Страница:
— Ну так вот. Я был страшно вымотан, дошел до точки и почти ничего не соображал. И в этом состоянии я мысленно представил себе Кросс Трейз. Лагерь и драконий дом. Потом я подумал о драконах и постарался как можно отчетливее представить их в своем сознании. Ну, словно бы когда молишься — я так и сказал этим леди.
— Как будто молишься?
— Ага, когда возносишь молитву Богине или, может быть, старым богам. Пытаешься увидеть их, когда читаешь молитву.
— Ах, Релкин, неужели ты по-прежнему веришь в старых богов?
— Ну, мне порой самому трудно понять, во что я верю. Иногда старые боги кажутся мне более реальными, иногда нет. Эльфийские лорды в Мирчазе тоже толковали о богах, но я так и не разобрался, о тех же или о каких-то других. По-видимому, существует множество богов, да еще и Богиня. От всего этого голова идет кругом. Уж больно много я повидал всякой всячины, связанной с богами.
Лессис кивнула в подтверждение собственных мыслей. Этот необразованный юноша был избран волей Высших и непостижимым стечением обстоятельств — и казалось, лишь для того, чтобы снова и снова переносить суровые испытания. Чего же хотят от этого мальчишки? Почему именно он? Он до сих пор не погиб, вместе со своим могучим виверном — следовательно, его оберегают для некоего великого служения.
— Боги и вправду разные, Релкин, — сказала она вслух. — Лорды Мирчаза предались низкому злу и нарекли себя богами. Как и все, кто правит, истребляя и подавляя других, они отреклись от нашей всеобщей Матери.
— Но почему они обратились ко злу, леди?
— История лордов Мирчаза длинна и печальна, дитя, слишком длинна для того, чтобы я могла рассказать ее прямо здесь. Я дам тебе книгу, если хочешь. Лучше всего начать с истории Гелдерена, написанной Дантоувом.
— Они странный народ. Я много времени провел с леди Чин, которая была, наверное, принцессой. Великой целительницей — только ее магическое искусство меня и спасло. А потом она послала меня свергать власть ее же сородичей.
— Дитя, некогда они были самым благородным, самым прекрасным народом в мире. Первыми истинными лордами, достойными своего высочайшего положения. Возможно, она вспомнила о былом величии и пожалела о том, что они предались злу.
Лессис бросила взгляд на Белл и Селеру: кажется они начинали смотреть на Релкина совсем по-другому. Как она и предполагала, они не сумели увидеть за простоватой внешностью главное. Подробности жизни Релкина не были им известны: некоторые сведения не разглашались даже внутри Службы Необычайного Провидения. Молодые ведьмы видели перед собой обычного драконопаса и ответы его воспринимали соответственно, хотя им кое-что рассказали о его невероятных похождениях в Мирчазе. Теперь они начинали понимать, что имеют дело с незаурядной личностью. Одного того, что сама Лессис сочла нужным принять участие в разговоре, оказалось достаточно, чтобы их мнение изменилось. Лессис решила, что Белл и Селера засиделись в кабинетах: им недостаточно боевого опыта.
— Дитя, я хочу провести с тобой один опыт, — промолвила ведьма, доставая из рукава маленькую коробочку.
— Видишь? Там, внутри, находится некий предмет. Я хочу чтобы ты попробовал узнать, какой именно.
Релкин посмотрел на коробочку, поднял глаза на Серую Леди и кивнул. В этом угадывался хоть какой-то смысл не то что без конца толочь воду в ступе с Белл и Селерой.
— Закрой глаза, дитя, и постарайся мысленно представить себе, что лежит в коробочке. Не торопись.
Релкин глубоко вздохнул и попытался расслабиться, вышвырнув из головы всякие мелочи о золотых эльфийских лордах. Коробочка, маленькая коробочка. Что же в ней находится?
С виду деревянная, неполированная. Размером не больше табакерки. Она сказала — закрыть глаза? Он так и сделал. Лессис не прибегала к чарам, чтобы помочь ему расслабиться. Было жизненно важным, чтобы Релкин проделал все собственными силами. Любое вмешательство нарушило бы чистоту эксперимента.
Белл и Селера смотрели, затаив дыхание.
Расслабиться оказалось не так-то просто. Стул неудобный, да еще и Белл с Селерой таращатся. К тому же Релкин все еще нервничал после такого допроса сразу не успокоиться.
Коробочка, маленькая коробочка. Что же в ней?
Неожиданно ему привиделся дракон. Базил пробуждался после долгого приятного сна и подумывал о том, чтобы плюхнуться в бассейн. Завтра доставят ножны. Приятно будет снова увидеть Экатор в надлежащем облачении. Старые ножны вконец износились, того и гляди совсем развалятся. Но это завтра. А сейчас в бассейн.
Релкин встрепенулся. Странное забытье, необычайно сильное. Но коробочка, что же в ней?
— Шахматная фигурка, — сказал он. — Дракон.
Взгляд Лессис засверкал, как никогда прежде. Она открыла коробочку и вынула маленькую белую деревянную фигурку дракона. В аргонатских шахматах он играл ту же роль, что у других народов ладья или замок. Белл и Селера ахнули.
— Дитя что именно ты сделал? Подумай хорошенько.
Релкин уставился на шахматную фигурку. Каймо бросил кости! Он попал в точку, но не представлял себе, что же, собственно, сделал. Увидел Базила, а потом понял, что лежит в коробочке Но как? Ведьмы смотрели на него с пугающей настойчивостью. Релкин внутренне застонал.
Глава тридцать третья
Сто девятый марнерийский был наконец полностью укомплектован: теперь в нем насчитывалось десять драконов, столько же драконопасов и стажер Курф. Пополнение составили кожистоспинный по имени Гуптер с драконопасом Ури да вернувшийся в строй ветеран Роквул со своим Энди. Роквул с самой битвы при Куоше находился на лечении: у него загноилась рана в груди. Энди провел несколько недель в лазарете, не от ходи от раненого Роквула, и теперь с удовольствием вернулся в часть. Гунтер, как и Базил, вырос в Голубых Холмах, но не в Куоше, а в западной деревне Кверк; его Ури был крепко сколоченным рыжеволосым парнишкой со спокойным, уравновешенным характером.
Что касается юного Курфа, то его считали недостаточно подготовленным, чтобы доверить ему дракона. Кузо вообще полагал, что этот малый витает в облаках и, если не опустится на землю, то так и промечтает невесть о чем всю свою жизнь.
