Страница:
— Спрашивала, они с сеньорой спросили, откуда у меня на руке синяк. Но я же вам поклялась, что ничего не скажу про то, как на вас наткнулась, когда вы за дверью слушали, чего они говорят.
— Поклянись снова. Что не скажешь Мите,
вообще никому.
— Хорошо, сеньор. Клянусь белым светом, да ослепнуть мне на этом месте.
— Бог тебя покарает, если нарушишь клятву.
— Нет, нам монашки говорили, что клясться грех, что никогда не надо клясться.
— И что ты им про синяк сказала?
— Что это меня священник поколотил в церкви. Такое раз в церкви было, я сеньоре Мите и рассказала. Священник этой Рольдан затрещину влепил, она аж грохнулась на пол, а потом Рольдан встала обалделая и не знает, куда идти, и пошла было в ризницу, а священник как схватит ее за руку, как шмякнет об стенку, потому что она облатку глотать не умела и чуть не подавилась и жевать ее принялась, когда та застряла в горле, это было перед первым причастием.
— Кто эта Рольдан?
— Одна девочка, за железной дорогой живет. Мы с ней позади всех в процессии шли.
— И Мита тебе поверила?
— Сеньор, я не знала, что вы пишете письмо, думала, вы со счетами сидите. Будете мебель покупать?
— Ампаро, грязнуха паршивая, пришлось мне самой пол подтирать.
— Мне уже не надо на почту, потому что хозяин порвал свое письмо.
— Сходи-ка в булочную за толчеными сухарями. Знаешь, что я тебе скажу? Я к ужину нажарю шницельков, а ты дома будешь доедать похлебку, которую твоя мамаша сварила на обед.
— Везет же тебе, Тотин, не то что Инес. Она ведь мне не сестра. Вот послушай: Инес, бедняжечка, — дочка моей старшей незамужней сестры, поэтому я для Инес тетя, и, когда она подрастет, я смогу ее шлепать… А Муха мне сестра, только младшая, и если я дергаю ее за волосы, она царапается когтями, как кошка. Тебя я шлепать не могу, потому что у твоего папы есть деньги, и он мне платит, чтобы я тебя нянчила, но если ты не будешь лежать тихо, я тебя ущипну, когда никто не видит, лежи тихо, негодник, кому говорят! Если б ты знал, бедная Муха ни разу не ела шницелей, а в тот вечер, когда лил жуткий дождь, и я не могла вернуться домой, и Фелиса нажарила шницелей, после ужина хозяин отвез меня на машине, и я легла с Мухой и рассказала ей про шницеля. Муха откинула мне одеяло с живота и стала водить холодной рукой, все хотела шницеля потрогать. Вот бы твой папа заработал много денег и купил мебель. Повезло же няньке Моры… жених звонит в дверь, она выходит ему открывать, а сама без передника… Хорошо, что твоего папу не посадили в тюрьму, бедная твоя мама, директор ее враз без отпуска оставил, и она не смогла поехать в — Ла-Плату, зато хозяин чуть не прибил директора насмерть.
— Чего купила?
— Кило сухарей на шницеля.
— Пакет сухарей подорожал теперь на пять сентаво, откуда у тебя лишний пятак?
— Я сказала булочнику, чтобы не брал с меня дороже, потому что сеньора Мита ему в больнице мазь от прыщей дала.
— Чего ты так печешься о хозяйском кармане?
— За что хозяина хотели убить?
— Мне говорили, в него однажды стреляли, а потом еще раз.
— Хозяина все женщины любили?
— Не видишь разве, что он красивый, как киноартист?
— Ну вот, Тото, сейчас тебя причешу, и мы с твоим папой поедем на машине в больницу встречать твою маму. А ну не маши рукой! И под ребра мне не тычь, и так болят от этой Мухи, она во сне всю ночь пихает меня локтями, острыми как палки, она такая тощая, и все потому, что не хочет больше есть похлебку. Если у вас сегодня останется лишний шницель, завтра утром попрошу его у твоей мамы, она даст. Муха ни разу не ела шницелей. Мал ты еще, и шницель тебе не дадут, а то бы мог попросить за ужином шницель. Только мал ты еще, а то бы спрятал, и я бы завтра Мухе отнесла. Но ты, клоп поганый, и говорить-то еще не умеешь.
