Из того же угла донесся уверенный ответ:
   — Да нет, вы именно моя пленница. И будете приходить и уходить только тогда, когда я разрешу. И… — Эми услышала скрип ножек стула, отодвигаемого по каменным плиткам пола, — в случае неповиновения вы будете наказаны.
   Эми вздрогнула, но отважно предупредила:
   — Не подходите ко мне! Я буду орать изо всех сил!
   — Вот сразу же и начинайте, — посоветовал он, обходя вокруг стола и медленно приближаясь к ней.
   — У меня здесь есть какие-то права! — провозгласила она, надеясь, что голос у нее не задрожит.
   — Несомненно.
   — Я скажу Магделене и Педрико!
   — Так чего же вы ждете?
   Он приблизился и остановился, глядя на нее сверху вниз. Верхние пуговицы его белой рубашки были расстегнуты. Бронзовая грудь блестела от выступивших капелек пота. Когда он осторожно снял через голову цепь с Солнечным Камнем и опустил амулет в карман брюк, Эми с усилием сглотнула. Никогда еще Луис не выглядел столь опасным.
   Она со страхом взглянула ему в глаза. От них, казалось, исходил жар. Эми невольно затрепетала и беспомощно охнула, когда он заключил ее в крепкое объятие длинных сильных рук и немилосердно тесно прижал к себе.
   — Чего ты от меня хочешь? — прерывистым шепотом спросила она.
   — Всего, — коротко сообщил он.
   Наказание, которому была подвергнута Эми за неудавшуюся попытку к бегству, свелось к тому, что ей пришлось провести час в жарком полуденном полумраке библиотеки со своим хладнокровным мучителем. И — так же как раньше, против ее воли — назначенное им наказание унизительной плотской близостью обернулось для нее позорным наслаждением.
   Их тела, покрытые испариной, скользили и распластывались одно по другому; они предавались чувственному безумству с такой неукротимой страстью, словно никак не могли насытиться друг другом.
   Но вот наконец взаимная жажда была утолена, и они лежали на старом потертом кожаном диване, не обращая внимания на то, как прилипают к кожаной обивке их сплетенные, покрытые потом тела.
   — Ты от меня не сможешь улизнуть.
   Не отрывая щеки от его груди, Эми тихо возразила:
   — Я непременно от тебя сбегу. И именно тогда, когда ты меньше всего будешь этого ожидать.
   Миновала неделя с того дня, когда Луис Кинтано со своим отрядом явился, чтобы расположиться лагерем в Орилье. В течение всей этой недели Эми не покидала ранчо, если не считать часов ее неудачного побега. Она понимала, что если не покажется в Сандауне в ближайшее время, то городские знакомые начнут строить догадки и беспокоиться о ней.
   Конечно, по округе уже разнесся слух о том, что Луис Кинтано привел отряд на постой в Орилью. Эми имела обыкновение наведываться в городок каждую неделю, и если сейчас заведенный порядок нарушится, по округе могут разнестись и какие-нибудь гнусные сплетни.
   Сколь это ни было ей противно, Эми отправилась на поиски надменного капитана. Дело было утром, и, найдя его одного в западном патио, она нерешительно направилась к нему.
   Он сидел, вытянув ноги и угрюмо уставившись взглядом в пространство.
   Эми прокашлялась, давая знать о своем приближении. Он повернул голову и в течение секунды глядел как бы сквозь нее. Затем кивнул, поднялся с кресла и осведомился:
   — Чему я обязан этой честью, миссис Парнелл?
   — Я пришла спросить, могу ли я сейчас съездить в город. Она была себе омерзительна из-за того, что голос у нее звучит точь-в-точь как у запуганного ребенка, выпрашивающего разрешение у строгого родителя.
   — Бог мой, конечно, можете. Я пошлю Педрико сопровождать вас. Сколько времени вы рассчитываете там провести?
   От этого неуместного любопытства Эми мгновенно вознегодовала:
   — Откуда мне знать, долго ли я там пробуду! Разве я должна отчитываться за каждую минуту каждого дня?
   — Нет. А вот за каждую минуту каждой ночи — непременно, миссис Парнелл.
   Эми гневно воззрилась на него:
   — Вы отвратительны, порочны и достойны презрения!
   — Что же в этом случае следует сказать о вас?
   — Чтоб вам сквозь землю провалиться!
