Бхагаван Шри Раджниш
Дао: путь без пути
Беседа первая
ВОЛЬНАЯ СМЕРТЬ
Когда Ли-цзы закусывал на обочине дороги по пути в Вэй, он увидел столетний череп. Подняв прутик, он указал на череп и, повернувшись к своему ученику, сказал: «Только он и я знаем, что ты никогда не рождался и никогда не умрешь. Он ли подлинно несчастен? Мы ли подлинно счастливы?»
Янаслаждаюсь Ли-цзы, он — одно из совершеннейших выражений невыразимого. Истину нельзя выразить, невыразимость — глубинное свойство истины. Тысячи людей пытались выразить её, но очень немногим удалось хотя бы её отражение. Ли-цзы — один из этих немногих: таких, как он, очень мало.
Прежде, чем вступить в его мир, надо кое-что понять в нем… его подход. Его подход — подход художника, поэта, рассказчика, — а рассказчик он первоклассный. Когда кто-то проживает жизнь, его опыт расцветает в притчах: кажется, это самый простой способ намекнуть на то, что нельзя передать словами. Притча — это великое изобретение, она не похожа на обычную историю: ею нельзя развлечься, её цель — сказать о чем-то, о чем иначе сказать нельзя. Жизнь нельзя вместить в теорию: она столь необъятна, столь безгранична. Теория ограничена по самой своей природе, теория неизбежно ограничена, если это только теория: она не может быть безграничной, т.к. безграничная теория бессмысленна. Притча безгранична: что-то она говорит и все же много оставляет несказанным, — это только намёк. То, о чем нельзя сказать, можно показать. Притча — это палец, указывающий на луну. Но не цепляйтесь за палец, он не так важен, — лучше взп — ните на луну. Эти притчи прекрасны сами по себе, но их цель не в этом… они идут дальше, за пределы, они трансцендентальны. Если препарировать саму притчу, мало что будет понятно. Спросите у хирурга, для чего у человека пупок: если он препарирует его, то не найдёт в нем ничего нужного: пупок покажется совершенно бесполезным. Зачем же нужен пупок? Он был нужен, когда ребёнок был в чреве, он связывал ребёнка с матерью, он связывал мать с ребенком, но ребёнок уже не в утробе, мать умерла, ребёнок состарился, — зачем пупок теперь?
Он указывает на то, что ребёнок был когда-то во чреве матери, что ребенок был связан с матерью. Это отметина, оставленная прошлым.
Так же, как пупок указывает на нечто в прошлом, притча указывает на нечто в будущем: она указывает на возможность роста, возможность связи с существованием. Сейчас это пока ещё только возможность, этого ещё нет. Если препарировать притчу, она станет просто рассказом: если не препарировать, а просто впитывать её смысл, её поэзию, её музыку, — забыть притчу и оставить её смысл, вы вскоре увидите, что она указывает на будущее, на нечто, чего ещё нет, но что может быть. Она трансцендентальна.
На Западе, кроме притч Иисуса, нет ничего подобного Ли-цзы, Чжу-ан-цзы, Будде… ничего подобного ихпритчам, — только Иисус. А притчи Иисуса очень похожи на восточные. Басни Эзопа — тоже отражение великой восточной книги притч, Панчатантры. Притча — изобретение Востока, изобретение огромной важности.
Итак, первое, что надо понять в Ли-цзы: он не теоретик, он не предлагает никаких теорий, он предлагает притчи.
Теорию можно препарировать: её смысл в ней самой, в ней нет ничего трансцендентального, значение имманентно ей. Притчу нельзя препарировать: опишите её, разберите на части, и она умрёт. Смысл притчи трансцендентален, он не в ней, он далеко за её пределами. Притчу нужно пережить, тогда можно перейти к её смыслу. Она должна стать вашим сердцем, вашим дыханием: она должна стать вашим внутренним ритмом. Эти притчи необычайно искусны, но это не только искусство, в них сокрыта великая энергия, религия.
