Перепуганная, лишившаяся последних надежд Ольга, очевидно, совсем потеряла голову. Иначе трудно объяснить то что она — иного слова не подберешь — вытворила в 959 году. На сей раз ее послы появились при дворе другого христианского владыки — кайзера Священной Римской империи германской нации Оттона I.
   Послы "Елены, королевы ругов" — ругами, по старой памяти, называли варягов-русь на Западе, — просили "епископа и священников", наставления в истинной христианской вере. По тем временам подобная просьба означала признание себя вассалом, данником, по-русски — подручником того, кого просишь.
   Чтобы понять, как могли встретить на Руси весть о таких переговорах княгини, надо остановиться и повнимательнее приглядеться к тому, что из себя представляла столь пышно именуемая империя, в особенности — в отношении славян.
   Во времена Ольги уже век как христианским попам и рахдонитам-работорговцам удалось развернуть при Карле-Давиде Великом… почему историки так охотно раздают титулы Великих палачам и разрушителям? Константин, Феодосий, Петр… так вот, удалось развернуть на Восток восьмивековой натиск тевтонов на юго-запад. Так началась трагическая взаимоистребительная война братских народов, тевтонов и славян, длившаяся тысячу лет. Печально знаменитый Drang nach Osten, ставивший след бесчисленных могил, стертых с лица земли городов и племен, и главное — взаимной неприязни, вражды былых братьев.
   Послушайте, что пишут о землях, лежащих на Востоке, христианские монахи Герборд и Эбон:
 
    "Изобилие рыбы в море, реках, озерах и прудах настолько велико, что кажется прямо невероятным. На один денарий можно купить целый воз свежих сельдей, которые настолько хороши, что если бы мы стали рассказывать об их запахе и толщине, то рисковали бы быть обвиненными в чревоугодии. По всей стране множество оленей и ланей, диких лошадей, медведей и кабанов, и разной другой дичи. В избытке имеются коровье масло, овечье молоко, баранье и козье сало, мед, пшеница, конопля, мак, всякого рода овощи и фрукты, и будь там еще виноградные лозы, оливковые деревья и смоковницы, можно было бы принять эту страну, как землю обетованную".
 
   Не стоит почитать это захлебывающееся восхваление за невинные путевые записки миссионеров. Подобные рассказы зачитывали вслух по всей феодальной Европе, с ее деленой-переделеной землей, тесными городами, полями, истерзанными железными плугами в течение многих поколений.
   Как звучали похвалы изобилию славянских земель в ушах голодных, полунищих швабских или франконских крестьян? Как внимали перечням дичи и охотничьих угодий младшие сыновья графов и баронов, лишенные доли в наследстве, а с ней и любимой забавы благородных? Как сволочь и рвань городов слушала рассказы о накрытых столах, доступных любому путнику, о сундуках и кладовых, на которые честные "варвары"-славяне не вешают даже замков?
   Страшными словами завершает христианский соблазнитель свое описание. Он сравнивает земли славян с землею обетованной. Человек, знакомый с библейскими преданиями, — а иных в христианской Европе не было, — знал, что землей обетованной названа в Ветхом Завете Палестина. Единый бог благословил избранный им Израиль на захват этой "текущей молоком и медом" земли, а племена тружеников-язычников, создавших все ее богатства, милосердный господь иудеев и христиан обрек на поголовное истребление.
 
    "Когда же введет тебя Господь, бог твой, в ту землю, с большими и хорошими городами, которых ты не строил, и с домами, наполненными всяким добром, которых ты не наполнял, с виноградниками и маслинами, которых ты не сажал, и будешь есть и насыщаться"
(Втор., 7;10-11).
    "А всю добычу городов тех и скот разграбили сыны Израилевы себе; людей же всех истребили мечом, так что истребили всех их, не оставили не одной души"
(Ис. Н., 17:14).
 
