Страница:
— Есть еще герцог Микалегон, — напомнил Эйрар. Ему до смерти хотелось спросить, какой путь предпочел бы сам чародей, но робость перед философом и боязнь показаться совсем уж наивным сковывали язык.
— Да, есть такой, — ответил Мелибоэ. — Вон он там, в море, на кораблях. Ишь как они сгрудились вокруг лодки — верно, смекнули, что она доставила важные новости. Да, приглядись к нему повнимательнее, Эйрар Счастливчик! Вот у кого свобода, так свобода — хочешь, оставайся при нем, а не хочешь — ступай на все четыре стороны…
И маг откинулся назад, прислонясь к кусту и обратив взор на море. Эйрар понял, что разговор кончен, но все-таки спросил еще:
— А что за опасность ждала меня в Геспелнице?
— Случилось такое, чего тебе, пожалуй, до смерти не расхлебать, — загадочно ответил волшебник и отказался что-либо пояснить, лишь почесал подбежавшего котенка под подбородком…
Между тем парусники совсем заслонили утлую лодку; на иных спустили пестрые паруса, так что корабли дрейфовали почти неприметно для глаза. Потом донесся еле слышный за расстоянием голос сигнальной трубы. Эйрар напряг зрение и различил, как по палубам засновали крохотные фигурки, как спущенные шлюпки коснулись воды и побежали к берегу по гребням волн, точно водяные жуки.
Один из Звездных Воевод окликнул Эйрара по имени. Пора было снова становиться вождем. Следовало позаботиться о Сивальде, в кровь стершем ногу, разобраться с Гиннбредом, клявшимся, будто у него стащили кинжал. Люди столпились у кромки прибоя, Эвименес ругался, пытаясь навести порядок, а конники снимали вьюки с лошадей.
…Эйрару второй раз предстояло путешествие по морю, но впервые — на таком большом корабле, и оттого он слегка растерялся, когда, взобравшись на борт, увидел трапы вниз и вверх — на полуют — и множество грозных с виду воинов, стоявших на шканцах. Корабль показался ему сущим городом на плаву.
— Осторожно — третья ступенька, — сказал кто-то над ухом, но предупреждение запоздало — Эйрар запнулся о сломанную доску и едва не упал. Там, наверху, рядом с похожей на огромного кузнечика баллистой стоял в окружении свиты богатырского роста мужчина, казавшийся еще выше оттого, что Эйрар поднимался к нему снизу по трапу. Он был облачен в ржавую кольчугу, продранную на плече, ни дать ни взять лопнувшую под напором могучих мышц, распиравших ее изнутри. Спутанная грива жестких черных волос падала на широченные плечи, густая борода торчала во все стороны, обрамляя лицо, на котором выделялись кустистые брови и широкий нос.
— А это, — прозвучал голос Рогея, — благородный господин Эйрар, владетель имения Трангстед, что в Вастманстеде, родовитый и доблестный вождь, уже дважды преуспевший в том, чего карренским Воеводам не удалось еще ни разу — а именно, повергнуть наземь алый треугольник Бриеллы…
— Добро пожаловать, Эйрар из Трангстеда! — прогудел богатырь и сам подался на три шага вперед, чтобы пожать Эйрару руку, словно тот был самое меньшее принцем. — По совести молвить, не Бог знает какая честь переплюнуть карренцев — я-то уж всласть пограбил тамошние города, — но чтобы одолеть Пик Бриеллы, надо быть воистину верхолазом!
— Карренские Воеводы… — начал было Эйрар, но прежде, чем он успел хоть словом засвидетельствовать их славу и свою собственную скромность — прославленный герцог уже повернулся навстречу следующему, взобравшемуся по трапу. Это был Альсандер.
— Хо-хо! — загремел Микалегон и не просто пожал ему руку, — до хруста стиснул в своей. — Вот кому никаких герольдов не надо! Ах ты, старый Мешок Костей!.. Славными ударами мы с тобой обменивались в прежние времена — и, право, я чертовски рад, что ты нынче со мной, а не против меня! Альсид тоже здесь, я надеюсь? С него причитается: его хитроумие однажды стоило мне доброго корабля…
— Валькинги, скоты, убили его, — глухо ответил Альсандер, и Эйрар во второй раз удивился ему. Но тут на палубу поднялись остальные; снова зазвучали приветствия, потом началась суета, паруса поползли вверх. Но не успела флотилия повернуть в открытое море, как послышался крик с мачты одного из кораблей, а потом и из «вороньего гнезда» над их головами. Эйрар тоже поглядел туда, куда указывали вытянутые руки, и увидел: вся гладь Веллингсведена, от одного заросшего ивами берега до другого, была покрыта множеством лодок.
— Кажется, мы вовремя оттуда убрались, — сказал Альсандер задумчиво. — Должно быть, толковый барон командует ставорненской терцией! Кто хоть раз видел, чтобы валькинги передвигались на лодках?
— Я — не видал, — отозвался Микалегон. — Зато кое-кому из них, пожалуй, придется нынче попробовать передвигаться вплавь. Чтобы хорошенько запомнили на будущее, кто в море хозяин. Эй, шкипер! Держи прямо на них! Да приготовьте-ка катапульты!
— Лево руля, — тотчас долетело с кормы. Захлопали над головой паруса, корабль стал разворачиваться. Но командир терциариев вовремя почуял опасность — лодки кинулись под прикрытие берега. Герцог Ос Эригу в гневе топнул ногой по палубным доскам:
— Вот так всегда — за удачу приходится платить неудачей! Господа, нашему походу конец: в Малом Лектисе о нас уже знают, а в Смарнарвиде — наверняка узнают прежде, чем мы туда доберемся. Шкипер! Курс домой!.. А вас, судари мои, прошу со мной: я желаю вам кое-что показать.
— Да, есть такой, — ответил Мелибоэ. — Вон он там, в море, на кораблях. Ишь как они сгрудились вокруг лодки — верно, смекнули, что она доставила важные новости. Да, приглядись к нему повнимательнее, Эйрар Счастливчик! Вот у кого свобода, так свобода — хочешь, оставайся при нем, а не хочешь — ступай на все четыре стороны…
И маг откинулся назад, прислонясь к кусту и обратив взор на море. Эйрар понял, что разговор кончен, но все-таки спросил еще:
— А что за опасность ждала меня в Геспелнице?
