Страница:
Через несколько дней капитан Москальчук вновь продемонстрировал высокое летное мастерство, находчивость и отвагу. Он повел группу самолетов на штурмовой удар по противнику, наступавшему в районе станицы Больше-Крепинской. Подлетая к ней, летчики обнаружили 20 танков, зашедших в тыл нашим наземным войскам, которые их еще не заметили. Как быть? Надо бы навести наших танкистов на опасную цель, но радиосвязи с землей нет. "Установим видеосвязь", - решил Москальчук. И вот по сигналу, повторяя маневры командира, летчики устроили воздушную "джигитовку": пике - горка - пике, и так несколько раз, пока танкисты не поняли, что им показывали пилоты. После этого истребители с воздуха, а танкисты с земли одновременно ударили по врагу: первые реактивными снарядами, вторые - из пушек. Несколько немецких танков было подбито, о чем Москальчук с удовлетворением отрапортовал командованию полка.
На аэродроме в Шахтах мы снова встретились с летчиками 131-го истребительного авиационного полка, с майором В. И. Давидковым. От него я узнал, что в октябре при штурмовке наступающих войск противника геройски погиб командир 131-го полка подполковник Л. А. Гончаров. В июне 1942 года ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Давидков тяжело переживал гибель боевого друга. Майор Маркелов да и все мы разделяли эту скорбь.
В ноябре 1941 года, в канун 24-й годовщины Великого Октября, в полк пришло сообщение о награждении орденами Красного Знамени наших товарищей, павших смертью храбрых, - Ивана Захарова, Семена Колесника, Алексея Калуженкова, Семена Медника, Михаила Трибушина. Первыми в полку кавалерами этого ордена стали также и другие, отличившиеся в боях в начале войны, - Петр Середа, Василий Князев, Павел Мирошников и Евгений Тивин. Они были награждены Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1941 года.
Немцы решили нанести удары по советским аэродромам. Их самолеты-разведчики добрались и до Шахт. Но здесь плохая погода оказалась нам на руку - низкая облачность мешала вести разведку с воздуха. К тому же мы уже научились как следует маскировать самолеты. Сверху аэродром был похож на поле после сенокоса - ровными рядами стояли на нем стога сена, которые прикрывали боевые машины. Кроме того, в постоянной готовности находились у нас дежурные звенья, вылетавшие на перехват вражеских разведчиков. В один из таких вылетов Петру Середе удалось сбить особенно настырного "хейнкеля", неоднократно кружившего над аэродромом, но так его и не обнаружившего.
Да, Середа был великолепным воздушным бойцом. Как-то, в том же ноябре, возвращаясь с боевого задания, он заметил на земле одинокий "юнкерс", очевидно совершивший вынужденную посадку. Но Петр уже израсходовал все боеприпасы, за что ругал себя, пока летел в полк. Приземлившись, летчик поторопил техника самолета подготовить машину к новому вылету, а сам стремглав бросился к командиру полка.
- Товарищ майор, - обратился он к Маркелову, едва отдышавшись. - Там в поле "юнкерс", а у меня боеприпасы кончились. Разрешите вернуться. Я прихвачу для него подарочек...
Маркелов дал согласие - и Середа побежал к самолету. Вот он опять над "юнкерсом", возле которого, как муравьи, копошатся гитлеровцы: готовят его к переброске в тыл. В молниеносной атаке наш истребитель скосил всех фашистов и сжег вражеский бомбардировщик.
19 ноября фашистские танки вышли к северной окраине Ростова, еще через два дня враг полностью овладел городом, но развить наступление на восток и юг не смог. Больше того, ему пришлось перебросить часть сил из Ростова на север для укрепления обороны против наступавших войск Южного фронта. Правда, наступление это развивалось несколько медленнее, чем хотелось бы. Из-за непогоды были скованы действия нашей авиации. Лишь с 20 ноября, когда поутихли дожди и немного посветлело небо, авиация фронта смогла активно поддержать продвижение наземных частей. Наши летчики, тягостно переживавшие вынужденное затишье, повеселели и приободрились.
Уже 20 ноября некоторые из них совершили по нескольку боевых вылетов. Отличились лейтенанты В. Колесник и К. Карданов, уничтожившие 16 вражеских автомашин и три зенитных орудия. В этот же день семерка И-16 во главе с капитаном А. Локтионовым вылетела в район станицы Родионово-Несветайской. Летчики взорвали 2 автоцистерны и уничтожили 10 автомашин.
Все последующие дни - конец ноября и первые числа декабря - полк участвовал в боевых действиях по освобождению Ростова, поддерживал с воздуха наши войска на таганрогском направлении. Донские степи знамениты балками и оврагами. Но летчики выбивали врага и из этих естественных укрытий. Наиболее эффективными оказывались их удары по скоплениям неприятельских частей у речных переправ.
Это была тяжелая ежедневная боевая работа в условиях ответных активных действий вражеской авиации.
Запомнился один вылет на разведку. Я расскажу о нем поподробней. Старший лейтенант А. Постнов и младший лейтенант В. Князев, возвращаясь с задания на аэродром, в районе населенного пункта Большекрепинская обнаружили подходившую к нему с севера крупную мотомеханизированную колонну противника. Обменявшись условными сигналами "Атаковать!", летчики с бреющего полета совершили несколько заходов на колонну, пока не израсходовали боекомплекты. Внизу горели автомашины, бензозаправщики, а по нашим самолетам сильным заградительным огнем били вражеские зенитки. Били неточно - серьезных повреждений машины не получили. Когда же летчики вернулись на аэродром и о результатах незапланированной штурмовки сообщили в штаб 20-й авиадивизии, оттуда поступил приказ - нанести повторный удар по колонне противника, не допустив ее продвижения в сторону Ростова.
И снова Постнов и Князев в кабинах боевых машин - каждый во главе четверки самолетов. Погода испортилась, небо нахмурилось. Но Князев, летевший первым, вывел группу точно на цель. Его четверка пошла в атаку на колонну, самолеты Постнова прикрывали ее. Во втором заходе ролями поменялись. Все вроде бы складывалось удачно: противник в панике, вражеские зенитчики, не ожидавшие повторного удара, молчат, истребители немцев тоже пока не появились. А кругом горят машины, беспорядочно разбегаются, спасаясь от огня, фашисты.
