Страница:
Несколько раз за эти пять дней Давидков вылетал на боевые задания во главе группы, состоявшей из летчиков обоих полков. Побывавшие с ним в воздушным боях Василий Максименко, Борис Карасев, Кубати Карданов, Василий Князев по достоинству оценили бесстрашие и высокое мастерство командира.
Люди на войне познают друг друга быстро, потому что в условиях наивысшего напряжения сил отчетливее и резче проявляются самые разнообразные человеческие качества, ярче высвечиваются характеры. Вот почему, мне думается, так прочна фронтовая дружба, которую не старят, а лишь закаляют годы и расстояния.
Всего пять дней жили и воевали мы рядом, а потом разлетелись по разным воздушным дорогам войны, хотя и впоследствии сражались недалеко друг от друга - под Ростовом, в Донбассе, на Северном Кавказе. Всего пять дней, но до сих пор, встречаясь с генерал-полковником авиации В. И. Давидковым, мы возвращаемся памятью к нашим дорогим фронтовым товарищам - людям одного военного поколения, одних душевных порывов, одного нравственного закала, бойцам-единомышленникам...
В конце сентября враг продолжал теснить наши войска, вынужденные отойти на очередные оборонительные рубежи. Следуя с ними, мы перебрались на аэродром Ново-Троицкое. Перелет проходил в спешном порядке, и мы потеряли связь со штабом дивизии, что означало полное неведение относительно расстановки сил в районе линии фронта. Чтобы уточнить наземную обстановку, командир полка отправил на воздушную разведку шестерку И-16 во главе с В. Максименко. Минут через сорок летчики принесли малоутешительные данные. По дороге из Каховки на Мелитополь обнаружена большая колонна танков и транспортных машин противника. Наши войска отступают в южном и восточном направлениях. Бои идут на подступах к известной нам Чаплинке и чуть севернее ее. Маркелов, не имея связи с командиром дивизии и командующим ВВС 9-й армии, решил тогда действовать самостоятельно - атаковать колонну противника.
Первой атакой по вражеской колонне наши летчики подожгли две цистерны и девять автомашин врага. Второй вылет совершили в район Чаплинки. Противник уже подступал к населенному пункту с двух сторон. Пришлось и нашим летчикам разделиться на две группы, и штурмовали они вражеские части по двум направлениям. Здесь фашисты тоже понесли ощутимые потери: на шоссе горели автомашины, полегли десятки гитлеровцев.
Ночь на новом аэродроме прошла тревожно. Немцы дважды бомбили Ново-Троицкое, правда, бомбы ложились с перелетом и вреда не причинили.
Утром у нас приземлился связной У-2. Летчик доставил пакет от командира дивизии с предписанием сменить место базирования. Через сутки, не успев толком обосноваться, мы вновь поменяли адрес, перелетев в Ново-Васильевку. Аэродрома, как такового, здесь не было - рыхлое после дождя поле, на котором, судя по всему, еще совсем недавно колосилась рожь. Но выбирать не приходилось.
К тому времени наши войска временно приостановили продвижение врага, укрепившись в днепровских плавнях, к югу от Запорожья и далее - до озера Молочное.
В те дни полк получил отличное пополнение - группу опытных летчиков, прибывших к нам с боевой техникой, на которой они воевали в другой части. Среди них выделялись А. А. Постнов, С. Н. Сливка, П. М. Лазюка и младший лейтенант П. Грачев, временно прикомандированный к полку в период боев под Мелитополем. Летал он на новейшем советском штурмовике Ил-2, и теперь нам довелось увидеть вблизи эту замечательную машину. Производил впечатление длинный фюзеляж с выступающим над ним фонарем кабины, похожим на небольшой горб. За это в среде авиаторов самолет в шутку называли "горбатым". Воины наших сухопутных войск окрестили его "летающим танком", а фашисты - "черной смертью". Одетый в прочную броню, мощно вооруженный, Ил-2 действительно представлял грозную опасность для врага.
Грачев служил в 55-м истребительном полку, командиру которого неизвестно как, но удалось выхлопотать два новых штурмовика. Главной задачей "летающих танков" стало уничтожение танков фашистских - истребителям это было не под силу. О том, с каким ликованием и восторгом приняли в полку эти самолеты, рассказал в документальной повести "Один "миг" из тысячи" Юрий Жуков. На одном Ил-2 начал летать младший лейтенант Валентин Фигичев.
"-Хорош конь! Хорош!.. - говорил Фигичев, хлопая перчаткой по броне. Теперь держись, немец!
И, пересев с "мига" на "ил", он вылетал по восемь, а то и по девять раз, охотясь за гитлеровскими танками, скопившимися на подступах к Бериславу и Каховке".
Второй самолет достался Грачеву. Он только что вернулся в полк из госпиталя, куда попал после ранения в первые дни войны. Но не мог пилот долго лежать на больничной койке и уговорил врачей выписать его раньше срока рвался в бой, к товарищам. И неописуема была радость младшего лейтенанта, когда по возвращении в часть он получил новую машину. К нам же его откомандировали по указанию командира 20-й смешанной авиационной дивизии для временного пополнения после потерь, понесенных в последних ожесточенных боях.
Отличный воздушный боец, Грачев дрался дерзко, виртуозно, с какой-то особой лихостью маневрировал, поливая врага свинцовым огнем. Летчики, вылетавшие с ним на штурмовки, восхищаясь этой отчаянной храбростью, с повышенным вниманием оберегали его от атак вражеских истребителей. Грачев не оставался в долгу перед товарищами. Поднявшись вместе с ними в воздух, он первым делом отыскивал зенитные орудия противника, подстерегавшие наши самолеты, и уничтожал их, а уж потом приступал к выполнению личного задания крушил танки и артиллерийские установки врага. В бою он и впрямь был похож на орла: наметив цель, энергично взмывал вверх метров на триста - четыреста и оттуда камнем бросался вниз, обрушивая на проклятых фашистов смертоносный огонь своего "ила".
Велика же была досада Грачева, когда после очередного боевого вылета в моторе его самолета была обнаружена неисправность. На ремонт потребовалось больше суток. Грачев метался по аэродрому, буквально не находил себе места, нетерпеливо торопя техников, ремонтировавших его машину. А когда наконец ее возвратили в строй, он побежал на командный пункт за разрешением вылететь на боевое задание вместе с шестеркой И-16, возглавляемой В. Князевым.
Командир полка в тот день, помнится, был болен, и его обязанности пришлось выполнять мне. Я поставил Князеву задачу, и он здесь же, на КП, давал указания своим ведомым о порядке взаимодействия. Именно в этот момент и появился в землянке Грачев.
