— продолжил «Иван Грозный» Все посмотрели на Женьку Жилина и Луку, дремавшего рядом с ним и положившего голову на плечо командира.
— И последнее условие: служба около года или чуть более в Афгане. То есть, чтобы награду получил в полку и служил тут еще год!
По залу прошел вздох разочарования. Такой кандидатуры не находилось.
— Год службы в полку — главнейшее условие!
— Таких у нас никого нет. За исключением заменщиков: Жилина и Луковкина, — выкрикнул начальник штаба батальона.
— Товарищ майор, встаньте! Вы человек новый, Степанков, людей, я смотрю, еще не изучили и положение дел ни хрена не знаете, обстановкой не владеете! Не владеете обстановкой! Я ничего не имею против Жилина и Луковкина, но ребята через неделю уже в Союзе! В батальоне есть еще два орденоносца, которым осталось служить по году! Острогин и Ростовцев!
— А-а-а, — пронеслось по клубу.
— Вот из них и определили кандидатуру! Острогин — взводный, можно, конечно, назначить заместителем командира роты, но нужно время, поэтому его кандидатура отпадает. Остается Ростовцев. Возражений ни у кого нет? Мы вчера с заместителями обсуждали этот нелегкий выбор. Достойных — много! Начальник штаба и замполит полка его поддержали. Была кандидатура от разведки, но они пусть вначале с насильниками и мародерами разберутся! Кто что возразит? Ростовцев участвовал за год во всех операциях, ни одной не пропустил, награжден, за замполита батальона неоднократно работал…
— Я хочу возразить, товарищ полковник, — начал возмущаться Ломако, — очень уж он горяч и болтлив. Комиссия была перед боевыми, а он заявил проверяющим, что баня не работает и паек плохой…
— А, что баня еще не работает? — взъярился командир полка. — Твою мать! Сколько это будет продолжаться? Зайдите ко мне в кабинет после совещания.
По залу пронесся дружный хохот, и зам, по тылу, густо покраснев, сел обратно на стул.
— Кто еще имеет возражения? Только по существу, по делу. Лично мне он нравится, я его кандидатуру и предложил, — закончил выступление Филатов. — Дело серьезное! Выводим человека на высокую «орбиту», перед ним открываются большие перспективы!
Возражений не поступило, а наоборот, дружно поддержал комбат — танкист Ахматов и саперы. Артюхин и Лонгинов, соглашаясь, кивали головами.
— И в последнем рейде не подкачал, умело действовал! Верно? Ну, вот на этом и порешили! Будем растить героев из своих рядов! Наград отличившимся офицерам и прапорщикам, сержантам и солдатам не жалеть, заслужили, завалить наградными листами строевую часть, пусть работают! X.., знает что! В лучшем воюющем батальоне всего пятеро награжденных офицеров, включая комбата! Безобразие и свинство! Я и сам долю вины с себя не снимаю! Железа не жалеть, награждать! Строевик! Если своевременно представления оформляться и отправляться не будут, порублю твой конец на пятаки и по плацу разбросаю!
— рявкнул Иван Васильевич.
— А что я, при чем тут строевая? — попытался возразить Боченкин.
— Сами вовремя не пишут, задерживают, ошибки допускают, да и в наградном отделе каждый месяц новые требования. То им трофеи нужны, то спасение командира или подчиненного, то малое число боевых операций не устраивает, то количество уничтоженных «духов». А то наоборот, никого не убивать, а оказывать помощь в восстановлении дорог и школ. Да сроки прохождения по времени ужесточили — на третий день после боевых отправить из полка на пятый из дивизии в армию, не успели — возврат! Дурдом! А я во всем виноват! Первая рота! Вы почему вовремя не оформили бумаги на отличившихся?
— Все сделано еще вчера и лежит у вас в папке!
— возразил Сбитнев.
— Не видел, — ответил Боченкин, но был прерван командиром:
— Так глаза протри или протрезвей! Разберись в своем хозяйстве! Закончили пререкания! Свободны!
Зал дружно громыхнул смехом, офицеров уже достала длительная канцелярская канитель и бесконечные возвраты представлений на награды.
Я мужественно боролся с обволакивающей дремой в душной перегретой дежурке, сидя за пультом. В штабе стояла мертвая тишина, только часовой в теплом парадном мундире у Боевого знамени тяжело вздыхал и переминался с ноги на ногу. Плюс пятьдесят, и два часа стоять с автоматом в парадке — это тяжелейшая пытка.
