Крис Пуллен
Бомба для монополии
Пролог
Макс Стейнер был опозорен, а операция — сорвана. В настоящих армиях солдаты, которые больше не доверяют офицерам и не уважают их, по большей части продолжают делать то, что должны делать — они приучены к этому, как собачки Павлова. А если эта привычка перестает действовать, тогда их удерживает в строю страх перед наказанием за ослушание — даже если один из них взбунтуется. Наемники таких наказаний не признают.
Проблема была в том, что Стейнер, как и большинство людей в его отряде, не привык действовать в джунглях. Его отец, бывший гауптштурмфюрер СС, бежал в 1946 году в Аргентину «Ватиканской тропой», а сам Стейнер снискал известность, командуя городскими «эскадронами смерти» в Аргентине, Чили и Сальвадоре. Большинство его людей занимались тем же самым, хотя четверо из них и служили раньше у Эль-Пастора из никарагуанских контрас, который до прошлого года проводил операции с территории Коста-Рики. Стейнер попытался устроить им хотя бы двухнедельную тренировку в джунглях на берегу Тихого океана и научить хоть чему-то. Для пущего эффекта он оставил их там на двадцать четыре часа одних — чтобы проверить, на что они годятся в такой ситуации. А возвращался — без своего снаряжения, без отцовского эсэсовского кинжала и, что хуже всего, без своего хеклер-коховского МП5. Хотя нет, утрата автомата не была самой серьезной из его неудач — отсутствие каких-либо объяснений было гораздо хуже.
Так вот, в «Плейбой-клубе» на окраине Сан-Хосе, столицы Коста-Рики, приказам не повиновались. За двухдневный дебош в воскресенье и понедельник они уже поплатились. С полудня вторника и до двух часов ночи среды его людям не мешало бы хорошо поесть и отдохнуть. Но не тут-то было. Они продолжали кутить, и попытки Стейнера навести порядок потерпели неудачу, когда двое кубинцев-эмигрантов гонялись друг за другом и за раздетой проституткой-метиской по всему комплексу до гриль-бара, где попытались прирезать друг друга, а заодно и девчонку.
И тут был нанесен второй удар по авторитету Стейнера. На этаж, занятый отрядом, вернулся еще один наемник, по общему признанию — избитый Стейнером до крови, и с такой же историей. Негритянка, певшая сальсу в сопровождении трех музыкантов, ударом по лицу опрокинула его на столик с колесиками, полный тропических фруктов.
Единственным, что теперь сплачивало отряд, была уверенность в том, что им не выплатят второй части вознаграждения, если их миссия провалится. Хотя аванс был достаточно большим, это была еще не вся приманка. «Солдаты удачи», во всем остальном одинаковые, вероятно, предпочтут взять деньги и сбежать, как и большинство из нас.
В два часа ночи нанятый автобус доставил их в частный ангар в грузовой зоне аэропорта Сан-Хосе. В автобусе они облачились в форму, которая кое-кому оказалась мала, а кое-кому — велика. В ангаре маленькая армия была экипирована: двадцать автоматов. Более тяжелое оружие — по паре пулеметов М60Е1, противотанковых реактивных ружей RPG7 и китайских 60-миллиметровых минометов — вместе с двумя надувными плотами было уже погружено в вертолет «боинг СН-46» без опознавательных знаков, который стоял на ярко освещенной луной взлетной полосе.
Они сделали все так, как их учили: вставили магазины в автоматы, проверили, нет ли патронов в стволе, и поставили оружие на предохранители. Тем не менее один автомат выстрелил. Звук выстрела в закрытом пространстве отдался эхом, и пуля загудела, как разозленный шершень, звеня и лязгая о бетон и металл. Это длилось примерно три секунды, в течение которых восемь из двадцати человек упали на землю. Стейнер выругался и вместе с Койце, «сержантом» из белых южноафриканцев, избил ротанговой тростью троих гондурасцев, один из которых, по его мнению, мог быть в этом повинен, и которые, как он знал, были слишком трусливы, чтобы дать сдачи.
Затем они беспорядочной колонной двинулись в «чинук», винты которого уже вращались на низких оборотах, пыхтя и подвывая. Судьба этого вертолета была типичной. Когда он совершил вынужденную посадку в Кампучии, в 1972 году, горцы обезглавили американскую команду и передали машину людям Пол Пота. Те в свою очередь переправили вертолет через залив в Таиланд, где продали его торговцу оружием за сущие пустяки — несколько тонн арахиса. Тот продал его (с большой выгодой) филиппинской фирме, которая занималась тем, что без единого вопроса сдавала в наем все, что может летать.
Пилот раньше служил в Королевских воздушных силах Австралии и хорошо знал свое дело. Он походил на навигатора, который работает по контракту, потому что забыл дорогу в Хитроу и растерял свои связи. Под почти полной луной он поднял вертолет на тысячу футов и с некоторым облегчением повел вдоль ленты Интерамериканского шоссе на север, держась в трех километрах справа от нее. На этой трассе нельзя было налететь на горы или вулканы — они находились восточнее.
Через час впереди и справа показалась гладь озера Никарагуа, похожая на огромный серебряный поднос. Следующие двадцать минут были более сложными. Пилот забрал вправо с азимутом 280 градусов, совершив почти U-образный поворот, направляясь на юго-юго-восток и оставляя озеро слева, а горы и вулканы справа, чтобы не покинуть воздушное пространство Коста-Рики. Сельва внизу была еще нетронутой, девственной.
За спиной Стейнера наемники-англосаксы пели, и их было слышно даже в этом дьявольском шуме двигателей и винтов. Проорали «Хорст-Вессель-марш», за ним последовали «Господи, благослови Америку», «Боже, храни королеву» и «Земля надежды и славы» с грязными словами. Четырнадцать латинос пустили по кругу пару бутылок рома. Они делали это весьма осторожно, зная, что Стейнер может «здесь» их лишить этого маленького удовольствия.
Лоскут воды поменьше, лагуна Кеньо Негро — озеро Блэк Скоул — означал последнее изменение курса. «Чинук» снова повернул на север, снизился, пересек границу с Никарагуа западнее Лос-Чилоса, самого большого пограничного города, и набрал скорость, раскачивая верхушки самых высоких альмендровых деревьев потоками воздуха от винтов. Пятью минутами позже они пересекли реку Сан-Хуан. Теперь они летели над полями, и небольшая деревушка промелькнула внизу слева. Еще через две минуты в поле зрения переднего блистера вплыл залитый лунным светом комплекс сельскохозяйственной исследовательской станции, которая и была их целью.
