стороны, у нас не принято и доводить человека оскорблениями до кровопролития. Если, конечно, речь не идет о кровной вражде. Поэтому я считаю, что и Рогей виноват перед вами, а посему возлагаю на него виру в те же тридцать айнов, и пусть он сопроводит их извинениями, которые удовлетворят Плейандера из Каррены. Вот таков мой приговор.
Что ж, все остались довольны. Отряд благополучно двинулся дальше, люди хвалили Эйрара за справедливость, но сам он, по-прежнему ехавший рядом с Рогеем и проводником, узнал об этом лишь вечером, когда остановились на ночлег.
Они расположились поужинать в домике, сложенном из камней и земли, одном из многих, выстроенных хестингарцами на равнинах. В домике разожгли костерок из сухой травы, дававший тепла ровно столько, чтобы не лязгать зубами от холода. Волшебник Мелибоэ протиснулся на лучшее место и тихо сказал Эйрару, сидевшему рядом:
— Вот видишь теперь, молодой человек, как славно сочетаются моя философия и твои прекрасные свойства? Я-то ведь с первого взгляда понял — ты парень что надо, да к тому же из счастливчиков. А сегодня, благодаря маленькому испытанию, которое я тебе устроил, все поняли, какой вождь со временем из тебя выйдет… если только ты и дальше будешь разыгрывать из себя того же простодушного мальчика, что и теперь.
— Что?.. — изумился Эйрар. — Испытание? Ты мне устроил?..
— А кто же, если не я? Кто, по-твоему, сделал так, чтобы тебя сбросила лошадь и, соответственно, ты остался вне ссоры, а значит, смог по праву судить? А сама ссора?.. Эти карренцы не способны удержаться и не стащить, если что плохо лежит, — кидаются, точно орлы на кролика. Стоило лишь подгадать, чтобы им на глаза попались бесхозные кони…
Эйрар не ответил. Он думал о том, насколько счастливее была бы его жизнь, окажись Гитона хоть вполовину так добра, как грубиянка Эвадне, девушка-воин из Каррены…
17. ГРАФСКАЯ ПОДУШКА. ВТОРОЙ СКАЗ О КОЛОДЦЕ
На другой день дождь еще моросил, но тучи приподнялись, и кое-где в небе проглядывала синева. Отряд пересек речку, быстро бежавшую между крутых берегов, и начал подниматься в предгорья. Слева и справа обозначились далекие кряжи, появились сосновые рощицы, заросли акаций.
К Эйрару, ехавшему во главе войска, присоединился Эвименес и с ним Эвадне, которую он называл «Эвандером» и «братишкой». Карренцы весело болтали, припоминая то одну историю, то другую, и Эйрару невольно подумалось — а ну как четверо Воевод посоветовались накануне вечером и решили, что он заслуживает их дружбы?.. Впрочем, все разговоры Эвименеса и Эвадне вертелись вокруг бессмысленных междоусобных войн Двенадцати Городов
— они называли их еще Додекаполисом, — и в основном сводились к тому, что в Народной партии, отстаивавшей интересы Империи, были сплошь изменники и мерзавцы.
— Мы зовем их смердюками, — сказал Эвименес. — Они теперь заправляют повсюду, кроме Филедии, но от Филедии нам проку немного: там на дух не выносят Каррены и знай радуются, что в нашем прекрасном городе к власти пришли смердюки…
— Есть еще Пермандос, — напомнила Эвадне. Эвименес кивнул:
— Да, Пермандос… одна надежда на лучшие денечки. Пермандосцы не станут вечно терпеть!
— Терпеть что? — не понял Эйрар.
— Выходки мерзавца Стенофона, которого они посадили себе на шею, разогнав законное правительство. Он, конечно, спадарион, но мозгов у него оказалось немного: быстренько заделался сущим тираном и велит убивать людей без суда и закона… Смотри-ка, а ведь погода разгуливается! — Эвименес глянул вверх из-под руки. — Да, Стенофон этот точно с цепи сорвался. Он же начал с того, что конфисковал все имущество членов гильдий
— а ведь именно им Пермандос обязан своим величием и расцветом. Это они покончили с пиратством и следили за честностью торговли!.. Ну, совать нос в чужой кошелек — тут уж все смердюки одинаковы. Но Стенофону мало добра, ему подавай и жизни! Он велел страшно пытать и казнить уже многих своих прежних сторонников — только за то, что их воззрения каким-то боком смыкались со взглядами сторонников партии Гильдий… Одно неосторожное словечко за обедом, и тебя волокут на дыбу!