— Случилось такое, чего тебе, пожалуй, до смерти не расхлебать, — загадочно ответил волшебник и отказался что-либо пояснить, лишь почесал подбежавшего котенка под подбородком…
Между тем парусники совсем заслонили утлую лодку; на иных спустили пестрые паруса, так что корабли дрейфовали почти неприметно для глаза. Потом донесся еле слышный за расстоянием голос сигнальной трубы. Эйрар напряг зрение и различил, как по палубам засновали крохотные фигурки, как спущенные шлюпки коснулись воды и побежали к берегу по гребням волн, точно водяные жуки.
Один из Звездных Воевод окликнул Эйрара по имени. Пора было снова становиться вождем. Следовало позаботиться о Сивальде, в кровь стершем ногу, разобраться с Гиннбредом, клявшимся, будто у него стащили кинжал. Люди столпились у кромки прибоя, Эвименес ругался, пытаясь навести порядок, а конники снимали вьюки с лошадей.
…Эйрару второй раз предстояло путешествие по морю, но впервые — на таком большом корабле, и оттого он слегка растерялся, когда, взобравшись на борт, увидел трапы вниз и вверх — на полуют — и множество грозных с виду воинов, стоявших на шканцах. Корабль показался ему сущим городом на плаву.
— Осторожно — третья ступенька, — сказал кто-то над ухом, но предупреждение запоздало — Эйрар запнулся о сломанную доску и едва не упал. Там, наверху, рядом с похожей на огромного кузнечика баллистой стоял в окружении свиты богатырского роста мужчина, казавшийся еще выше оттого, что Эйрар поднимался к нему снизу по трапу. Он был облачен в ржавую кольчугу, продранную на плече, ни дать ни взять лопнувшую под напором могучих мышц, распиравших ее изнутри. Спутанная грива жестких черных волос падала на широченные плечи, густая борода торчала во все стороны, обрамляя лицо, на котором выделялись кустистые брови и широкий нос.
— А это, — прозвучал голос Рогея, — благородный господин Эйрар, владетель имения Трангстед, что в Вастманстеде, родовитый и доблестный вождь, уже дважды преуспевший в том, чего карренским Воеводам не удалось еще ни разу — а именно, повергнуть наземь алый треугольник Бриеллы…
— Добро пожаловать, Эйрар из Трангстеда! — прогудел богатырь и сам подался на три шага вперед, чтобы пожать Эйрару руку, словно тот был самое меньшее принцем. — По совести молвить, не Бог знает какая честь переплюнуть карренцев — я-то уж всласть пограбил тамошние города, — но чтобы одолеть Пик Бриеллы, надо быть воистину верхолазом!
— Карренские Воеводы… — начал было Эйрар, но прежде, чем он успел хоть словом засвидетельствовать их славу и свою собственную скромность — прославленный герцог уже повернулся навстречу следующему, взобравшемуся по трапу. Это был Альсандер.
— Хо-хо! — загремел Микалегон и не просто пожал ему руку, — до хруста стиснул в своей. — Вот кому никаких герольдов не надо! Ах ты, старый Мешок Костей!.. Славными ударами мы с тобой обменивались в прежние времена — и, право, я чертовски рад, что ты нынче со мной, а не против меня! Альсид тоже здесь, я надеюсь? С него причитается: его хитроумие однажды стоило мне доброго корабля…
— Валькинги, скоты, убили его, — глухо ответил Альсандер, и Эйрар во второй раз удивился ему. Но тут на палубу поднялись остальные; снова зазвучали приветствия, потом началась суета, паруса поползли вверх. Но не успела флотилия повернуть в открытое море, как послышался крик с мачты одного из кораблей, а потом и из «вороньего гнезда» над их головами. Эйрар тоже поглядел туда, куда указывали вытянутые руки, и увидел: вся гладь Веллингсведена, от одного заросшего ивами берега до другого, была покрыта множеством лодок.
— Кажется, мы вовремя оттуда убрались, — сказал Альсандер задумчиво. — Должно быть, толковый барон командует ставорненской терцией! Кто хоть раз видел, чтобы валькинги передвигались на лодках?
— Я — не видал, — отозвался Микалегон. — Зато кое-кому из них, пожалуй, придется нынче попробовать передвигаться вплавь. Чтобы хорошенько запомнили на будущее, кто в море хозяин. Эй, шкипер! Держи прямо на них! Да приготовьте-ка катапульты!
— Лево руля, — тотчас долетело с кормы. Захлопали над головой паруса, корабль стал разворачиваться. Но командир терциариев вовремя почуял опасность — лодки кинулись под прикрытие берега. Герцог Ос Эригу в гневе топнул ногой по палубным доскам:
— Вот так всегда — за удачу приходится платить неудачей! Господа, нашему походу конец: в Малом Лектисе о нас уже знают, а в Смарнарвиде — наверняка узнают прежде, чем мы туда доберемся. Шкипер! Курс домой!.. А вас, судари мои, прошу со мной: я желаю вам кое-что показать.
24. СЕВЕРНОЕ МОРЕ. ЧТО-ТО КОНЧИЛОСЬ
…И с этими словами он растворил низенькую дверцу под полуютом — такую низенькую, что даже Альсандер, намного уступавший в росте и Эйрару, и герцогу, был вынужден пригнуться. За дверцей обнаружилось помещение шириной от борта до борта, с окнами по сторонам и койками под ними. Корабль покачивался, по полу со стуком перекатывалась всякая всячина, наваленная в беспорядке. Герцог Микалегон нырнул под поперечные бимсы, поддерживавшие низкий потолок, и грохнул кулаком во внутреннюю дверь:
— Эй там, проснулись?
Эйрар не расслышал ответа, но Ос Эригу, явно удовлетворенный им, распахнул дверь. Входя следом за карренцами и Рогеем, Эйрар успел заметить что-то яркое, мелькнувшее в лучах света, вливавшегося сквозь широкие кормовые окна… И вот Микалегон отступил в сторону, поклонился и простер руку жестом ярмарочного зазывалы:
— Морской орел нынче скогтил золотых фазанчиков, хо-хо! Как, беззаконные собаки, вы еще не на коленях? Неужели вы не узнаете достославную Аурию, принцессу Империи?
И точно: перед ними стояла высокая светловолосая девушка в зелено-золотом одеянии, с капризным ротиком испорченного ребенка и маленькой, червонного золота короной на бледно-золотых волосах, уложенных в замысловатую прическу. Эйрару бросилось в глаза, что губы у нее были накрашены.
Почтение к Империи сидело все еще крепко: Альсандер первым медленно преклонил колено, за ним Плейандер и остальные, в том числе Эйрар. Никому не хотелось выглядеть невежей и грубияном.