Два белых одноэтажных здания стояли углом справа. Три контрольных установки располагались уступами от угла одного из главных зданий таким образом, что строения очерчивали площадь в виде неправильной буквы U. «Чинук» перевалил через них всего лишь в пятнадцати метрах над землей. Пилот развернул его в сторону от зданий, чтобы представлять собой цель возможно меньшую, и мягко опустился на землю в четырехстах метрах от ближайшего здания, почти в центре U-образной площади.
Следом за Стейнером с одной стороны и Койце с другой пятеро человек упали на землю, развернувшись веером, и открыли огонь по строениям. Пятеро других оставались на борту, выгружая один из минометов, гранатомет и один М60Е1. Гром моторов нарастал, пыль и пальмовые листья крутились вокруг них. «Чинук» поднялся, накренился и затарахтел через поля в сторону реки.
Последняя пятерка под командованием бывшего морского пехотинца Грабовски заняла островок, связанный мостом с северным берегом. Вместе с прочим снаряжением они прихватили надувные плоты. Остров нужно было занять, иначе река могла стать ловушкой в Никарагуа для основных сил. Аусси никак не мог снова прислать за ними «вертушку» — второй визит уже не был бы неожиданным, и их вполне мог бы ждать залп миномета или даже ракета типа «земля — воздух». В любом случае доставка их отряда была не единственной частью операции, в которой он принимал участие.
На земле события сначала разворачивались более или менее по плану. Одна из реактивных установок замолчала, но миномет еще стрелял. В считанные минуты здания были разрушены и горели. Контрольные установки, из белого стекла, управляемые компьютерной системой, которая поднимала или опускала панели в зависимости от температуры и влажности, взорвались просто превосходно.
Никакого сопротивления — здесь просто никого не было. Ученые и техники, которые работали на станции, спали в деревеньке, в двух километрах отсюда. Двое пацанов лет двенадцати, сторожившие комплекс, удрали с такой скоростью, на какую только были способны их ноги, еще до того, как вертолет коснулся земли.
Первым убитым стал один из никарагуанских контрас. Он попал спьяну под огонь М60 и был разорван в клочья. После этого дела пошли хуже, и не в последнюю очередь потому, что настоящего боя не было. После двух недель вполне серьезных тренировок, двух с половиной дней пьянки и двух часов отвратительного ожидания в чреве «чинука» эта короткая шумная стрельба была разрядкой. Здесь даже нечего было грабить и нечем поживиться. Оглушенные произведенным ими шумом, сбитые с толку отсутствием какого бы то ни было сопротивления, люди бесцельно бродили, постреливая в темноту и передавая друг другу остатки рома. Они игнорировали все попытки Стейнера и Койце построить их, чтобы идти к мосту.
Ситуация ухудшалась — три километра до реки и вдвое больше обратно до границы, а до рассвета — меньше двух часов. Так что Стейнер застрелил одного из пьяных из своего «вальтера». Девятимиллиметровая пуля «парабеллума» снесла ему макушку, брызги и осколки попали на стоявших рядом, пока он еще держался на ногах, и это кое-как привело их в чувство.
Койце вел, Стейнер шел замыкающим, пообещав пристрелить тех, кто будет отставать. Они шли по разбитой колее вверх по пологому склону через прямоугольники рисовых и маисовых полей, потом вниз к реке. Они не могли заблудиться, хотя поднимался легкий туман, светящийся в лунном сиянии. Тем не менее они вполне могли выйти к реке выше моста. Грабовски ожидал их появления снизу по течению.
Тем временем несколько крестьян и техников со станции, увидев, что плоды их трехлетней работы уничтожены, двинулись вдоль берега ниже по течению. Их вел бывший партизан-сандинист, и у них было два исправных «Калашникова». Они не знали, что Грабовски и с ним еще четверо, со вторым М60Е1 и минометом, заняли остров.
Бывший партизан увидел, что Койце и его люди направляются к ним — их головы и плечи комично плыли над туманом, — и открыл огонь. Поскольку наемники шли колонной по одному, ранен был один Койце, да и то легко. Остальные, включая Стейнера, замыкающего колонну, упали на землю и скрылись под покровом тумана.
Грабовски заметил цепочку людей, приближающихся сквозь туман, и услышал стрельбу с другой стороны. Он был уверен, что видит отряд никарагуанских пограничников — возможно, профессиональных солдат, открывших огонь по наемникам. Поэтому он сразу аккуратно накрыл их трассирующими снарядами и минометным огнем, в то время как остальные его люди поливали то место из автоматов. Таким образом, в отряде, вернувшемся от исследовательской станции, были убиты или ранены своими же все, кроме самого Стейнера, который, когда началась стрельба, ухитрился оказаться еще дальше в тылу, чем он был до того.
Когда половина боезапаса была израсходована, Грабовски приказал прекратить огонь. Стейнер встал и назвался. Он прошел вдоль ряда убитых и пристрелил четверых, еще подававших признаки жизни, включая Койце, который умер, проклиная его. Никто не должен был попасть в руки никарагуанцев: не говоря уже обо всем прочем, они могли рассказать кое-что, и доверие к Стейнеру как к командиру карателей было бы подорвано. Крестьяне, устрашенные огневой мощью, безжалостностью и явным помешательством стрелявших, скрылись в тумане.
Шестеро оставшихся прошли на одном из надувных плотов две сотни метров через широкую реку, оставили его, прошагали примерно шесть километров через джунгли и вернулись в Тиколанд, в Коста-Рику.
На рассвете они различили в какофонии криков пробудившихся птиц и воплей обезьян резкий грохот самолета, направляющегося на север. Его пилот, тот самый австралиец, который вел «чинук», продолжал оправдывать свою репутацию предусмотрительного. Идя низко над полями вокруг станции, «бивер» рассеивал легкую тошнотворно-оранжевую дымку, которая струилась из выходного отверстия точно перед хвостовой частью. Она расползалась и ложилась полосами поперек плантаций. Затем самолет набрал высоту, накренился — солнце блеснуло золотом на его крыльях — и пошел назад по другому азимуту. Но когда самолет начал снова изрыгать свою отраву, пилот увидел впереди в зарослях маиса крошечную фигурку припавшего на колено крестьянина с чем-то, что, как он слишком хорошо знал, могло быть только установкой «стингер», на плече.
Он оборвал отравленную струю, рванул на себя штурвал и бросил самолет в штопор. Предательский хвост белого дыма завился спиралью — еще немного, и его разнесло бы в щепки. Выровняв и почти потеряв скорость, на высоте менее пятисот метров он сделал разворот на юг и скрылся из виду. Шесть гектаров остались неопрысканными.
Поздним утром Франсиско Франко, мексиканский посредник между Стейнером и его нанимателями, одетый в щегольской серо-голубой костюм с розовым шелковым галстуком и жилет с розовой шелковой подкладкой, сидел, попивая кофе, на веранде маленького деревянного отеля в Лос-Чилосе. За его спиной мальчик-слуга подметал пол.