   Седовласому Педрико Эми смогла задать такие вопросы, которых не посмела бы адресовать Луису. Через несколько минут после того, как Педрико подсадил ее на высокое сиденье легкой коляски с крытым верхом и они тронулись по обсаженной пальмами подъездной дороге к воротам ранчо, Эми вздохнула и в первый раз за всю неделю позволила себе расслабиться.
   Коснувшись плеча пожилого лейтенанта, она просто попросила его:
   — Пожалуйста, Педрико… расскажи мне все, что знаешь.
   Он понимающе кивнул.
   Он рассказал Эми о своих бесплодных поисках в мексиканской пустыне, где он пытался найти юного истерзанного Луиса после того, как ее братья бросили его на верную смерть. О том, как подобрал одежду и сапоги с серебряными буквами.
   — Но Луиса я не отыскал, — признал Педрико, качая головой, как будто до сих пор не мог в это поверить.
   Он продолжал поиски еще больше двух лет, разъезжая по большим и малым поселениям, задавая вопросы, вглядываясь в лица, без конца высматривая Луиса: его поддерживала неведомо откуда взявшаяся уверенность, что Луис жив. Но, увы, мальчик словно растворился в воздухе.
   Наконец он утратил всякую надежду. Он зарабатывал себе пропитание как придется: на золотых приисках, на скотоводческих фермах, в придорожных харчевнях.
   Эми внимательно слушала, но вот Педрико, словно завершая повествование, сказал:
   — А когда в Мексику вторглись французы, я вступил в освободительную армию Хуареса.
   Поскольку он замолчал, Эми спросила:
   — Но… капитан? Почему ты на его стороне? Педрико, это уже не тот Луис, которого мы знали с детства. Это холодный жестокий человек, который…
   — Сеньора Эми, — перебил ее Педрико, сверля ее единственным зрячим глазом. — Я жизнь свою отдал бы за капитана! Вы и понятия не имеете, что такое эта война. Ему мы обязаны всем — даже тем, что просто остались в живых.
   — Не понимаю. Что ты имеешь в виду?
   Педрико снова перевел взгляд на лошадей.
   — Наш храбрый, но необученный отряд был отрезан от главных сил. Мы заблудились и начали разбредаться кто куда. Мы были испуганы и не знали, куда податься. — Он покачал головой, но тут же снова улыбнулся. — И вот когда нас окружили французы и казалось уже, что дело наше совсем плохо, что мы пропали, — откуда-то с холмов спустился могучий воин-индеец с белым шрамом на лице. Это был наш капитан!.. — Помолчав, словно заново воскрешая в памяти эти мгновения, Педрико продолжил: — Он приказал нам выстроиться в ряд позади него и держался так уверенно и властно, что мы не колебались. Мы пробились сквозь неприятельские ряды и вышли на соединение с главной армией. И только когда он привел нас в безопасное место, я понял, что вижу перед собой Луиса Кинтано!
   — А он сказал тебе, где был все эти годы?
   — Нет, сеньора, и я не спрашивал. Капитан очень скрытный человек.
   — Да, это так.
   Эми терпеливо и вежливо слушала, пока Педрико разливался соловьем, восхваляя человека, в чьем благородстве и бесстрашии был уверен. Было более чем очевидно, что лояльность Педрико по отношению к Кинтано непоколебима, и Эми это открытие не доставило радости.
   Итак, она обречена жить в своем личном аду: окружающие ее люди просто слепы и не замечают ее мук. Педрико, и Магделена, и даже старый Фернандо смотрят на Луиса Кинтано с восхищением. Они довольны его присутствием в Орилье и только и мечтают, как бы ему угодить.
   А ей самой гордость не позволит рассказать кому бы то ни было о том, что произошло — и продолжает происходить — между нею и бессердечным офицером Мексиканской освободительной армии. Никому она не сможет открыть, что в собственном доме она не более чем пленница ненасытного сластолюбца.
   Эми подняла беспокойные синие глаза к скоплению небольших кирпичных зданий, показавшемуся на горизонте. Она глубоко вздохнула, потерла щеки, чтобы выглядеть не такой бледной, и приготовилась к встрече с торговцами и старыми друзьями, которые никогда, никогда не должны были узнать правду.