- Товарищ капитан, разрешите и мне лететь на задание под прикрытием группы Князева, - обратился он ко мне. - Мы уже не раз ходили этой группой и знаем, как совместно атаковать цель.
И такая мольба стояла в его взгляде, такое горячее желание участвовать в бою, что я не смог отказать ему, хотя потом горько жалел об этом и до сих пор помню, как все произошло.
Да разве кто-то из нас мог предположить, что этот вылет окажется для мужественного летчика последним?! В бою Грачев был сбит прямым попаданием зенитного снаряда. На этот раз истребители никак не могли уберечь своего любимого "горбатого"...
В конце сентября гитлеровское командование предприняло попытку концентрированными ударами из районов Днепропетровска и Каховки в направлении на Осипенко (ныне Бердянск) окружить войска Южного фронта и уничтожить их в этом кольце. Наши армии с тяжелыми боями отходили к Донецку и Таганрогу. Вражеская авиация преследовала их на дорогах, бомбила аэродромы. 4 октября воздушному налету подвергся наш аэродром в Ново-Ва-сильевке. После полудня из-за свинцовых туч внезапно вырвалась группа "юнкерсов". Вздрогнув, будто приподнялось поле в разрывах бомб. Загорелся один И-16. Еще два самолета получили серьезные повреждения. Осколком был убит техник Н. В. Озеров.
Оставаться в Ново-Васильевке было невозможно. Продвигаясь в южном направлении, за считанные дни мы сменили еще несколько аэродромов. Запомнился переезд в Буденновку, располагавшуюся на полпути между Мариуполем (нынешним Ждановом) и Таганрогом. Для технического состава полка это был не переезд, а переход, поскольку автомашин хватило лишь на перевозку технического имущества. Люди шли пешком ночь и почти весь следующий день.
К тому времени летный состав полка уже обосновался в Буденновке. А прибывшим бойцам наземного эшелона был предоставлен отдых. Они валились с ног от усталости и заснули мертвым сном. Бодрствовали лишь часовые на постах, да командир с нашим штабом обсуждал очередной приказ дивизионного командования. Нам предстояло с рассветом отправить на аэродром подскока - Мариуполь передовую команду с запасом горючего и боеприпасов для обслуживания одной из эскадрилий, которая днем должна была вести боевые действия с полевого аэродрома, а к ночи возвращаться в Буденновку. Решение это диктовалось тем, что полк наш, по мнению командования, оказался расположенным слишком далеко от линии фронта.
Как вскоре выяснилось, такое представление было ошибочным. Разведка не смогла вовремя установить, что мотомеханизированные части противника подступали к Мариуполю, в связи с чем наша эскадрилья, перелетевшая на этот самый аэродром, чуть было не попала в западню. Но все это случилось на другой день.
Утром же, еще до рассвета, я возглавил передовую команду, отправляющуюся в Мариуполь. Состав группы - десять мотористов, техников, оружейников, инженер Е. А. Коломиец и адъютант эскадрильи Я. Н. Колосков. Транспорт - две автомашины и бензозаправщик. В 8 часов утра мы уже были в Мариуполе, на аэродроме подскока. Помню, что, проезжая по городу, я обратил внимание на необычайное беззаботное спокойствие: буднично сновали по улицам люди, поскрипывали на поворотах трамваи. Ничто не предвещало беды.
Мы разгрузили автомашины, подготовились к приему и обслуживанию самолетов, зная, что летчики во главе с капитаном П. П. Мирошниковым получили задание на разведку и штурмовку неприятеля западнее Мариуполя и что дозаправляться они должны были здесь. Действительно, через полчаса к аэродрому на бреющем полете подошла девятка истребителей. Они благополучно приземлились. Лишь один самолет при посадке неожиданно резко развернулся влево, накренился и описал вираж, концом крыла задев землю. Это был самолет Василия Князева. Осмотрев машину, техники увидели, что пулеметной очередью пробита покрышка левого колеса, и все вместе мы помогли Князеву зарулить на стоянку, приподняв левую плоскость и удерживая ее на весу. Летчики доложили, что вели штурмовку мотомеханизированной колонны в 10 километрах к западу от Мариуполя - значит, враг находился где-то рядом, наземных частей перед ним нет. Следовательно, надо было как можно быстрее отправить самолеты в Буденновку, а для этого заправить баки горючим. Но бензозаправщик наш застрял в пути. Тогда мы стали искать бензин здесь, на аэродроме, и в одной из емкостей обнаружили его остатки.
В этот момент на летном поле показалась группа всадников - кавалеристы из наземной разведки.
- Вам нужно срочно улетать! - прокричал их старший, придержав на ходу коня. - Фашисты уже на западной окраине Мариуполя!..
Мы и сами понимали, что положение критическое, и ведра с бензином замелькали в наших руках еще быстрее.
Дозаправка подходила к концу, когда на эмке приехал заместитель командира 20-й авиадивизии полковник Д. Д. Попов. Оказалось, что он еще не знает данных разведки и прибыл проверить, как проходят боевые вылеты с аэродрома подскока. Я доложил ему результаты вылета на разведку и то, что нам сообщили кавалеристы. Оценив ситуацию, Попов приказал немедленно поднять эскадрилью на повторную штурмовку вражеской колонны, выделив одно звено для дополнительной разведки, после чего всем вернуться в Буденновку. Передовая команда должна была отправиться туда на автомашинах сразу же после вылета самолетов.
Но вот снова возникла проблема с машиной Князева - ему предстояло произвести взлет со спущенной покрышкой одного колеса шасси. Летчику помог опыт, знание особенностей машины: умело парируя рулем поворота неизбежное уклонение от направления взлета, Князев искусно оторвал самолет от земли и удалился от нас с набором высоты. Мы облегченно вздохнули, загрузили машины техническим скарбом и двинулись в обратный путь.
Через центр города, а это было бы намного короче, проехать не удалось: из района главной улицы доносилась беспорядочная стрельба - туда, видимо, уже прорвались немецкие танки. Мы осмотрительно двинулись по параллельной улице, следуя за одиноким трамваем, упорно ползущим на городскую окраину. Тормозя у перекрестков, пропускали группы людей, в смятении бежавших из города. Мост через реку Кальмиус уже был разрушен, оставался единственный путь отхода через территорию завода "Азовсталь". Там же образовалось настоящее столпотворение людей и машин, началась паника. Плюс ко всему противник открыл по заводскому району сильный минометный огонь. С большим трудом нам удалось выбраться на дорогу, ведущую к Буденновке. С горечью услышали мы там, что из полета в полк не вернулись младшие лейтенанты И. Ф. Вишневкин и В. А. Князев.
