Пронин Виктор Алексеевич. Банда 4

   Жаждущие вечерних приключений девушки проносились мимо, озабоченные и заранее недовольные помехами, которые возникнут, наверняка появятся на их пути к счастью, неслись туда, где их ждут, где они смогут быть веселыми и беззаботными, где позволено говорить все, что взбредет в голову, и весело смеяться, вскидывая юными ногами, поводя юными плечами. А в отставленной руке будет дымиться диковинная сигарета, а во второй руке будет посверкивать хрустальными бликами бокал с диковинным опять же напитком, сулящим истинно райское наслаждение, как выражаются телевизионные зазывалы.
   Почти вдоль всех улиц стояли иностранные машины выше средней изношенности, но попадались и совершенно новые, последних моделей «джипы» и «мерседесы», «вольво» и «бээмвэшки» — самые дорогие и роскошные. Причем, было их здесь гораздо больше, чем можно встретить в Париже или Лондоне, Нью-Йорке или в Гамбурге. Крутые ребята торопились заявить о себе, о безграничных своих возможностях, о заработках, которые и не снились целым заводским, больничным или учительским коллективам, всем их членам, вместе взятым.
   Киоски сверкали подсвеченными изнутри напитками всех цветов радуги, создавая на улице праздничное, радужное, но все-таки обманное впечатление. Не всем, далеко не всем удавалось наутро проснуться после употребления этих вот наливок и настоек каких-то несъедобных цветов — синих, зеленых, молочно-белых, а то и вообще землисто-серых.
   Андрей шел сквозь всю эту скороспелую мишуру новой жизни, снова и снова просчитывая сегодняшнюю свою затею. Прекрасно знал он, помнил, что случаются свидания, плавно и незаметно переходящие в смертельную поножовщину, трепетные и взволнованные встречи, которые опять же плавно и незаметно переходят в перестрелку, в погоню, а то и в... Чего не бывает — в расчлененку.
   — Авось, — пробормотал Андрей и, сжавшись, ощутил каждую свою мышцу, каждую частицу тела. Это было как бы боевым смотром, и он остался доволен, почувствовав, что находится в форме, в неплохой форме.
   Он прошелся вдоль универмага, постоял у витрины, у которой несколько дней назад назначил Наде первое свидание. Опять здесь толпились юноши и девушки, ахали и вздыхали по недоступно-счастливой жизни на других берегах, куда если и удастся попасть, то нескоро. И все годы, которые пройдут до этого упоительного момента, будут наполнены ожиданием, томлением и стонами у таких вот витрин.
   До назначенного времени оставалось полчаса.
   Андрей зашел в будку телефона-автомата, потом во вторую, в третью — возле универмага их был выстроен длинный ряд. Дозвониться до Пафнутьева удалось из седьмой.
   — Павел Николаевич? Это я, Андрей. Какие новости?
   — Новости просто потрясающие! — заорал в трубку Пафнутьев с такой силой, будто долго не мог произнести ни слова и вот, наконец, вырвался, сбросил путы и смог заговорить. — Ты, судя по голосу, жив. Я жив. Шаланда жив. Худолей пьян в стельку. Разве это не прекрасно?
   — Значит, с Шаландой все в порядке? — сдержанно спросил Андрей.
   — Ты не поверишь! Шаланда — полная кефали!
   — Да, действительно, это неплохо, — произнес Андрей, поглядывая по сторонам.
   — А ты как?
   — Иду на свидание.
   — Ни пуха!
   — К черту! — проговорил Андрей и повесил трубку.
   До свидания оставалось пятнадцать минут.
   Андрей решил не идти по главной улице, а добраться к нужному переулку дворами. Это было гораздо безопаснее, да и появиться он мог неожиданно, в последний момент. Пробираясь между детскими площадками, песочницами, размокшими за зиму беседками, в которых пенсионеры отчаянно сражались во всевозможные задумчивые игры, Андрей безошибочно вышел к автобусной остановке, где и была назначена встреча.
