Страница:
– Я головой отвечаю за вашу безопасность на моей территории, – вот так обычно говорит командир: – На территории моего полка с вами по определению не может случиться ровным счетом ничего. Ну, разве что есть риск переесть на обеде – шеф-повар у меня готовит лучше, чем в «Праге»…
Судя по всему, руководство ФСО привычную командирскую присказку проигнорировало: свиты было всего ничего, а сопутствующих богатырей в пиджаках – десятка полтора (это только те, что в «трубу» зашли, сколько там осталось снаружи, я не знаю), и выглядели они так, что верилось: при необходимости любой из них голыми руками передушит весь наш полк, и даже не в день получки. Нет, понятно, что у меня была эйфория ввиду близкого присутствия Президента, но от этих людей веяло такой непоколебимой мощью и уверенностью в себе, что невольно возникала мысль: да, эти могут. С такими не забалуешь.
В кабельники Президент не полез и тем самым резко заработал авторитет в моих глазах. Вот это голова! Сразу видно, что человек мыслящий: все «випы» до него лазили, а этот – нет, понимает, что ничего хорошего там нету.
В караул он тоже не пошел, только указал на караульную дверь и уточнил:
– Там у нас что?
– Караульное помещение.
– А, ну «караулки»-то мы всякие повидали, так что не надо… А бункер где?
– Дальше, за поворотом.
– Ну так вперед – в бункер! – Тут Президент обратился к одному типу из свиты: камраду лет тридцати с небольшим, высокому, стильно одетому, симпатичному, но отчего-то чрезвычайно мрачному. – Пошли, посмотришь, чем тебе предстоит заниматься. Вообще, осваивайся, вникай, привыкай к новой рабочей обстановке.
Ага, стало быть, мрачного за какие-то провинности хотят загнать на коммуникации, а ему это, видимо, совсем не улыбается. Что ж, и у небожителей бывают трудности, и теперь вполне понятно, почему камрад такой недовольный. Это ведь примерно то же самое, что какого-нибудь проштрафившегося Прометея скинуть с Олимпа и заставить ходить на работу в Аид – и при этом потребовать, чтобы не смел опаздывать и, вообще, всячески привыкал к обстановке.
По дороге в бункер мы закономерно влипли.
– Букв не хватает. – Президент компетентно кивнул на мою незавершенную работу. – Непорядок.
– Есть, понял! – командир части одарил Окопа-раз испепеляющим взором. – Сейчас же исправим.
Несчастный эн-ша втянул голову в плечи и закатил глаза: такое ощущение, что еще пара ласковых слов – и сей же момент грохнется в обморок.
Ну вот, все вышло, как я и предполагал. Мне с самого начала показалось, что это крайне идиотская затея. Какой-то негодяй подсказал Окопу-раз, что Президент, дескать, крепко шарит в караульном регламенте. И Окоп-раз, помимо всего прочего, приказал мне намалевать вот эти надписи. А я-то, бедолага, думал: чем бы таким заняться на досуге, между схемами на узле и знаками на периметре? Спасибо, не дали со скуки умереть.
Вскоре мы с Президентом добрались до гермодвери, ведущей в бункер, и встали.
«Мы с Президентом»… Звучит, да? Представьте, как это будет в компании:
– Где тебя носило эти трое суток?! Ты чем там занимался?
– Да так, ничем особенным: мы с Президентом гуляли по нашему бункеру…
Итак, Президент со свитой и охраной (ну и ваш покорный слуга позади всех) остановились у бункерной двери.
– Это оно самое, да? – уточнил Президент.
– Так точно, – подтвердил командир.
А перепутать, скажу я вам, весьма сложно: в отличие от всех стандартных дверей в «трубе», эта – широченная и массивная, с двумя симметричными цифровыми замками по бокам; сервоприводом и рельсовой «дорожкой» понизу; оранжевой мигалкой, динамиком и двумя камерами поверху; по окоему крашенная в перемежающиеся черные и желтые полосы, и уж совсем для непонятливых ровно посередке вляпан здоровенный значок радиационной опасности. Я его собственноручно обновлял трое суток назад: это была первая затея эн-ша в рамках подготовки к Посещению, и жаль что не единственная.
– Ну что, приступим? – командир потер ручищи и искательно уставился на Президента.
– А чего тут приступать? – не понял Президент. – Открывайте да пойдем.
– Понимаете, тут не все так просто, как кажется, – с интригующей таинственностью заявил командир. – Это целая процедура, так что…
– Ну так и за чем дело стало?! – нетерпеливо подбодрил заинтересовавшийся Президент. – Давайте живее, запускайте эту вашу процедуру!
– Есть!
Командир с эн-ша тотчас же встали каждый к своему замку, бойко отстучали код по мелодично пикающим кнопкам и синхронно уставились на динамик в ожидании подтверждения доступа.
Динамик что-то неразборчиво хрюкнул – и тишина. То ли оператор заснул, то ли какой-то любопытный крыс провод перекусил, но в общем: пи… нет, культурнее так: упс!
Все замерли, ждут что будет дальше – командир стремительно багровеет, эн-ша, наоборот, тихо бледнеет…
И вдруг… в этой трехсекундной тишине раздается отчетливый стук.
Судя по звуку, кто-то долбит кулаком по крайней в «трубе» двери – причем, что характерно, с обратной стороны.
От бункерной «генеральной» двери до той, откуда доносится вот этот провокационный стук, – двадцать метров, так что на акустические галлюцинации не спишешь.
Меня, в принципе, это вообще никак не задевает, но от неловкости ситуации и сострадания командиру я невольно втянул голову в плечи.
Эх ты, как нехорошо получается… Вот это эн-ша припрятал племянничка. А племянничек как удачно в паузу попал, скотина! Еще бы десять секунд, и тут вовсю выла бы сирена, так что хоть обдолбись там, с той стороны, или даже стреляй длинными очередями – никто бы не услышал.
– Так, а это что за стук? – Президент с любопытством ткнул пальцем в сторону крайней двери. – Я не понял, вы нажали кнопки, и сразу застучало? Это так задумано или как?
– Эт-та… ымм… оумм… – Командир не просто побагровел, а уже пошел пятнами. – Кхм-кхм… Видимо, аа…
– Акустический эффект? – подсказал Президент.
Стук повторился: на этот раз молотили еще сильнее, я бы даже сказал – с каким-то непонятным остервенением или отчаянием.
– Интересные у вас тут эффекты. – Президент хмыкнул и решительно направился в конец «трубы». – А ну-ка, пошли, посмотрим, кто это нам подает сигналы.