Самолет Вишневкина был сбит в воздушном бою вражеским истребителем Ме-109. Летчику пришлось выброситься с парашютом. И тут случилось непредвиденное: раскрывшийся купол парашюта зацепился за падающий самолет, а произошло это неподалеку от Мариуполя - над Азовским морем. Машина рухнула в воду, утянув своей тяжестью и парашютиста...
О судьбе Князева вообще ничего не было известно, кроме того, что он по непонятным причинам отстал от своего звена, вылетевшего на разведку. К взаимной радости, мы увидели Князева - живого и невредимого - через два дня в Таганроге, на очередном аэродроме базирования. Правда, появился он перед нами в необычном виде - одет в какую-то заношенную рабочую спецовку, неформенные брюки, только по выправке и можно было узнать военного летчика. Князев объяснил причину этого "маскарада".
После вылета из Мариуполя его звено вело воздушную разведку и вскоре обнаружило мотоколонну противника. Решили штурмовать ее. Выйдя из очередной атаки, Князев услышал, что мотор самолета начал давать перебои и через несколько минут совсем заглох. Боевая машина отстала от звена, и летчику пришлось садиться в открытом поле. При заходе на посадку он заметил километрах в четырех колонну немецких мотоциклистов, продвигавшихся в его сторону.
"Эх, ишачок-бедолага, - с досадой успел подумать Князев, - не доставаться же тебе врагу!" Он поджег самолет и бросился прочь от пылающего истребителя.
Пробираясь на восток, к своим, Князев набрел на какое-то село. Немцев здесь еще не было. Крестьяне подобрали летчику одежду, чтобы в случае чего не бросалась в глаза его форма, дали еды на дорогу - и он снова отправился в путь. Шел почти двое суток. Сплошной линии фронта еще не было - враг продвигался по основным дорогам. Поэтому Князев, выбирая проселочные дороги, без особых сложностей добрался до расположения наших войск. На другой день он разыскал полк, который к тому времени базировался уже в Таганроге.
Наша последняя ночь там была тревожной. Наземный эшелон срочно отправили в Таганрог, остались лишь несколько техников для выпуска самолетов. Дожидаясь рассвета, летчики дремали прямо в кабинах машин. Ранним утром они вылетели на штурмовку вражеской танковой колонны, а после выполнения задания садились уже в Таганроге.
Тяжело было нам покидать украинскую землю, оставлять ее на поругание ненавистному врагу. Но даже в эти суровые дни мы верили, что вернемся сюда. Помню, секретарь комсомольской организации полка Иван Носенко провел тогда политинформацию, объясняя воинам обстановку, причины отступления, и тут же добавил, что скоро, очень скоро враг испытает силу нашего удара. В подтверждение своих слов Иван зачитал небольшую заметку из свежего номера армейской газеты. Это был страстный призыв к отмщению фашистским выродкам за их злодеяния на истерзанной украинской земле.
В августе 1982 года мы встретились с Иваном Ефимовичем Носенко в Кременчуге, на Украине, где он живет и работает уже более 35 лет. В свои 70 лет выглядит бодро, на здоровье не жалуется, правда, говорит, напоминает иногда о себе осколок, застрявший в легком после тяжелого ранения. Каково же было мое удивление, когда в разгар наших воспоминаний Носенко достал партбилет и вынул из него пожелтевшую газетную вырезку с той самой заметкой, что зачитывал на политинформации,
"Прекрасная, истерзанная, непокорявшаяся, побеждающая земля! - говорилось в ней. - Благословенны раны детей твоих, отстаивающих честь и независимость Отчизны! Земной поклон - могилам павших бойцов, слава нетленная - живущим! Неизмеримо велики дела твоих дочерей и сыновей! В неразрывном рукопожатии сплелись руки твои, Украина, с руками твоих друзей и братьев - всех народов Советского Союза. Придет день - и растопчем мы голову змия, и встанешь ты, ныне покрытая пылью и кровью, и про дела детей твоих будут в благословенном изумлении говорить их счастливые потомки... Это будет!."
Теперь мы знаем - вещее предсказание сбылось. Но в том далеком сорок первом нашим уделом были борьба и вера.
Итак, закончился этап на боевом пути моих однополчан по земле Украины. Немцам, добившимся значительных военных успехов в первые месяцы войны, тем не менее не удалось развить наступление так, чтобы с ходу овладеть южными районами страны. Стойко и мужественно защищали советские воины каждую пядь родной земли. Свое слово в жарких воздушных схватках, разыгравшихся в небе Украины, сказал и наш 88-й истребительный авиаполк. Враг услышал это слово.
Первая победа
Таганрог удивил нас забытой тишиной и спокойным, размеренным образом жизни. Как будто и не приближалась к нему фронтовая линия, не грохотала артиллерийская канонада в нескольких десятках километров. Наш неожиданный прилет заставил командование авиагарнизона более трезво оценить сложившуюся обстановку, принять срочные меры к эвакуации ценного имущества и оборудования. В иную жизнь, в иные звуки погрузился аэродром, на котором не умолкал гул самолетов, отправляющихся на боевые задания. По возвращении техники рассредоточивали их по стоянкам и забрасывали ветвями срубленных акаций.
Результаты воздушной разведки были очевидны и неутешительны. Сверху картина вынужденного отступления наших войск рисовалась особенно четко, как на киноленте: танки противника быстро продвигались вдоль Таганрогского залива.
За каких-то три дня мирный и тихий Таганрог превратился в тревожный фронтовой город. Вечером 11 октября мы получили срочный приказ - немедленно выходить из-под удара прорвавшихся танков противника и перебазироваться на аэродром Батайск, расположенный к югу от Ростова.
Техники быстро подготовили крылатые машины к полету, но сгустившиеся сумерки не позволили летчикам подняться в воздух. Пришлось дожидаться рассвета. Тем временем наземный эшелон полка уже отправился в путь. Ночь на аэродроме прошла на удивление спокойно, а к утру выяснилось, что прорвавшиеся танки противника оказались плодом разгоряченной фантазии - снова плохо сработала разведка. Как показали последующие события, наши войска еще несколько дней героически сдерживали натиск врага на подступах к Таганрогу. Только в середине, октября части 1-й танковой армии Клейста прорвались к устью реки Миус, форсировали ее и 17 октября заняли этот город.
