Страница:
— Да, она умеет замечательно приспосабливаться к обстоятельствам, — согласился он.
Выполнив взятую на себя миссию, мы попрощались с Пратвеллами и вышли на улицу.
Натаниэль открыл для меня дверцу «Серебряной тени», и в этот момент к нам через улицу подбежал солдат.
— У вас прекрасный автомобиль, сэр, — начал он. — Но у меня есть приказ о конфискации всех подходящих средств передвижения, которые попадутся нам на глаза. Их будут использовать для перевозки пострадавших во время землетрясения.
— Но я член комитета Шмица. Эта машина…
— Теперь это санитарный автомобиль, — солдат вытащил кольт и направил его на Натаниэля.
— Об этом не может быть и речи, — заспорил Натаниэль. — Машина нужна мне, чтобы отвезти домой эту молодую леди.
Домой? Это слово ударило меня как бейсбольный мяч. Неужели Натаниэль и вправду считал свой дом и моим домом тоже, или он сказал это, просто чтобы не вдаваться в объяснения?
— Боюсь, вам и вашей спутнице придется выбираться отсюда каким-то иным образом, — солдат приставил револьвер к груди Натаниэля. — Вы ведь не будете возражать, правда, сэр?
Натаниэль, судя по его виду, был готов сбить солдата с ног, но я потянула его за рукав, мне совсем не хотелось, чтобы он получил пулю в грудь.
— Пусть он забирает машину, — принялась я убеждать Натаниэля. — Раненым она нужнее, чем нам.
— Тейлор, ты сама не знаешь, что говоришь. А что если огонь доберется до Ноб-Хилл раньше, чем мы выберемся отсюда?
— Вылезайте, — приказал солдат, взведя курок.
Не имея выбора, Натаниэль коротко кивнул.
— Хорошо.
Я взяла аппарат и, выпрыгнув из машины, присоединилась к стоявшему на обочине На-таниэлю.
— Это для благого дела, — утешила я его, когда солдат укатил в автомобиле, хотя по лицу Натаниэля было видно, что отказаться от своей драгоценной машины было для него почти так же тяжело, как отослать Викторию.
— Забудь про машину. Скажи лучше, есть ли у нас время, чтобы уйти отсюда до начала пожаров?
Я встретила его взгляд — лоб у него покрылся тревожными морщинами, как покрывается трещинами камень, который долго подвергался атмосферным воздействиям.
— Не знаю, — призналась я, стараясь, чтобы голос не выдал охватившего меня страха, и посмотрела на часы. — Надеюсь, что есть.
Он обнял меня за плечи и прижал к себе и какое-то время мы молча стояли на вершине Ноб-Хилл, глядя на пожары, прокладывающие себе путь наверх из горящего города внизу.
Воздух был сырым и промозглым, и зубы у меня выбивали дробь, пока мы пешком спускались с Ноб-Хилл, обходя трещины в мостовой и груды камней. Вокруг, куда ни кинь взгляд, полыхали пожары, окрашивая ночное небо в оранжевый цвет.
Мы шли мимо обреченных домов, из которых семьи выносили свои пожитки. На углу какой-то улицы мужчина, выпадая из общей картины, играл на расстроенном рояле, стоявшем перед его сгоревшим домом. Вокруг него собралась группа людей в лохмотьях, громко распевавших «Сегодня нас ждет горячее время в нашем старом городе», которая в данных . обстоятельствах звучала откровенно фаталистически. У меня все сжалось внутри при виде этой попытки отгородиться от трагедии, разыгрывавшейся на улицах города.
Оглушительный взрыв потряс воздух.
— Динамит, — еле слышно проговорила я. — Шмиц приказал взрывать дома для создания противопожарной полосы.
— А хуже от этого не станет? — напряженно спросил Натаниэль.
— Я не знаю, — призналась я, стараясь не обращать внимания на разболевшуюся вновь щиколотку. Видимо, растяжение оказалось боле серьезным, чем я считала. — Не могу вспомнить. Думаю, что в некоторых районах эта мера принесла пользу.
Он взял мою руку, и это соединило нас крепче железной цепи. Его тепло переливалось в меня в темноте, как живительный эликсир, пока мы спускались вниз с холма сначала по одной боковой улочке, потом по другой и еще по одной, прокладывая себе путь в жутком лабиринте разрушений. JIo пути мы узнавали новости, и все они были неутешительными. Вся центральная часть города сгорела дотла. Огонь беспрепятственно распространялся вдоль Монтгомери-стрит и Кирни-стрит. В Де-льмонико начался пожар, пламя перекинулось на отель Святого Франциска, мгновенно превратив его в пылающий шар.
Улицы были заполнены беженцами. Лошадь в шорах встала на дыбы, испуганно заржав и едва не раздавив мужчину, пытавшегося вывести ее из горящей конюшни. Я чувствовала себя так, словно меня контузило. Все научные изыскания, проведенные мной при сборе материала для написания диссертации, не подготовили меня к той похожей на ночной кошмар реальности, в которой я жила сейчас, борясь за спасение собственной жизни.
Примерно в час ночи мы наткнулись на сплошную стену огня, тянувшуюся от Маркетстрит до китайского квартала и подступавшую все ближе к Пауэлл-стрит и Ноб-Хилл, и остановились, ошеломленные сюрреалистическим зрелищем. Жар, исходивший от этой адской стены, обжег нам кожу даже на расстоянии в два квартала.
— Здесь нам не пройти, — прокричал На-таниэль, стараясь перекричать рев пламени, и потащил меня прочь от огненной стены. Мы повернулись и побежали, сворачивая то в одну сторону, то в другую, но везде путь нам преграждал огонь, наступавший с трех сторон. Вскоре на нас стали сыпаться искры. Одна попала на рубашку Натаниэлю и та загорелась. Сдержав готовый вырваться крик, я принялась сбивать пламя рукавом. Мне удалось быстро загасить его, но Натаниэль успел все же получить ожог на руке.
— Твоя рука, надо немедленно что-то сделать.
— Сейчас нет времени. Огонь распространяется слишком быстро.
Мы снова побежали, на сей раз в ту сторону, откуда пришли. Я никак не могла выровнять дыхание. Натаниэль стукнул меня по спине, помогая прочистить легкие, и я тут же закашлялась, глотнув густого дыма. В какой-то момент мой берет зацепился за ветку дерева, его сорвало у меня с головы, и волосы свободно рассыпались по плечам. Когда спустя секунду я оглянулась, он уже пылал, загоревшись от попавшей на него искры. Я похолодела от страха, хотя по спине стекали струйки пота от невыносимого жара вокруг. Ужасная мысль овладела мною. Неужели я изменила ход истории затем лишь, чтобы Натаниэль, избежав смерти от руки Феннивика, погиб в огне?