   Христиане называли — и называют — себя Новым Израилем. И не зря начавший Drang nach Osten Карл взял второе имя — Давид (мы уже вспоминали, говоря об Ольге, деяния этого "кроткого" царя в земле обетованной (2-я Цар., 12:31)).
   Перечитайте теперь приведенное выше описание, и многие подобные ему. Лишь глухой не расслышит набатного: "На Восток, христиане! Смотрите, сколько богатств! Это — ваше! Это обетовано вам богом! Убейте язычников, разорите их храмы, переполненные, кстати, золотом и пурпуром, и обладайте всеми богатствами их земли! На Восток, Новый Израиль! Так хочет бог!".
   Каким лицемерием разит от строк монастырских хроник, клеймящих "жадность саксов", мешающую-де утверждению христианства в славянских землях! Кто же разжигал-то эту жадность?!
   Тем же, кто все-таки помнил об исконном родстве славян и тевтонов, фанатики вроде Бруно-Бонифация Кверфуртского грозили проклятием: "Что за общение христианам с погаными, что за мир между Христом и Велиаром? Как знамя святого Креста может развеваться рядом с кровавым стягом дьявольского порождения — Сварожича?". Другой монах, Видукинд Корвейский, разъясняет: славяне тевтонам не родня. Тевтоны-де ведут род от первенца Ноя Иафета, которому отец предрек власть над миром (Быт., 9:27). А вот славяне — от младшего сына Ноя, Хама, и его сына Ханаана.
 
    "И сказал (Ной — Л.П.): проклят Ханаан; раб рабов будет он у братьев своих"
 (Быт., 9:25).
 
   Значит, и славяне обречены быть рабами тевтонов — по Библии, по слову божьему. А кто не согласен…
   В средневековой Европе не соглашаться со словом божьим было небезопасно даже императорам.
   Видукинд не сам измыслил сплетню о рабском происхождении славян. Многие охотно распространяли ее. Например, в еврейском сочинении начала Х века "Иосиппон", в разделе о славянах сообщается: "а иные говорят, что они от сыновей Ханаана". О, эта омерзительно безответственная наглость! "Иные говорят", "есть мнение", "общеизвестно"… Какая она, оказывается, древняя! Походя, невзначай втоптана в грязь "свыше предопределенного" рабства целая семья народов от Дона до Эльбы, от Адриатики до Ладоги. Кто виноват? Никто. "Иные говорят". Куда уж Видукинду с его немецкой прямолинейностью!
   Впрочем, соплеменник автора "Иосиппона", испанский работорговец Ибрагим ибн Якуб, вполне откровенен. Славянские земли он прямо называет "Новым Ханааном".
   Но что за выгода ему и безвестному автору "Иосиппон" чернить славян? Церковь боролась с язычеством. Крестоносные орды тевтонов рвались к богатствам славянских земель. А они?
 
   Швейцарский историк Адам Мец:
    "Основной товар, поставляемый Европой, — рабы — являлся монополией еврейской торговли".
 
   Знаменитый чех Любор Нидерле в книге "Славянские древности":
    "Вся торговля славянскими рабами находилась в руках евреев".
 