Глава 22

   Техасский городок Сандаун, подобно ряду других городков на этой территории, ранее принадлежавшей Мексике[16], сохранял многие приметы испанского колониального стиля и застраивался вокруг «главной площади», которая, по сути, имела вид пыльного четырехугольника с немногими скамейками без спинок и несколькими тощими хлопковыми деревьями, посаженными четверть века назад и дающими скудную тень.
   С южной стороны площади в безоблачное синее техасское небо возносились высокие белые остроконечные шпили собора Пресвятой Девы Марии. По соседству с католической миссией располагалась городская тюрьма, которая сейчас, когда день только начинался, была свободна от постояльцев, — впрочем, к ночи ситуация могла измениться.
   На западной стороне площади целый квартал занимало плоское приземистое строение. Большие квадратные пилястры поддерживали наклонную крышу крыльца, и вывеска, прикрепленная к одной из высоких балок, гласила, что это заведение Мака.
   Пещероподобный холл этого заведения являл собой одновременно галантерейный магазин, аптеку, бакалейную лавку, шорную мастерскую, мебельный склад и почтовую контору. Сам же Мак, ирландец с большими кулаками и объемистым животом, всегда носил широкий и длинный фартук с завязками на спине, а поверх него — низко сидящий ремень с парой заряженных «кольтов» сорок четвертого калибра. Улыбался он чаще, чем хмурился, и в его синих глазах то и дело вспыхивали веселые искорки. Он не боялся никого в мире, но его миниатюрная жена-мексиканка Лена и четверо малолетних сыновей — темноволосых черноглазых сорванцов — с легкостью брали верх над добродушным коренастым ирландцем.
   Скопление шумных таверн, которые здесь назывались кантонами, салунов с матерчатыми навесами над дверьми и открытых круглые сутки игорных притонов заставляло благородных сандаунских дам держаться подальше от северной стороны площади. Находились, однако, и такие женщины, которые не избегали этого оживленного пятачка: они здесь зарабатывали средства к существованию.
   В комнатах над особенно развеселыми салунами размещались бордели, где, если верить слухам, джентльмен мог «позволить себе самое безнравственное и разнузданное поведение, пока у него есть чем платить». Женщины, которые обеспечивали клиентам удовольствие, были соблазнительны, более чем легко одеты и готовы помочь мальчикам весело провести время.
   На восточной стороне площади можно было посетить дантиста, похоронное бюро, телеграфную контору, парикмахерскую, магазин дамских шляп и единственную на весь Сандаун гостиницу под названием «Ла-Посада», то есть «Постоялый двор».
   Вдоль узких пыльных улиц, ведущих к центру города, выстроились кое-какие более современные кирпичные здания, пара просторных домов, где сдавались меблированные комнаты, и немногочисленные величественные асиенды.
   Одна такая асиенда — большой внушительный дом, окруженный высокой стецрй из розовых кирпичных блоков и затейливых чугунных решеток, — стояла особняком и на некотором расстоянии от дороги, ведущей в город с юга.
   Проезжая мимо этой асиенды, Эми скользнула взглядом по красной черепичной крыше и нахмурилась — она не могла уехать из города, не повидавшись с Дианой.
   Диана Клейтон, поразительно хорошенькая брюнетка двадцати двух лет от роду, получила образование в восточных штатах. В Сандаун она вернулась только зимой 1864 года, после того как скончался ее отец, богатый владелец нескольких золотых приисков в Мексике.
   Диана была жизнерадостна, остроумна и приятна в общении; в упрек ей можно было поставить разве что некоторую избалованность и себялюбие.
   Эми и Диана прониклись взаимной симпатией с первой же встречи, которая состоялась когда-то в заведении Мака.
   А дело было так. Во время одной из своих еженедельных поездок в Сандаун Эми заполняла список необходимых покупок, когда из другого конца помещения ее окликнула Диана Клейтон. Эта броская брюнетка чуть ли не бегом приближалась к Эми, держа в руках желто-зеленое, в цветочках, платье, которое она только что сняла с вешалки в отделе модных женских нарядов.
   — Как вам это нравится? — требовательно поинтересовалась она мнением незнакомой ей покупательницы.
   — По-честному? — улыбнулась Эми, подняв свои безупречно очерченные брови. Диана утвердительно кивнула, и Эми решительно заявила: — По-моему, это ужас какой-то.