Прошли минуты, а может часы — я потеряла счет времени, а мы все бежали и бежали. Грудь у меня разрывалась от боли, ноги подкашивались. Огонь окружал нас с трех сторон, потом пламя — смертоносные оранжевые всполохи на фоне чернильно-черного неба — перекинулось внезапно через улицу перед нами. Страх сжал мне горло.
— Мы не сможем пройти, — выдохнула я.
— Сюда, — Натаниэль схватил меня за руку и втолкнул в конюшню позади горящего дома. Оглядевшись, он обнаружил в углу стопку лошадиных попон. Выхватив две попоны, он выбежал наружу и окунул их в почти опустевший желоб для воды, затем набросил одну влажную попону мне на плечи, во вторую завернулся сам.
— Бежим! — Он снова схватил меня за руку.
Мы нырнули прямо в преграждавшее нам путь пламя, которое тут же с отвратительным шипением вцепилось в края попон. Я закрыла глаза и почти перестала дышать. Натаниэль изо всех сил тащил меня за собой, и я чувствовала, как его сила вливается в меня. Наконец мы оказались по другую сторону огненной стены и, сбросив горящие попоны, побежали дальше. Глаза жгло, сердце готово было выскочить из груди, но мы бежали квартал за кварталом, пока не удалились на значительное расстояние от огня.
— С тобой все в порядке? — спросил Натаниэль, когда я упала на одно колено, ловя ртом воздух.
— Просто… запыхалась, — удалось мне выговорить.
Обернувшись, мы посмотрели на языки пламени, пляшущие на фоне предрассветного неба на вершине Ноб-Хилл. На наших глазах особняк Пратвеллов превратился в кучу головешек. К этому времени слепяще красный цвет полыхавших за нами пожаров сменился каким-то болезненно-желтым, а небо из черного стало бледным как смерть. Над городом висела дымовая завеса как гигантский стервятник, готовый наброситься на то, что еще уцелело.
— По крайней мере, ты можешь не беспокоиться о Пруденс, — сказала я, почувствовав ни с того ни с сего укол ревности. Вдруг Натаниэль все еще испытывал к ней нежные чувства. Она была роскошной женщиной, тогда как я… Я оглядела себя, осознав внезапно, насколько я проигрываю в сравнении с Пруденс в своей разорванной мужской одежде, засыпанной пеплом, с волосами, которые выглядели так, будто я сунула палец в электрическую розетку.
Натаниэль взял мои руки в свои и посмотрел в глаза с теплотой, от которой растаяло мое сердце.
— Она вела себя в высшей степени глупо, хотя и не заслужила тех несчастий, что на нее обрушились. А если говорить о порядочности, мужестве, умении завоевать сердце мужчины, то ей до тебя далеко, Тейлор.
— Правда?
Значит, он любит меня? Неужели такое возможно, или он имеет в виду только сексуальные утехи? Но если он любит меня, как он мог позволить мне пойти на чердак, зная, что я могу исчезнуть из его жизни?
Он наклонился, собираясь, видимо, поцеловать меня, но прежде чем наши губы соприкоснулись, ветер изменил направление, и на нас посыпались искры.
— Ой! — вскрикнула я, смахивая со щеки одну такую искру.
— Пойдем! — Он снова потащил меня за собой по улицам.
Щиколотка у меня распухла и пульсировала от боли. Живот свело, болели ожоги на руках. Я почти ничего не соображала, пребывая в состоянии отупения от постоянного напряжения и волнений последних дней и недостатка сна. Только присутствие Натаниэля заставляло меня передвигать ноги. Я чувствовала свою неразрывную связь с ним после того, как мы столько пережили вместе. Но мы уцелели, выжили, хотя весь мир рушился вокруг нас.
Время уже близилось к полудню, когда мы, наконец, добрались до Ван-Несс-авеню. Первое, что мы там увидели, был охваченный огнем великолепный особняк Шпреклза. Чуть дальше на западной стороне широкого проспекта еще несколько домов были окутаны клубами дыма. Несмотря на то что я знала будущее, я все-таки почувствовала облегчение, увидев, что дом Стюартов стоит целый и невредимый. Только башенки на нем обгорели. Солдаты перекрыли улицу. Пожарные пытались найти добровольцев себе в помощь.
— Давай войдем, — Натаниэль принялся прокладывать нам путь в толпе к входу в дом. — Если док еще здесь, пусть осмотрит твою щиколотку.
— Хорошо, — согласилась я, — но только в том случае, если ты дашь ему осмотреть ожог на руке.
У входа обнявшись стояли Мейбл и Миллисент. Обе плакали, беспомощно наблюдая, как добровольцы пытаются затушить огонь, грозящий уничтожить их дом, мокрыми одеялами и метлами. Бормоча слова сочувствия, Натаниэль прошел мимо них и открыл дверь.
Колени у меня подгибались, я ощущала резь в желудке, оттого что не ела весь день, глаза жгло, а в голове гудело так, словно я выдержала несколько раундов с Мохаммедом Али. Я мечтала о горячей еде и мягкой постели, той самой, в которой Натаниэль чуть больше суток — нет, целую жизнь — назад занимался со мной любовью. Переступив порог, я застыла как вкопанная, не в силах сдержать возглас ужаса. Натаниэль обнял меня за плечи и притянул к себе, стараясь оградить от страшного зрелища. Но я не могла не смотреть.
Холл и бальный зал были заполнены людьми, пострадавшими во время землетрясения. У одних были забинтованы руки и ноги, у других кожа была покрыта мокнущими волдырями. Солдат с забинтованной головой стонал в углу. Рядом с ним женщина в обгоревших лохмотьях пыталась накормить малыша какой-то кашицеобразной смесью. Отовсюду неслись жалобные стоны. В воздухе висел отвратительный запах горелой кожи и гниющей плоти. Я отвернулась, задыхаясь.
— Сюда, тебе нужно выпить воды. — Натаниэль направился к двери на кухню, но не успел взяться за ручку, как дверь распахнулась и из кухни вышла женщина лет тридцати пяти ослепительной красоты. Было в ней что-то смутно знакомое, но я никак не могла определить, что именно.
— Натаниэль Стюарт, наконец-то ты явился, — быстро заговорила женщина. Ее изумрудно-зеленые глаза взволнованно блестели. — Я жду тебя со вчерашнего дня. Где моя дочь? Она в безопасности? Натаниэль, что бы ты обо мне ни думал, я требую, чтобы мне разрешили повидаться с дочерью.
Лицо Натаниэля превратилось в застывшую маску.
— Джессика, — он медленно выдохнул. — Итак, моя любящая мачеха вернулась.
— Твоя мачеха? — изумленно проговорила я.
— Слава Богу, что она не моя кровная родственница, — заметил он голосом, исполненным сарказма. — Честно говоря, Джессика, я удивлен, что даже у такой женщины, как ты, хватило наглости появиться в этом доме после того, как ты разбила сердце моей сводной сестре. Ты потеряла все права на Викторию, бросив ее в младенческом возрасте. Если ты считаешь, что я позволю тебе приблизиться к девочке, значит ты глупее, чем я думал.