   Специально привожу эти цитаты дословно, дабы не быть обвиненным в пристрастных измышлениях. И могу добавить — в раннем средневековье еврейская торговля была представлена могущественной корпорацией купцов, так называемых рахдонитов. Это исторический факт, и вряд ли он может задеть чьи-то чувства. Впрочем, если кто-то считает себя наследником традиций расизма, ростовщичества и торговли людьми, тот вправе на меня обижаться.
   Вот кто — попы и работорговцы, а вовсе не какие-то "фашисты", учили немцев видеть в славянине не брата, а раба и скотину. Недочеловека, одним словом. И если уж бороться с расизмом методом изъятия и уничтожения книг, то изымать и уничтожать надо не злосчастную "Main Kampf", а Библию. С ее богоизбранными и язычниками, самим богом определенными на рабство и истребление, с ее иафетами, рожденными властвовать, и ханаанами, рожденными подчиняться.
   Ко временам Оттона гнусный посев дал пышные всходы. Саксы, те самые саксы, что бок о бок со славянами-велетами сражались против крестителей Карла-Давида, называли славян "собаками"! Еще бы, ведь сам милосердный Христос уподобил язычников псам (Мк. 7:27, Мтф. 15:22-28)! Дроздяны еще не стали Дрезденом, а Липецк — Лейпцигом, но славянский порт Гам уже превратился в Гамбург и в Бремене (от слова "бремя") была почти не слышна славянская речь. Маркграф Герон, созвав на пир 50 славянских вождей, сжег их вместе с палатой, куда собрал доверчивых язычников. Его соратники по проповеди любви и милосердия огнем и мечом захватывали славянские города, знаменуя свои победы чудовищной резней. Отец Оттона, Генрих I Птицелов, взяв город славян-гломачей Гане, перебил всех взрослых, а детей и подростков угнал в рабство. Великолепные храмы, потрясавшие даже воспитанных в европейской культуре захватчиков искуснейшим зодчеством и великолепной резьбой, расписанной не тускнеющими, не выцветающими красками, сжигались, кумиры разбивались или шли в переплавку. Многие авторы сетовали на "германскую свирепость", извратившую "кроткое учение" Библии и заставившее славян до последнего сопротивляться крещению. Поневоле усомнишься в знакомстве этих авторов с Библией. Жестокости германцев скорее не дотягивали до тех, что заповедал библейский бог своему народу в земле обетованной.
   И конечно, за немецкими ратями стаями шакалов тянулись рахдониты. В те страшные годы столько овдовевших славянок, столько осиротевших славянских малышей угнали на Запад, что в языках Европы имя славянина на века стало клеймом раба. Sklave в немецком и slaef в голландском, английское slave и французское esclavе, esclavo в Испании отмечают позорный и страшный путь рахдонитских караванов. В португальском escravo, знакомом россиянину хотя бы по заставке сериала "Рабыня Изаура" — их последний след. Сколько книг написано о несчастьях черных невольников… напишет ли кто-нибудь книгу о невольниках белых, о славянах, которых рахдониты продавали их же одурманенным братьям-европейцам?
   Торговля людьми происходила при полном попустительстве церкви, а иной раз — при ее живом участии. Ведь это же всего лишь язычники! Что до отношений работорговцев с императорским престолом, скажу лишь одно: супруга кайзера Оттона носила звучное имя Юдифь. До Реформации с ее повальной модой на ветхозаветные имена оставалось полтысячи лет. Сохранились и имена тех, кто получал еще в IX в. от престола монополию на торговлю людьми: рабби Донат и Самуель, лионцы Давид и Иосиф, сарагосец Авраам
   Вот к кому пошла на поклон Ольга, "Елена, королева ругов". Вот чьего наставничества искала, чьего покровительства — и не только для себя, для Руси! Можно разве что добавить, что бандиты Оттона и Юдифи разбойничали в тех самых землях, откуда пришли в Киев и Новгород варяжские предки Святослава.
   И надо обязательно отметить, что вовсе не все немцы позабыли Богов и прежнее братство. Мы уже говорили, что были и другие. Да живет в веках имя саксонца-язычника из королевского рода — Вихмана. Плечом к плечу со славянскими вождями Стойгневом и Наконом, в союзе с датскими викингами и мадьярами он противостоял обезумевшим соплеменникам. Но к судьбе Вихмана, Стойгнева и, в особенности, Накона, мы еще вернемся.
 
5. Первая победа.
 
Он зело стыдобил княгиню-мать,
Он ее вопрошал с презрением:
" Не срамно ль дружину нам потешать
Непотребным, чужим крещением?!"
 
И. Кобзев. "Падение Перуна"
 