Молодой кожистоспинный Гунтер обладал хорошими задатками и неплохо управлялся с мечом. Он легко сошелся с другими вивернами, и даже Пурпурно-Зеленый принял его без обычной резкости. Покладистый нрав Ури пришелся по вкусу Кузо — от такого малого не приходилось ждать не приятностей.
Вечером, когда драконы еще доедали ужин, мальчишки собрались в коридоре, на длинной скамье около двойного стойла Пурпурно-Зеленого. Они частенько сиживали тут, болтая о том о сем. Со скамьи можно было видеть дверь в комнаты Кузо, так что командир не мог нагрянуть незамеченным, так же как не мог и расслышать, о чем идет речь: главное, не орать во всю глотку.
Моно и Мануэль тихонько обсуждали достоинства и недостатки драконьих наручей нового образца. Наруч представлял собой стальную пластину, защищавшую руку от запястья до локтя. В старой модели крепление осуществлялось с помощью кожаных ремешков, пропущенных в отверстия по краям пластины. Теперь эти ремни, для большей надежности, решили заменить стальными цепочками, поскольку в бою ремни часто попадали под удар вражеского клинка, а то и просто лопались. Но и у цепей имелся свой недостаток: они натирали шкуру дракона под локтем, где она была тоньше всего. Сообразительный Моно, к немалому удовольствию медношкурого Чектора, догадался упрятать цепочки в кожаные чехлы. Это нововведение живо заинтересовало Мануэля: Пурпурно-Зеленый громко жаловался, что новые наручи всего за час натерли ему волдыри.
Тем временем остальные обсуждали не менее животрепещущий вопрос — как быть с талисманом.
Полосатый карликовый слоник, привезенный из похода на Эйго минувшей зимой, неожиданно подхватил лихорадку и умер. Это опечалило всех, даже Кузо. Веселый, сообразительный Полосатик, повсюду совавший свой ловкий хобот, был всеобщим любимцем. Но если дух Полосатика вернулся в лоно Матери, пепел его остался. По настоянию Пурпурно-Зеленого, слоника кремировали, а пепел поместили в маленький, окованный изнутри железом ларец. Прах эскадронного талисмана стал новым талисманом. Но на беду ларец привлек внимание начальника обоза, некоего капитана Глифа. У эскадрона и без того имелся явный избыток багажа. Во время пребывания в Марнери драконопасы Сто девятого запасались чем только могли — ведь они готовились провести долгую морозную зиму в траншеях под Эхохо. Не только их личные шкафчики были забиты запасной амуницией, но и на полу каждого стойла громоздилась гора всякой всячины.
Капитан Глиф наседал на Кузо. Обоз Сто девятого со стоял из десяти фургонов, тогда как в походе следовало обходиться пятью. Кузо принялся шерстить запасы, выбрасывая все, не положенное по уставу, а заодно и третьи экземпляры положенного снаряжения — решено было обойтись двойным комплектом. Неистовые драконопасы прятали лишние шлемы, нагрудники, хвостовые мечи, джобогины и одеяла по всему драконьему дому. Кузо шарил по углам, выбрасывая все, что попадалось на глаза.
Прочесав галерею над турнирной площадкой, он обнаружил несколько шлемов, а в шкафчиках в помещении бассейна нашел множество деталей доспехов и дюжину одеял. Но главная проблема была связана с прахом Полосатика. Кузо распорядился, чтобы ларец оставили в Марнери, ибо он не являлся эскадронным имуществом, предусмотренным уставом. Не стоит говорит, что эта капля едва не переполнила чашу терпения. Драконопасы были близки к бунту. Одно дело вовсе не иметь никаких излишков, и совсем другое — обзавестись ими, а потом утратить.
— Вот что я скажу, ребята: надо спрятать этот ларец так, чтобы он не нашел, — сердито проворчал Свейн.
— Куда ты его собираешься засунуть — поинтересовался Курф.
— Пока не знаю, но что-нибудь придумаю. Можно даже перепрятывать его с места на место. Ларец невелик, места много не займет. Спрячем его, и к черту Кузо!
— Все драконы огорчены.
— Клянусь Рукой, Альсебра готова сама пойти и поговорить с Кузо. А уж если она так настроена, не хочется и думать, что может натворить Пурпурно-Зеленый.
— Стало быть, прах берем с собой, — сказал Хонт, еще один новичок, ухаживавший за большим Чурном.
— Решено! — поддержал его Джак. — И к черту Кузо! Релкин попытался остудить страсти:
— Подождите, ребята, может быть, Кузо еще удастся уломать. Он человек понятливый и не вредный. Не то что Таррент или Уилиджер.
— Клянусь Рукой, этот Уилиджер был чокнутым, — пробурчал Джак.
Свейн хмыкнул. История с Уилиджером стала своего рода легендой легиона: за всю их историю он был единственным пехотным офицером, переведенным в драконий эскадрон.
Релкин продолжал взывать к здравому смыслу:
— Давайте еще разок поговорим с Кузо. Не думаю, чтобы он захотел огорчать драконов. Он ведь не дурак и прекрасно понимает, что от их настроения зависит все.
Новички сразу восприняли доводы Релкина: первыми согласились Ури и Хонт, за ними Джак и Курф. Только Свейн по всегдашней своей привычке продолжал упорствовать. Не желая спорить попусту, Релкин слегка сменил тему:
— Ларец — штуковина небольшая, так что тут, я думаю, с Кузо удастся договориться. Но давайте признаем честно — барахла у нас и впрямь слишком много. Как ни крути, а кое-что придется оставить. Я ведь и сам не без греха, у меня, например, целых три плаща. Запасся в расчете на морозную зиму.
— Я гляжу, парни из Куоша — народ запасливый, — расхохотался Свейн.
— Ага, а у тебя-то их сколько?
Свейн задумался.
— А ну, выкладывай, — со смехом закричали остальные драконопасы.
— Сколько, сколько, тоже три, ну и что?
— Вот так. А для осенней компании в Аубинасе каждому из нас потребуется только один. И мы не станем укрываться всеми теми одеялами, которые у нас есть. Придется вернуть лишнее имущество на склады.
На лицах мальчишек отражалась внутренняя борьба: они вроде бы и понимали правоту Релкина, но расставаться с добром, которое уже привыкли считать своим… Жалко же! Неожиданно в широком коридоре, ведущем мимо дверей трапезной и бассейна, появился Ракама. Он отчаянно спешил.
— Что-то случилось, — заметив его, сказал Джак.
Ракама резко остановился. Выглядел он так, словно увидел конец света.
— Вы еще не слышали?
— Что? В чем дело?