— Ой, Ампаро, как ты его красиво причесала, только не разбрасывай мне тут грязные пеленки. За малышом ты должна прибирать, а не я.
— Фелиса, я вчера видела, как сеньора плакала.
— Только при хозяине не говори, сеньора плачет, когда он не видит.
— Тото, не лохматься! Оставь волосы в покое! А этот подлый ворюга булочник хотел содрать с меня подороже, нам надо беречь деньги, Тотин, тогда твой папа купит мебель и я останусь спать в новой кровати. Пойдет дождичек, и трава начнет расти, чтобы бычки кушали, только вот невезуха моя чертова, сколько б дождь ни лил, мертвые бычки твоего папы все равно не оживут. Буду тебя нянчить, пока не вырастешь.
III. Τοтο. 1939 год
— Поклянись снова. Что не скажешь Мите,
вообще никому.
— Хорошо, сеньор. Клянусь белым светом, да ослепнуть мне на этом месте.
— Бог тебя покарает, если нарушишь клятву.
— Нет, нам монашки говорили, что клясться грех, что никогда не надо клясться.
— И что ты им про синяк сказала?
— Что это меня священник поколотил в церкви. Такое раз в церкви было, я сеньоре Мите и рассказала. Священник этой Рольдан затрещину влепил, она аж грохнулась на пол, а потом Рольдан встала обалделая и не знает, куда идти, и пошла было в ризницу, а священник как схватит ее за руку, как шмякнет об стенку, потому что она облатку глотать не умела и чуть не подавилась и жевать ее принялась, когда та застряла в горле, это было перед первым причастием.
— Кто эта Рольдан?
— Одна девочка, за железной дорогой живет. Мы с ней позади всех в процессии шли.
— И Мита тебе поверила?
— Сеньор, я не знала, что вы пишете письмо, думала, вы со счетами сидите. Будете мебель покупать?
— Ампаро, грязнуха паршивая, пришлось мне самой пол подтирать.
— Мне уже не надо на почту, потому что хозяин порвал свое письмо.
— Сходи-ка в булочную за толчеными сухарями. Знаешь, что я тебе скажу? Я к ужину нажарю шницельков, а ты дома будешь доедать похлебку, которую твоя мамаша сварила на обед.
— Везет же тебе, Тотин, не то что Инес. Она ведь мне не сестра. Вот послушай: Инес, бедняжечка, — дочка моей старшей незамужней сестры, поэтому я для Инес тетя, и, когда она подрастет, я смогу ее шлепать… А Муха мне сестра, только младшая, и если я дергаю ее за волосы, она царапается когтями, как кошка. Тебя я шлепать не могу, потому что у твоего папы есть деньги, и он мне платит, чтобы я тебя нянчила, но если ты не будешь лежать тихо, я тебя ущипну, когда никто не видит, лежи тихо, негодник, кому говорят! Если б ты знал, бедная Муха ни разу не ела шницелей, а в тот вечер, когда лил жуткий дождь, и я не могла вернуться домой, и Фелиса нажарила шницелей, после ужина хозяин отвез меня на машине, и я легла с Мухой и рассказала ей про шницеля. Муха откинула мне одеяло с живота и стала водить холодной рукой, все хотела шницеля потрогать. Вот бы твой папа заработал много денег и купил мебель. Повезло же няньке Моры… жених звонит в дверь, она выходит ему открывать, а сама без передника… Хорошо, что твоего папу не посадили в тюрьму, бедная твоя мама, директор ее враз без отпуска оставил, и она не смогла поехать в — Ла-Плату, зато хозяин чуть не прибил директора насмерть.
— Чего купила?
— Кило сухарей на шницеля.
— Пакет сухарей подорожал теперь на пять сентаво, откуда у тебя лишний пятак?
— Я сказала булочнику, чтобы не брал с меня дороже, потому что сеньора Мита ему в больнице мазь от прыщей дала.
— Чего ты так печешься о хозяйском кармане?
