Страница:
И вот теперь, когда Кеннеди за завтраком обвел их всех взглядом, они кивнули в знак согласия и приготовились идти на большое заседание в Правительственной зале. В Вашингтоне было одиннадцать часов утра, среда.
Особенно сблизило Кеннеди и Дэйзи отношение последнего к помилованию преступников. Дэйзи отбирал для президентского Комитета по помилованию необычные дела, когда граждане оказывались жертвами юридической системы или бюрократии, и убеждал президента использовать свое право помилования.
– Взгляните на это под следующим углом, – говорил Юджин Дэйзи Фрэнсису Кеннеди. – Президент Соединенных Штатов вправе помиловать кого угодно, конгресс не может в это вмешиваться. Представьте, как это поджаривает их задницы. Вы должны использовать свои возможности как можно чаще, хотя бы ради этого.
Фрэнсис Кеннеди изучал право и выступал как юрист, стараясь постичь все нюансы и тонкости этой сферы, поэтому поначалу он внимательно следил за тем, как действует Дэйзи в деле помилования. Однако, каждый случай, который Дэйзи предлагал ему рассмотреть, имел свой особенно возвышенный смысл. Они редко расходились во мнениях, и эти королевские милости по отношению к соотечественникам создали между ними особое взаимопонимание.
Так что Кеннеди мог предвидеть, что Дэйзи согласится и не будет настаивать на обсуждении. Оставался только Оддблад Грей.
В Правительственной зале собрались самые политически значимые фигуры администрации, чтобы решить, что должна предпринять страна. Здесь присутствовали вице-президент Элен Дю Пре, члены кабинета, директор ЦРУ, глава Объединенного комитета начальников штабов, которые обычно не принимали участия в подобных совещаниях, но на этот раз Юджин Дэйзи, выполняя поручение президента, вызвал их. Когда Кеннеди вошел в зал, все встали.
Кеннеди жестом предложил всем сесть.
Стоять остался только государственный секретарь.
– Господин президент, – начал он свою речь, – мы все, собравшиеся здесь, хотим выразить вам наше глубокое соболезнование в связи с вашей потерей. Мы выражаем наше сочувствие и любовь и заверяем вас в нашей абсолютной преданности, мы рядом с вами в вашем горе и в кризисе, в котором оказалась наша страна. Мы собрались здесь не только для того, чтобы предложить наши профессиональные советы, но и заверить вас в нашей искренней привязанности.
На глазах госсекретаря выступили слезы, хотя он был известен своим хладнокровием и сдержанностью.
Кеннеди на мгновение склонил голову. В этом зале он был единственным человеком, не выражавшим никаких эмоций, если не считать бледности лица. Долгим взглядом он обвел всех, словно запоминая каждого присутствующего, отмечая их чувства и подчеркивая свою благодарность. Он знал, что сейчас поколеблет их доброе к себе отношение.
– Я благодарю вас всех и рассчитываю на вас, – произнес он. – А теперь я прошу на этом совещании отставить в сторону мое личное несчастье. Мы здесь для того, чтобы решить, что лучше для нашей страны. Это наш долг, наша святая обязанность. Решения, которые я принял, не имеют никакого отношения к моим личным переживаниям.
Он помолчал, чтобы смягчить их потрясение от догадки.
«О, Боже, – подумала Элен Дю Пре, – он намерен сделать это».
– На сегодняшнем заседании, – продолжал Кеннеди, – каждый сделает свой выбор. Я сомневаюсь, что приму какие-то ваши соображения, но я должен предоставить вам возможность аргументировать их. Сначала я изложу свой план. Хочу добавить, что мой личный штаб поддерживает меня. – Он вновь замолчал, предоставляя подействовать силе своего обаяния, потом встал. – Во-первых, анализ. Все последние трагические события являются составными частями смело задуманного и беспощадно выполняемого плана. Убийство Папы в Пасхальное воскресенье, похищение в тот же день самолета, преднамеренная невыполнимость условий освобождения заложников и, хотя я согласился на все условия, бессмысленное убийство моей дочери. Даже арест убийцы Папы у нас в стране, случай из ряда вон выходящий, тоже был запланирован, чтобы потребовать освобождения убийцы. Доказательств, подтверждающих такой анализ, более чем достаточно.
Заметив на лицах собравшихся выражение недоверия, он помолчал, потом продолжил:
– Какова цель такого ужасного и сложного плана? Сегодня в мире царит презрение к властям, презрение к самому институту государства и особенно к авторитету Соединенных Штатов. Это выходит далеко за рамки обычного неприятия молодежью власти, которое часто бывает полезным. Цель террористического плана в том, чтобы дискредитировать Соединенные Штаты как могучую державу, и не только в глазах миллиардов простых людей, но и в глазах правительств во всем мире. Сейчас пришло время ответить на этот вызов. К вашему сведению, Россия не имеет отношения к заговору. Арабские государства, за исключением Шерабена, тоже. Конечно, разветвленное по всему миру террористическое сообщество, известное как Первая Сотня, финансировало проведение операции и помогало людьми. Но факты подтверждают, что руководит операцией только один человек, и похоже, что он не подчиняется никому, за исключением, возможно, султана Шерабена.
Он вновь сделал паузу, удивляясь собственному спокойствию, затем сказал:
– Теперь мы знаем достоверно, что султан Шерабена является его сообщником. Войска султана охраняют самолет от атаки со стороны, а совсем не для того, чтобы помочь нам освободить заложников. Султан делает вид, что действует в наших интересах, а на самом деле он полностью замешан в этом деле. Правда, есть основания полагать, что он не знал о намерении Ябрила убить мою дочь.
Кеннеди помолчал, но это было не то молчание, которое приглашает нарушить его. Он вновь обвел взглядом всех сидящих за столом, чтобы еще раз показать им, насколько он спокоен. Потом продолжил свою речь:
– Во-вторых, прогноз. Это не обычная ситуация с захватом заложников, а хитрый план с целью попрать достоинство Соединенных Штатов. Нас хотят заставить просить отпустить заложников после серии унижений, в результате которых мы будем выглядеть беспомощными. Это протянется недели, а средства массовой информации во всем мире будут тем временем трезвонить о нашем позоре. И нет никаких гарантий, что оставшихся заложников вернут невредимыми. В этих обстоятельствах я не могу предвидеть ничего иного, кроме хаоса. Наш народ потеряет веру в нас и в свою страну.
