Райан Нэн. На всю жизнь

   Следя за каждым движением рыжеволосого ребенка и его шаловливого рыжего щенка, Кей изумленно охнула. Казалось, что мальчик и собака выросли прямо у нее на глазах. Джой больше не был заморышем с печальными глазами, худым личиком и болезненно худыми руками и ногами. Мак не был больше маленьким напуганным щенком.
   Щеки Джоя округлились, печаль сошла с его глаз. Руки и ноги стали крепкими и загорелыми, и он быстро вырастая из своей униформы и ботинок. Мак, который увеличился в размере вдвое, стал сильным и озорным. Не подозревая о своей собственной силе, любвеобильный колли, в бурном восторге прыгая на своего хозяина, иногда сбивал Джоя с ног.
   Джой не возражал. Он считал, что это очень забавно. Иногда, когда Мак, разыгравшись, валил Джоя на землю, тот притворялся мертвым. Он лежал с закрытыми глазами, раскинув руки и ноги, а Мак ходил вокруг него и лаял, в тревоге облизывая ему лицо. Когда неутешный Мак начинал скулить и жалобно постанывать над своей потерей, Джой вскакивал на ноги, сжимал Мака в объятиях и смеялся от радости, что так здорово одурачил своего лучшего друга.
   — Кей, посмотри! — прокричал Джой.
   — Я смотрю, — откликнулась она, поднимая руку, чтобы заслонить глаза от яркого солнца.
   Джой держал в руке красный резиновый мячик. Мак пытался отнять его у мальчика. Джой поводил корот-ким пальцем перед носом Мака, наклонился и зашеп-тал ему что-то на ухо. Потом Джой выпрямился, отвел назад руку и бросил красный резиновый мяч в сторону высокого забора.
   Мак бросился за ним через лужайку с громким лаем. Невероятно быстро проворный колли догнал брошенный мячик на лету. При этом Мак высоко подпрыгнул и в воздухе схватил красный мячик зубами.
   В один миг он развернулся в воздухе всем своим гибким телом так, что после приземления на четыре лапы смотрел в сторону ожидавшего его Джоя. Зажав мяч в зубах, Мак помчался к Джою, бешено вращая хвостом.
   Но когда Джой протянул руку, чтобы забрать у него мячик, Мак отказался отдать его. Колли крепко вцепился в мячик, а Джой изо всех сил старался отобрать его.
   Кей не могла удержаться от смеха, наблюдая за тщетными попытками Джоя вернуть себе мяч. Она знала мальчика достаточно хорошо, чтобы предположить, что рыжеволосый Джой вот-вот потеряет терпение. Она догадывалась об этом по тому, как он прищуривал глаза, выставлял палец наподобие пистолета и быстро говорил Маку, подражая Нику:
   — Вот тебе, приятель!
   Потом, скрестив на груди маленькие ручки, он повернулся и ушел от озадаченного Мака, направляясь к Кей, сидевшей на ступеньках крыльца. Когда Джой подошел к ней, он уже снова улыбался. Встав на нижнюю ступеньку, он присел на корточки, положил локти на колени и оперся подбородком на ладони.
   — Мак не понимает, что должен отдать мне мячик, — признался он.
   — Ну, я не стала бы сердиться на него, — сказала Кей, — он и так уже научился многим сложным вещам, а со временем будет понимать все.
   Джой улыбнулся.
   — Надеюсь. — Он посмотрел вниз и заметил ползущего по ступеньке рыжего муравья. Сморщив нос, он послюнил кончик указательного пальца и раздавил муравья. Потом объяснил: — Он хотел укусить меня за ногу.
   — О, ну тогда ты успел вовремя, — заметила Кей. Джой кивнул.
   — Вчера муравей укусил Мака. Он лаял и… — Джой говорил и говорил, а Кей как зачарованная могла бы сидеть и слушать его вечно. Но болтовня Джоя была прервана ударом гонга. Он вскочил на ноги.
   — Это что, уже гонг к ужину? — спросила Кей, поднимаясь. — Я не имела понятия, что уже так поздно.