   До восьми оставалось несколько минут, не то две, не то три. Автобус ждали женщина с двумя детьми и вжавшийся в угол мужичок, не выдержавший, видимо, последнего тоста. Сквозь стеклянные кирпичи остановки его темная фигура казалась бесформенным сгустком. И только по тому, что мужичок время от времени шевелился, выглядывал на дорогу в ожидании автобуса, можно было догадаться, что это все-таки живой человек.
   Начал накрапывать дождь.
   Андрей спрятался под грибом, расписанным под мухомор. Здесь была врыта в землю маленькая размокшая скамейка, на ней он и расположился. Похоже, местные выпивохи частенько навещали этот скромный грибок, все вокруг было усеяно пробками — жестяными, пластмассовыми, фольговыми. На земле можно было рассмотреть и белесый хребет рыбешки, и куриную косточку, обглоданную до белизны зимними морозами, и конфетные обертки.
   Посмотрев на часы в очередной раз, Андрей увидел, что уже восемь. И в ту же секунду к автобусной остановке подъехал зеленый «жигуленок» чуть ли не первого выпуска. Из него вышла Надя. Как и прошлый раз, она была в черном плаще. Оказавшись на тротуаре, щелкнула зонтиком, и он распахнулся над ней красно-перепончатым крылом. «Жигуленок» отъехал, и Надя, оставшись одна, обеспокоенно оглянулась по сторонам.
   «Черный плащ, красный зонтик, — отметил Андрей. — Мрачновато получается, траурное какое-то сочетание... Но, что делать, что делать...»
   Он вышел из-под грибка и шагнул к автобусной остановке.
   — А вот и я, — сказал Андрей, беря ее под локоть.
   — Надо же... А я была уверена, что ты не придешь, — сказала Надя.
   — Почему?
   — Ой, для этого столько может быть причин, что их даже перечислять неинтересно. Куда мы идем?
   — Для начала лучше спрятаться где-нибудь от дождя, — Андрей окинул взглядом улицу, прилегающий тротуар, сквер. Ничего подозрительного, настораживающего он не заметил. У киоска стояли под навесом два мужичка, рядом на земле лежал рулон рубероида — дачники собирались открывать сезон. На подошедшем автобусе отъехали и женщина с детьми, и пьяный мужичок. Он с трудом подошел к автобусу, протянул в беспомощности руки, и его просто втащили вовнутрь. Двери тут же захлопнулись за его спиной.
   Надя выглядела лучше, чем в прошлый раз, но вела себя как-то встревоженно.
   Несколько раз Андрей поймал ее взгляд, брошенный вдоль улицы, назад, она вздрогнула, когда из кустов неожиданно выскочила промокшая под дождем собака.
   — Ты чего-то опасаешься? — спросил Андрей.
   — Я уже знаю, что с тобой можно ничего не опасаться.
   — А мне? Мне нужно чего-то опасаться? Твои знакомые — крутоватые ребята, а?
   — Не столь, не столь, Андрей.
   — И они вот так легко смирились с твоим уходом?
   — Каким уходом? — удивилась Надя. — Я ни от кого не ушла, ни от чего не ушла.
   — И ни к кому не пришла?
   — К тебе вот пришла, но зачем — не знаю.
   — Темнишь, — сказал Андрей. — Знаешь.
   Надя отвернулась, помолчала, чуть сильнее сжала руку у локтя.
   — Извини, — сказала она. — Слукавила. Невольно. Слова подвернулись... Я и не заметила, как они выскочили. Как с горки соскользнули.
   — Бывает.
   — Скажи... Я тебе нравлюсь?
   — Да.
   — Но ты же меня совершенно не знаешь?
   — Я говорю о том, что знаю.
   — Не боишься разочароваться?
   — Если это придет, значит, придет, — Андрей спокойно посмотрел Наде в глаза. — Ты волнуешься? Нервничаешь?
   — Не каждый день приходится ходить на свидания... Куда идем?
   — Здесь недалеко есть квартира, от которой у меня в кармане ключи.