— За что хозяина хотели убить?
— Мне говорили, в него однажды стреляли, а потом еще раз.
— Хозяина все женщины любили?
— Не видишь разве, что он красивый, как киноартист?
— Ну вот, Тото, сейчас тебя причешу, и мы с твоим папой поедем на машине в больницу встречать твою маму. А ну не маши рукой! И под ребра мне не тычь, и так болят от этой Мухи, она во сне всю ночь пихает меня локтями, острыми как палки, она такая тощая, и все потому, что не хочет больше есть похлебку. Если у вас сегодня останется лишний шницель, завтра утром попрошу его у твоей мамы, она даст. Муха ни разу не ела шницелей. Мал ты еще, и шницель тебе не дадут, а то бы мог попросить за ужином шницель. Только мал ты еще, а то бы спрятал, и я бы завтра Мухе отнесла. Но ты, клоп поганый, и говорить-то еще не умеешь.
— Ой, Ампаро, как ты его красиво причесала, только не разбрасывай мне тут грязные пеленки. За малышом ты должна прибирать, а не я.
— Фелиса, я вчера видела, как сеньора плакала.
— Только при хозяине не говори, сеньора плачет, когда он не видит.
— Тото, не лохматься! Оставь волосы в покое! А этот подлый ворюга булочник хотел содрать с меня подороже, нам надо беречь деньги, Тотин, тогда твой папа купит мебель и я останусь спать в новой кровати. Пойдет дождичек, и трава начнет расти, чтобы бычки кушали, только вот невезуха моя чертова, сколько б дождь ни лил, мертвые бычки твоего папы все равно не оживут. Буду тебя нянчить, пока не вырастешь.
III. Τοтο. 1939 год
А там три игрушечных человечка и старинная дама в большом парике с высокой прической и юбкой, раздутой, шелковой, самой дорогой; человечки в длинных шелковых чулках и шелковых панталонах до колен, на дамах шелковое платье, и на человечках платье тоже шелковое, а белый нагрудник у мужчин совсем как у тебя, мам, в кружевцах, и парик белый. Они фарфоровые и стоят на полке у матери мальчика из дома напротив, это потому, что они твердые и невкусные, а костюмы у них такие же, как у человечков с лицами дурачков, но они все равно хорошие и глядят на даму в гамаке, они нарисованы на твоей коробке для катушек, прямо на крышке, коробка теперь лежит со скатертью и салфетками, а раньше в ней были конфеты. На благотворительном вечере третьей школы большие ребята нарядились в такие же костюмы, как у человечков, и танцевали гавот, самый красивый номер третьей школы, мамочка! ну почему ты не пришла? мы были с папой, потому что мама дежурила в аптеке и пропустила все номера ребят из третьей школы. А помнишь человечка и куколку, и еще деревце и домик, во всех зубочистки понатыканы, это чтобы легче из орехового торта выковыривать? Или тогда был с молочным кремом? Ты, мам, съела одного человечка, я другого, в зеленой шляпе, ой, а голова? разве человечкам не больно? а Фелиса съела деревце, тоже из сахара, все они были такие разноцветные. Папа не любит сладкого, зато мальчик из дома напротив учится во втором классе, и у него больше нет канарейки, можно я ей воду поменяю? «нельзя», это потому что я неделю ходил в детский сад и больше не захотел? на вечере самые маленькие, которые весь год ходили в детский сад, показывали номер про гномиков, но мне не понравилось. Я однажды разучивал с ними, все самые маленькие встали друг за другом в ряд, а воспитательница играла на пианино и пела «си-фа-соль-соль-соль-ля», и все вместе должны были хромать на одну ногу и нагибаться в одну сторону, а я перепутал ногу и больше не захотел ходить в детский сад. Из-за этого он мне играть с ней не дает, «если канарейка поет, значит, она довольна», потому что день рождения? и мать мальчика из дома напротив поставила в духовку бисквит? мам, он, наверное, еще не готов, я проколю его зубочисткой, и если зубочистка вынется чистенькая, значит, бисквит готов, ну не надо, он еще горячий, и, пока не остынет, ты его не