Страница:
В нашем полку Гаранин успел совершить 22 боевых вылета, участвовал в 13 боях. В последнем был ранен.
Впоследствии до нас доходили вести о том, как, оправившись после ранения, продолжал сражаться Владимир Иванович Гаранин. 4 октября 1941 года, уже будучи заместителем командира эскадрильи 254-го истребительного авиационного полка, он во главе группы истребителей прикрывал наших штурмовиков, наносивших удар по аэродрому противника в районе Полтавы. Задание было выполнено успешно, но на обратном пути завязался неравный бой. Гаранин сбил одного "мессершмитта". В это время на него набросилось сразу семь гитлеровских машин. Им удалось поджечь самолет Гаранина, ранить летчика. К тому же у него кончились боеприпасы. Почувствовав легкую добычу, враги взяли советского летчика в плотное кольцо. Тогда Володя решил идти на таран. Консольной частью крыла он врезался в кабину "мессера". Машина фашиста беспорядочно закрутилась в воздухе и врезалась в землю.
Все это произошло настолько стремительно, что гитлеровцы опешили. Этим и воспользовался Гаранин: вырвавшись из кольца на разваливающемся самолете, он успел выброситься с парашютом...
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1942 года В. И. Гаранину было присвоено звание Героя Советского Союза, и Володя продолжал громить врага до последних дней войны...
И вновь возвращаю читателя к началу войны, потому что не только радость первых боевых побед принесло оно нам, но и горечь первых поражений, потерь, которые тоже не вычеркнешь из памяти.
Никогда не забуду первую похоронку из нашего полка. Как начальнику штаба мне пришлось писать ее на пятый день войны, 26 июня. С тяжелым сердцем вывел имя - Николай Лукьянович Дранник. Хотелось найти какие-то особые слова утешения жене, близким Николая Лукьяновича, но рука беспомощно водила по бумаге, а в глазах стояло его спокойное, мужественное лицо.
Капитан Дранник прибыл в наш полк за три месяца до начала войны на должность командира третьей эскадрильи. И запомнился всем нам не только тем, что отлично владел двумя специальностями - летчика, и техника самолета (в начале службы окончил школу авиационных техников), но и своей общительностью, приветливостью. Какая-то внутренняя сила исходила от Николая Лукьяновича. Да и физической силы ему было не занимать: он был отличным спортсменом, одним из первых в Красной Армии получил значок ГТО, за что был награжден Наркомом обороны именными часами. Многие из нас знали и его семью, которая к тому времени еще не успела эвакуироваться с зимней квартиры нашего авиагородка в Виннице. Дранник так и не добрался до них, не успел попрощаться перед их эвакуацией.
В то июньское утро он вылетел на разведку в район Штефанешти и был сбит над румынской территорией зенитным орудием противника. И вот теперь мне предстояло отправить похоронку...
Да, нелегкой ценой доставались нам сведения, добываемые разведкой с воздуха. Так, 1 июля погиб, опять-таки от огня зенитной артиллерии, летчик младший лейтенант Михаил Иванович Трибушинин. Посмертно он был награжден орденом Красного Знамени. 3 июля не стало всеобщего любимца полка заместителя командира эскадрильи по политчасти старшего политрука Василия Емельяновича Родина.
Он поднялся в воздух во главе шестерки И-16 с новым для полка заданием патрулировать в районе Хотина, близ Каменец-Подольского. Вражеские бомбардировщики не раз пытались уничтожить там мост через Днестр, чтобы сорвать переброску резервов, спешивших на помощь нашим частям. Несколько дней советские летчики отражали налеты, сдерживая натиск гитлеровцев. Мост оставался цел, по нему продолжали переправляться войска Южного фронта. А вражеские бомбардировщики вынуждены были уходить назад, так и не добравшись до цели. Шестерка Родина сразу же обнаружила в воздухе группу "хейнкелей". Родин первым бросился в атаку и сразил фашиста.
В тот же день, не успев передохнуть, он снова поднялся в воздух - на разведку. И при возвращении с задания был сбит вражеской зениткой. Боевые друзья, вместе с ним выполнявшие задание, видели, как от прямого попадания снаряда свечкой вспыхнул самолет Василия Емельяновича и стремительно понесся к земле. Видели - и ничего не могли сделать. Печальную весть принесли они тогда в полк на опаленных крыльях. В тот вечер летчики поклялись отомстить врагу за смерть своего политрука. Уже на следующий день они сбили в воздухе четыре вражеских самолета.
К смерти на войне нельзя привыкнуть. Нет и не может быть такой привычки. Отвлечься от черных мыслей, думать о другом - насущном и важном - заставляет тебя суровое дело войны. Но забыть о погибшем, приучить себя к тому, что больше не увидишь, не встретишь, не поговоришь, - нельзя. Вдвойне, втройне тяжелее пережить смерть близкого человека, товарища. Василий Родин был для многих из нас не только однополчанином, но и другом. Прекрасный семьянин, любящий муж, заботливый отец, Родин, как и Дранник, оставил двоих малышей пятилетнюю Эльвиру и годовалого Станислава.
Тяжкую весть пришлось сообщить нам жене Василия Емельяновича - Наталье Николаевне. К слову сказать, она сумела достойно пережить это горе и впоследствии сделала все, чтобы поставить детей на ноги, вырастить их настоящими людьми, достойными памяти отца. Спустя годы дочь В. Е. Родина окончила институт и сейчас работает инженером на одном из предприятий Новосибирска, у сына - диплом об окончании торгового техникума.
...А война уже полным ходом шла по советской земле, рядом с ней неустанно шагало беспредельное народное горе. Горечь потерь чуть ли не каждый день ощущал и наш полк. Погиб смертью храбрых младший лейтенант А. М. Калуженков. Возвращаясь с боевого задания по разведке, летчик встретил в воздухе сразу шесть "мессеров". Не растерялся Калуженков - в первой же атаке сбил вражеский истребитель. Однако оставшиеся пять гитлеровцев зажали его самолет в клещи. Калуженкову надо было перейти на виражи - ведь в горизонтальном маневре наши И-16 имели преимущество перед Ме-109. Но видно, не оставалось уже времени у отважного летчика, чтобы использовать этот один-единственный шанс. "Мессершмитты" сбили его самолет...
Я позволяю себе занимать внимание читателя подробными рассказами о погибших боевых друзьях, потому что каждая потеря фронтового товарища - не просто смерть.