В конце пыльной улицы появился Стейнер. Его лицо было мрачно, униформа, заляпанная спекшимися пятнами желтого ила так, что они сливались с камуфляжной раскраской, была в беспорядке. Кобура с пистолетом болталась на бедре. Франко неодобрительно наблюдал за его приближением. Возможно, так открыто разгуливать с оружием вполне в порядке вещей в Гватемале или Эль-Сальвадоре. В Тиколанде это может привести к аресту и в любом случае — к вежливому допросу в местной полиции.
Стейнер пнул замешкавшегося цыпленка и с грохотом уселся в кресло за стол Франко. Он тяжело опустил обе руки на столик. Чашка подпрыгнула, расплескав кофе. Глаза Франко сверкнули, и он приложил к расплывшемуся на колене пятну салфетку.
— Нас предали! — крикнул Стейнер. — Предали!
Он снова ударил кулаками по столу. Франко откинулся на спинку кресла.
— Засада в зарослях. Именно так. Ты можешь сказать своему боссу, что работа сделана. Безукоризненно. Без проблем. Как договаривались.
Шрам на щеке дергался, выдавая возбуждение, в то время как Стейнер старался, чтобы в голосе его прозвучало побольше сарказма. Потом он дернул кресло под собой, тяжело осел в него и уставился на мексиканца расширенными глазами, полными ужаса.
— Четырнадцать человек погибли. Четырнадцать отличных парней. Героев! — Он потряс головой, как посаженный в клетку зверь. — Господи! Эти сучьи дети ждали нас. Обстреляли, как только мы высадились. Мои парни сражались как герои, как бешеные псы. И мы победили. Отбросили этих ублюдков и сделали свое дело. Четырнадцать человек. Господи! Мне нужно выпить.
Франко щелкнул пальцами, подзывая мальчишку.
— Un cuarto de rom. Flor de Cana. Subito!
— Закон против пьянства, сеньор. Ничего спиртного до двенадцати часов...
Франко ухватил его за ухо и крутанул. Мальчишка завизжал.
— Принеси, — прошипел Франко.
— Сейчас.
Вернувшись, мальчишка принес лед, нарезанный лимон и небольшую бутылку белого рома.
Стейнер выпил. Франко запустил тонкие пальцы в свои черные волосы:
— Ты уверен? Ты уверен, что они знали о вашем появлении?
Стейнер вытер губы тыльной стороной ладони.
— Вполне. Мы вышли точно на них. Засада.
Франко отметил, что на этот раз они вышли на засаду, в то время как в прошлый раз было сказано «высадились», но не сказал ничего.
Стейнер собрался уходить.
— Скажи боссу — ему нужно проверить свою службу безопасности. Я сделаю это для него. Я делаю немых парней разговорчивыми. Женщин тоже. Скажи ему.
— Скажу, — Франко поднялся и бросил на стол банкноту в сто колонов. — Но дело сделано?
— Безукоризненно.
— Это я скажу ему тоже.
Проблема была в том, что Стейнер, как и большинство людей в его отряде, не привык действовать в джунглях. Его отец, бывший гауптштурмфюрер СС, бежал в 1946 году в Аргентину «Ватиканской тропой», а сам Стейнер снискал известность, командуя городскими «эскадронами смерти» в Аргентине, Чили и Сальвадоре. Большинство его людей занимались тем же самым, хотя четверо из них и служили раньше у Эль-Пастора из никарагуанских контрас, который до прошлого года проводил операции с территории Коста-Рики. Стейнер попытался устроить им хотя бы двухнедельную тренировку в джунглях на берегу Тихого океана и научить хоть чему-то. Для пущего эффекта он оставил их там на двадцать четыре часа одних — чтобы проверить, на что они годятся в такой ситуации. А возвращался — без своего снаряжения, без отцовского эсэсовского кинжала и, что хуже всего, без своего хеклер-коховского МП5. Хотя нет, утрата автомата не была самой серьезной из его неудач — отсутствие каких-либо объяснений было гораздо хуже.
Так вот, в «Плейбой-клубе» на окраине Сан-Хосе, столицы Коста-Рики, приказам не повиновались. За двухдневный дебош в воскресенье и понедельник они уже поплатились. С полудня вторника и до двух часов ночи среды его людям не мешало бы хорошо поесть и отдохнуть. Но не тут-то было. Они продолжали кутить, и попытки Стейнера навести порядок потерпели неудачу, когда двое кубинцев-эмигрантов гонялись друг за другом и за раздетой проституткой-метиской по всему комплексу до гриль-бара, где попытались прирезать друг друга, а заодно и девчонку.
И тут был нанесен второй удар по авторитету Стейнера. На этаж, занятый отрядом, вернулся еще один наемник, по общему признанию — избитый Стейнером до крови, и с такой же историей. Негритянка, певшая сальсу в сопровождении трех музыкантов, ударом по лицу опрокинула его на столик с колесиками, полный тропических фруктов.
Единственным, что теперь сплачивало отряд, была уверенность в том, что им не выплатят второй части вознаграждения, если их миссия провалится. Хотя аванс был достаточно большим, это была еще не вся приманка. «Солдаты удачи», во всем остальном одинаковые, вероятно, предпочтут взять деньги и сбежать, как и большинство из нас.
В два часа ночи нанятый автобус доставил их в частный ангар в грузовой зоне аэропорта Сан-Хосе. В автобусе они облачились в форму, которая кое-кому оказалась мала, а кое-кому — велика. В ангаре маленькая армия была экипирована: двадцать автоматов. Более тяжелое оружие — по паре пулеметов М60Е1, противотанковых реактивных ружей RPG7 и китайских 60-миллиметровых минометов — вместе с двумя надувными плотами было уже погружено в вертолет «боинг СН-46» без опознавательных знаков, который стоял на ярко освещенной луной взлетной полосе.
Они сделали все так, как их учили: вставили магазины в автоматы, проверили, нет ли патронов в стволе, и поставили оружие на предохранители. Тем не менее один автомат выстрелил. Звук выстрела в закрытом пространстве отдался эхом, и пуля загудела, как разозленный шершень, звеня и лязгая о бетон и металл. Это длилось примерно три секунды, в течение которых восемь из двадцати человек упали на землю. Стейнер выругался и вместе с Койце, «сержантом» из белых южноафриканцев, избил ротанговой тростью троих гондурасцев, один из которых, по его мнению, мог быть в этом повинен, и которые, как он знал, были слишком трусливы, чтобы дать сдачи.