И вдруг Постнов почувствовал, как неожиданно сильно тряхнуло его самолет, мотор перешел на малые обороты, резко упала скорость. Дал полный газ никакого результата: земля приближается с катастрофической быстротой. Летчик видит, как в ту сторону уже бегут гитлеровцы, до этого трусливо отсиживавшиеся в кювете дороги.
Постнов предпринял последнюю попытку удержать машину в горизонтальном положении - до земли оставалось метров 10 - 15 - и перевел шаг винта. Самолет еще раз как следует тряхнуло, и на какое-то мгновение он завис над землей, едва не коснувшись ее фюзеляжем. Затем раздался знакомый рокот мотора самолет рванулся вверх над самыми головами фашистов. Казалось, самое страшное позади. Но растерявшиеся на мгновение гитлеровцы открыли по уходившему истребителю беспорядочную стрельбу.
Алексей почувствовал, как ему обожгло лоб. Провел рукой по лицу - ладонь в крови. Понятно, ранен. Кровь заливает глаза. "Могло быть и хуже", - с облегчением подумал он. Огляделся по сторонам - рядом летели друзья, прикрывая его поврежденную машину. На душе полегчало...
Как садился на своем аэродроме в Шахтах, Постнов почти не помнил - все было словно в тумане, в полузабытьи. Очнулся он уже в полевом лазарете - белые стены, простыни, медсестры в белых халатах. Зима, да и только. Летчика даже передернуло, как в ознобе. В памяти промелькнули картины зимы 1940 года, когда в боях с финнами он получил боевое крещение и первую награду - медаль "За отвагу".
Окончательно придя в себя, Алексей понял, что теперь страшное действительно позади. К вечеру того же дня врач разрешил однополчанам навестить раненого. Те рассказали Постнову, как он приземлял машину.
- Садился как черт! - энергично жестикулируя, восклицал Князев. - Не самолет спускался на летное поле, а какое-то чудовище. Корпус продырявлен пулями, как решето. Тросы управления перебиты, приборная доска - вдребезги. Над самой землей вообще потерял управление.
Механик самолета Саша Александров подтвердил догадку Постнова о неисправности нагнетателя - после попадания осколков зенитного снаряда вышла из строя его крыльчатка.
Через несколько дней самолет был отремонтирован, а вскоре вернулся из лазарета его хозяин.
Это лишь один памятный эпизод в богатой событиями трудовой и боевой биографии старшего лейтенанта Постнова. А начиналась она в Москве, когда Алексей Постнов после окончания девятилетки поступил в школу ФЗУ завода "Серп и молот".
Шли героические тридцатые годы, о которых так много и хорошо написано, что я могу добавить лишь личные впечатления. А именно непроходящее ощущение постоянного трудового энтузиазма, которому не помеха ни стужа, ни зной, ни жидкий борщ, ни бессонные ночи, ни брезентовые палатки в холод, ни стоптанные башмаки. Людьми, стойко ереносившими все эти трудности, двигала энергия созидания, желание собственными руками строить новую жизнь, в которую пылко верили молодые горячие сердца.
Комсомолец Алексей Постнов, типичный представитель неугомонного племени энтузиастов, на заводе "Серп и молот" освоил профессию рабочего по разливке стали. Ему нравилось это жаркое дело - оно отвечало его кипучему характеру. Но вот комсомол бросил по стране клич: "Даешь Днепрогэс!" И Постнов с первым эшелоном москвичей-добровольцев уехал на днепровские берега - был такелажником, вязал арматуру. Узнав, что рядом возводятся корпуса нового металлургического гиганта - "Запорожстали", Алексей добился перевода на эту стройку, чтобы затем работать по основной специальности.
Алексей Постнов стал участником первой плавки на "Запорожстали" - события, знаменательного для всей страны. Всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин приехал на торжества по случаю официального пуска индустриального гиганта. Наблюдая, как поначалу робким ручьем, а потом широкой рекой полилась огненная лава, Михаил Иванович обратил внимание на молодого машиниста завалочного агрегата:
- Такой молодой, а как ловко управляет сложной машиной. Это очень хорошо.
Кто-то из сопровождающих подвел Постнова к Калинину и сказал:
- А мы считаем Алексея кадровым рабочим. Он ведь на московский "Серп и молот" сразу после ФЗУ пошел.
- Это еще лучше, - пожимая Постнову руку, приветливо улыбнулся Калинин, который сам в свое время работал на московских предприятиях.
...Через несколько лет страну облетел новый призыв: "Комсомолец, на самолет!" Гитлеровская Германия готовилась к агрессии. Шеф фашистской авиации Геринг хвастливо заявил на весь мир о непобедимости немецких люфтваффе. Тысячи советских юношей и девушек в ответ на угрозу новой мировой войны вступили в аэроклубы. Был среди них и Алексей Постнов: днем работал, вечерами и по выходным дням учился летать. Став летчиком-инструктором, на общественных началах он обучил летному делу двенадцать своих товарищей, затем поступил в школу военных летчиков, участвовал, как уже упоминалось, в боях на Карельском перешейке...
...Под Ростовом разворачивались важные события. Наши войска со всех сторон окружили город и блокировали засевшего в нем противника. 27 ноября на подступах к городу, а потом и на его улицах разгорелись ожесточенные бои. 29 ноября Ростов был полностью освобожден от фашистской нечисти. С какой же радостью встретили мы слова приказа Верховного Главнокомандующего, адресованного войскам Южного фронта, в котором он поздравлял нас с победой над врагом и освобождением Ростова от немецко-фашистских захватчиков.
Свой вклад в эту победу над гитлеровцами внес и 88-й истребительный авиаполк. Только в ноябре летчики полка уничтожили и вывели из строя 5 немецких танков, 129 машин с живой силой и боеприпасами, 10 зенитных орудий, две цистерны с горючим, сбили три самолета. С нашей стороны потерь не было, несмотря на сильное противодействие вражеских истребителей. Правда, несколько летчиков получили ранения, но благополучно возвратились на свои аэродромы. Это красноречиво говорило о возросшем летном мастерстве воздушных бойцов, о том, что чрезвычайно поучительным оказался для них опыт первых месяцев войны.