— В Додекаполисе о таком прежде не слыхивали, — сказала Эвадне.
— И даже у валькингов, как они ни дики, — добавил Эвименес. — Они, по крайней мере, позволяют человеку следовать любым убеждениям, лишь бы он не нарушал их порядков.
— Но откуда знать Стенофону, что там у кого на уме?..
— Да он и не знает. Не в том дело! Пермандос — деловой город, и там еще не забыли, как славно жилось при умеренном правительстве Гильдий. Они восстанут, и скоро! И тогда, Эвандер, мальчик мой, у нас появится сильный союзник. И мы еще увидим, как колышутся ветви олив над нашей Карреной…
— Оливы, точно зеленый дым по холмам над городом у берега моря, — мечтательно проговорила Эвадне. — О, наши холмы совсем не таковы, как здешние скалистые и безлюдные горы! Мягкие, круглые вершины… А какое там множество прохладных лощин, зеленых уголков и родничков, где можно переждать дневную жару, слушая музыку и потягивая вино… Слышишь, сударь Эйрар? Может статься — придет день, и мы все это тебе покажем!
Эйрар быстро глянул на нее при этих словах, казалось, стронувших в закоулках памяти что-то очень больное. Он попытался вспомнить, что именно, но не смог и сказал только:
— Сделай одолжение, господин Эвименес, растолкуй мне — с какой все же стати Империя поддерживает Народную партию в Двенадцати Городах? Ведь здесь, в Дейларне, имперские прихвостни за Валька горой, убить готовы, кто против…
— Занятный вопрос! — вмешался Рогей. — Рыцарь Ладомир Ладомирсон — единственный из всего нашего племени, кто вхож ко двору. Кстати, Эйрар, Железное Кольцо передало мне весточку от него. Он где-то в Скогаланге — держит связь с Железным Кольцом Наароса и тоже ждет лучших времен. Валькинги назначили награду за его голову!
— Что до твоего вопроса — не знаю, — сказал Эвименес. — Никогда не думал об этом. Эти колодезные евнухи знай только твердят: «мир, мир, порядок, порядок», и никому не дают ничего менять… кроме налогов, которые знай растут и растут!
— Дозволь сказать слово, братец, — проговорила Эвадне. — Ты, по-моему, попал в цель, но не совсем в яблочко. Вот смотри. Если бы эти сопливые ублюдки-империалы и вправду хотели только порядка и мира, как они повсюду трубят, — спрашивается, чего им не хватало в Каррене при партии Гильдий или хоть здесь в Дейларне, пока дейлкарлы жили свободными? Нет, им подавай не просто мир, они хотят, чтобы все было строго по-ихнему — никаких столкновений и никаких перемен. И никакой гордости ни у кого, разве что имперская. Послушай меня, братец: в Стассии хорошо знают, что люди, уверенные в ежедневном куске хлеба, нипочем не захотят перемен — даже если эти люди прикованы к жерновам, мелющим муку. Так что, в сущности, где разница между валькингами и смердюками? Ну да, действуют они малость по-разному, но суть-то одна: те и другие рады сжить со свету все, что мешает людям смирно сидеть по местам… и оставаться безмозглыми, словно солнечные часы!
— Ну, братишка! — от души расхохотался Эвименес. — Что-то ты нынче заговорил прямо как тот унылый философ с бородой, поеденной молью!..
Эвадне залилась краской и принялась обзывать его старым козлом и еще словечками похлеще, так что Эйрар с радостью отъехал бы прочь, будь это возможно. Узкая тропа, однако, делалась чем дальше, тем круче; лошади шли медленно, пригнув головы, каждая словно тащила нагруженную повозку, сзади то и дело слышалось: «но, но, пошла!», а по обеим сторонам уходили в поднебесье лесистые откосы, снег под деревьями казался рябым от дождя.