Затем они беспорядочной колонной двинулись в «чинук», винты которого уже вращались на низких оборотах, пыхтя и подвывая. Судьба этого вертолета была типичной. Когда он совершил вынужденную посадку в Кампучии, в 1972 году, горцы обезглавили американскую команду и передали машину людям Пол Пота. Те в свою очередь переправили вертолет через залив в Таиланд, где продали его торговцу оружием за сущие пустяки — несколько тонн арахиса. Тот продал его (с большой выгодой) филиппинской фирме, которая занималась тем, что без единого вопроса сдавала в наем все, что может летать.
Пилот раньше служил в Королевских воздушных силах Австралии и хорошо знал свое дело. Он походил на навигатора, который работает по контракту, потому что забыл дорогу в Хитроу и растерял свои связи. Под почти полной луной он поднял вертолет на тысячу футов и с некоторым облегчением повел вдоль ленты Интерамериканского шоссе на север, держась в трех километрах справа от нее. На этой трассе нельзя было налететь на горы или вулканы — они находились восточнее.
Через час впереди и справа показалась гладь озера Никарагуа, похожая на огромный серебряный поднос. Следующие двадцать минут были более сложными. Пилот забрал вправо с азимутом 280 градусов, совершив почти U-образный поворот, направляясь на юго-юго-восток и оставляя озеро слева, а горы и вулканы справа, чтобы не покинуть воздушное пространство Коста-Рики. Сельва внизу была еще нетронутой, девственной.
За спиной Стейнера наемники-англосаксы пели, и их было слышно даже в этом дьявольском шуме двигателей и винтов. Проорали «Хорст-Вессель-марш», за ним последовали «Господи, благослови Америку», «Боже, храни королеву» и «Земля надежды и славы» с грязными словами. Четырнадцать латинос пустили по кругу пару бутылок рома. Они делали это весьма осторожно, зная, что Стейнер может «здесь» их лишить этого маленького удовольствия.
Лоскут воды поменьше, лагуна Кеньо Негро — озеро Блэк Скоул — означал последнее изменение курса. «Чинук» снова повернул на север, снизился, пересек границу с Никарагуа западнее Лос-Чилоса, самого большого пограничного города, и набрал скорость, раскачивая верхушки самых высоких альмендровых деревьев потоками воздуха от винтов. Пятью минутами позже они пересекли реку Сан-Хуан. Теперь они летели над полями, и небольшая деревушка промелькнула внизу слева. Еще через две минуты в поле зрения переднего блистера вплыл залитый лунным светом комплекс сельскохозяйственной исследовательской станции, которая и была их целью.
Два белых одноэтажных здания стояли углом справа. Три контрольных установки располагались уступами от угла одного из главных зданий таким образом, что строения очерчивали площадь в виде неправильной буквы U. «Чинук» перевалил через них всего лишь в пятнадцати метрах над землей. Пилот развернул его в сторону от зданий, чтобы представлять собой цель возможно меньшую, и мягко опустился на землю в четырехстах метрах от ближайшего здания, почти в центре U-образной площади.
Следом за Стейнером с одной стороны и Койце с другой пятеро человек упали на землю, развернувшись веером, и открыли огонь по строениям. Пятеро других оставались на борту, выгружая один из минометов, гранатомет и один М60Е1. Гром моторов нарастал, пыль и пальмовые листья крутились вокруг них. «Чинук» поднялся, накренился и затарахтел через поля в сторону реки.
Последняя пятерка под командованием бывшего морского пехотинца Грабовски заняла островок, связанный мостом с северным берегом. Вместе с прочим снаряжением они прихватили надувные плоты. Остров нужно было занять, иначе река могла стать ловушкой в Никарагуа для основных сил. Аусси никак не мог снова прислать за ними «вертушку» — второй визит уже не был бы неожиданным, и их вполне мог бы ждать залп миномета или даже ракета типа «земля — воздух». В любом случае доставка их отряда была не единственной частью операции, в которой он принимал участие.
На земле события сначала разворачивались более или менее по плану. Одна из реактивных установок замолчала, но миномет еще стрелял. В считанные минуты здания были разрушены и горели. Контрольные установки, из белого стекла, управляемые компьютерной системой, которая поднимала или опускала панели в зависимости от температуры и влажности, взорвались просто превосходно.
Никакого сопротивления — здесь просто никого не было. Ученые и техники, которые работали на станции, спали в деревеньке, в двух километрах отсюда. Двое пацанов лет двенадцати, сторожившие комплекс, удрали с такой скоростью, на какую только были способны их ноги, еще до того, как вертолет коснулся земли.
Первым убитым стал один из никарагуанских контрас. Он попал спьяну под огонь М60 и был разорван в клочья. После этого дела пошли хуже, и не в последнюю очередь потому, что настоящего боя не было. После двух недель вполне серьезных тренировок, двух с половиной дней пьянки и двух часов отвратительного ожидания в чреве «чинука» эта короткая шумная стрельба была разрядкой. Здесь даже нечего было грабить и нечем поживиться. Оглушенные произведенным ими шумом, сбитые с толку отсутствием какого бы то ни было сопротивления, люди бесцельно бродили, постреливая в темноту и передавая друг другу остатки рома. Они игнорировали все попытки Стейнера и Койце построить их, чтобы идти к мосту.
Ситуация ухудшалась — три километра до реки и вдвое больше обратно до границы, а до рассвета — меньше двух часов. Так что Стейнер застрелил одного из пьяных из своего «вальтера». Девятимиллиметровая пуля «парабеллума» снесла ему макушку, брызги и осколки попали на стоявших рядом, пока он еще держался на ногах, и это кое-как привело их в чувство.
Койце вел, Стейнер шел замыкающим, пообещав пристрелить тех, кто будет отставать. Они шли по разбитой колее вверх по пологому склону через прямоугольники рисовых и маисовых полей, потом вниз к реке. Они не могли заблудиться, хотя поднимался легкий туман, светящийся в лунном сиянии. Тем не менее они вполне могли выйти к реке выше моста. Грабовски ожидал их появления снизу по течению.
Тем временем несколько крестьян и техников со станции, увидев, что плоды их трехлетней работы уничтожены, двинулись вдоль берега ниже по течению. Их вел бывший партизан-сандинист, и у них было два исправных «Калашникова». Они не знали, что Грабовски и с ним еще четверо, со вторым М60Е1 и минометом, заняли остров.
Бывший партизан увидел, что Койце и его люди направляются к ним — их головы и плечи комично плыли над туманом, — и открыл огонь. Поскольку наемники шли колонной по одному, ранен был один Койце, да и то легко. Остальные, включая Стейнера, замыкающего колонну, упали на землю и скрылись под покровом тумана.