   — Я хочу есть, — сказал Джой, рядом с которым снова был Мак.
   Улыбнувшись, Кей погладила маленькую головку с огненными волосами.
   — Да, конечно. Беги скорее и помой руки.
   Кивнув, Джой обхватил загорелыми ручонками Кей за шею и обнял ее так сильно, что у нее защемило в груди. Не говоря больше ни слова, он отпустил ее, быстро поднялся по ступенькам и побежал по широкому крыльцу, а за ним — Мак.
   У самой входной двери Джой вдруг остановился и одарил Кей широкой улыбкой:
   — До завтра, Кей!
   Кивнув ему, Кей улыбнулась, но ничего не ответила.

Глава 45

   Тени начали удлиняться, когда они быстро продвигались мимо пристаней, пирсов и пакгаузов, выстроившихся вдоль кромки воды.
   Ник молча указал на старый заброшенный пакгауз, стоящий на сваях как раз над береговой линией. Окна были заколочены, а лестница снаружи здания развалилась и упала. Мужчины посмотрели друг на друга. Как им пробраться внутрь незамеченными?
   Щурясь от закатного солнца, Большой Альфред кивком головы указал на полуразрушенную сваю у кромки воды. Ник кивнул. Он первым вскарабкался по шершавому столбу, как ловкий лесоруб. Добравшись до узкого выступа, он дал знак Большому Альфреду подняться. Пока англичанин забирался по свае, Ник приступил к работе, молча отдирая доски от окна.
   Мужчины проскользнули в пакгауз незамеченными. Они оказались в узком коридоре, переходившем в широкое открытое помещение верхнего этажа.
   Снизу раздавались голоса.
   Ник прокрался дальше, на площадку, где можно было укрыться за деревянными бочонками и сломанными ящиками. Низко пригнувшись, он дал знак Большому Альфреду следовать за ним. С оружием наготове двое мужчин неслышно проползли вперед и укрылись за разбросанными бочками.
   В центре большого сумрачного помещения под ними они увидели с полдюжины китайских мальчиков и девочек, связанных по рукам и ногам. Это были, несомненно, красивые дети — те, что обычно пользуются спросом у порочных содержателей опиумных притонов, этих тайных, далеко запрятанных логовищ немыслимого порока, часто посещаемых извращенцами.
   Однако Мин Хо среди них не было.
   Детей охраняли огромный человек со шрамом на лице и худощавый восточного вида мужчина. В дальнем конце здания послышался громкий стук в дверь. Азиат быстро приблизился к запертой двери, тихо сказал что-то по-китайски, приложил ухо к двери, потом отодвинул тяжелый засов, и дверь распахнулась.
   В помещение быстро вошли четверо мужчин.
   Один из них был пожилым тучным азиатом. Другой — высоким худощавым жителем Запада, на вид очень богатым. Третьим был Трехпалый Джексон. И последним — одноглазый грузный мужчина с черной повязкой на глазу — один из самых известных городских адвокатов, уважаемый Дайсард К. Лэвендер.
   Они не тратили времени на обмен любезностями. Трехпалый Джексон с готовностью повел тучного азиата прямо к связанным детям. Лэвендер вместе с высоким худощавым мужчиной оставались на месте. Отдуваясь и сопя, азиат с большим интересом осмотрел каждого связанного ребенка.
   Наконец, просияв от удовольствия, он кивнул седеющей головой.
   — Я возьму их всех. Доставьте их в полночь. — Он в задумчивости погладил бороду и добавил: — На этой неделе я потерял двух своих самых смазливых мальчишек. Одному удалось освободиться и убежать. Другой был найден мертвым сегодня утром в одном из номеров. — Из его глотки раздался раскатистый смех, а большой живот затрясся, когда он произнес: — Чрезмерно пылкий клиент заласкал его до смерти.
   Дайсард К. Лэвендер, одноглазый адвокат, повернулся к стройному хорошо одетому джентльмену со словами:
   — Мы наконец нашли вам красивую молодую китайскую куколку. Но это будет вам стоить немало.