   — Полностью с вами согласна, — подхватила Диана, прикладывая платье к своей аппетитной фигурке с округлыми формами, и весело засмеялась. — Похоже, мне не удастся подобрать в Сандауне что-нибудь приличное из одежды. — Отбросив платье в сторону, она протянула руку и представилась: — Диана Клейтон. А вы — Эми Парнелл. У вас не найдется времени, чтобы выпить со мной кофе, прежде чем уедете из города? Я умираю от скуки, и у меня такое чувство, что я просто свихнусь, если не проведу часок в обществе приятной женщины моих лет. Вот что, позвольте я возьму ту корзинку. Моя карета стоит у самого входа. Если вы предпочитаете, можем выпить вина или немного охлажденной текилы. Согласны?
   — С удовольствием, — ответила Эми, которой показалась весьма заманчивой перспектива послушать рассказы Дианы об увлекательной жизни в далеком сказочном городе Нью-Йорке.
   С того дня обе женщины подружились. Они виделись не реже чем раз в неделю, чаще всего — в особняке Дианы. Они маленькими глоточками смаковали мадеру, сплетничали и смеялись, как две молоденькие девчонки. Диана без стеснения рассказывала о своем бурном нью-йоркском романе, который продолжался четыре года. По ее заверениям, джентльмен, о коем шла речь, был очень красив и очень состоятелен. И «очень женат». Эми никогда не позволяла себе ни слова осуждения.
   А вот сейчас, когда Эми проезжала мимо асиенды Клейтонов, она чувствовала: не в том она настроении, чтобы навещать Диану. По правде говоря, она вообще предпочла бы никого не видеть. Но у нее не было выбора. Если она не хочет давать пищу пересудам, если не хочет, чтобы люди догадались о ее позорной тайне — она должна вести себя как обычно.
   — Педрико, сначала я собираюсь заехать к Маку и кое-что у него купить.
   — Хорошо, сеньора. Я тоже зайду и перекинусь словечком с Маком.
   Эми улыбнулась:
   — Отлично. А потом, если тебе захочется пропустить рюмочку или сыграть партию в покер в каком-нибудь салуне, так за меня можешь не беспокоиться.
   Одноглазый попутчик энергично покачал головой:
   — Нет, сеньора, я должен ждать вас. Прямо у входа к Маку.
   Эми попыталась сдержаться, чтобы голос не выдал ее раздражения:
   — По-моему, это какое-то недоразумение, Педрико. Я уже сколько лет езжу в Сандаун одна — и за покупками, и повидаться с друзьями. Я могу пробыть в городе несколько часов. Совершенно незачем тебе…
   — Помилуйте, сеньора Эми. Для меня это никакого труда не составит. Я не возражаю против того, чтобы подождать.
   — Это он придумал, правда?
   — Он? Прошу прощения?
   — Капитан, — спокойно пояснила Эми. — Он велел тебе с меня глаз не спускать. Что, не так?
   Педрико с извиняющимся видом пожал плечами. Эми даже зубами скрипнула от досады и вздохнула. Но потом она быстро улыбнулась, похлопала его по плечу и пообещала:
   — Я не доставлю тебе хлопот, Педрико. Я успела повзрослеть за эти годы.
   Мексиканец улыбнулся, с нежностью вспомнив юную своенравную девушку былых времен.
   — Да, — сказал он. — Мне даже трудно поверить, что наша маленькая Эми теперь взрослая женщина, у которой уже есть свой ребенок.
   — Да, ну что ж… После того как я куплю у Мака что нужно, я пешком прогуляюсь до гостиницы и повидаюсь с кем-нибудь из дам, которые сегодня окажутся в городе.
   — Как вам будет угодно, сеньора Эми.
   — А после всего, когда будем возвращаться домой, я хочу остановиться у асиенды Клейтонов, это на…
   — Я помню дом старого Клейтона. И знаю, что прелестная сеньорита Диана вернулась с Востока…
   — О-о, вот как? А кто вам это сказал? Капитан? — резко перебила его Эми, поддавшись внезапной вспышке необъяснимого раздражения.
   В голове у нее промелькнула неприятная мысль. Уж не случилось ли так, что очаровательная и остроумная Диана Клейтон успела привлечь к себе взоры падкого на женские прелести капитана?
   — Нет, — решительно отмел Педрико такое предположение. — Это не капитан. Я не думаю, что он вообще помнит такую девочку из семейства Клейтон. Она же была совсем ребенком… ей и двенадцати не исполнилось, когда его… когда он покинул Орилью.