режь и не мажь молочным кремом, ах, какой вкусный дымок идет из духовки, он кружит по всему дому — и долетает до канарейки? щекочет ей клювик, и она поет, только у мальчика из дома напротив больше нет канарейки. Мальчик мне сам сказал, и мама его сказала: кот виноват. Кот умеет готовить? с картошечкой? с чесноком и петрушкой? Мальчик из дома напротив рассказывал: «я сменил воду и пошел за мешочком с кормом, все равно канарейка не улетит, и вдруг слышу шум, это кот как прыгнет со стола, одним махом сцапал канарейку и отправил в рот, когда я повернулся, канарейки уже не было», так целиком и проглотил? — «кот ее целиком проглотил, и она прямо к нему в брюхо попала, поэтому он такой толстый, вот потрогай живот», мамочка! не смотри на него! и я не буду, только издали погляжу, и вы не позвали полицию? у мальчика дома коту разрешают спать в гостиной. В детском саду плохо, я всего три дня выдержал, мальчик из дома напротив говорит: «у вас в первом классе будет сложение и вычитание, если ты осел, учительница тебе указкой все ребра пересчитает». А марш гномиков был самым плохим номером на вечере третьей школы, в зал мэрии мы пришли рано, и папа говорит: «официант, какое у вас меню?», перед номерами дают майонез, желтый такой, гладенький, и папе достается майонез с сардинкой? а мне — с зеленой маслиной и с черной маслиной! я их не люблю! пап, почему ты не ешь сардину? отдай мне. Пап, я писать хочу! — «можешь сам сходить», я свет не достану! зато, мама, в кино в перерыве зажигаются все огни, «давай лучше сейчас пописаем», и мы с тобой идем в женскую уборную, потому что в мужскую женщинам нельзя, а если бы мама не хотела писать, то можно во дворе кино, куда ходят маленькие мальчики и девочки. Большая девочка. Платье на ней тюлевое, крахмальное, жесткое и царапается, ох, как она платьем царапается, а Злая Колдунья из «Белоснежки» царапается клювом, это у нее нос такой; девочка сидит за столом рядом, пап, не надо, ничего ей не говори! — «милая, ты не могла бы отвести ребенка в уборную?», девочка большая, и лицо ужасно вредное, папа, она не может отвести меня в мужскую уборную, «какая разница, отведи его в женскую», нет, лучше ты! — «а куда водит тебя мама в кино?», по коридору мэрии есть одна дверь, жалко, она на ключ закрыта, а то бы я побежал к тебе в аптеку, мам, через площадь. Фелиса, это правда? — «злой цыган, лицо как сажа, волосатая рука, он крадет хорошо одетых мальчиков, которые ходят одни», а я однажды пошел на площадь один. В коридоре открытая дверь, и я туда заглянул, но это не уборная, там большие ребята переодеваются для номера с гавотом, а на вешалке, высоко — не достанешь, розовая маска висит, кто из ребят ее наденет? мальчик или девочка? В женской уборной горит свет, она такая же, как у нас дома, только без ванны, а девочка достает свет? свет уже горел, и девочка не закрыла дверь, я могу убежать, Фелиса, он за дверью? цыган прячет мальчика в мешок, и никто на улице не замечает, но полицейский сажает его в тюрьму, потому что знает, что это цыган, да, но цыган наденет розовую маску и скажет: «у меня в мешке облезлый бешеный кот», а вдруг мальчик тогда закричит и цыган его выпустит, а где цыганский табор? — «цыгане давно ушли из Вальехоса, но один остался и крадет детей», где он прячется, Фелиса? — «за городским прудом, где загон для лошадей, лицо у него черное, как сажа», и он бьет детей кнутом, как лошадей. Учительницы бьют указкой, а в детском саду не бьют, я пошел разучивать номер про гномиков и не выучил, если на следующий год в первом классе будет номер про гномиков, меня не возьмут на вечер? а вдруг девочка протянет руку и погасит свет раньше, чем я пописаю, а папа сказал: «спасибо, что сходила с ним, милая» и поцеловал ее в лоб, и жесткое платье совсем его не поцарапало, «скажи девочке