Кеннеди видел, что его речь произвела впечатление. Собравшиеся поняли, что у него есть позиция.
– В-третьих, выводы. Я изучил предложения, изложенные в памятных листках. Думаю, все это обычное повторение прошлого: экономические санкции, направление военных спасательных отрядов, политическое выкручивание рук, уступки, делаемые в тайне; при этом мы будем утверждать, что никогда не ведем переговоры с террористами; тревога, что Россия не позволит нам осуществить широкомасштабную военную операцию в Персидском заливе. Все это сводится к тому, что мы должны смириться с величайшим унижением перед лицом всего мира, а большинство заложников будут убиты.
Вмешался госсекретарь:
– Мой департамент только что получил твердое обещание султана Шерабена освободить всех заложников, как только будут удовлетворены требования террористов. Он возмущен действиями Ябрила и передает, что готов осуществить нападение на самолет. Он попросил Ябрила немедленно освободить пятьдесят человек из числа заложников, что должно продемонстрировать его честные намерения.
Кеннеди какое-то мгновение смотрел на него, и его голубые глаза, казалось, покрылись мелкими черными точками. Холодным, вежливым голосом, в котором звучал металл, он сказал:
– Господин секретарь, когда я закончу, каждый получит возможность высказаться. До тех пор, прошу не перебивать меня. Предложения султана будут блокированы, и средства массовой информации не узнают о них.
Госсекретарь был удивлен. Никогда раньше президент не разговаривал с ним так холодно, как сейчас, никогда столь не демонстрировал свою власть. Покраснев, он наклонил голову, как будто углубившись в чтение копии памятного листка.
– Решение будет следующим, – продолжал Кеннеди. – Я поручаю главе Объединенного комитета отдать приказ и спланировать удар с воздуха по нефтяным промыслам Шерабена и его индустриальному и нефтяному центру городу Дак. Целью удара будет разрушение всего оборудования нефтедобычи, бурильных установок, нефтепроводов и тому подобное. Город будет разрушен. За четыре часа до бомбардировки над городом будут сброшены листовки, предупреждающие жителей о необходимости эвакуироваться. Воздушный налет будет осуществлен ровно через шесть часов, отсчитывая с настоящего момента, то есть в четверг, в одиннадцать часов по вашингтонскому времени.
В зале, где собралось более тридцати человек, державших в своих руках все рычаги власти в Америке, наступило мертвое молчание, которое прервал Кеннеди:
– Государственный секретарь свяжется с правительствами нужных стран с предложением одобрить наши действия. Он даст понять, что их отказ будет означать разрыв всех экономических и военных связей с Соединенными Штатами – что, в результате отказа, будет для них катастрофой.
Госсекретарь хотел было встать и протестовать, но сдержался. В зале послышался ропот удивления, а возможно и потрясения.
Кеннеди резко поднял руки, но при этом он подбадривающе улыбался; он казался теперь не столь властным. Он обратился непосредственно к госсекретарю:
– Государственный секретарь немедленно пригласит ко мне посла султана Шерабена, которому я скажу следующее: султан должен передать заложников завтра до полудня. Он выдаст нам террориста Ябрила, причем так, чтобы тот не мог покончить с собой. Если султан откажется, Шерабен перестанет существовать, – Кеннеди замолчал, в зале царила полная тишина. – Наше совещание является в высшей степени секретным. Не должно быть никакой утечки информации, в противном случае будут приняты, в соответствии с законом, самые суровые меры. А теперь вы все можете высказаться.
Кеннеди видел, что его речь ошеломила всех, что члены штаба сидят опустив глаза, боясь встретиться взглядом с остальными.
Он развалился в черном кожаном кресле и вытянул ноги так, что они видны были по другую сторону стола. Он сидел, глядя на Розовый сад, когда до него донесся голос госсекретаря:
– Господин президент, я вновь вынужден оспорить ваше решение. Это будет катастрофой для Соединенных Штатов. Мы станем отверженными в мировом сообществе, если используем нашу мощь, чтобы сокрушить маленькую страну.
Голос госсекретаря продолжал звучать, но президент уже не прислушивался.
Потом он услышал голос министра внутренних дел, невыразительный, но требующий внимания:
– Господин президент, когда мы уничтожим Дак, мы уничтожим пятьдесят миллиардов американских долларов. Это деньги американской нефтяной компании, деньги, которые вложил средний класс американцев, приобретая акции нефтяных компаний. Кроме того, мы сократим импорт нефти. Цена бензина для покупателей в нашей стране возрастет вдвое.
Послышался беспорядочный разговор, выдвигались другие аргументы. Почему город Дак должен быть разрушен прежде, чем будет предоставлено какое-то возмещение? Существует множество других способов, а поспешность в действиях чревата серьезной опасностью. Кеннеди посмотрел на часы – заседание продолжалось уже больше часа – и встал.
– Я благодарю каждого за советы, – сказал он. – Конечно, султан Шерабена может спасти город Дак, немедленно приняв мои требования, но он этого не сделает. Город Дак должен быть разрушен, иначе все наши угрозы будут игнорироваться. Альтернатива у нас одна – управлять страной, престижу которой может нанести удар любой бандит с ручным оружием. Тогда давайте сдадим на лом наш флот и армию, и сэкономим таким образом деньги. Нет, я ясно вижу другой путь и буду им следовать.
Теперь что касается пятидесяти миллиардов долларов американских акционеров. Берт Оудик возглавляет консорциум, владеющий этой собственностью, он уже заработал свои пятьдесят миллиардов и даже больше. Мы, конечно, постараемся ему помочь. Я представлю мистеру Оудику возможность спасти свои капиталовложения следующим путем. Я посылаю в Шерабен самолет, чтобы вывезти заложников, и военный самолет, чтобы доставить террористов в США для суда над ними. Госсекретарь пригласит мистера Оудика отправиться в Шерабен на одном из этих самолетов, и его задачей будет помочь убедить султана принять мои условия, убедить, что единственный способ спасти Дак, султана Шерабена и американскую нефть – это согласиться на мои требования. Таковы условия сделки.