Девушка рассмеялась — звонко, точно золотой колокольчик, — но голос прозвучал почти насмешливо:
— Спасибо вам, господа — и поднимитесь скорее с колен, не то как бы я не приняла всерьез вашу готовность служить, да не приказала вам выхватить мечи и прикончить этого так называемого храбреца, воюющего против беспомощных женщин. Нет-нет, только не пытайтесь меня убедить, что вы бы повиновались…
Ос Эригу хмыкнул в бороду:
— Пожалуй, принцесса. Или… а что, может, найдется среди вас хоть один рьяный поборник Империи, которому захочется треснуть меня по башке? Нету? Жалко, я бы предложил ему честный поединок безо всякого вмешательства со стороны… Другое дело, драться-то ему пришлось бы не за Империю, а за нареченную невесту нашего общего друга, четырнадцатого графа Валька по прозвищу Неразумный… Ладно, хватит трепотни! Мы все-таки воины, а не менестрели. Ступайте, голубки, прогуляйтесь по палубе, а мы пока побеседуем.
— Нет, что за манеры! — возмущенно топнула ножкой золотоволосая девушка, когда герцог крепко взял ее за локоток, выпроваживая за дверь. Но Эйрар, по правде говоря, пропустил половину сказанного мимо ушей — ибо, поднявшись с колен и услышав «голубки», огляделся в поисках второй, увидел… и точно молния пригвоздила его к месту.
Рядом с принцессой стояла еще одна девушка — и откуда-то он уже знал, что будет следовать за Нею… за Нею всю жизнь, только за Нею, хотя бы это было в некотором роде изменой Гитоне и тому идеалу, что жил в его воображении… Она была невысока ростом, но и не мала, с не Бог весть какими правильными чертами лица. Эйрар заметил точеный подбородок, тонкие ноздри… нет, нет, все не то, можно ли словами описать молнию? Он не взялся бы назвать даже цвет Ее глаз, а в голове сама собой зазвенела песня:
«Как я узнаю Ее, Единственную?
Что я смогу к Ее ногам положить?
Только взгляну в Ее глаза и пропою:
жизни не жаль — позволь Тебе послужить…»
Да, да, именно так; если бы вызов, брошенный герцогом, касался Ее — Эйрар не колеблясь вышел бы на поединок не то что с Микалегоном — со всем его флотом. А окажись Она невестой Валька — впору было бы бросить восстание и Дейларну и последовать за Ней… чтобы только видеть Ее… чтобы служить Ей…
— Ми-и-и-иу!.. — запищал котенок в его поясном кошеле.
Она, как раз проходившая мимо, остановилась:
— Ой, котеночек!.. А можно взглянуть?
Плохо соображая, что делает, Эйрар непослушными пальцами распутал завязки. Во всем мире существовала только Она… только аромат Ее волос и одежд…
Перепуганный котенок стрелой вылетел из кошеля, не дался ни ей, ни ему, отчаянно прыгнул — и вцепился коготками в обнаженную руку Эвадне. Выругавшись, воительница яростно встряхнула рукой… котенок сорвался и, отлетев прочь, со стуком ударился в нависающий бимс. Бормоча проклятия, Эвадне рассматривала царапины на руке.» Эйрар в два прыжка пересек просторную каюту и подхватил полосатое тельце. Русая головка тотчас склонилась над несчастным зверьком, но даже Ее присутствие Эйрар едва ощутил. Котенок дернулся раз, другой — и безжизненно обмяк у него на ладонях. Эйрар скрипнул зубами, слезы застлали глаза. Девушка тихонько всхлипнула, а герцог Микалегон сказал:
— Прими, сударь, мои соболезнования. Право, я сожалею, что прискорбная случайность отняла у тебя любимца здесь, на моем корабле. Увы, ни человек, ни зверь не бессмертен. Но к делу, господа, к делу!
Эйрар обрел наконец голос и яростно крикнул:
— Не случайность! Это был злой умысел — и я требую отплаты!
Его рука сжимала кинжал. Герцог сдвинул грозные брови, но Эйрар не заметил.
— Государь, — вмешался Мелибоэ, это не такая уж мелочь, как тебе, должно быть, показалось. Для господина Эйрара кошка — своего рода знамя и талисман, приносящий удачу. Идя в бой, его люди несут перед собой на шесте череп огромной кошки из тех, что водятся в горах Драконова Хребта. Утрата котенка для них — не просто плохое предзнаменование, но и оскорбление…
— Вот как? Значит, в самом деле требуется удовлетворение! — Герцог опустился за привинченный к полу стол и грянул по нему кулаком, призывая ко вниманию и тишине: — Вот вам мой приговор. Карренец Эвандер, тебе следует полностью признать свою вину и заплатить виру, какую господин Эйрар посчитает достойной. Либо — поскольку, я вижу, здесь речь идет не о ценностях, но о чести — ты склонишь свой штандарт перед кошачьим значком трангстедца; ибо в его жилах течет благородная кровь, а в тебе ее — ни капли. Либо же, если господин Эйрар того пожелает, вы оба возьмете оружие и будете биться по закону Вольного Братства, до пролития крови — но после того пожмете друг другу руки и примиритесь!
— Воистину скор твой приговор, государь Микалегон, — заметил Плейандер.
— А кто, собственно, дал тебе право творить над нами суд?
— Верно, никто, — ответствовал герцог, — потому что у нас, в Вольном Братстве, всякий волен идти своей дорогой. Если хочешь, я сейчас же прикажу спустить шлюпку и высадить тебя точно в том месте, где ты был подобран.
Плейандер и Эвадне бросали на герцога испепеляющие взгляды… но возразить было нечего. Эвименес вытащил платок и стал очень тщательно стирать кровь с руки сестры, но стирать было почти нечего — крохотные коготки едва поранили кожу. Эйрар торопливо провел рукой по глазам и пробормотал:
— Не надо мне никакой виры.
И пожал руку Альсандеру, зато к Эвадне даже близко не подошел. Ему казалось — если бы их свели вместе, он бы не руку ей протянул, а закричал от ненависти или пырнул карренку кинжалом…
Наконец они сели держать совет. Вернее, сперва говорили в основном путешественники, рассказывая о своих похождениях. Слово брал то один, то другой, и страсти постепенно остывали, ибо каждому волей-неволей вспоминалась та поддержка и помощь, которую в трудный час они оказывали друг другу. И блики солнца, игравшего в морских волнах, бродили по потолку над их головами.