Грабовски заметил цепочку людей, приближающихся сквозь туман, и услышал стрельбу с другой стороны. Он был уверен, что видит отряд никарагуанских пограничников — возможно, профессиональных солдат, открывших огонь по наемникам. Поэтому он сразу аккуратно накрыл их трассирующими снарядами и минометным огнем, в то время как остальные его люди поливали то место из автоматов. Таким образом, в отряде, вернувшемся от исследовательской станции, были убиты или ранены своими же все, кроме самого Стейнера, который, когда началась стрельба, ухитрился оказаться еще дальше в тылу, чем он был до того.
Когда половина боезапаса была израсходована, Грабовски приказал прекратить огонь. Стейнер встал и назвался. Он прошел вдоль ряда убитых и пристрелил четверых, еще подававших признаки жизни, включая Койце, который умер, проклиная его. Никто не должен был попасть в руки никарагуанцев: не говоря уже обо всем прочем, они могли рассказать кое-что, и доверие к Стейнеру как к командиру карателей было бы подорвано. Крестьяне, устрашенные огневой мощью, безжалостностью и явным помешательством стрелявших, скрылись в тумане.
Шестеро оставшихся прошли на одном из надувных плотов две сотни метров через широкую реку, оставили его, прошагали примерно шесть километров через джунгли и вернулись в Тиколанд, в Коста-Рику.
На рассвете они различили в какофонии криков пробудившихся птиц и воплей обезьян резкий грохот самолета, направляющегося на север. Его пилот, тот самый австралиец, который вел «чинук», продолжал оправдывать свою репутацию предусмотрительного. Идя низко над полями вокруг станции, «бивер» рассеивал легкую тошнотворно-оранжевую дымку, которая струилась из выходного отверстия точно перед хвостовой частью. Она расползалась и ложилась полосами поперек плантаций. Затем самолет набрал высоту, накренился — солнце блеснуло золотом на его крыльях — и пошел назад по другому азимуту. Но когда самолет начал снова изрыгать свою отраву, пилот увидел впереди в зарослях маиса крошечную фигурку припавшего на колено крестьянина с чем-то, что, как он слишком хорошо знал, могло быть только установкой «стингер», на плече.
Он оборвал отравленную струю, рванул на себя штурвал и бросил самолет в штопор. Предательский хвост белого дыма завился спиралью — еще немного, и его разнесло бы в щепки. Выровняв и почти потеряв скорость, на высоте менее пятисот метров он сделал разворот на юг и скрылся из виду. Шесть гектаров остались неопрысканными.
Поздним утром Франсиско Франко, мексиканский посредник между Стейнером и его нанимателями, одетый в щегольской серо-голубой костюм с розовым шелковым галстуком и жилет с розовой шелковой подкладкой, сидел, попивая кофе, на веранде маленького деревянного отеля в Лос-Чилосе. За его спиной мальчик-слуга подметал пол.
В конце пыльной улицы появился Стейнер. Его лицо было мрачно, униформа, заляпанная спекшимися пятнами желтого ила так, что они сливались с камуфляжной раскраской, была в беспорядке. Кобура с пистолетом болталась на бедре. Франко неодобрительно наблюдал за его приближением. Возможно, так открыто разгуливать с оружием вполне в порядке вещей в Гватемале или Эль-Сальвадоре. В Тиколанде это может привести к аресту и в любом случае — к вежливому допросу в местной полиции.
Стейнер пнул замешкавшегося цыпленка и с грохотом уселся в кресло за стол Франко. Он тяжело опустил обе руки на столик. Чашка подпрыгнула, расплескав кофе. Глаза Франко сверкнули, и он приложил к расплывшемуся на колене пятну салфетку.
— Нас предали! — крикнул Стейнер. — Предали!
Он снова ударил кулаками по столу. Франко откинулся на спинку кресла.
— Засада в зарослях. Именно так. Ты можешь сказать своему боссу, что работа сделана. Безукоризненно. Без проблем. Как договаривались.
Шрам на щеке дергался, выдавая возбуждение, в то время как Стейнер старался, чтобы в голосе его прозвучало побольше сарказма. Потом он дернул кресло под собой, тяжело осел в него и уставился на мексиканца расширенными глазами, полными ужаса.
— Четырнадцать человек погибли. Четырнадцать отличных парней. Героев! — Он потряс головой, как посаженный в клетку зверь. — Господи! Эти сучьи дети ждали нас. Обстреляли, как только мы высадились. Мои парни сражались как герои, как бешеные псы. И мы победили. Отбросили этих ублюдков и сделали свое дело. Четырнадцать человек. Господи! Мне нужно выпить.
Франко щелкнул пальцами, подзывая мальчишку.
— Un cuarto de rom. Flor de Cana. Subito!
— Закон против пьянства, сеньор. Ничего спиртного до двенадцати часов...
Франко ухватил его за ухо и крутанул. Мальчишка завизжал.
— Принеси, — прошипел Франко.
— Сейчас.
Вернувшись, мальчишка принес лед, нарезанный лимон и небольшую бутылку белого рома.
Стейнер выпил. Франко запустил тонкие пальцы в свои черные волосы:
— Ты уверен? Ты уверен, что они знали о вашем появлении?
Стейнер вытер губы тыльной стороной ладони.
— Вполне. Мы вышли точно на них. Засада.
Франко отметил, что на этот раз они вышли на засаду, в то время как в прошлый раз было сказано «высадились», но не сказал ничего.
Стейнер собрался уходить.
— Скажи боссу — ему нужно проверить свою службу безопасности. Я сделаю это для него. Я делаю немых парней разговорчивыми. Женщин тоже. Скажи ему.
— Скажу, — Франко поднялся и бросил на стол банкноту в сто колонов. — Но дело сделано?
— Безукоризненно.
— Это я скажу ему тоже.
1
Но, конечно, работа была сделана не безукоризненно. Вот почему пятью годами позже старший администратор Международной пищевой ассоциации прилетела в Хитроу.
Мод Адлер была большой женщиной в полном смысле этого слова — худая, высокая, темноволосая, упрямая и крайне амбициозная. Именно благодаря этому в пятьдесят пять лет она достигла положения лишь на ступень ниже вице-президента одного из трех самых больших в мире конгломератов, занимающихся питанием. Она сняла номер в «Гроссвенор-отеле» на Парк-лейн, в одном броске камнем от посольства Соединенных Штатов — но не потому, что она подумывала бросить туда камень. После короткого периода нервозности она и подобные ей обнаружили, что они могут иметь дело с администрацией Клинтона точно так же, как и с предыдущей.
Она полчаса поплавала в бассейне перед традиционным американским завтраком, который подали ей в номер. Потом она оделась в простой, но очень дорогой темно-коричневый брючный костюм и отправилась на такси по одному адресу на Бейкер-стрит. Это был трехэтажный дом, построенный в царствование Вильгельма IV, с двумя фасадами, покрашенный в белый цвет, с красной дверью. Дверной молоток из полированной бронзы был сделан не в виде традиционной львиной головы с кольцом в пасти, а в виде головы дикой собаки — но, возможно, и волка. На бронзовой пластине под кнопкой звонка было выгравировано слово «Волкодав».