– Но если султан не пойдет на это, – возразил госсекретарь, – мы потеряем еще два самолета, Оудика и заложников.
– Скорее всего, – согласился Кеннеди. – Посмотрим, есть ли у Оудика яйца. Но он человек умный, он будет уверен, как и я, что султан согласится. Я настолько не сомневаюсь в этом, что посылаю также советника по национальной безопасности мистера Викса.
– Господин президент, – вступил в разговор шеф ЦРУ, – вы должны знать, что ракетные установки вокруг Дака, по контракту с правительством Шерабена и американскими нефтяными компаниями, обслуживаются специально обученными американцами. Они могут открыть огонь.
– Оудик прикажет им эвакуироваться, – улыбнулся Кеннеди.
– Конечно, если они начнут сражаться с нами, то станут предателями, и те американцы, которые платят им, тоже будут отданы под суд как предатели.
Он сделал паузу, чтобы до них дошел смысл сказанных им слов. Против Оудика тоже будет возбуждено судебное дело. Кеннеди повернулся к Кристиану:
– Крис, ты можешь заняться юридической стороной этого дела.
Среди присутствующих были два представителя законодательной власти: лидер сенатского большинства Томас Ламбертино и спикер палаты представителей Альфред Джинц. Первым заговорил сенатор:
– Я полагаю, что это слишком крутые меры, чтобы прибегать к ним без широкого обсуждения в обеих палатах конгресса.
– При всем моем уважении, – вежливо ответил Кеннеди, – на это у нас нет времени. Кроме того, являясь главой исполнительной власти, я обладаю полномочиями предпринимать подобные действия. Без сомнения, законодательная власть может обсудить их и принять те меры, которые сочтет нужными. Но я искренне надеюсь, что конгресс поддержит меня и нацию в этой экстремальной ситуации.
– Все это ужасно, – произнес сенатор Ламбертино почти траурным голосом, – последствия будут чудовищными. Я умоляю вас, господин президент, не торопиться.
В первый раз Фрэнсис Кеннеди утратил присущую ему вежливость.
– За три года своей администрации, – сказал он, – я не выиграл в конгрессе ни одного сражения. Мы можем обсуждать все предложения, пока заложники не погибнут, и над Соединенными Штатами не будут смеяться в каждой стране и в каждой деревушке. Я придерживаюсь своего анализа и своего решения, что в моей компетенции как главы исполнительной власти. Когда кризис будет преодолен, я выступлю перед народом и дам ему полный отчет, а до тех пор, еще раз напоминаю вам, настоящее совещание является совершенно секретным. Ну, теперь у вас у всех есть дела. Сообщайте о результатах руководителю моего штаба.
Ответил ему Альфред Джинц, спикер палаты представителей:
– Господин президент, я надеялся, что мне не придется высказывать это. Однако конгресс в настоящее время настаивает, чтобы вы устранились от этих переговоров. Поэтому, я должен отметить, что с сегодняшнего дня палата представителей и сенат будет делать все возможное, чтобы помешать вашим действиям на том основании, что ваша личная трагедия делает вас некомпетентным.
Кеннеди встал, возвышаясь над всеми. Его красивое лицо превратилось в маску, синие глаза казались слепыми, как у статуи.
– Вы подвергаете опасности себя и Америку.
С этими словами он вышел.
Все встали и продолжали стоять, пока не закрылась дверь за ним и двумя его телохранителями из Службы безопасности.
В Правительственной зале все задвигались, заговорили. Оддблад Грей стоял с сенатором Ламбертино и конгрессменом Джинцем. Лица у обоих были мрачные, говорили они холодно.
– Мы не можем позволить, чтобы это случилось, – заявил конгрессмен. – Я думаю, штаб президента виновен в том, что не сумели отговорить его от подобного шага.
– Он убедил меня, – ответил Оддблад Грей, – что действует не из чувств мести, что это самое эффективное решение проблемы. Конечно, это жестокая мера, но сейчас такие времена. Мы не можем позволить, чтобы ситуация затянулась, она может стать катастрофической.
– В первый раз, – сказал сенатор Ламбертино, – за все время, что я знаю Кеннеди, он ведет себя властно по отношению к законодательной власти. Он мог бы, по крайней мере, сделать вид, что мы тоже участвуем в решении вопроса.
– Он находится в состоянии стресса, – заметил Оддблад Грей. – Было бы хорошо, если бы конгресс не усиливал этот стресс.
Черта с два они так поступят, подумал он.
– Проблему стресса следует обсудить, – обеспокоенно сказал конгрессмен Джинц.
Ах, ты, дерьмо, мысленно выругался Грей, торопливо, но вежливо попрощался и поспешил в свой офис звонить по телефону членам конгресса.
Советник по национальной безопасности Артур Викс пытался добиться от министра обороны заверений, что немедленно будет созван Объединенный комитет начальников штабов. Министр обороны выглядел потрясенным и мямлил что-то в ответ, соглашаясь, но не проявляя никакой инициативы.
Юджин Дэйзи заметил трудности, испытываемые Оддбладом Греем с законодателями. Предстоят большие неприятности. Он огляделся вокруг в поисках Кристиана Кли, но Кли исчез, что весьма удивило Дэйзи. На Кли это было не похоже – исчезать в критический момент.
Дэйзи повернулся к Элен Дю Пре.
– Что вы думаете об этом?
Она холодно посмотрела на него. До чего она красива, подумал Дэйзи. Надо пригласить ее ужинать.
– Я полагаю, – сказала она, – что вы и остальные члены штаба президента подвели его. Он прореагировал на этот кризис слишком круто.
– В его позиции есть логика, но даже если бы мы были не согласны с ним, мы обязаны поддержать его.
Он не стал рассказывать ей об ультиматуме, который Кеннеди предъявил своему штабу.
– Это Фрэнсис представил дело именно так, – отозвалась она. – Совершенно очевидно, что конгресс постарается отобрать у него проведение переговоров. Они попытаются временно отстранить его от власти.
– Только через трупы членов его штаба, – заметил Дэйзи.