   — А мне там ничего не угрожает?
   — Почему... Угрожает. Но гораздо меньше, чем здесь, на улице.
   — Это твоя квартира?
   — Почти.
   — Явочная? — усмехнулась Надя.
   — Называй ее, как хочешь... Но там не капает с потолка, не дует из окон, не течет из кранов. Там тепло, мурлыкает холодильник, и в холодильнике кое-что есть.
   — Ты ведешь себя уверенно... Привык к победам?
   Андрей усмехнулся. Этот облегченный, игривый разговор был не для него. Не любил он произносить слова ради забавы, а если и срывались невзначай, он сам же потом их стыдился и старался побыстрее забыть об этой своей нечаянной слабости.
   — Ну, хорошо... Скажи тогда, где моя девочка? Как я найду ее?
   — Скажу... Чуть позже.
   — А вдруг с тобой что-нибудь случится?
   — А что со мной может случиться?
   — Все, что угодно, — сказала Надя твердо. — Может упасть кирпич на голову.
   Трамвай может переехать. Настигнет карающая рука моего любимого начальника...
   Ведь может?
   — Тогда обратись к Пафнутьеву. Начальнику следственного отдела прокуратуры. Он поможет.
   — А если и с ним Бевзлин разберется?
   — Что-то, я смотрю, у твоего Толика большие планы?
   — Он всегда этим отличался.
   — А при появлении дочки слинял? Как последний фраер?
   — Он принял целесообразное решение, — без выражения произнесла Надя. — Ему показалось, что так будет лучше.
   — Кому лучше?
   — Всем.
   — И для девочки, из которой сделают инъекцию для немецкой, английской, американской старухи?
   — Пафнутьев мне поможет? — Надя перевела разговор в другое направление.
   — Да.
   — Вот и хорошо. И закончим на этом.
   — Свернем сюда, — Андрей резко шагнул в заросли кленовых кустарников, сквозь которые вела почти неприметная в сумерках тропинка. Надя не успела опомнится, как оказалась скрытой от дороги, и Андрей уводил ее все дальше.
   Тропинка эта, видимо, пользовалась успехом у местных жителей — не успели Андрей с Надей пройти двадцати метров, как услышали, что за ними еще кто-то решил воспользоваться этой короткой дорогой к дому.
   — Сюда, — сказал Андрей и вышел на освещенную проезжую дорогу, идущую вдоль дома. Здесь они были видны со всех сторон. На расчерченном на квадраты асфальте прыгали, вертелись, скакали, гоняя шайбы девочки, а те, что постарше, стояли в тени и делились весенними тайнами, которыми им удалось овладеть к этому вечеру.
   Их шепот был таинственен и тревожен, в нем уже слышались раскаты будущих страстей, бед и счастливых свершений, правда, счастье было наименее вероятно, так уж случается в жизни — все, что угодно, но только не счастье.
   Андрей так замысловато провел Надю с главной улицы через дворы, переходя из одного в другой, что она уже совершенно не представляла, где находится.
   — Далеко еще? — спросила она.
   — Почти пришли.
   Во дворах, через которые они проходили, было достаточно оживленно.
   Нетерпеливые пенсионеры уже засели за доминошные столы. Уже носились дети с пистолетами в руках, и треск автоматных очередей раздавался в самых неожиданных местах, беспрестанно въезжали и выезжали машины, маршруты их были причудливы и неожиданны. Поскольку жильцы, борясь с автомобильным нашествием, в самых удобных переходах устанавливали фундаментные железобетонные блоки, вынуждая чертыхающихся водителей описывать круги, без всякой надежды выбраться на улицу.
   Если бы кто-нибудь вздумал проследить за Андреем и Надей, это не составляло бы никакого труда, но, похоже, они не опасались слежки и шли, не торопясь, изредка обмениваясь незначащими словами, приберегая главное до того момента, когда смогут сесть за стол и посмотреть друг другу в глаза.