спасибо», а я взял и спрятался! спрятал голову у папы между брюк! только лучше всего прятаться в твоих юбках, мам, потому что голова прячется, а если папа раздвинет ноги, меня увидят, зато вредину поймает цыган, придет домой и схватит. А на сладкое что дадут? Кремовое пирожное с вишенкой и орешками, они кусочками порезаны и сидят так тесно, что крема не видно, «официант, я не буду пирожное», папа! лучше мне отдай! я твое пирожное съем и мое, мама, она дает мне свое пирожное, не хочет толстеть, это когда мы ехали в спальном вагоне Вальехос — Ла-Плата, «веди себя хорошо, мы не дома», пап, попроси твое пирожное, а то мое было без вишенок, «не смей говорить неправду, сам знаешь: у мальчиков, говорящих неправду, вырастает хвост, как у обезьянок», и вот гаснут огни, «будешь плохо себя вести, пойдем домой и никаких номеров не увидишь», а если я скажу папе правду, что не пописал в уборной, он уведет меня домой до начала представления; большой разноцветный занавес поднимается, и на сцене герб, потому что «мальчик Хоакин Росси прочитает нам замечательное стихотворение Франсиско Рафаэля Кайвано „Отчизна“, папа, только не зови девочку, в женской уборной горит свет, и я пойду сам, а в другой комнате никого нет, только висит всякая одежда, вот встану на стул и дотянусь до розовой маски, и если войдет воспитательница из детского сада, скажу, что мимо пробегала собака и я забрался на стул, чтобы не укусила, и пойду в уборную в розовой маске? тогда цыган подумает, что это не я, „ты что тут делаешь? чего роешься?“ — большой мальчик в костюме китайца! не в костюме для гавота, как те ребята, они самые хорошие! а ты собаку видел? маленькие мальчики не должны говорить неправду, не то у них сзади вырастет длинный хвост, как у обезьянок, и тогда уж цыган меня сразу поймает, ухватит за хвост и готово, „чего роешься?“, а я ему не смог наврать про собаку, сказал, что ходил в уборную для мальчиков. Детский сад — это никакой даже не сад, а комната, где стол с мокрым песком, но папа не захотел пирожное и мне не взял, а оно было с вишенкой; в графине от сервиза пробка красная, как вкусная вишенка, только стеклянная. Мам, сегодня после кино пойдем смотреть витрины, обещаешь? и будем долго стоять перед витриной игрушечного магазина, где корова нарисована на фанерке и дерево из проволоки, а картонные домики некрасивые и самые дешевые, все равно ведь Фелиса провозится с ужином, и тогда мы еще успеем посмотреть смешные лица? все-все снимки про первое причастие у фотографа на витрине, и у тебя, мам, уже текут слюнки? кондитер каждый день меняет свою витрину: шоколадный мы уже на мой день рождения ели, рулет ты сама умеешь, а с белым кремом терпеть не можешь, правда? и самый дорогой торт с начинкой из мороженого и глазированными фруктами, а в середине большая зеленая ягода, совсем как камень на твоей брошке. Куда ты пошла? уже сиеста, и пора спать, ну куда ты? сегодня тебе на работу в больницу не надо, ты куда, торт делать? Мама! не уходи от меня, я хочу еще поиграть, ну когда ты мне торт сделаешь? мама идет не на кухню, а в спальню — за книгой со всеми рецептами? Папа позвал маму, и она пошла спать. Я только рот шарфом обвязал, а нос не хочу, хоть папа и заставляет, ему не холодно, он пончо надел — пончо дяди Перико, который умер; после праздника уже очень поздно, и на улице холодно-холодно, пойдем через игрушечный магазин, через игрушечный магазин идти дольше, но мы с мамой всегда возвращаемся домой через игрушечный магазин: там на углу под фонарем кто-то стоит, наверное, полицейский, нет, это цыган, не хочу туда! идем смотреть витрину! — „в час ночи нельзя громко кричать“, а свет в витрине не горит, „я же тебе говорил, что свет не горит, по твоей милости придется идти лишние три квартала“, вчерашние игрушки убрали? ничего не