– Там дверь заварена, – замороженным голосом выдавил эн-ша. – Неиспользуемый отсек…
– Да ничего, разварим, какие проблемы? – Президент явно был расположен немного похулиганить. – Вы лучше скажите, кто это у вас там стучит, если отсек – неиспользуемый?
У злополучной двери развернулась дискуссия: короткая, но эмоциональная.
Во-первых, очень быстро выяснилось, что эн-ша соврал. Швы от сварки присутствовали, это факт. Но заваривали дверь, по рассказам старожилов, в далеком девяносто третьем, ввиду известного катаклизма, а через неделю традиционно открыли кувалдой. И хотя швы регулярно подкрашивают, чтобы издали создавалось впечатление надежного запечатывания, здесь ежедневно ходят люди, так что вблизи сразу видно: дверь рабочая.
Во-вторых, обнаружив факт такого вранья, Президент почему-то развеселился и, не спрашивая никого, стоит ли это делать, сам схватился за винтовую задвижку и начал раскручивать, загадочно улыбаясь и бормоча под нос:
– Ну что, мерзавцы… заглянем в закрома Родины?
Тут его вежливо, но решительно перехватил главный крепыш в штатском (остальные крепыши его слушались) и начал возражать.
– В протоколе это не оговаривалось… Непроверенное помещение… Большой риск…
– Да какой риск! – весело возражал Президент. – Командир, признавайся, что там у тебя?
– Склад там, – обреченно сдался командир. – Нет никакого риска, это я гарантирую на сто процентов, но… Бардак там, все как попало валяется, так что, наверное, не стоит…
– А кто стучит?
– Да мало ли… Заперли какого-нибудь кладовщика перед вашим обходом, а он и не в курсе…
– Я настаиваю… – продолжал канючить главный крепыш. – Позвольте мы откроем, осмотрим сначала…
А эн-ша трусливо молчал, хотя, на мой взгляд, сейчас самое время было признаться: у Президента хорошее настроение, наверняка бы все понял и простил.
В итоге сошлись на том, что осмотр все-таки нужен. Крикнули часовому, чтобы позвонил на узел, дождались, когда включат свет, Президент позволил охране открыть дверь и пропустил вперед четверых крепышей для осмотра помещения.
Краткая историческая справка о том гадюшнике, который нам с вами сейчас предстоит посетить. До девяносто третьего года это был РПБТ (резервный парк боевой техники). Не знаю, что было тому причиной, но в приснопамятном девяносто третьем парк «выключили» из общего плана и заварили ворота – основные и вспомогательные, – а также дверь, ведущую в «парадную трубу». Чуть позже, когда отгремели все катаклизмы, дверь открыли указанным выше нанопродуктивным способом, но прежний статус парку почему-то не вернули, а стали использовать его в качестве склада. Или, что вернее, в качестве этакой безразмерной кладовки как для полезных в хозяйстве вещей, так и для всякого хлама, который уже вроде бы никому не нужен, но выбрасывать жалко.
Не дождавшись завершения осмотра, Президент отпихнул главного крепыша, вошел в «кладовку» и по-хозяйски пригласил присутствующих:
– Заходите, не стесняйтесь!
Дополнительных приглашений никто не ждал: все торопливо просочились через тамбур и сосредоточились на сравнительно небольшом «маневровом пятачке», где ничего не лежало. Все остальное пространство бывшего РПБТ (и немалое, скажу я вам, пространство) можно было условно разделить на три зоны: залежи, штабеля и проходы. И еще разукомплектованная техника на дальнем плане – в районе смотровых ям.
В кладовке был бардак: какой-то негодяй прямо перед входом разбросал старые стенды и плакаты, которые годами складывали слева у стены. А еще тут воняло дерьмом. Вот новости! Никогда не воняло, а вот именно сегодня – нате вам во все карманы, специально к приезду Президента. Причем не просто воняло, а этак душевно, с оттяжкой, как будто кто-то нарочно наложил квадратно-гнездовым на полу (и, подозреваю, именно это и было закрыто плакатами). Одним словом, слегка прикрытый саботаж и чуть ли не диверсия.
– Ну вот, полюбуйся, – с каким-то непонятным удовлетворением провозгласил президент, адресуясь к хмурому камраду. – Будь готов, что тебе придется столкнуться именно с таким положением дел. У нас вот так повсеместно: «парадная труба», шоу-экскурсия для высокопоставленных придурков, и тут же, за стенкой – бардачная кладовка, с залежами всякого хлама непонятного назначения и страшной вонью. И вот так по всей стране. Верно я говорю, командир?
– Эмм… – Командир тоскливо вздохнул и подтвердил: – Так точно…
– «Так точно»… – проворчал Президент. – Ну, пошли, посмотрим, что у вас тут есть. Может, найдем что-нибудь хорошее да конфискуем. Слушай, а чего так воняет-то? У вас тут что, еще и сральня по совместительству?!
– Нет-нет, что вы! Просто… гхм-кхм…
– Чужой! – рявкнул вдруг кто-то из осматривавших помещение крепышей.
– Эвакуация!!! – мгновенно среагировал главный крепыш, бесцеремонно хватая Президента под руку и волоча к двери. – Работаем!
Тут все крепыши присели кто где и принялись дружно палить по штабелю с досками, из-за которого кто-то огрызался короткими очередями.
Все наши, кто был на пятачке, дружно упали на пол и прикрыли головы руками, а я на несколько мгновений впал в ступор и просто присел – и тоже прикрыл голову, как будто это могло защитить меня от пуль.
Соображалось в тот момент крайне скверно – честно говоря, я не сразу понял, что происходит, и просто сидел, пытаясь взять себя в руки, и лихорадочно решал, что же нужно делать (но я помнил, что пистолет у меня на поясе – пустой, без патронов и даже не пытался его достать). Мыслительному процессу здорово мешала стрельба и надсадный крик сзади.
– Падай! – орали крепыши, засевшие в тамбуре. – Падай, б…!!!
Это они кричали хмурому камраду: он один не упал, застыл на месте, с открытым ртом и стоял, как последний идиот, даже не попытавшись присесть. А поскольку он стоял прямо передо мной, я, несколько придя в себя, подбил его под коленки, уронил на пол и укрылся за ним, как за бруствером: теперь я был защищен от пуль невидимых врагов, засевших за штабелем. Нет, я это сделал не намеренно, а скорее инстинктивно: думать в тот момент было некогда, мое тело действовало как бы самостоятельно, повинуясь лишь инстинкту выживания, но ни в коем случае не голосу разума.
Очень скоро все кончилось.
Стрельба стихла, к запаху дерьма примешался освежающий аромат жженного пороха – вполне такой стрельбищный ароматец, хорошо мне знакомый по специфике моей работы.
Кого-то из наших ранило – я слышал стоны и всхлипы, по-моему, кто-то даже плакал.