   Подъезд, в который Андрей ввел Надю, ничем не отличался от остальных.
   Разболтанные двери с выбитыми стеклами, вонь мусорных ящиков, расположенных в ряд через дорогу, конфетно-сигаретный хлам на подоконниках. Но, поднявшись на третий этаж, можно было убедиться, что здесь было что-то не так, чище, ухоженней, сквозь открытое окно втекал свежий воздух, чувствовался запах костра, горевшего посредине двора — жильцы сжигали прошлогодние листья, мусор, собравшийся за зиму, отходы от ремонтов, которые, кажется, беспрерывно шли то в одной квартире, то в другой. А поскольку во двор выходили сотни квартир, то возле мусорных ящиков всегда валялись деревянные рейки, куски фанеры, бесформенные комки старых обоев. Все это хорошо горело на радость мальчишкам.
   Квартира, в которую Андрей привел Надю, тоже не отличалась от всех прочих.
   Правда, дверь была бронированной, обтянутой дерматином, чтобы не так уж она походила на стальной сейф. Запоры на ней были какие-то неудобные, входы для ключей представляли собой маленькие круглые дырочки. И пока Андрей возился с замком, входная дверь внизу несколько раз хлопнула, вырываясь из рук нерасторопных жильцов. При всей хилости, она была снабжена мощной пружиной, которая просто вырывала дверь из рук.
   — Прошу, — сказал Андрей, справившись, наконец, с замками. Дверь открывалась на себя, что вполне соответствовало современным представлениям о безопасности. Дверь, которая открывается в квартиру, куда легче высадить и мощным плечом, и хорошим грамотным взрывом.
   Не раздеваясь, Надя прошла через прихожую, с интересом осмотрела комнату, задержавшись взглядом не на шторах или ковре — она оценила размеры окна, встроенных шкафов, расположение кухни. Потом толкнула дверь во вторую комнату.
   Она оказалась запертой.
   — А там что? — спросила Надя у Андрея.
   — Не знаю... Хозяйка снесла туда свои вещи и заперла. А в этой разрешила жить.
   — Так ты снимаешь эту квартиру? А говорил, что это явочная база?
   — Это ты говорила, — усмехнулся Андрей.
   — Но ты не возразил!
   — А я еще не знаю — можно ли мне возражать. Не все терпят слова, сказанные поперек.
   — Почему же здесь нет твоих вещей?
   — Откуда тебе известно, где вещи мои, а где чужие?
   — Не узнать казенные вещи невозможно. Они криком кричат о себе.
   — Ну и пусть кричат, — проворчал Андрей. — Раздевайся, а я пока кое-что приготовлю.
   — Приготовь, — разрешила Надя и, вернувшись в прихожую, повесила на крючок свой плащ. На вешалку тоже посмотрела с насмешкой — она была совершенно пуста.
   Из дюжины крючков занятыми оказались только два — на одном висела куртка Андрея, а на другом его кепка.
   «Суду все ясно и понятно», — проговорила про себя Надя и повесила свой плащ рядом с курткой.
   Заглянув на кухню и понаблюдав, как Андрей режет сыр на голом столе, как пытается открыть бутылку вина с помощью ножа, как хлопает дверцами в поисках хлеба, хотя хлеб хозяева обычно берут, не глядя, не задумываясь, просто протянув руку в нужном направлении. Вернувшись в комнату и подойдя к окну, Надя отдернула штору. Окно выходило на улицу, залитую неоновыми рекламами, освещенную радужным светом из киосков. Под самыми окнами Надя увидела две большие темные машины — «джип», опутанный сверкающими никелированными трубами, и «мерседес» со звездочкой над радиатором.
   — Вот дебилы-то, Господи! — вырвалось у нее, и она поспешно задернула штору.
   В комнату вошел Андрей и расположил на журнальном столике красное грузинское вино, сыр, апельсины и коробку конфет в хрустящем целлофане. Коробка была настолько нарядна, настолько ярко расписана цветами, что Наде сразу стало ясно — какая-нибудь голландская отрава из гороха вместо шоколада. Нечасто, значит, приходится Андрею угощать женщин конфетами, иначе сообразил бы, что заморские заменители лучше использовать в других случаях.