Я уставилась на Джессику совершенно ошеломленная. У нее были густые вьющиеся рыжие волосы, ниспадавшие до талии, и, на мой взгляд, для дневного времени она была слишком густо накрашена. Шляпа с перьями и оранжевого цвета платье резко контрастировали с живыми изумрудными глазами.
Да, ее лицо повергло меня в шок, и на то была причина. Это лицо я видела тысячу раз на старой фотографии в рамке, стоявшей на столе отца. Это была фотография его бабушки, легендарной актрисы начала века. Раскрыв рот, я смотрела на стоявшую передо мной женщину. Наконец с трудом сглотнула, полностью осознав, что все это означает. Натаниэль простил мне то, что, как он считал, я была проституткой. Теперь выяснилось, что на моем происхождении лежит позорное — по крайней мере с его точки зрения — пятно. Что он скажет, со страхом подумала я, узнав правду?
Джессика Стюарт, пользующаяся дурной репутацией и вызывавшая у Натаниэля жгучую ненависть, была не кем иным, как моей прабабушкой.
Глава 19
Выполнив взятую на себя миссию, мы попрощались с Пратвеллами и вышли на улицу.
Натаниэль открыл для меня дверцу «Серебряной тени», и в этот момент к нам через улицу подбежал солдат.
— У вас прекрасный автомобиль, сэр, — начал он. — Но у меня есть приказ о конфискации всех подходящих средств передвижения, которые попадутся нам на глаза. Их будут использовать для перевозки пострадавших во время землетрясения.
— Но я член комитета Шмица. Эта машина…
— Теперь это санитарный автомобиль, — солдат вытащил кольт и направил его на Натаниэля.
— Об этом не может быть и речи, — заспорил Натаниэль. — Машина нужна мне, чтобы отвезти домой эту молодую леди.
Домой? Это слово ударило меня как бейсбольный мяч. Неужели Натаниэль и вправду считал свой дом и моим домом тоже, или он сказал это, просто чтобы не вдаваться в объяснения?
— Боюсь, вам и вашей спутнице придется выбираться отсюда каким-то иным образом, — солдат приставил револьвер к груди Натаниэля. — Вы ведь не будете возражать, правда, сэр?
Натаниэль, судя по его виду, был готов сбить солдата с ног, но я потянула его за рукав, мне совсем не хотелось, чтобы он получил пулю в грудь.
— Пусть он забирает машину, — принялась я убеждать Натаниэля. — Раненым она нужнее, чем нам.
— Тейлор, ты сама не знаешь, что говоришь. А что если огонь доберется до Ноб-Хилл раньше, чем мы выберемся отсюда?
— Вылезайте, — приказал солдат, взведя курок.
Не имея выбора, Натаниэль коротко кивнул.
— Хорошо.
Я взяла аппарат и, выпрыгнув из машины, присоединилась к стоявшему на обочине На-таниэлю.
— Это для благого дела, — утешила я его, когда солдат укатил в автомобиле, хотя по лицу Натаниэля было видно, что отказаться от своей драгоценной машины было для него почти так же тяжело, как отослать Викторию.
— Забудь про машину. Скажи лучше, есть ли у нас время, чтобы уйти отсюда до начала пожаров?
Я встретила его взгляд — лоб у него покрылся тревожными морщинами, как покрывается трещинами камень, который долго подвергался атмосферным воздействиям.
— Не знаю, — призналась я, стараясь, чтобы голос не выдал охватившего меня страха, и посмотрела на часы. — Надеюсь, что есть.
Он обнял меня за плечи и прижал к себе и какое-то время мы молча стояли на вершине Ноб-Хилл, глядя на пожары, прокладывающие себе путь наверх из горящего города внизу.
Воздух был сырым и промозглым, и зубы у меня выбивали дробь, пока мы пешком спускались с Ноб-Хилл, обходя трещины в мостовой и груды камней. Вокруг, куда ни кинь взгляд, полыхали пожары, окрашивая ночное небо в оранжевый цвет.
Мы шли мимо обреченных домов, из которых семьи выносили свои пожитки. На углу какой-то улицы мужчина, выпадая из общей картины, играл на расстроенном рояле, стоявшем перед его сгоревшим домом. Вокруг него собралась группа людей в лохмотьях, громко распевавших «Сегодня нас ждет горячее время в нашем старом городе», которая в данных . обстоятельствах звучала откровенно фаталистически. У меня все сжалось внутри при виде этой попытки отгородиться от трагедии, разыгрывавшейся на улицах города.
Оглушительный взрыв потряс воздух.
— Динамит, — еле слышно проговорила я. — Шмиц приказал взрывать дома для создания противопожарной полосы.
— А хуже от этого не станет? — напряженно спросил Натаниэль.
— Я не знаю, — призналась я, стараясь не обращать внимания на разболевшуюся вновь щиколотку. Видимо, растяжение оказалось боле серьезным, чем я считала. — Не могу вспомнить. Думаю, что в некоторых районах эта мера принесла пользу.
Он взял мою руку, и это соединило нас крепче железной цепи. Его тепло переливалось в меня в темноте, как живительный эликсир, пока мы спускались вниз с холма сначала по одной боковой улочке, потом по другой и еще по одной, прокладывая себе путь в жутком лабиринте разрушений. JIo пути мы узнавали новости, и все они были неутешительными. Вся центральная часть города сгорела дотла. Огонь беспрепятственно распространялся вдоль Монтгомери-стрит и Кирни-стрит. В Де-льмонико начался пожар, пламя перекинулось на отель Святого Франциска, мгновенно превратив его в пылающий шар.
Улицы были заполнены беженцами. Лошадь в шорах встала на дыбы, испуганно заржав и едва не раздавив мужчину, пытавшегося вывести ее из горящей конюшни. Я чувствовала себя так, словно меня контузило. Все научные изыскания, проведенные мной при сборе материала для написания диссертации, не подготовили меня к той похожей на ночной кошмар реальности, в которой я жила сейчас, борясь за спасение собственной жизни.
Примерно в час ночи мы наткнулись на сплошную стену огня, тянувшуюся от Маркетстрит до китайского квартала и подступавшую все ближе к Пауэлл-стрит и Ноб-Хилл, и остановились, ошеломленные сюрреалистическим зрелищем. Жар, исходивший от этой адской стены, обжег нам кожу даже на расстоянии в два квартала.
— Здесь нам не пройти, — прокричал На-таниэль, стараясь перекричать рев пламени, и потащил меня прочь от огненной стены. Мы повернулись и побежали, сворачивая то в одну сторону, то в другую, но везде путь нам преграждал огонь, наступавший с трех сторон. Вскоре на нас стали сыпаться искры. Одна попала на рубашку Натаниэлю и та загорелась. Сдержав готовый вырваться крик, я принялась сбивать пламя рукавом. Мне удалось быстро загасить его, но Натаниэль успел все же получить ожог на руке.