   У Эми уже начала побаливать голова, и она устало кивнула:
   — Ах, это, в общем, не имеет значения. Если я не повстречаю Диану у Мака или в гостинице, я хочу заехать к ней домой… просто повидаться.
   Тротуары, магазины и салуны Сандауна были многолюдны, как никогда: в глазах рябило от нарядных голубых мундиров солдат из отряда Луиса. Улыбка Мака была еще шире, чем всегда, а его жена Лена весело стрекотала по-испански и носилась туда-сюда, обслуживая неприхотливых молодцов, у которых в избытке имелись время и деньги.
   — Ну и дела, мисс Эми, — с воодушевлением обратился к ней обрадованный ирландец, поправляя под нависающим животом потертый оружейный ремень. — Я за эту неделю столько деньжат заработал, что и за месяц не всегда удается!
   Он победоносно тряхнул круглой лысеющей головой. — Да уж, судари мои, это нам просто счастье привалило, что Кинтано со своими людьми пожаловал в Сандаун.
   Эми не оставалось ничего другого, кроме как улыбнуться в ответ:
   — Да и мы тоже довольны, что капитан и его солдаты остановились в Орилье.
   — Еще бы! Сколько ж это годков прошло, как Луис отсутствовал? Восемь? Десять? Он же тогда совсем был зеленый парнишка! Об заклад готов побиться — до чего же вы удивились, когда увидели его снова, после стольких-то лет!
   Не позволяя улыбке сползти с лица, Эми подтвердила:
   — Да-да, вы просто представить не можете, как я удивилась! Вот так все и продолжалось.
   Городок гудел. Может быть, людям, живущим дальше к северу, и показался бы странным радушный прием, оказанный мексиканскому отряду, но здесь, близ границы, это было в порядке вещей. Явись сюда даже отряд кавалерии Соединенных Штатов — его не встречали бы так тепло и сердечно, как этих молодых, уверенных в правоте своего дела солдат Армии освобождения.
   Для торговцев Сандауна, дела которых шли все хуже и хуже из-за многолетней засухи в юго-восточном Техасе, наплыв мексиканских солдат, легко расстающихся с содержимым своих кошельков, мог показаться просто благословением свыше. Кроме того, бросающееся в глаза присутствие бойцов отряда в самом Сандауне и в его окрестностях равным образом воспринималось как подарок судьбы для семей, проживающих в этом отдаленном от больших городов, опасном краю, где угроза нападения индей-цев-апачи была столь же реальна, как и пыльные смерчи, проносящиеся над бесплодной равниной. И еще стоит упомянуть, что находилось немало романтически настроенных юных девиц и одиноких вдовушек, чьи сердца начинали трепетать при виде стольких молодых красавцев.
   Пока Эми занималась покупками в заведении Мака, туда нагрянули несколько особ женского пола. Их просто распирало от любопытства, и на множество вопросов им непременно нужно было получить исчерпывающие ответы; в этом были едины все они, начиная от Минни Мак-Дэньел, глухой старой девы семидесяти шести лет, и кончая Кейти Сью Лонгли, четырнадцатилетней веснушчатой рыженькой дочерью парикмахера.
   С самой беспечной улыбкой и добродушным терпением Эми отвечала на все их вопросы. Когда в лавку, задыхаясь, влетели Джуди Брэдфорд, Гленда Терстон и Салли Байере, только что прослышавшие о приезде Эми, она поняла, что вот сейчас начнется настоящий допрос.
   Но он начался всерьез только после того, как Джуди, Гленда, Салли и Эми встретили Диану Клейтон в светлом холле большого белого оштукатуренного здания гостиницы «Ла-Посада». Если роль Джуди, Гленды и Салли ограничивалась тем, что они старались не пропустить ни одной подробности и жадно прислушивались к каждому слову Эми, то дерзкая Диана не стеснялась задавать те самые вопросы, которые они — молодые замужние женщины и матери — жаждали, но не смели задать вслух.
   — Расскажи нам все, Эми Салливен Парнелл!
   Не теряя времени даром, Диана потащила Эми и прочих собеседниц в просторный обеденный зал гостиницы, где она присмотрела у дальней стены большой сосновый стол, накрытый белой льняной скатертью. Усадив Эми в кресло и устроившись в соседнем, Диана решительно произнесла:
   — Мы все его видели и хотим знать правду. Судя по всему, что нам стало известно, он совершенно неотразим.