Ли-цзы — не теолог, он не говорит о Боге: он — говорит от Бога,но не говорит о Боге. Все, что он говорит, исходит из источника, но он не говорит об источнике: хорошо поймите это. Есть два типа людей: говорящий о Боге — теолог, и говорящий от Бога — мистик. Ли-цзы — мистик. Человек, говорящий о Боге, Бога не знает, иначе зачем ему «говорить о»? "О" показывает его незнание. Когда человек говорит от Бога, он испытал: тогда Бог — не теория, которую надо доказать, опровергать, — тогда Бог — сама его жизнь: это надо понять.
Чтобы понять такого человека, как Ли-цзы, надо жить подлинной жизнью: только тогда, через ваш собственный опыт, сможете почувствовать, что он говорит своими притчами. Это не значит, что вы узнаете какую-нибудь теорию и станете информированы, информация не поможет. Если эти притчи создадут в вас жажду, великое желание знать, великий голод знать, если они поведут вас в неведомое странствие, путешествие, — только тогда, только ступая по пути, вы узнаете путь.
Ли-цзы, Чжуан-цзы, Лао-цзы, три даосских мастера, говорят только о пути: «дао» означает «путь», а о цели они не говорят вовсе. Они говорят: цель сама о себе позаботится, не стоит беспокоиться о цели. Если ты узнаешь путь, ты узнаешь цель, потому что цель — не в самом конце пути, — цель — на всем пути в каждый момент, на каждом шаге она присутствует. Это не значит, что вы, когда путь кончается, достигаете цели: каждое мгновение, где бы вы ни были, вы — у цели, если вы на верном пути. Быть на верном пути — значит быть у цели, поэтому они не говорят о Боге, не говорят о цели, не говорят о мокше, нирване, просветлении. Их весть очень проста: «Вы должны найти путь».
Но все становится гораздо сложнее, когда они добавляют: "У пути нет карты. Путь не обозначен. Путь нельзя найти, следуя за кем-то. Путь не похож на столбовую дорогу; путь больше похож на полет птицы в небе, он не оставляет следов за собой. Птица пролетела, но не осталось никаких следов, никто не может по ним следовать, поэтому путь — это путь без пути. Путь есть, но это путь без пути, он не известен заранее: нельзя просто решить идти по нему, — его надо найти. И найти его надо по-своему, ничей чужой путь не подойдёт. Прошёл Будда, прошёл Лао-цзы, прошёл Иисус, но эти пути не помогут: вы не Иисус, не Лао-цзы: вы — это вы, уникальная индивидуальность. Только в том случае, если вы идёте, если живёте своей жизнью, вы найдёте путь, — нечто необычайно ценное.
Вот почему даосизм — неорганизованная религия: для него организованность неприемлема. Это религия органическая, но не организованная. Можно стать даосом, если просто жить своей жизнью: подлинно, спонтанно. Если у вас есть мужество устремиться в неизвестное самому, индивидуально, ни на кого не опираясь, ни за кем не следуя, просто выходя в тёмную ночь, не зная, достигните вы чего-нибудь или погибнете. Риск остаётся, это опасно, даже если у вас есть мужество.
Христианство, индуизм, мусульманство — столбовые дороги: и никакого риска, вы просто идёте за другими, идёте вместе с толпой.
В Дао приходится идти одному, приходится быть одному; Дао уважает индивидуальность, но не общество; Дао уважает индивидуальность, но не толпу; Дао уважает свободу, но не конформизм, у Дао нет традиций; Дао — это бунт, величайший из всех возможных.