Но как бы там ни было, а в ночь на 12 октября автомашины нашего полка ехали в кромешной ночной тьме с погашенными фарами по размытой дождями грунтовой дороге. Водитель одной из них от усталости на какой-то миг прикрыл глаза, но этого мгновения оказалось достаточно, чтобы машину занесло в кювет и она перевернулась. Находившиеся в кабине техники отделались ушибами, а старшина Юрченко получил серьезную травму - перелом ноги.
К счастью, в это время мимо проходила колонна какой-то медсанчасти. Остановив одну санитарную машину, мы уговорили врача осмотреть раненого.
- Товарища нужно срочно госпитализировать. Забираем с собой... - быстрым и однозначным было его заключение.
Через несколько дней старшина Юрченко оказался в глубоком тылу. Потянулись долгие, мучительные месяцы лечения. Лишь к весне сорок второго он снова встал на ноги и начал обивать пороги военкомата, чтобы вернуться к своим, в родной полк. На это военком, пожилой человек, уже привыкший к подобным просьбам, ответил ему:
- Сейчас, дорогой товарищ, везде свои, и надо помогать им бороться с чужими там, где в данный момент наиболее сложная обстановка.
Так Юрченко попал из авиации в пехоту и стал пулеметчиком. Воевал он на многих фронтах, трижды был ранен, но неизменно возвращался в строй. И в наш полк старшина все-таки вернулся. Произошло это по чистой случайности, но не зря говорится: случай частенько выбирает того, кто его ищет.
Возвращаясь после очередного пребывания в госпитале в новую часть, в июне 1944 года Юрченко оказался в Москве на Белорусском вокзале и здесь в бестолковой вокзальной толчее столкнулся со своими однополчанами. Наши техники возвращались из центра переучивания (осваивали там новые истребители Ла-5) и теперь держали путь в полк, на 2-й Белорусский фронт.
Встреча на вокзале была столь неожиданной, а потаенная мысль - вернуться в авиаполк - столь сильной, что Юрченко, многое повидавший и переживший за три года войны, не смог сдержать слез радости. После первой волны расспросов и рассказов стали вместе обдумывать, как "забрать" Юрченко у пехоты. Кто-то из однополчан предложил:
- А чего ж тут долго думать? Веди нас, Андрей, к своему начальству. Объясним все как есть. Должны понять. Ты ведь не в тыл собираешься, а туда же - на фронт.
Начальник команды, к которой был прикреплен Юрченко, внимательно выслушал и своего подчиненного и его товарищей. Был он, видно, не только проницательным, но и чутким, добрым человеком. Поразмыслив минуту, со вздохом сказал:
- С одной стороны, жалко отпускать хорошего бойца. С другой, и прав таких у меня нет. А с третьей, понимаю ваше душевное состояние и сам, наверное, поступил бы так же. Посему возвращайся, Юрченко, в свою авиацию! А уж я как-нибудь оправдаюсь перед начальством. Семь бед - один ответ.
И вот Юрченко снова в полку, снова он механик самолета. Только самолеты уже другие - незнакомые ему Ла-5. Так что "курсы переучивания" Андрей Григорьевич проходил там нее, на аэродроме, под руководством друзей-техников. Но и навыки пехотинца не раз сослужили ему хорошую службу. Заканчивая эту историю из будущего 1944 года, припоминаю еще один любопытный эпизод, связанный с Юрченко.
Однажды в дни знаменитой Белорусской операции наш аэродром атаковала группа гитлеровцев, пытавшаяся вырваться из окружения. Техники полка быстро заняли круговую оборону и успешно отразили внезапное нападение. Самым находчивым и грамотным бойцом оказался наш старшина Юрченко. С несколькими товарищами он зашел в тыл фашистам и стремительным маневром взял их в кольцо. Те, ошеломленные неожиданной атакой, тут же побросали оружие.
...Осенью 1941 года наш полк задержался в Батайске ненадолго. На местном аэродроме собралось несколько авиационных частей, большое количество самолетов. Вражеская воздушная разведка быстро обнаружила "перенаселенную" авиабазу - и она стала подвергаться методичным налетам. Оставаться в Батайске было опасно. Кроме того, в полку лишь семь самолетов могли вылетать на боевые задания, остальные нуждались в серьезном ремонте. Поэтому командование 20-й авиадивизии перевело нас на полевой аэродром у станции Константиновская, в ста километрах к северо-востоку от Ростова. Здесь было относительно безопасно. Так что техники и механики полка смогли в спокойной обстановке привести в порядок покалеченные машины.
Стоял октябрь, дождливый, холодный, сумрачный, а работать приходилось днем и ночью. Но техники творили просто чудеса: с помощью подручных средств восстанавливали поврежденные агрегаты и важные узлы конструкции самолетов, недостающие детали умудрялись делать сами из каких-то бросовых обломков металла. Мастера по вооружению своими силами изготовили балки для подвески эрэсов на те машины, которые их еще не имели. За десять последних дней месяца, совершив настоящий трудовой подвиг, технический состав вернул в строй все неисправные самолеты.
Это было весьма своевременно: из тылового аэродром под Константиновской превратился в боевой. Встретив упорное сопротивление наших войск на подступах к Ростову, противник решил обойти его с севера. Новая ситуация выдвинула новые задачи - авиации Южного фронта предстояло воспрепятствовать подготовке вражеского наступления, помочь нашим наземным частям прочно закрепиться на занятых рубежах. Поэтому нас в очередной раз перебросили в прифронтовую полосу.
30 октября мы перебазировались на аэродром, находившийся на окраине города Шахты. Не успели толком осмотреться на новом месте, как получили боевой приказ: "В районе Куйбышево, Успенское, Русское противник сосредоточивает силы. Срочно нанести по ним удар".
На задание вылетели три звена под командованием капитана В. Москальчука, теперь уже штурмана полка. Низкие облака прижимали их к земле - летели на малой высоте. А когда облака немного поднялись и поредели, наши истребители еще до подхода к цели неожиданно столкнулись с "мессершмиттами". Завязавшийся воздушный бой мог сорвать выполнение боевого задания. Но Москальчук знал, что нельзя терять драгоценное время - группа должна выполнить основную задачу. Искусно применяя маневр "ножницы", капитан упорно вел своих летчиков к цели, отбиваясь короткими атаками от наседавших истребителей. И когда внизу показалось скопление вражеских автомашин, командир дал знак своим ведомым. Девятка наших истребителей разделилась на две группы. Первая продолжала бой с "мессерами", а вторая устремилась на штурмовку скопления автомашин. Дерзкий расчет полностью оправдал себя - немцы растерялись. Воспользовавшись замешательством, наши летчики сначала заставили замолчать их зенитки, открывшие было беспорядочный огонь, а затем в несколько заходов огнем пушек, пулеметов и эрэсами нанесли значительный урон противнику, уничтожив две зенитные батареи, восемь машин и десятки гитлеровцев. С нашей стороны потерь не было.