Сразу после звонка дверь открылась. Пожилой худощавый человек с очень короткими седыми волосами, одетый в черный свитер, черные брюки и тяжелые ботинки, отполированные до сияния, проводил ее в приемную.
— Полковник ожидает, мадам. Он сейчас выйдет к вам.
Он говорил с шотландским акцентом, знакомым ей. Она не знала, что этот человек — рабочий-протестант из Глазго.
В приемной был безупречный порядок. Свежие номера «Филд», «Кантри лайф», «Файнэншл таймс» и «Дизайн фор сэйф лайф» лежали на столе красного дерева. Гравюра в изящной золотой рамке, изображающая пехотинцев Пиренейской войны, висела в алькове. В комнате было тепло — ее обогревала жаровня из полированной стали и черного железа. Мод Адлер удивилась, увидев здесь открытый огонь. Это произвело на нее впечатление.
— Давайте пройдем в мое логово, мисс Адлер, и поговорим. — Полковник Финчли-Кэмден произвел на нее впечатление еще более сильное. Высокий, загорелый, с серебряными волосами, он был одет в зеленое джерси и клетчатую рубашку. Он говорил в той медленной легкой доверительной манере, которую даруют только Итон, Сандхерст и десять столетий на самой вершине общества. Она решила, что он в очень хорошей форме и хорошо выглядит для своих шестидесяти с небольшим.
Его «логово» на втором этаже было менее официальным, чем комнаты внизу, и выглядело как гостиная богатого холостяка. Кресла обтянуты темной кожей, ковер — откуда-то восточнее Самарканда, и множество серебряных призов, отполированных, но используемых для карандашей, трубок и прочего. На шератоновском столе — графины с напитками и свежий кофе. Фотография в серебряной рамке была единственным намеком на то, что эта комната принадлежит женатому человеку — бледная белокурая дама в окружении черных ретриверов и детей, одетых в стиле Лауры Эшли, смотрела в объектив холодно и близоруко. Хотя это была старая фотография, было похоже, что женщина значительно моложе своего мужа. Большой рабочий стол, три телефона, факс и автоответчик, строгий шкаф с картотекой и компьютер «Appl-LCIII» показывали, что это еще и рабочее место. Полковник указал Адлер на одно из кресел.
— Кофе?
— Да, пожалуйста. Черный, без сахара.
Финчли-Кэмден разлил черную жидкость по крошечным китайским чашкам и сел за стол.
— Поскольку я консультант по безопасности... — в его улыбке был какой-то неприятный оттенок, хотя назвать ее злой было трудно, — ...я самый настоящий параноик во всем, что касается безопасности. Почему вы пришли к нам?
— Вас очень хорошо отрекомендовали. Прима Фуэрца в Мадриде полагает, что вы можете помочь нам.
Она имела в виду правую (некоторые говорили — фашистскую) организацию деловых людей, политиков и военных Испании и Латинской Америки. В прошлом Волкодав имел с ними дело.
— Прекрасно, прекрасно. Но, несомненно, кто-нибудь поближе мог бы сделать это...
— Не обязательно, полковник. — Она облокотилась на ручку кресла, поставив почти пустую чашку на стол. Движения Адлер были не очень грациозны, но уверенны и экономны. — Мы весьма обеспокоены в отношении этого проекта из-за нашей специализации. Мы хотим удержать эту часть операции возможно дальше от дома. Это вторая причина. Мы ищем лучшего.
Он ждал.
— Мой предшественник организовал операцию, желая достичь того же, на что нацелен и этот проект, который, как мы надеемся, вы поддержите. Операция была проведена почти пять лет назад с использованием местных ресурсов.
— Против той же цели?
— Да.
Финчли-Кэмден откинулся назад и сплел пальцы под подбородком. Теперь можно было сказать, что в его улыбке есть нечто злое.
— Они были настороже?
— Совсем нет. Работа, которую мы заказывали, была частично выполнена. Мы не выжидали бы пять лет, если бы это было не так. Но это стоило четырнадцати жертв, и все они попали под огонь своих же.
— О, вот как.
— Так что, вы понимаете, в этот раз мы должны действовать лучше. Вдвое лучше.
— Я не вполне понимаю вас.
— Что ж. САС лучше всего. Но они не совсем подходят нам.
— Я полагаю, вы найдете, что мы подходим значительно лучше. Кроме того, в Соединенном Королевстве гораздо больше людей, которые работали на САС, чем тех, которые работают на них теперь. — Он снова подался вперед. — Я считаю, вы должны рассказать мне об этом деле все.
Это заняло у нее почти час. В конце он задал только один вопрос.
— Сколько вы заплатите?
Адлер нахмурилась, но заготовленный ответ последовал незамедлительно.
— Разовый платеж через швейцарский банковский счет ЕФТ на счет по вашему выбору. Важно, чтобы был произведен только один общий платеж. Он будет включать ваш гонорар, плату тем, кого вы наймете, и все расходы. Я полагаю, вам понадобится около недели, чтобы подсчитать?
— Нет необходимости. В прошлом мы проводили операции такого рода, и не один раз, не более чем в тысяче миль от того места, о котором мы говорили. Но если оплата будет производиться авансом, без дополнений, то рассчитывайте, что я буду подстраиваться под непредвиденные обстоятельства, например, неожиданные сдвиги на рынке оружия и тому подобное.
— Разумеется.
— Что ж, прекрасно. Мисс Адлер... — Финчли-Кэмден нажал на кнопку, поднялся и протянул ей руку. — Волкодав счастлив иметь с вами дело.
— Благодарю вас, полковник...
— А, Дункан, — пожилой шотландец уже стоял в дверях. — Мисс Адлер уходит. Не будете ли вы так любезны вызвать для нее такси?
Некоторое время после ее ухода он размышлял, затем набрал номер из своего личного справочника — номер, который связал его непосредственно с кабинетом председателя одного из самых престижных коммерческих банков Лондона.
— Арчи? Это Финчли-Кэмден. У меня есть одно дело, в котором ты мог бы помочь мне. У Международной пищевой ассоциации есть большая работа для меня, которую они оплатят через Швейцарию. Всю сумму сразу. Они хотят заплатить мне сейчас, но я не думаю, что это реально...
— Ты хочешь, чтобы я придумал прикрытие для этого их платежа? — голос был низкий, с легким бирмингемским акцентом, с простонародно-городским упором на гласные — так говорит большинство деловых людей, скрывающих свое происхождение из довольно богатого класса, чтобы произвести впечатление селфмэйдмена. — Они на самом деле сильно заинтересованы, не так ли? Я имею в виду, они не пришли бы к тебе, если бы могли обойтись без этого, разве не так?