Герцог Ос Эригу слушал их молча и терпеливо, чего на первый взгляд трудно было ожидать от столь шумного и громогласного человека. Когда же они кончили, он сказал:
— Надобно и вам знать, что делается на свете и каким образом весь этот императорский курятник оказался у меня на корабле. Мы отправились в набег, имея в виду пощупать торговцев, что ходят по рекам в Бриеллу. И вот, добравшись до сторожевых мысов Малого Лектиса, что бы вы думали мы видим перед собой? Здоровенное корыто под императорским флагом, заштилевшее у берега. Я, понятное дело, отправляюсь туда в шлюпке засвидетельствовать свое почтение, но тамошний шкипер оказался дурно воспитанным негодяем, вдобавок косым на один глаз… Представляете, велел мне убираться подальше и пригрозил проломить камнем дно моей шлюпки. Ну скажите, разве так принято вести себя в море, где властвует Микалегон? Один из моих ребят живо прострелил ему лапу из арбалета, дабы поучить мерзавца хорошим манерам, и мы с парнями забрались на борт. Боже ты мой, как они там забегали! Точно цыплята из-под ястреба. Одним словом, вместо того, чтобы откланяться и распрощаться, стал я оглядываться по сторонам. И скоро приметил этих двух голубок и их братца, как бишь его там?..
— Принц Аурарий, — подсказал один из моряков.
— Ну да. Хотя я назвал бы его Смазливчиком, паршивца несчастного. Так вот, когда я их обнаружил, поднялся ужасный крик и плач, дескать, имперский корабль с членами правящего Дома на борту отнюдь не должен испрашивать у меня позволения. Вообще-то мы на Ос Эригу не больно шапки ломаем перед Домом Аргименеса, но до сих пор всегда блюли Мир Империи, так что Стассии на меня дуться вроде бы не за что; какого ж, думаю, хрена они меня так усердно гнали? Со Смазливчиком, вижу, каши не сваришь, взялись мы снова за косоглазого. Надели ему веревку на шею — тут-то он и раскололся, как миленький. Принцесса, говорит, Аурия едет выходить замуж за графа Валька! Тут я смекаю, что корабль-то, стало быть, уже графов, а не имперский, и в самом лучшем виде захватываю его со всем барахлом. Ну то есть я не знаю, — законники, ученые крысы, может, и придерутся к чему. Вернемся к этому вопросу, когда Вальк запросит мира и свою невесту назад!
Эйрар глотнул, пытаясь справиться с волнением, и спросил:
— А кто… та другая?
— Какая другая? Ах да, это же младшая из сестер, Аргира. Если я что-нибудь понимаю, ты на нее уже глаз положил, а? Что краснеешь? Предупреждаю по-дружески: малышка страсть горда и сварлива, как и все Аргимениды. Представь, отвергла сватовство одного из величайших государей Додекаполиса! Из-за этого ее сюда и послали, вернее, сослали. Девочка, кажется, хочет назло папеньке с маменькой выскочить за какого-нибудь валькинговского графа или барона и ведать не ведает, что семейство именно этого и добивается. Да, не приведи Господь иметь дочерей!.. Однако мы с вами, друзья, заплыли в довольно-таки мутные воды. Может, кто из вас разглядит жемчуг на дне?
— Почему мутные? — осведомился Альсандер. — Я никаких тайн тут что-то не вижу.
— Не прикидывайся простачком, старый Мешок Костей, я так долго дрался с тобой, что вижу тебя насквозь. Ты же прекрасно понимаешь: более чем странно, что великий граф Вальк не выслал должного эскорта навстречу своей царственной невесте. Скажешь, не так?
Альсандер опустил глаза; тени ресниц легли ему на щеки. Вместо него ответил Мелибоэ:
— Я могу объяснить, в чем тут дело.
— Сделай милость, дед, растолкуй. Ах, холера! Будь у меня борода вроде твоей, я бы ее хоть выкрасил, что ли, чтобы выглядеть поживее. И как только тебя твоя старуха еще не выгнала?
— Видишь ли, государь, иные люди находят, что седина — спутница мудрости, — ответствовал Мелибоэ. — Позволь спросить тебя: а кто канцлер у нашего графа, столь неразумного, что это сделалось его прозвищем?
— Бордвин Дикий Клык, если только его не сместили.
— Граф Вальк — лицо избираемое, не так ли?
— Говорят, так.
— Теперь предположим, что Вальк женился-таки на горделивой златовласой красотке.
— Ну, предположили. Дальше-то что?
— А вот что. Кто должен наследовать корону нашего всемилостивейшего монарха, императора Аурариса?
— Как кто — Смазливчик! То есть принц Аурарий.
— Теперь скажи мне, пожалуйста: сколь вероятно, чтобы этот царственный отпрыск в свою очередь породил наследника? Или хотя бы сумел удержаться на троне — ибо вельможи Скроби куда как горды и пылки?..
— Хо-хо, дед, теперь-то я вижу, куда ты клонишь! Аурия с муженьком становятся наследниками Империи! Да, теперь все ясно, как Божий день. Значит, ты полагаешь, Бордвин нарочно подсунул ее мне? Чтобы никакие имперские фигли-мигли не помешали ему стать пятнадцатым Вальком? Хотя погоди, не слишком ли тонкую игру он затеял — ведь принц-то покамест жив и здоров…
— …и послан вместе с сестрами ко двору Валька Неразумного, — подхватил Мелибоэ. — Какая жалость, если там с ним что-то случится. Какая-нибудь роковая нелепость…
— Похоже на то, — сказал герцог, — что наш добрый император Аурарис предпочитает валькинговского наследника своей собственной плоти и крови!
Альсандер кашлянул, прочищая горло:
— Или на то, что сановники Империи готовы передать престол младшей ветви, причем править, разумеется, намерены сами. Нет ли у нашего императора, скажем, какого-нибудь двоюродного брата?
Кулак Микалегона с треском опустился на стол:
— Ну и клубок, право слово! Вальк метит в императоры, Бордвин хочет стать Вальком, а императору нужен верный меч для поддержания Мира Колодца в подвластных пределах, что бы там ни вытворяли Двенадцатиградье и Дзик. И самое забавное, что в этой игре мы прикарманили ферзя. Золотого ферзя, хо-хо! Теперь вы. Вы-то чего хотите, люди Дейларны?
— Свободы от валькингов! — тотчас воскликнул Рогей, и Эйрар согласно кивнул, отметив краем глаза, как скривил губы Мелибоэ.
— Этого равно хотим все мы, — сказал Микалегон. — Да, хотел бы я посмотреть на Каррену, если во дворце Стассии засядет валькинг… ведь он, кажется, уже заявлял о своих якобы правах на Додекаполис? — и ни одного сына Колодца, способного его обуздать!
— Незачем ломать голову над таким вздором, — презрительно сказала Эвадне. — Даже провонявшая собачьим дерьмом Народная партия…
— Да они первые приветствовали бы его! — перебил герцог.