Люди на войне познают друг друга быстро, потому что в условиях наивысшего напряжения сил отчетливее и резче проявляются самые разнообразные человеческие качества, ярче высвечиваются характеры. Вот почему, мне думается, так прочна фронтовая дружба, которую не старят, а лишь закаляют годы и расстояния.
Всего пять дней жили и воевали мы рядом, а потом разлетелись по разным воздушным дорогам войны, хотя и впоследствии сражались недалеко друг от друга - под Ростовом, в Донбассе, на Северном Кавказе. Всего пять дней, но до сих пор, встречаясь с генерал-полковником авиации В. И. Давидковым, мы возвращаемся памятью к нашим дорогим фронтовым товарищам - людям одного военного поколения, одних душевных порывов, одного нравственного закала, бойцам-единомышленникам...
В конце сентября враг продолжал теснить наши войска, вынужденные отойти на очередные оборонительные рубежи. Следуя с ними, мы перебрались на аэродром Ново-Троицкое. Перелет проходил в спешном порядке, и мы потеряли связь со штабом дивизии, что означало полное неведение относительно расстановки сил в районе линии фронта. Чтобы уточнить наземную обстановку, командир полка отправил на воздушную разведку шестерку И-16 во главе с В. Максименко. Минут через сорок летчики принесли малоутешительные данные. По дороге из Каховки на Мелитополь обнаружена большая колонна танков и транспортных машин противника. Наши войска отступают в южном и восточном направлениях. Бои идут на подступах к известной нам Чаплинке и чуть севернее ее. Маркелов, не имея связи с командиром дивизии и командующим ВВС 9-й армии, решил тогда действовать самостоятельно - атаковать колонну противника.
Первой атакой по вражеской колонне наши летчики подожгли две цистерны и девять автомашин врага. Второй вылет совершили в район Чаплинки. Противник уже подступал к населенному пункту с двух сторон. Пришлось и нашим летчикам разделиться на две группы, и штурмовали они вражеские части по двум направлениям. Здесь фашисты тоже понесли ощутимые потери: на шоссе горели автомашины, полегли десятки гитлеровцев.
Ночь на новом аэродроме прошла тревожно. Немцы дважды бомбили Ново-Троицкое, правда, бомбы ложились с перелетом и вреда не причинили.
Утром у нас приземлился связной У-2. Летчик доставил пакет от командира дивизии с предписанием сменить место базирования. Через сутки, не успев толком обосноваться, мы вновь поменяли адрес, перелетев в Ново-Васильевку. Аэродрома, как такового, здесь не было - рыхлое после дождя поле, на котором, судя по всему, еще совсем недавно колосилась рожь. Но выбирать не приходилось.
К тому времени наши войска временно приостановили продвижение врага, укрепившись в днепровских плавнях, к югу от Запорожья и далее - до озера Молочное.
В те дни полк получил отличное пополнение - группу опытных летчиков, прибывших к нам с боевой техникой, на которой они воевали в другой части. Среди них выделялись А. А. Постнов, С. Н. Сливка, П. М. Лазюка и младший лейтенант П. Грачев, временно прикомандированный к полку в период боев под Мелитополем. Летал он на новейшем советском штурмовике Ил-2, и теперь нам довелось увидеть вблизи эту замечательную машину. Производил впечатление длинный фюзеляж с выступающим над ним фонарем кабины, похожим на небольшой горб. За это в среде авиаторов самолет в шутку называли "горбатым". Воины наших сухопутных войск окрестили его "летающим танком", а фашисты - "черной смертью". Одетый в прочную броню, мощно вооруженный, Ил-2 действительно представлял грозную опасность для врага.
Грачев служил в 55-м истребительном полку, командиру которого неизвестно как, но удалось выхлопотать два новых штурмовика. Главной задачей "летающих танков" стало уничтожение танков фашистских - истребителям это было не под силу. О том, с каким ликованием и восторгом приняли в полку эти самолеты, рассказал в документальной повести "Один "миг" из тысячи" Юрий Жуков. На одном Ил-2 начал летать младший лейтенант Валентин Фигичев.
"-Хорош конь! Хорош!.. - говорил Фигичев, хлопая перчаткой по броне. Теперь держись, немец!
И, пересев с "мига" на "ил", он вылетал по восемь, а то и по девять раз, охотясь за гитлеровскими танками, скопившимися на подступах к Бериславу и Каховке".
Второй самолет достался Грачеву. Он только что вернулся в полк из госпиталя, куда попал после ранения в первые дни войны. Но не мог пилот долго лежать на больничной койке и уговорил врачей выписать его раньше срока рвался в бой, к товарищам. И неописуема была радость младшего лейтенанта, когда по возвращении в часть он получил новую машину. К нам же его откомандировали по указанию командира 20-й смешанной авиационной дивизии для временного пополнения после потерь, понесенных в последних ожесточенных боях.
Отличный воздушный боец, Грачев дрался дерзко, виртуозно, с какой-то особой лихостью маневрировал, поливая врага свинцовым огнем. Летчики, вылетавшие с ним на штурмовки, восхищаясь этой отчаянной храбростью, с повышенным вниманием оберегали его от атак вражеских истребителей. Грачев не оставался в долгу перед товарищами. Поднявшись вместе с ними в воздух, он первым делом отыскивал зенитные орудия противника, подстерегавшие наши самолеты, и уничтожал их, а уж потом приступал к выполнению личного задания крушил танки и артиллерийские установки врага. В бою он и впрямь был похож на орла: наметив цель, энергично взмывал вверх метров на триста - четыреста и оттуда камнем бросался вниз, обрушивая на проклятых фашистов смертоносный огонь своего "ила".
Велика же была досада Грачева, когда после очередного боевого вылета в моторе его самолета была обнаружена неисправность. На ремонт потребовалось больше суток. Грачев метался по аэродрому, буквально не находил себе места, нетерпеливо торопя техников, ремонтировавших его машину. А когда наконец ее возвратили в строй, он побежал на командный пункт за разрешением вылететь на боевое задание вместе с шестеркой И-16, возглавляемой В. Князевым.
Командир полка в тот день, помнится, был болен, и его обязанности пришлось выполнять мне. Я поставил Князеву задачу, и он здесь же, на КП, давал указания своим ведомым о порядке взаимодействия. Именно в этот момент и появился в землянке Грачев.
- Товарищ капитан, разрешите и мне лететь на задание под прикрытием группы Князева, - обратился он ко мне. - Мы уже не раз ходили этой группой и знаем, как совместно атаковать цель.