Отстрелявшись, крепыши дружно пошли к штабелю, очевидно, посмотреть результаты своей «работы» – кто-то из них, проходя мимо, похлопал меня по плечу и совершенно искренне, безо всякой иронии, сказал:
– Спасибо, малыш, – помог…
Глава 3
Судя по всему, руководство ФСО привычную командирскую присказку проигнорировало: свиты было всего ничего, а сопутствующих богатырей в пиджаках – десятка полтора (это только те, что в «трубу» зашли, сколько там осталось снаружи, я не знаю), и выглядели они так, что верилось: при необходимости любой из них голыми руками передушит весь наш полк, и даже не в день получки. Нет, понятно, что у меня была эйфория ввиду близкого присутствия Президента, но от этих людей веяло такой непоколебимой мощью и уверенностью в себе, что невольно возникала мысль: да, эти могут. С такими не забалуешь.
В кабельники Президент не полез и тем самым резко заработал авторитет в моих глазах. Вот это голова! Сразу видно, что человек мыслящий: все «випы» до него лазили, а этот – нет, понимает, что ничего хорошего там нету.
В караул он тоже не пошел, только указал на караульную дверь и уточнил:
– Там у нас что?
– Караульное помещение.
– А, ну «караулки»-то мы всякие повидали, так что не надо… А бункер где?
– Дальше, за поворотом.
– Ну так вперед – в бункер! – Тут Президент обратился к одному типу из свиты: камраду лет тридцати с небольшим, высокому, стильно одетому, симпатичному, но отчего-то чрезвычайно мрачному. – Пошли, посмотришь, чем тебе предстоит заниматься. Вообще, осваивайся, вникай, привыкай к новой рабочей обстановке.
Ага, стало быть, мрачного за какие-то провинности хотят загнать на коммуникации, а ему это, видимо, совсем не улыбается. Что ж, и у небожителей бывают трудности, и теперь вполне понятно, почему камрад такой недовольный. Это ведь примерно то же самое, что какого-нибудь проштрафившегося Прометея скинуть с Олимпа и заставить ходить на работу в Аид – и при этом потребовать, чтобы не смел опаздывать и, вообще, всячески привыкал к обстановке.
По дороге в бункер мы закономерно влипли.
– Букв не хватает. – Президент компетентно кивнул на мою незавершенную работу. – Непорядок.
– Есть, понял! – командир части одарил Окопа-раз испепеляющим взором. – Сейчас же исправим.
Несчастный эн-ша втянул голову в плечи и закатил глаза: такое ощущение, что еще пара ласковых слов – и сей же момент грохнется в обморок.
Ну вот, все вышло, как я и предполагал. Мне с самого начала показалось, что это крайне идиотская затея. Какой-то негодяй подсказал Окопу-раз, что Президент, дескать, крепко шарит в караульном регламенте. И Окоп-раз, помимо всего прочего, приказал мне намалевать вот эти надписи. А я-то, бедолага, думал: чем бы таким заняться на досуге, между схемами на узле и знаками на периметре? Спасибо, не дали со скуки умереть.
Вскоре мы с Президентом добрались до гермодвери, ведущей в бункер, и встали.
«Мы с Президентом»… Звучит, да? Представьте, как это будет в компании:
– Где тебя носило эти трое суток?! Ты чем там занимался?
– Да так, ничем особенным: мы с Президентом гуляли по нашему бункеру…
Итак, Президент со свитой и охраной (ну и ваш покорный слуга позади всех) остановились у бункерной двери.
– Это оно самое, да? – уточнил Президент.
– Так точно, – подтвердил командир.
А перепутать, скажу я вам, весьма сложно: в отличие от всех стандартных дверей в «трубе», эта – широченная и массивная, с двумя симметричными цифровыми замками по бокам; сервоприводом и рельсовой «дорожкой» понизу; оранжевой мигалкой, динамиком и двумя камерами поверху; по окоему крашенная в перемежающиеся черные и желтые полосы, и уж совсем для непонятливых ровно посередке вляпан здоровенный значок радиационной опасности. Я его собственноручно обновлял трое суток назад: это была первая затея эн-ша в рамках подготовки к Посещению, и жаль что не единственная.
– Ну что, приступим? – командир потер ручищи и искательно уставился на Президента.
– А чего тут приступать? – не понял Президент. – Открывайте да пойдем.
– Понимаете, тут не все так просто, как кажется, – с интригующей таинственностью заявил командир. – Это целая процедура, так что…
– Ну так и за чем дело стало?! – нетерпеливо подбодрил заинтересовавшийся Президент. – Давайте живее, запускайте эту вашу процедуру!
– Есть!
Командир с эн-ша тотчас же встали каждый к своему замку, бойко отстучали код по мелодично пикающим кнопкам и синхронно уставились на динамик в ожидании подтверждения доступа.
Динамик что-то неразборчиво хрюкнул – и тишина. То ли оператор заснул, то ли какой-то любопытный крыс провод перекусил, но в общем: пи… нет, культурнее так: упс!
Все замерли, ждут что будет дальше – командир стремительно багровеет, эн-ша, наоборот, тихо бледнеет…
И вдруг… в этой трехсекундной тишине раздается отчетливый стук.
Судя по звуку, кто-то долбит кулаком по крайней в «трубе» двери – причем, что характерно, с обратной стороны.
От бункерной «генеральной» двери до той, откуда доносится вот этот провокационный стук, – двадцать метров, так что на акустические галлюцинации не спишешь.
Меня, в принципе, это вообще никак не задевает, но от неловкости ситуации и сострадания командиру я невольно втянул голову в плечи.
Эх ты, как нехорошо получается… Вот это эн-ша припрятал племянничка. А племянничек как удачно в паузу попал, скотина! Еще бы десять секунд, и тут вовсю выла бы сирена, так что хоть обдолбись там, с той стороны, или даже стреляй длинными очередями – никто бы не услышал.
– Так, а это что за стук? – Президент с любопытством ткнул пальцем в сторону крайней двери. – Я не понял, вы нажали кнопки, и сразу застучало? Это так задумано или как?
– Эт-та… ымм… оумм… – Командир не просто побагровел, а уже пошел пятнами. – Кхм-кхм… Видимо, аа…
– Акустический эффект? – подсказал Президент.
Стук повторился: на этот раз молотили еще сильнее, я бы даже сказал – с каким-то непонятным остервенением или отчаянием.
– Интересные у вас тут эффекты. – Президент хмыкнул и решительно направился в конец «трубы». – А ну-ка, пошли, посмотрим, кто это нам подает сигналы.