Вот почему я называю Дао «путь без пути». Это путь, но не такой, как другие, его черты неповторимы: это свобода, это анархия, это хаос. Дао говорит: «Если ты налагаешь на себя учение, ты раб. Учение должно возникнуть из понимания, тогда ты — Мастер». Налагая порядок на свою жизнь, вы только создаёте видимость порядка: в глубинах вашего существа остаётся беспорядок; на поверхности будет порядок, а в глубинах все не так. Так ничего не получится: подлинный порядок приходит не снаружи, а из глубочайшей сердцевины вашего существа. Допустите беспорядок, не подавляйте его, встретьте его лицом к лицу, примите его вызов; если вы примете вызов беспорядка, переживёте его, в вас возникает порядок. Этот порядок возникает из хаоса не по каким-то образцам. Это совсем другое: он родился в вас и он свеж, нетрадиционен, действенен, он пришёл не из вторых рук. Принимая Бога Иисуса, вы становитесь христианином; принимая Бога Кришны, вы становитесь индуистом, принимая Бога Магомета — мусульманином. «Но пока вы не найдёте своего Бога, — говорит Дао, — вы не на пути.»
Так что все эти пути только отвлекают вас от настоящего Пути. Следуя за другими, вы уклоняетесь. Следуя любому образцу жизни, вы становитесь слугой. Следуя любому образу, вы заключаете себя в тюрьму. А Бог, или Дао, или Дхарма, или истина возможны только для того, кто абсолютно свободен, кто свободен при любых условиях.
Конечно, свобода опасна, в ней нет никакой безопасности, никакой защищенности. Велика защищённость в следовании за толпой; толпа защищает, в самом присутствии такого количества людей — защита от одиночества. Из-за этой защищённости вы теряете себя, из-за этой защищённости вы не стараетесь искать сами, не стараетесь стремиться сами, не стараетесь спрашивать сами. А истину нельзя найти, пока вы сами не мучаетесь вопросом, пока вопрошение не исходит от вас самих. Если вы принимаете заимствованную истину, вы многое узнаете, но узнать — не значит познать.
Если ты нагружен накопленными знаниями, священными текстами, традициями, — ты живёшь псевдожизнью, тогда ты не живёшь на самом деле, а только притворяешься, что живёшь. Ты делаешь пустые, бессодержательные движения, в твоей жизни нет интенсивности, нет страсти. В ней не может быть страсти, страсть возникает только тогда, когда ты двигаешься сам, один, в необъятном небе существования.
Почему ты не можешь идти один? Потому что не доверяешь жизни. Ты идёшь с мусульманами, индусами, евреями, потому что не веришь жизни, а веришь только толпе. Чтобы идти одному, нужна великая вера в жизнь… надо доверять деревьям, рекам, небу, вечности всего, — надо доверять всему этому, а вы верите человеческим концепциям, человеческим системам, человеческим учениям. Как человеческие учения могут быть верными?
Человек создал учения просто для того, чтобы скрыть, что он не знает, скрыть, что он невежда. Человек хитёр, умен, он может создавать рационализации, но эти рациональные решения — подделки, с ними нельзя пройти в истину, их надо отбросить. Барьер для истины не невежество, а знание — говорит Дао.
Позвольте рассказать вам несколько анекдотов.
В великом творении Самуэля Беккета «В ожидании Годо» есть такой эпизод. Подумайте о нем.
На сцене двое бродяг: Владимир и Эстрагон. Они ждут, ждут, как ждёт всякий в этом мире, и никто точно не знает, чего он ждёт. Каждый ждёт, каждый надеется: что-то должно произойти, если не случилось сегодня, случится завтра. Таков ум человека: сегодняшний день теряется, но есть надежда, что завтра что-то может произойти. И эти двое бродяг сидят под деревом и ждут… ждут Годо.