   — Я готов заплатить любую цену, если она такая, как вы говорите, — спокойно проговорил высокий мужчина. — На следующей неделе я отплываю в Сингапур без жены и детей. — Он улыбнулся, потер в паху и прибавил: — Возьму девочку с собой. Ничто не доставляет мне большего удовольствия, чем сексуальное обучение красивого восточного ребенка.
   Он от души рассмеялся, Лэвендер тоже. Лэвендер произнес:
   — Она великолепна. Мы следили за ней несколько месяцев. Много у нас было неприятностей, чтобы…
   — Меня не интересуют ваши проблемы, Лэвендер. Где девушка?
   — Здесь. Она заперта в маленькой каморке. — Лэвендер щелкнул пальцами, делая знак Трехпалому Джексону: — Джексон, приведи девчонку.
   Наверху Большой Альфред непроизвольно фыркнул от отвращения. Услышав это, Джексон посмотрел наверх и заметил макушку Большого Альфреда. Вытащив пистолет, он немедленно прицелился. Когда Джексон выстрелил, Ник ринулся вперед, заслоняя собой Большого Альфреда. Пуля попала Нику в грудь.
   Прежде чем Джексон успел выстрелить еще раз, входные двери распахнулись настежь. В помещение ворвалась команда хорошо вооруженных полицейских.
   — Бросайте оружие! Руки вверх!
   Блюстители порядка за несколько секунд заполнили все помещение. Лэвендер и его сообщники были быстро схвачены, а связанные дети освобождены от пут.
   Большой Альфред, подняв руки, стоял и кричал:
   — Девушка заперта в задней комнатке. Поторопитесь! — Потом опустился на колени рядом с упавшим Ником. — Парень, ты сильно ранен?
   Ник попытался улыбнуться обеспокоенному другу.
   — Царапина, не больше.
   Однако серые глаза Ника закрылись, а на белой шелковой рубашке быстро расплывалось яркое кровавое пятно. Одним уверенным движением Большой Альфред поднял Ника на руки. К этому времени к ним подоспели двое полицейских.
   Альфред Дьюк заорал на них:
   — Позовите доктора Ледетта! Пусть он приедет в «Карусель»! Идите!
 
   Подавленная, Кей возвращалась в пансион. Тротуары были в глубокой тени. День медленно угасал. Солнце садилось, и Кей невыносимо было видеть этот закат. Ей казалось, что солнце никогда больше не засияет вновь.
   На Пасифик-стрит она завернула за угол. До «Золотой карусели» оставался один квартал. Надеясь, что не наткнется на Ника Мак-Кейба, Кей собралась с духом и пошла по улице. Пройдя половину квартала, она резко остановилась, заморгала, а потом стала пристально всматриваться.
   По улице очертя голову мчался Большой Альфред, напрягшись всеми мышцами огромного тела. Он нес на мускулистых руках мужчину, тело которого было совершенно обмякшим и безжизненным.
   Будучи не в состоянии ни двигаться, ни говорить, Кей смотрела, как англичанин бежит к клубу «Золотая карусель», прижимая к массивной груди мужчину, как беспомощного ребенка. Глаза мужчины были закрыты. Его белая рубашка спереди была алой от крови.
   — Ники! — закричала Кей и, подхватив юбки, побежала. С гулко стучащим от страха сердцем, она со всех ног бежала к этим двоим. Она добежала до них как раз в тот момент, когда Большой Альфред распахивал ногой черную кожаную дверь и вносил Ника внутрь.
   Кей в тревоге летела по мраморной лестнице за Большим Альфредом, стащив шляпку и уронив ее по дороге. Приказывая себе сохранять спокойствие и не нервничать, она затаив дыхание последовала за Большим Альфредом в апартаменты Ника. Опередив его, она поспешила в спальню и застелила разобранную постель. Большой Альфред осторожно положил туда Ника.
   Увидев белую шелковую рубашку Ника, пропитанную кровью, Кей ощутила приступ дурноты. Постепенно приходя в себя, она взяла Ника за запястье, чтобы прощупать пульс.