Это героическая гибель, проявление высшего мужества, самоотверженности, патриотизма, как теперь говорится, и экстремальных условиях. И я считаю своим долгом рассказать о тех, кто до сих пор живет в нашей памяти, но кого давно уже нет в живых - с тех горьких военных лет.
...Командир звена младший лейтенант Семен Евдокимович Колесник великолепный летчик, погибший тоже в первый месяц войны. Он выделялся незаурядной техникой пилотирования, отлично стрелял по учебным - наземным и воздушным - целям, летал в любых погодных условиях. Среди пилотов он считался асом, да и по жизненному опыту превосходил многих: ему исполнилось уже 25. А ведь наш полк в основном был укомплектован 20-летними юношами. За плечами у Колесника была школа-семилетка, ФЗУ, работа фильтровщика на Днепропетровском заводе имени С. М. Кирова, затем Запорожский аэроклуб, работа летчика-инструктора, служба в рядах Красной Армии, Одесская военная авиационная школа и только после этого наш полк.
С первых дней войны Колесник летал охотно и много, записал на свой счет более двадцати боевых вылетов, два самолета, сбитых в воздушных боях, и три, подожженных на аэродромах, десяток автомашин противника с личным составом и боеприпасами, уничтоженных при обстреле вражеских автоколонн и передовых линий. В одной из молниеносных атак с бреющего полета, которые летчики называли штурмовкой, героически оборвалась жизнь Семена Евдокимовича Колесника.
Достаточно полное представление о его последнем бое дает письмо ветерана нашего полка полковника в отставке П. П. Мирошникова. Через несколько лет после войны именно к нему обратился брат Колесника с просьбой помочь разыскать могилу Семена Евдокимовича. Вот выдержка из ответа Мирошникова:
"Командир полка Маркелов дал приказ подготовить к вылету группу истребителей для сопровождения наших бомбардировщиков примерно в район Чуднова. Примерно - потому что колонна, которую предстояло атаковать, тоже не стояла на месте. Долго искали мы эту колонну врага. Наконец нашли. Бомбардировщики удачно отбомбились. Все мы повернули обратно. И тут справа от нашего курса я заметил еще одну вражескую колонну, замаскированную на окраине какой-то деревушки. Решил тут же атаковать ее. Между нашими самолетами не было связи. Летчики повторяли действия командира. Я пошел в атаку, и шесть других наших истребителей тоже начали обстреливать вражескую колонну. Однако на втором заходе я заметил, как один из наших резко взмыл, набрав примерно 300 400 метров, перевернулся и с большой скоростью врезался в землю. По всей вероятности, он атаковал зенитную батарею, которая охраняла колонну, и погиб, спасая товарищей. Установить, что это за деревня, не было времени - в баках кончалось горючее. Мы вынуждены были сесть на запасном аэродроме в районе Умани. И здесь я узнал, что погиб Семен Колесник. Трудно восстановить сейчас название деревни... Дело в том, что и в наших архивах частенько не указывалось точное место гибели летчика, а лишь примерно - район. У летчиков часто и могил не было - они сгорали либо в воздухе, либо на земле.
Из наших товарищей, которые тогда летали, - они изображены на фото (в письмо была вложена фотография. - Г. П.] - никого нет в живых, а потому мне не у кого спросить и посоветоваться..."
К этому можно добавить, что, прежде чем погибнуть, Колесник успел поджечь несколько автомашин, но при третьем заходе был сбит прямым попаданием зенитного снаряда. И Калуженков, о котором рассказано выше, и Колесник были посмертно награждены орденами Красного Знамени.
Да, мы несли потери. Но, анализируя объективные обстоятельства, к ним приводившие, из каждого трагического случая мы старались вынести урок, рассмотреть все его составляющие. Мы понимали, что боевой опыт еще мал набираться его приходилось в неравных боях с противником, да еще на коротких разборах событий минувшего дня.
Утром 3 июля 1941 года по радио выступил Сталин. В его обращении к народу прозвучали суровые, но нужные слова, которых так ждали советские люди, была утверждена непоколебимая вера в нашу правоту и победу. Речь Сталина содержала четкую программу действий партии и государства в условиях начавшейся войны. Главным направлением этой программы была мобилизация всех сил народа. Как личное обращение к каждому из нас восприняли мы слова, звучавшие по радио. Неизвестность положения сменилась ясностью, горечь первых неудач отступила перед уверенностью в завтрашнем дне. Было ясно: борьба предстоит жестокая, невиданная в истории, но исход этой борьбы очевиден: наше дело правое - мы победим!
Когда в полк пришли газеты с текстом речи Сталина, мы снова и снова вчитывались в пронизанные мужеством и верой слова, провели митинг, на котором поклялись драться с ненавистным врагом, не щадя жизни, стоять насмерть за свободу и независимость Родины.
Запомнился мне на этом митинге младший лейтенант Иван Захаров. Человек могучего телосложения, со спокойным проницательным взглядом широко поставленных глаз, немногословный в разговоре, он выглядел гораздо старше своих 22 лет. В Захарове легко было заметить уверенную хватку рабочего человека. Родом из семьи тульского железнодорожного рабочего, он рано узнал цену настоящему труду. В16 лет пришел в вагонное депо на станции Узловая, встал рядом с отцом, быстро освоил специальность токаря по обточке колес.
Захаров проработал в депо недолго, через год поступил в Сталинградский аэроклуб. За два сезона занятий там стал парашютистом, освоил полеты на планере и на учебном самолете. Но руки парня уже просились к штурвалу боевой машины. В 1939 году Захаров поступает в Качинскую авиационную школу военных летчиков имени Мясникова. О том, как он ее окончил, говорит следующая строка его биографии: при распределении в наш полк он сразу получил должность командира звена. А это при назначении в часть после окончания авиашколы случалось крайне редко.
И вот на митинге Иван Захаров, которого в обычных-то житейских разговорах мы слышали нечасто, сказал кратко, но самое главное:
- Понятно, к чему нас призывает партия. Душу вложу, но выполню то, что от нас требуется. Беспощадно буду уничтожать врага в воздухе и на земле!
И столько внутренней силы, искренности и твердости прозвучало в его клятве, что не оставалось и тени сомнения, что так и будет.
...Только до боли короткий срок отвела судьба летчику, чтобы он сдержал свое обещание.