— В Неллине была битва. Пятый полк разбит. Генерал Кериус попал в плен.
— Не может быть!
Драконопасы подскочили. Это было настоящее потрясение.
— Что еще известно? — спросил Релкин.
— Говорят, наши понесли огромные потери. Сотни убитых.
Юноши переглянулись, глаза их полыхали гневом, до сих пор восстание в Аубинасе представлялось им чем-то далеким и не слишком опасным. Вот введут в мятежную провинцию легион, пуганут смутьянов как следует, и за месяц-другой все успокоится. Но теперь пролилась кровь — и все изменилось. В Аргонате началась гражданская война.
К следующему утру стали известны некоторые подробности. Освободив от осады город Посилу, Пятый полк направился в Красный Холм, столицу Неллинского графства. По пути полк угодил в засаду и понес потери. Разъяренные легионеры обрушились на Красный Холм и подожгли пригороды. Но вместо того чтобы устрашить мятежников, это вызвало обратную реакцию — горожане взялись за оружие. По всей провинции разносились призывы отомстить за «сожжение Красного Холма». Люди, прежде державшиеся в стороне, теперь тысячами присоединялись к повстанцам. И когда Кернус вывел свои войска из Красного Холма, ему пришлось встретиться с численно превосходящим противником.
Умело спланирован кавалерийскую атаку, аубинасцы прорвали полковое каре и положили множество народу. Талионская конница не смогла выручить пехоту, ибо увязла в бесконечных стычках со знавшими местность как свои пять пальцев аубинасскими всадниками. За каждым холмом, в каждой лощине легионеров ждала засада.
Остатки разбитого Пятого полка укрылись за стенами Посилы, которую вновь осадили мятежники. Силы их росли с каждым днем, и одновременно по всему Аубинасу росли антиимперские настроения. Этот процесс затронул и другие провинции Аргоната. Под стенами Посилы, в лагере осаждающих, не было отбоя от добровольцев. Силы повстанцев составляли более пяти тысяч человек, причем многие из них были бывшими легионерами и пришли со своими щитами, мечами и копьями.
Нехватки оружия тоже не наблюдалось. Поговаривали, что зерновые магнаты, которые больше всех были заинтересованы в успехе восстания, заранее запаслись вооружением и амуницией и теперь снабжали всем этим повстанческую армию.
Представлялось вполне вероятным, что Аубинас соберет войско в десять, а то и пятнадцать тысяч человек. А в соседнем Арнейсе, отделенном от Аубинаса хребтом Бель Оул, назревало еще одно восстание. Объединившись, две мощные зернопроизводящие провинции могли угрожать самому существованию Империи Розы.
Торговые суда и караваны разносили повсюду печальные песни о сожжении Красного Холма. Легионеров при этом называли не иначе как «имперскими поджигателями». Вообще эта история всячески раздувалась и обрастала душераздирающими подробностями, хотя в действительности легионеры не спалили ни одного жилого дома — сгорели лишь ворота и частокол.
Каждый час Релкин отправлял послания к Эйлсе. Город бурлил, а она безвылазно сидела вместе с тетушкой в снятых ими покоях на Фолуранском холме. Релкин не мог навестить ее, ибо в любой момент эскадрон могли поднять по тревоге и отправить в Аубинас.
Общая нервозность передалась и драконам. Они даже есть стали меньше, чем обычно. Пурпурно-Зеленый чуть было снова не ввязался в схватку с Грифом, но на сей раз виверны взяли сторону Грифа. Спать все улеглись в скверном расположении духа. Проспать удалось всего лишь два часа, после чего Драконий дом был разбужен тревожным набатом. По улицам бежали люди, на Сторожевой башне зажгли сигнальные огни. Одеваясь на бегу, вылетел из своей спальни Кузо. Всем находившимся в городе воинским под разделениям было предписано незамедлительно выступить к Лукулу. Посила пала из-за предательства. Уцелевшие солдаты Пятого полка попали в плен, и аубинасская армия двинулась маршем на Марнери. Армия выступила столь поспешно, что написать записочку Эйлсе Релкин не успел.
Глава тридцать четвертая
Дождевые тучи вернулись и снова образовали над городом тускло-серый навес. По улицам струились потоки воды, а торговые суда в гавани встали на якорь и убрали паруса. Суденышки помельче покачивались на волнах. Башенная улица была практически пуста даже у Фолуранского холма, в одном из самых оживленных мест города. Лишь редкие прохожие торопливо пробегали по тротуарам, спеша укрыться от ненастья. Но за закрытыми окнами горели свечи: горожане вовсю обсуждали невероятные известия из Аубинаса.
Белому городу на заливе было не впервой сталкиваться с опасностью. Орды Владьки демонов Мач Ингбока осаждали его и опустошили окрестности на двадцать миль во всех направлениях, но никогда прежде Марнери не сталкивался с угрозой со стороны восставшей провинции. Правление Марнери всегда считалось справедливым. Налогообложение если и возрастало, то равномерно во всех провинциях. Предпочтения не отдавалось никому, хотя плодородные области, такие как Аубинас или Сейнстер, платили больше, чем Синт или Голубой Камень, по той простой причине, что там выращивалось гораздо больше так называемого «золота Аргоната» пшеницы и ячменя.
И вот гражданская война угрожала подкатиться под самые стены города, а то и хуже. Предположения высказывались самые мрачные.
Хрупкая женщина, укутанная в серый плащ с капюшоном, выскользнула из Сторожевой башни, пересекла площадь и зашагала по извилистой Водяной улице, взбиравшейся вверх по юго-западному склону. За ней, держась в отдаленин, следовали двое ничем не примечательных с виду мужчин, одетых так же неброско, как и она: один в коричневом плаще и гамашах, другой в темно-серой накидке и такого же цвета шляпе.
В районе Старой площади женщина постучалась в дверь дома, несколько окон которого были освещены. Дверь отворилась, и она вошла внутрь. Мужчины, следовавшие за ней, словно тени, не задерживаясь прошли вперед и, лишь миновав дом, в который вошла интересовавшая их особа, свернули в проулок, после чего осторожно выглянули из-за угла и удостоверились, что за ними никто не идет. После этого они вернулись назад и спрятались напротив того самого дома.
— Никого нет, — промолвил мужчина с невозмутимым лицом и холодными, суровыми черными глазами.
— Никого не видно, — уточнил его спутник, мужчина помоложе, с сухим, почти изможденным лицом, тонкими губами и пронизывающим взглядом голубых глаз. — Но я кое-что чую.
— Да?