Никто точно не знает, кто такой Годо. Но звучание похоже на слово «Бог» (God), но только по звучанию. На самом деле все боги, которых вы ждёте, — это Годо. Вы их создали, потому что человеку нужно чего-то ждать, — как иначе вынести существование? Для чего? Как иначе можно украсить жизнь? Как вам надеяться? Жизнь станет невыносимой, невозможной, если ничего не ждать. Один ждёт денег, другой власти, третий просветления, кто-то ещё чего-нибудь, но каждый ждёт, а ждущий — это упускающий. Эти двое бродяг просто ждут. Они ждут прихода человека, Годо, который, как они полагают, накормит их и даст прибежище, а пока они стараются убить время на разговорчики, штучки, игры, мелкие ссоры.
Это есть и ваша жизнь: пока что все занимаются пустяками. Великое должно случиться завтра. Годо придёт завтра, а сегодня ссорятся жена с мужем, муж с женой. Пустяки, разговорчики, шуточки, игры…
«Делать нечего» — припев, повторяющийся снова и снова… Снова и снова они говорят: «Делать нечего», а потом утешают себя, «но завтра он придёт». На самом деле он им ничего не обещал, они никогда его не видели — это все придуманное. Приходится придумывать; в несчастье приходится придумывать «завтра» и что-то ещё, за что можно зацепиться. Ваши боги и небеса, ваш рай, ваша мокша, — все это придумано. Дао не говорит об этом, Пьеса Беккета «В ожидании Годо» близка к сущности Дао. …В середине первого акта на сцену врываются двое неизвестных — Позо и Лука. Позо, по-видимому, богат и ведёт Луку на верёвке, чтобы продать на ближайшем рынке. Позо расписывает бродягам достоинства Луки, самое важное из которых то, что он умеет думать. Для демонстрации Позо дёргает за верёвку и командует:"думай!", после чего следует длинный теоретический монолог, состоящий из выражающихся в хаотической спешке отрывках из теологии, науки, спорта, классического образования и пустопорожней эрудиции; это продолжается до тех пор, пока все трое не наваливаются на него и не заставляют замолчать.
Что такое ваше мышление? Что вы имеете в виду, говоря «я думаю»? Это — бессвязный монолог из обрывков теологии, науки и пустопорожней эрудиции, звучащий до тех пор, пока не придёт смерть и не заставит вас замолчать. Что такое все ваше мышление? О чем вы можете думать? О чем вообще можно думать? И как можно думая, достигнуть истины? Мышление не может принести истину, истина — это переживание, а переживание приходит, когда мышления уже нет,
И Дао говорит: «Теология не поможет. Философия не поможет, логика не поможет, разумные размышления не помогут. Можно продолжать думать и думать, но все будет лишь придуманным, всего лишь придуманным человеком, чтобы скрыть свою глупость. А тут широкое поле деятельности, слушать можно без конца: один сон переходит в другой, а этот другой — в третий… сон во сне — вот что такое вся философия и теология.»
Слышал я даосскую притчу. Некто из страны Чень собирал однажды хворост, как вдруг встретил оленя ослепительной красоты, он погнался за оленем и убил его. Боясь, что кто-нибудь его увидит, он поспешно спрятал оленя в яме и прикрыл листьями подорожника, ликуя и радуясь своей удаче. Но вскоре он забыл место, где спрятал оленя, думая, что все это ему приснилось, он отправился домой, бормоча что-то под нос по поводу случившегося.
Тем временем рядом случился человек, подслушавший его бормотание; следуя его словам, он пошёл и нашёл оленя. Вернувшись он сказал жене: «Дровосеку приснилось, что он припрятал оленя, но не знал, где именно, а я нашёл оленя, значит его сон не был действительностью».
«Это ты спал, — отвечала жена, — и тебе приснился дровосек. Убил ли он оленя? И есть ли вообще такой человек? Это ты убил оленя, иначе как бы сон стал действительностью?»
«Да, ты права, — согласился муж. — Это я убил оленя, поэтому не так уж важно, дровосеку ли приснился олень или мне приснился дровосёк».