— Привет, герой!
— поздоровался со мной зашедший с совещания Роман Романыч.
— Привет, — ответил я сонно. — Закончилось совещание?
— Закончилось, закончилось. Ты про ящичек-то не забудь. Долг — дело чести офицера! И еще одну бутылочку добавь по сегодняшнему событию!
— и он, улыбаясь, направился в строевую.
— Какому событию? — переспросил я, не поняв намека, но ответа не получил.
Следом вошли еще офицеры и как-то странно посмотрели на меня, проходя мимо и ухмыльнулись.
— Здорово, Никифор! Как жизнь? С тебя причитается! Герой!
— ласково заворковал, появившийся Мелещенко, но, увидев подходящего к штабу Артюхина и Мусалиева, скрылся за дверью парткома.
— Поздравляю! Молодец! Повезло тебе, чертяка!
— крепко пожал мне руку замполит батальона.
— С чем повезло? С дежурством, что не сняли за компанию с Габуловым? С представлением ко второму ордену? Что тут особенного, половина батальона в списках, да только получат один или два человека. Со званием? Ну и что не сегодня так завтра, рано или поздно, никуда не делось бы, — лениво возразил я и широко зевнул.
— Ну ты дятел! Чудак-человек! Ты о чем говоришь-то? Кто все-то? Что получат? — и он покрутил указательным пальцем у виска.
— Что-что… Старлейские звездочки все лейтенанты получат. Просто мне первому, потому что прибыл на неделю раньше, — ответил я.
— Тебе, балда, Героя дают! По крайней мере, оформляют, — рявкнул возмущенный моим равнодушием Юрий и пошел по коридору.
Я чуть не упал от неожиданности со стула после этих слов и предпринял попытку сообразить, о чем идет речь. Что за глупые шуточки! Но тут с большой тетрадью — «гроссбухом» появился Сбитнев и заорал:
— Открывай дежурку, сейчас будем твою биографию описывать, придумывать несметные подвиги и восстанавливать в подробностях боевой ратный путь! Родина должна знать своих героев, а герои не забывать друзей-товарищей и полнее наливать!
— Вовка! О чем весь этот базар? Ты уже четвертый несешь какую-то околесицу! Объясни толком, что мне дают, куда посылают, зачем?
— Как чего? Мы из тебя Героя делаем!
— Героя репортажа? Книги, статьи, телепередачи, фельетона?
— Советского Союза! Разнарядка пала на тебя. Посудили, порядили, и вышло, что ты — самая подходящая кандидатура, — хмыкнул Володя. — Ну давай рассказывай свою историю, биографию уточняй. Мороки теперь с тобой не оберешься до самого выхода на войну. Да, совсем запамятовал! Про отпуск забудь и пока не мечтай. Останешься до особого распоряжения командования! Сегодня срочно материалы на тебя будут печатать, а завтра в штаб дивизии нарочным повезут! Ветишина отправляю. А ты деньги экономь, а то не хватит на всех. Каждый день будешь поить, угощать, это ведь событие, в батальоне за всю историю никому героя не давали. Ох, погуляем!
— Меня Героем Советского Союза!!!
— Тебя, тебя, — ухмыльнулся Володя.
— Какое покутим! Завтра разберутся, одумаются. Не бывало еще на этой войне, чтоб живому-здоровому замполиту Героя вручали. Только посмертно, для этого нужно гранатой себя вместе с «духами» подорвать!
— Посмертно двоих наградили! Если понадобится третий случай, в моем лице, то я пас! Не хочу!
— Понадобишься покойником — никто и не спросит! Чудак, тебя живым хотят видеть и пропагандировать. Лично я думаю, начальство ошиблось. На партийную икону ты не тянешь. Оппортунист, одним словом! Святости в тебе мало, ну какой ты к черту пример для подражания?
— А ты пример? — обиделся я на эти слова друга.
— Нет, но меня и не возвышают! Ты начальству, кстати, в Афгане еще не менее года нужен. Условие такое поставлено. Увеличивается шанс стать покойником! Хотели бы живого и здорового — награждали бы Суркова. Он не сегодня-завтра в Союз уедет! Гады! Опять хотят потенциального смертника!
Мы посмеялись над этой грустной шуткой, и Володя распорядился:
— Быстрее сдавай наряд и возвращайся в лоно коллектива, будем весь вечер писать о тебе!