– Я вас очень прошу, – спокойно сказала Элен Дю Пре, – будьте осторожны. Наша страна в большой опасности.
В своем офисе Дэйзи задал работу секретарям; его помощники объясняли остальным сотрудникам, что следует делать. В обязанности Дэйзи входило согласовывать все с президентом. Когда зазвонил прямой телефон, связывающий его с кабинетом Кеннеди, он схватил трубку так поспешно, что бумаги выпали у него из рук и рассыпались по полу.
– Да, господин президент, – произнес он и услышал спокойный голос Фрэнсиса Кеннеди, который сказал то, что Дэйзи ожидал и боялся услышать.
– Юдж? – спросил весьма дружески Кеннеди. – Я хотел бы встретиться с моим штабом в Желтой Овальной комнате. Организуйте просмотр пленки теленовостей о гибели моей дочери.
– Сэр, – ответил Юджин Дэйзи, – не будет ли лучше, если вы посмотрите пленку один.
– Нет, – возразил президент, – я хочу, чтобы мы увидели ее все вместе.
– Да, сэр, – отозвался Юджин Дэйзи.
Он не стал упоминать, что члены штаба президента уже просмотрели пленку об убийстве Терезы Кеннеди.
9
Особенно сблизило Кеннеди и Дэйзи отношение последнего к помилованию преступников. Дэйзи отбирал для президентского Комитета по помилованию необычные дела, когда граждане оказывались жертвами юридической системы или бюрократии, и убеждал президента использовать свое право помилования.
– Взгляните на это под следующим углом, – говорил Юджин Дэйзи Фрэнсису Кеннеди. – Президент Соединенных Штатов вправе помиловать кого угодно, конгресс не может в это вмешиваться. Представьте, как это поджаривает их задницы. Вы должны использовать свои возможности как можно чаще, хотя бы ради этого.
Фрэнсис Кеннеди изучал право и выступал как юрист, стараясь постичь все нюансы и тонкости этой сферы, поэтому поначалу он внимательно следил за тем, как действует Дэйзи в деле помилования. Однако, каждый случай, который Дэйзи предлагал ему рассмотреть, имел свой особенно возвышенный смысл. Они редко расходились во мнениях, и эти королевские милости по отношению к соотечественникам создали между ними особое взаимопонимание.
Так что Кеннеди мог предвидеть, что Дэйзи согласится и не будет настаивать на обсуждении. Оставался только Оддблад Грей.
В Правительственной зале собрались самые политически значимые фигуры администрации, чтобы решить, что должна предпринять страна. Здесь присутствовали вице-президент Элен Дю Пре, члены кабинета, директор ЦРУ, глава Объединенного комитета начальников штабов, которые обычно не принимали участия в подобных совещаниях, но на этот раз Юджин Дэйзи, выполняя поручение президента, вызвал их. Когда Кеннеди вошел в зал, все встали.
Кеннеди жестом предложил всем сесть.
Стоять остался только государственный секретарь.
– Господин президент, – начал он свою речь, – мы все, собравшиеся здесь, хотим выразить вам наше глубокое соболезнование в связи с вашей потерей. Мы выражаем наше сочувствие и любовь и заверяем вас в нашей абсолютной преданности, мы рядом с вами в вашем горе и в кризисе, в котором оказалась наша страна. Мы собрались здесь не только для того, чтобы предложить наши профессиональные советы, но и заверить вас в нашей искренней привязанности.
На глазах госсекретаря выступили слезы, хотя он был известен своим хладнокровием и сдержанностью.
Кеннеди на мгновение склонил голову. В этом зале он был единственным человеком, не выражавшим никаких эмоций, если не считать бледности лица. Долгим взглядом он обвел всех, словно запоминая каждого присутствующего, отмечая их чувства и подчеркивая свою благодарность. Он знал, что сейчас поколеблет их доброе к себе отношение.
– Я благодарю вас всех и рассчитываю на вас, – произнес он. – А теперь я прошу на этом совещании отставить в сторону мое личное несчастье. Мы здесь для того, чтобы решить, что лучше для нашей страны. Это наш долг, наша святая обязанность. Решения, которые я принял, не имеют никакого отношения к моим личным переживаниям.
Он помолчал, чтобы смягчить их потрясение от догадки.
«О, Боже, – подумала Элен Дю Пре, – он намерен сделать это».
– На сегодняшнем заседании, – продолжал Кеннеди, – каждый сделает свой выбор. Я сомневаюсь, что приму какие-то ваши соображения, но я должен предоставить вам возможность аргументировать их. Сначала я изложу свой план. Хочу добавить, что мой личный штаб поддерживает меня. – Он вновь замолчал, предоставляя подействовать силе своего обаяния, потом встал. – Во-первых, анализ. Все последние трагические события являются составными частями смело задуманного и беспощадно выполняемого плана. Убийство Папы в Пасхальное воскресенье, похищение в тот же день самолета, преднамеренная невыполнимость условий освобождения заложников и, хотя я согласился на все условия, бессмысленное убийство моей дочери. Даже арест убийцы Папы у нас в стране, случай из ряда вон выходящий, тоже был запланирован, чтобы потребовать освобождения убийцы. Доказательств, подтверждающих такой анализ, более чем достаточно.
Заметив на лицах собравшихся выражение недоверия, он помолчал, потом продолжил:
– Какова цель такого ужасного и сложного плана? Сегодня в мире царит презрение к властям, презрение к самому институту государства и особенно к авторитету Соединенных Штатов. Это выходит далеко за рамки обычного неприятия молодежью власти, которое часто бывает полезным. Цель террористического плана в том, чтобы дискредитировать Соединенные Штаты как могучую державу, и не только в глазах миллиардов простых людей, но и в глазах правительств во всем мире. Сейчас пришло время ответить на этот вызов. К вашему сведению, Россия не имеет отношения к заговору. Арабские государства, за исключением Шерабена, тоже. Конечно, разветвленное по всему миру террористическое сообщество, известное как Первая Сотня, финансировало проведение операции и помогало людьми. Но факты подтверждают, что руководит операцией только один человек, и похоже, что он не подчиняется никому, за исключением, возможно, султана Шерабена.