С 30 ноября по 2 декабря войска Южного фронта неотступно преследовали потрепанные в Ростове дивизии 1-й немецкой танковой армии, отползавшие к Таганрогу. В результате враг был отброшен на рубеж река Миус, Самбек, в 60 80 километрах к западу от Ростова. Возросла мощь ударов нашей авиации, инициатива летчиков в воздухе. Немало примеров тому можно было найти и в боевых буднях нашего полка.
1 декабря старший лейтенант Петр Середа повел шесть самолетов И-16 на штурмовку противника в районе реки Самбек. В четырех атаках летчики уничтожили 5 автомашин с вражескими солдатами. В очередной атаке в хвост нашим истребителям зашла девятка "мессершмиттов". Это могло плохо кончиться для Середы и его товарищей. Но командир группы вовремя заметил врага и вышел из-под удара боевым разворотом, увлекая за собой летчиков. Набрав высоту, вместе они бесстрашно бросились в ответную атаку. И здесь удача изменила отважному воздушному бойцу Петру Середе: в левую плоскость его самолета попал снаряд, машина начала терять управление. Казалось, нужно выходить из боя, но командир продолжал сражаться, невероятным напряжением сил заставляя самолет повиноваться своей воле, вдохновляя товарищей мужеством и отвагой.
В критическом положении оказался и один из его ведомых - лейтенант Семен Сливка: самолет изрешечен пулями, перебит руль поворота. Однако летчик сумел удержать машину в воздухе, не оставил товарищей на поле боя. Измотанные маневрами наших "ишачков", "мессеры", несмотря на численное преимущество, убрались восвояси. А вся наша шестерка благополучно вернулась в Шахты.
Нашему кавказцу Кубати Карданову, "воздушному джигиту", как называли его в полку, выпала в этот день встреча с подразделением немецких кавалеристов. Кубати насчитал 20 всадников и расправился с ними и впрямь по-джигитски: стремительно бросил машину вниз и на бреющем, почти над самой землей, расстрелял фашистов.
Пришла пора подробнее рассказать о Кубати Карданове, личности яркой, своеобразной. Родом он из села Аушигер, что под Нальчиком. В детстве батрачил у кулаков, пас волов на горных склонах. Учился Кубати лишь зимой, но и четырех месяцев ему было достаточно, чтобы нагнать по программе своих сверстников. Учителя отметили его незаурядные способности и посоветовали родителям отправить мальчика в педагогический техникум. Трудно было многочисленной семье расставаться с помощником, но мать и отец хотели видеть Кубати образованным человеком. Он уехал учиться в Нальчик и в 18 лет стал учителем.
Учил он таких же, как и сам в недавнем прошлом, мальчишек-подпасков, и учил, надо сказать, хорошо - не только словами, но и сердцем. Не случайно Кубати назначили директором школы в родном селе, а в 1937 году - инспектором народного просвещения в республике. Предгрозовая обстановка конца тридцатых годов, дыхание надвигающейся войны круто изменили жизненный путь Карданова. Армии были нужны хорошо подготовленные бойцы и командиры.
В 1939 году Кубати поступил в Качинскую школу военных летчиков, через год в звании лейтенанта прибыл в наш полк. Это воинское звание он получил в числе нескольких курсантов во внеочередном порядке - за отличные успехи в учебе (был круглым отличником). Остальных курсантов выпустили из школы в звании младшего лейтенанта. В связи с возросшей военной опасностью выпуск этот был ускоренный.
Позволю себе привести выдержку из книги "Братство, рожденное в огне", в которой рассказывается о первом воздушном бое лейтенанта Карданова.
"Это произошло 13 июля 1941 года... У немецкого аса на его "мессершмитте" установлены крупнокалиберные пулеметы, и, по всей видимости, он их пускал в дело не первый раз. Кубати и глазом не успел моргнуть, как тот зашел ему в хвост. "Эге, джигит! Кажется, первый приз сегодня достанется не нам", подумал он невольно. И как бывало в юности на скачках в родном ауле, когда недостаток физических данных скакуна восполнялся железной волей к победе наездника, он вдруг озлился на самого себя и своего преследователя и, резко убрав газ, бросил И-16 в не предусмотренный никакими наставлениями полувираж, полупике, полуштопор, а точнее - в какое-то беспорядочное сальто-мортале.
Великая это сила - воля к победе. Движение правой педалью, наклон ручки вперед и в сторону, сектор газа снова вперед до упора - и вот верткая на виражах машина уже заходит в хвост одураченному фашисту. Все ближе хвостовое оперение вражеского истребителя, все шире расползается оно в кольцах пулеметного прицела. Теперь не уйдешь, ворон! Кубати плавно и уверенно нажимает гашетку пулемета. "Мессер" вспыхивает и факелом падает на землю.
Так был открыт счет сбитым самолетам противника, счет, который два года спустя приведет Кубати Локмановича Карданова к званию Героя Советского Союза".
...В начале декабря 1941 года фронт удалялся от Ростова на юго-запад. Это затрудняло боевые действия нашего полка с аэродрома в Шахтах. 5 декабря мы перелетели ближе к линии фронта, на полевой аэродром Большой Должик, и здесь встретили сильное противодействие вражеской авиации. По данным воздушной разведки, на аэродроме в Таганроге, где еще совсем недавно базировались наши части, сейчас сосредоточились крупные силы авиации противника - 60 истребителей, 40 бомбардировщиков.
ВВС Южного фронта нанесли несколько ударов по этому аэродрому. В одном из них - 6 декабря - участвовали летчики нашего полка. Возглавить выполнение ответственного задания было поручено капитану А. Ф. Локтионову. За две недели до описываемых событий в полк пришла радостная весть: Андрею Федоровичу Локтионову присвоили Звание Героя Советского Союза. Это была действительно всеобщая радость, и достойным ответом на высшую правительственную награду могли быть новые боевые успехи, новые героические дела. Разумеется, пальма первенства - виновнику торжества. И вот, готовясь к боевому вылету на Таганрог, капитан Локтионов решал сложную задачу: в эскадрилье всего четыре исправных самолета - и двенадцать рвущихся в небо летчиков. Кого взять в бой?