В канцелярии за столом сидели Сбитнев и Острогин. Оба трезвые и озабоченные, перед ними с ворохом бумаг в руках стоял писарь, сержант Фадеев.
— Работай, Фадеев, ночью трудись, заглаживай вину!
— проговорил командир и выставил его за дверь.
— Что случилось? — спросил я.
— Да вот, гнусяра, у старшины коробку со сгущенкой перед рейдом увел, будто бы я приказал взять! А старшина возьми да переспроси у меня: для чего. Все и раскрылось! Сученок! Сгною писаниной и по нарядам! Садись, по пятьдесят грамм спиртика хлопнем по твоему торжественному случаю! Угощаю.
Володя вынул из заветной железной шкатулки знакомую фляжку, и мы выпили, крякнув и закусив огурчиками. Немного помолчали, потом Володя сказал:
— В принципе правильно, что тебе. Пашешь, дай боже другим, и все без передышки. Наша рота лучшая в полку, а может, и в дивизии. Не Грымову же давать Героя. Как вариант мог быть Острогин, но должность не та. Я большую часть срока в госпиталях провалялся, поэтому все верно, и не смущайся! Они тебе аванс всучили в виде Золотой Звездочки, а теперь пахать на тебе будут!
Это как наживка. Теперь ты, словно последний дурак, будешь стремиться подтвердить, что их выбор был верным и станешь еще больше лезть во все дыры, совать башку в самое пекло. Знаю я тебя! И шею, в конце концов, точно свернешь! Выслушай совета старого воина, и Острога к нему присоединится: плюнь на всех, не бери на себя много лишнего, чего не потянуть, не воюй за себя и того парня. Выбрали, выдвинули, скажи им мысленно спасибо и служи как служил. Нормально же служил и воевал. А иначе и правда будет третий посмертный Герой — замполит! Из ваших политруков ведь только двое было героями?
— Даже трое — посмертно, один из них замполит полка.
— Во как мужика угораздило. Но однако, бывает, и генералы погибают! Но реже, — усмехнулся ротный.
— Маршалы еще реже, — вставил фразу Сергей.
— Точно. Так что постарайся остаться живым! Живым героем. Будь добр, не выпендриваться, не лезть на рожон, а то героизм попрет через край, вовремя не остановят, без башки останешься! Начнешь рвать себя, наломаешь дров, и еще кого-нибудь, загубишь! В общем, дыши ровно, не напрягайся. Я мыслю так: тебе тут «коптиться» под Афганским солнцем еще года полтора! Если наградят, то назначат как Ошуева на вышестоящую должность, и полгодика, как и он, переслужишь.
— Ни х.., себе перспективочку дальнейшей службы нарисовал!
— охнул я.
— А ты как хотел! За все нужно платить! Обязательно! Особенно в нашей Совдепии. Будет чудо, если ты не сгоришь в огне войны, они тебя невольно уже подтолкнули. Жалко, что выбрали тебя, не сумеешь ты правильно распорядиться выпавшей удачей. Карьеру ты не сделаешь: подлости и наглости у тебя мало, — задумчиво произнес Сбитнев.
— А может, я попробую и получится?
— Нет, не выйдет! У тебя глаза не подлые, а чтобы карьеру сделать, нужно гнуться, гнуться и еще раз гнуться, как завещал великий Ленин! Каждый день жопы начальству лизать и не просто лизать, а вылизывать! А ты все умничаешь, Ник, пререкаешься. Твой максимум — это батальон, и желательно успеть получить его здесь на войне. В Союзе могут и не дать. Ну а если в академию проскочишь, то по ошибке ЦК, а полк получишь, но не удержишься в нем долго. Ордена утонуть не дадут, но и толкать вперед не будут! В вашей политконторе жесткий естественный отбор идет, на самом верху — одни мерзавцы и негодяи. А они могут выращивать только себе подобных! На уровне дивизии уже в основном придурки, а в армии, округе — законченные негодяи! Впрочем, это не только в вашей политической конторе, а во всей Советской армии, по всей стране. Страна рабов! Но в твоей организации, это зоологическая особенность, плодить подлецов!
— А ты-то как бы распорядился таким счастливым случаем? — спросил я командира.
— Я бы, получив звездочку золотую, не снимал ее ни с кителя, ни с рубашки, ни с майки! И ни одна чувиха не смогла бы мне ни в чем отказать!