– Там дверь заварена, – замороженным голосом выдавил эн-ша. – Неиспользуемый отсек…
– Да ничего, разварим, какие проблемы? – Президент явно был расположен немного похулиганить. – Вы лучше скажите, кто это у вас там стучит, если отсек – неиспользуемый?
У злополучной двери развернулась дискуссия: короткая, но эмоциональная.
Во-первых, очень быстро выяснилось, что эн-ша соврал. Швы от сварки присутствовали, это факт. Но заваривали дверь, по рассказам старожилов, в далеком девяносто третьем, ввиду известного катаклизма, а через неделю традиционно открыли кувалдой. И хотя швы регулярно подкрашивают, чтобы издали создавалось впечатление надежного запечатывания, здесь ежедневно ходят люди, так что вблизи сразу видно: дверь рабочая.
Во-вторых, обнаружив факт такого вранья, Президент почему-то развеселился и, не спрашивая никого, стоит ли это делать, сам схватился за винтовую задвижку и начал раскручивать, загадочно улыбаясь и бормоча под нос:
– Ну что, мерзавцы… заглянем в закрома Родины?
Тут его вежливо, но решительно перехватил главный крепыш в штатском (остальные крепыши его слушались) и начал возражать.
– В протоколе это не оговаривалось… Непроверенное помещение… Большой риск…
– Да какой риск! – весело возражал Президент. – Командир, признавайся, что там у тебя?
– Склад там, – обреченно сдался командир. – Нет никакого риска, это я гарантирую на сто процентов, но… Бардак там, все как попало валяется, так что, наверное, не стоит…
– А кто стучит?
– Да мало ли… Заперли какого-нибудь кладовщика перед вашим обходом, а он и не в курсе…
– Я настаиваю… – продолжал канючить главный крепыш. – Позвольте мы откроем, осмотрим сначала…
А эн-ша трусливо молчал, хотя, на мой взгляд, сейчас самое время было признаться: у Президента хорошее настроение, наверняка бы все понял и простил.
В итоге сошлись на том, что осмотр все-таки нужен. Крикнули часовому, чтобы позвонил на узел, дождались, когда включат свет, Президент позволил охране открыть дверь и пропустил вперед четверых крепышей для осмотра помещения.
Краткая историческая справка о том гадюшнике, который нам с вами сейчас предстоит посетить. До девяносто третьего года это был РПБТ (резервный парк боевой техники). Не знаю, что было тому причиной, но в приснопамятном девяносто третьем парк «выключили» из общего плана и заварили ворота – основные и вспомогательные, – а также дверь, ведущую в «парадную трубу». Чуть позже, когда отгремели все катаклизмы, дверь открыли указанным выше нанопродуктивным способом, но прежний статус парку почему-то не вернули, а стали использовать его в качестве склада. Или, что вернее, в качестве этакой безразмерной кладовки как для полезных в хозяйстве вещей, так и для всякого хлама, который уже вроде бы никому не нужен, но выбрасывать жалко.
Не дождавшись завершения осмотра, Президент отпихнул главного крепыша, вошел в «кладовку» и по-хозяйски пригласил присутствующих:
– Заходите, не стесняйтесь!
Дополнительных приглашений никто не ждал: все торопливо просочились через тамбур и сосредоточились на сравнительно небольшом «маневровом пятачке», где ничего не лежало. Все остальное пространство бывшего РПБТ (и немалое, скажу я вам, пространство) можно было условно разделить на три зоны: залежи, штабеля и проходы. И еще разукомплектованная техника на дальнем плане – в районе смотровых ям.
В кладовке был бардак: какой-то негодяй прямо перед входом разбросал старые стенды и плакаты, которые годами складывали слева у стены. А еще тут воняло дерьмом. Вот новости! Никогда не воняло, а вот именно сегодня – нате вам во все карманы, специально к приезду Президента. Причем не просто воняло, а этак душевно, с оттяжкой, как будто кто-то нарочно наложил квадратно-гнездовым на полу (и, подозреваю, именно это и было закрыто плакатами). Одним словом, слегка прикрытый саботаж и чуть ли не диверсия.
– Ну вот, полюбуйся, – с каким-то непонятным удовлетворением провозгласил президент, адресуясь к хмурому камраду. – Будь готов, что тебе придется столкнуться именно с таким положением дел. У нас вот так повсеместно: «парадная труба», шоу-экскурсия для высокопоставленных придурков, и тут же, за стенкой – бардачная кладовка, с залежами всякого хлама непонятного назначения и страшной вонью. И вот так по всей стране. Верно я говорю, командир?
– Эмм… – Командир тоскливо вздохнул и подтвердил: – Так точно…
– «Так точно»… – проворчал Президент. – Ну, пошли, посмотрим, что у вас тут есть. Может, найдем что-нибудь хорошее да конфискуем. Слушай, а чего так воняет-то? У вас тут что, еще и сральня по совместительству?!
– Нет-нет, что вы! Просто… гхм-кхм…
– Чужой! – рявкнул вдруг кто-то из осматривавших помещение крепышей.
– Эвакуация!!! – мгновенно среагировал главный крепыш, бесцеремонно хватая Президента под руку и волоча к двери. – Работаем!
Тут все крепыши присели кто где и принялись дружно палить по штабелю с досками, из-за которого кто-то огрызался короткими очередями.
Все наши, кто был на пятачке, дружно упали на пол и прикрыли головы руками, а я на несколько мгновений впал в ступор и просто присел – и тоже прикрыл голову, как будто это могло защитить меня от пуль.
Соображалось в тот момент крайне скверно – честно говоря, я не сразу понял, что происходит, и просто сидел, пытаясь взять себя в руки, и лихорадочно решал, что же нужно делать (но я помнил, что пистолет у меня на поясе – пустой, без патронов и даже не пытался его достать). Мыслительному процессу здорово мешала стрельба и надсадный крик сзади.
– Падай! – орали крепыши, засевшие в тамбуре. – Падай, б…!!!
Это они кричали хмурому камраду: он один не упал, застыл на месте, с открытым ртом и стоял, как последний идиот, даже не попытавшись присесть. А поскольку он стоял прямо передо мной, я, несколько придя в себя, подбил его под коленки, уронил на пол и укрылся за ним, как за бруствером: теперь я был защищен от пуль невидимых врагов, засевших за штабелем. Нет, я это сделал не намеренно, а скорее инстинктивно: думать в тот момент было некогда, мое тело действовало как бы самостоятельно, повинуясь лишь инстинкту выживания, но ни в коем случае не голосу разума.
Очень скоро все кончилось.
Стрельба стихла, к запаху дерьма примешался освежающий аромат жженного пороха – вполне такой стрельбищный ароматец, хорошо мне знакомый по специфике моей работы.