Когда дровосек вернулся домой, то стал досадовать о потерянном олене и ночью ему приснилось место, где был спрятан олень, и тот, кто унёс его. Утром он отправился на виденное во сне место: все подтвердилось. Он предпринял шаги, чтобы вернуть своё имущество в законном порядке; по окончании слушания дела судья вынёс следующее решение: «Истец начал с подлинного оленя и мнимого сна. Далее он заявляет о подлинном сне и мнимом олене. Ответчик подлинно овладел оленем, который приснился, но по его словам, — олень приснился истцу, и теперь ответчик пытается удержать добычу. Согласно же мнения его жены, и олень, и сам дровосек — только часть его сна, поэтому оленя не убивал никто. Все же поскольку убитый олень лежит перед вами, то вам ничего не остаётся, как поделить его между собой.»
Когда император государства Чень услышал об этом происшествии, он воскликнул: «Судье, верно, самому приснилось все это дело».
Сон во сне… так и крутится ум. Раз вы начали спать, то сну нет конца;
а то, что вы называете «думать», лучше назвать «грезить», это не мышление. Помните, для истины не надо думать, её нужно пережить. Когда вы видите солнце и свет, вы не думаете о них, вы ихвидите. Беря в руку розу, вы не думаете о ней, вы её видите, вы вдыхаете её аромат, а не думаете о нем. Я здесь, — смотрите на меня, нет нужды обо мне думать.
Всегда, когда вы близки к реальности, в мышлении нет нужды, . — тогда достаточно реальности, достаточно переживания. Вы думаете, когда далеки от реальности, вы заменяете реальность мыслями. Сытно поевшему человеку не приснится ночью, что его пригласили на ужин, сексуально удовлетворённому не станут сниться сексуальные объекты. В этом психоанализ Фрейда: вам снится то, чего не хватает в жизни, ваш сон служит компенсацией, заменой. Таков же подход Дао. То, что Фрейд говорит о мыслях и снах, Дао говорит о мышлении как таковом, ведь сон — только вид мышления.
Мысли — это сон в словах. Сон — это мысли в картинках, вот и вся разница. Сновидения — примитивный способ мышления, а мысли — более развитый, более цивилизованный, более культурный, более интеллектуальный, но на самом деле это одно и то же, только картинки заменены словами, это стало ещё дальше от реальности, реальность ближе к картинкам, чем к словам.
Ли-цзы — не мыслитель, хорошо это поймите, это поможет вам понять его притчи. Ли-цзы — не мыслитель, а поэт; поэтом я называю того, кто верит переживанию, а не рассуждениям. Поэт в поиске, в поиске красоты, но красота — это проблеск истины. Истина, когда она сверкает вам всего мгновение, воспринимается каккрасота. Когда истина познана полностью, то красоту познают только как проявление истины. Когда истина видна сквозь занавес, туман — это красота; обнажённая красота — это истина.
Так что разница между поэтом и мистиком не так уж велика: поэт — подошедший близко, мистик — достигший. У поэта только проблески истины; у мистика истина стала его жизнью. Поэт лишь иногда переносится в мир истины, а затем падает обратно, у мистика истина стала его пристанищем, он живёт там, он живёт там как истина.
Поэт ближе всего подходит к религии. Мыслители, философы, логики, богословы, учёные — очень далеко. Их подход словесный. Подход поэта более экзистенциальный, подход мистика экзистенциален, он абсолютно экзистенциален.
Дао — значит быть на пути и жить так, чтобы не быть отличным от пути. Существование едино. Мы не отделены от него. Отделение, идея отделения, весьма иллюзорна. Мы соединены вместе, мы единое целое, мы не острова, а единый континент. Вы во мне, а я в вас, вы в деревьях; это взаимосвязанное целое.
Басе говорит об этом: «Это подобно огромной паутине». Вы замечали? Дотроньтесь пальцем до паутины в любом месте, и вся паутина задрожит, завибрирует: целое вибрирует. Троньте лист на дереве, и вы заставите звезды вибрировать вместе с ним. Может, сейчас вы ещё этого не видите, но все так глубоко связано, что невозможно не коснуться звёзд, дотронувшись до листа, до маленького листика на дереве.