— мечтательно улыбнулся Володя.
— А может, я тоже попробую? — хмыкнул я.
— Для этого нужна искра божья, талант! А ты не ловелас, не орел, словом. Романтик ты, идеалист и балбес, в хорошем значении этих слов. Но попробовать можешь, отчего бы и нет, — улыбнулся Володя.
По прошествию пары часов допроса по биографии он отправил меня отдыхать.
Я задумчиво брел по ночному темному полку в свою комнату, чтобы упасть на койку, привести в порядок перепутавшиеся мысли. Звезды как всегда подмигивали мне сверху. Что-то там, на небесах, запуталось, и карта легла очень даже занимательно. Боги «бросили камни» и удача выпала мне. Орден, звание, герой!… Это уже даже не звездный дождик, а какой-то звездный ливень! Необходимо теперь, чтобы этот ливень не смыл меня! Главная задача остается прежней — постараться вернуться живым! Это — важнейшая награда на войне. И нужно добиться ее. Что ж, постараемся!
— И последнее условие: служба около года или чуть более в Афгане. То есть, чтобы награду получил в полку и служил тут еще год!
По залу прошел вздох разочарования. Такой кандидатуры не находилось.
— Год службы в полку — главнейшее условие!
— Таких у нас никого нет. За исключением заменщиков: Жилина и Луковкина, — выкрикнул начальник штаба батальона.
— Товарищ майор, встаньте! Вы человек новый, Степанков, людей, я смотрю, еще не изучили и положение дел ни хрена не знаете, обстановкой не владеете! Не владеете обстановкой! Я ничего не имею против Жилина и Луковкина, но ребята через неделю уже в Союзе! В батальоне есть еще два орденоносца, которым осталось служить по году! Острогин и Ростовцев!
— А-а-а, — пронеслось по клубу.
— Вот из них и определили кандидатуру! Острогин — взводный, можно, конечно, назначить заместителем командира роты, но нужно время, поэтому его кандидатура отпадает. Остается Ростовцев. Возражений ни у кого нет? Мы вчера с заместителями обсуждали этот нелегкий выбор. Достойных — много! Начальник штаба и замполит полка его поддержали. Была кандидатура от разведки, но они пусть вначале с насильниками и мародерами разберутся! Кто что возразит? Ростовцев участвовал за год во всех операциях, ни одной не пропустил, награжден, за замполита батальона неоднократно работал…
— Я хочу возразить, товарищ полковник, — начал возмущаться Ломако, — очень уж он горяч и болтлив. Комиссия была перед боевыми, а он заявил проверяющим, что баня не работает и паек плохой…
— А, что баня еще не работает? — взъярился командир полка. — Твою мать! Сколько это будет продолжаться? Зайдите ко мне в кабинет после совещания.
По залу пронесся дружный хохот, и зам, по тылу, густо покраснев, сел обратно на стул.
— Кто еще имеет возражения? Только по существу, по делу. Лично мне он нравится, я его кандидатуру и предложил, — закончил выступление Филатов. — Дело серьезное! Выводим человека на высокую «орбиту», перед ним открываются большие перспективы!
Возражений не поступило, а наоборот, дружно поддержал комбат — танкист Ахматов и саперы. Артюхин и Лонгинов, соглашаясь, кивали головами.
— И в последнем рейде не подкачал, умело действовал! Верно? Ну, вот на этом и порешили! Будем растить героев из своих рядов! Наград отличившимся офицерам и прапорщикам, сержантам и солдатам не жалеть, заслужили, завалить наградными листами строевую часть, пусть работают! X.., знает что! В лучшем воюющем батальоне всего пятеро награжденных офицеров, включая комбата! Безобразие и свинство! Я и сам долю вины с себя не снимаю! Железа не жалеть, награждать! Строевик! Если своевременно представления оформляться и отправляться не будут, порублю твой конец на пятаки и по плацу разбросаю!
— рявкнул Иван Васильевич.
— А что я, при чем тут строевая? — попытался возразить Боченкин.
— Сами вовремя не пишут, задерживают, ошибки допускают, да и в наградном отделе каждый месяц новые требования. То им трофеи нужны, то спасение командира или подчиненного, то малое число боевых операций не устраивает, то количество уничтоженных «духов». А то наоборот, никого не убивать, а оказывать помощь в восстановлении дорог и школ. Да сроки прохождения по времени ужесточили — на третий день после боевых отправить из полка на пятый из дивизии в армию, не успели — возврат! Дурдом! А я во всем виноват! Первая рота! Вы почему вовремя не оформили бумаги на отличившихся?