   За окном трижды прогудела машина.
   И хотя ни Андрей, ни Надя вроде бы не ждали гостей, оба почему-то обратили внимание на эти гудки и настороженно взглянули друг на друга.
   — Там что, улица проходит? — задала Надя странный какой-то вопрос, будто имело значение — проходит за окном улица, переулок, простирается площадь или городская свалка.
   — Проходит, — Андрей махнул рукой. Нашла, дескать, о чем спрашивать, — Как ты относишься к красному вину?
   — Так же, как и оно ко мне! — рассмеялась Надя. — Наливай!
   Вынуть пробку Андрей так и не сумел и потому просто протолкнул ее внутрь подвернувшейся вилкой. Вино оказалось густого красного цвета с душным, терпким запахом. В хрустальном стакане оно смотрелось празднично и многообещающе.
   — Будем живы! — Андрей поднял свой стакан, коснулся им стакана Нади и подмигнул ей, не робей, дескать.
   — Ну, что ж, — в голосе Нади прозвучала настороженность, она словно прислушивалась, словно ждала кого-то. Но стояла тишина, и, отпив несколько глотков, она поставила стакан на стол.
   Ив этот момент прозвучал звонок в дверь.
   И Андрей, и Надя быстро взглянули друг на друга — в их взглядах было понимание, они будто ждали чего-то подобного.
   Звонок прозвучал еще раз, настойчивее и длиннее, но ни Андрей, ни Надя не поднялись со своих кресел.
   — Еще по глоточку? — спросил Андрей.
   — Чуть позже, — ответила Надя, напряженно глядя в прихожую.
   Убедившись, что на звонки никто не отвечает, гости принялись колотить в стальную дверь ногами — металлическая плита отзывалась глухо, в ее сдержанном гуле чувствовалась надежность. На площадке слышались возбужденные голоса, говорили мужчины крупные и гневные, перебивая друг друга. Иногда все они замолкали, но тут же снова начинали не то ссориться, не то убеждать в чем-то друг друга.
   — Что будем делать? — спросила Надя.
   — Ждать, — спокойно ответил Андрей. — Это самое прекрасное состояние — ждать.
   — Чего?
   — Развития событий.
   — И долго?
   — Думаю, не очень, — Андрей очистил апельсин и протянул Наде, но та отрицательно покачала головой. И тогда Андрей съел апельсин сам. Потом съел еще один. Грохот продолжался, иногда в него вплеталась пронзительная трель звонка.
   Потом наступила тишина, особенно пугающая оттого, что секунду назад квартира чуть ли не содрогалась от грохота. И в этой тишине вдруг раздался дребезжащий звонок телефонного аппарата. Звонки были разной длины — то совсем коротенький, то длинный, но все они какие-то слабенькие, негромкие.
   Надя смотрела на телефон с немым ужасом, потом поднялась, чтобы взять трубку, но Андрей остановил ее и снова усадил в кресло.
   — Что это значит?
   — Ничего особенного... Телефон у нас спаренный, поэтому, когда сосед набирает номер, здесь звенит нечто, вроде эха... Не обращай внимания.
   — У меня тоже спаренный телефон, но такого перезвона нет, — с сомнением проговорила Надя. — Значит, тебе повезло, — поднявшись, Андрей переставил столик в глубь комнаты, почти к самому окну.
   — А это зачем? — удивилась Надя.
   — Мне кажется, тут будет уютнее... Там, в прихожей, шумно. Тебе не показалось?
   — Да, немного есть, — ответила Надя. — Это у тебя часто?
   — Первый раз.