Кого-то из наших ранило – я слышал стоны и всхлипы, по-моему, кто-то даже плакал.
Отстрелявшись, крепыши дружно пошли к штабелю, очевидно, посмотреть результаты своей «работы» – кто-то из них, проходя мимо, похлопал меня по плечу и совершенно искренне, безо всякой иронии, сказал:
– Спасибо, малыш, – помог…
Глава 3
Подземье: сторожевые псы
Узкий тоннель из тесаного камня действительно был сухим… и бесплодным. В том плане, что никаких сокровищ там не было, а метров через сто пятьдесят Я-Я оказались в коллекторе подземной речки.
– О боже… – огорченно пробормотал Ян. – Мы зря потратили время! Посмотри, какой он огромный – здесь наверняка с утра до вечера толпами гуляют все диггеры этого города.
Огромным коллектор не был: арочный кирпичный тоннель метра три высотой и четыре шириной, с неглубоким покатым желобом, то ли рукотворным, то ли выточенным со временем потоком. По желобу текла сравнительно чистая зеленоватая вода, пахнущая илом. Просто после узкого каменного «мешка», по которому пришли Я-Я, коллектор действительно казался очень просторным. И даже при поверхностном рассмотрении было понятно, что толпами здесь не гуляют. На всем пространстве, попадающем в зону освещенности налобников, не было видно ни единого клочка мусора, окурка или любого иного предмета, свидетельствовавшего о том, что здесь вообще бывают люди. Пристенок справа по течению – с противоположной стороны от выхода из узкого тоннеля – был изрядно заилен, так вот, там не было ни одного следа.
– Пройдемся немного. – Яков двинулся по течению, держась ближе к левой стене: здесь было наиболее удобное для передвижения место, своеобразный тротуар, по которому можно перемещаться даже в обычной обуви. – До поворота. Посмотрим, что там…
– Яша, на что там смотреть? – возмутился Ян. – Мы зря тратим время! У тебя всегда так: сначала до одного поворота, потом до следующего, в результате пустая трата времени. И никакой отдачи. Нам надо возвращаться! Яша!
– Ух ты, смотри что тут! – Яков дошел до поворота и увидел впереди еще один вход в каменный «мешок», наподобие того, из которого они только что вышли. – Я тебе говорю, это особое место! Янек, не стой – вот сейчас мы точно попадем к сокровищам!
– О боже… – Ян сокрушенно вздохнул и поспешил присоединиться к другу. – Яша, ты не деловой человек. В тебе умер диггер. Вместо того чтобы заниматься делами, ты готов часами бродить в тоннелях. Яша, зачем тебе это? Денег за это не дают, тут пусто, нет ничего, а кое-где так воняет, что просто нельзя дышать!
– Пошли, пошли! – задорно пробормотал Яков, приближаясь ко входу в каменный коллектор. – Все большие сокровища и великие клады нашли именно такие люди, которые готовы целыми днями слоняться по разным подземельям и прочим «неделовым» местам…
В отличие от предыдущего тоннеля, этот был «рабочим» – по дну его струился тонкий ручеек, выливавшийся в подземную речку. Я-Я пошли вверх по течению, и примерно в сотне метров от входа обнаружили продолговатую камеру, в которую выходили несколько труб и выложенный кирпичом водосток, диаметром сантиметров в семьдесят. Яков заглянул в этот водосток, резко поднял руку вверх, призывая друга ко вниманию, и погасил свой налобник. Ян не замедлил последовать его примеру.
Водосток был длиной что-то около трех метров, лежал полого, под малым углом, и заканчивался чугунной решеткой. Откуда-то сверху через решетку проникал свет и были слышны приглушенные голоса.
– Уходим! – жарко прошипел Ян в ухо напарнику. – Я тебе говорил, не стоило сюда идти!
– Спокойно, Янек, – шепотом урезонил друга Яков. – Они наверху, а мы здесь. Стой тут, я полезу, послушаю, о чем говорят.
– Зачем?! – возмутился Ян. – Какая польза от этого?
– Неужели тебе не интересно? – удивился Яков, осторожно влезая в водосток, и, стараясь не шуршать, на карачках полез к решетке.
– Ты просто дурак! – прошипел вслед другу Ян. – Из-за тебя мы попадем в историю…
Помещение было просторным, размером, наверное, с трехкомнатную квартиру, в которой сломали все перегородки, с высоким сводчатым потолком и, если можно так выразиться, двойной архитектурой. То есть та половина, в которой находилась решетка, была выложена из того же грубого тесаного камня, который Я-Я сегодня видели в обоих тоннелях. Вторую половину назвать помещением можно было с большой натяжкой. Это была старая выработка, в которой виднелись несколько больших нор, зачем-то закрытых крупноячеистой металлической сеткой на деревянных рамах. Создавалось такое впечатление, что какой-то затейник выбрал отсюда породу, с целью создать большущую комнату, обложил половину выработки камнем, а потом по каким-то причинам забросил это занятие – то ли утратил интерес к проекту, то ли счел это дело нецелесообразным, то ли просто умер и не оставил наследников, которые могли бы завершить работу. Незавершенность конструкции компенсировали две каменные колонны, подпиравшие свод посреди помещения, и несколько деревянных подпорок возле нор.
В помещении находилось примерно с десяток человек, и с первого же взгляда было понятно, что они снимают кино. Возле каменных колонн стояли два мощных фонаря на подставках, направленные на небольшой пятачок перед норами. Человек в холщовой куртке возился с камерой на треноге, еще один, с камерой поменьше, стоял рядом, чего-то выжидая, при этом они деловито переговаривались и оба торопливо курили, часто и глубоко затягиваясь – словно опасались, что мужчина на скамейке в любой момент может им это запретить. Единственной мебелью в помещении была широкая низкая скамейка, на которой сидел плотный мужчина средних лет, внимательно смотревший запись на ноутбуке, лежавшем на этой же скамейке. Картинку Яков не видел, но худосочные ноутбуковские динамики тонко визжали, как будто там, на записи, кого-то резали живьем.
Помимо этой троицы в помещении находились еще несколько однообразных товарищей. Нет, не в плане антропометрии и схожести черт лица – тут наблюдалось заметное различие, а просто они были одинаково одеты и экипированы: черная униформа, высокие шнурованные ботинки, короткоствольные автоматы (или пистолеты-пулеметы – Яков в этой сфере особо не разбирался, но это были точно не «калаши», изучаемые на военной кафедре). Плюс у двоих, и без того здоровенных и накачанных, на поясах в специальных креплениях висели длинные металлические фонари-дубинки, которые Якову доводилось видеть в фильмах. Зачем этим здоровякам такие дополнительные штуковины, было непонятно, они и без того кого хочешь прибьют – но, очевидно, так нужно было по сюжету.