— Все сделано еще вчера и лежит у вас в папке!
— возразил Сбитнев.
— Не видел, — ответил Боченкин, но был прерван командиром:
— Так глаза протри или протрезвей! Разберись в своем хозяйстве! Закончили пререкания! Свободны!
Зал дружно громыхнул смехом, офицеров уже достала длительная канцелярская канитель и бесконечные возвраты представлений на награды.
Я мужественно боролся с обволакивающей дремой в душной перегретой дежурке, сидя за пультом. В штабе стояла мертвая тишина, только часовой в теплом парадном мундире у Боевого знамени тяжело вздыхал и переминался с ноги на ногу. Плюс пятьдесят, и два часа стоять с автоматом в парадке — это тяжелейшая пытка.
— Привет, герой!
— поздоровался со мной зашедший с совещания Роман Романыч.
— Привет, — ответил я сонно. — Закончилось совещание?
— Закончилось, закончилось. Ты про ящичек-то не забудь. Долг — дело чести офицера! И еще одну бутылочку добавь по сегодняшнему событию!
— и он, улыбаясь, направился в строевую.
— Какому событию? — переспросил я, не поняв намека, но ответа не получил.
Следом вошли еще офицеры и как-то странно посмотрели на меня, проходя мимо и ухмыльнулись.
— Здорово, Никифор! Как жизнь? С тебя причитается! Герой!
— ласково заворковал, появившийся Мелещенко, но, увидев подходящего к штабу Артюхина и Мусалиева, скрылся за дверью парткома.
— Поздравляю! Молодец! Повезло тебе, чертяка!
— крепко пожал мне руку замполит батальона.
— С чем повезло? С дежурством, что не сняли за компанию с Габуловым? С представлением ко второму ордену? Что тут особенного, половина батальона в списках, да только получат один или два человека. Со званием? Ну и что не сегодня так завтра, рано или поздно, никуда не делось бы, — лениво возразил я и широко зевнул.
— Ну ты дятел! Чудак-человек! Ты о чем говоришь-то? Кто все-то? Что получат? — и он покрутил указательным пальцем у виска.
— Что-что… Старлейские звездочки все лейтенанты получат. Просто мне первому, потому что прибыл на неделю раньше, — ответил я.
— Тебе, балда, Героя дают! По крайней мере, оформляют, — рявкнул возмущенный моим равнодушием Юрий и пошел по коридору.
Я чуть не упал от неожиданности со стула после этих слов и предпринял попытку сообразить, о чем идет речь. Что за глупые шуточки! Но тут с большой тетрадью — «гроссбухом» появился Сбитнев и заорал:
— Открывай дежурку, сейчас будем твою биографию описывать, придумывать несметные подвиги и восстанавливать в подробностях боевой ратный путь! Родина должна знать своих героев, а герои не забывать друзей-товарищей и полнее наливать!
— Вовка! О чем весь этот базар? Ты уже четвертый несешь какую-то околесицу! Объясни толком, что мне дают, куда посылают, зачем?
— Как чего? Мы из тебя Героя делаем!
— Героя репортажа? Книги, статьи, телепередачи, фельетона?
— Советского Союза! Разнарядка пала на тебя. Посудили, порядили, и вышло, что ты — самая подходящая кандидатура, — хмыкнул Володя. — Ну давай рассказывай свою историю, биографию уточняй. Мороки теперь с тобой не оберешься до самого выхода на войну. Да, совсем запамятовал! Про отпуск забудь и пока не мечтай. Останешься до особого распоряжения командования! Сегодня срочно материалы на тебя будут печатать, а завтра в штаб дивизии нарочным повезут! Ветишина отправляю. А ты деньги экономь, а то не хватит на всех. Каждый день будешь поить, угощать, это ведь событие, в батальоне за всю историю никому героя не давали. Ох, погуляем!
— Меня Героем Советского Союза!!!
— Тебя, тебя, — ухмыльнулся Володя.
— Какое покутим! Завтра разберутся, одумаются. Не бывало еще на этой войне, чтоб живому-здоровому замполиту Героя вручали. Только посмертно, для этого нужно гранатой себя вместе с «духами» подорвать!