— Твоя рука, надо немедленно что-то сделать.
— Сейчас нет времени. Огонь распространяется слишком быстро.
Мы снова побежали, на сей раз в ту сторону, откуда пришли. Я никак не могла выровнять дыхание. Натаниэль стукнул меня по спине, помогая прочистить легкие, и я тут же закашлялась, глотнув густого дыма. В какой-то момент мой берет зацепился за ветку дерева, его сорвало у меня с головы, и волосы свободно рассыпались по плечам. Когда спустя секунду я оглянулась, он уже пылал, загоревшись от попавшей на него искры. Я похолодела от страха, хотя по спине стекали струйки пота от невыносимого жара вокруг. Ужасная мысль овладела мною. Неужели я изменила ход истории затем лишь, чтобы Натаниэль, избежав смерти от руки Феннивика, погиб в огне?
Прошли минуты, а может часы — я потеряла счет времени, а мы все бежали и бежали. Грудь у меня разрывалась от боли, ноги подкашивались. Огонь окружал нас с трех сторон, потом пламя — смертоносные оранжевые всполохи на фоне чернильно-черного неба — перекинулось внезапно через улицу перед нами. Страх сжал мне горло.
— Мы не сможем пройти, — выдохнула я.
— Сюда, — Натаниэль схватил меня за руку и втолкнул в конюшню позади горящего дома. Оглядевшись, он обнаружил в углу стопку лошадиных попон. Выхватив две попоны, он выбежал наружу и окунул их в почти опустевший желоб для воды, затем набросил одну влажную попону мне на плечи, во вторую завернулся сам.
— Бежим! — Он снова схватил меня за руку.
Мы нырнули прямо в преграждавшее нам путь пламя, которое тут же с отвратительным шипением вцепилось в края попон. Я закрыла глаза и почти перестала дышать. Натаниэль изо всех сил тащил меня за собой, и я чувствовала, как его сила вливается в меня. Наконец мы оказались по другую сторону огненной стены и, сбросив горящие попоны, побежали дальше. Глаза жгло, сердце готово было выскочить из груди, но мы бежали квартал за кварталом, пока не удалились на значительное расстояние от огня.
— С тобой все в порядке? — спросил Натаниэль, когда я упала на одно колено, ловя ртом воздух.
— Просто… запыхалась, — удалось мне выговорить.
Обернувшись, мы посмотрели на языки пламени, пляшущие на фоне предрассветного неба на вершине Ноб-Хилл. На наших глазах особняк Пратвеллов превратился в кучу головешек. К этому времени слепяще красный цвет полыхавших за нами пожаров сменился каким-то болезненно-желтым, а небо из черного стало бледным как смерть. Над городом висела дымовая завеса как гигантский стервятник, готовый наброситься на то, что еще уцелело.
— По крайней мере, ты можешь не беспокоиться о Пруденс, — сказала я, почувствовав ни с того ни с сего укол ревности. Вдруг Натаниэль все еще испытывал к ней нежные чувства. Она была роскошной женщиной, тогда как я… Я оглядела себя, осознав внезапно, насколько я проигрываю в сравнении с Пруденс в своей разорванной мужской одежде, засыпанной пеплом, с волосами, которые выглядели так, будто я сунула палец в электрическую розетку.
Натаниэль взял мои руки в свои и посмотрел в глаза с теплотой, от которой растаяло мое сердце.
— Она вела себя в высшей степени глупо, хотя и не заслужила тех несчастий, что на нее обрушились. А если говорить о порядочности, мужестве, умении завоевать сердце мужчины, то ей до тебя далеко, Тейлор.
— Правда?
Значит, он любит меня? Неужели такое возможно, или он имеет в виду только сексуальные утехи? Но если он любит меня, как он мог позволить мне пойти на чердак, зная, что я могу исчезнуть из его жизни?
Он наклонился, собираясь, видимо, поцеловать меня, но прежде чем наши губы соприкоснулись, ветер изменил направление, и на нас посыпались искры.
— Ой! — вскрикнула я, смахивая со щеки одну такую искру.
— Пойдем! — Он снова потащил меня за собой по улицам.
Щиколотка у меня распухла и пульсировала от боли. Живот свело, болели ожоги на руках. Я почти ничего не соображала, пребывая в состоянии отупения от постоянного напряжения и волнений последних дней и недостатка сна. Только присутствие Натаниэля заставляло меня передвигать ноги. Я чувствовала свою неразрывную связь с ним после того, как мы столько пережили вместе. Но мы уцелели, выжили, хотя весь мир рушился вокруг нас.
Время уже близилось к полудню, когда мы, наконец, добрались до Ван-Несс-авеню. Первое, что мы там увидели, был охваченный огнем великолепный особняк Шпреклза. Чуть дальше на западной стороне широкого проспекта еще несколько домов были окутаны клубами дыма. Несмотря на то что я знала будущее, я все-таки почувствовала облегчение, увидев, что дом Стюартов стоит целый и невредимый. Только башенки на нем обгорели. Солдаты перекрыли улицу. Пожарные пытались найти добровольцев себе в помощь.
— Давай войдем, — Натаниэль принялся прокладывать нам путь в толпе к входу в дом. — Если док еще здесь, пусть осмотрит твою щиколотку.
— Хорошо, — согласилась я, — но только в том случае, если ты дашь ему осмотреть ожог на руке.
У входа обнявшись стояли Мейбл и Миллисент. Обе плакали, беспомощно наблюдая, как добровольцы пытаются затушить огонь, грозящий уничтожить их дом, мокрыми одеялами и метлами. Бормоча слова сочувствия, Натаниэль прошел мимо них и открыл дверь.
Колени у меня подгибались, я ощущала резь в желудке, оттого что не ела весь день, глаза жгло, а в голове гудело так, словно я выдержала несколько раундов с Мохаммедом Али. Я мечтала о горячей еде и мягкой постели, той самой, в которой Натаниэль чуть больше суток — нет, целую жизнь — назад занимался со мной любовью. Переступив порог, я застыла как вкопанная, не в силах сдержать возглас ужаса. Натаниэль обнял меня за плечи и притянул к себе, стараясь оградить от страшного зрелища. Но я не могла не смотреть.
Холл и бальный зал были заполнены людьми, пострадавшими во время землетрясения. У одних были забинтованы руки и ноги, у других кожа была покрыта мокнущими волдырями. Солдат с забинтованной головой стонал в углу. Рядом с ним женщина в обгоревших лохмотьях пыталась накормить малыша какой-то кашицеобразной смесью. Отовсюду неслись жалобные стоны. В воздухе висел отвратительный запах горелой кожи и гниющей плоти. Я отвернулась, задыхаясь.