А еще у одного из здоровяков на поясе висел огромный тесак в ножнах. Очень антуражная вещица, очевидно, кино было про что-то страшненькое.
Режиссер (так Яков окрестил мужчину на лавке – судя по всему, он был тут за главного) досмотрел кино на ноутбуке, сказал:
– Так… Ну что, наверно, пойдет… – И после непродолжительного раздумья скомандовал: – Так, собрались, будем делать финал.
Операторы тотчас же бросили курить и схватились за камеры. Двое в форме – те, что помельче, – подошли к одной из нор, открыли рамку с сеткой и замерли в ожидании. Режиссер подозвал одного из здоровяков – того, у которого на поясе висел тесак, – и принялся его настраивать (не тесак, а здоровяка):
– Ты готов?
– Да, Палыч, готов, – с заметным акцентом ответил здоровяк.
– Ты точно готов? Что-то у тебя голос какой-то… неубедительный.
– Да готов я, готов.
– Слушай, Шота, мне твой голос не нравится. Ты соберись, понял?
– Да-да, Палыч, я понял.
– Нет, так не пойдет, – недовольно пробурчал режиссер. – Ну что это за голос? Шота, мне нужен зверский чечен: страшный, ужасный, дикий – одним словом, убедительный. Шота, ну-ка, быстро – сделай мне чечена!
– Ыр-рррр! – прорычал здоровяк, гулко стукая себя кулаками по груди.
– Плять, что это за «ырр» такой? – огорчился режиссер. – Шота, ну какой на хрен «ырр»? Дублей не будет, ты понимаешь?
– Понимаю…
– Ни хрена ты не понимаешь! Так, а ну, давай, я тебя настропалю. – Режиссер вдруг подскочил совсем близко к здоровяку и принялся отвешивать ему звонкие оплеухи. – Вот тебе, чечен, вот тебе, злобный, вникай быстрее, входи в образ, идиот!
Здоровяк, гневно рыча и закрывая лицо руками, пятился к норам. Режиссер, очевидно, раньше был боксером – он легонько совал здоровяку в поддых, заставляя открываться, и таким образом пробивал защиту нерадивого актера.
– Палыч, прекращай! – не выдержав, рыкнул здоровяк. – Не посмотрю, что командир, в обратку получишь!
– Ну давай, давай! – азартно покрикивал режиссер, продолжая осыпать здоровяка оплеухами. – Давай в обратку!
– Палыч, б… – хорош, убью, на хрен!!! – раненым тигром взревел здоровяк и неожиданно провел мощный свинг в сторону режиссера.
– Вот! – Режиссер ловко увернулся, отскочил назад и вскинул обе руки вверх. – Вот это то что надо! Все, работаем!
«Какой замечательный режиссер», – восхитился Яков, доставая телефон и включая режим видеосъемки. Надо будет запечатлеть то что они собираются снимать. Потом, когда фильм выйдет, в компании можно будет похвастать: а я это все живьем видел, вот вам доказательства…
Двое – те, что помельче, – вытащили из норы какого-то человека, связанного по рукам и ногам и одетого в изодранное тряпье. Волосы у него были длинные и свалявшиеся, словно ему не давали стричься как минимум полгода. Человек тихо постанывал и отворачивался от яркого света, бьющего в лицо.
– Маску, – скомандовал режиссер. – Так, вы оба – ушли из кадра!
Свежеотшлепанный здоровяк натянул шапку с дырками для глаз и достал из ножен тесак. Двое мелких убрались с пятачка, сам режиссер тоже предусмотрительно отошел назад.
– Ну что, ты готов?
– Да! – хрипло рыкнул здоровяк.
– Мотор, – негромко скомандовал режиссер.
Операторы направили камеры на связанного человека.
Здоровяк легко поднял его одной рукой за волосы и поставил на колени. Направив человека лицом к камерам, приподнял подбородок лезвием тесака, срезав при этом клок жиденькой кудлатой бороденки.
– Пожалуйста! – негромко прохрипел связанный. – Я прошу вас…
«Как здорово играет! – в очередной раз восхитился Яков, поводя телефоном вдоль решетки, – ракурс здесь неважнецкий, да и чугунок этот не способствует, так что вряд ли получится хорошее видео. – Просто мурашки по коже – все как будто на самом деле!»
– Смотри сюда, сволочь! – прорычал здоровяк в камеру, давя лезвием тесака на горло пленника. – Этот человек умирает из-за тебя! Из-за твоей жадности и упрямства! Это последнее предупреждение, ты понял?! На, смотри!!!
Тут здоровяк резко взмахнул ножом: хлестнула кровь, человек несколько раз дернулся, закатил глаза и затих, безжизненным мешком обвиснув на удерживающей его за волосы руке палача.
Здоровяк отпустил волосы – тело с мягким стуком завалилось наземь, в лужу быстро натекающей крови.
«Это не кино!!! – остро и отчетливо понял Яков. – Это… Это…»
В тот момент, когда Яков постиг ужасную правду, в помещении воцарилась мертвая тишина: очевидно, все затаили дыхание, под впечатлением от случившегося, и на несколько секунд замерли, как это порой бывает в такие мгновения даже у опытных людей.
И в этот же момент, по какому-то бесовско-идиотскому стечению обстоятельств в телефоне Якова иссяк аккумулятор.
– Ту-ру-ру! – скандальным фальцетом высвистнув отходную трель, телефон на прощанье булькнул и благополучно сдох.
Режиссер вскинул обе руки вверх, призывая ко вниманию, и изобразил крест. Операторы тотчас же опустили камеры.
– Что это было? – режиссер ткнул пальцем в сторону чугунной решетки. – Вы слышали?
Яков, втянув голову в плечи, сунул телефон в карман и начал сползать вниз по водостоку. А поскольку он дико торопился, совсем уж без шума не обошлось: шорох стоял такой, словно по битому кирпичу волокли завернутого в брезент покойника.
И понятно, что в мертвой тишине этот шорох услышали все, кто был в этот момент в помещении.
– Чужой! – рявкнул режиссер.
И все люди в форме разом бросились к решетке…
Возможно, в природе существуют некие чудесные модификации формата «Драпающий диггер» (равно как и «Дигго-спринт» или даже «Дигго-спурт»), сработанные из сверхлегкой резины, с суперэластичными сапогами и специальными антискользящими подошвами, полностью повторяющими индивидуальную конфигурацию каждой отдельно взятой диггерской ноги, – но те, что были одеты на Я-Я, к этой замечательной категории явно не принадлежали. Это были затрапезные рыбацкие полукомбинезоны, наверняка от большого желтого брата, купленные за девятьсот рублей сами догадайтесь где. И вот это трагическое несоответствие Яков очень остро ощутил буквально в первые же секунды бегства из каменного тоннеля.