Целое едино, отдельность невозможна. Сама идея отдельности — барьер. Идея отдельности — это то, что мы называем "я". Если вы с "я", вы не в Пути, вы не с Дао. Когда "я" отброшено, вы в Дао. Дао означает, что жизнь — это часть безграничного целого, а не вся жизнь, как отдельная сущность.
Нас, как правило, учат жить как отдельную сущность; нас учат иметь отдельную волю. Ко мне приходят и спрашивают: «Как мне развить силу воли?» Дао против воли, Дао против силы воли; Дао за целое, а не за часть. Когда часть существует в целом, в гармонии. Когда часть начинает быть сама по себе, все становится дисгармоничным — это диссонанс, конфликт, сумбур. Если вы не растворены в целом, наступает неразбериха. Если не произошло слияние с целым, сумбур неизбежен. Как только вы не с целым, вы несчастны.
Определим счастье так: быть с целым — значит быть счастливым. Быть с целым — значит быть и здоровым. Быть с целым — значит быть целым,значит быть святым.быть отдельно — значит быть нездоровым. Быть отдельно — значит быть невротиком. Быть отдельно значит отпасть от благодати.
Падение человека не в ослушании Бога, падение — от мысли, что он есть; падение человека от мысли, что он — отдельная сущность. Глупо: вас не могло бы быть, если бы не было ваших родителей, и родителей ваших родителей, и родителей родителей родителей…. так до Адама и Евы. Если бы не было Адама и Евы, не было бы и вас, так что вы связаны со всем прошедшим. Но Адам и Ева только миф. У прошедшего нет начала, не может быть никакого начала, сама идея начала абсурдна. Как это все могло вдруг начаться? Процесс происходящего безначален. Вы связаны со всем прошедшим и вы связаны со всем будущим, без вас будущее было бы другим. Пусть вы никто и ничто, но вы оставите свой след. Все будущее, все вечное будущее приобретает особое качество оттого, что были вы.
Может быть, вы жили только семьдесят лет и в эти семьдесят лет сознательно существовали только семь секунд, но все равно вы оставили след; целое уже не может оставаться прежним. Если бы вас не было, все было бы по-другому; все будет по-другому уже оттого, что вы были. Вы останетесь. Может быть вы не сделали ничего особенного, ничего большого и великого; обычная жизнь, но все же вы повлияли на судьбу всего существующего.
Прошлое, будущее, — вы связаны с ними, это измерение времени, а в пространстве вы связаны со всем. Эти деревья, солнце, луна, звезды, … вы связаны со всем. Если из существующего уйдёт солнце или просто остынет, как должно случиться однажды, потому что его энергия ежедневно расточается… некоторые учёные считают, что оно остынет уже через четыре тысячи лет; четыре тысячи или сорок тысяч, или четыре миллиона — неважно, когда-нибудь солнце остынет, а как только солнце остынет, мы тут же замёрзнем, мы потеряем жизнь потому, что для жизни нужно тепло. Так что солнце просто даёт нам жизнь. И запомните: в жизни нет ни одного одностороннего процесса, не бывает. Получение и отдача — все дороги ведут в обе стороны. Если солнце даёт вам жизнь, значит и вы даёте солнцу жизнь тем или иным способом.
Вот почему Гурджиев говорил ученикам, что луна питается людьми. Весьма возможно: вы питаетесь животными, животные питаются травой, — все есть чья-то пища, так почему полагать человека исключением? Гурджиев тут в чем-то прав: все есть чья-то пища, почему же человек должен быть единственным исключением и не служить пищей для кого-то? Это невозможно, ведь все связано. И он придумал прекрасную теорию, что человек — пища для луны: луна питается человеком, человеческим сознанием.