— Что-то изменилось в этом городе. В прошлый раз ничего подобного не ощущалось, и уж точно ничто не следовало за ней. А сейчас следует.
Черноглазый хмыкнул и еще раз осмотрел улицу. Этот человек не обладал сверхспособностями. Звали его Мирк, и он был профессиональным убийцей. Одним из самых квалифицированных убийц Службы Необычайного Провидения: к своим тридцати пяти годам он отправил на тот свет добрую сотню жертв. К тому же Мирк считался одним из лучших телохранителей, когда-либо подготовленных Службой Провидения, ему не было равных в предотвращении покушений. Как ни странно, совершенства в столь суровом ремесле добился уроженец Дифвода, кувфшонской провинции, где мужчины, по традиции, занимали подчиненное положение и славились миролюбием. Основным его занятием было устранение вражеских агентов, пустивших глубокие корни в Аргонате или Кунфшоне. В тех случаях, когда обстоятельства не позволяли привлечь изменника или шпиона к суду, от него избавлялись иным путем — с помощью Мирка.
На левом бедре убийцы висели два метательных ножа, на правом — остро отточенный стилет и короткий меч. Его внимательные черные глаза скользнули по крышам ближайших домов, там не было ничего подозрительного.
Но рядом стоял Весперн, обладавший особой психической восприимчивостью. Какое-то неведомое, шестое, а может, и седьмое чувство позволяло ему обнаруживать соглядатаев, даже когда тех защищали магические экраны. Зная это, Мирк, вопреки свидетельству собственных глаз, вынужден был допустить, что за ними кто-то следит. Он продолжал всматриваться в улицу, ведь убить можно только того, кого видишь «Конечно, — спокойно и расчетливо размышлял он, Весперн действительно способен ощутить скрытую угрозу, но ведь они охраняют не кого-нибудь, а саму Серую Леди, чья восприимчивость к такого рода вещам превосходит человеческое понимание. Уж она-то вполне способна сама о себе позаботиться»
По другую сторону улицы, в теплой комнате у Лагдален, Лессис сняла шляпу, повесила плащ и привела в порядок свои мысли. Обстановка в помещении была деловой: на двух столах — письменном и обычном — лежали книги и вороха свитков, одну стену закрывали книжные полки, а ковровое покрытие на полу изрядно поизносилось. Хозяйке приходи лось частенько принимать посетителей.
Ведьма подошла к окну и бросила беглый взгляд на город и видевшуюся на западе гавань. Немилосердно хлестал ливень — дождило сверх терпения Матери. Старожилы не могли припомнить такого дождливого года: кое-где под ливнем полегли хлеба. В переулке напротив маячили две серые фигуры
Там находился Мирк. Вроде бы это должно было внушать спокойствие, но в его присутствии Лессис всегда ощущала какой-то холодок. Ей не приходилось встречать боле хладнокровного убийцу, хотя этот человек искренне поклонялся Матери и был уроженцем Дифвода. Той самой провинции, мужчины которой слыли искуснейшими ткачами, и во всем подчинялись своим женам. «Ну что ж, — решил Лессис, — Мирку это не грозит. Ни одна женщина не выйдет замуж за человека, на чьих руках кровь стольких людей. Он исключение, а всякое исключение лишь подтверждает правило». Но там, снаружи, находилось и нечто иное. Ведьма улавливала присутствие чего-то нематериального, чему не могло угрожать оружие Мирка. Впрочем, как сказать — даже величайшие маги так или иначе уязвимы. Она припомнила, как всего несколько лет назад, в этом же городе, едва не пала жертвой убийцы, подстерегшего ее в саду возле храма. Просто чудо, что ей удалось выжить после такого удара. Требовалось усилить меры предосторожности — Мирк был необходим. Так же, как и Весперн.
Дверь открылась, и вошла Лагдален, а за нею Эйлса, дочь Ранара: подруги секретничали наедине, пока их беседу не прервал неожиданный визит Лессис. Приятно было смотреть на их раскрасневшиеся, цветущие лица. Глядя на Лагдален, счастливую мать, успешно сочетавшую семейную жизнь с ответственной службой Короне, ведьма ощутила почти материнское чувство гордости, но тут же вспомнила: не раз и не два она рисковала жизнью этой девушки. Ей стоило подумать о покаянии. Все мы должны служить тем, чем можем.
— Леди, как я рада вас видеть, — проворковала Лагдален.
Лессис обняла обеих, а потом взяла Эйлсу за руки и долго всматривалась в ее лицо. Как все-таки красива эта девушка с тонко очерченным подбородком и высокими скулами. Достойная награда для молодого Релкина.
— Приятно встретиться с тобой снова, Эйлса из клана Ваттель. В моих воспоминаниях о событиях на Сприанском кряже первое место занимает работа в лазарете, уже после битвы. Ты храбро сражалась и неустанно ухаживала за ранеными.
— Спасибо на добром слове. То были мрачные дни, и клан Ваттель никогда их не забудет.
— Нам выпало жить в тревожное время. Идет война, враг безжалостен и очень силен, а недавно стал еще сильнее.
Молодые женщины встретили ее взгляд, и она уловила их озабоченность.
— Я только что вернулась в город, а последние новости услышала всего несколько минут назад.
— Невероятно! — гневно воскликнула Лагдален. — Мятежники убивают имперских солдат, бросают вызов Империи и угрожают осадить город!
Да, — Лессис сложила ладони и оперлась подбородком о кончики пальцев. — К тому же Релкин из Куоша примет участие в этой кампании, а она может оказаться весьма опасной. Он слишком ценен, нельзя так просто рисковать его жизнью.
Брови молодых женщин поползли вверх. Лессис поняла, что ей следует тщательно подбирать слова.
Я знаю, что могу положиться на вас обеих, но имейте в виду: услышанное вами не должно выйти за эти стены. Да и самим вам следует с осторожностью относиться к сведениям, касающимся нашего друга Релкина.
Озабоченность подруг возросла.
Мы провели проверку и установили, что события последних двух лет повлияли на Релкина. Он изменился. На Эйго ему довелось соприкоснуться с силой, превосходящей все, что было нам доселе известно. Ее воздействие пробудило в нем нечто новое. Он уже не просто драконопас.
— О, моя леди, что это была за проверка? — воскликнула Эйлса. В голосе ее звучал страх.
«Она любит его, по-настоящему любит, — подумала Лессис. — Он будет счастливым человеком — если останется в живых».
— Ему не причинили вреда. Просто-напросто я спрятала один предмет в маленькую коробочку и попросила сидевшего в той же комнате Релкина сказать, что там лежит. Он так и сделал.