Темный сосновый лес постепенно густел. Вот остался позади первый невысокий кряж, — и на противоположном его склоне могучие стволы и уступы скал прижали путников к самому берегу бешеной горной реки. Здесь проводник предпочел сойти с коня. За ним спешился Рогей, и Эйрар посчитал за благо последовать примеру охотника, выросшего в горах. Эвадне осталась в седле и посматривала на них с улыбкой, в которой на первый взгляд можно было заподозрить насмешливое превосходство, — но нет, улыбка была доброй.
Мариоланец отцепил от седла два дротика:
— Мало ли, вдруг медведи уже начали просыпаться, не вздумали бы напасть с голодухи… или горные кошки унюхают лошадей, тоже не лучше… зверюги, скажу вам, страшные!
Эйрар на всякий случай повесил за спину колчан и приготовил лук, взяв его в одну руку, а поводья — в другую.
И хотя никакое зверье в тот день на них не напало — трудов хватило с лихвой. Подъем оказался изматывающим и долгим. Начинало темнеть, пасмурные небеса понемногу наливались свинцом, когда неожиданно стало легче идти, и вскоре отряд оказался в горной долине, со всех сторон окруженной снежными пиками. Чаща уступила место широкому лугу, на котором росло всего одно-два дерева, а за ними, на фоне темного лесистого склона, показалась и вилла.
К Эйрару, ехавшему во главе войска, присоединился Эвименес и с ним Эвадне, которую он называл «Эвандером» и «братишкой». Карренцы весело болтали, припоминая то одну историю, то другую, и Эйрару невольно подумалось — а ну как четверо Воевод посоветовались накануне вечером и решили, что он заслуживает их дружбы?.. Впрочем, все разговоры Эвименеса и Эвадне вертелись вокруг бессмысленных междоусобных войн Двенадцати Городов
— они называли их еще Додекаполисом, — и в основном сводились к тому, что в Народной партии, отстаивавшей интересы Империи, были сплошь изменники и мерзавцы.
— Мы зовем их смердюками, — сказал Эвименес. — Они теперь заправляют повсюду, кроме Филедии, но от Филедии нам проку немного: там на дух не выносят Каррены и знай радуются, что в нашем прекрасном городе к власти пришли смердюки…
— Есть еще Пермандос, — напомнила Эвадне. Эвименес кивнул:
— Да, Пермандос… одна надежда на лучшие денечки. Пермандосцы не станут вечно терпеть!
— Терпеть что? — не понял Эйрар.
— Выходки мерзавца Стенофона, которого они посадили себе на шею, разогнав законное правительство. Он, конечно, спадарион, но мозгов у него оказалось немного: быстренько заделался сущим тираном и велит убивать людей без суда и закона… Смотри-ка, а ведь погода разгуливается! — Эвименес глянул вверх из-под руки. — Да, Стенофон этот точно с цепи сорвался. Он же начал с того, что конфисковал все имущество членов гильдий
— а ведь именно им Пермандос обязан своим величием и расцветом. Это они покончили с пиратством и следили за честностью торговли!.. Ну, совать нос в чужой кошелек — тут уж все смердюки одинаковы. Но Стенофону мало добра, ему подавай и жизни! Он велел страшно пытать и казнить уже многих своих прежних сторонников — только за то, что их воззрения каким-то боком смыкались со взглядами сторонников партии Гильдий… Одно неосторожное словечко за обедом, и тебя волокут на дыбу!
— В Додекаполисе о таком прежде не слыхивали, — сказала Эвадне.
— И даже у валькингов, как они ни дики, — добавил Эвименес. — Они, по крайней мере, позволяют человеку следовать любым убеждениям, лишь бы он не нарушал их порядков.
— Но откуда знать Стенофону, что там у кого на уме?..
— Да он и не знает. Не в том дело! Пермандос — деловой город, и там еще не забыли, как славно жилось при умеренном правительстве Гильдий. Они восстанут, и скоро! И тогда, Эвандер, мальчик мой, у нас появится сильный союзник. И мы еще увидим, как колышутся ветви олив над нашей Карреной…
— Оливы, точно зеленый дым по холмам над городом у берега моря, — мечтательно проговорила Эвадне. — О, наши холмы совсем не таковы, как здешние скалистые и безлюдные горы! Мягкие, круглые вершины… А какое там множество прохладных лощин, зеленых уголков и родничков, где можно переждать дневную жару, слушая музыку и потягивая вино… Слышишь, сударь Эйрар? Может статься — придет день, и мы все это тебе покажем!