видно, какие-то висят, вроде вчерашние, темно очень, в стекле лучше всего видно дом напротив и деревья на тротуаре, как в зеркале, все кругом черное, потому что деревья на тротуаре черные, и лицо в стекле черное как сажа, и пробка вишенкой — из стекла, а то бы я ее съел, ой, кто это смотрится в зеркало на стекле? никто, потому что это противное пончо — пончо дяди Перико, хорошо еще, что мама с Фелисой зажгли все огни, а то мама ночью боится, так нас и ждали, пока мы с папой не пришли с вечера. Но теперь сиеста, и они спят, Ампаро уехала в Буэнос-Айрес и больше не вернется, а Эктор пошел играть с большими ребятами. Мальчик из дома напротив спросил: „Эктор твой брат?“, мама шлепает по щекам не очень больно, она и Эктора шлепает, только он старше меня и бегает быстрее, маме его не догнать, а мальчик из дома напротив говорит: „твой папа самый хороший из всех, лучше моего“, это потому, что он меня никогда не бьет, и Эктора тоже не бьет, а однажды после обеда мне было скучно и я разбудил маму, и папа сказал: „я тебя никогда не бил, но если уж дам — костей не соберешь“, а я буду думать про самое любимое кино, потому что мама сказала думать про кино, чтобы не было скучно после обеда. „Ромео и Джульетта“ — про любовь, только кончается плохо, жалко, что они умирают; это мое почти самое любимое кино. Артистка Норма Ширер никогда не бывает плохой. Мама шлепает не очень больно, а папа даст — костей не соберешь. На причастии Эктора была одна картинка, совсем как Норма Ширер: святая в белом платье монашки и с белыми цветами в руках. Она у меня есть серьезная, когда смеется и в профиль, я из всех журналов вырезал, где она в разных кино, которых я не видел. А Фелиса говорит: „расскажи кино про танцы“, и я рассказал неправду, не про то, как они танцуют вдвоем и ветер поднимает ей тюлевое платье и фалды его фрака, а будто тихонько прилетают птички и поднимают шлейф ее платья и его фалды, и птички танцуют с ними, потому что Джинджер Роджерс и Фред Астер поднимаются под музыку в воздух, и ветер уносит их высоко вместе с птичками, которые помогают кружиться им все быстрее, какой красивый цветок! он, наверное, нравится Джинджер, белый цветок высоко-высоко на дереве, и она просит птичку его сорвать? а птичка притворяется, что не слышит, когда я хочу дать им крошки хлеба, они улетают и надо далеко идти, они меня боятся? и маму тоже? но там есть одна птичка, самая хорошая из всех, и когда Джинджер не видит… она летит и срывает цветок с дерева и втыкает ей в светлые волосы, а потом Фред Астер поет, что с цветком ей очень красиво, и она смотрится в зеркало, а в волосах у нее цветок, который она хотела, совсем как заколка, и она подзывает хорошую птичку, которая садится ей на руку, и гладит ее и ласкает, потому что птичка сделала ей такой приятный сюрприз. Фелиса всему верит, а это неправда, только в „Белоснежке“ есть птички-друзья, потому что это мультфильм, а когда не мультфильм, птички не садятся на руку, они боятся и улетают, один голубь Чоли не боится, но птички намного красивее. Голубь летает до груши и обратно и кружится, как в „Белоснежке“, потому что Чоли не смогла взять его с собой на поезд, она насовсем уехала в Буэнос-Айрес. „Одна подруга у меня на весь Вальехос“, а она взяла и уехала. У мамы нет другой подруги, я стою рядом, а голубь ест, ночью он спит в саду, высоко в домике без дверей. Птички слетаются поесть хлеба с молоком, который делает им Фелиса, и все вместе взлетают на крышу и на деревья и снова слетают вниз и каждый раз уносят немного хлебушка, а я должен смотреть издали. Фелиса, а правда, что коты не залезут к голубю в домик? — „этого голубя никто не достанет, ни коты, ни грифы“, пусть мама поклянется, Фелиса, а что такое грифы? „это стервятники“, какие они? „большие, черные и клюв крючком“, большие