– О боже… – огорченно пробормотал Ян. – Мы зря потратили время! Посмотри, какой он огромный – здесь наверняка с утра до вечера толпами гуляют все диггеры этого города.
Огромным коллектор не был: арочный кирпичный тоннель метра три высотой и четыре шириной, с неглубоким покатым желобом, то ли рукотворным, то ли выточенным со временем потоком. По желобу текла сравнительно чистая зеленоватая вода, пахнущая илом. Просто после узкого каменного «мешка», по которому пришли Я-Я, коллектор действительно казался очень просторным. И даже при поверхностном рассмотрении было понятно, что толпами здесь не гуляют. На всем пространстве, попадающем в зону освещенности налобников, не было видно ни единого клочка мусора, окурка или любого иного предмета, свидетельствовавшего о том, что здесь вообще бывают люди. Пристенок справа по течению – с противоположной стороны от выхода из узкого тоннеля – был изрядно заилен, так вот, там не было ни одного следа.
– Пройдемся немного. – Яков двинулся по течению, держась ближе к левой стене: здесь было наиболее удобное для передвижения место, своеобразный тротуар, по которому можно перемещаться даже в обычной обуви. – До поворота. Посмотрим, что там…
– Яша, на что там смотреть? – возмутился Ян. – Мы зря тратим время! У тебя всегда так: сначала до одного поворота, потом до следующего, в результате пустая трата времени. И никакой отдачи. Нам надо возвращаться! Яша!
– Ух ты, смотри что тут! – Яков дошел до поворота и увидел впереди еще один вход в каменный «мешок», наподобие того, из которого они только что вышли. – Я тебе говорю, это особое место! Янек, не стой – вот сейчас мы точно попадем к сокровищам!
– О боже… – Ян сокрушенно вздохнул и поспешил присоединиться к другу. – Яша, ты не деловой человек. В тебе умер диггер. Вместо того чтобы заниматься делами, ты готов часами бродить в тоннелях. Яша, зачем тебе это? Денег за это не дают, тут пусто, нет ничего, а кое-где так воняет, что просто нельзя дышать!
– Пошли, пошли! – задорно пробормотал Яков, приближаясь ко входу в каменный коллектор. – Все большие сокровища и великие клады нашли именно такие люди, которые готовы целыми днями слоняться по разным подземельям и прочим «неделовым» местам…
В отличие от предыдущего тоннеля, этот был «рабочим» – по дну его струился тонкий ручеек, выливавшийся в подземную речку. Я-Я пошли вверх по течению, и примерно в сотне метров от входа обнаружили продолговатую камеру, в которую выходили несколько труб и выложенный кирпичом водосток, диаметром сантиметров в семьдесят. Яков заглянул в этот водосток, резко поднял руку вверх, призывая друга ко вниманию, и погасил свой налобник. Ян не замедлил последовать его примеру.
Водосток был длиной что-то около трех метров, лежал полого, под малым углом, и заканчивался чугунной решеткой. Откуда-то сверху через решетку проникал свет и были слышны приглушенные голоса.
– Уходим! – жарко прошипел Ян в ухо напарнику. – Я тебе говорил, не стоило сюда идти!
– Спокойно, Янек, – шепотом урезонил друга Яков. – Они наверху, а мы здесь. Стой тут, я полезу, послушаю, о чем говорят.
– Зачем?! – возмутился Ян. – Какая польза от этого?
– Неужели тебе не интересно? – удивился Яков, осторожно влезая в водосток, и, стараясь не шуршать, на карачках полез к решетке.
– Ты просто дурак! – прошипел вслед другу Ян. – Из-за тебя мы попадем в историю…
* * *
Чугунная решетка, пусть даже и с широкими прорезями, – не самый лучший помощник для обозрения интерьера. Тем не менее Якову удалось рассмотреть помещение, людей, что в нем находились, и даже сделать выводы о том, что там происходит.Помещение было просторным, размером, наверное, с трехкомнатную квартиру, в которой сломали все перегородки, с высоким сводчатым потолком и, если можно так выразиться, двойной архитектурой. То есть та половина, в которой находилась решетка, была выложена из того же грубого тесаного камня, который Я-Я сегодня видели в обоих тоннелях. Вторую половину назвать помещением можно было с большой натяжкой. Это была старая выработка, в которой виднелись несколько больших нор, зачем-то закрытых крупноячеистой металлической сеткой на деревянных рамах. Создавалось такое впечатление, что какой-то затейник выбрал отсюда породу, с целью создать большущую комнату, обложил половину выработки камнем, а потом по каким-то причинам забросил это занятие – то ли утратил интерес к проекту, то ли счел это дело нецелесообразным, то ли просто умер и не оставил наследников, которые могли бы завершить работу. Незавершенность конструкции компенсировали две каменные колонны, подпиравшие свод посреди помещения, и несколько деревянных подпорок возле нор.
В помещении находилось примерно с десяток человек, и с первого же взгляда было понятно, что они снимают кино. Возле каменных колонн стояли два мощных фонаря на подставках, направленные на небольшой пятачок перед норами. Человек в холщовой куртке возился с камерой на треноге, еще один, с камерой поменьше, стоял рядом, чего-то выжидая, при этом они деловито переговаривались и оба торопливо курили, часто и глубоко затягиваясь – словно опасались, что мужчина на скамейке в любой момент может им это запретить. Единственной мебелью в помещении была широкая низкая скамейка, на которой сидел плотный мужчина средних лет, внимательно смотревший запись на ноутбуке, лежавшем на этой же скамейке. Картинку Яков не видел, но худосочные ноутбуковские динамики тонко визжали, как будто там, на записи, кого-то резали живьем.
Помимо этой троицы в помещении находились еще несколько однообразных товарищей. Нет, не в плане антропометрии и схожести черт лица – тут наблюдалось заметное различие, а просто они были одинаково одеты и экипированы: черная униформа, высокие шнурованные ботинки, короткоствольные автоматы (или пистолеты-пулеметы – Яков в этой сфере особо не разбирался, но это были точно не «калаши», изучаемые на военной кафедре). Плюс у двоих, и без того здоровенных и накачанных, на поясах в специальных креплениях висели длинные металлические фонари-дубинки, которые Якову доводилось видеть в фильмах. Зачем этим здоровякам такие дополнительные штуковины, было непонятно, они и без того кого хочешь прибьют – но, очевидно, так нужно было по сюжету.
А еще у одного из здоровяков на поясе висел огромный тесак в ножнах. Очень антуражная вещица, очевидно, кино было про что-то страшненькое.