16 июля звено Ивана Захарова вылетело на разведку в район Белой Церкви. Следуя по маршруту, еще над расположением наших войск летчики встретили девять неприятельских истребителей Ме-109. Командир звена решил принять бой. Покачивая самолет с крыла на крыло (такова была сигнализация в те времена), он дал своим ведомым сигнал к бою. Три против девяти - вражеские истребители, просчитав несложную арифметику, тут же бросились на наши самолеты, предвкушая легкую победу. Их тактика была проста: разъединить И-16 и поодиночке уничтожить, нападая с трех направлений одновременно - сверху, снизу и в лоб. Однако это было слишком очевидно, поэтому наши летчики сами пошли в атаку.
С первого же захода Захаров сбил одну из машин противника. Но в этот момент был ранен один из ведомых - младший лейтенант Рысаков. Теряя сознание, летчик успел скольжением на крыло вывести машину из боя и приземлиться на ближайшем аэродроме. Через несколько минут фашисты вывели из строя и второго захаровского ведомого. Таким образом, он остался наедине с восемью "мессерами". И все-таки продолжал сражаться, мастерски маневрируя, уходя из-под пулеметных очередей "мессершмиттов" и смело атакуя. Улучив момент, он удачно зашел в хвост одному из фашистов и точной огневой очередью отправил его на землю. Но в этот миг и сам, смертельно раненный, потерял сознание. Самолет Захарова накренился на левое крыло, начал скользить и потом перешел в крутое пикирование. Взрыв, столб огня, разлетевшиеся вокруг обломки... Вражеские истребители скрылись, а наши пехотинцы, с тревогой и горечью наблюдавшие за неравным воздушным боем, нашли на месте падения боевой машины чудом уцелевший лоскут гимнастерки. В кармане ее лежал комсомольский билет Ивана Захарова, пробитый вражеской пулей.
За самоотверженный подвиг младший лейтенант Иван Михайлович Захаров был посмертно награжден орденом Красного Знамени.
Тяжелой была эта утрата. Но с еще большей ненавистью к врагу, с еще большей решимостью и отвагой сражались в последующие дни наши летчики, мстя за гибель боевого друга. Первым среди них продолжил счет сбитым стервятникам товарищ Захарова младший лейтенант И. И. Новиков.
23 июля он получил задание - вылететь на перехват самолета Хе-111. Неотступно преследуя вражеский бомбардировщик, летчик растерял весь боезапас, но сбить врага не удалось. И тогда Новиков пошел на таран: нагнав Хе-111 и подойдя к нему вплотную, он винтом отрубил "хейнкелю" стабилизатор. Тот потерял управление и беспорядочно полетел вниз. Наш самолет тоже получил повреждение: были погнуты лопасти винта, машину начало сильно трясти. Однако летчик не потерял самообладания: он перевел истребитель на планирование, с завидной расчетливостью выбрал подходящую посадочную площадку и благополучно на ней приземлился.
Это был первый воздушный таран в истории нашего полка.
Именно в этот трудный период в партийное бюро от воинов полка поступило свыше десятка заявлений о приеме в партию. Их подали летчики Петр Середа, Василий Деменок, Алексей Штырлов, Кубати Карданов, техники Александр Александров, Федор Андреев и многие другие.
В архивных документах полка сохранилась копия заявления командира звена Петра Середы, здравствующего и поныне. Вот его полный текст: "Хочу быть кандидатом в члены партии. Понимаю, что партия - наш передовой авангард, что только она способна выполнить великую задачу - привести наш народ к полной победе над врагом. Хочу жить и бороться вместе с той партией, которую создал Владимир Ильич Ленин".
Надежными, преданными коммунистами пополнялись ряды партии. Война тут же, на полях сражений, экзаменовала их стойкость, твердость духа. И надо сказать, что они с честью держали этот экзамен, в боях доказывая верность Родине, народу, партии.
Чуть ли не на следующий день после подачи заявления о приеме в партию Петр Середа в паре со старшим летчиком Василием Батяевым вылетели на штурмовку войск противника в районе Корсуня. Но здесь их будто поджидали четыре "мессершмитта". Это не смутило наших воздушных бойцов - они решили вступить в бой. Надежно прикрывая друг друга при маневрировании, поддерживая в атаках, летчики сбили два вражеских истребителя, а двух оставшихся заставили пуститься наутек.
Возвращаясь несколько назад, хочу отметить, что в первых числах июля наш полк получил ответственную боевую задачу - сопровождать бомбардировщики и штурмовики, наносившие удары по вражеским войскам, перешедшим в наступление с румынской территории. Для успешного выполнения задачи 2-я эскадрилья полка была переброшена на полевой аэродром Окница, километрах в тридцати к западу от Могилев-Подольского. Противник находился близко: он уже форсировал Днестр, наведя понтонную переправу в районе Хотина.
И вот наши самолеты поднялись в воздух. Бомбардировщики в сопровождении истребителей пытались разбить понтонный мост, но он прикрывался плотным зенитным огнем гитлеровских батарей: со средних высот разбомбить его было трудно. Тогда группа наших штурмовиков неожиданно и стремительно на малой высоте прорвалась к реке и накрыла переправу бомбами. Понтоны были разбиты, а технике и живой силе врага нанесен урон.
Действия штурмовиков прикрывала группа истребителей сопровождения нашего полка, возглавляемая лейтенантом Тивиным. Они вступили в бой с патрулировавшими над переправой "мессершмиттами", один из них сбили и обеспечили выполнение задания.
А с 8 июля эскадрильи 88-го истребительного авиационного полка все чаще стали использоваться на киевском направлении Юго-Западного фронта, где обстановка осложнялась с каждым днем. Наши летчики вылетали на сопровождение бомбардировщиков в районы Житомира, Чуднова, участвовали в прикрытии железнодорожного узла Казатин.
При этом они нередко попадали в сложные ситуации. Порой маршрут полета был известен весьма приблизительно, задача ставилась в самых общих чертах. Наши истребители поднимались в небо, как говорится, "по-зрячему", то есть когда в поле видимости над аэродромом появлялись бомбардировщики, к которым для сопровождения нужно было пристраиваться на ходу. Случалось, что задание на сопровождение ставилось без учета тактического радиуса действия истребителей. Это, в свою очередь, приводило к тому, что самолетам не хватало горючего на обратный маршрут - летчики вынуждены были приземляться на промежуточных аэродромах. Наконец, немало сложностей при выполнении заданий было из-за отсутствия радиосвязи между бомбардировщиками и истребителями. "Переговаривались" условными сигналами - покачиванием крыльев, с помощью ракет. А этот летный язык далеко не совершенный. И порой бывало, что истребители неосмотрительно вступали в навязанные им воздушные бои, отрывались от бомбардировщиков, оставляя их без прикрытия.