   Странный происходил между ними разговор. Оба вели себя так, будто все происходящее вполне естественно, что так и должно быть — к ним обязательно будут ломиться, сотрясая стальную дверь, будет дребезжать телефон, хотя по всем телефонным законам звенеть он не должен, даже если и спаренный, что придется отодвигать столик с вином в самый дальний угол комнаты и говорить при этом о чем-то постороннем, а о самом главном, что между ними происходит, что действительно стоило обсудить подробно, об этом ни слова — ни о девочке, чудесным образом воскресшей из мертвых, ни о людях, громыхающих на площадке и уже, наверное, поднявших на ноги весь дом, ни о больших черных машинах под окнами, машинах явно бандитского пошиба...
   И наступил момент, когда оба замолчали, осознав бессмысленность и пустоту разговора. Время от времени Надя подносила к губам стакан и отпивала вино маленькими глотками.
   Андрей подошел к окну, поддернул шпингалеты. Теперь он мог выпрыгнуть из окна в течение нескольких секунд — достаточно было сдвинуть штору и рвануть на себя раму окна. Он даже попробовал, как открывается рама, не заклинивает ли ее, посмотрел вниз — там был мелкий кустарник, травянистый покров — хорошая почва для приземления.
   Надя, внимательно проследив за всем, что делает Андрей, ничего не спросила, будто и это все было в порядке вещей.
   А потом прогремел взрыв.
   Вначале ни Андрей, ни Надя ничего не поняли. И лишь через некоторое время осознали — раздался мощный, невероятной силы оглушительный взрыв. Воздух в комнате вздрогнул, звякнула посуда, что-то упало в прихожей. И тут же потянуло запахом гари, пылью, свежим воздухом.
   — Взорвали входную дверь, — сказал Андрей, не поднимаясь из кресла.
   — Да, скорее всего, — ответила Надя почти спокойно.
   — Сейчас придут...
   — Пусть, — ответила Надя, оставаясь в кресле. Единственное, на что ее хватило, это закинуть ногу на ногу.
   И действительно, в прихожей раздались тяжелые шаги, и в проеме появились два амбала. Они окинули взглядом комнату и, убедившись, что кроме Андрея и Нади здесь никого нет, обернулись. Один из них приглашающе махнул рукой. На этот раз шаги в прихожей были чаще, легче, быстрее. И в арочном проеме возник улыбающийся Бевзлин в белом плаще.
   — Здравствуйте, ребята, — сказал он. — Как поживаете?
   — Спасибо, хорошо, — ответил Андрей. — А вы?
   — Мы тоже неплохо, — рассмеялся Бевзлин.
   — А как вы сюда проникли?
   — Точно так же, как я проникаю везде и всюду-с помощью взрыва, молодой человек, — Бевзлин подошел к самому креслу, в котором сидел Андрей, и остановился, закинув руки за спину и раскачиваясь с носков на пятки. — С помощью взрыва. Вот мы и снова увиделись... Как тесен мир, а?
   — Я же сказал тебе тогда... До скорой встречи... Вот она и состоялась,усмехнулся Андрей, все еще сидя в кресле.
   — Мы с Андрюшей поговорили о нашей с тобой, Толя, девочке, — негромко произнесла Надя в наступившей тишине.
   — Что? — Бевзлин побледнел.
   — Он показал мне ее... прелестный ребенок. На тебя похожа. Внешне, конечно.
   — Что? — повторил Бевзлин.
   — Растет, — Надя постучала указательным пальцем по сигарете, сбивая пепел.Улыбается, головку держит... Но на запчасти для твоих клиентов я ее не отдам, на выжимки она не пойдет.
   — На выжимки пойдет вот этот твой хахаль! А ну-ка, встань! Встань, падаль!
   — вдруг взвизгнул Бевзлин, мгновенно потеряв самообладание. Слова Нади лишили его обычной уверенности. Он размахнулся и хотел было ударить Андрея ногой, но тот был готов к этому и успел подхватить ногу. Резко поддернув ее вверх, он заставил Бевзлина грохнуться спиной на пол. К Андрею тут же бросились два амбала, но тот был уже наготове и одним движением ноги опрокинул перед ними столик с остатками скромного пиршества.