Он вновь сделал паузу, удивляясь собственному спокойствию, затем сказал:
– Теперь мы знаем достоверно, что султан Шерабена является его сообщником. Войска султана охраняют самолет от атаки со стороны, а совсем не для того, чтобы помочь нам освободить заложников. Султан делает вид, что действует в наших интересах, а на самом деле он полностью замешан в этом деле. Правда, есть основания полагать, что он не знал о намерении Ябрила убить мою дочь.
Кеннеди помолчал, но это было не то молчание, которое приглашает нарушить его. Он вновь обвел взглядом всех сидящих за столом, чтобы еще раз показать им, насколько он спокоен. Потом продолжил свою речь:
– Во-вторых, прогноз. Это не обычная ситуация с захватом заложников, а хитрый план с целью попрать достоинство Соединенных Штатов. Нас хотят заставить просить отпустить заложников после серии унижений, в результате которых мы будем выглядеть беспомощными. Это протянется недели, а средства массовой информации во всем мире будут тем временем трезвонить о нашем позоре. И нет никаких гарантий, что оставшихся заложников вернут невредимыми. В этих обстоятельствах я не могу предвидеть ничего иного, кроме хаоса. Наш народ потеряет веру в нас и в свою страну.
Кеннеди видел, что его речь произвела впечатление. Собравшиеся поняли, что у него есть позиция.
– В-третьих, выводы. Я изучил предложения, изложенные в памятных листках. Думаю, все это обычное повторение прошлого: экономические санкции, направление военных спасательных отрядов, политическое выкручивание рук, уступки, делаемые в тайне; при этом мы будем утверждать, что никогда не ведем переговоры с террористами; тревога, что Россия не позволит нам осуществить широкомасштабную военную операцию в Персидском заливе. Все это сводится к тому, что мы должны смириться с величайшим унижением перед лицом всего мира, а большинство заложников будут убиты.
Вмешался госсекретарь:
– Мой департамент только что получил твердое обещание султана Шерабена освободить всех заложников, как только будут удовлетворены требования террористов. Он возмущен действиями Ябрила и передает, что готов осуществить нападение на самолет. Он попросил Ябрила немедленно освободить пятьдесят человек из числа заложников, что должно продемонстрировать его честные намерения.
Кеннеди какое-то мгновение смотрел на него, и его голубые глаза, казалось, покрылись мелкими черными точками. Холодным, вежливым голосом, в котором звучал металл, он сказал:
– Господин секретарь, когда я закончу, каждый получит возможность высказаться. До тех пор, прошу не перебивать меня. Предложения султана будут блокированы, и средства массовой информации не узнают о них.
Госсекретарь был удивлен. Никогда раньше президент не разговаривал с ним так холодно, как сейчас, никогда столь не демонстрировал свою власть. Покраснев, он наклонил голову, как будто углубившись в чтение копии памятного листка.
– Решение будет следующим, – продолжал Кеннеди. – Я поручаю главе Объединенного комитета отдать приказ и спланировать удар с воздуха по нефтяным промыслам Шерабена и его индустриальному и нефтяному центру городу Дак. Целью удара будет разрушение всего оборудования нефтедобычи, бурильных установок, нефтепроводов и тому подобное. Город будет разрушен. За четыре часа до бомбардировки над городом будут сброшены листовки, предупреждающие жителей о необходимости эвакуироваться. Воздушный налет будет осуществлен ровно через шесть часов, отсчитывая с настоящего момента, то есть в четверг, в одиннадцать часов по вашингтонскому времени.
В зале, где собралось более тридцати человек, державших в своих руках все рычаги власти в Америке, наступило мертвое молчание, которое прервал Кеннеди:
– Государственный секретарь свяжется с правительствами нужных стран с предложением одобрить наши действия. Он даст понять, что их отказ будет означать разрыв всех экономических и военных связей с Соединенными Штатами – что, в результате отказа, будет для них катастрофой.
Госсекретарь хотел было встать и протестовать, но сдержался. В зале послышался ропот удивления, а возможно и потрясения.
Кеннеди резко поднял руки, но при этом он подбадривающе улыбался; он казался теперь не столь властным. Он обратился непосредственно к госсекретарю:
– Государственный секретарь немедленно пригласит ко мне посла султана Шерабена, которому я скажу следующее: султан должен передать заложников завтра до полудня. Он выдаст нам террориста Ябрила, причем так, чтобы тот не мог покончить с собой. Если султан откажется, Шерабен перестанет существовать, – Кеннеди замолчал, в зале царила полная тишина. – Наше совещание является в высшей степени секретным. Не должно быть никакой утечки информации, в противном случае будут приняты, в соответствии с законом, самые суровые меры. А теперь вы все можете высказаться.
Кеннеди видел, что его речь ошеломила всех, что члены штаба сидят опустив глаза, боясь встретиться взглядом с остальными.
Он развалился в черном кожаном кресле и вытянул ноги так, что они видны были по другую сторону стола. Он сидел, глядя на Розовый сад, когда до него донесся голос госсекретаря:
– Господин президент, я вновь вынужден оспорить ваше решение. Это будет катастрофой для Соединенных Штатов. Мы станем отверженными в мировом сообществе, если используем нашу мощь, чтобы сокрушить маленькую страну.
Голос госсекретаря продолжал звучать, но президент уже не прислушивался.
Потом он услышал голос министра внутренних дел, невыразительный, но требующий внимания:
– Господин президент, когда мы уничтожим Дак, мы уничтожим пятьдесят миллиардов американских долларов. Это деньги американской нефтяной компании, деньги, которые вложил средний класс американцев, приобретая акции нефтяных компаний. Кроме того, мы сократим импорт нефти. Цена бензина для покупателей в нашей стране возрастет вдвое.
Послышался беспорядочный разговор, выдвигались другие аргументы. Почему город Дак должен быть разрушен прежде, чем будет предоставлено какое-то возмещение? Существует множество других способов, а поспешность в действиях чревата серьезной опасностью. Кеннеди посмотрел на часы – заседание продолжалось уже больше часа – и встал.