   — Он?.. — Большой Альфред не мог говорить, с трудом подавляя слезы.
   — Он жив.
   — Доктор Ледетт на пути сюда.
   — Хорошо! Помоги мне раздеть его.
   Кивнув, Большой Альфред помог Кей разрезать и снять с Ника окровавленную рубашку, а также туфли и носки. Кей пошла за водой и чистыми полотенцами. Большой Альфред снял с Ника брюки и белье и стал искать покрывало, чтобы укрыть Ника. Он заметил его на спинке кресла, поспешно снял и прикрыл обнаженное тело Ника за секунду до возвращения Кей.
   Через несколько минут приехал доктор Джозеф Ледетт.
   В большом зале внизу собрались танцовщицы. На улице перед клубом увеличивалась толпа любопытных. Новость облетела весь Барбари-Коуст и вскоре должна была достичь холмов.
   — Он потерял много крови, — объявил доктор Ледетт после тщательного обследования Ника.
   — Он поправится? — спросили хором Кей и Большой Альфред.
   — Пока трудно сказать. — Доктор помолчал, потом добавил: — Если он придет в себя в течение сорока восьми часов, то у него будет шанс.
   — А если нет? — спросил Большой Альфред.
   Врач пожал плечами. Поднявшись, он начал закатывать рукава рубашки со словами:
   — Эту пулю необходимо немедленно извлечь. Мне нужно больше света. Прибавьте света в газовой лампе. Приготовьте побольше бингов. Вскипятите воды. Покажите, где я могу помыть руки, и я приступаю.
   Когда доктор Ледетт был уже готов начать операцию, он перевел взгляд с Кей на Большого Альфреда и произнес:
   — Если у кого-то из вас пошаливают нервишки, я советую подождать за дверью.
   Большой Альфред кивнул с робким видом и удалился. Не спуская глаз с бледного дорогого лица на подушке, Кей начала закатывать рукава своей белой блузки.
   Она спокойно произнесла:
   — Я помогу вам, доктор. — И подняла на него глаза. — Чего вы ждете?

Глава 46

   Посетители приходили и уходили, но Кей не покидала Ника, оставаясь у его постели. Она не соглашалась сдвинуться с места, несмотря на уговоры благонамеренных людей, говоривших ей, что она устала, ей нужен отдых и она должна пойти домой.
   Кей не спорила. Она просто-напросто оставалась там, где была, где она намеревалась остаться до тех пор, пока не откроются серебристо-серые глаза Ника. Когда он откроет глаза и, узнав, назовет ее по имени, только тогда она уйдет. И ни секундой раньше. Только Дама в черном хорошо понимала упрямство Кей.
   Ласково сжав плечо Кей, она прошептала:
   — Смотрите за моим мальчиком, Кей. Не отрывая глаз от Ника, Кей ответила:
   — Вы же знаете, что буду.
   Кей и в самом деле смотрела за Ником. Всю ночь она была рядом с ним, умоляя его открыть глаза, поговорить с ней.
   — Я не дам тебе умереть, Ники, ни за что. Пожалуйста, проснись.
   Она ухаживала за ним с неистощимой нежностью. Все нескончаемые часы тревожного бдения она обтирала губкой его горящее в лихорадке, покрытое испариной тело, промокала полотенцем его пропитанные потом черные волосы, держала его руку у своего ноющего сердца.
   Большой Альфред и Лин Тан все время были неподалеку от постели Ника. Около четырех утра на цыпочках подошел Большой Альфред. Он наклонился над постелью, взглянул на мертвенно-бледного Ника и печально покачал большой головой.
   Растроганная тревожным выражением его лица, Кей встала и положила ему на плечо руку.
   — Ник справится. Мы не позволим ему умереть — ты и я. Мы вытащим его.
   С трудом сдерживая слезы, Альфред Дьюк произнес:
   — Это моя вина. Ника ранили из-за меня. Джексон целился в меня, а Ник оттолкнул меня, спасая мне жизнь.