 
   Естественно, предложение Ольги встретили в Священной Римской империи с восторгом. На Русь немедленно выехал спешно рукоположенный в "епископы ругов" благочестивый Адальберт, уже заливший потоками славянской крови, слегка разбавленной святою водицей, Полабье и Богемию. Выехал, понятно, не один…
   Ольга, надо думать, и впрямь потеряла голову от ужаса и безнадежности. Или настолько уж привыкла к власти, хотя бы той ее видимости, которую давало ее призрачное положение и противостояние с языческой партией? Настолько не хотела признавать за сыном полноту власти, что, когда не признавать стало невозможно, согласилась, по сути, на интервенцию?
   Рискну предположить, какие именно причины вызвали у Ольги панику, заставили заметаться между цесарем и кайзером. Речь идет о походе Стойгнева, Накона и Вихмана. Разбив на своей земле немцев, они перешли Эльбу, неся огонь войны в логово врага. Увы, там они утратили многое из того, что принесло им успех. На них больше не работало знание местности, да и местное население видело в славянах опасных чужаков. А союз с дикими венграми мог настроить против них даже местных язычников (Саксония еще вспыхнет восстанием стеллингов, "людей Старого Закона", но это будет много позже). И самое главное, после первых успехов вновь разгорелись старые родовые распри — бич славянства. Не было единого признанного вождя. Кто-то вообще откололся еще за Эльбой, не желая воевать на чужбине…
   В 955 году в страшной битве на реке Раксе Оттон разбил Вихмана и Стойгнева. Стойгнев погиб в бою. Голову славянского вождя, тела его семисот дружинников победители выставили на поле выигранной битвы. Между страшными трофеями тевтоны бросили умирать жреца славян — ослепленного, с вырванным языком и переломанными конечностями. Вихману с трудом удалось увести остатки союзного войска на восток. Завоеватели шли следом за ними, а вспыхнувшие после первых обед старые распри славянских княжеств не позволили им вовремя объединиться.. Вихман со своей дружиной еще долго бился с христианами в разных краях Европы. Жизнь истовый защитник Древней Веры закончил в схватке с поляками князя-вероотступника Мешко, предавшего Богов, и пытавшегося принудить к тому же поморян. Что случилось с третьим вождем восстания, Наконом, неизвестно. Неизвестно, но предположить можно. Куда было бежать ему и другим уцелевшим вождям? В соседние славянские земли, дожидаться участи дружинников Вихмана, выданных Оттону князьком-предателем Селибуром?
   При вечной вражде полабских и поморских княжеств их и приняли бы далеко не во всех землях. И сама собой напрашивается древняя, задолго до Рюрика с братьями протоптанная дорога — Austrvegr, "Восточный Путь" скандинавов, за века до них освоенный варяжскими, вендскими мореходами. Там, на Руси — братья, родная вера, родная речь (особенно на Севере, в Новгородских краях). Там не тлеет торфяной пожар родовых раздоров, кровной мести, многолетних счетов, затмевающих в иных глазах и славянское родство, и самих Богов. Туда не дотянутся руки ненавистных христиан-немцев. Это лучше, чем прятаться зверями по норам в собственной земле. Это лучше, чем терпеть власть захватчиков, видеть ежедневно поругание святынь, осквернение отчих могил, лучше, чем провожать глазами все новые караваны Sklave, уходящие на закат, а то и самим брести в тех караванах…
   Я уверен — Након, если только остался жив, избрал этот путь. И уж точно, с ним или без него, но многие из варягов в те страшные годы уплывали на восток. За их спиной несся к небу дым горящих сел и городов. И крик женщин. И рев атакующих кнехтов. И свист бичей над рахдонитскими караванами.
   Плыли лишенные родины. Плыли вдовы, сироты, увозя в скудной клади окровавленные, пробитые тевтонским железом рубахи кормильцев и заступников. Плыли угрюмые, израненные бойцы. Плыли вожди, чьими землями правил соперник, переметнувшийся к врагу или наместник-маркграф.
   Плыли люди, у которых, в отличие от язычников Новгорода и Киева, привыкших христиан в худшем случае презирать ("уродьство есть!"), были все основания их ненавидеть. Люди, более чем готовые к войне с христианами-соплеменниками. На языческую чашу неустойчивого равновесия Руси ложилась не гиря — тяжелый варяжский меч. Христианская партия, а значит, и власть Ольги — или то, что казалось ей властью, — доживали последние годы. Вот вдовая княгиня и заметалась, совершая одну ошибку за другой.
   То сватаясь к оголтелому византийскому шовинисту Константину, унижая себя и Русь в его дворце. То уговаривая креститься сына, чувства которого к новой вере, мягко говоря, не потеплели после поездки в Царьград. То, наконец, бросаясь за подмогой к тем, кто и выжил с родных мест напугавших ее язычников. Последнее уже было совершенным политическим самоубийством. Ведь не могли не знать на Руси, ЧЕМ была для славян держава Оттона и Юдифи. И равнодушными к этому быть не могли. Особенно варяжская знать. Особенно после появления беженцев.
   Да и великий князь уже не был подростком, способным лишь глотать злые слезы, глядя на добровольный позор матери. Как истый язычник, Святослав чтил старших в роду. И именно как почтительный сын, он должен был помешать Ольге и впредь позорить себя и Русь, навлекая на себя, — да и на весь народ — гнев Богов.
 
   Он и помешал. В летописях сказано: Святослав
     "матери своей блаженные Елены не послушавшу, креститься не восхотешу и многих христиан изби".
 