К каким неожиданным последствиям приводили подобные неурядицы, можно судить по такому эпизоду.
В начале июля девятка истребителей полка получила задание на сопровождение бомбардировщиков, которые должны были бомбить танковую колонну противника в 50 километрах к юго-западу от Умани. Ведущий нашей группы командир 4-й эскадрильи капитан В. И. Полянский, его заместитель - капитан П. П. Мирошников. Полянскому во главе двух звеньев предстояло следовать в группе непосредственного прикрытия бомбардировщиков, а Мирошникову вместе с ведомыми В. П. Луниным и И. Г. Лобачевым - в ударной группе.
Уже последовал приказ с КП полка "По самолетам!" и ждать сигнала на вылет. Через две-три минуты над аэродромом взвилась зеленая ракета - взлетать! Заработали моторы, но тут же над аэродромным полем зависла красная ракета сигнал запрета. Моторы выключили, а через несколько минут снова взвилась зеленая. Самолеты уже начали выруливать на взлет - опять красная. Вот это и была "эффективность" взлета по-зрячему. Как выяснилось, в это время над аэродромом пролетали не те бомбардировщики, которые нам предстояло сопровождать.
Между тем капитан Полянский неожиданно почувствовал сильное недомогание сказалось нервное напряжение. Он с трудом вылез из кабины и подошел к самолету Мирошникова:
- Придется тебе, Петр Павлович, идти вместо меня старшим. Лететь не могу, а подводить нельзя. Выручай...
Как раз в этот момент над аэродромом показалась долгожданная группа бомбардировщиков. Последовал сигнал на вылет, и наши истребители, возглавляемые Мирошниковым, быстро пристроились к бомбардировщикам. Командир группы вскоре заметил, что сопровождаемые машины идут чуть севернее сообщенного ранее маршрута, то и дело меняют курс, как бы прочесывая местность.
"Ищут цель, - рассудил Мирошников. - Ясно, что враг не стоит на месте. Но моим-то истребителям такой поиск может дорого обойтись: горючего-то немного..."
Вскоре летчики заметили над дорогой столб пыли. Наконец-то! Колонна вражеских танков ползла по шоссе. Наши бомбардировщики тут же легли на боевой курс, готовясь открыть бомбовые люки. Но в этот момент откуда-то сверху сзади, со стороны солнца,- их атаковала четверка "мессершмиттов". Мирошников со своим звеном бросился наперерез, и завязался упорный бой. Вражеские истребители, используя преимущество в скорости, настойчиво пытались помешать бомбардировщикам. Наша ударная группа сдерживала их натиск. Однако двум "мессерам" все же удалось прорваться сквозь заслон. Но здесь пришли на помощь летчики из группы непосредственного сопровождения. Первым поджег одного гитлеровца Кузнецов. Второго "мессера" сбили летчики ударной группы Мирошников и Лобачев. Два уцелевших Ме-109 поспешили повернуть на запад.
Тем временем бомбардировщики, прицельно сбросив на танковую колонну свой груз, легли на обратный курс. За ними последовала и группа непосредственного сопровождения. Ударная же группа отстала, и Мирошников сделал круг над дорогой, восстанавливая ориентировку. Внизу дымилась искореженная вражеская техника, догорали автомашины.
Удовлетворенные результатами боя, истребители взяли курс на свой аэродром, но, как только пересекли линию фронта, мотор машины Мирошникова тоже начал захлебываться, но он успел выбрать внизу ровное зеленое поле и пошел на посадку. "Хорошо бы свекловичное",- подумал и на всякий случай решил убрать шасси. Мотор заглох. А поле, как назло, оказалось кукурузное - стена двухметровых крепких стержней.
И все-таки сказался недюжинный опыт капитана Мирошникова- он сумел посадить самолет достаточно аккуратно даже в таких условиях. Машина лишь слегка ударилась фюзеляжем о землю и, проскользив несколько метров по подмятым стеблям кукурузы, остановилась. Менее удачно произвел посадку Лобачев. Высоко выровняв машину, он упал метров с трех.
По дороге пилоты (а они везли на машинах и самолеты) несколько раз попадали под бомбежку, но, к счастью, невредимыми добрались до города и под расписку сдали боевые машины в авиамастерскую. Но предстояло еще разыскать свой полк, который в сложной военной обстановке постоянно менял дислокацию.
Короче говоря, лишь через несколько дней вернулись к нам боевые товарищи, усталые, измотанные. А еще через некоторое время в полк вернулся и третий из ударного звена - Лукин. Он при посадке получил сильные ушибы, ссадины, С трудом добрался до ближайшей сельской больницы. Здесь ему сделали перевязку. А потом ему предстояла собственная "одиссея" в поисках полка по прифронтовым дорогам под бомбежками и обстрелами вражеских самолетов.
...Стояли жаркие июльские дни. Палящее солнце, казалось, недвижно зависло над аэродромом, лишь на несколько недолгих ночных часов уходя за горизонт. Летчики, поднимаясь до зари, делали в день по 6 - 7 боевых вылетов. В перерывах между заданиями пристраивались под плоскостями самолетов вздремнуть. Готовые к очередному вылету, они не раздевались, не сбрасывали парашютов. У каждой самолетной стоянки ежедневно дежурил и наблюдатель. А техникам приходилось работать ночами - готовить исправные и ремонтировать поврежденные в боях самолеты.
Ночи были беспокойные. Казалось, спасительная прохлада, ненадолго прогонявшая изнуряющий дневной зной, подарит облегчение и отдых. Но именно вечерние часы выбирал враг для методических бомбежек Винницы и нашего аэродрома в Бохониках, который давно уже не давал ему покоя. И вот с наступлением прохладных сумерек мы нередко попадали словно в новое пекло разрывы бомб, пулеметный огонь. Приходилось забираться в щели, вырытые тут же, возле самолетной стоянки.
А вражеская авиация начала регулярно бомбить крупные железнодорожные узлы - Винницу, Бердичев, Жмеринку. На наш и соседний, 249-й авиаполк возложили задачу по защите этих городов с воздуха. Особенно памятен мне один из боев в небе над Бердичевом.