   Путаясь в широком своем плаще, Бевзлин все еще пытался подняться с пола, как распахнулась дверь во вторую комнату. На пороге стоял Пафнутьев, и на лице его играла шалая улыбка. За ним просматривались фигуры нескольких оперативников.
   — На всех наручники! — скомандовал Пафнутьев. — И на этого губернатора тоже, — он показал на Бевзлина, который смог, наконец, подняться с четверенек.
   Наступило замешательство. Хотя команда прозвучала, но еще какое-то время все оставались неподвижными. Первым пришел в себя Бевзлин. Все-таки не зря он занял в жизни то положение, которое занял — его реакция была быстрее, безошибочнее, нежели у большинства людей.
   — Бей их! — заорал он, что было мочи, и толкнул стоявших к нему спиной амбалов в сторону Пафнутьева. И те, получив ускорение, сами того не желая, оказались лицом клипу с оперативниками. Они натолкнулись на них сначала по инерции, а потом уже выполняя приказ Бевзлина. И пока шла потасовка, пока амбалам заламывали руки и надевали наручники, Бевзлин как бы испарился — скользнув вдоль стены, он нырнул в задымленный проход, а оказавшись в развороченной взрывом прихожей, тут же выскочил на площадку и бросился вниз по лестнице.
   Даже убегая, Бевзлин был вне себя от бешенства. Так тщательно продуманная операция сорвалась, и эта мразь, этот подонок, который так его унизил, снова ускользнул, более того, сам Бевзлин вынужден спасаться бегством.
   Но сорвалась операция и у Пафнутьева. Два амбала с налитыми кровью лицами, тяжело сопящие на полу со сведенными за спину руками — это была совсем не та добыча, на которую, он рассчитывал.
   Надя все еще сидела в кресле. В ее отставленной руке дымилась сигарета.
   — Андрей, их машины стоят вот здесь, — она показала на большое окно, затянутое шторами.
   Все дальнейшее происходило настолько быстро, что никто не успевал даже осознать собственные действия. Словно кто-то сверху, знающий и многоопытный, просчитывающий на много ходов вперед, взялся руководить каждым из участников схватки. Слова ими произносились самые необходимые, впрочем, можно было сказать, что и не было слов-то, а если и были, то они больше напоминали возгласы, восклицания, вскрики.
   Едва Пафнутьев шагнул на площадку, он сразу увидел на полу жертв взрыва.
   Это были окровавленные старушка и девочка, скорее всего внучка — видимо, возвращались с прогулки. Пока он стоял возле них, его обогнали трое оперативников и мощно, тяжело покатились по лестнице вниз вслед за Бевзлиным.
   Андрей остался в разгромленной и полной дыма комнате вдвоем с Надей.
   Убедившись, что амбалы, которые ворочались и матерились на полу, надежно скованы наручниками, бросился к окну, отдернул штору и, рванув на себя раму окна, вспрыгнул на подоконник.
   — Куда?! Сумасшедший! — закричала Надя, но было уже поздно — Андрей спрыгнул вниз.
   На секунду задержавшись у окна, она, не одеваясь, прихватив лишь свою сумочку, побежала вслед за остальными. Когда Надя выскочила из подъезда, то увидела лишь мелькнувший белый плащ Бевзлина — обогнав всех, он успел проскочить в арку. Следом устремились два амбала в малиновых пиджаках — они, видимо, дежурили у подъезда. Отстав метров на двадцать, за ними пробежали трое оперативников. Пафнутьев с ловкостью, которой никак нельзя было от него ожидать, опередил их и нырнул в арку вслед за малиновыми пиджаками.
   Приземлившись на кустарник, Андрей не удержался на ногах и завалился набок. Наверное, это его и спасло, потому что удар был не жестким, а кусты смягчили падение. Еще заваливаясь на бок, он осознал, что прыгнул удачно — не напоролся глазами на сучья, не подвернул ногу о случайный камень или пенек, не вывернул руку, когда опирался на тонкие ветви кустарника.