   "Житие св. Ольги" пышет злобой сквозь десять с гаком веков:
    "Сын же ее великий князь Святослав, яко зверь был обычаем… не смыслил, не разумел, во тьме ходя и не желая видеть славы господа… зверским нравом живый".
 
   Очевидно, переворот в Киеве был не бескровен, хотя немало вооруженных сторонников Ольги могли уцелеть. В те годы в Византии появляются дружины "россов", сражающиеся в Италии и на Ближнем Востоке. Скорее всего, это и есть русские христиане, спешно покинувшие отечество. Может, среди них были и те варяги-христиане, которых на свою беду взял в дружину отец Святослава. Им, если дожили, точно не оставалось места на Руси после падения Ольги-Елены. Любопытно, задумались ли они хотя бы там, почему потомки римлян, покорителей полумира, крестившись, оказались на четвертинке владений предков и вынуждены нанимать их, вчерашних язычников? Поняли ли, вблизи нюхнув византийской жизни, что выбрали? Я не про убийц Игоря, с ними все ясно. Я про остальных. Поняли? Не узнать. А жаль…
   Ничего не подозревавшего Адальберта, радостно явившегося принимать в "духовное окормление" державу сынов Сокола, встретили в Киеве так, что новоявленный епископ едва унес ноги. Он еще долго плакался на коварство русов, и "Хроники продолжателя Регинона" эхом отзываются на его стенания и скрежет зубовный:
 
    "В 962 году возвратился Адальберт, поставленный в епископы ругам, ибо не успел ни в чем том, за чем был послан, и видел свои старания напрасными. На обратном пути многие из его спутников были убиты, сам же он с великим трудом едва спасся"..
 
   Вот уж и правда — коварство. Обещали без боя сдать страну, превосходящую по размеру державу Оттона чуть не в два раза — и такой облом…
   Титмар Мезербургский поколение спустя уточняет в своей "Хронике", что Адальберта изгнали именно язычники, словно предвидя, что через тысячу лет это событие постараются свести к ссоре Адальберта с самой Ольгой, или недовольству киевских христиан (якобы византийской ориентации) западным проповедником.
   Вместе с Адальбертом и его спутниками на запад бежали и иные их русские единоверцы. Во всяком случае, пять лет спустя, в 967 году папа Иоанн XIII, особою буллой дозволяя основать пражское епископство, строжайше воспрещает брать в епископы русских священников. Они-де ведут богослужение на славянском языке. Даже скучно говорить, что ни малейших признаков "норманнского" происхождения крещеных русов и их пастырей папа не заметил. Их попросту не было — вот и все.
   За одно это деяние имя Святослава должно жить в сердце каждого потомка русов. Каждого славянина. На землях, попавших под тяжелую руку Оттона и его наследников, от славян остались разве что воспоминания. След, угадывающийся в названиях рек и городов от Эльбы — бывшей Лабы — до Одера — бывшей Одры. О Гамбурге, Бремене, Дрездене и Лейпциге мы уже говорили. Список можно длить и длить. В нем Бранденбург и Рацибург, бывшие Бранибор и Ратибор, Штеттин, бывшая Щетинь. Старгард-Рерик, откуда пришел в Новгород дед Святослава, стал Ольденбургом. Сохранили прежние имена понятные без перевода Любек и Росток. Сам Берлин со своим гербом-медведем ведет род от славянского "берло" — логово бера-медведя, берлога. Но, кроме названий и нескольких гербов, от славянских княжеств ничего не осталось. От многих не осталось и этого. Погибли в пламени Drang nach Osten богатейшие торговые города Волын и Винетта, дивные святыни Радигоща и Арконы, куда еще в XI веке сходились пилигримы из всех концов славянского мира, в том числе два с лишним века крещеной Чехии. Аркона стала центром противостояния северного язычества религии Юга. Туда приносил дары знаменитый датский конунг, восстановивший почитание древних Богов и изгнавший христиан из страны — Свейн Вилобородый. Аркона пала последней из варяжских твердынь в 1168 году. Рыцари почти всей католической Европы, исключая разве далекие, погрязшие в войнах с маврами Испанию и Италию, собрались на отроге маленького острова у юго-западного берега Балтики. Однако, как гласит предание, сокровища и святыни главного храма славян не достались крестоносцам. Когда последний защитник Арконы упал замертво, белую скалу, на которой стоял храм, сотряс мощный толчок и, отделившись от острова, скала погрузилась в холодные волны Варяжского моря, унося тела защитников и не успевших убежать врагов.
   Говорят, до сих пор на рассвете является иным над волнами светозарная Аркона…
   Так кончился Руян, Остров Русов, родина Рюрика. Остался Буян в сказках и заговорах. И остался остров Рюген, на котором через два века после завоевания умерла последняя женщина, помнившая славянскую речь, с удивительно знакомой фамилией Голицына. Российские Голицыны утверждали, что их пращур пришел из-за моря вместе с Рюриком.
   А что же остальные варяги? Одних сородичи императрицы Юдифи продавали по всей Европе, на рынках Северной Африки и торжищах Ближнего Востока. Многим удавалось выбиться, как, скажем, великому визирю эмира Кордовского, Джафару ас-Саклаби, Джафару Славянину. Но огромное большинство других, десятки и сотни, если не тысячи, безвестно угасли вдали от родины, сошли неоплаканными в безымянные могилы…Другие погибли, сражаясь. Третьи…
 