Командир эскадрильи построил своих подчиненных в шеренгу, объяснил задание, обстановку и задал вопрос, ответ на который знал заранее:
- Кто готов лететь на штурмовку вражеского аэродрома - два шага вперед...
Вперед вышла вся эскадрилья. Тогда Локтионов назвал три фамилии:
- Со мной полетят Кубати Карданов, Павел Лазюка, Василий Колесник, - и добавил, словно извиняясь: - Остальные - в следующий раз.
...Небо над Таганрогом полыхало огненным заревом от разрывов зенитных снарядов. Четверке советских истребителей предстояло пробить эту огненную стену, и Локтионов решил заходить на цель со стороны моря. Там заградительный огонь вели зенитки стоявших на рейде военных кораблей, и он мог быть менее плотным. Расчет оказался точным: вся четверка проскочила опасную зону. Локтионов покачиванием с крыла на крыло показал ведомым: "Вижу цель! Сомкнуться! Атакуем!"
Еще напряженнее заработали зенитки. Но наши летчики на бреющем полете уже устремились к стоянкам самолетов и в упор начали расстреливать машины с черными крестами. Три из них вспыхнули тут же. Возможно, поврежденных фашистских машин было и больше, но заниматься подсчетами некогда. Локтионов срочно дал сигнал к возвращению, не желая понапрасну рисковать жизнью товарищей.
Все четверо через некоторое время вернулись в Большой Должик. Трудно описать состояние их машин. Особенно пострадал самолет командира: в фюзеляже зияли огромные дыры, концы крыльев болтались, как тряпки, киль пробит. Казалось, машина вот-вот рухнет на землю грудой обломков. А Локтионов не только долетел на ней до аэродрома, но и лихо посадил ее на летном поле на глазах у изумленных однополчан.
Техники, окружившие самолет, недоверчиво качали головами - не могли понять, как можно было дотянуть на нем до аэродрома. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что от семи прямых попаданий зенитных снарядов была совершенно разрушена правая сторона стабилизатора, продырявлен масляный бак, разбита приборная доска, сорвана перкаль с консолей крыльев. Машина срочно требовала капитального ремонта. А я, помнится, подумал тогда: была бы возможность - отправить бы боевую машину в музей. Без всяких объяснений экскурсоводов рассказывала бы она грядущим поколениям, какой ценой какими усилиями, напряжением духа платили мы за столь желанную и долгожданную победу.
Терриконы в огне
Пережившие войну помнят, что практически ежедневно в сводках Совинформбюро звучали три слова - "бои местного значения". К ним успели попривыкнуть и отличали вчерашние сообщения от сегодняшних лишь по географическому признаку, порой совсем не представляя себе масштабов этих боев. Между тем за тремя привычными словами стояли сотни, тысячи человеческих судеб, потери и победы, из которых складывалась большая война.
Готовясь к главному удару, войска Южного фронта продолжали изматывать противника, мешая маневрам его войск в прифронтовой полосе. Однако в декабре у нас появился еще один недруг - пронизывающий зимний холод, одинаково безжалостный и к своим, и к чужим. Но от этого не легче было. Природа, словно испытывая наше мужество, выносливость, терпение, одну за другой подкидывала нам все новые проблемы и вводные.
Так, аэродром нашего полка располагался в двух километрах от небольшого села на 30 - 40 дворов, в котором мы временно и расквартировались. Пряталось оно в глубокой балке. До наступления морозов мы добирались до аэродрома, представлявшего собой обычное грунтовое поле, пешком по вязкой осенней слякоти, так как машины здесь буксовали. Но вот грянула зима, сковала холодом землю и непомерно усложнила нашу работу. Особенно тяжко пришлось в эти дни техникам, механикам, мотористам, оружейникам, готовившим самолеты к боевым вылетам. Не хватало средств для расчистки поля от снега, нечем было разогревать моторы самолетов и масло перед запуском.
Чего только не делали возле оцепеневших самолетов. Пускались техники и на всевозможные ухищрения: не спали ночами, все время прогревали моторы, постоянно запуская и прогоняя их, не давая с вечера окончательно охладиться. Мука, а не работа. И отдыхать-то им толком не удавалось. Да и что это был за отдых! Возвращались техники в Большой Должик, валились в избах прямо на пол, под голову - вещмешок, сверху - шинель или куртка.
Запомнился Большой Должик и перебоями с питанием - из-за бездорожья в осеннюю распутицу, снегопадов и морозов - в зимнюю пору. И уж совсем неожиданным оказалось нашествие на село полчищ полевых мышей. Спасаясь от холода и голода, они штурмом брали избы, добирались до съестных припасов, и без того скудных, пробирались даже на аэродром. Нередко летчикам приходилось вышвыривать из кабин боевых машин непрошеных "пассажиров".
Многие воины нашего полка были отмечены в это время правительственными наградами. Ордена Красного Знамени получили командир полка А. Г. Маркелов, летчики П. Середа, К. Карданов, Б. Карасев, В. Батяев, М. Сериков. Награды в торжественной обстановке вручал командующий 9-й армией генерал-майор Ф. М. Харитонов, войска которого прикрывали и поддерживали мы вместе с другими частями 20-й авиадивизии. Многие офицеры получили очередные воинские звания. О моих однополчанах писала фронтовая газета. Все это, безусловно, радовало и вдохновляло на новые боевые свершения.