– Я благодарю каждого за советы, – сказал он. – Конечно, султан Шерабена может спасти город Дак, немедленно приняв мои требования, но он этого не сделает. Город Дак должен быть разрушен, иначе все наши угрозы будут игнорироваться. Альтернатива у нас одна – управлять страной, престижу которой может нанести удар любой бандит с ручным оружием. Тогда давайте сдадим на лом наш флот и армию, и сэкономим таким образом деньги. Нет, я ясно вижу другой путь и буду им следовать.
Теперь что касается пятидесяти миллиардов долларов американских акционеров. Берт Оудик возглавляет консорциум, владеющий этой собственностью, он уже заработал свои пятьдесят миллиардов и даже больше. Мы, конечно, постараемся ему помочь. Я представлю мистеру Оудику возможность спасти свои капиталовложения следующим путем. Я посылаю в Шерабен самолет, чтобы вывезти заложников, и военный самолет, чтобы доставить террористов в США для суда над ними. Госсекретарь пригласит мистера Оудика отправиться в Шерабен на одном из этих самолетов, и его задачей будет помочь убедить султана принять мои условия, убедить, что единственный способ спасти Дак, султана Шерабена и американскую нефть – это согласиться на мои требования. Таковы условия сделки.
– Но если султан не пойдет на это, – возразил госсекретарь, – мы потеряем еще два самолета, Оудика и заложников.
– Скорее всего, – согласился Кеннеди. – Посмотрим, есть ли у Оудика яйца. Но он человек умный, он будет уверен, как и я, что султан согласится. Я настолько не сомневаюсь в этом, что посылаю также советника по национальной безопасности мистера Викса.
– Господин президент, – вступил в разговор шеф ЦРУ, – вы должны знать, что ракетные установки вокруг Дака, по контракту с правительством Шерабена и американскими нефтяными компаниями, обслуживаются специально обученными американцами. Они могут открыть огонь.
– Оудик прикажет им эвакуироваться, – улыбнулся Кеннеди.
– Конечно, если они начнут сражаться с нами, то станут предателями, и те американцы, которые платят им, тоже будут отданы под суд как предатели.
Он сделал паузу, чтобы до них дошел смысл сказанных им слов. Против Оудика тоже будет возбуждено судебное дело. Кеннеди повернулся к Кристиану:
– Крис, ты можешь заняться юридической стороной этого дела.
Среди присутствующих были два представителя законодательной власти: лидер сенатского большинства Томас Ламбертино и спикер палаты представителей Альфред Джинц. Первым заговорил сенатор:
– Я полагаю, что это слишком крутые меры, чтобы прибегать к ним без широкого обсуждения в обеих палатах конгресса.
– При всем моем уважении, – вежливо ответил Кеннеди, – на это у нас нет времени. Кроме того, являясь главой исполнительной власти, я обладаю полномочиями предпринимать подобные действия. Без сомнения, законодательная власть может обсудить их и принять те меры, которые сочтет нужными. Но я искренне надеюсь, что конгресс поддержит меня и нацию в этой экстремальной ситуации.
– Все это ужасно, – произнес сенатор Ламбертино почти траурным голосом, – последствия будут чудовищными. Я умоляю вас, господин президент, не торопиться.
В первый раз Фрэнсис Кеннеди утратил присущую ему вежливость.
– За три года своей администрации, – сказал он, – я не выиграл в конгрессе ни одного сражения. Мы можем обсуждать все предложения, пока заложники не погибнут, и над Соединенными Штатами не будут смеяться в каждой стране и в каждой деревушке. Я придерживаюсь своего анализа и своего решения, что в моей компетенции как главы исполнительной власти. Когда кризис будет преодолен, я выступлю перед народом и дам ему полный отчет, а до тех пор, еще раз напоминаю вам, настоящее совещание является совершенно секретным. Ну, теперь у вас у всех есть дела. Сообщайте о результатах руководителю моего штаба.
Ответил ему Альфред Джинц, спикер палаты представителей:
– Господин президент, я надеялся, что мне не придется высказывать это. Однако конгресс в настоящее время настаивает, чтобы вы устранились от этих переговоров. Поэтому, я должен отметить, что с сегодняшнего дня палата представителей и сенат будет делать все возможное, чтобы помешать вашим действиям на том основании, что ваша личная трагедия делает вас некомпетентным.
Кеннеди встал, возвышаясь над всеми. Его красивое лицо превратилось в маску, синие глаза казались слепыми, как у статуи.
– Вы подвергаете опасности себя и Америку.
С этими словами он вышел.
Все встали и продолжали стоять, пока не закрылась дверь за ним и двумя его телохранителями из Службы безопасности.
В Правительственной зале все задвигались, заговорили. Оддблад Грей стоял с сенатором Ламбертино и конгрессменом Джинцем. Лица у обоих были мрачные, говорили они холодно.
– Мы не можем позволить, чтобы это случилось, – заявил конгрессмен. – Я думаю, штаб президента виновен в том, что не сумели отговорить его от подобного шага.
– Он убедил меня, – ответил Оддблад Грей, – что действует не из чувств мести, что это самое эффективное решение проблемы. Конечно, это жестокая мера, но сейчас такие времена. Мы не можем позволить, чтобы ситуация затянулась, она может стать катастрофической.
– В первый раз, – сказал сенатор Ламбертино, – за все время, что я знаю Кеннеди, он ведет себя властно по отношению к законодательной власти. Он мог бы, по крайней мере, сделать вид, что мы тоже участвуем в решении вопроса.
– Он находится в состоянии стресса, – заметил Оддблад Грей. – Было бы хорошо, если бы конгресс не усиливал этот стресс.
Черта с два они так поступят, подумал он.
– Проблему стресса следует обсудить, – обеспокоенно сказал конгрессмен Джинц.
Ах, ты, дерьмо, мысленно выругался Грей, торопливо, но вежливо попрощался и поспешил в свой офис звонить по телефону членам конгресса.
Советник по национальной безопасности Артур Викс пытался добиться от министра обороны заверений, что немедленно будет созван Объединенный комитет начальников штабов. Министр обороны выглядел потрясенным и мямлил что-то в ответ, соглашаясь, но не проявляя никакой инициативы.