И правда: полнолуние лишает людей рассудка, сумасшедших зовут лунатиками. Океан выходит из берегов; возможно и человек выходит из берегов в ночь полнолуния, — ведь человек на девяносто процентов состоит из воды, причём такой же, как в океане, поэтому когда океан выходит из берегов, что-то должно происходить и с вашим телом, в котором девяносто процентов океана — что-то тоже должно происходить, выходить из берегов. В ночь полнолуния поэты пишут прекрасные стихи, влюблённые впадают в романтику. Известно, что в ночь полнолуния сходят с ума чаще, чем в любую другую.
Гурджиев прав, говоря, что луна питается нашим сознанием. Может быть, это просто вымысел, но во всяком вымысле есть доля правды, а когда придумывает такой человек, как Гурджиев, в этом должна быть некая правда.
Все связано. Мы едим, нас едят; где-то берём, где-то отдаём. Вот мы едим яблоко, но когда-нибудь яблоня будет есть нас, мы станем удобрением. Надкусывая яблоко, мы не думаем, что вместе с яблоком едим своего дедушку или бабушку, а когда-нибудь наши дети будут есть нас.
Все связано со всем. Эту связанность и означает слово Дао — связь, взаимосвязь, взаимозависимость всего. Никто не отделим, абсурдно говорить "я". Только целое может сказать "я", части не могут говорить "я". Можно употреблять это как лингвистическую форму, но не утверждать, что "я" есть.
Будучи отдельно от всего существующего, ваше бытие несчастно; вы оборвали связь, и никто в этом не виноват, кроме вас. Понаблюдайте, что происходит с вами, когда вы счастливы: у вас нет "я". В эти Мгновения счастья, радости, благодати "я" внезапно исчезает, вы более растворены в целом, границы менее ясны, они размыты, Когда границы совершенно размыты, — так бывает, когда река исчезает в океане, — когда границы смыты, вы едины, пульсируя со всем целым — это и есть счастье.
Говорят, что когда-то жил один царь. У него было все, чего можно желать: богатство, власть, даже здоровье. У него была жена и дети, которых он любил, но не было счастья. Печальный и недовольный сидел он на троне.
Это естественно: чем больше у вас этого мира, тем меньше у вас счастья, потому что чем больше у вас этого мира, тем сильнее становится ваше "я", — более отвердевшим, а отсюда несчастье. Поэтому что-то не слышно о счастливых царях, разве что очень редко. Не случайно, что Будда и Махавира оставили свои царства и стали нищими и, став нищими, воскликнули: «Теперь мы стали императорами», — они стали счастливыми.
Саньяси — это тот, кто познал путь Дао. Он говорит: «Меня больше нет, есть только целое».
В этом смысл сказанного Иисусом: «Блаженны нищие духом, ибо их царство небесное». «Нищий духом» — это тот, у кого нет "я"; такой нищий, что у него нет даже мысли о "я", но с другой стороны — он богаче всех. Вот почему Иисус говорит: «Последний из вас станет первым в Царствии Небесном.» Самый бедный станет самым богатым. Учтите, «бедный» не означает материальное положение, «бедный» — это тот, кого нет. Становясь ничем, вы становитесь частью целого. Царь, должно быть, очень несчастен, т.к. он сказал:
«Я должен быть очень счастлив». Позвали царского врача. «Я хочу быть счастлив, — сказал царь. — Сделай меня счастливым, и я сделаю тебя богатым, а если не сделаешь меня счастливым, я отрублю тебе голову».
Врач призадумался: что делать? Как сделать кого-то счастливым? Никто не знает как, никому никогда не удавалось сделать счастливым кого-то другого, но царь обезумел, он может убить. «Я должён подумать, государь, — ответил медик, — и заглянуть в древние тексты. Я приду к вам завтра утром». Он продумал всю ночь и наутро нашёл решение: все очень просто.