— Сюда, тебе нужно выпить воды. — Натаниэль направился к двери на кухню, но не успел взяться за ручку, как дверь распахнулась и из кухни вышла женщина лет тридцати пяти ослепительной красоты. Было в ней что-то смутно знакомое, но я никак не могла определить, что именно.
— Натаниэль Стюарт, наконец-то ты явился, — быстро заговорила женщина. Ее изумрудно-зеленые глаза взволнованно блестели. — Я жду тебя со вчерашнего дня. Где моя дочь? Она в безопасности? Натаниэль, что бы ты обо мне ни думал, я требую, чтобы мне разрешили повидаться с дочерью.
Лицо Натаниэля превратилось в застывшую маску.
— Джессика, — он медленно выдохнул. — Итак, моя любящая мачеха вернулась.
— Твоя мачеха? — изумленно проговорила я.
— Слава Богу, что она не моя кровная родственница, — заметил он голосом, исполненным сарказма. — Честно говоря, Джессика, я удивлен, что даже у такой женщины, как ты, хватило наглости появиться в этом доме после того, как ты разбила сердце моей сводной сестре. Ты потеряла все права на Викторию, бросив ее в младенческом возрасте. Если ты считаешь, что я позволю тебе приблизиться к девочке, значит ты глупее, чем я думал.
Я уставилась на Джессику совершенно ошеломленная. У нее были густые вьющиеся рыжие волосы, ниспадавшие до талии, и, на мой взгляд, для дневного времени она была слишком густо накрашена. Шляпа с перьями и оранжевого цвета платье резко контрастировали с живыми изумрудными глазами.
Да, ее лицо повергло меня в шок, и на то была причина. Это лицо я видела тысячу раз на старой фотографии в рамке, стоявшей на столе отца. Это была фотография его бабушки, легендарной актрисы начала века. Раскрыв рот, я смотрела на стоявшую передо мной женщину. Наконец с трудом сглотнула, полностью осознав, что все это означает. Натаниэль простил мне то, что, как он считал, я была проституткой. Теперь выяснилось, что на моем происхождении лежит позорное — по крайней мере с его точки зрения — пятно. Что он скажет, со страхом подумала я, узнав правду?
Джессика Стюарт, пользующаяся дурной репутацией и вызывавшая у Натаниэля жгучую ненависть, была не кем иным, как моей прабабушкой.
Глава 19
— Натаниэль, — потянула я его за рукав, — не стоит стирать ваше грязное семейное белье при посторонних.
Взглянув на раненых, лежащих рядами всего в нескольких футах от нас, Натаниэль, стиснув челюсти, толкнул дверь на кухню.
— Прошу, дамы, входите, — и, бросив гневный взгляд на Джессику, добавил: — Конечно, я употребляю этот термин чересчур расширительно.
Два ярких пятна появились на щеках Джессики, но она повернулась и последовала за своим пасынком на кухню, с любопытством посмотрев на меня. Интересно, заметила ли она сходство между нами, подумала я.
— Я Тейлор Джеймс, — представилась я, решив не добавлять, что я кузина Натаниэля. В конце концов эта женщина могла знать достаточно о генеалогическом древе Стюартов и разоблачить меня как самозванку.
— Джеймс? — ее рыжеватые брови изумленно поднялись. — Это моя девичья фамилия, хотя она мало кому известна. Я изменила имя, поступив на сцену. Слишком уж много было шуток, в которых фигурировали я и Джесси Джеймсnote 12. Не думаю, что мы с вами в родстве, хотя какое-то сходство между нами и есть, вы не находите?
— Даю тебе тридцать секунд на то, чтобы убраться из этого дома или я вышвырну тебя собственными руками. — Натаниэль надвинулся на Джессику с таким видом, словно с удовольствием предвкушал, как приведет в исполнение свою угрозу.
Глаза Джессики сверкнули.
— Натаниэль Стюарт, у тебя была сильная воля, когда ты был мальчишкой. Вижу, что, став взрослым человеком, ты превратился в упрямца. — Она воинственно вздернула подбородок. — Я не уйду, пока не повидаю свою дочь. Я была вне себя от беспокойства с самого начала землетрясения. Можешь ненавидеть меня сколько хочешь, Натаниэль, но ты должен знать, что я всегда любила свою маленькую девочку. Всегда.
— Еще одна твоя ложь. Если ты любила ее, как ты могла убежать и бросить ее?
Собравшись с духом, я встала между ними, повернувшись лицом к Натаниэлю.
— Что бы ни сделала Джессика в прошлом, она остается матерью Виктории. Думаю, ты должен ее выслушать.
— Тейлор, — предостерегающе проговорил Натаниэль, — это не твое дело.
— Можем мы несколько минут поговорить наедине? — настаивала я.
Он бросил еще один раздраженный взгляд на Джессику и повел меня в кладовку рядом с кухней. Я откашлялась, готовясь сообщить ему свою «тайну» и надеясь, что узнав ее, он не выбросит меня за дверь вместе с Джессикой.
— Я видела ее, — я с трудом сглотнула, — на фотографии, которая стоит у моего отца на столе. Джессика моя прабабушка.
Побледнев, он уставился на меня.
— Господи, эти глаза, эти волосы… Значит, история о том, что ты родом из семьи актеров, правда?
Лицо у меня запылало.
— Я и сама немного играла. — Я увидела на его лице отражение тех же чувств, что испытывала сама — смущение, сомнение, потрясение. — Возможно, я необъективна, — поспешно продолжала я, — но у меня такое чувство, что Джессика рассказала тебе далеко не все о том, почему она сбежала.
Глаза его потемнели при упоминании мной имени его мачехи.
— Я в этом сомневаюсь, но ради тебя выслушаю ее.
Мы вернулись в кухню, и он повернулся к Джессике, сжав челюсти.
— Твоя дочь в безопасности, это я могу тебе сказать.
Она удивленно подняла брови.
— Натаниэль, — проговорила она мягко, — я знаю, что ее здесь нет. Полгорода охвачено огнем. Возможно в эту самую минуту Виктория находится в опасности, и я не успокоюсь до тех пор, пока не увижу ее. Обещаю, что, как только я удостоверюсь в ее безопасности, я уеду и больше никогда не побеспокою ни тебя, ни ее.
Я опустила голову, не в силах смотреть в полные боли .глаза Джессики. Взгляд мой упал на ее пополневшую талию.
— Как видишь, я жду ребенка, — сказала Джессика, вздернув подбородок. — Я не замужем, если это тебя интересует. После смерти Джошуа я так и осталась вдовой. Однако, когда я обнаружила, что забеременела, я не смогла заставить себя избавиться от ребенка, хотя его отца едва удар не хватил, когда я ему об этом сказала. Этот ребенок — она провела рукой по животу, — все что у меня есть. Ведь дочь я, как ты правильно сказал, бросила.