— Но как?
— Этого мы не знаем. Говорит, что увидел образ, подсказавший ему, что находится в коробочке.
— Как будто молишься?
— Ага, когда возносишь молитву Богине или, может быть, старым богам. Пытаешься увидеть их, когда читаешь молитву.
— Ах, Релкин, неужели ты по-прежнему веришь в старых богов?
— Ну, мне порой самому трудно понять, во что я верю. Иногда старые боги кажутся мне более реальными, иногда нет. Эльфийские лорды в Мирчазе тоже толковали о богах, но я так и не разобрался, о тех же или о каких-то других. По-видимому, существует множество богов, да еще и Богиня. От всего этого голова идет кругом. Уж больно много я повидал всякой всячины, связанной с богами.
Лессис кивнула в подтверждение собственных мыслей. Этот необразованный юноша был избран волей Высших и непостижимым стечением обстоятельств — и казалось, лишь для того, чтобы снова и снова переносить суровые испытания. Чего же хотят от этого мальчишки? Почему именно он? Он до сих пор не погиб, вместе со своим могучим виверном — следовательно, его оберегают для некоего великого служения.
— Боги и вправду разные, Релкин, — сказала она вслух. — Лорды Мирчаза предались низкому злу и нарекли себя богами. Как и все, кто правит, истребляя и подавляя других, они отреклись от нашей всеобщей Матери.
— Но почему они обратились ко злу, леди?
— История лордов Мирчаза длинна и печальна, дитя, слишком длинна для того, чтобы я могла рассказать ее прямо здесь. Я дам тебе книгу, если хочешь. Лучше всего начать с истории Гелдерена, написанной Дантоувом.
— Они странный народ. Я много времени провел с леди Чин, которая была, наверное, принцессой. Великой целительницей — только ее магическое искусство меня и спасло. А потом она послала меня свергать власть ее же сородичей.
— Дитя, некогда они были самым благородным, самым прекрасным народом в мире. Первыми истинными лордами, достойными своего высочайшего положения. Возможно, она вспомнила о былом величии и пожалела о том, что они предались злу.
Лессис бросила взгляд на Белл и Селеру: кажется они начинали смотреть на Релкина совсем по-другому. Как она и предполагала, они не сумели увидеть за простоватой внешностью главное. Подробности жизни Релкина не были им известны: некоторые сведения не разглашались даже внутри Службы Необычайного Провидения. Молодые ведьмы видели перед собой обычного драконопаса и ответы его воспринимали соответственно, хотя им кое-что рассказали о его невероятных похождениях в Мирчазе. Теперь они начинали понимать, что имеют дело с незаурядной личностью. Одного того, что сама Лессис сочла нужным принять участие в разговоре, оказалось достаточно, чтобы их мнение изменилось. Лессис решила, что Белл и Селера засиделись в кабинетах: им недостаточно боевого опыта.
— Дитя, я хочу провести с тобой один опыт, — промолвила ведьма, доставая из рукава маленькую коробочку.
— Видишь? Там, внутри, находится некий предмет. Я хочу чтобы ты попробовал узнать, какой именно.
Релкин посмотрел на коробочку, поднял глаза на Серую Леди и кивнул. В этом угадывался хоть какой-то смысл не то что без конца толочь воду в ступе с Белл и Селерой.
— Закрой глаза, дитя, и постарайся мысленно представить себе, что лежит в коробочке. Не торопись.
Релкин глубоко вздохнул и попытался расслабиться, вышвырнув из головы всякие мелочи о золотых эльфийских лордах. Коробочка, маленькая коробочка. Что же в ней находится?
С виду деревянная, неполированная. Размером не больше табакерки. Она сказала — закрыть глаза? Он так и сделал. Лессис не прибегала к чарам, чтобы помочь ему расслабиться. Было жизненно важным, чтобы Релкин проделал все собственными силами. Любое вмешательство нарушило бы чистоту эксперимента.
Белл и Селера смотрели, затаив дыхание.
Расслабиться оказалось не так-то просто. Стул неудобный, да еще и Белл с Селерой таращатся. К тому же Релкин все еще нервничал после такого допроса сразу не успокоиться.
Коробочка, маленькая коробочка. Что же в ней?
Неожиданно ему привиделся дракон. Базил пробуждался после долгого приятного сна и подумывал о том, чтобы плюхнуться в бассейн. Завтра доставят ножны. Приятно будет снова увидеть Экатор в надлежащем облачении. Старые ножны вконец износились, того и гляди совсем развалятся. Но это завтра. А сейчас в бассейн.
Релкин встрепенулся. Странное забытье, необычайно сильное. Но коробочка, что же в ней?
— Шахматная фигурка, — сказал он. — Дракон.
Взгляд Лессис засверкал, как никогда прежде. Она открыла коробочку и вынула маленькую белую деревянную фигурку дракона. В аргонатских шахматах он играл ту же роль, что у других народов ладья или замок. Белл и Селера ахнули.
— Дитя что именно ты сделал? Подумай хорошенько.
Релкин уставился на шахматную фигурку. Каймо бросил кости! Он попал в точку, но не представлял себе, что же, собственно, сделал. Увидел Базила, а потом понял, что лежит в коробочке Но как? Ведьмы смотрели на него с пугающей настойчивостью. Релкин внутренне застонал.
Глава тридцать третья
Сто девятый марнерийский был наконец полностью укомплектован: теперь в нем насчитывалось десять драконов, столько же драконопасов и стажер Курф. Пополнение составили кожистоспинный по имени Гуптер с драконопасом Ури да вернувшийся в строй ветеран Роквул со своим Энди. Роквул с самой битвы при Куоше находился на лечении: у него загноилась рана в груди. Энди провел несколько недель в лазарете, не от ходи от раненого Роквула, и теперь с удовольствием вернулся в часть. Гунтер, как и Базил, вырос в Голубых Холмах, но не в Куоше, а в западной деревне Кверк; его Ури был крепко сколоченным рыжеволосым парнишкой со спокойным, уравновешенным характером.
Что касается юного Курфа, то его считали недостаточно подготовленным, чтобы доверить ему дракона. Кузо вообще полагал, что этот малый витает в облаках и, если не опустится на землю, то так и промечтает невесть о чем всю свою жизнь.
Молодой кожистоспинный Гунтер обладал хорошими задатками и неплохо управлялся с мечом. Он легко сошелся с другими вивернами, и даже Пурпурно-Зеленый принял его без обычной резкости. Покладистый нрав Ури пришелся по вкусу Кузо — от такого малого не приходилось ждать не приятностей.