Впоследствии до нас доходили вести о том, как, оправившись после ранения, продолжал сражаться Владимир Иванович Гаранин. 4 октября 1941 года, уже будучи заместителем командира эскадрильи 254-го истребительного авиационного полка, он во главе группы истребителей прикрывал наших штурмовиков, наносивших удар по аэродрому противника в районе Полтавы. Задание было выполнено успешно, но на обратном пути завязался неравный бой. Гаранин сбил одного "мессершмитта". В это время на него набросилось сразу семь гитлеровских машин. Им удалось поджечь самолет Гаранина, ранить летчика. К тому же у него кончились боеприпасы. Почувствовав легкую добычу, враги взяли советского летчика в плотное кольцо. Тогда Володя решил идти на таран. Консольной частью крыла он врезался в кабину "мессера". Машина фашиста беспорядочно закрутилась в воздухе и врезалась в землю.
Все это произошло настолько стремительно, что гитлеровцы опешили. Этим и воспользовался Гаранин: вырвавшись из кольца на разваливающемся самолете, он успел выброситься с парашютом...
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1942 года В. И. Гаранину было присвоено звание Героя Советского Союза, и Володя продолжал громить врага до последних дней войны...
И вновь возвращаю читателя к началу войны, потому что не только радость первых боевых побед принесло оно нам, но и горечь первых поражений, потерь, которые тоже не вычеркнешь из памяти.
Никогда не забуду первую похоронку из нашего полка. Как начальнику штаба мне пришлось писать ее на пятый день войны, 26 июня. С тяжелым сердцем вывел имя - Николай Лукьянович Дранник. Хотелось найти какие-то особые слова утешения жене, близким Николая Лукьяновича, но рука беспомощно водила по бумаге, а в глазах стояло его спокойное, мужественное лицо.
Капитан Дранник прибыл в наш полк за три месяца до начала войны на должность командира третьей эскадрильи. И запомнился всем нам не только тем, что отлично владел двумя специальностями - летчика, и техника самолета (в начале службы окончил школу авиационных техников), но и своей общительностью, приветливостью. Какая-то внутренняя сила исходила от Николая Лукьяновича. Да и физической силы ему было не занимать: он был отличным спортсменом, одним из первых в Красной Армии получил значок ГТО, за что был награжден Наркомом обороны именными часами. Многие из нас знали и его семью, которая к тому времени еще не успела эвакуироваться с зимней квартиры нашего авиагородка в Виннице. Дранник так и не добрался до них, не успел попрощаться перед их эвакуацией.
В то июньское утро он вылетел на разведку в район Штефанешти и был сбит над румынской территорией зенитным орудием противника. И вот теперь мне предстояло отправить похоронку...
Да, нелегкой ценой доставались нам сведения, добываемые разведкой с воздуха. Так, 1 июля погиб, опять-таки от огня зенитной артиллерии, летчик младший лейтенант Михаил Иванович Трибушинин. Посмертно он был награжден орденом Красного Знамени. 3 июля не стало всеобщего любимца полка заместителя командира эскадрильи по политчасти старшего политрука Василия Емельяновича Родина.
Он поднялся в воздух во главе шестерки И-16 с новым для полка заданием патрулировать в районе Хотина, близ Каменец-Подольского. Вражеские бомбардировщики не раз пытались уничтожить там мост через Днестр, чтобы сорвать переброску резервов, спешивших на помощь нашим частям. Несколько дней советские летчики отражали налеты, сдерживая натиск гитлеровцев. Мост оставался цел, по нему продолжали переправляться войска Южного фронта. А вражеские бомбардировщики вынуждены были уходить назад, так и не добравшись до цели. Шестерка Родина сразу же обнаружила в воздухе группу "хейнкелей". Родин первым бросился в атаку и сразил фашиста.
В тот же день, не успев передохнуть, он снова поднялся в воздух - на разведку. И при возвращении с задания был сбит вражеской зениткой. Боевые друзья, вместе с ним выполнявшие задание, видели, как от прямого попадания снаряда свечкой вспыхнул самолет Василия Емельяновича и стремительно понесся к земле. Видели - и ничего не могли сделать. Печальную весть принесли они тогда в полк на опаленных крыльях. В тот вечер летчики поклялись отомстить врагу за смерть своего политрука. Уже на следующий день они сбили в воздухе четыре вражеских самолета.
К смерти на войне нельзя привыкнуть. Нет и не может быть такой привычки. Отвлечься от черных мыслей, думать о другом - насущном и важном - заставляет тебя суровое дело войны. Но забыть о погибшем, приучить себя к тому, что больше не увидишь, не встретишь, не поговоришь, - нельзя. Вдвойне, втройне тяжелее пережить смерть близкого человека, товарища. Василий Родин был для многих из нас не только однополчанином, но и другом. Прекрасный семьянин, любящий муж, заботливый отец, Родин, как и Дранник, оставил двоих малышей пятилетнюю Эльвиру и годовалого Станислава.
Тяжкую весть пришлось сообщить нам жене Василия Емельяновича - Наталье Николаевне. К слову сказать, она сумела достойно пережить это горе и впоследствии сделала все, чтобы поставить детей на ноги, вырастить их настоящими людьми, достойными памяти отца. Спустя годы дочь В. Е. Родина окончила институт и сейчас работает инженером на одном из предприятий Новосибирска, у сына - диплом об окончании торгового техникума.
...А война уже полным ходом шла по советской земле, рядом с ней неустанно шагало беспредельное народное горе. Горечь потерь чуть ли не каждый день ощущал и наш полк. Погиб смертью храбрых младший лейтенант А. М. Калуженков. Возвращаясь с боевого задания по разведке, летчик встретил в воздухе сразу шесть "мессеров". Не растерялся Калуженков - в первой же атаке сбил вражеский истребитель. Однако оставшиеся пять гитлеровцев зажали его самолет в клещи. Калуженкову надо было перейти на виражи - ведь в горизонтальном маневре наши И-16 имели преимущество перед Ме-109. Но видно, не оставалось уже времени у отважного летчика, чтобы использовать этот один-единственный шанс. "Мессершмитты" сбили его самолет...
Я позволяю себе занимать внимание читателя подробными рассказами о погибших боевых друзьях, потому что каждая потеря фронтового товарища - не просто смерть.