   Кей похлопала его по мускулистому плечу.
   — А ты спас жизнь Нику. Ты принес его домой, пока он совсем не истек кровью, и я буду вечно благодарна тебе. Ник тоже. — Она улыбнулась ему. — Иди, отдохни немного. Я позову, если что-то изменится.
   Снова оставшись одна с лежащим без сознания Ником, Кей услышала его бессвязное бормотание в лихорадочном бреду:
   — Кей, Кей, нет. Ничего не произошло, Кей. Я пошутил. Ничего не случилось. Ничего не случилось.
   — Т-с-с, Ник, тише, — успокаивала она его, прижимая к его лицу прохладную ладонь.
   — Ничего не случилось, — бормотал Ник, — ничего не случилось. Прости меня, прости меня… ничего не случилось.
   Вскидывая темную голову, он метался на постели, что-то бормоча. Кей не колебалась. Она навалилась на него всем телом, не давая ему метаться.
   Наконец взошло солнце нового дня, и сонная, измученная Кей благодарила Всевышнего за то, что Ник пережил ночь. Он все еще был без сознания, но она сильно надеялась, что еще до темноты он придет в себя.
   Этого не произошло.
   Когда в конце этого долгого изнурительного дня начали удлиняться тени и Барбари-Коуст ожил, как это происходило каждый вечер, смуглый раненый владелец «Золотой карусели» все еще был без сознания. Доктор Ледетт, осмотрев пациента несколько раз за день, никого особо не обнадеживал. Камилла Келли приходила три раза. Она выглядела безмятежной, но Кей знала, что Камилла вне себя от горя.
   Лин Тан входил и уходил. Большой Альфред провел большую часть дня с Кей у постели Ника, Не один раз англичанин слышал лихорадочное бормотание Ника:
   — Скажи ему, что ничего не произошло. Ничего не произошло. Скажи Большому Альфреду. Скажи ему. Ничего не случилось.
   Большой Альфред обменялся взглядом с Кей.
   — Он бормотал те же самые слова и мне, — сказала Кей.
   Спустилась темнота, а вместе с ней атмосфера ужаса окутала мрачные тихие покои. Лин Тан и Большой Альфред, слоняющиеся за дверями комнаты больного, почти не разговаривали, но часто обменивались тревожными взглядами. Оба опасались, что Ник не переживет ночь.
   Кей не должна была поддаваться страху. Случись с ней такое, и Ник может почувствовать это. Она не позволит своим или чьим-то еще страхам поселиться в этой комнате. Если посетитель не может справиться со своими сомнениями и переживаниями, он не будет допущен к больному.
   Время тянулось медленно. Полночь. Два часа ночи. Три часа.
   Кей поднялась со стула. Постояв немного, она осторожно взобралась на постель Ника. Она села лицом к нему, поджав одну ногу под себя, другую свесив с кровати. Не отрывая взгляда, она смотрела на гладкое красивое лицо на подушке. Протянув руку, она убрала с его щеки черную прядь.
   Осторожно перегнувшись через него, она оперлась рукой о постель. Потом спустила верхнюю белую простыню до талии Ника.
   — Ники, мой любимый Ники, — произнесла Кей тихо, почти неслышно.
   И, наклонясь, она поцеловала то место на груди Ника, где билось его сердце. Ее губы снова и снова ласкали его плоть, пока она молча молилась, чтобы он очнулся.
   Кей подняла голову. Она сидела совсем неподвижно, глядя на Ника, снова и снова как молитву повторяя его имя. И в самый темный час перед рассветом длинные черные ресницы Ника затрепетали. Потом они подня-лись над светлыми серебристыми глазами… Рот Ника приоткрылся. Он смотрел прямо на нее. Он прищурил глаза, стараясь рассмотреть находящийся над ним предмет.
   — Кей?
   — Да, Ник.
   Ник попытался поднять руку к ее волосам, но был еще слишком слаб. Рука упала обратно на постель. Кей взяла его руку и поднесла ее к своим волосам. Ник попытался улыбнуться.