Юджин Дэйзи заметил трудности, испытываемые Оддбладом Греем с законодателями. Предстоят большие неприятности. Он огляделся вокруг в поисках Кристиана Кли, но Кли исчез, что весьма удивило Дэйзи. На Кли это было не похоже – исчезать в критический момент.
Дэйзи повернулся к Элен Дю Пре.
– Что вы думаете об этом?
Она холодно посмотрела на него. До чего она красива, подумал Дэйзи. Надо пригласить ее ужинать.
– Я полагаю, – сказала она, – что вы и остальные члены штаба президента подвели его. Он прореагировал на этот кризис слишком круто.
– В его позиции есть логика, но даже если бы мы были не согласны с ним, мы обязаны поддержать его.
Он не стал рассказывать ей об ультиматуме, который Кеннеди предъявил своему штабу.
– Это Фрэнсис представил дело именно так, – отозвалась она. – Совершенно очевидно, что конгресс постарается отобрать у него проведение переговоров. Они попытаются временно отстранить его от власти.
– Только через трупы членов его штаба, – заметил Дэйзи.
– Я вас очень прошу, – спокойно сказала Элен Дю Пре, – будьте осторожны. Наша страна в большой опасности.
В своем офисе Дэйзи задал работу секретарям; его помощники объясняли остальным сотрудникам, что следует делать. В обязанности Дэйзи входило согласовывать все с президентом. Когда зазвонил прямой телефон, связывающий его с кабинетом Кеннеди, он схватил трубку так поспешно, что бумаги выпали у него из рук и рассыпались по полу.
– Да, господин президент, – произнес он и услышал спокойный голос Фрэнсиса Кеннеди, который сказал то, что Дэйзи ожидал и боялся услышать.
– Юдж? – спросил весьма дружески Кеннеди. – Я хотел бы встретиться с моим штабом в Желтой Овальной комнате. Организуйте просмотр пленки теленовостей о гибели моей дочери.
– Сэр, – ответил Юджин Дэйзи, – не будет ли лучше, если вы посмотрите пленку один.
– Нет, – возразил президент, – я хочу, чтобы мы увидели ее все вместе.
– Да, сэр, – отозвался Юджин Дэйзи.
Он не стал упоминать, что члены штаба президента уже просмотрели пленку об убийстве Терезы Кеннеди.
9
В эту среду Питер Клут, без сомнения, оказался единственным правительственным чиновником в Вашингтоне, который почти не обратил внимания на новость об убийстве дочери президента. Вся его энергия сконцентрировалась на угрозе взрыва атомной бомбы.
Как заместитель директора ФБР, он почти целиком нес ответственность за это правительственное учреждение. Кристиан Кли был формальным главой и занимал этот пост только для того, чтобы осуществлять общее руководство ФБР, которое подчинялось генеральному прокурору, а им тоже являлся Кристиан Кли. Такое соединение двух постов всегда беспокоило Питера Клута. Тревожило его и то, что Служба безопасности также подчинялась Кли. По мнению Клута происходила слишком большая концентрация власти в одних руках. Он знал, что в штатном расписании ФБР существуют отдельное элитное подразделение, подчиненное непосредственно Кли, и что состоит то особое подразделение Службы безопасности из бывших сотрудников Кристиана Кли по Центральному разведывательному управлению. Это обстоятельство оскорбляло чувства Питера Клута.
Но вот угроза атомной бомбы была его детищем: этим спектаклем он будет режиссировать сам. К счастью, имелись специальные инструкции, которым он следовал; кроме того, он посещал мудреные семинары, непосредственно изучавшие проблему угрозы атомного взрыва внутри страны. Так что, если кто-нибудь являлся экспертом в данной проблеме, то это был Клут. Не было у него и недостатка в людях, так как за время пребывания Кли в должности число сотрудников ФБР увеличилось в три раза.
Когда Клут в первый раз увидел угрожающее письмо с сопутствующими схемами, он предпринял немедленные меры, предписанные директивами, ощутив при этом страх. До сих пор имелись сотни таких угроз, из которых мало какие представлялись реальными, но еще не было столь убедительных, как эта. Все угрозы, опять-таки в соответствии с директивами, оставались засекреченными.
Клут, используя специальную связь, предназначенную только для экстремальных случаев, немедленно переправил письмо в Мэриленд, в департамент энергетики. Он послал также сигнал тревоги в Отдел поиска, базирующийся в Лас Вегасе. Они уже отправили в Нью-Йорк команду, снабженную поисковой аппаратурой. Другие самолеты доставят туда специально обученный персонал, который, используя замаскированные автофургоны со сложнейшим оборудованием, станут обследовать улицы Нью-Йорка. В действие будут введены вертолеты, а также сотрудники со счетчиками Гейгера в портфелях. Но не по этому поводу болела голова у Клута. Все, что он обязан был сделать, это обеспечить поисковым командам охрану из людей ФБР. Главная же работа Клута заключалась в том, чтобы найти преступников.
Специалисты в департаменте энергетики в Мэриленде изучили письмо и прислали Клуту психологический портрет его автора. Эти ребята в министерстве работали отлично, восхищался Клут, он даже не представлял, как они этого добиваются. Конечно, одной из явных подсказок было то, что в письме не содержалось требование денег, кроме того, в нем прослеживалась четкая политическая позиция. Как только Клут получил это описание, он послал на розыски тысячу агентов.
Психологический портрет утверждал, что автор письма, по всей вероятности, молод и весьма образован. Скорее всего, он физик и работает в одном из привилегированных университетов. На основании только этой информации Клут за несколько часов вычислил двух подозреваемых, и после все стало продвигаться легче. Клут работал всю ночь, давая указания оперативным группам. Когда его информировали об убийстве Терезы Кеннеди, он сразу же решительно выбросил это из головы, успев догадаться, что все эти события как-то связаны между собой. Но сегодня ночью у него была одна задача – найти автора угрозы атомной бомбы. Слава Богу, что это всего лишь идейный маньяк, кого легче выследить. В стране миллион алчных сукиных сынов, готовых проделать нечто подобное, и найти их весьма трудно.