как что? нет, они меньше котов, „примерно такие же“. Мама! голубочек должен спать со мной! а то ночью в саду домик без дверей, и черный гриф, у него клюв крючком, большой, длинный, ведь у котов такая большая пасть, и он повыдергивает голубочку перья своим длинным клювом, а потом съест? Нет, голубей не догнать, они летают быстро, а злые птицы летают медленно, потому что они тяжелые и животы у них раздулись, так они много едят… канареек? Когда мама встанет после сиесты, пусть поклянется, что голубочка никто не догонит, он пролетает отсюда-туда и обратно, серпантинки мама бросает лучше всех, они раскручиваются и делают больше кругов, чем птичка, пока не упадут на землю, а Джинджер Роджерс делает полный круг в огромном доме, где на полу мозаика с большими рисунками, а всю мебель пришлось вынести, чтобы Джинджер могла танцевать, ни на что не натыкаясь, чечетку она умеет отбивать так, что на полу не остается царапин. Раньше все ленты с ней были смешные, а в субботу мы видели самое красивое кино про Джинджер Роджерс — с танцами и плохим концом, там Фред Астер умирает на войне, разбивается на самолете, она ждет, а он не приходит. И начинается суматоха, потому что все его ждут, они ведь должны танцевать вместе на благотворительном вечере, и тут она видит, как толстый друг идет навстречу с плохой вестью и смотрит очень грустно, чуть не плачет, и она все понимает, по щекам ее текут слезы, и она смотрит на сцену, где никого нет, потому что Фред Астер умер и уже не придет, и видит, как они вдвоем появляются прозрачные, это она представляет, что после его смерти они снова танцуют, и отходят все дальше и дальше, и делаются совсем крошечные, и кружатся где-то там, за деревьями, и их больше не видно, куда они, мам? „это значит, что даже после его смерти она всегда будет его любить, как когда они танцевали вместе“, ей грустно? „нет, потому что они как бы вместе, ничто их уже не разлучит, ни война, ничто“. Эктор никакой мне не брат, мама говорит, что он двоюродный, просто его мать больна и Эктор живет у нас, только он никогда не играет со мной в картинки. У меня вся „Ромео и Джульетта“ нарисована на картинках, сначала надо рисовать простым карандашом, а после раскрашивать разными цветами, мама нарисовала на одной картинке Ромео, на другой Джульетту, потом балкон и как Ромео лезет по веревочной лесенке, а Джульетта его ждет; а вчера еще одно кино целиком нарисовали, где Джинджер Роджерс и где он умирает, и мама сказала, что если я буду хорошо себя вести и не стану шуметь во время сиесты, она мне еще одно кино нарисует, самое красивое про танцы, его в четверг показывают, мама говорит, что видела фотографии и такого роскошного еще не было. Оно называется „Великий Зигфельд“, хорошо, что мама в четверг не дежурит в аптеке и сможет пойти в кино. Эктор не хочет со мной играть, он садится впереди, в кино ребята сидят на первых трех рядах и играют: ударят сидящего спереди, а он не знает, кто ударил, и дает сдачи сидящему сзади, а бил-то совсем другой, который сбоку; Эктор и все ребята смеются, когда артисты поют, а один из ребят, когда артистка умерла, пукнул ртом. Папа не хочет, чтобы мама была одна, и я сажусь с ней, а на задних рядах стоит дороже. Один мальчик из детского сада сидел на переднем ряду. Поче Перес двенадцать лет: „приходи в сиесту, я тебе дам в рождество поиграть“, после „Ромео и Джульетты“ мы встретили Почу с матерью и тетей, они сидели на заднем ряду, и мама им говорит: „я видела „Ромео и Джульетту“ в Буэнос-Айресе, в театре“, в сиесту я теперь и сам могу пойти к Поче играть, потому что она живет за углом и не надо переходить улицу, „Поча, займи ребенка, дай нам с Митой поговорить“, после „Ромео и Джульетты“ Поча показала мне ясли с младенцем Иисусом, они стоят у нее в столовой, „не трогай!