И такая мольба стояла в его взгляде, такое горячее желание участвовать в бою, что я не смог отказать ему, хотя потом горько жалел об этом и до сих пор помню, как все произошло.
Да разве кто-то из нас мог предположить, что этот вылет окажется для мужественного летчика последним?! В бою Грачев был сбит прямым попаданием зенитного снаряда. На этот раз истребители никак не могли уберечь своего любимого "горбатого"...
В конце сентября гитлеровское командование предприняло попытку концентрированными ударами из районов Днепропетровска и Каховки в направлении на Осипенко (ныне Бердянск) окружить войска Южного фронта и уничтожить их в этом кольце. Наши армии с тяжелыми боями отходили к Донецку и Таганрогу. Вражеская авиация преследовала их на дорогах, бомбила аэродромы. 4 октября воздушному налету подвергся наш аэродром в Ново-Ва-сильевке. После полудня из-за свинцовых туч внезапно вырвалась группа "юнкерсов". Вздрогнув, будто приподнялось поле в разрывах бомб. Загорелся один И-16. Еще два самолета получили серьезные повреждения. Осколком был убит техник Н. В. Озеров.
Оставаться в Ново-Васильевке было невозможно. Продвигаясь в южном направлении, за считанные дни мы сменили еще несколько аэродромов. Запомнился переезд в Буденновку, располагавшуюся на полпути между Мариуполем (нынешним Ждановом) и Таганрогом. Для технического состава полка это был не переезд, а переход, поскольку автомашин хватило лишь на перевозку технического имущества. Люди шли пешком ночь и почти весь следующий день.
К тому времени летный состав полка уже обосновался в Буденновке. А прибывшим бойцам наземного эшелона был предоставлен отдых. Они валились с ног от усталости и заснули мертвым сном. Бодрствовали лишь часовые на постах, да командир с нашим штабом обсуждал очередной приказ дивизионного командования. Нам предстояло с рассветом отправить на аэродром подскока - Мариуполь передовую команду с запасом горючего и боеприпасов для обслуживания одной из эскадрилий, которая днем должна была вести боевые действия с полевого аэродрома, а к ночи возвращаться в Буденновку. Решение это диктовалось тем, что полк наш, по мнению командования, оказался расположенным слишком далеко от линии фронта.
Как вскоре выяснилось, такое представление было ошибочным. Разведка не смогла вовремя установить, что мотомеханизированные части противника подступали к Мариуполю, в связи с чем наша эскадрилья, перелетевшая на этот самый аэродром, чуть было не попала в западню. Но все это случилось на другой день.
Утром же, еще до рассвета, я возглавил передовую команду, отправляющуюся в Мариуполь. Состав группы - десять мотористов, техников, оружейников, инженер Е. А. Коломиец и адъютант эскадрильи Я. Н. Колосков. Транспорт - две автомашины и бензозаправщик. В 8 часов утра мы уже были в Мариуполе, на аэродроме подскока. Помню, что, проезжая по городу, я обратил внимание на необычайное беззаботное спокойствие: буднично сновали по улицам люди, поскрипывали на поворотах трамваи. Ничто не предвещало беды.
Мы разгрузили автомашины, подготовились к приему и обслуживанию самолетов, зная, что летчики во главе с капитаном П. П. Мирошниковым получили задание на разведку и штурмовку неприятеля западнее Мариуполя и что дозаправляться они должны были здесь. Действительно, через полчаса к аэродрому на бреющем полете подошла девятка истребителей. Они благополучно приземлились. Лишь один самолет при посадке неожиданно резко развернулся влево, накренился и описал вираж, концом крыла задев землю. Это был самолет Василия Князева. Осмотрев машину, техники увидели, что пулеметной очередью пробита покрышка левого колеса, и все вместе мы помогли Князеву зарулить на стоянку, приподняв левую плоскость и удерживая ее на весу. Летчики доложили, что вели штурмовку мотомеханизированной колонны в 10 километрах к западу от Мариуполя - значит, враг находился где-то рядом, наземных частей перед ним нет. Следовательно, надо было как можно быстрее отправить самолеты в Буденновку, а для этого заправить баки горючим. Но бензозаправщик наш застрял в пути. Тогда мы стали искать бензин здесь, на аэродроме, и в одной из емкостей обнаружили его остатки.
В этот момент на летном поле показалась группа всадников - кавалеристы из наземной разведки.
- Вам нужно срочно улетать! - прокричал их старший, придержав на ходу коня. - Фашисты уже на западной окраине Мариуполя!..
Мы и сами понимали, что положение критическое, и ведра с бензином замелькали в наших руках еще быстрее.
Дозаправка подходила к концу, когда на эмке приехал заместитель командира 20-й авиадивизии полковник Д. Д. Попов. Оказалось, что он еще не знает данных разведки и прибыл проверить, как проходят боевые вылеты с аэродрома подскока. Я доложил ему результаты вылета на разведку и то, что нам сообщили кавалеристы. Оценив ситуацию, Попов приказал немедленно поднять эскадрилью на повторную штурмовку вражеской колонны, выделив одно звено для дополнительной разведки, после чего всем вернуться в Буденновку. Передовая команда должна была отправиться туда на автомашинах сразу же после вылета самолетов.
Но вот снова возникла проблема с машиной Князева - ему предстояло произвести взлет со спущенной покрышкой одного колеса шасси. Летчику помог опыт, знание особенностей машины: умело парируя рулем поворота неизбежное уклонение от направления взлета, Князев искусно оторвал самолет от земли и удалился от нас с набором высоты. Мы облегченно вздохнули, загрузили машины техническим скарбом и двинулись в обратный путь.
Через центр города, а это было бы намного короче, проехать не удалось: из района главной улицы доносилась беспорядочная стрельба - туда, видимо, уже прорвались немецкие танки. Мы осмотрительно двинулись по параллельной улице, следуя за одиноким трамваем, упорно ползущим на городскую окраину. Тормозя у перекрестков, пропускали группы людей, в смятении бежавших из города. Мост через реку Кальмиус уже был разрушен, оставался единственный путь отхода через территорию завода "Азовсталь". Там же образовалось настоящее столпотворение людей и машин, началась паника. Плюс ко всему противник открыл по заводскому району сильный минометный огонь. С большим трудом нам удалось выбраться на дорогу, ведущую к Буденновке. С горечью услышали мы там, что из полета в полк не вернулись младшие лейтенанты И. Ф. Вишневкин и В. А. Князев.