    "И ушли славяне, жившие в окрестных селениях,
    — пишет знакомый нам Гельмольд, —
    и пришли саксы, и поселились здесь. Славяне же постепенно убывали в этой земле, потому что стекались сюда из своих земель тевтонцы, чтобы населить землю эту, просторную, богатую хлебом, удобную по обилиям пастбищ, изобилующую рыбой и мясом и всеми благами".
 
   Уходили на Русь, уходили и в другие земли — летописи до XIV века будут поминать то варягов литовских, что вкупе с жемайтами позовет на Русь Ягайло, то варягов дунайских. Но, пожалуй, горше всего оказалась участь четвертых, не нашедших сил ни покинуть родную землю, ни погибнуть, сражаясь за нее. Сохранив родину, они утратили веру, имя племени, память предков и саму их речь. Через два-три века тевтонские рыцари фон Беловы, фон Дабеловы, фон Руссовы придут на Русь с огнем и мечом. Бывшие славяне, они понесут в землю родичей ту веру, тот порядок и тот язык, с носителями которых насмерть бились их прадеды.
   Я рассказываю об этом, читатель, чтобы ты понял, что было бы на Руси, не наберись Святослав мужества твердой рукою перехватить у неразумной матери кормило киевской державы. В Киеве, Минске, Новгороде говорили бы сейчас по-немецки, и не было бы сейчас ни русских, ни белорусов, ни малороссов-украинцев. Разве что в глухих болотах Полесья, в Карпатах или у Белого моря ютились бы крохотные анклавы дреговичей, дулебов да словен, как в Германии, где живут несколько общинок лужицких сорбов — единственного остатка гордых и сильных княжеств Полабья. Остались бы Польша и Чехия, но… Как повернулась бы битва при Грюнвальде, приди туда вместо витязей из Витебска и Смоленска бывшие русичи из Витбурга и Смольнштадта — естественно, под черно-белые знамена Ордена? Продержался бы Жижка, если бы с Востока в Чехию, вместо братьев-запорожцев, двинулись бы соплеменники и единоверцы его врагов? Да и дожили бы Польша до Грюнвальда, Чехия до Жижки, если бы навстречу Drang nach Osten рванулся бы с Русских земель Drang nach Westen? Уцелели бы вообще на земле славяне?
   Мир без "Слова о полку Игореве". Без Гоголя и Достоевского, без Мицкевича и Сватоплука Чеха, без Репина, Яна Матейко и Альфонса Мухи, без Огинского, Сметаны, Римского-Корсакова. Без башен Вавеля, улочек Златой Праги и белокаменных храмов Владимира. Без Донского, Суворова, Владислава Ягелло. Без Яна Собесского, Коперника, Менделеева…
   Этого не случилось.
   В 962 году князь Святослав одержал свою первую победу. Благодаря ей, читатель, я пишу эти строки, пишу на русском языке, славянской "кириллицей", а ты их читаешь. Наших с тобой пращуров не продали в Кордове или Венеции, с табличкой "Sklave" на груди. Не уморили голодом в замковых подземельях. Не заставили забыть речь и имя своего народа.
   Это сделал Святослав Храбрый, сын Игоря из рода Сынов Сокола.
   Я скажу больше, читатель. Мы рассмотрели не самый страшный вариант истории в случае успеха миссии Адальберта. Но об этом — позже…