— Валькинги ведь и провозглашают народную власть безо всяких наследных титулов и привилегий — только временные выборные должности, которые назначают граф и Совет. Ха, братья-воители, кабы не пришлось вам еще потуже, чем бедолагам дейлкарлам! Им всего-то до смерти надоел нынешний Вальк — а вам, если жить охота, придется искоренить все гнездо!
Чародей Мелибоэ бросил на Эйрара выразительный взгляд, словно желая сказать: «Вот тебе, юноша, все тот же вопрос Бриеллы либо Каррены, только поданный иными словами…»
— А ну их к бесу! — продолжал между тем Микалегон. — Болтовня о политике выматывает хуже сражения… Да, поговорим лучше о сражениях, которые, я полагаю, вскоре нам предстоят. Ты, старик, как я слышал, сиживал когда-то на военных советах наших нынешних врагов. Как по-твоему, станут они штурмовать Ос Эригу?
— Да — если решать будет не Бордвин, а Вальк, — ответил Мелибоэ. — А впрочем, похитив невесту, ты больно задел их державную гордость, так что нападение в любом случае сделалось неизбежным… — Пальцы волшебника барабанили по столу. — Бордвин, пожалуй, больше всего обидится за честь державы, а не за себя самого… хотя кто его знает, может, и наоборот. Мы обсуждали подобные вещи в бриельском Лицее, пока Вальк Неразумный не принял закона о запрещении магии и не выставил философов за порог. Бордвин хотел бы от имени народа валькингов править и Салмонессой, и Двенадцатью Городами; Вальк желает точно так же править от имени Империи, чтобы со временем прибрать к рукам и ее самое, а ты, государь, благополучно объединил обе стороны против себя. Имперским амбициям Валька грош цена, если не вернется принцесса. С другой стороны, Бордвин тоже далеко не дурак и не станет предпринимать серьезных завоеваний, пока у него в тылу, в твердыне Ос Эригу, сидят такие бедокуры, как эти юные вожди из Дейларны и карренские Звездные Воеводы. Не говоря уж обо мне, непритязательном философе, ну, может, самую чуточку сведущем в чернокнижии…
Герцог Микалегон сосредоточенно морщил лоб, силясь не упустить нить его рассуждений. Потом, оживившись, расплылся в улыбке:
— Ну да, я же совсем забыл — ты ведь у нас волшебник и прорицатель. А ну, предскажи-ка мне судьбу! Хо-хо, мне ни разу еще никто не гадал, кроме одной шарлатанки-провидицы в Большом Лектисе, куда я как-то пробрался переодетым. Она посчитала меня торговцем шерстью и посоветовала продавать ткани, дескать, будет барыш!..
Мелибоэ запустил пальцы в бороду:
— Государь, в конечном итоге всех нас ждет смерть… Стоит ли заранее выяснять, какая именно? Ведь избежать ее нам все равно не дано…
— Э нет, дед, так просто ты от меня не отделаешься. Не ленись, давай предсказывай, что ждет нас в этой войне. И вот еще: как бы мне обрести мир и зажить в довольстве, не прикладываясь к Колодцу?
— Ты хочешь, чтобы я сделал это при всех?..
— Да, хочу. Такова моя воля.
Мелибоэ нахмурил белоснежные брови… но без дальнейших возражений извлек из отделений своего вместительного кошеля несколько щепотей разноцветного порошка, перемешал на столе и предложил Микалегону поджечь снадобье собственными кресалом и кремнем. Сам же начертил пентаграмму и, вытащив Книгу, принялся читать заклинания.
Это было Великое Зримое Предсказание! Эйрар тотчас узнал его, хотя сам ни разу не видел, как исполняют его настоящие маги, мастера. Порошки загорелись. Серой змейкой поднялся дымок и, не рассеиваясь, собрался под потолком в плотное неподвижное облачко. Сидевшие смотрели на него, задрав головы и покачиваясь в такт движениям корабля.
— Амадор, воладор, амблисектон… — пропел Мелибоэ, и прямо на глазах облачко стало светлеть, заклубилось, потом словно бы отвердело — и внутри него возник сказочный замок, стоящий на тучах. Нет, не на тучах; это океан омывал подножие замка! Крепость поворачивалась, как если бы зрители сидели в лодке, проплывающей мимо. Казалось, стояла ночь — сумрак опустился на стены и высокие башни. В крохотных окошках замерцал свет, как будто там, внутри, шло веселое празднество. Только вот почему-то не было видно гостей, съезжающихся в замок по опускным местам…
И вдруг смотревшие ахнули! Из одного, потом из другого окошка вырвался язык огня! Вот стали неслышно проваливаться остроконечные кровли башен… у герцога вырвался яростный крик, но повелительный жест Мелибоэ заставил его умолкнуть.
— Эперуаторьон модокаххус… — Облачко заклубилось вокруг обреченного замка и скрыло его, потом вновь прояснилось. Ударил свет, почти невыносимый для глаза. Эйрару показалось, будто кто-то простерся ниц в огромном, величественном зале, выложенном плитами белого и черного мрамора; по сторонам были видны башмаки и юбки придворных. Потом картина сменилась — и вот уже крохотный герцог Микалегон в темно-фиолетовых штанах, при мече, в золоченой кольчуге и белом плаще, украшенном изображением морского орла, гордой походкой шествовал по роскошной мозаике пола, а в вороных, как грозовая туча, кудрях его поблескивала седина, которой нынче не было и в помине. Мужчины и женщины провожали его взглядами, почтительно расступаясь… Подойдя к ступеням у подножия трона, он опустился на одно колено и склонил голову, — ярко сверкнула золотая корона. А на троне… Эйрару на миг померещилось, что у королевы были черты принцессы Аргиры — или, быть может, смуглолицей Эвадне?.. — Но приглядеться как следует он не успел: взвился туман, облачко рассеялось, и Микалегон разочарованно прогудел:
— И это все, что ты можешь мне предсказать? Да я и сам справился бы не хуже!
— Эй там, проснулись?
Эйрар не расслышал ответа, но Ос Эригу, явно удовлетворенный им, распахнул дверь. Входя следом за карренцами и Рогеем, Эйрар успел заметить что-то яркое, мелькнувшее в лучах света, вливавшегося сквозь широкие кормовые окна… И вот Микалегон отступил в сторону, поклонился и простер руку жестом ярмарочного зазывалы:
— Морской орел нынче скогтил золотых фазанчиков, хо-хо! Как, беззаконные собаки, вы еще не на коленях? Неужели вы не узнаете достославную Аурию, принцессу Империи?