Это героическая гибель, проявление высшего мужества, самоотверженности, патриотизма, как теперь говорится, и экстремальных условиях. И я считаю своим долгом рассказать о тех, кто до сих пор живет в нашей памяти, но кого давно уже нет в живых - с тех горьких военных лет.
...Командир звена младший лейтенант Семен Евдокимович Колесник великолепный летчик, погибший тоже в первый месяц войны. Он выделялся незаурядной техникой пилотирования, отлично стрелял по учебным - наземным и воздушным - целям, летал в любых погодных условиях. Среди пилотов он считался асом, да и по жизненному опыту превосходил многих: ему исполнилось уже 25. А ведь наш полк в основном был укомплектован 20-летними юношами. За плечами у Колесника была школа-семилетка, ФЗУ, работа фильтровщика на Днепропетровском заводе имени С. М. Кирова, затем Запорожский аэроклуб, работа летчика-инструктора, служба в рядах Красной Армии, Одесская военная авиационная школа и только после этого наш полк.
С первых дней войны Колесник летал охотно и много, записал на свой счет более двадцати боевых вылетов, два самолета, сбитых в воздушных боях, и три, подожженных на аэродромах, десяток автомашин противника с личным составом и боеприпасами, уничтоженных при обстреле вражеских автоколонн и передовых линий. В одной из молниеносных атак с бреющего полета, которые летчики называли штурмовкой, героически оборвалась жизнь Семена Евдокимовича Колесника.
Достаточно полное представление о его последнем бое дает письмо ветерана нашего полка полковника в отставке П. П. Мирошникова. Через несколько лет после войны именно к нему обратился брат Колесника с просьбой помочь разыскать могилу Семена Евдокимовича. Вот выдержка из ответа Мирошникова:
"Командир полка Маркелов дал приказ подготовить к вылету группу истребителей для сопровождения наших бомбардировщиков примерно в район Чуднова. Примерно - потому что колонна, которую предстояло атаковать, тоже не стояла на месте. Долго искали мы эту колонну врага. Наконец нашли. Бомбардировщики удачно отбомбились. Все мы повернули обратно. И тут справа от нашего курса я заметил еще одну вражескую колонну, замаскированную на окраине какой-то деревушки. Решил тут же атаковать ее. Между нашими самолетами не было связи. Летчики повторяли действия командира. Я пошел в атаку, и шесть других наших истребителей тоже начали обстреливать вражескую колонну. Однако на втором заходе я заметил, как один из наших резко взмыл, набрав примерно 300 400 метров, перевернулся и с большой скоростью врезался в землю. По всей вероятности, он атаковал зенитную батарею, которая охраняла колонну, и погиб, спасая товарищей. Установить, что это за деревня, не было времени - в баках кончалось горючее. Мы вынуждены были сесть на запасном аэродроме в районе Умани. И здесь я узнал, что погиб Семен Колесник. Трудно восстановить сейчас название деревни... Дело в том, что и в наших архивах частенько не указывалось точное место гибели летчика, а лишь примерно - район. У летчиков часто и могил не было - они сгорали либо в воздухе, либо на земле.
Из наших товарищей, которые тогда летали, - они изображены на фото (в письмо была вложена фотография. - Г. П.] - никого нет в живых, а потому мне не у кого спросить и посоветоваться..."
К этому можно добавить, что, прежде чем погибнуть, Колесник успел поджечь несколько автомашин, но при третьем заходе был сбит прямым попаданием зенитного снаряда. И Калуженков, о котором рассказано выше, и Колесник были посмертно награждены орденами Красного Знамени.
Да, мы несли потери. Но, анализируя объективные обстоятельства, к ним приводившие, из каждого трагического случая мы старались вынести урок, рассмотреть все его составляющие. Мы понимали, что боевой опыт еще мал набираться его приходилось в неравных боях с противником, да еще на коротких разборах событий минувшего дня.
Утром 3 июля 1941 года по радио выступил Сталин. В его обращении к народу прозвучали суровые, но нужные слова, которых так ждали советские люди, была утверждена непоколебимая вера в нашу правоту и победу. Речь Сталина содержала четкую программу действий партии и государства в условиях начавшейся войны. Главным направлением этой программы была мобилизация всех сил народа. Как личное обращение к каждому из нас восприняли мы слова, звучавшие по радио. Неизвестность положения сменилась ясностью, горечь первых неудач отступила перед уверенностью в завтрашнем дне. Было ясно: борьба предстоит жестокая, невиданная в истории, но исход этой борьбы очевиден: наше дело правое - мы победим!
Когда в полк пришли газеты с текстом речи Сталина, мы снова и снова вчитывались в пронизанные мужеством и верой слова, провели митинг, на котором поклялись драться с ненавистным врагом, не щадя жизни, стоять насмерть за свободу и независимость Родины.
Запомнился мне на этом митинге младший лейтенант Иван Захаров. Человек могучего телосложения, со спокойным проницательным взглядом широко поставленных глаз, немногословный в разговоре, он выглядел гораздо старше своих 22 лет. В Захарове легко было заметить уверенную хватку рабочего человека. Родом из семьи тульского железнодорожного рабочего, он рано узнал цену настоящему труду. В16 лет пришел в вагонное депо на станции Узловая, встал рядом с отцом, быстро освоил специальность токаря по обточке колес.
Захаров проработал в депо недолго, через год поступил в Сталинградский аэроклуб. За два сезона занятий там стал парашютистом, освоил полеты на планере и на учебном самолете. Но руки парня уже просились к штурвалу боевой машины. В 1939 году Захаров поступает в Качинскую авиационную школу военных летчиков имени Мясникова. О том, как он ее окончил, говорит следующая строка его биографии: при распределении в наш полк он сразу получил должность командира звена. А это при назначении в часть после окончания авиашколы случалось крайне редко.
И вот на митинге Иван Захаров, которого в обычных-то житейских разговорах мы слышали нечасто, сказал кратко, но самое главное:
- Понятно, к чему нас призывает партия. Душу вложу, но выполню то, что от нас требуется. Беспощадно буду уничтожать врага в воздухе и на земле!
И столько внутренней силы, искренности и твердости прозвучало в его клятве, что не оставалось и тени сомнения, что так и будет.
...Только до боли короткий срок отвела судьба летчику, чтобы он сдержал свое обещание.