   — Господи, какая же ты хорошенькая, — проговорил он. Поднеся его руку к губам, Кей поцеловала ладонь.
   — Ты был в бреду тридцать шесть часов, — прошептала Кей, опуская глаза, — может, ты все еще не очнулся.
   — А если так, ты останешься?
   Кей улыбнулась ему, и в ее утомленных голубых глазах засветилось счастье.
   — Я останусь, что бы ни было.
   Кей попыталась встать с постели. Рука Ника легла ей на колено.
   — Подожди, я…
   — Я хотела только выйти на минутку и сказать всем, что…
   — Сначала дай мне что-то сказать тебе.
   — Это не может подождать до тех пор?..
   — Нет. — Голос Ника был хриплым, как будто у него болело горло. — Кей, когда ты провела ночь здесь, в моей…
   — Пожалуйста, Ник. — Кей опустила голову.
   — Послушай меня, любимая. Ничего не произошло. Ничего.
   Кей взглянула на него.
   — Я не… мы никогда…
   — Я не дотрагивался до тебя. Когда ты спала в моей постели, я спал на диване.
   Кей громко выдохнула и покачала головой.
   — Ты дьявол, ты заставил меня думать, что мы…
   — Прости меня. Ты сказала «ты из тех людей», как будто я какое-то чудовище.
   — Ник, я не имела в виду ничего такого…
   — Я знаю. — Ник облизал пересохшие губы. — А теперь я хотел бы спросить об одной действительно важной вещи.
   — Какой? Скажи мне.
   На его губах промелькнула едва заметная тень знакомой дьявольской усмешки.
   — Может больной, изнывающий от жажды человек получить в этом кабаке глоток воды?
   Кей засмеялась от радости.
   — Сейчас иду!
   Поцеловав его в висок, она соскочила с кровати и поспешила сообщить всем, что Ник наконец пришел в себя. На рассвете приехал доктор Ледетг, осмотрел пациента и объявил, что Ник вне опасности.
   — Постарайтесь обеспечить ему полный покой и полноценное питание, — таковы были инструкции врача. — Меня не удивит, если он через пару недель встанет на ноги.
   Уныние, витавшее эти дни над «Золотой каруселью», улетучилось. Ник настоял на том, чтобы двери клуба были открыты как обычно, уверяя всех и каждого, что музыка и смех, долетающие до постели больного, только ускорят его выздоровление. Он прибавил также, что его выздоровление может ускорить постоянное присутствие Кей у его постели. Она уверила его, что будет навещать больного так часто, что он устанет смотреть на нее.
 
   С жаром подхватив знамя армии, Кей приколола блестящую «S», пришила красные нашивки обратно на униформу и вновь пошла в наступление на голод, бедность и болезни. И тем не менее она умудрялась навещать Ника по нескольку раз в день. Приходя к нему, она не просто смотрела на него, посидев несколько минут в кресле. Не такова была Кей. Каждый раз, приходя к нему, она снимала жакет и шляпку, закатывала рукава и принималась нянчить и баловать пациента.
   Нику это нравилось.
   Кей кормила его с подноса, поставленного ему на колени. Она читала ему. Она растирала его длинные руки и нога, Она втирала в кожу груди и спины успокоительный бальзам. Она причесывала его черные волосы. Она брила его. Она следила за тем, чтобы он побольше спал днем, иногда задремывая в кресле у его постели, пока он спал.
   Она прочитала ему все газетные заметки о поимке скандально известного преступного клана. Однажды, закончив читать одну из самых длинных колонок, Кей опустила газету и спросила:
   — Почитать тебе что-нибудь еще?
   Ник сидел с закрытыми глазами, прислонившись к подушкам, на его щеках ритмично двигались маленькие желваки. Открыв глаза, он улыбнулся ей и произнес:
   — Как насчет того, чтобы еще раз прочитать тот отрывок, где говорится, что я герой?
   Поджав губы, Кей игриво хлопнула его по плечу сложенной газетой.
   — Тебе пора немного поспать.