В ожидании новой информации Клут заложил в компьютер все данные о прошлых угрозах ядерного взрыва. Ядерные установки ни разу не были найдены, и шантажисты, арестованные во время получения выкупа, признавались, что никогда никаких бомб у них не было. Среди них попадались люди, имевшие отношение к науке. Другие черпали информацию из журнала левого толка, опубликовавшего статью, как изготовить ядерное оружие. Журнал убеждали не печатать эту статью, но его сотрудники обратились в Верховный суд, который вынес решение, что такое запрещение будет означать нарушение свободы печати. Вспоминая об этом эпизоде, Клут содрогался от ярости – эта страна когда-нибудь погубит себя. Одно обстоятельство он отметил с интересом: ни в одном из более чем двухсот случаев не были замешаны женщины, негры или иностранные террористы. Все оказывались паршивыми, корыстолюбивыми чистокровными американцами.
Покончив с компьютерными данными, он задумался о своем начальнике Кристиане Кли. Клуту совсем не нравилось, как Кли управляет агентством. Тот считает, что вся работа ФБР должна сводиться только к охране президента Соединенных Штатов, и использовал в этих целях не только специальную Службу безопасности, но и учредил по всей стране в каждом отделении ФБР особые подразделения, главной задачей которых было вынюхивать возможную опасность для президента и его окружения. Кли перебросил значительное количество сотрудников ФБР с других участков на службу в данных подразделениях.
Как заместитель директора ФБР, он почти целиком нес ответственность за это правительственное учреждение. Кристиан Кли был формальным главой и занимал этот пост только для того, чтобы осуществлять общее руководство ФБР, которое подчинялось генеральному прокурору, а им тоже являлся Кристиан Кли. Такое соединение двух постов всегда беспокоило Питера Клута. Тревожило его и то, что Служба безопасности также подчинялась Кли. По мнению Клута происходила слишком большая концентрация власти в одних руках. Он знал, что в штатном расписании ФБР существуют отдельное элитное подразделение, подчиненное непосредственно Кли, и что состоит то особое подразделение Службы безопасности из бывших сотрудников Кристиана Кли по Центральному разведывательному управлению. Это обстоятельство оскорбляло чувства Питера Клута.
Но вот угроза атомной бомбы была его детищем: этим спектаклем он будет режиссировать сам. К счастью, имелись специальные инструкции, которым он следовал; кроме того, он посещал мудреные семинары, непосредственно изучавшие проблему угрозы атомного взрыва внутри страны. Так что, если кто-нибудь являлся экспертом в данной проблеме, то это был Клут. Не было у него и недостатка в людях, так как за время пребывания Кли в должности число сотрудников ФБР увеличилось в три раза.
Когда Клут в первый раз увидел угрожающее письмо с сопутствующими схемами, он предпринял немедленные меры, предписанные директивами, ощутив при этом страх. До сих пор имелись сотни таких угроз, из которых мало какие представлялись реальными, но еще не было столь убедительных, как эта. Все угрозы, опять-таки в соответствии с директивами, оставались засекреченными.
Клут, используя специальную связь, предназначенную только для экстремальных случаев, немедленно переправил письмо в Мэриленд, в департамент энергетики. Он послал также сигнал тревоги в Отдел поиска, базирующийся в Лас Вегасе. Они уже отправили в Нью-Йорк команду, снабженную поисковой аппаратурой. Другие самолеты доставят туда специально обученный персонал, который, используя замаскированные автофургоны со сложнейшим оборудованием, станут обследовать улицы Нью-Йорка. В действие будут введены вертолеты, а также сотрудники со счетчиками Гейгера в портфелях. Но не по этому поводу болела голова у Клута. Все, что он обязан был сделать, это обеспечить поисковым командам охрану из людей ФБР. Главная же работа Клута заключалась в том, чтобы найти преступников.
Специалисты в департаменте энергетики в Мэриленде изучили письмо и прислали Клуту психологический портрет его автора. Эти ребята в министерстве работали отлично, восхищался Клут, он даже не представлял, как они этого добиваются. Конечно, одной из явных подсказок было то, что в письме не содержалось требование денег, кроме того, в нем прослеживалась четкая политическая позиция. Как только Клут получил это описание, он послал на розыски тысячу агентов.
Психологический портрет утверждал, что автор письма, по всей вероятности, молод и весьма образован. Скорее всего, он физик и работает в одном из привилегированных университетов. На основании только этой информации Клут за несколько часов вычислил двух подозреваемых, и после все стало продвигаться легче. Клут работал всю ночь, давая указания оперативным группам. Когда его информировали об убийстве Терезы Кеннеди, он сразу же решительно выбросил это из головы, успев догадаться, что все эти события как-то связаны между собой. Но сегодня ночью у него была одна задача – найти автора угрозы атомной бомбы. Слава Богу, что это всего лишь идейный маньяк, кого легче выследить. В стране миллион алчных сукиных сынов, готовых проделать нечто подобное, и найти их весьма трудно.
В ожидании новой информации Клут заложил в компьютер все данные о прошлых угрозах ядерного взрыва. Ядерные установки ни разу не были найдены, и шантажисты, арестованные во время получения выкупа, признавались, что никогда никаких бомб у них не было. Среди них попадались люди, имевшие отношение к науке. Другие черпали информацию из журнала левого толка, опубликовавшего статью, как изготовить ядерное оружие. Журнал убеждали не печатать эту статью, но его сотрудники обратились в Верховный суд, который вынес решение, что такое запрещение будет означать нарушение свободы печати. Вспоминая об этом эпизоде, Клут содрогался от ярости – эта страна когда-нибудь погубит себя. Одно обстоятельство он отметил с интересом: ни в одном из более чем двухсот случаев не были замешаны женщины, негры или иностранные террористы. Все оказывались паршивыми, корыстолюбивыми чистокровными американцами.
Покончив с компьютерными данными, он задумался о своем начальнике Кристиане Кли. Клуту совсем не нравилось, как Кли управляет агентством. Тот считает, что вся работа ФБР должна сводиться только к охране президента Соединенных Штатов, и использовал в этих целях не только специальную Службу безопасности, но и учредил по всей стране в каждом отделении ФБР особые подразделения, главной задачей которых было вынюхивать возможную опасность для президента и его окружения. Кли перебросил значительное количество сотрудников ФБР с других участков на службу в данных подразделениях.