— Я тоже так полагаю.
— Речь идет о большой операции?
— По крайней мере двадцать человек, чтобы захватить защищенную позицию на другом конце мира.
— Большое дело. И они должны знать, чего это будет стоить. Я сейчас посмотрю кое-что об их специализации, прогоню пару программ на компьютере. Подожди пятнадцать минут.
Финчли-Кэмден набрал другой номер — его он помнил наизусть, — и когда замурлыкал сигнал, взглянул на часы. Одиннадцать пятьдесят семь. Черт, он не думал, что еще так рано.
— Сэм? Это Финчли-Кэмден.
— Дики? Чем могу помочь? Бокситы все еще ниже номинала, ты знаешь? Я могу устроить тебе весьма надежный фьючер на бокситы.
На сей раз голос был спокойный, но хрипловатый, — Уимблдон, облагороженный Голдерс Грин, но чувствовался Уайтчепель двумя поколениями раньше.
— Ну-ну, Сэм. Я никогда не забуду, как ты устроил мне олово десять лет назад. И бросил выпутываться самостоятельно. Нет, мне нужен Ник, но я полагаю, что он внизу. Я не думал, что еще так рано. Попросишь его позвонить мне, как только он освободится?
— Конечно, Дик. Нет проблем.
Сэм Дорф, лоснящийся мужчина в жемчужно-сером двубортном костюме, с галстуком от Сесиля Ги — подарок внучки на шестидесятилетие, — откинулся на спинку большого кресла, глядя на сделанные в виде солнца часы на стене напротив, и подождал, пока минутная стрелка догонит часовую. Раздался короткий резкий звонок. Дорф поднялся на ноги и вышел в кольцевую галерею. Он посмотрел через изогнутое стекло на биржу внизу.
Торговля в те три минуты, когда Дорф отыскивал взглядом Ника Паркера, шла вяло. Худой, едва за тридцать, невысокий, с темными волосами, падающими на правую бровь, Паркер рыскал с краю, совершая короткие сделки там и сям, покупая и продавая, ничего важного, но внимательно следил за повышением курса на десяток пунктов или падением на два. Дорф отметил обходительную улыбку, которая была столь же очаровательна, сколь и ядовита, и темные, похожие на бусины, глаза, внезапно вспыхнувшие, как у кота, готового прыгнуть, и он понял, что Паркер ждал, ждал именно этого момента. Поднялась рука. Одна минута. Тридцать секунд. Затем последовал сигнал, который подала ему высокая женщина в черном костюме и короткой блузе, сидевшая в третьем ряду, и он сразу приступил к делу — один дилер, затем другой начали быстро писать, отрывать страницы и обмениваться ими — не менее четырех за двадцать секунд, и снова звонок прервал все это.
Мод Адлер была большой женщиной в полном смысле этого слова — худая, высокая, темноволосая, упрямая и крайне амбициозная. Именно благодаря этому в пятьдесят пять лет она достигла положения лишь на ступень ниже вице-президента одного из трех самых больших в мире конгломератов, занимающихся питанием. Она сняла номер в «Гроссвенор-отеле» на Парк-лейн, в одном броске камнем от посольства Соединенных Штатов — но не потому, что она подумывала бросить туда камень. После короткого периода нервозности она и подобные ей обнаружили, что они могут иметь дело с администрацией Клинтона точно так же, как и с предыдущей.
Она полчаса поплавала в бассейне перед традиционным американским завтраком, который подали ей в номер. Потом она оделась в простой, но очень дорогой темно-коричневый брючный костюм и отправилась на такси по одному адресу на Бейкер-стрит. Это был трехэтажный дом, построенный в царствование Вильгельма IV, с двумя фасадами, покрашенный в белый цвет, с красной дверью. Дверной молоток из полированной бронзы был сделан не в виде традиционной львиной головы с кольцом в пасти, а в виде головы дикой собаки — но, возможно, и волка. На бронзовой пластине под кнопкой звонка было выгравировано слово «Волкодав».
Сразу после звонка дверь открылась. Пожилой худощавый человек с очень короткими седыми волосами, одетый в черный свитер, черные брюки и тяжелые ботинки, отполированные до сияния, проводил ее в приемную.
— Полковник ожидает, мадам. Он сейчас выйдет к вам.
Он говорил с шотландским акцентом, знакомым ей. Она не знала, что этот человек — рабочий-протестант из Глазго.
В приемной был безупречный порядок. Свежие номера «Филд», «Кантри лайф», «Файнэншл таймс» и «Дизайн фор сэйф лайф» лежали на столе красного дерева. Гравюра в изящной золотой рамке, изображающая пехотинцев Пиренейской войны, висела в алькове. В комнате было тепло — ее обогревала жаровня из полированной стали и черного железа. Мод Адлер удивилась, увидев здесь открытый огонь. Это произвело на нее впечатление.
— Давайте пройдем в мое логово, мисс Адлер, и поговорим. — Полковник Финчли-Кэмден произвел на нее впечатление еще более сильное. Высокий, загорелый, с серебряными волосами, он был одет в зеленое джерси и клетчатую рубашку. Он говорил в той медленной легкой доверительной манере, которую даруют только Итон, Сандхерст и десять столетий на самой вершине общества. Она решила, что он в очень хорошей форме и хорошо выглядит для своих шестидесяти с небольшим.
Его «логово» на втором этаже было менее официальным, чем комнаты внизу, и выглядело как гостиная богатого холостяка. Кресла обтянуты темной кожей, ковер — откуда-то восточнее Самарканда, и множество серебряных призов, отполированных, но используемых для карандашей, трубок и прочего. На шератоновском столе — графины с напитками и свежий кофе. Фотография в серебряной рамке была единственным намеком на то, что эта комната принадлежит женатому человеку — бледная белокурая дама в окружении черных ретриверов и детей, одетых в стиле Лауры Эшли, смотрела в объектив холодно и близоруко. Хотя это была старая фотография, было похоже, что женщина значительно моложе своего мужа. Большой рабочий стол, три телефона, факс и автоответчик, строгий шкаф с картотекой и компьютер «Appl-LCIII» показывали, что это еще и рабочее место. Полковник указал Адлер на одно из кресел.
— Кофе?
— Да, пожалуйста. Черный, без сахара.
Финчли-Кэмден разлил черную жидкость по крошечным китайским чашкам и сел за стол.
— Поскольку я консультант по безопасности... — в его улыбке был какой-то неприятный оттенок, хотя назвать ее злой было трудно, — ...я самый настоящий параноик во всем, что касается безопасности. Почему вы пришли к нам?