16 июля звено Ивана Захарова вылетело на разведку в район Белой Церкви. Следуя по маршруту, еще над расположением наших войск летчики встретили девять неприятельских истребителей Ме-109. Командир звена решил принять бой. Покачивая самолет с крыла на крыло (такова была сигнализация в те времена), он дал своим ведомым сигнал к бою. Три против девяти - вражеские истребители, просчитав несложную арифметику, тут же бросились на наши самолеты, предвкушая легкую победу. Их тактика была проста: разъединить И-16 и поодиночке уничтожить, нападая с трех направлений одновременно - сверху, снизу и в лоб. Однако это было слишком очевидно, поэтому наши летчики сами пошли в атаку.
С первого же захода Захаров сбил одну из машин противника. Но в этот момент был ранен один из ведомых - младший лейтенант Рысаков. Теряя сознание, летчик успел скольжением на крыло вывести машину из боя и приземлиться на ближайшем аэродроме. Через несколько минут фашисты вывели из строя и второго захаровского ведомого. Таким образом, он остался наедине с восемью "мессерами". И все-таки продолжал сражаться, мастерски маневрируя, уходя из-под пулеметных очередей "мессершмиттов" и смело атакуя. Улучив момент, он удачно зашел в хвост одному из фашистов и точной огневой очередью отправил его на землю. Но в этот миг и сам, смертельно раненный, потерял сознание. Самолет Захарова накренился на левое крыло, начал скользить и потом перешел в крутое пикирование. Взрыв, столб огня, разлетевшиеся вокруг обломки... Вражеские истребители скрылись, а наши пехотинцы, с тревогой и горечью наблюдавшие за неравным воздушным боем, нашли на месте падения боевой машины чудом уцелевший лоскут гимнастерки. В кармане ее лежал комсомольский билет Ивана Захарова, пробитый вражеской пулей.
За самоотверженный подвиг младший лейтенант Иван Михайлович Захаров был посмертно награжден орденом Красного Знамени.
Тяжелой была эта утрата. Но с еще большей ненавистью к врагу, с еще большей решимостью и отвагой сражались в последующие дни наши летчики, мстя за гибель боевого друга. Первым среди них продолжил счет сбитым стервятникам товарищ Захарова младший лейтенант И. И. Новиков.
23 июля он получил задание - вылететь на перехват самолета Хе-111. Неотступно преследуя вражеский бомбардировщик, летчик растерял весь боезапас, но сбить врага не удалось. И тогда Новиков пошел на таран: нагнав Хе-111 и подойдя к нему вплотную, он винтом отрубил "хейнкелю" стабилизатор. Тот потерял управление и беспорядочно полетел вниз. Наш самолет тоже получил повреждение: были погнуты лопасти винта, машину начало сильно трясти. Однако летчик не потерял самообладания: он перевел истребитель на планирование, с завидной расчетливостью выбрал подходящую посадочную площадку и благополучно на ней приземлился.
Это был первый воздушный таран в истории нашего полка.
Именно в этот трудный период в партийное бюро от воинов полка поступило свыше десятка заявлений о приеме в партию. Их подали летчики Петр Середа, Василий Деменок, Алексей Штырлов, Кубати Карданов, техники Александр Александров, Федор Андреев и многие другие.
В архивных документах полка сохранилась копия заявления командира звена Петра Середы, здравствующего и поныне. Вот его полный текст: "Хочу быть кандидатом в члены партии. Понимаю, что партия - наш передовой авангард, что только она способна выполнить великую задачу - привести наш народ к полной победе над врагом. Хочу жить и бороться вместе с той партией, которую создал Владимир Ильич Ленин".
Надежными, преданными коммунистами пополнялись ряды партии. Война тут же, на полях сражений, экзаменовала их стойкость, твердость духа. И надо сказать, что они с честью держали этот экзамен, в боях доказывая верность Родине, народу, партии.
Чуть ли не на следующий день после подачи заявления о приеме в партию Петр Середа в паре со старшим летчиком Василием Батяевым вылетели на штурмовку войск противника в районе Корсуня. Но здесь их будто поджидали четыре "мессершмитта". Это не смутило наших воздушных бойцов - они решили вступить в бой. Надежно прикрывая друг друга при маневрировании, поддерживая в атаках, летчики сбили два вражеских истребителя, а двух оставшихся заставили пуститься наутек.
Возвращаясь несколько назад, хочу отметить, что в первых числах июля наш полк получил ответственную боевую задачу - сопровождать бомбардировщики и штурмовики, наносившие удары по вражеским войскам, перешедшим в наступление с румынской территории. Для успешного выполнения задачи 2-я эскадрилья полка была переброшена на полевой аэродром Окница, километрах в тридцати к западу от Могилев-Подольского. Противник находился близко: он уже форсировал Днестр, наведя понтонную переправу в районе Хотина.
И вот наши самолеты поднялись в воздух. Бомбардировщики в сопровождении истребителей пытались разбить понтонный мост, но он прикрывался плотным зенитным огнем гитлеровских батарей: со средних высот разбомбить его было трудно. Тогда группа наших штурмовиков неожиданно и стремительно на малой высоте прорвалась к реке и накрыла переправу бомбами. Понтоны были разбиты, а технике и живой силе врага нанесен урон.
Действия штурмовиков прикрывала группа истребителей сопровождения нашего полка, возглавляемая лейтенантом Тивиным. Они вступили в бой с патрулировавшими над переправой "мессершмиттами", один из них сбили и обеспечили выполнение задания.
А с 8 июля эскадрильи 88-го истребительного авиационного полка все чаще стали использоваться на киевском направлении Юго-Западного фронта, где обстановка осложнялась с каждым днем. Наши летчики вылетали на сопровождение бомбардировщиков в районы Житомира, Чуднова, участвовали в прикрытии железнодорожного узла Казатин.
При этом они нередко попадали в сложные ситуации. Порой маршрут полета был известен весьма приблизительно, задача ставилась в самых общих чертах. Наши истребители поднимались в небо, как говорится, "по-зрячему", то есть когда в поле видимости над аэродромом появлялись бомбардировщики, к которым для сопровождения нужно было пристраиваться на ходу. Случалось, что задание на сопровождение ставилось без учета тактического радиуса действия истребителей. Это, в свою очередь, приводило к тому, что самолетам не хватало горючего на обратный маршрут - летчики вынуждены были приземляться на промежуточных аэродромах. Наконец, немало сложностей при выполнении заданий было из-за отсутствия радиосвязи между бомбардировщиками и истребителями. "Переговаривались" условными сигналами - покачиванием крыльев, с помощью ракет. А этот летный язык далеко не совершенный. И порой бывало, что истребители неосмотрительно вступали в навязанные им воздушные бои, отрывались от бомбардировщиков, оставляя их без прикрытия.