Вечером, когда драконы еще доедали ужин, мальчишки собрались в коридоре, на длинной скамье около двойного стойла Пурпурно-Зеленого. Они частенько сиживали тут, болтая о том о сем. Со скамьи можно было видеть дверь в комнаты Кузо, так что командир не мог нагрянуть незамеченным, так же как не мог и расслышать, о чем идет речь: главное, не орать во всю глотку.
Моно и Мануэль тихонько обсуждали достоинства и недостатки драконьих наручей нового образца. Наруч представлял собой стальную пластину, защищавшую руку от запястья до локтя. В старой модели крепление осуществлялось с помощью кожаных ремешков, пропущенных в отверстия по краям пластины. Теперь эти ремни, для большей надежности, решили заменить стальными цепочками, поскольку в бою ремни часто попадали под удар вражеского клинка, а то и просто лопались. Но и у цепей имелся свой недостаток: они натирали шкуру дракона под локтем, где она была тоньше всего. Сообразительный Моно, к немалому удовольствию медношкурого Чектора, догадался упрятать цепочки в кожаные чехлы. Это нововведение живо заинтересовало Мануэля: Пурпурно-Зеленый громко жаловался, что новые наручи всего за час натерли ему волдыри.
Тем временем остальные обсуждали не менее животрепещущий вопрос — как быть с талисманом.
Полосатый карликовый слоник, привезенный из похода на Эйго минувшей зимой, неожиданно подхватил лихорадку и умер. Это опечалило всех, даже Кузо. Веселый, сообразительный Полосатик, повсюду совавший свой ловкий хобот, был всеобщим любимцем. Но если дух Полосатика вернулся в лоно Матери, пепел его остался. По настоянию Пурпурно-Зеленого, слоника кремировали, а пепел поместили в маленький, окованный изнутри железом ларец. Прах эскадронного талисмана стал новым талисманом. Но на беду ларец привлек внимание начальника обоза, некоего капитана Глифа. У эскадрона и без того имелся явный избыток багажа. Во время пребывания в Марнери драконопасы Сто девятого запасались чем только могли — ведь они готовились провести долгую морозную зиму в траншеях под Эхохо. Не только их личные шкафчики были забиты запасной амуницией, но и на полу каждого стойла громоздилась гора всякой всячины.
Капитан Глиф наседал на Кузо. Обоз Сто девятого со стоял из десяти фургонов, тогда как в походе следовало обходиться пятью. Кузо принялся шерстить запасы, выбрасывая все, не положенное по уставу, а заодно и третьи экземпляры положенного снаряжения — решено было обойтись двойным комплектом. Неистовые драконопасы прятали лишние шлемы, нагрудники, хвостовые мечи, джобогины и одеяла по всему драконьему дому. Кузо шарил по углам, выбрасывая все, что попадалось на глаза.
Прочесав галерею над турнирной площадкой, он обнаружил несколько шлемов, а в шкафчиках в помещении бассейна нашел множество деталей доспехов и дюжину одеял. Но главная проблема была связана с прахом Полосатика. Кузо распорядился, чтобы ларец оставили в Марнери, ибо он не являлся эскадронным имуществом, предусмотренным уставом. Не стоит говорит, что эта капля едва не переполнила чашу терпения. Драконопасы были близки к бунту. Одно дело вовсе не иметь никаких излишков, и совсем другое — обзавестись ими, а потом утратить.
— Вот что я скажу, ребята: надо спрятать этот ларец так, чтобы он не нашел, — сердито проворчал Свейн.
— Куда ты его собираешься засунуть — поинтересовался Курф.
— Пока не знаю, но что-нибудь придумаю. Можно даже перепрятывать его с места на место. Ларец невелик, места много не займет. Спрячем его, и к черту Кузо!
— Все драконы огорчены.
— Клянусь Рукой, Альсебра готова сама пойти и поговорить с Кузо. А уж если она так настроена, не хочется и думать, что может натворить Пурпурно-Зеленый.
— Стало быть, прах берем с собой, — сказал Хонт, еще один новичок, ухаживавший за большим Чурном.
— Решено! — поддержал его Джак. — И к черту Кузо! Релкин попытался остудить страсти:
— Подождите, ребята, может быть, Кузо еще удастся уломать. Он человек понятливый и не вредный. Не то что Таррент или Уилиджер.
— Клянусь Рукой, этот Уилиджер был чокнутым, — пробурчал Джак.
Свейн хмыкнул. История с Уилиджером стала своего рода легендой легиона: за всю их историю он был единственным пехотным офицером, переведенным в драконий эскадрон.
Релкин продолжал взывать к здравому смыслу:
— Давайте еще разок поговорим с Кузо. Не думаю, чтобы он захотел огорчать драконов. Он ведь не дурак и прекрасно понимает, что от их настроения зависит все.
Новички сразу восприняли доводы Релкина: первыми согласились Ури и Хонт, за ними Джак и Курф. Только Свейн по всегдашней своей привычке продолжал упорствовать. Не желая спорить попусту, Релкин слегка сменил тему:
— Ларец — штуковина небольшая, так что тут, я думаю, с Кузо удастся договориться. Но давайте признаем честно — барахла у нас и впрямь слишком много. Как ни крути, а кое-что придется оставить. Я ведь и сам не без греха, у меня, например, целых три плаща. Запасся в расчете на морозную зиму.
— Я гляжу, парни из Куоша — народ запасливый, — расхохотался Свейн.
— Ага, а у тебя-то их сколько?
Свейн задумался.
— А ну, выкладывай, — со смехом закричали остальные драконопасы.
— Сколько, сколько, тоже три, ну и что?
— Вот так. А для осенней компании в Аубинасе каждому из нас потребуется только один. И мы не станем укрываться всеми теми одеялами, которые у нас есть. Придется вернуть лишнее имущество на склады.
На лицах мальчишек отражалась внутренняя борьба: они вроде бы и понимали правоту Релкина, но расставаться с добром, которое уже привыкли считать своим… Жалко же! Неожиданно в широком коридоре, ведущем мимо дверей трапезной и бассейна, появился Ракама. Он отчаянно спешил.
— Что-то случилось, — заметив его, сказал Джак.
Ракама резко остановился. Выглядел он так, словно увидел конец света.
— Вы еще не слышали?
— Что? В чем дело?
— В Неллине была битва. Пятый полк разбит. Генерал Кериус попал в плен.
— Не может быть!
Драконопасы подскочили. Это было настоящее потрясение.