Так, 27 декабря снова отличился Герой Советского Союза капитан А. Ф. Локтионов. Он получил задание: возглавить шестерку истребителей для сопровождения бомбардировщиков. Те должны были нанести удар по танковой колонне противника в районе Чистяково. Как только группа пересекла линию фронта, в небе появились семь "мессершмиттов". Локтионов и его ведомые искусно вели оборонительный бой, дав возможность экипажам бомбардировщиков отбомбиться, не подпустив к ним врага. Но когда бомбардировщики выполнили свою задачу и фашистские танки замерли на дороге, Локтионов тотчас дал товарищам сигнал к лобовой атаке. За 10 - 15 минут наши истребители сбили три "мессера", один из них - сам командир группы. Четыре оставшихся немецких самолета не рискнули продолжать схватку, и наши летчики вернулись на аэродром без потерь.
На аэродроме в Шахтах мы снова встретились с летчиками 131-го истребительного авиационного полка, с майором В. И. Давидковым. От него я узнал, что в октябре при штурмовке наступающих войск противника геройски погиб командир 131-го полка подполковник Л. А. Гончаров. В июне 1942 года ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Давидков тяжело переживал гибель боевого друга. Майор Маркелов да и все мы разделяли эту скорбь.
В ноябре 1941 года, в канун 24-й годовщины Великого Октября, в полк пришло сообщение о награждении орденами Красного Знамени наших товарищей, павших смертью храбрых, - Ивана Захарова, Семена Колесника, Алексея Калуженкова, Семена Медника, Михаила Трибушина. Первыми в полку кавалерами этого ордена стали также и другие, отличившиеся в боях в начале войны, - Петр Середа, Василий Князев, Павел Мирошников и Евгений Тивин. Они были награждены Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1941 года.
Немцы решили нанести удары по советским аэродромам. Их самолеты-разведчики добрались и до Шахт. Но здесь плохая погода оказалась нам на руку - низкая облачность мешала вести разведку с воздуха. К тому же мы уже научились как следует маскировать самолеты. Сверху аэродром был похож на поле после сенокоса - ровными рядами стояли на нем стога сена, которые прикрывали боевые машины. Кроме того, в постоянной готовности находились у нас дежурные звенья, вылетавшие на перехват вражеских разведчиков. В один из таких вылетов Петру Середе удалось сбить особенно настырного "хейнкеля", неоднократно кружившего над аэродромом, но так его и не обнаружившего.
Да, Середа был великолепным воздушным бойцом. Как-то, в том же ноябре, возвращаясь с боевого задания, он заметил на земле одинокий "юнкерс", очевидно совершивший вынужденную посадку. Но Петр уже израсходовал все боеприпасы, за что ругал себя, пока летел в полк. Приземлившись, летчик поторопил техника самолета подготовить машину к новому вылету, а сам стремглав бросился к командиру полка.
- Товарищ майор, - обратился он к Маркелову, едва отдышавшись. - Там в поле "юнкерс", а у меня боеприпасы кончились. Разрешите вернуться. Я прихвачу для него подарочек...
Маркелов дал согласие - и Середа побежал к самолету. Вот он опять над "юнкерсом", возле которого, как муравьи, копошатся гитлеровцы: готовят его к переброске в тыл. В молниеносной атаке наш истребитель скосил всех фашистов и сжег вражеский бомбардировщик.
19 ноября фашистские танки вышли к северной окраине Ростова, еще через два дня враг полностью овладел городом, но развить наступление на восток и юг не смог. Больше того, ему пришлось перебросить часть сил из Ростова на север для укрепления обороны против наступавших войск Южного фронта. Правда, наступление это развивалось несколько медленнее, чем хотелось бы. Из-за непогоды были скованы действия нашей авиации. Лишь с 20 ноября, когда поутихли дожди и немного посветлело небо, авиация фронта смогла активно поддержать продвижение наземных частей. Наши летчики, тягостно переживавшие вынужденное затишье, повеселели и приободрились.
Уже 20 ноября некоторые из них совершили по нескольку боевых вылетов. Отличились лейтенанты В. Колесник и К. Карданов, уничтожившие 16 вражеских автомашин и три зенитных орудия. В этот же день семерка И-16 во главе с капитаном А. Локтионовым вылетела в район станицы Родионово-Несветайской. Летчики взорвали 2 автоцистерны и уничтожили 10 автомашин.
Все последующие дни - конец ноября и первые числа декабря - полк участвовал в боевых действиях по освобождению Ростова, поддерживал с воздуха наши войска на таганрогском направлении. Донские степи знамениты балками и оврагами. Но летчики выбивали врага и из этих естественных укрытий. Наиболее эффективными оказывались их удары по скоплениям неприятельских частей у речных переправ.
Это была тяжелая ежедневная боевая работа в условиях ответных активных действий вражеской авиации.
Запомнился один вылет на разведку. Я расскажу о нем поподробней. Старший лейтенант А. Постнов и младший лейтенант В. Князев, возвращаясь с задания на аэродром, в районе населенного пункта Большекрепинская обнаружили подходившую к нему с севера крупную мотомеханизированную колонну противника. Обменявшись условными сигналами "Атаковать!", летчики с бреющего полета совершили несколько заходов на колонну, пока не израсходовали боекомплекты. Внизу горели автомашины, бензозаправщики, а по нашим самолетам сильным заградительным огнем били вражеские зенитки. Били неточно - серьезных повреждений машины не получили. Когда же летчики вернулись на аэродром и о результатах незапланированной штурмовки сообщили в штаб 20-й авиадивизии, оттуда поступил приказ - нанести повторный удар по колонне противника, не допустив ее продвижения в сторону Ростова.
И снова Постнов и Князев в кабинах боевых машин - каждый во главе четверки самолетов. Погода испортилась, небо нахмурилось. Но Князев, летевший первым, вывел группу точно на цель. Его четверка пошла в атаку на колонну, самолеты Постнова прикрывали ее. Во втором заходе ролями поменялись. Все вроде бы складывалось удачно: противник в панике, вражеские зенитчики, не ожидавшие повторного удара, молчат, истребители немцев тоже пока не появились. А кругом горят машины, беспорядочно разбегаются, спасаясь от огня, фашисты.
И вдруг Постнов почувствовал, как неожиданно сильно тряхнуло его самолет, мотор перешел на малые обороты, резко упала скорость. Дал полный газ никакого результата: земля приближается с катастрофической быстротой. Летчик видит, как в ту сторону уже бегут гитлеровцы, до этого трусливо отсиживавшиеся в кювете дороги.