   — Мне не хочется спать. Достань мне сигару из…
   — Нет! — Поднявшись, она стояла у его постели со сложенными на груди руками. — Не думаю, что тебе можно курить сигары — все же ранение в грудь.
   Усмехнувшись, он дернул ее за рукав.
   — В каждой женщине сидит мать — «Ты должен делать это. Ты не должен делать то».
   — Что ж, если у тебя недостает здравого смысла, чтобы понять, что тебе вредно, приходится тебя учить. — Она принялась расправлять смятые простыни.
   — Как Джой? — спросил Ник.
   Кей быстро повернула голову. Она просияла:
   — Ты ведь любишь Джоя так же, как и я, правда? — Ник пожал голыми плечами.
   — Этому мальчугану досталось в жизни. Бывает.
   Больше он не сказал ничего, но Кей знала, что он чувствовал. Она сказала ему, что с Джоем все в порядке. Потом рассказала о новом трюке с мячом, которому он обучил Мака, и скоро они с Ником, смеясь, делились любимыми историями о Джое.
   Наконец Ник произнес с улыбкой:
   — Как ты полагаешь, можно инвалиду выпить глоток коньяка?
   — Категорически нет!
   Ник перестал улыбаться. Сощурив глаза, он очень сердито посмотрел на Кей и погрозил ей пальцем:
   — Женщина, принеси мне коньяку, если не хочешь неприятностей.
   Кей не пошевельнулась.
   — Я тебя ничуточки не боюсь.
   — Ничуточки?
   — Нет. Только добрый и великодушный человек мог сделать то, что сделал ты, Ник Мак-Кейб.
   — Я? Что же я сделал? — Кей улыбнулась ему:
   — Потратил свои собственные деньги на строительство замечательного приюта для сирот.
   Глаза Ника потемнели.
   — Камилла слишком много болтает. В следующий раз, когда она придет, я…
   — … буду обращаться с ней с уважением и любовью, которых она заслуживает, — предупредила Кей. — Теперь оставим глупости. Или ты спишь, или я ухожу.
   Ник проспал пару часов. Кей ушла, но вскоре вернулась, еще до его пробуждения. Проснувшись, он увидел ее стоящей в изножье кровати. Она распустила волосы и причесывала их, пристально глядя на него.
   Ник поморгал глазами, потом широко открыл их.
   — Ты все еще здесь, значит, это не сон. — Кей улыбнулась.
   — Ты разговаривал во сне. — Ник сел в постели.
   — Правда? И что я говорил? — Кей покраснела:
   — Говорил, что считаешь меня хорошенькой.
   — Только хорошенькой? Ты не просто хорошенькая. Ты красивая.
   — Спасибо тебе.
   — Не благодари меня. — Ник подмигнул ей. — Благодари мать с отцом.
   Рассмеявшись, Кей обошла постель.
   — Мне пора уходить.
   — Так скоро?
   — Ты говоришь, как избалованный маленький мальчик, — сказала Кей, похлопывая его по плечу щеткой для волос. — Вернусь поздно вечером. Могу я еще что-нибудь сделать для тебя, пока я здесь?
   — Попроси Лин Тана зайти на минутку.
   Кей отложила щетку в сторону, скрутила длинные блестящие рыжие волосы в толстый жгут и закрепила их на затылке.
   — Увидимся позже, Ник.
   Она повернулась, чтобы уйти. Он поймал ее за запястье и прикоснулся к губам указательным пальцем:
   — Поцелуй на прощание?
   Кей притворилась рассерженной, но наклонилась, чтобы поцеловать его в загорелую щеку. Ник быстро повернул, голову и сумел на какое-то мгновение поймать ее губы.
   — Ты поправляешься, — сказала она и ушла.
   — Очень благодарен, босс. — Лин Тан вошел со словами, повторяемыми им не один раз. — Очень рад, что вы чувствовать себя лучше. — Энергично кивая головой так, что длинная косичка плясала по его спине, он добавил: — Единственная дочь, Мин Хо, очень жалеть обо всех несчастьях, которые вызывать. Беспокоится о хозяине. Извините за…