— Посмертно двоих наградили! Если понадобится третий случай, в моем лице, то я пас! Не хочу!
— Понадобишься покойником — никто и не спросит! Чудак, тебя живым хотят видеть и пропагандировать. Лично я думаю, начальство ошиблось. На партийную икону ты не тянешь. Оппортунист, одним словом! Святости в тебе мало, ну какой ты к черту пример для подражания?
— А ты пример? — обиделся я на эти слова друга.
— Нет, но меня и не возвышают! Ты начальству, кстати, в Афгане еще не менее года нужен. Условие такое поставлено. Увеличивается шанс стать покойником! Хотели бы живого и здорового — награждали бы Суркова. Он не сегодня-завтра в Союз уедет! Гады! Опять хотят потенциального смертника!
Мы посмеялись над этой грустной шуткой, и Володя распорядился:
— Быстрее сдавай наряд и возвращайся в лоно коллектива, будем весь вечер писать о тебе!
***
В канцелярии за столом сидели Сбитнев и Острогин. Оба трезвые и озабоченные, перед ними с ворохом бумаг в руках стоял писарь, сержант Фадеев.
— Работай, Фадеев, ночью трудись, заглаживай вину!
— проговорил командир и выставил его за дверь.
— Что случилось? — спросил я.
— Да вот, гнусяра, у старшины коробку со сгущенкой перед рейдом увел, будто бы я приказал взять! А старшина возьми да переспроси у меня: для чего. Все и раскрылось! Сученок! Сгною писаниной и по нарядам! Садись, по пятьдесят грамм спиртика хлопнем по твоему торжественному случаю! Угощаю.
Володя вынул из заветной железной шкатулки знакомую фляжку, и мы выпили, крякнув и закусив огурчиками. Немного помолчали, потом Володя сказал:
— В принципе правильно, что тебе. Пашешь, дай боже другим, и все без передышки. Наша рота лучшая в полку, а может, и в дивизии. Не Грымову же давать Героя. Как вариант мог быть Острогин, но должность не та. Я большую часть срока в госпиталях провалялся, поэтому все верно, и не смущайся! Они тебе аванс всучили в виде Золотой Звездочки, а теперь пахать на тебе будут!
Это как наживка. Теперь ты, словно последний дурак, будешь стремиться подтвердить, что их выбор был верным и станешь еще больше лезть во все дыры, совать башку в самое пекло. Знаю я тебя! И шею, в конце концов, точно свернешь! Выслушай совета старого воина, и Острога к нему присоединится: плюнь на всех, не бери на себя много лишнего, чего не потянуть, не воюй за себя и того парня. Выбрали, выдвинули, скажи им мысленно спасибо и служи как служил. Нормально же служил и воевал. А иначе и правда будет третий посмертный Герой — замполит! Из ваших политруков ведь только двое было героями?
— Даже трое — посмертно, один из них замполит полка.
— Во как мужика угораздило. Но однако, бывает, и генералы погибают! Но реже, — усмехнулся ротный.
— Маршалы еще реже, — вставил фразу Сергей.
— Точно. Так что постарайся остаться живым! Живым героем. Будь добр, не выпендриваться, не лезть на рожон, а то героизм попрет через край, вовремя не остановят, без башки останешься! Начнешь рвать себя, наломаешь дров, и еще кого-нибудь, загубишь! В общем, дыши ровно, не напрягайся. Я мыслю так: тебе тут «коптиться» под Афганским солнцем еще года полтора! Если наградят, то назначат как Ошуева на вышестоящую должность, и полгодика, как и он, переслужишь.
— Ни х.., себе перспективочку дальнейшей службы нарисовал!
— охнул я.
— А ты как хотел! За все нужно платить! Обязательно! Особенно в нашей Совдепии. Будет чудо, если ты не сгоришь в огне войны, они тебя невольно уже подтолкнули. Жалко, что выбрали тебя, не сумеешь ты правильно распорядиться выпавшей удачей. Карьеру ты не сделаешь: подлости и наглости у тебя мало, — задумчиво произнес Сбитнев.
— А может, я попробую и получится?