Нерожденный ребенок… был ли это мой дед? От этой мысли словно холод пробрал меня до костей. Будет ли Джессика по-прежнему любить этого своего не рожденного еще ребенка, если я помогу ей встретиться с Викторией? Не случится ли так, что, если я опять вмешаюсь в ход истории, мой дед, а следовательно и я сама, никогда не появится на свет? Я оперлась рукой о стол, моля про себя свою прабабушку, чтобы она не передумала и не пошла к какому-нибудь эскулапу, нелегально делающему аборты. Впрочем, она вовсе не казалась той бессердечной женщиной, какой я ее себе представляла. Что-то здесь не сходилось.
— Ты, конечно, не ждешь, что я буду аплодировать твоим моральным принципам, Джессика, — голос Натаниэля прервал мои размышления. Мне стало не по себе от его циничного тона.
— Может, ты перестанешь на нее нападать? — спросила я, раздираемая между чувством долга по отношению к кровной родственнице и лояльностью к мужчине, которого любила. — Совершенно очевидно, что Джессика беспокоится о Виктории. Кроме того, сейчас она ждет ребенка, а никудышный отец, похоже, не потянет на звание отца года. Ей и так многое пришлось пережить, а ты обращаешься с ней как с убийцей.
Натаниэль, нахмурившись, скрестил руки на груди.
— Уверен, в твоем нынешнем положении ты сделала оптимальный выбор, но проявление материнского инстинкта по отношению к ребенку, которого ты носишь, не оправдывает того, что ты бросила мою сестру.
В глазах Джессики вспыхнул огонь, отчего их изумрудно-зеленый цвет, так похожий на цвет моих глаз, стал еще насыщеннее.
— Мне не следовало оставлять Викторию тогда, много лет назад, что бы он ни говорил.
— Что — бы кто ни говорил? — Натаниэль нахмурился,
— Никто. Ты мне все равно не поверишь. Единственное, что имеет сейчас для меня значение — это найти свою дочь.
Я глубоко вздохнула и заговорила, решив довериться собственной интуиции.
— Джессика, если вы хотите знать, где Виктория, вы должны убедить Натаниэля в том, что вам можно доверять. Вы могли бы начать с объяснения, почему много лет назад бросили мужа и ребенка.
— Тейлор! — Натаниэль бросил на меня предостерегающий взгляд.
С минуту Джессика колебалась.
— Что же, это справедливо, — наконец согласилась она. — Мне бы следовало еще тогда рассказать Натаниэлю эту отвратительную историю, но он был слишком молод. Но предупреждаю тебя, Натаниэль, я не потерплю, чтобы обо мне пошли новые сплетни. Это может запятнать репутацию моей дочери. Достаточно уже мое имя склоняли повсюду в городе.
Натаниэль кивнул с настороженным видом.
— Хорошо. Но я тоже предупреждаю тебя, Джессика. Никакой лжи.
— Нет, — сняв шляпу, она села за стол и, глубоко вздохнув, начала: — Боюсь это неприглядная история. Как вам вероятно известно, я встретила Джошуа, когда была актрисой. Кстати, я так ею и осталась.
— И хорошей актрисой, как я слышала, — вставила я, вспоминая рассказы отца о его жившей в начале века бабушке-актрисе, которая буквально завораживала публику, особенно мужчин.
Она пожала плечами.
— Джошуа тоже так считал. Он увидел меня на сцене и после спектакля пришел ко мне в уборную с огромным букетом роз. Я подумала тогда, что в жизни не встречала более очаровательного человека — это была любовь с первого взгляда.
— И что же случилось? Глаза ее гневно сверкнули.
— Его брат.
— Эфраим? — Натаниэль сдвинул брови, складки у рта стали глубже. Я же вздрогнула, вспомнив свой опыт общения с дядей Натаниэля.
— Да. Однажды после спектакля он пришел ко мне, не зная, что я обвенчалась с его братом. Он попытался соблазнить меня, а когда я отказалась, он… — Она замолчала, прижав к губам руку в белой перчатке. — Об этом невозможно говорить.
— Он изнасиловал вас, — мягко сказала я, обменявшись взглядом с Натаниэлем, который выглядел так, словно на бегу налетел на каменную стену.
Джессика кивнула.
— Да, — хрипло прошептала она, — Господи помоги мне, да. Я пыталась сопротивляться, но… Но как вы догадались?
— Да очень просто. Я поймал своего дядю на том, что он пытался проделать с Тейлор то же самое здесь, в этом доме, — объяснил Натаниэль. Глаза его были широко раскрыты, он в полной мере осознал то, что рассказала Джессика. — Жаль, что я не задушил негодяя.
— Ну, в случае со мной он, благодаря вмешательству Натаниэля и моей собаки, получил лишь синяки на лице да пару пинков в зад, — добавила я.
Джессика уставилась на меня.
— Хорошо бы это послужило уроком старому вонючему козлу. Вам повезло, что Натаниэль вовремя вмешался, мисс Джеймс. Так что вы можете понять. Я ненавидела этого человека, я желала ему смерти.
— Но почему ты не пришла и не рассказала мне все это тогда? Или моему отцу? — требовательно спросил Натаниэль.
— Кому бы ты поверил — мне или Эфраиму? — вопросом на вопрос ответила Джессика.
Натаниэль переступил с ноги на ногу.
— Не знаю.
— Вот видишь. Поэтому я и молчала, вышла замуж за Джошуа и никогда ни слова не сказала ему о том, что произошло.
— Джессика, — Натаниэль шагнул к ней, в голосе его слышалось напряжение. — Я должен знать. Кто отец Виктории?
— О, ее отец Джошуа, я в этом уверена. Видишь ли, — Джессика опять покраснела, — я уже была беременна, когда Эфраим изнасиловал меня. Но, узнав, что я стану матерью, он почему-то уверовал, что ребенок от него. Он ненавидел меня, хотел расстроить мой брак с его братом. Когда родилась Виктория — на три недели раньше срока — он стал буквально терроризировать меня, угрожая рассказать Джошуа о том, что мы были любовниками и что он, Эфраим, отец ребенка, если я не уеду навсегда. Он считал, что я не гожусь в жены его брату, и даже пригрозил обвинить в воровстве, если я останусь. Я отказалась уехать. Я думала было взять Викторию с собой, но на какую бы жизнь я ее обрекла? Тогда он придумал новую угрозу — заявил, что добьется опекунства над Викторией. На такой риск я не могла пойти. Мысль о том, что он может сделать с моей дочерью, особенно когда она станет старше…
Я сжала ей руки в ужасе от того, через что ей пришлось пройти.
— Я вам верю. Он ужасный человек, и вы поступили так, как считали правильным.
— Я любила Джошуа, но свою дочь я любила больше, — Джессика вся дрожала. — С тех пор не было дня, чтобы я не думала о Виктории. Но я должна была защитить ее.