К каким неожиданным последствиям приводили подобные неурядицы, можно судить по такому эпизоду.
В начале июля девятка истребителей полка получила задание на сопровождение бомбардировщиков, которые должны были бомбить танковую колонну противника в 50 километрах к юго-западу от Умани. Ведущий нашей группы командир 4-й эскадрильи капитан В. И. Полянский, его заместитель - капитан П. П. Мирошников. Полянскому во главе двух звеньев предстояло следовать в группе непосредственного прикрытия бомбардировщиков, а Мирошникову вместе с ведомыми В. П. Луниным и И. Г. Лобачевым - в ударной группе.
Уже последовал приказ с КП полка "По самолетам!" и ждать сигнала на вылет. Через две-три минуты над аэродромом взвилась зеленая ракета - взлетать! Заработали моторы, но тут же над аэродромным полем зависла красная ракета сигнал запрета. Моторы выключили, а через несколько минут снова взвилась зеленая. Самолеты уже начали выруливать на взлет - опять красная. Вот это и была "эффективность" взлета по-зрячему. Как выяснилось, в это время над аэродромом пролетали не те бомбардировщики, которые нам предстояло сопровождать.
Между тем капитан Полянский неожиданно почувствовал сильное недомогание сказалось нервное напряжение. Он с трудом вылез из кабины и подошел к самолету Мирошникова:
- Придется тебе, Петр Павлович, идти вместо меня старшим. Лететь не могу, а подводить нельзя. Выручай...
Как раз в этот момент над аэродромом показалась долгожданная группа бомбардировщиков. Последовал сигнал на вылет, и наши истребители, возглавляемые Мирошниковым, быстро пристроились к бомбардировщикам. Командир группы вскоре заметил, что сопровождаемые машины идут чуть севернее сообщенного ранее маршрута, то и дело меняют курс, как бы прочесывая местность.
"Ищут цель, - рассудил Мирошников. - Ясно, что враг не стоит на месте. Но моим-то истребителям такой поиск может дорого обойтись: горючего-то немного..."
Вскоре летчики заметили над дорогой столб пыли. Наконец-то! Колонна вражеских танков ползла по шоссе. Наши бомбардировщики тут же легли на боевой курс, готовясь открыть бомбовые люки. Но в этот момент откуда-то сверху сзади, со стороны солнца,- их атаковала четверка "мессершмиттов". Мирошников со своим звеном бросился наперерез, и завязался упорный бой. Вражеские истребители, используя преимущество в скорости, настойчиво пытались помешать бомбардировщикам. Наша ударная группа сдерживала их натиск. Однако двум "мессерам" все же удалось прорваться сквозь заслон. Но здесь пришли на помощь летчики из группы непосредственного сопровождения. Первым поджег одного гитлеровца Кузнецов. Второго "мессера" сбили летчики ударной группы Мирошников и Лобачев. Два уцелевших Ме-109 поспешили повернуть на запад.
Тем временем бомбардировщики, прицельно сбросив на танковую колонну свой груз, легли на обратный курс. За ними последовала и группа непосредственного сопровождения. Ударная же группа отстала, и Мирошников сделал круг над дорогой, восстанавливая ориентировку. Внизу дымилась искореженная вражеская техника, догорали автомашины.
Удовлетворенные результатами боя, истребители взяли курс на свой аэродром, но, как только пересекли линию фронта, мотор машины Мирошникова тоже начал захлебываться, но он успел выбрать внизу ровное зеленое поле и пошел на посадку. "Хорошо бы свекловичное",- подумал и на всякий случай решил убрать шасси. Мотор заглох. А поле, как назло, оказалось кукурузное - стена двухметровых крепких стержней.
И все-таки сказался недюжинный опыт капитана Мирошникова- он сумел посадить самолет достаточно аккуратно даже в таких условиях. Машина лишь слегка ударилась фюзеляжем о землю и, проскользив несколько метров по подмятым стеблям кукурузы, остановилась. Менее удачно произвел посадку Лобачев. Высоко выровняв машину, он упал метров с трех.
По дороге пилоты (а они везли на машинах и самолеты) несколько раз попадали под бомбежку, но, к счастью, невредимыми добрались до города и под расписку сдали боевые машины в авиамастерскую. Но предстояло еще разыскать свой полк, который в сложной военной обстановке постоянно менял дислокацию.
Короче говоря, лишь через несколько дней вернулись к нам боевые товарищи, усталые, измотанные. А еще через некоторое время в полк вернулся и третий из ударного звена - Лукин. Он при посадке получил сильные ушибы, ссадины, С трудом добрался до ближайшей сельской больницы. Здесь ему сделали перевязку. А потом ему предстояла собственная "одиссея" в поисках полка по прифронтовым дорогам под бомбежками и обстрелами вражеских самолетов.
...Стояли жаркие июльские дни. Палящее солнце, казалось, недвижно зависло над аэродромом, лишь на несколько недолгих ночных часов уходя за горизонт. Летчики, поднимаясь до зари, делали в день по 6 - 7 боевых вылетов. В перерывах между заданиями пристраивались под плоскостями самолетов вздремнуть. Готовые к очередному вылету, они не раздевались, не сбрасывали парашютов. У каждой самолетной стоянки ежедневно дежурил и наблюдатель. А техникам приходилось работать ночами - готовить исправные и ремонтировать поврежденные в боях самолеты.
Ночи были беспокойные. Казалось, спасительная прохлада, ненадолго прогонявшая изнуряющий дневной зной, подарит облегчение и отдых. Но именно вечерние часы выбирал враг для методических бомбежек Винницы и нашего аэродрома в Бохониках, который давно уже не давал ему покоя. И вот с наступлением прохладных сумерек мы нередко попадали словно в новое пекло разрывы бомб, пулеметный огонь. Приходилось забираться в щели, вырытые тут же, возле самолетной стоянки.
А вражеская авиация начала регулярно бомбить крупные железнодорожные узлы - Винницу, Бердичев, Жмеринку. На наш и соседний, 249-й авиаполк возложили задачу по защите этих городов с воздуха. Особенно памятен мне один из боев в небе над Бердичевом.