Постнов предпринял последнюю попытку удержать машину в горизонтальном положении - до земли оставалось метров 10 - 15 - и перевел шаг винта. Самолет еще раз как следует тряхнуло, и на какое-то мгновение он завис над землей, едва не коснувшись ее фюзеляжем. Затем раздался знакомый рокот мотора самолет рванулся вверх над самыми головами фашистов. Казалось, самое страшное позади. Но растерявшиеся на мгновение гитлеровцы открыли по уходившему истребителю беспорядочную стрельбу.
Алексей почувствовал, как ему обожгло лоб. Провел рукой по лицу - ладонь в крови. Понятно, ранен. Кровь заливает глаза. "Могло быть и хуже", - с облегчением подумал он. Огляделся по сторонам - рядом летели друзья, прикрывая его поврежденную машину. На душе полегчало...
Как садился на своем аэродроме в Шахтах, Постнов почти не помнил - все было словно в тумане, в полузабытьи. Очнулся он уже в полевом лазарете - белые стены, простыни, медсестры в белых халатах. Зима, да и только. Летчика даже передернуло, как в ознобе. В памяти промелькнули картины зимы 1940 года, когда в боях с финнами он получил боевое крещение и первую награду - медаль "За отвагу".
Окончательно придя в себя, Алексей понял, что теперь страшное действительно позади. К вечеру того же дня врач разрешил однополчанам навестить раненого. Те рассказали Постнову, как он приземлял машину.
- Садился как черт! - энергично жестикулируя, восклицал Князев. - Не самолет спускался на летное поле, а какое-то чудовище. Корпус продырявлен пулями, как решето. Тросы управления перебиты, приборная доска - вдребезги. Над самой землей вообще потерял управление.
Механик самолета Саша Александров подтвердил догадку Постнова о неисправности нагнетателя - после попадания осколков зенитного снаряда вышла из строя его крыльчатка.
Через несколько дней самолет был отремонтирован, а вскоре вернулся из лазарета его хозяин.
Это лишь один памятный эпизод в богатой событиями трудовой и боевой биографии старшего лейтенанта Постнова. А начиналась она в Москве, когда Алексей Постнов после окончания девятилетки поступил в школу ФЗУ завода "Серп и молот".
Шли героические тридцатые годы, о которых так много и хорошо написано, что я могу добавить лишь личные впечатления. А именно непроходящее ощущение постоянного трудового энтузиазма, которому не помеха ни стужа, ни зной, ни жидкий борщ, ни бессонные ночи, ни брезентовые палатки в холод, ни стоптанные башмаки. Людьми, стойко ереносившими все эти трудности, двигала энергия созидания, желание собственными руками строить новую жизнь, в которую пылко верили молодые горячие сердца.
Комсомолец Алексей Постнов, типичный представитель неугомонного племени энтузиастов, на заводе "Серп и молот" освоил профессию рабочего по разливке стали. Ему нравилось это жаркое дело - оно отвечало его кипучему характеру. Но вот комсомол бросил по стране клич: "Даешь Днепрогэс!" И Постнов с первым эшелоном москвичей-добровольцев уехал на днепровские берега - был такелажником, вязал арматуру. Узнав, что рядом возводятся корпуса нового металлургического гиганта - "Запорожстали", Алексей добился перевода на эту стройку, чтобы затем работать по основной специальности.
Алексей Постнов стал участником первой плавки на "Запорожстали" - события, знаменательного для всей страны. Всесоюзный староста Михаил Иванович Калинин приехал на торжества по случаю официального пуска индустриального гиганта. Наблюдая, как поначалу робким ручьем, а потом широкой рекой полилась огненная лава, Михаил Иванович обратил внимание на молодого машиниста завалочного агрегата:
- Такой молодой, а как ловко управляет сложной машиной. Это очень хорошо.
Кто-то из сопровождающих подвел Постнова к Калинину и сказал:
- А мы считаем Алексея кадровым рабочим. Он ведь на московский "Серп и молот" сразу после ФЗУ пошел.
- Это еще лучше, - пожимая Постнову руку, приветливо улыбнулся Калинин, который сам в свое время работал на московских предприятиях.
...Через несколько лет страну облетел новый призыв: "Комсомолец, на самолет!" Гитлеровская Германия готовилась к агрессии. Шеф фашистской авиации Геринг хвастливо заявил на весь мир о непобедимости немецких люфтваффе. Тысячи советских юношей и девушек в ответ на угрозу новой мировой войны вступили в аэроклубы. Был среди них и Алексей Постнов: днем работал, вечерами и по выходным дням учился летать. Став летчиком-инструктором, на общественных началах он обучил летному делу двенадцать своих товарищей, затем поступил в школу военных летчиков, участвовал, как уже упоминалось, в боях на Карельском перешейке...
...Под Ростовом разворачивались важные события. Наши войска со всех сторон окружили город и блокировали засевшего в нем противника. 27 ноября на подступах к городу, а потом и на его улицах разгорелись ожесточенные бои. 29 ноября Ростов был полностью освобожден от фашистской нечисти. С какой же радостью встретили мы слова приказа Верховного Главнокомандующего, адресованного войскам Южного фронта, в котором он поздравлял нас с победой над врагом и освобождением Ростова от немецко-фашистских захватчиков.
Свой вклад в эту победу над гитлеровцами внес и 88-й истребительный авиаполк. Только в ноябре летчики полка уничтожили и вывели из строя 5 немецких танков, 129 машин с живой силой и боеприпасами, 10 зенитных орудий, две цистерны с горючим, сбили три самолета. С нашей стороны потерь не было, несмотря на сильное противодействие вражеских истребителей. Правда, несколько летчиков получили ранения, но благополучно возвратились на свои аэродромы. Это красноречиво говорило о возросшем летном мастерстве воздушных бойцов, о том, что чрезвычайно поучительным оказался для них опыт первых месяцев войны.