— Нет, не выйдет! У тебя глаза не подлые, а чтобы карьеру сделать, нужно гнуться, гнуться и еще раз гнуться, как завещал великий Ленин! Каждый день жопы начальству лизать и не просто лизать, а вылизывать! А ты все умничаешь, Ник, пререкаешься. Твой максимум — это батальон, и желательно успеть получить его здесь на войне. В Союзе могут и не дать. Ну а если в академию проскочишь, то по ошибке ЦК, а полк получишь, но не удержишься в нем долго. Ордена утонуть не дадут, но и толкать вперед не будут! В вашей политконторе жесткий естественный отбор идет, на самом верху — одни мерзавцы и негодяи. А они могут выращивать только себе подобных! На уровне дивизии уже в основном придурки, а в армии, округе — законченные негодяи! Впрочем, это не только в вашей политической конторе, а во всей Советской армии, по всей стране. Страна рабов! Но в твоей организации, это зоологическая особенность, плодить подлецов!
— А ты-то как бы распорядился таким счастливым случаем? — спросил я командира.
— Я бы, получив звездочку золотую, не снимал ее ни с кителя, ни с рубашки, ни с майки! И ни одна чувиха не смогла бы мне ни в чем отказать!
— мечтательно улыбнулся Володя.
— А может, я тоже попробую? — хмыкнул я.
— Для этого нужна искра божья, талант! А ты не ловелас, не орел, словом. Романтик ты, идеалист и балбес, в хорошем значении этих слов. Но попробовать можешь, отчего бы и нет, — улыбнулся Володя.
По прошествию пары часов допроса по биографии он отправил меня отдыхать.
***
Я задумчиво брел по ночному темному полку в свою комнату, чтобы упасть на койку, привести в порядок перепутавшиеся мысли. Звезды как всегда подмигивали мне сверху. Что-то там, на небесах, запуталось, и карта легла очень даже занимательно. Боги «бросили камни» и удача выпала мне. Орден, звание, герой!… Это уже даже не звездный дождик, а какой-то звездный ливень! Необходимо теперь, чтобы этот ливень не смыл меня! Главная задача остается прежней — постараться вернуться живым! Это — важнейшая награда на войне. И нужно добиться ее. Что ж, постараемся!
КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ
ПОЯСНЕНИЯ
Кяризы — разветвленная ирригационная система колодцев для орошения полей.
БРДМ — бронированная разведывательная десантная машина.
«СПС» — стрелковое противопульное сооружение из камней.
«Утес НСВ», ЛТТТТС — крупнокалиберные 12,7 мм пулеметы.
«Ураган», «Град» — реактивные системы залпового огня.
«Крокодил» — вертолет огневой поддержки «МИ-24».
«Лепестки» — противопехотные мины в форме лепестка.
«Зеленые», «Сарбосы» — солдаты афганской армии.
МОН-100, МОН-50 — противопехотные мины направленного действия.
АГС — автоматический станковый гранатомет.
Подствольник — подствольный гранатомет.
«Итальянка» — противотанковая мина.
«Охота» — противопехотная мина.
Безоткатка — безоткатное орудие.
«Грачи» — штурмовики «СУ-17».
Ханумка — афганская женщина.
Дувал — стена дома или забора.
БМП — боевая машина пехоты.
Дукан — афганский магазин.
Бача — афганский мужчина.
БТР — бронетранспортер.
«Муха» — одноразовый гранатомет РПГ-18, РПГ-22.
«Василек» — 82-мм автоматический миномет, транспортируемый на автомобиле или МТЛБ.
БРДМ — бронированная разведывательная десантная машина.
«СПС» — стрелковое противопульное сооружение из камней.
«Утес НСВ», ЛТТТТС — крупнокалиберные 12,7 мм пулеметы.
«Ураган», «Град» — реактивные системы залпового огня.
«Крокодил» — вертолет огневой поддержки «МИ-24».
«Лепестки» — противопехотные мины в форме лепестка.
«Зеленые», «Сарбосы» — солдаты афганской армии.
МОН-100, МОН-50 — противопехотные мины направленного действия.
АГС — автоматический станковый гранатомет.
Подствольник — подствольный гранатомет.
«Итальянка» — противотанковая мина.
«Охота» — противопехотная мина.
Безоткатка — безоткатное орудие.
«Грачи» — штурмовики «СУ-17».
Ханумка — афганская женщина.
Дувал — стена дома или забора.
БМП — боевая машина пехоты.
Дукан — афганский магазин.
Бача — афганский мужчина.
БТР — бронетранспортер.
«Муха» — одноразовый гранатомет РПГ-18, РПГ-22.
«Василек» — 82-мм автоматический миномет, транспортируемый на автомобиле или МТЛБ.