Режиссер (так Яков окрестил мужчину на лавке – судя по всему, он был тут за главного) досмотрел кино на ноутбуке, сказал:
– Так… Ну что, наверно, пойдет… – И после непродолжительного раздумья скомандовал: – Так, собрались, будем делать финал.
Операторы тотчас же бросили курить и схватились за камеры. Двое в форме – те, что помельче, – подошли к одной из нор, открыли рамку с сеткой и замерли в ожидании. Режиссер подозвал одного из здоровяков – того, у которого на поясе висел тесак, – и принялся его настраивать (не тесак, а здоровяка):
– Ты готов?
– Да, Палыч, готов, – с заметным акцентом ответил здоровяк.
– Ты точно готов? Что-то у тебя голос какой-то… неубедительный.
– Да готов я, готов.
– Слушай, Шота, мне твой голос не нравится. Ты соберись, понял?
– Да-да, Палыч, я понял.
– Нет, так не пойдет, – недовольно пробурчал режиссер. – Ну что это за голос? Шота, мне нужен зверский чечен: страшный, ужасный, дикий – одним словом, убедительный. Шота, ну-ка, быстро – сделай мне чечена!
– Ыр-рррр! – прорычал здоровяк, гулко стукая себя кулаками по груди.
– Плять, что это за «ырр» такой? – огорчился режиссер. – Шота, ну какой на хрен «ырр»? Дублей не будет, ты понимаешь?
– Понимаю…
– Ни хрена ты не понимаешь! Так, а ну, давай, я тебя настропалю. – Режиссер вдруг подскочил совсем близко к здоровяку и принялся отвешивать ему звонкие оплеухи. – Вот тебе, чечен, вот тебе, злобный, вникай быстрее, входи в образ, идиот!
Здоровяк, гневно рыча и закрывая лицо руками, пятился к норам. Режиссер, очевидно, раньше был боксером – он легонько совал здоровяку в поддых, заставляя открываться, и таким образом пробивал защиту нерадивого актера.
– Палыч, прекращай! – не выдержав, рыкнул здоровяк. – Не посмотрю, что командир, в обратку получишь!
– Ну давай, давай! – азартно покрикивал режиссер, продолжая осыпать здоровяка оплеухами. – Давай в обратку!
– Палыч, б… – хорош, убью, на хрен!!! – раненым тигром взревел здоровяк и неожиданно провел мощный свинг в сторону режиссера.
– Вот! – Режиссер ловко увернулся, отскочил назад и вскинул обе руки вверх. – Вот это то что надо! Все, работаем!
«Какой замечательный режиссер», – восхитился Яков, доставая телефон и включая режим видеосъемки. Надо будет запечатлеть то что они собираются снимать. Потом, когда фильм выйдет, в компании можно будет похвастать: а я это все живьем видел, вот вам доказательства…
Двое – те, что помельче, – вытащили из норы какого-то человека, связанного по рукам и ногам и одетого в изодранное тряпье. Волосы у него были длинные и свалявшиеся, словно ему не давали стричься как минимум полгода. Человек тихо постанывал и отворачивался от яркого света, бьющего в лицо.
– Маску, – скомандовал режиссер. – Так, вы оба – ушли из кадра!
Свежеотшлепанный здоровяк натянул шапку с дырками для глаз и достал из ножен тесак. Двое мелких убрались с пятачка, сам режиссер тоже предусмотрительно отошел назад.
– Ну что, ты готов?
– Да! – хрипло рыкнул здоровяк.
– Мотор, – негромко скомандовал режиссер.
Операторы направили камеры на связанного человека.
Здоровяк легко поднял его одной рукой за волосы и поставил на колени. Направив человека лицом к камерам, приподнял подбородок лезвием тесака, срезав при этом клок жиденькой кудлатой бороденки.
– Пожалуйста! – негромко прохрипел связанный. – Я прошу вас…
«Как здорово играет! – в очередной раз восхитился Яков, поводя телефоном вдоль решетки, – ракурс здесь неважнецкий, да и чугунок этот не способствует, так что вряд ли получится хорошее видео. – Просто мурашки по коже – все как будто на самом деле!»
– Смотри сюда, сволочь! – прорычал здоровяк в камеру, давя лезвием тесака на горло пленника. – Этот человек умирает из-за тебя! Из-за твоей жадности и упрямства! Это последнее предупреждение, ты понял?! На, смотри!!!
Тут здоровяк резко взмахнул ножом: хлестнула кровь, человек несколько раз дернулся, закатил глаза и затих, безжизненным мешком обвиснув на удерживающей его за волосы руке палача.
Здоровяк отпустил волосы – тело с мягким стуком завалилось наземь, в лужу быстро натекающей крови.
«Это не кино!!! – остро и отчетливо понял Яков. – Это… Это…»
В тот момент, когда Яков постиг ужасную правду, в помещении воцарилась мертвая тишина: очевидно, все затаили дыхание, под впечатлением от случившегося, и на несколько секунд замерли, как это порой бывает в такие мгновения даже у опытных людей.
И в этот же момент, по какому-то бесовско-идиотскому стечению обстоятельств в телефоне Якова иссяк аккумулятор.
– Ту-ру-ру! – скандальным фальцетом высвистнув отходную трель, телефон на прощанье булькнул и благополучно сдох.
Режиссер вскинул обе руки вверх, призывая ко вниманию, и изобразил крест. Операторы тотчас же опустили камеры.
– Что это было? – режиссер ткнул пальцем в сторону чугунной решетки. – Вы слышали?
Яков, втянув голову в плечи, сунул телефон в карман и начал сползать вниз по водостоку. А поскольку он дико торопился, совсем уж без шума не обошлось: шорох стоял такой, словно по битому кирпичу волокли завернутого в брезент покойника.
И понятно, что в мертвой тишине этот шорох услышали все, кто был в этот момент в помещении.
– Чужой! – рявкнул режиссер.
И все люди в форме разом бросились к решетке…
* * *
Забродники не предназначены для быстрого бега.Возможно, в природе существуют некие чудесные модификации формата «Драпающий диггер» (равно как и «Дигго-спринт» или даже «Дигго-спурт»), сработанные из сверхлегкой резины, с суперэластичными сапогами и специальными антискользящими подошвами, полностью повторяющими индивидуальную конфигурацию каждой отдельно взятой диггерской ноги, – но те, что были одеты на Я-Я, к этой замечательной категории явно не принадлежали. Это были затрапезные рыбацкие полукомбинезоны, наверняка от большого желтого брата, купленные за девятьсот рублей сами догадайтесь где. И вот это трагическое несоответствие Яков очень остро ощутил буквально в первые же секунды бегства из каменного тоннеля.