С 30 ноября по 2 декабря войска Южного фронта неотступно преследовали потрепанные в Ростове дивизии 1-й немецкой танковой армии, отползавшие к Таганрогу. В результате враг был отброшен на рубеж река Миус, Самбек, в 60 80 километрах к западу от Ростова. Возросла мощь ударов нашей авиации, инициатива летчиков в воздухе. Немало примеров тому можно было найти и в боевых буднях нашего полка.
1 декабря старший лейтенант Петр Середа повел шесть самолетов И-16 на штурмовку противника в районе реки Самбек. В четырех атаках летчики уничтожили 5 автомашин с вражескими солдатами. В очередной атаке в хвост нашим истребителям зашла девятка "мессершмиттов". Это могло плохо кончиться для Середы и его товарищей. Но командир группы вовремя заметил врага и вышел из-под удара боевым разворотом, увлекая за собой летчиков. Набрав высоту, вместе они бесстрашно бросились в ответную атаку. И здесь удача изменила отважному воздушному бойцу Петру Середе: в левую плоскость его самолета попал снаряд, машина начала терять управление. Казалось, нужно выходить из боя, но командир продолжал сражаться, невероятным напряжением сил заставляя самолет повиноваться своей воле, вдохновляя товарищей мужеством и отвагой.
В критическом положении оказался и один из его ведомых - лейтенант Семен Сливка: самолет изрешечен пулями, перебит руль поворота. Однако летчик сумел удержать машину в воздухе, не оставил товарищей на поле боя. Измотанные маневрами наших "ишачков", "мессеры", несмотря на численное преимущество, убрались восвояси. А вся наша шестерка благополучно вернулась в Шахты.
Нашему кавказцу Кубати Карданову, "воздушному джигиту", как называли его в полку, выпала в этот день встреча с подразделением немецких кавалеристов. Кубати насчитал 20 всадников и расправился с ними и впрямь по-джигитски: стремительно бросил машину вниз и на бреющем, почти над самой землей, расстрелял фашистов.
Пришла пора подробнее рассказать о Кубати Карданове, личности яркой, своеобразной. Родом он из села Аушигер, что под Нальчиком. В детстве батрачил у кулаков, пас волов на горных склонах. Учился Кубати лишь зимой, но и четырех месяцев ему было достаточно, чтобы нагнать по программе своих сверстников. Учителя отметили его незаурядные способности и посоветовали родителям отправить мальчика в педагогический техникум. Трудно было многочисленной семье расставаться с помощником, но мать и отец хотели видеть Кубати образованным человеком. Он уехал учиться в Нальчик и в 18 лет стал учителем.
Учил он таких же, как и сам в недавнем прошлом, мальчишек-подпасков, и учил, надо сказать, хорошо - не только словами, но и сердцем. Не случайно Кубати назначили директором школы в родном селе, а в 1937 году - инспектором народного просвещения в республике. Предгрозовая обстановка конца тридцатых годов, дыхание надвигающейся войны круто изменили жизненный путь Карданова. Армии были нужны хорошо подготовленные бойцы и командиры.
В 1939 году Кубати поступил в Качинскую школу военных летчиков, через год в звании лейтенанта прибыл в наш полк. Это воинское звание он получил в числе нескольких курсантов во внеочередном порядке - за отличные успехи в учебе (был круглым отличником). Остальных курсантов выпустили из школы в звании младшего лейтенанта. В связи с возросшей военной опасностью выпуск этот был ускоренный.
Позволю себе привести выдержку из книги "Братство, рожденное в огне", в которой рассказывается о первом воздушном бое лейтенанта Карданова.
"Это произошло 13 июля 1941 года... У немецкого аса на его "мессершмитте" установлены крупнокалиберные пулеметы, и, по всей видимости, он их пускал в дело не первый раз. Кубати и глазом не успел моргнуть, как тот зашел ему в хвост. "Эге, джигит! Кажется, первый приз сегодня достанется не нам", подумал он невольно. И как бывало в юности на скачках в родном ауле, когда недостаток физических данных скакуна восполнялся железной волей к победе наездника, он вдруг озлился на самого себя и своего преследователя и, резко убрав газ, бросил И-16 в не предусмотренный никакими наставлениями полувираж, полупике, полуштопор, а точнее - в какое-то беспорядочное сальто-мортале.
Великая это сила - воля к победе. Движение правой педалью, наклон ручки вперед и в сторону, сектор газа снова вперед до упора - и вот верткая на виражах машина уже заходит в хвост одураченному фашисту. Все ближе хвостовое оперение вражеского истребителя, все шире расползается оно в кольцах пулеметного прицела. Теперь не уйдешь, ворон! Кубати плавно и уверенно нажимает гашетку пулемета. "Мессер" вспыхивает и факелом падает на землю.
Так был открыт счет сбитым самолетам противника, счет, который два года спустя приведет Кубати Локмановича Карданова к званию Героя Советского Союза".
...В начале декабря 1941 года фронт удалялся от Ростова на юго-запад. Это затрудняло боевые действия нашего полка с аэродрома в Шахтах. 5 декабря мы перелетели ближе к линии фронта, на полевой аэродром Большой Должик, и здесь встретили сильное противодействие вражеской авиации. По данным воздушной разведки, на аэродроме в Таганроге, где еще совсем недавно базировались наши части, сейчас сосредоточились крупные силы авиации противника - 60 истребителей, 40 бомбардировщиков.
ВВС Южного фронта нанесли несколько ударов по этому аэродрому. В одном из них - 6 декабря - участвовали летчики нашего полка. Возглавить выполнение ответственного задания было поручено капитану А. Ф. Локтионову. За две недели до описываемых событий в полк пришла радостная весть: Андрею Федоровичу Локтионову присвоили Звание Героя Советского Союза. Это была действительно всеобщая радость, и достойным ответом на высшую правительственную награду могли быть новые боевые успехи, новые героические дела. Разумеется, пальма первенства - виновнику торжества. И вот, готовясь к боевому вылету на Таганрог, капитан Локтионов решал сложную задачу: в эскадрилье всего четыре исправных самолета - и двенадцать рвущихся в небо летчиков. Кого взять в бой?