И точно: перед ними стояла высокая светловолосая девушка в зелено-золотом одеянии, с капризным ротиком испорченного ребенка и маленькой, червонного золота короной на бледно-золотых волосах, уложенных в замысловатую прическу. Эйрару бросилось в глаза, что губы у нее были накрашены.
Почтение к Империи сидело все еще крепко: Альсандер первым медленно преклонил колено, за ним Плейандер и остальные, в том числе Эйрар. Никому не хотелось выглядеть невежей и грубияном.
Девушка рассмеялась — звонко, точно золотой колокольчик, — но голос прозвучал почти насмешливо:
— Спасибо вам, господа — и поднимитесь скорее с колен, не то как бы я не приняла всерьез вашу готовность служить, да не приказала вам выхватить мечи и прикончить этого так называемого храбреца, воюющего против беспомощных женщин. Нет-нет, только не пытайтесь меня убедить, что вы бы повиновались…
Ос Эригу хмыкнул в бороду:
— Пожалуй, принцесса. Или… а что, может, найдется среди вас хоть один рьяный поборник Империи, которому захочется треснуть меня по башке? Нету? Жалко, я бы предложил ему честный поединок безо всякого вмешательства со стороны… Другое дело, драться-то ему пришлось бы не за Империю, а за нареченную невесту нашего общего друга, четырнадцатого графа Валька по прозвищу Неразумный… Ладно, хватит трепотни! Мы все-таки воины, а не менестрели. Ступайте, голубки, прогуляйтесь по палубе, а мы пока побеседуем.
— Нет, что за манеры! — возмущенно топнула ножкой золотоволосая девушка, когда герцог крепко взял ее за локоток, выпроваживая за дверь. Но Эйрар, по правде говоря, пропустил половину сказанного мимо ушей — ибо, поднявшись с колен и услышав «голубки», огляделся в поисках второй, увидел… и точно молния пригвоздила его к месту.
Рядом с принцессой стояла еще одна девушка — и откуда-то он уже знал, что будет следовать за Нею… за Нею всю жизнь, только за Нею, хотя бы это было в некотором роде изменой Гитоне и тому идеалу, что жил в его воображении… Она была невысока ростом, но и не мала, с не Бог весть какими правильными чертами лица. Эйрар заметил точеный подбородок, тонкие ноздри… нет, нет, все не то, можно ли словами описать молнию? Он не взялся бы назвать даже цвет Ее глаз, а в голове сама собой зазвенела песня:
«Как я узнаю Ее, Единственную?
Что я смогу к Ее ногам положить?
Только взгляну в Ее глаза и пропою:
жизни не жаль — позволь Тебе послужить…»
Да, да, именно так; если бы вызов, брошенный герцогом, касался Ее — Эйрар не колеблясь вышел бы на поединок не то что с Микалегоном — со всем его флотом. А окажись Она невестой Валька — впору было бы бросить восстание и Дейларну и последовать за Ней… чтобы только видеть Ее… чтобы служить Ей…
— Ми-и-и-иу!.. — запищал котенок в его поясном кошеле.
Она, как раз проходившая мимо, остановилась:
— Ой, котеночек!.. А можно взглянуть?
Плохо соображая, что делает, Эйрар непослушными пальцами распутал завязки. Во всем мире существовала только Она… только аромат Ее волос и одежд…
Перепуганный котенок стрелой вылетел из кошеля, не дался ни ей, ни ему, отчаянно прыгнул — и вцепился коготками в обнаженную руку Эвадне. Выругавшись, воительница яростно встряхнула рукой… котенок сорвался и, отлетев прочь, со стуком ударился в нависающий бимс. Бормоча проклятия, Эвадне рассматривала царапины на руке.» Эйрар в два прыжка пересек просторную каюту и подхватил полосатое тельце. Русая головка тотчас склонилась над несчастным зверьком, но даже Ее присутствие Эйрар едва ощутил. Котенок дернулся раз, другой — и безжизненно обмяк у него на ладонях. Эйрар скрипнул зубами, слезы застлали глаза. Девушка тихонько всхлипнула, а герцог Микалегон сказал:
— Прими, сударь, мои соболезнования. Право, я сожалею, что прискорбная случайность отняла у тебя любимца здесь, на моем корабле. Увы, ни человек, ни зверь не бессмертен. Но к делу, господа, к делу!
Эйрар обрел наконец голос и яростно крикнул:
— Не случайность! Это был злой умысел — и я требую отплаты!
Его рука сжимала кинжал. Герцог сдвинул грозные брови, но Эйрар не заметил.
— Государь, — вмешался Мелибоэ, это не такая уж мелочь, как тебе, должно быть, показалось. Для господина Эйрара кошка — своего рода знамя и талисман, приносящий удачу. Идя в бой, его люди несут перед собой на шесте череп огромной кошки из тех, что водятся в горах Драконова Хребта. Утрата котенка для них — не просто плохое предзнаменование, но и оскорбление…
— Вот как? Значит, в самом деле требуется удовлетворение! — Герцог опустился за привинченный к полу стол и грянул по нему кулаком, призывая ко вниманию и тишине: — Вот вам мой приговор. Карренец Эвандер, тебе следует полностью признать свою вину и заплатить виру, какую господин Эйрар посчитает достойной. Либо — поскольку, я вижу, здесь речь идет не о ценностях, но о чести — ты склонишь свой штандарт перед кошачьим значком трангстедца; ибо в его жилах течет благородная кровь, а в тебе ее — ни капли. Либо же, если господин Эйрар того пожелает, вы оба возьмете оружие и будете биться по закону Вольного Братства, до пролития крови — но после того пожмете друг другу руки и примиритесь!
— Воистину скор твой приговор, государь Микалегон, — заметил Плейандер.
— А кто, собственно, дал тебе право творить над нами суд?
— Верно, никто, — ответствовал герцог, — потому что у нас, в Вольном Братстве, всякий волен идти своей дорогой. Если хочешь, я сейчас же прикажу спустить шлюпку и высадить тебя точно в том месте, где ты был подобран.
Плейандер и Эвадне бросали на герцога испепеляющие взгляды… но возразить было нечего. Эвименес вытащил платок и стал очень тщательно стирать кровь с руки сестры, но стирать было почти нечего — крохотные коготки едва поранили кожу. Эйрар торопливо провел рукой по глазам и пробормотал:
— Не надо мне никакой виры.