— Что еще известно? — спросил Релкин.
— Говорят, наши понесли огромные потери. Сотни убитых.
Юноши переглянулись, глаза их полыхали гневом, до сих пор восстание в Аубинасе представлялось им чем-то далеким и не слишком опасным. Вот введут в мятежную провинцию легион, пуганут смутьянов как следует, и за месяц-другой все успокоится. Но теперь пролилась кровь — и все изменилось. В Аргонате началась гражданская война.
К следующему утру стали известны некоторые подробности. Освободив от осады город Посилу, Пятый полк направился в Красный Холм, столицу Неллинского графства. По пути полк угодил в засаду и понес потери. Разъяренные легионеры обрушились на Красный Холм и подожгли пригороды. Но вместо того чтобы устрашить мятежников, это вызвало обратную реакцию — горожане взялись за оружие. По всей провинции разносились призывы отомстить за «сожжение Красного Холма». Люди, прежде державшиеся в стороне, теперь тысячами присоединялись к повстанцам. И когда Кернус вывел свои войска из Красного Холма, ему пришлось встретиться с численно превосходящим противником.
Умело спланирован кавалерийскую атаку, аубинасцы прорвали полковое каре и положили множество народу. Талионская конница не смогла выручить пехоту, ибо увязла в бесконечных стычках со знавшими местность как свои пять пальцев аубинасскими всадниками. За каждым холмом, в каждой лощине легионеров ждала засада.
Остатки разбитого Пятого полка укрылись за стенами Посилы, которую вновь осадили мятежники. Силы их росли с каждым днем, и одновременно по всему Аубинасу росли антиимперские настроения. Этот процесс затронул и другие провинции Аргоната. Под стенами Посилы, в лагере осаждающих, не было отбоя от добровольцев. Силы повстанцев составляли более пяти тысяч человек, причем многие из них были бывшими легионерами и пришли со своими щитами, мечами и копьями.
Нехватки оружия тоже не наблюдалось. Поговаривали, что зерновые магнаты, которые больше всех были заинтересованы в успехе восстания, заранее запаслись вооружением и амуницией и теперь снабжали всем этим повстанческую армию.
Представлялось вполне вероятным, что Аубинас соберет войско в десять, а то и пятнадцать тысяч человек. А в соседнем Арнейсе, отделенном от Аубинаса хребтом Бель Оул, назревало еще одно восстание. Объединившись, две мощные зернопроизводящие провинции могли угрожать самому существованию Империи Розы.
Торговые суда и караваны разносили повсюду печальные песни о сожжении Красного Холма. Легионеров при этом называли не иначе как «имперскими поджигателями». Вообще эта история всячески раздувалась и обрастала душераздирающими подробностями, хотя в действительности легионеры не спалили ни одного жилого дома — сгорели лишь ворота и частокол.
Каждый час Релкин отправлял послания к Эйлсе. Город бурлил, а она безвылазно сидела вместе с тетушкой в снятых ими покоях на Фолуранском холме. Релкин не мог навестить ее, ибо в любой момент эскадрон могли поднять по тревоге и отправить в Аубинас.
Общая нервозность передалась и драконам. Они даже есть стали меньше, чем обычно. Пурпурно-Зеленый чуть было снова не ввязался в схватку с Грифом, но на сей раз виверны взяли сторону Грифа. Спать все улеглись в скверном расположении духа. Проспать удалось всего лишь два часа, после чего Драконий дом был разбужен тревожным набатом. По улицам бежали люди, на Сторожевой башне зажгли сигнальные огни. Одеваясь на бегу, вылетел из своей спальни Кузо. Всем находившимся в городе воинским под разделениям было предписано незамедлительно выступить к Лукулу. Посила пала из-за предательства. Уцелевшие солдаты Пятого полка попали в плен, и аубинасская армия двинулась маршем на Марнери. Армия выступила столь поспешно, что написать записочку Эйлсе Релкин не успел.
Глава тридцать четвертая
Дождевые тучи вернулись и снова образовали над городом тускло-серый навес. По улицам струились потоки воды, а торговые суда в гавани встали на якорь и убрали паруса. Суденышки помельче покачивались на волнах. Башенная улица была практически пуста даже у Фолуранского холма, в одном из самых оживленных мест города. Лишь редкие прохожие торопливо пробегали по тротуарам, спеша укрыться от ненастья. Но за закрытыми окнами горели свечи: горожане вовсю обсуждали невероятные известия из Аубинаса.
Белому городу на заливе было не впервой сталкиваться с опасностью. Орды Владьки демонов Мач Ингбока осаждали его и опустошили окрестности на двадцать миль во всех направлениях, но никогда прежде Марнери не сталкивался с угрозой со стороны восставшей провинции. Правление Марнери всегда считалось справедливым. Налогообложение если и возрастало, то равномерно во всех провинциях. Предпочтения не отдавалось никому, хотя плодородные области, такие как Аубинас или Сейнстер, платили больше, чем Синт или Голубой Камень, по той простой причине, что там выращивалось гораздо больше так называемого «золота Аргоната» пшеницы и ячменя.
И вот гражданская война угрожала подкатиться под самые стены города, а то и хуже. Предположения высказывались самые мрачные.
Хрупкая женщина, укутанная в серый плащ с капюшоном, выскользнула из Сторожевой башни, пересекла площадь и зашагала по извилистой Водяной улице, взбиравшейся вверх по юго-западному склону. За ней, держась в отдаленин, следовали двое ничем не примечательных с виду мужчин, одетых так же неброско, как и она: один в коричневом плаще и гамашах, другой в темно-серой накидке и такого же цвета шляпе.
В районе Старой площади женщина постучалась в дверь дома, несколько окон которого были освещены. Дверь отворилась, и она вошла внутрь. Мужчины, следовавшие за ней, словно тени, не задерживаясь прошли вперед и, лишь миновав дом, в который вошла интересовавшая их особа, свернули в проулок, после чего осторожно выглянули из-за угла и удостоверились, что за ними никто не идет. После этого они вернулись назад и спрятались напротив того самого дома.
— Никого нет, — промолвил мужчина с невозмутимым лицом и холодными, суровыми черными глазами.
— Никого не видно, — уточнил его спутник, мужчина помоложе, с сухим, почти изможденным лицом, тонкими губами и пронизывающим взглядом голубых глаз. — Но я кое-что чую.
— Да?
— Что-то изменилось в этом городе. В прошлый раз ничего подобного не ощущалось, и уж точно ничто не следовало за ней. А сейчас следует.