— И тебе это удалось, — мягко проговорил Натаниэль. — В последнее время выясняется, что я обо многих вещах судил неверно, и о тебе, Джессика, тоже. Подумать только, Виктория все эти годы росла без матери по вине моего порочного дядюшки, будь проклята его жалкая черная душонка. Я должен извиниться перед тобой, Джессика, хотя одного извинения тут мало.
— В таком случае, — Джессика вытерла слезы, — теперь твоя очередь говорить, Натаниэль. Скажи, где моя дочь.
Он кивнул, откашлявшись.
— Она в Монтеррее. Я отправил ее туда на одном из своих судов. Она должна вернуться через два дня. Девочке очень нужна мать, Тейлор тебе это подтвердит.
На губах Джессики заиграла ослепительная улыбка.
— Спасибо тебе. Обещаю, ты об этом не пожалеешь.
В этот момент дверь с шумом распахнулась, и в кухню медленно вошел док Грили.
— Натаниэль Стюарт, что я слышу, ты кричишь на эту молодую женщину! — он махнул рукой в сторону Джессики. — Да я весь день не уставал благодарить Бога за то, что Он послал ее сюда. Она помогала мне ухаживать за пострадавшими — подбадривала их, накладывала повязки и даже приготовила великолепное тушеное мясо, которым их накормили вдобавок к консервированным продуктам из кладовой.
Взглянув на раненых, лежащих рядами всего в нескольких футах от нас, Натаниэль, стиснув челюсти, толкнул дверь на кухню.
— Прошу, дамы, входите, — и, бросив гневный взгляд на Джессику, добавил: — Конечно, я употребляю этот термин чересчур расширительно.
Два ярких пятна появились на щеках Джессики, но она повернулась и последовала за своим пасынком на кухню, с любопытством посмотрев на меня. Интересно, заметила ли она сходство между нами, подумала я.
— Я Тейлор Джеймс, — представилась я, решив не добавлять, что я кузина Натаниэля. В конце концов эта женщина могла знать достаточно о генеалогическом древе Стюартов и разоблачить меня как самозванку.
— Джеймс? — ее рыжеватые брови изумленно поднялись. — Это моя девичья фамилия, хотя она мало кому известна. Я изменила имя, поступив на сцену. Слишком уж много было шуток, в которых фигурировали я и Джесси Джеймсnote 12. Не думаю, что мы с вами в родстве, хотя какое-то сходство между нами и есть, вы не находите?
— Даю тебе тридцать секунд на то, чтобы убраться из этого дома или я вышвырну тебя собственными руками. — Натаниэль надвинулся на Джессику с таким видом, словно с удовольствием предвкушал, как приведет в исполнение свою угрозу.
Глаза Джессики сверкнули.
— Натаниэль Стюарт, у тебя была сильная воля, когда ты был мальчишкой. Вижу, что, став взрослым человеком, ты превратился в упрямца. — Она воинственно вздернула подбородок. — Я не уйду, пока не повидаю свою дочь. Я была вне себя от беспокойства с самого начала землетрясения. Можешь ненавидеть меня сколько хочешь, Натаниэль, но ты должен знать, что я всегда любила свою маленькую девочку. Всегда.
— Еще одна твоя ложь. Если ты любила ее, как ты могла убежать и бросить ее?
Собравшись с духом, я встала между ними, повернувшись лицом к Натаниэлю.
— Что бы ни сделала Джессика в прошлом, она остается матерью Виктории. Думаю, ты должен ее выслушать.
— Тейлор, — предостерегающе проговорил Натаниэль, — это не твое дело.
— Можем мы несколько минут поговорить наедине? — настаивала я.
Он бросил еще один раздраженный взгляд на Джессику и повел меня в кладовку рядом с кухней. Я откашлялась, готовясь сообщить ему свою «тайну» и надеясь, что узнав ее, он не выбросит меня за дверь вместе с Джессикой.
— Я видела ее, — я с трудом сглотнула, — на фотографии, которая стоит у моего отца на столе. Джессика моя прабабушка.
Побледнев, он уставился на меня.
— Господи, эти глаза, эти волосы… Значит, история о том, что ты родом из семьи актеров, правда?
Лицо у меня запылало.
— Я и сама немного играла. — Я увидела на его лице отражение тех же чувств, что испытывала сама — смущение, сомнение, потрясение. — Возможно, я необъективна, — поспешно продолжала я, — но у меня такое чувство, что Джессика рассказала тебе далеко не все о том, почему она сбежала.
Глаза его потемнели при упоминании мной имени его мачехи.
— Я в этом сомневаюсь, но ради тебя выслушаю ее.
Мы вернулись в кухню, и он повернулся к Джессике, сжав челюсти.
— Твоя дочь в безопасности, это я могу тебе сказать.
Она удивленно подняла брови.
— Натаниэль, — проговорила она мягко, — я знаю, что ее здесь нет. Полгорода охвачено огнем. Возможно в эту самую минуту Виктория находится в опасности, и я не успокоюсь до тех пор, пока не увижу ее. Обещаю, что, как только я удостоверюсь в ее безопасности, я уеду и больше никогда не побеспокою ни тебя, ни ее.
Я опустила голову, не в силах смотреть в полные боли .глаза Джессики. Взгляд мой упал на ее пополневшую талию.
— Как видишь, я жду ребенка, — сказала Джессика, вздернув подбородок. — Я не замужем, если это тебя интересует. После смерти Джошуа я так и осталась вдовой. Однако, когда я обнаружила, что забеременела, я не смогла заставить себя избавиться от ребенка, хотя его отца едва удар не хватил, когда я ему об этом сказала. Этот ребенок — она провела рукой по животу, — все что у меня есть. Ведь дочь я, как ты правильно сказал, бросила.
Нерожденный ребенок… был ли это мой дед? От этой мысли словно холод пробрал меня до костей. Будет ли Джессика по-прежнему любить этого своего не рожденного еще ребенка, если я помогу ей встретиться с Викторией? Не случится ли так, что, если я опять вмешаюсь в ход истории, мой дед, а следовательно и я сама, никогда не появится на свет? Я оперлась рукой о стол, моля про себя свою прабабушку, чтобы она не передумала и не пошла к какому-нибудь эскулапу, нелегально делающему аборты. Впрочем, она вовсе не казалась той бессердечной женщиной, какой я ее себе представляла. Что-то здесь не сходилось.
— Ты, конечно, не ждешь, что я буду аплодировать твоим моральным принципам, Джессика, — голос Натаниэля прервал мои размышления. Мне стало не по себе от его циничного тона.
— Может, ты перестанешь на нее нападать? — спросила я, раздираемая между чувством долга по отношению к кровной родственнице и лояльностью к мужчине, которого любила. — Совершенно очевидно, что Джессика беспокоится о Виктории. Кроме того, сейчас она ждет ребенка, а никудышный отец, похоже, не потянет на звание отца года. Ей и так многое пришлось пережить, а ты обращаешься с ней как с убийцей.
Натаниэль, нахмурившись, скрестил руки на груди.