Самолет Вишневкина был сбит в воздушном бою вражеским истребителем Ме-109. Летчику пришлось выброситься с парашютом. И тут случилось непредвиденное: раскрывшийся купол парашюта зацепился за падающий самолет, а произошло это неподалеку от Мариуполя - над Азовским морем. Машина рухнула в воду, утянув своей тяжестью и парашютиста...
О судьбе Князева вообще ничего не было известно, кроме того, что он по непонятным причинам отстал от своего звена, вылетевшего на разведку. К взаимной радости, мы увидели Князева - живого и невредимого - через два дня в Таганроге, на очередном аэродроме базирования. Правда, появился он перед нами в необычном виде - одет в какую-то заношенную рабочую спецовку, неформенные брюки, только по выправке и можно было узнать военного летчика. Князев объяснил причину этого "маскарада".
После вылета из Мариуполя его звено вело воздушную разведку и вскоре обнаружило мотоколонну противника. Решили штурмовать ее. Выйдя из очередной атаки, Князев услышал, что мотор самолета начал давать перебои и через несколько минут совсем заглох. Боевая машина отстала от звена, и летчику пришлось садиться в открытом поле. При заходе на посадку он заметил километрах в четырех колонну немецких мотоциклистов, продвигавшихся в его сторону.
"Эх, ишачок-бедолага, - с досадой успел подумать Князев, - не доставаться же тебе врагу!" Он поджег самолет и бросился прочь от пылающего истребителя.
Пробираясь на восток, к своим, Князев набрел на какое-то село. Немцев здесь еще не было. Крестьяне подобрали летчику одежду, чтобы в случае чего не бросалась в глаза его форма, дали еды на дорогу - и он снова отправился в путь. Шел почти двое суток. Сплошной линии фронта еще не было - враг продвигался по основным дорогам. Поэтому Князев, выбирая проселочные дороги, без особых сложностей добрался до расположения наших войск. На другой день он разыскал полк, который к тому времени базировался уже в Таганроге.
Наша последняя ночь там была тревожной. Наземный эшелон срочно отправили в Таганрог, остались лишь несколько техников для выпуска самолетов. Дожидаясь рассвета, летчики дремали прямо в кабинах машин. Ранним утром они вылетели на штурмовку вражеской танковой колонны, а после выполнения задания садились уже в Таганроге.
Тяжело было нам покидать украинскую землю, оставлять ее на поругание ненавистному врагу. Но даже в эти суровые дни мы верили, что вернемся сюда. Помню, секретарь комсомольской организации полка Иван Носенко провел тогда политинформацию, объясняя воинам обстановку, причины отступления, и тут же добавил, что скоро, очень скоро враг испытает силу нашего удара. В подтверждение своих слов Иван зачитал небольшую заметку из свежего номера армейской газеты. Это был страстный призыв к отмщению фашистским выродкам за их злодеяния на истерзанной украинской земле.
В августе 1982 года мы встретились с Иваном Ефимовичем Носенко в Кременчуге, на Украине, где он живет и работает уже более 35 лет. В свои 70 лет выглядит бодро, на здоровье не жалуется, правда, говорит, напоминает иногда о себе осколок, застрявший в легком после тяжелого ранения. Каково же было мое удивление, когда в разгар наших воспоминаний Носенко достал партбилет и вынул из него пожелтевшую газетную вырезку с той самой заметкой, что зачитывал на политинформации,
"Прекрасная, истерзанная, непокорявшаяся, побеждающая земля! - говорилось в ней. - Благословенны раны детей твоих, отстаивающих честь и независимость Отчизны! Земной поклон - могилам павших бойцов, слава нетленная - живущим! Неизмеримо велики дела твоих дочерей и сыновей! В неразрывном рукопожатии сплелись руки твои, Украина, с руками твоих друзей и братьев - всех народов Советского Союза. Придет день - и растопчем мы голову змия, и встанешь ты, ныне покрытая пылью и кровью, и про дела детей твоих будут в благословенном изумлении говорить их счастливые потомки... Это будет!."
Теперь мы знаем - вещее предсказание сбылось. Но в том далеком сорок первом нашим уделом были борьба и вера.
Итак, закончился этап на боевом пути моих однополчан по земле Украины. Немцам, добившимся значительных военных успехов в первые месяцы войны, тем не менее не удалось развить наступление так, чтобы с ходу овладеть южными районами страны. Стойко и мужественно защищали советские воины каждую пядь родной земли. Свое слово в жарких воздушных схватках, разыгравшихся в небе Украины, сказал и наш 88-й истребительный авиаполк. Враг услышал это слово.
Первая победа
Таганрог удивил нас забытой тишиной и спокойным, размеренным образом жизни. Как будто и не приближалась к нему фронтовая линия, не грохотала артиллерийская канонада в нескольких десятках километров. Наш неожиданный прилет заставил командование авиагарнизона более трезво оценить сложившуюся обстановку, принять срочные меры к эвакуации ценного имущества и оборудования. В иную жизнь, в иные звуки погрузился аэродром, на котором не умолкал гул самолетов, отправляющихся на боевые задания. По возвращении техники рассредоточивали их по стоянкам и забрасывали ветвями срубленных акаций.
Результаты воздушной разведки были очевидны и неутешительны. Сверху картина вынужденного отступления наших войск рисовалась особенно четко, как на киноленте: танки противника быстро продвигались вдоль Таганрогского залива.
За каких-то три дня мирный и тихий Таганрог превратился в тревожный фронтовой город. Вечером 11 октября мы получили срочный приказ - немедленно выходить из-под удара прорвавшихся танков противника и перебазироваться на аэродром Батайск, расположенный к югу от Ростова.
Техники быстро подготовили крылатые машины к полету, но сгустившиеся сумерки не позволили летчикам подняться в воздух. Пришлось дожидаться рассвета. Тем временем наземный эшелон полка уже отправился в путь. Ночь на аэродроме прошла на удивление спокойно, а к утру выяснилось, что прорвавшиеся танки противника оказались плодом разгоряченной фантазии - снова плохо сработала разведка. Как показали последующие события, наши войска еще несколько дней героически сдерживали натиск врага на подступах к Таганрогу. Только в середине, октября части 1-й танковой армии Клейста прорвались к устью реки Миус, форсировали ее и 17 октября заняли этот город.
Но как бы там ни было, а в ночь на 12 октября автомашины нашего полка ехали в кромешной ночной тьме с погашенными фарами по размытой дождями грунтовой дороге. Водитель одной из них от усталости на какой-то миг прикрыл глаза, но этого мгновения оказалось достаточно, чтобы машину занесло в кювет и она перевернулась. Находившиеся в кабине техники отделались ушибами, а старшина Юрченко получил серьезную травму - перелом ноги.