Эйрар быстро глянул на нее при этих словах, казалось, стронувших в закоулках памяти что-то очень больное. Он попытался вспомнить, что именно, но не смог и сказал только:
— Сделай одолжение, господин Эвименес, растолкуй мне — с какой все же стати Империя поддерживает Народную партию в Двенадцати Городах? Ведь здесь, в Дейларне, имперские прихвостни за Валька горой, убить готовы, кто против…
— Занятный вопрос! — вмешался Рогей. — Рыцарь Ладомир Ладомирсон — единственный из всего нашего племени, кто вхож ко двору. Кстати, Эйрар, Железное Кольцо передало мне весточку от него. Он где-то в Скогаланге — держит связь с Железным Кольцом Наароса и тоже ждет лучших времен. Валькинги назначили награду за его голову!
— Что до твоего вопроса — не знаю, — сказал Эвименес. — Никогда не думал об этом. Эти колодезные евнухи знай только твердят: «мир, мир, порядок, порядок», и никому не дают ничего менять… кроме налогов, которые знай растут и растут!
— Дозволь сказать слово, братец, — проговорила Эвадне. — Ты, по-моему, попал в цель, но не совсем в яблочко. Вот смотри. Если бы эти сопливые ублюдки-империалы и вправду хотели только порядка и мира, как они повсюду трубят, — спрашивается, чего им не хватало в Каррене при партии Гильдий или хоть здесь в Дейларне, пока дейлкарлы жили свободными? Нет, им подавай не просто мир, они хотят, чтобы все было строго по-ихнему — никаких столкновений и никаких перемен. И никакой гордости ни у кого, разве что имперская. Послушай меня, братец: в Стассии хорошо знают, что люди, уверенные в ежедневном куске хлеба, нипочем не захотят перемен — даже если эти люди прикованы к жерновам, мелющим муку. Так что, в сущности, где разница между валькингами и смердюками? Ну да, действуют они малость по-разному, но суть-то одна: те и другие рады сжить со свету все, что мешает людям смирно сидеть по местам… и оставаться безмозглыми, словно солнечные часы!
— Ну, братишка! — от души расхохотался Эвименес. — Что-то ты нынче заговорил прямо как тот унылый философ с бородой, поеденной молью!..
Эвадне залилась краской и принялась обзывать его старым козлом и еще словечками похлеще, так что Эйрар с радостью отъехал бы прочь, будь это возможно. Узкая тропа, однако, делалась чем дальше, тем круче; лошади шли медленно, пригнув головы, каждая словно тащила нагруженную повозку, сзади то и дело слышалось: «но, но, пошла!», а по обеим сторонам уходили в поднебесье лесистые откосы, снег под деревьями казался рябым от дождя.
Темный сосновый лес постепенно густел. Вот остался позади первый невысокий кряж, — и на противоположном его склоне могучие стволы и уступы скал прижали путников к самому берегу бешеной горной реки. Здесь проводник предпочел сойти с коня. За ним спешился Рогей, и Эйрар посчитал за благо последовать примеру охотника, выросшего в горах. Эвадне осталась в седле и посматривала на них с улыбкой, в которой на первый взгляд можно было заподозрить насмешливое превосходство, — но нет, улыбка была доброй.
Мариоланец отцепил от седла два дротика:
— Мало ли, вдруг медведи уже начали просыпаться, не вздумали бы напасть с голодухи… или горные кошки унюхают лошадей, тоже не лучше… зверюги, скажу вам, страшные!
Эйрар на всякий случай повесил за спину колчан и приготовил лук, взяв его в одну руку, а поводья — в другую.
И хотя никакое зверье в тот день на них не напало — трудов хватило с лихвой. Подъем оказался изматывающим и долгим. Начинало темнеть, пасмурные небеса понемногу наливались свинцом, когда неожиданно стало легче идти, и вскоре отряд оказался в горной долине, со всех сторон окруженной снежными пиками. Чаща уступила место широкому лугу, на котором росло всего одно-два дерева, а за ними, на фоне темного лесистого склона, показалась и вилла.