Командир эскадрильи построил своих подчиненных в шеренгу, объяснил задание, обстановку и задал вопрос, ответ на который знал заранее:
- Кто готов лететь на штурмовку вражеского аэродрома - два шага вперед...
Вперед вышла вся эскадрилья. Тогда Локтионов назвал три фамилии:
- Со мной полетят Кубати Карданов, Павел Лазюка, Василий Колесник, - и добавил, словно извиняясь: - Остальные - в следующий раз.
...Небо над Таганрогом полыхало огненным заревом от разрывов зенитных снарядов. Четверке советских истребителей предстояло пробить эту огненную стену, и Локтионов решил заходить на цель со стороны моря. Там заградительный огонь вели зенитки стоявших на рейде военных кораблей, и он мог быть менее плотным. Расчет оказался точным: вся четверка проскочила опасную зону. Локтионов покачиванием с крыла на крыло показал ведомым: "Вижу цель! Сомкнуться! Атакуем!"
Еще напряженнее заработали зенитки. Но наши летчики на бреющем полете уже устремились к стоянкам самолетов и в упор начали расстреливать машины с черными крестами. Три из них вспыхнули тут же. Возможно, поврежденных фашистских машин было и больше, но заниматься подсчетами некогда. Локтионов срочно дал сигнал к возвращению, не желая понапрасну рисковать жизнью товарищей.
Все четверо через некоторое время вернулись в Большой Должик. Трудно описать состояние их машин. Особенно пострадал самолет командира: в фюзеляже зияли огромные дыры, концы крыльев болтались, как тряпки, киль пробит. Казалось, машина вот-вот рухнет на землю грудой обломков. А Локтионов не только долетел на ней до аэродрома, но и лихо посадил ее на летном поле на глазах у изумленных однополчан.
Техники, окружившие самолет, недоверчиво качали головами - не могли понять, как можно было дотянуть на нем до аэродрома. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что от семи прямых попаданий зенитных снарядов была совершенно разрушена правая сторона стабилизатора, продырявлен масляный бак, разбита приборная доска, сорвана перкаль с консолей крыльев. Машина срочно требовала капитального ремонта. А я, помнится, подумал тогда: была бы возможность - отправить бы боевую машину в музей. Без всяких объяснений экскурсоводов рассказывала бы она грядущим поколениям, какой ценой какими усилиями, напряжением духа платили мы за столь желанную и долгожданную победу.
Терриконы в огне
Пережившие войну помнят, что практически ежедневно в сводках Совинформбюро звучали три слова - "бои местного значения". К ним успели попривыкнуть и отличали вчерашние сообщения от сегодняшних лишь по географическому признаку, порой совсем не представляя себе масштабов этих боев. Между тем за тремя привычными словами стояли сотни, тысячи человеческих судеб, потери и победы, из которых складывалась большая война.
Готовясь к главному удару, войска Южного фронта продолжали изматывать противника, мешая маневрам его войск в прифронтовой полосе. Однако в декабре у нас появился еще один недруг - пронизывающий зимний холод, одинаково безжалостный и к своим, и к чужим. Но от этого не легче было. Природа, словно испытывая наше мужество, выносливость, терпение, одну за другой подкидывала нам все новые проблемы и вводные.
Так, аэродром нашего полка располагался в двух километрах от небольшого села на 30 - 40 дворов, в котором мы временно и расквартировались. Пряталось оно в глубокой балке. До наступления морозов мы добирались до аэродрома, представлявшего собой обычное грунтовое поле, пешком по вязкой осенней слякоти, так как машины здесь буксовали. Но вот грянула зима, сковала холодом землю и непомерно усложнила нашу работу. Особенно тяжко пришлось в эти дни техникам, механикам, мотористам, оружейникам, готовившим самолеты к боевым вылетам. Не хватало средств для расчистки поля от снега, нечем было разогревать моторы самолетов и масло перед запуском.
Чего только не делали возле оцепеневших самолетов. Пускались техники и на всевозможные ухищрения: не спали ночами, все время прогревали моторы, постоянно запуская и прогоняя их, не давая с вечера окончательно охладиться. Мука, а не работа. И отдыхать-то им толком не удавалось. Да и что это был за отдых! Возвращались техники в Большой Должик, валились в избах прямо на пол, под голову - вещмешок, сверху - шинель или куртка.
Запомнился Большой Должик и перебоями с питанием - из-за бездорожья в осеннюю распутицу, снегопадов и морозов - в зимнюю пору. И уж совсем неожиданным оказалось нашествие на село полчищ полевых мышей. Спасаясь от холода и голода, они штурмом брали избы, добирались до съестных припасов, и без того скудных, пробирались даже на аэродром. Нередко летчикам приходилось вышвыривать из кабин боевых машин непрошеных "пассажиров".
Многие воины нашего полка были отмечены в это время правительственными наградами. Ордена Красного Знамени получили командир полка А. Г. Маркелов, летчики П. Середа, К. Карданов, Б. Карасев, В. Батяев, М. Сериков. Награды в торжественной обстановке вручал командующий 9-й армией генерал-майор Ф. М. Харитонов, войска которого прикрывали и поддерживали мы вместе с другими частями 20-й авиадивизии. Многие офицеры получили очередные воинские звания. О моих однополчанах писала фронтовая газета. Все это, безусловно, радовало и вдохновляло на новые боевые свершения.
Так, 27 декабря снова отличился Герой Советского Союза капитан А. Ф. Локтионов. Он получил задание: возглавить шестерку истребителей для сопровождения бомбардировщиков. Те должны были нанести удар по танковой колонне противника в районе Чистяково. Как только группа пересекла линию фронта, в небе появились семь "мессершмиттов". Локтионов и его ведомые искусно вели оборонительный бой, дав возможность экипажам бомбардировщиков отбомбиться, не подпустив к ним врага. Но когда бомбардировщики выполнили свою задачу и фашистские танки замерли на дороге, Локтионов тотчас дал товарищам сигнал к лобовой атаке. За 10 - 15 минут наши истребители сбили три "мессера", один из них - сам командир группы. Четыре оставшихся немецких самолета не рискнули продолжать схватку, и наши летчики вернулись на аэродром без потерь.