И пожал руку Альсандеру, зато к Эвадне даже близко не подошел. Ему казалось — если бы их свели вместе, он бы не руку ей протянул, а закричал от ненависти или пырнул карренку кинжалом…
Наконец они сели держать совет. Вернее, сперва говорили в основном путешественники, рассказывая о своих похождениях. Слово брал то один, то другой, и страсти постепенно остывали, ибо каждому волей-неволей вспоминалась та поддержка и помощь, которую в трудный час они оказывали друг другу. И блики солнца, игравшего в морских волнах, бродили по потолку над их головами.
Герцог Ос Эригу слушал их молча и терпеливо, чего на первый взгляд трудно было ожидать от столь шумного и громогласного человека. Когда же они кончили, он сказал:
— Надобно и вам знать, что делается на свете и каким образом весь этот императорский курятник оказался у меня на корабле. Мы отправились в набег, имея в виду пощупать торговцев, что ходят по рекам в Бриеллу. И вот, добравшись до сторожевых мысов Малого Лектиса, что бы вы думали мы видим перед собой? Здоровенное корыто под императорским флагом, заштилевшее у берега. Я, понятное дело, отправляюсь туда в шлюпке засвидетельствовать свое почтение, но тамошний шкипер оказался дурно воспитанным негодяем, вдобавок косым на один глаз… Представляете, велел мне убираться подальше и пригрозил проломить камнем дно моей шлюпки. Ну скажите, разве так принято вести себя в море, где властвует Микалегон? Один из моих ребят живо прострелил ему лапу из арбалета, дабы поучить мерзавца хорошим манерам, и мы с парнями забрались на борт. Боже ты мой, как они там забегали! Точно цыплята из-под ястреба. Одним словом, вместо того, чтобы откланяться и распрощаться, стал я оглядываться по сторонам. И скоро приметил этих двух голубок и их братца, как бишь его там?..
— Принц Аурарий, — подсказал один из моряков.
— Ну да. Хотя я назвал бы его Смазливчиком, паршивца несчастного. Так вот, когда я их обнаружил, поднялся ужасный крик и плач, дескать, имперский корабль с членами правящего Дома на борту отнюдь не должен испрашивать у меня позволения. Вообще-то мы на Ос Эригу не больно шапки ломаем перед Домом Аргименеса, но до сих пор всегда блюли Мир Империи, так что Стассии на меня дуться вроде бы не за что; какого ж, думаю, хрена они меня так усердно гнали? Со Смазливчиком, вижу, каши не сваришь, взялись мы снова за косоглазого. Надели ему веревку на шею — тут-то он и раскололся, как миленький. Принцесса, говорит, Аурия едет выходить замуж за графа Валька! Тут я смекаю, что корабль-то, стало быть, уже графов, а не имперский, и в самом лучшем виде захватываю его со всем барахлом. Ну то есть я не знаю, — законники, ученые крысы, может, и придерутся к чему. Вернемся к этому вопросу, когда Вальк запросит мира и свою невесту назад!
Эйрар глотнул, пытаясь справиться с волнением, и спросил:
— А кто… та другая?
— Какая другая? Ах да, это же младшая из сестер, Аргира. Если я что-нибудь понимаю, ты на нее уже глаз положил, а? Что краснеешь? Предупреждаю по-дружески: малышка страсть горда и сварлива, как и все Аргимениды. Представь, отвергла сватовство одного из величайших государей Додекаполиса! Из-за этого ее сюда и послали, вернее, сослали. Девочка, кажется, хочет назло папеньке с маменькой выскочить за какого-нибудь валькинговского графа или барона и ведать не ведает, что семейство именно этого и добивается. Да, не приведи Господь иметь дочерей!.. Однако мы с вами, друзья, заплыли в довольно-таки мутные воды. Может, кто из вас разглядит жемчуг на дне?
— Почему мутные? — осведомился Альсандер. — Я никаких тайн тут что-то не вижу.
— Не прикидывайся простачком, старый Мешок Костей, я так долго дрался с тобой, что вижу тебя насквозь. Ты же прекрасно понимаешь: более чем странно, что великий граф Вальк не выслал должного эскорта навстречу своей царственной невесте. Скажешь, не так?
Альсандер опустил глаза; тени ресниц легли ему на щеки. Вместо него ответил Мелибоэ:
— Я могу объяснить, в чем тут дело.
— Сделай милость, дед, растолкуй. Ах, холера! Будь у меня борода вроде твоей, я бы ее хоть выкрасил, что ли, чтобы выглядеть поживее. И как только тебя твоя старуха еще не выгнала?
— Видишь ли, государь, иные люди находят, что седина — спутница мудрости, — ответствовал Мелибоэ. — Позволь спросить тебя: а кто канцлер у нашего графа, столь неразумного, что это сделалось его прозвищем?
— Бордвин Дикий Клык, если только его не сместили.
— Граф Вальк — лицо избираемое, не так ли?
— Говорят, так.
— Теперь предположим, что Вальк женился-таки на горделивой златовласой красотке.
— Ну, предположили. Дальше-то что?
— А вот что. Кто должен наследовать корону нашего всемилостивейшего монарха, императора Аурариса?
— Как кто — Смазливчик! То есть принц Аурарий.
— Теперь скажи мне, пожалуйста: сколь вероятно, чтобы этот царственный отпрыск в свою очередь породил наследника? Или хотя бы сумел удержаться на троне — ибо вельможи Скроби куда как горды и пылки?..
— Хо-хо, дед, теперь-то я вижу, куда ты клонишь! Аурия с муженьком становятся наследниками Империи! Да, теперь все ясно, как Божий день. Значит, ты полагаешь, Бордвин нарочно подсунул ее мне? Чтобы никакие имперские фигли-мигли не помешали ему стать пятнадцатым Вальком? Хотя погоди, не слишком ли тонкую игру он затеял — ведь принц-то покамест жив и здоров…
— …и послан вместе с сестрами ко двору Валька Неразумного, — подхватил Мелибоэ. — Какая жалость, если там с ним что-то случится. Какая-нибудь роковая нелепость…
— Похоже на то, — сказал герцог, — что наш добрый император Аурарис предпочитает валькинговского наследника своей собственной плоти и крови!
Альсандер кашлянул, прочищая горло:
— Или на то, что сановники Империи готовы передать престол младшей ветви, причем править, разумеется, намерены сами. Нет ли у нашего императора, скажем, какого-нибудь двоюродного брата?
Кулак Микалегона с треском опустился на стол:
— Ну и клубок, право слово! Вальк метит в императоры, Бордвин хочет стать Вальком, а императору нужен верный меч для поддержания Мира Колодца в подвластных пределах, что бы там ни вытворяли Двенадцатиградье и Дзик. И самое забавное, что в этой игре мы прикарманили ферзя. Золотого ферзя, хо-хо! Теперь вы. Вы-то чего хотите, люди Дейларны?