К счастью, в это время мимо проходила колонна какой-то медсанчасти. Остановив одну санитарную машину, мы уговорили врача осмотреть раненого.
- Товарища нужно срочно госпитализировать. Забираем с собой... - быстрым и однозначным было его заключение.
Через несколько дней старшина Юрченко оказался в глубоком тылу. Потянулись долгие, мучительные месяцы лечения. Лишь к весне сорок второго он снова встал на ноги и начал обивать пороги военкомата, чтобы вернуться к своим, в родной полк. На это военком, пожилой человек, уже привыкший к подобным просьбам, ответил ему:
- Сейчас, дорогой товарищ, везде свои, и надо помогать им бороться с чужими там, где в данный момент наиболее сложная обстановка.
Так Юрченко попал из авиации в пехоту и стал пулеметчиком. Воевал он на многих фронтах, трижды был ранен, но неизменно возвращался в строй. И в наш полк старшина все-таки вернулся. Произошло это по чистой случайности, но не зря говорится: случай частенько выбирает того, кто его ищет.
Возвращаясь после очередного пребывания в госпитале в новую часть, в июне 1944 года Юрченко оказался в Москве на Белорусском вокзале и здесь в бестолковой вокзальной толчее столкнулся со своими однополчанами. Наши техники возвращались из центра переучивания (осваивали там новые истребители Ла-5) и теперь держали путь в полк, на 2-й Белорусский фронт.
Встреча на вокзале была столь неожиданной, а потаенная мысль - вернуться в авиаполк - столь сильной, что Юрченко, многое повидавший и переживший за три года войны, не смог сдержать слез радости. После первой волны расспросов и рассказов стали вместе обдумывать, как "забрать" Юрченко у пехоты. Кто-то из однополчан предложил:
- А чего ж тут долго думать? Веди нас, Андрей, к своему начальству. Объясним все как есть. Должны понять. Ты ведь не в тыл собираешься, а туда же - на фронт.
Начальник команды, к которой был прикреплен Юрченко, внимательно выслушал и своего подчиненного и его товарищей. Был он, видно, не только проницательным, но и чутким, добрым человеком. Поразмыслив минуту, со вздохом сказал:
- С одной стороны, жалко отпускать хорошего бойца. С другой, и прав таких у меня нет. А с третьей, понимаю ваше душевное состояние и сам, наверное, поступил бы так же. Посему возвращайся, Юрченко, в свою авиацию! А уж я как-нибудь оправдаюсь перед начальством. Семь бед - один ответ.
И вот Юрченко снова в полку, снова он механик самолета. Только самолеты уже другие - незнакомые ему Ла-5. Так что "курсы переучивания" Андрей Григорьевич проходил там нее, на аэродроме, под руководством друзей-техников. Но и навыки пехотинца не раз сослужили ему хорошую службу. Заканчивая эту историю из будущего 1944 года, припоминаю еще один любопытный эпизод, связанный с Юрченко.
Однажды в дни знаменитой Белорусской операции наш аэродром атаковала группа гитлеровцев, пытавшаяся вырваться из окружения. Техники полка быстро заняли круговую оборону и успешно отразили внезапное нападение. Самым находчивым и грамотным бойцом оказался наш старшина Юрченко. С несколькими товарищами он зашел в тыл фашистам и стремительным маневром взял их в кольцо. Те, ошеломленные неожиданной атакой, тут же побросали оружие.
...Осенью 1941 года наш полк задержался в Батайске ненадолго. На местном аэродроме собралось несколько авиационных частей, большое количество самолетов. Вражеская воздушная разведка быстро обнаружила "перенаселенную" авиабазу - и она стала подвергаться методичным налетам. Оставаться в Батайске было опасно. Кроме того, в полку лишь семь самолетов могли вылетать на боевые задания, остальные нуждались в серьезном ремонте. Поэтому командование 20-й авиадивизии перевело нас на полевой аэродром у станции Константиновская, в ста километрах к северо-востоку от Ростова. Здесь было относительно безопасно. Так что техники и механики полка смогли в спокойной обстановке привести в порядок покалеченные машины.
Стоял октябрь, дождливый, холодный, сумрачный, а работать приходилось днем и ночью. Но техники творили просто чудеса: с помощью подручных средств восстанавливали поврежденные агрегаты и важные узлы конструкции самолетов, недостающие детали умудрялись делать сами из каких-то бросовых обломков металла. Мастера по вооружению своими силами изготовили балки для подвески эрэсов на те машины, которые их еще не имели. За десять последних дней месяца, совершив настоящий трудовой подвиг, технический состав вернул в строй все неисправные самолеты.
Это было весьма своевременно: из тылового аэродром под Константиновской превратился в боевой. Встретив упорное сопротивление наших войск на подступах к Ростову, противник решил обойти его с севера. Новая ситуация выдвинула новые задачи - авиации Южного фронта предстояло воспрепятствовать подготовке вражеского наступления, помочь нашим наземным частям прочно закрепиться на занятых рубежах. Поэтому нас в очередной раз перебросили в прифронтовую полосу.
30 октября мы перебазировались на аэродром, находившийся на окраине города Шахты. Не успели толком осмотреться на новом месте, как получили боевой приказ: "В районе Куйбышево, Успенское, Русское противник сосредоточивает силы. Срочно нанести по ним удар".
На задание вылетели три звена под командованием капитана В. Москальчука, теперь уже штурмана полка. Низкие облака прижимали их к земле - летели на малой высоте. А когда облака немного поднялись и поредели, наши истребители еще до подхода к цели неожиданно столкнулись с "мессершмиттами". Завязавшийся воздушный бой мог сорвать выполнение боевого задания. Но Москальчук знал, что нельзя терять драгоценное время - группа должна выполнить основную задачу. Искусно применяя маневр "ножницы", капитан упорно вел своих летчиков к цели, отбиваясь короткими атаками от наседавших истребителей. И когда внизу показалось скопление вражеских автомашин, командир дал знак своим ведомым. Девятка наших истребителей разделилась на две группы. Первая продолжала бой с "мессерами", а вторая устремилась на штурмовку скопления автомашин. Дерзкий расчет полностью оправдал себя - немцы растерялись. Воспользовавшись замешательством, наши летчики сначала заставили замолчать их зенитки, открывшие было беспорядочный огонь, а затем в несколько заходов огнем пушек, пулеметов и эрэсами нанесли значительный урон противнику, уничтожив две зенитные батареи, восемь машин и десятки гитлеровцев. С нашей стороны потерь не было.