— Вас очень хорошо отрекомендовали. Прима Фуэрца в Мадриде полагает, что вы можете помочь нам.
Она имела в виду правую (некоторые говорили — фашистскую) организацию деловых людей, политиков и военных Испании и Латинской Америки. В прошлом Волкодав имел с ними дело.
— Прекрасно, прекрасно. Но, несомненно, кто-нибудь поближе мог бы сделать это...
— Не обязательно, полковник. — Она облокотилась на ручку кресла, поставив почти пустую чашку на стол. Движения Адлер были не очень грациозны, но уверенны и экономны. — Мы весьма обеспокоены в отношении этого проекта из-за нашей специализации. Мы хотим удержать эту часть операции возможно дальше от дома. Это вторая причина. Мы ищем лучшего.
Он ждал.
— Мой предшественник организовал операцию, желая достичь того же, на что нацелен и этот проект, который, как мы надеемся, вы поддержите. Операция была проведена почти пять лет назад с использованием местных ресурсов.
— Против той же цели?
— Да.
Финчли-Кэмден откинулся назад и сплел пальцы под подбородком. Теперь можно было сказать, что в его улыбке есть нечто злое.
— Они были настороже?
— Совсем нет. Работа, которую мы заказывали, была частично выполнена. Мы не выжидали бы пять лет, если бы это было не так. Но это стоило четырнадцати жертв, и все они попали под огонь своих же.
— О, вот как.
— Так что, вы понимаете, в этот раз мы должны действовать лучше. Вдвое лучше.
— Я не вполне понимаю вас.
— Что ж. САС лучше всего. Но они не совсем подходят нам.
— Я полагаю, вы найдете, что мы подходим значительно лучше. Кроме того, в Соединенном Королевстве гораздо больше людей, которые работали на САС, чем тех, которые работают на них теперь. — Он снова подался вперед. — Я считаю, вы должны рассказать мне об этом деле все.
Это заняло у нее почти час. В конце он задал только один вопрос.
— Сколько вы заплатите?
Адлер нахмурилась, но заготовленный ответ последовал незамедлительно.
— Разовый платеж через швейцарский банковский счет ЕФТ на счет по вашему выбору. Важно, чтобы был произведен только один общий платеж. Он будет включать ваш гонорар, плату тем, кого вы наймете, и все расходы. Я полагаю, вам понадобится около недели, чтобы подсчитать?
— Нет необходимости. В прошлом мы проводили операции такого рода, и не один раз, не более чем в тысяче миль от того места, о котором мы говорили. Но если оплата будет производиться авансом, без дополнений, то рассчитывайте, что я буду подстраиваться под непредвиденные обстоятельства, например, неожиданные сдвиги на рынке оружия и тому подобное.
— Разумеется.
— Что ж, прекрасно. Мисс Адлер... — Финчли-Кэмден нажал на кнопку, поднялся и протянул ей руку. — Волкодав счастлив иметь с вами дело.
— Благодарю вас, полковник...
— А, Дункан, — пожилой шотландец уже стоял в дверях. — Мисс Адлер уходит. Не будете ли вы так любезны вызвать для нее такси?
Некоторое время после ее ухода он размышлял, затем набрал номер из своего личного справочника — номер, который связал его непосредственно с кабинетом председателя одного из самых престижных коммерческих банков Лондона.
— Арчи? Это Финчли-Кэмден. У меня есть одно дело, в котором ты мог бы помочь мне. У Международной пищевой ассоциации есть большая работа для меня, которую они оплатят через Швейцарию. Всю сумму сразу. Они хотят заплатить мне сейчас, но я не думаю, что это реально...
— Ты хочешь, чтобы я придумал прикрытие для этого их платежа? — голос был низкий, с легким бирмингемским акцентом, с простонародно-городским упором на гласные — так говорит большинство деловых людей, скрывающих свое происхождение из довольно богатого класса, чтобы произвести впечатление селфмэйдмена. — Они на самом деле сильно заинтересованы, не так ли? Я имею в виду, они не пришли бы к тебе, если бы могли обойтись без этого, разве не так?
— Я тоже так полагаю.
— Речь идет о большой операции?
— По крайней мере двадцать человек, чтобы захватить защищенную позицию на другом конце мира.
— Большое дело. И они должны знать, чего это будет стоить. Я сейчас посмотрю кое-что об их специализации, прогоню пару программ на компьютере. Подожди пятнадцать минут.
Финчли-Кэмден набрал другой номер — его он помнил наизусть, — и когда замурлыкал сигнал, взглянул на часы. Одиннадцать пятьдесят семь. Черт, он не думал, что еще так рано.
— Сэм? Это Финчли-Кэмден.
— Дики? Чем могу помочь? Бокситы все еще ниже номинала, ты знаешь? Я могу устроить тебе весьма надежный фьючер на бокситы.
На сей раз голос был спокойный, но хрипловатый, — Уимблдон, облагороженный Голдерс Грин, но чувствовался Уайтчепель двумя поколениями раньше.
— Ну-ну, Сэм. Я никогда не забуду, как ты устроил мне олово десять лет назад. И бросил выпутываться самостоятельно. Нет, мне нужен Ник, но я полагаю, что он внизу. Я не думал, что еще так рано. Попросишь его позвонить мне, как только он освободится?
— Конечно, Дик. Нет проблем.
Сэм Дорф, лоснящийся мужчина в жемчужно-сером двубортном костюме, с галстуком от Сесиля Ги — подарок внучки на шестидесятилетие, — откинулся на спинку большого кресла, глядя на сделанные в виде солнца часы на стене напротив, и подождал, пока минутная стрелка догонит часовую. Раздался короткий резкий звонок. Дорф поднялся на ноги и вышел в кольцевую галерею. Он посмотрел через изогнутое стекло на биржу внизу.
Торговля в те три минуты, когда Дорф отыскивал взглядом Ника Паркера, шла вяло. Худой, едва за тридцать, невысокий, с темными волосами, падающими на правую бровь, Паркер рыскал с краю, совершая короткие сделки там и сям, покупая и продавая, ничего важного, но внимательно следил за повышением курса на десяток пунктов или падением на два. Дорф отметил обходительную улыбку, которая была столь же очаровательна, сколь и ядовита, и темные, похожие на бусины, глаза, внезапно вспыхнувшие, как у кота, готового прыгнуть, и он понял, что Паркер ждал, ждал именно этого момента. Поднялась рука. Одна минута. Тридцать секунд. Затем последовал сигнал, который подала ему высокая женщина в черном костюме и короткой блузе, сидевшая в третьем ряду, и он сразу приступил к делу — один дилер, затем другой начали быстро писать, отрывать страницы и обмениваться ими — не менее четырех за двадцать секунд, и снова звонок прервал все это.