“, нельзя потрогать коровку? улицу переходить не надо, и я однажды пошел к Поче после обеда: у нее черные кудряшки, подвязанные ленточкой, и платье в зеленых цветочках, у нее два похожих платья, одно в зеленых цветочках, другое в голубых, тетя сидит за швейной машинкой, „знаешь, Поча, в кино одна старушка на переднем ряду плакала“, а Поча смеется, Поча плохая! „ах бедная старушка, как она плачет!“, я тоже плакал, когда Ромео и Джульетта умирают, и пошел играть в рождество — ясли стоят в столовой, а в гостиной есть пианино, и Поча разрешит мне поиграть, „в рождество нельзя играть, и на пианино тоже, теперь сиеста и все спят, давай в другое играть, ты будешь мальчик, а я учительница“, нет! „считать научишься“, нет, Поча, когда ты дашь мне ясли? „они не разбираются“, после сиесты будет поздно и надо идти с мамой в кино, „ты еще маленький и ничего не умеешь, во что с тобой играть?“, я все игры знаю! „ты еще маленький“, нет, у нас с мамой даже игра такая есть — кино рисовать, „давай играть в сиесту“, а что надо делать? „я буду спать наверху, на крыше, под одеялом, но без трусиков. А ты будешь большой парень, придешь… и сделаешь мне одну штуку“, какую штуку? „это игра такая, ты должен угадать“, если угадаю, тогда пойдем играть в рождество, а что тебе делает парень, который приходит на крышу? Мама отвернулась, кино про убийства такое страшное, там один входит в темную комнату, а за дверью стоит убийца, и мы с мамой отвернулись, потому что это кино про ужасы, а однажды перед кино показывали журнал про дно моря, и мама отвернулась, потому что там одно растение шевелилось в чистой-чистой воде на дне моря, и все волосы у него извивались, как серпантинки, но мама сказала „отвернись!“, а я не послушался и смотрел, как маленькие разноцветные рыбки проплывают мимо хищных растений на дне моря. „Поклянись мамой, что не знаешь, что делают большие парни“, клянусь, „если парень заберется на крышу, пока я сплю, он сорвет одеяло и изнасилит меня“, что такое „изнасилит“? „это одна гадость, которую нельзя делать, в нее только играть можно, если девочке это сделают, она пропадет-погибнет навсегда“. Я не стал отворачиваться и смотрел, как волосы, похожие на серпантинки, сначала извиваются в чистой-чистой воде на дне моря, а потом вдруг как сложатся вместе и как схватят рыбок, которые через них проплывают. „Больше не спрашивай, все равно не скажу“, Поча плохая, не хочет говорить, что делал парень волосами, „раз не знаешь, что это такое, игра не получится, ты еще маленький“, Поча, ну скажи, что такое „изнасилит“, „мы не можем в это играть, должен быть большой парень, волосатый“, а я Поче не сказал, что видел кино про дно моря, где волосатое растение поедает разноцветных рыбок; Поча, а давай по-другому играть, я буду девочка, а ты парень, я ведь не знаю, как надо делать, а ты научишь, и Поча говорит „давай“: я ложусь на ковер, как будто сплю на крыше, а на Поче тогда было платье в зеленых цветочках, и она тихонько подходит сзади, ой, кто это там подглядывает в дверь через щелочку? — это тетя Почи смеется надо мной! у нее тоже кудряшки с ленточкой, а я взял и спросил ее, что такое „изнасилит“. „Ну и дрянь же ты, Поча“, сказала тетя и ушла на кухню. „Ты еще маленький, чтобы со мной играть“, я Почу не могу ударить, потому что она большая, а то бы поотрезал ей все кудряшки ножницами, которыми вырезаю артисток, и затолкал бы жесткие кудряшки в рот, пусть ест. А после скажу: „Поча, на конфетку“, а сам подсуну ей твердую собачью какашку, которую нашел на улице. Ведь это из-за Почи Фелиса меня ударила. Жалко, что сейчас сиеста, а то бы пошел играть в рождество, только там Поча, она так и не сказала, что такое „изнасилит“. Что же он делал волосами? „парень зажмет меня и не даст убежать, я даже пошевелиться не смогу, тут он меня и изнасилит“.