— Уверен, в твоем нынешнем положении ты сделала оптимальный выбор, но проявление материнского инстинкта по отношению к ребенку, которого ты носишь, не оправдывает того, что ты бросила мою сестру.
В глазах Джессики вспыхнул огонь, отчего их изумрудно-зеленый цвет, так похожий на цвет моих глаз, стал еще насыщеннее.
— Мне не следовало оставлять Викторию тогда, много лет назад, что бы он ни говорил.
— Что — бы кто ни говорил? — Натаниэль нахмурился,
— Никто. Ты мне все равно не поверишь. Единственное, что имеет сейчас для меня значение — это найти свою дочь.
Я глубоко вздохнула и заговорила, решив довериться собственной интуиции.
— Джессика, если вы хотите знать, где Виктория, вы должны убедить Натаниэля в том, что вам можно доверять. Вы могли бы начать с объяснения, почему много лет назад бросили мужа и ребенка.
— Тейлор! — Натаниэль бросил на меня предостерегающий взгляд.
С минуту Джессика колебалась.
— Что же, это справедливо, — наконец согласилась она. — Мне бы следовало еще тогда рассказать Натаниэлю эту отвратительную историю, но он был слишком молод. Но предупреждаю тебя, Натаниэль, я не потерплю, чтобы обо мне пошли новые сплетни. Это может запятнать репутацию моей дочери. Достаточно уже мое имя склоняли повсюду в городе.
Натаниэль кивнул с настороженным видом.
— Хорошо. Но я тоже предупреждаю тебя, Джессика. Никакой лжи.
— Нет, — сняв шляпу, она села за стол и, глубоко вздохнув, начала: — Боюсь это неприглядная история. Как вам вероятно известно, я встретила Джошуа, когда была актрисой. Кстати, я так ею и осталась.
— И хорошей актрисой, как я слышала, — вставила я, вспоминая рассказы отца о его жившей в начале века бабушке-актрисе, которая буквально завораживала публику, особенно мужчин.
Она пожала плечами.
— Джошуа тоже так считал. Он увидел меня на сцене и после спектакля пришел ко мне в уборную с огромным букетом роз. Я подумала тогда, что в жизни не встречала более очаровательного человека — это была любовь с первого взгляда.
— И что же случилось? Глаза ее гневно сверкнули.
— Его брат.
— Эфраим? — Натаниэль сдвинул брови, складки у рта стали глубже. Я же вздрогнула, вспомнив свой опыт общения с дядей Натаниэля.
— Да. Однажды после спектакля он пришел ко мне, не зная, что я обвенчалась с его братом. Он попытался соблазнить меня, а когда я отказалась, он… — Она замолчала, прижав к губам руку в белой перчатке. — Об этом невозможно говорить.
— Он изнасиловал вас, — мягко сказала я, обменявшись взглядом с Натаниэлем, который выглядел так, словно на бегу налетел на каменную стену.
Джессика кивнула.
— Да, — хрипло прошептала она, — Господи помоги мне, да. Я пыталась сопротивляться, но… Но как вы догадались?
— Да очень просто. Я поймал своего дядю на том, что он пытался проделать с Тейлор то же самое здесь, в этом доме, — объяснил Натаниэль. Глаза его были широко раскрыты, он в полной мере осознал то, что рассказала Джессика. — Жаль, что я не задушил негодяя.
— Ну, в случае со мной он, благодаря вмешательству Натаниэля и моей собаки, получил лишь синяки на лице да пару пинков в зад, — добавила я.
Джессика уставилась на меня.
— Хорошо бы это послужило уроком старому вонючему козлу. Вам повезло, что Натаниэль вовремя вмешался, мисс Джеймс. Так что вы можете понять. Я ненавидела этого человека, я желала ему смерти.
— Но почему ты не пришла и не рассказала мне все это тогда? Или моему отцу? — требовательно спросил Натаниэль.
— Кому бы ты поверил — мне или Эфраиму? — вопросом на вопрос ответила Джессика.
Натаниэль переступил с ноги на ногу.
— Не знаю.
— Вот видишь. Поэтому я и молчала, вышла замуж за Джошуа и никогда ни слова не сказала ему о том, что произошло.
— Джессика, — Натаниэль шагнул к ней, в голосе его слышалось напряжение. — Я должен знать. Кто отец Виктории?
— О, ее отец Джошуа, я в этом уверена. Видишь ли, — Джессика опять покраснела, — я уже была беременна, когда Эфраим изнасиловал меня. Но, узнав, что я стану матерью, он почему-то уверовал, что ребенок от него. Он ненавидел меня, хотел расстроить мой брак с его братом. Когда родилась Виктория — на три недели раньше срока — он стал буквально терроризировать меня, угрожая рассказать Джошуа о том, что мы были любовниками и что он, Эфраим, отец ребенка, если я не уеду навсегда. Он считал, что я не гожусь в жены его брату, и даже пригрозил обвинить в воровстве, если я останусь. Я отказалась уехать. Я думала было взять Викторию с собой, но на какую бы жизнь я ее обрекла? Тогда он придумал новую угрозу — заявил, что добьется опекунства над Викторией. На такой риск я не могла пойти. Мысль о том, что он может сделать с моей дочерью, особенно когда она станет старше…
Я сжала ей руки в ужасе от того, через что ей пришлось пройти.
— Я вам верю. Он ужасный человек, и вы поступили так, как считали правильным.
— Я любила Джошуа, но свою дочь я любила больше, — Джессика вся дрожала. — С тех пор не было дня, чтобы я не думала о Виктории. Но я должна была защитить ее.
— И тебе это удалось, — мягко проговорил Натаниэль. — В последнее время выясняется, что я обо многих вещах судил неверно, и о тебе, Джессика, тоже. Подумать только, Виктория все эти годы росла без матери по вине моего порочного дядюшки, будь проклята его жалкая черная душонка. Я должен извиниться перед тобой, Джессика, хотя одного извинения тут мало.
— В таком случае, — Джессика вытерла слезы, — теперь твоя очередь говорить, Натаниэль. Скажи, где моя дочь.
Он кивнул, откашлявшись.
— Она в Монтеррее. Я отправил ее туда на одном из своих судов. Она должна вернуться через два дня. Девочке очень нужна мать, Тейлор тебе это подтвердит.
На губах Джессики заиграла ослепительная улыбка.
— Спасибо тебе. Обещаю, ты об этом не пожалеешь.
В этот момент дверь с шумом распахнулась, и в кухню медленно вошел док Грили.
— Натаниэль Стюарт, что я слышу, ты кричишь на эту молодую женщину! — он махнул рукой в сторону Джессики. — Да я весь день не уставал благодарить Бога за то, что Он послал ее сюда. Она помогала мне ухаживать за пострадавшими — подбадривала их, накладывала повязки и даже приготовила великолепное тушеное мясо, которым их накормили вдобавок к консервированным продуктам из кладовой.