— Свободы от валькингов! — тотчас воскликнул Рогей, и Эйрар согласно кивнул, отметив краем глаза, как скривил губы Мелибоэ.
— Этого равно хотим все мы, — сказал Микалегон. — Да, хотел бы я посмотреть на Каррену, если во дворце Стассии засядет валькинг… ведь он, кажется, уже заявлял о своих якобы правах на Додекаполис? — и ни одного сына Колодца, способного его обуздать!
— Незачем ломать голову над таким вздором, — презрительно сказала Эвадне. — Даже провонявшая собачьим дерьмом Народная партия…
— Да они первые приветствовали бы его! — перебил герцог.
— Валькинги ведь и провозглашают народную власть безо всяких наследных титулов и привилегий — только временные выборные должности, которые назначают граф и Совет. Ха, братья-воители, кабы не пришлось вам еще потуже, чем бедолагам дейлкарлам! Им всего-то до смерти надоел нынешний Вальк — а вам, если жить охота, придется искоренить все гнездо!
Чародей Мелибоэ бросил на Эйрара выразительный взгляд, словно желая сказать: «Вот тебе, юноша, все тот же вопрос Бриеллы либо Каррены, только поданный иными словами…»
— А ну их к бесу! — продолжал между тем Микалегон. — Болтовня о политике выматывает хуже сражения… Да, поговорим лучше о сражениях, которые, я полагаю, вскоре нам предстоят. Ты, старик, как я слышал, сиживал когда-то на военных советах наших нынешних врагов. Как по-твоему, станут они штурмовать Ос Эригу?
— Да — если решать будет не Бордвин, а Вальк, — ответил Мелибоэ. — А впрочем, похитив невесту, ты больно задел их державную гордость, так что нападение в любом случае сделалось неизбежным… — Пальцы волшебника барабанили по столу. — Бордвин, пожалуй, больше всего обидится за честь державы, а не за себя самого… хотя кто его знает, может, и наоборот. Мы обсуждали подобные вещи в бриельском Лицее, пока Вальк Неразумный не принял закона о запрещении магии и не выставил философов за порог. Бордвин хотел бы от имени народа валькингов править и Салмонессой, и Двенадцатью Городами; Вальк желает точно так же править от имени Империи, чтобы со временем прибрать к рукам и ее самое, а ты, государь, благополучно объединил обе стороны против себя. Имперским амбициям Валька грош цена, если не вернется принцесса. С другой стороны, Бордвин тоже далеко не дурак и не станет предпринимать серьезных завоеваний, пока у него в тылу, в твердыне Ос Эригу, сидят такие бедокуры, как эти юные вожди из Дейларны и карренские Звездные Воеводы. Не говоря уж обо мне, непритязательном философе, ну, может, самую чуточку сведущем в чернокнижии…
Герцог Микалегон сосредоточенно морщил лоб, силясь не упустить нить его рассуждений. Потом, оживившись, расплылся в улыбке:
— Ну да, я же совсем забыл — ты ведь у нас волшебник и прорицатель. А ну, предскажи-ка мне судьбу! Хо-хо, мне ни разу еще никто не гадал, кроме одной шарлатанки-провидицы в Большом Лектисе, куда я как-то пробрался переодетым. Она посчитала меня торговцем шерстью и посоветовала продавать ткани, дескать, будет барыш!..
Мелибоэ запустил пальцы в бороду:
— Государь, в конечном итоге всех нас ждет смерть… Стоит ли заранее выяснять, какая именно? Ведь избежать ее нам все равно не дано…
— Э нет, дед, так просто ты от меня не отделаешься. Не ленись, давай предсказывай, что ждет нас в этой войне. И вот еще: как бы мне обрести мир и зажить в довольстве, не прикладываясь к Колодцу?
— Ты хочешь, чтобы я сделал это при всех?..
— Да, хочу. Такова моя воля.
Мелибоэ нахмурил белоснежные брови… но без дальнейших возражений извлек из отделений своего вместительного кошеля несколько щепотей разноцветного порошка, перемешал на столе и предложил Микалегону поджечь снадобье собственными кресалом и кремнем. Сам же начертил пентаграмму и, вытащив Книгу, принялся читать заклинания.
Это было Великое Зримое Предсказание! Эйрар тотчас узнал его, хотя сам ни разу не видел, как исполняют его настоящие маги, мастера. Порошки загорелись. Серой змейкой поднялся дымок и, не рассеиваясь, собрался под потолком в плотное неподвижное облачко. Сидевшие смотрели на него, задрав головы и покачиваясь в такт движениям корабля.
— Амадор, воладор, амблисектон… — пропел Мелибоэ, и прямо на глазах облачко стало светлеть, заклубилось, потом словно бы отвердело — и внутри него возник сказочный замок, стоящий на тучах. Нет, не на тучах; это океан омывал подножие замка! Крепость поворачивалась, как если бы зрители сидели в лодке, проплывающей мимо. Казалось, стояла ночь — сумрак опустился на стены и высокие башни. В крохотных окошках замерцал свет, как будто там, внутри, шло веселое празднество. Только вот почему-то не было видно гостей, съезжающихся в замок по опускным местам…
И вдруг смотревшие ахнули! Из одного, потом из другого окошка вырвался язык огня! Вот стали неслышно проваливаться остроконечные кровли башен… у герцога вырвался яростный крик, но повелительный жест Мелибоэ заставил его умолкнуть.
— Эперуаторьон модокаххус… — Облачко заклубилось вокруг обреченного замка и скрыло его, потом вновь прояснилось. Ударил свет, почти невыносимый для глаза. Эйрару показалось, будто кто-то простерся ниц в огромном, величественном зале, выложенном плитами белого и черного мрамора; по сторонам были видны башмаки и юбки придворных. Потом картина сменилась — и вот уже крохотный герцог Микалегон в темно-фиолетовых штанах, при мече, в золоченой кольчуге и белом плаще, украшенном изображением морского орла, гордой походкой шествовал по роскошной мозаике пола, а в вороных, как грозовая туча, кудрях его поблескивала седина, которой нынче не было и в помине. Мужчины и женщины провожали его взглядами, почтительно расступаясь… Подойдя к ступеням у подножия трона, он опустился на одно колено и склонил голову, — ярко сверкнула золотая корона. А на троне… Эйрару на миг померещилось, что у королевы были черты принцессы Аргиры — или, быть может, смуглолицей Эвадне?.. — Но приглядеться как следует он не успел: взвился туман, облачко рассеялось, и Микалегон разочарованно прогудел:
— И это все, что ты можешь мне предсказать? Да я и сам справился бы не хуже!