Черноглазый хмыкнул и еще раз осмотрел улицу. Этот человек не обладал сверхспособностями. Звали его Мирк, и он был профессиональным убийцей. Одним из самых квалифицированных убийц Службы Необычайного Провидения: к своим тридцати пяти годам он отправил на тот свет добрую сотню жертв. К тому же Мирк считался одним из лучших телохранителей, когда-либо подготовленных Службой Провидения, ему не было равных в предотвращении покушений. Как ни странно, совершенства в столь суровом ремесле добился уроженец Дифвода, кувфшонской провинции, где мужчины, по традиции, занимали подчиненное положение и славились миролюбием. Основным его занятием было устранение вражеских агентов, пустивших глубокие корни в Аргонате или Кунфшоне. В тех случаях, когда обстоятельства не позволяли привлечь изменника или шпиона к суду, от него избавлялись иным путем — с помощью Мирка.
На левом бедре убийцы висели два метательных ножа, на правом — остро отточенный стилет и короткий меч. Его внимательные черные глаза скользнули по крышам ближайших домов, там не было ничего подозрительного.
Но рядом стоял Весперн, обладавший особой психической восприимчивостью. Какое-то неведомое, шестое, а может, и седьмое чувство позволяло ему обнаруживать соглядатаев, даже когда тех защищали магические экраны. Зная это, Мирк, вопреки свидетельству собственных глаз, вынужден был допустить, что за ними кто-то следит. Он продолжал всматриваться в улицу, ведь убить можно только того, кого видишь «Конечно, — спокойно и расчетливо размышлял он, Весперн действительно способен ощутить скрытую угрозу, но ведь они охраняют не кого-нибудь, а саму Серую Леди, чья восприимчивость к такого рода вещам превосходит человеческое понимание. Уж она-то вполне способна сама о себе позаботиться»
По другую сторону улицы, в теплой комнате у Лагдален, Лессис сняла шляпу, повесила плащ и привела в порядок свои мысли. Обстановка в помещении была деловой: на двух столах — письменном и обычном — лежали книги и вороха свитков, одну стену закрывали книжные полки, а ковровое покрытие на полу изрядно поизносилось. Хозяйке приходи лось частенько принимать посетителей.
Ведьма подошла к окну и бросила беглый взгляд на город и видевшуюся на западе гавань. Немилосердно хлестал ливень — дождило сверх терпения Матери. Старожилы не могли припомнить такого дождливого года: кое-где под ливнем полегли хлеба. В переулке напротив маячили две серые фигуры
Там находился Мирк. Вроде бы это должно было внушать спокойствие, но в его присутствии Лессис всегда ощущала какой-то холодок. Ей не приходилось встречать боле хладнокровного убийцу, хотя этот человек искренне поклонялся Матери и был уроженцем Дифвода. Той самой провинции, мужчины которой слыли искуснейшими ткачами, и во всем подчинялись своим женам. «Ну что ж, — решил Лессис, — Мирку это не грозит. Ни одна женщина не выйдет замуж за человека, на чьих руках кровь стольких людей. Он исключение, а всякое исключение лишь подтверждает правило». Но там, снаружи, находилось и нечто иное. Ведьма улавливала присутствие чего-то нематериального, чему не могло угрожать оружие Мирка. Впрочем, как сказать — даже величайшие маги так или иначе уязвимы. Она припомнила, как всего несколько лет назад, в этом же городе, едва не пала жертвой убийцы, подстерегшего ее в саду возле храма. Просто чудо, что ей удалось выжить после такого удара. Требовалось усилить меры предосторожности — Мирк был необходим. Так же, как и Весперн.
Дверь открылась, и вошла Лагдален, а за нею Эйлса, дочь Ранара: подруги секретничали наедине, пока их беседу не прервал неожиданный визит Лессис. Приятно было смотреть на их раскрасневшиеся, цветущие лица. Глядя на Лагдален, счастливую мать, успешно сочетавшую семейную жизнь с ответственной службой Короне, ведьма ощутила почти материнское чувство гордости, но тут же вспомнила: не раз и не два она рисковала жизнью этой девушки. Ей стоило подумать о покаянии. Все мы должны служить тем, чем можем.
— Леди, как я рада вас видеть, — проворковала Лагдален.
Лессис обняла обеих, а потом взяла Эйлсу за руки и долго всматривалась в ее лицо. Как все-таки красива эта девушка с тонко очерченным подбородком и высокими скулами. Достойная награда для молодого Релкина.
— Приятно встретиться с тобой снова, Эйлса из клана Ваттель. В моих воспоминаниях о событиях на Сприанском кряже первое место занимает работа в лазарете, уже после битвы. Ты храбро сражалась и неустанно ухаживала за ранеными.
— Спасибо на добром слове. То были мрачные дни, и клан Ваттель никогда их не забудет.
— Нам выпало жить в тревожное время. Идет война, враг безжалостен и очень силен, а недавно стал еще сильнее.
Молодые женщины встретили ее взгляд, и она уловила их озабоченность.
— Я только что вернулась в город, а последние новости услышала всего несколько минут назад.
— Невероятно! — гневно воскликнула Лагдален. — Мятежники убивают имперских солдат, бросают вызов Империи и угрожают осадить город!
Да, — Лессис сложила ладони и оперлась подбородком о кончики пальцев. — К тому же Релкин из Куоша примет участие в этой кампании, а она может оказаться весьма опасной. Он слишком ценен, нельзя так просто рисковать его жизнью.
Брови молодых женщин поползли вверх. Лессис поняла, что ей следует тщательно подбирать слова.
Я знаю, что могу положиться на вас обеих, но имейте в виду: услышанное вами не должно выйти за эти стены. Да и самим вам следует с осторожностью относиться к сведениям, касающимся нашего друга Релкина.
Озабоченность подруг возросла.
Мы провели проверку и установили, что события последних двух лет повлияли на Релкина. Он изменился. На Эйго ему довелось соприкоснуться с силой, превосходящей все, что было нам доселе известно. Ее воздействие пробудило в нем нечто новое. Он уже не просто драконопас.
— О, моя леди, что это была за проверка? — воскликнула Эйлса. В голосе ее звучал страх.
«Она любит его, по-настоящему любит, — подумала Лессис. — Он будет счастливым человеком — если останется в живых».
— Ему не причинили вреда. Просто-напросто я спрятала один предмет в маленькую коробочку и попросила сидевшего в той же комнате Релкина сказать, что там лежит. Он так и сделал.
— Но как?
— Этого мы не знаем. Говорит, что увидел образ, подсказавший ему, что находится в коробочке.