   — Он опасен, — беспечно ответила Эми, — если именно это вы имеете в виду.
   Глаза Дианы возбужденно заблестели.
   — В самом деле? Он так же неукротим и мужествен, каким кажется на вид? Он пытался тебя совратить? Дуг будет ужасно ревновать, когда услышит! А капитан живет в самой асиенде, там же, где ты? Как ты думаешь, он придет ко мне пообедать?
   Твердо вознамерившись сохранять хрупкое самообладание, Эми улыбнулась, подняла глаза к потолку и сказала:
   — Погоди, дай подумать. Если отвечать на твои вопросы по порядку, то, видимо, ответы будут такие: понятия не имею; нет; нет; ну, не совсем так; а почему бы тебе не спросить его самого?
   Все рассмеялись, Эми смеялась тоже. И гордилась тем, что ничего не выболтала, хотя во время этого долгого неторопливого ленча Диана и все остальные отказывались говорить о чем бы то ни было, кроме как о солдатах и их смуглом красивом офицере.
   Она почувствовала немалое облегчение, когда трапеза, наконец завершилась и приспело время расходиться по домам. Выйдя на каменное крыльцо, дамы попрощались, договорились о встрече через неделю, и Эми с Дианой еще некоторое время провожали взглядами поспешно удаляющихся приятельниц.
   Сощурив глаза от яркого солнечного света, Диана взяла Эми за руку и предложила:
   — Пойдем ко мне. Дома сможем наговориться всласть.
   — Я бы рада, Диана, но мне пора возвращаться на ранчо.
   — Ну нет! Послушай, да ведь сейчас только начало четвертого. Ты никогда так рано не уезжала!
   — Да, но… — Эми обвела взглядом улицу и площадь. Ее экипаж так и стоял у входа в заведение Мака. — В город меня привез один из мексиканских вояк, и я…
   — Кто? Капитан? — Глаза у Дианы округлились. — Это он там дожидается в коляске? О , Пресвятая Дева, я пойду с тобой и…
   — Диана, — мягко перебила Эми. — Нет. Это не он. Честное слово, ты ведешь себя безрассудно.
   Не обижаясь на замечание подруги, Диана засмеялась:
   — Я бы хотела иметь возможность повести себя по-настоящему безрассудно. — Она сжала руку Эми. — Как я уже рассказывала раньше, я была в модной лавке, когда Кинтано со своим отрядом впервые въехал в Сандаун. Мне стало интересно, что там за шум, вот я и поспешила к выходу и увидела во главе отряда самого красивого, самого опасного на вид мужчину из всех, кто когда-либо попадался мне на глаза!
   — Да-да, ты нам это говорила.
   — А этот длинный белый шрам у него на лице! Ммм, Господи, прости… я вот все думаю, где он получил такой шрам? И от кого?..
   — Не имею ни малейшего представления.
   — Он ехал на великолепном вороном жеребце, а в седле он сидел так прямо, просто глаз не отвести! — Диана вздрогнула от одного лишь воспоминания и торопливо продолжила: — Слой пыли лежал на его смуглом лице и на черных волосах… а голубой мундир на спине намок от пота…
   — Все это очень интересно, Диана, но…
   — А его белые брюки так плотно облегали ноги, что было видно, какие у него мощные мускулы, и я…
   — Диана, мне пора! — настойчиво повторила Эми. Голова у нее теперь разболелась не на шутку.
   — Ах, вот досада… я так хочу, чтобы ты… нет, все равно, я хочу попросить тебя… сделай мне одолжение. Скажи капитану, что женщина с темными волосами, которая махала ему рукой с крыльца модной лавки, сочтет за честь, если он в ближайшее время сможет выбрать вечер для визита и пообедает с ней. Любой вечер! Сделаешь это?
   — Да. Да, я передам ему.
   — Чудно! О, вот и Уильям с моей каретой. Может быть, перевезти тебя через площадь?
   — Нет, я пройду пешком.
   — Ну, как хочешь. — Диана крепко обняла подругу. — Я получила большое удовольствие от ленча. Увидимся на следующей неделе. — Она засмеялась и напомнила: — И передай мое предложение капитану. А я буду ждать того момента, когда смогу лично предложить ему лучшее, что у меня есть.
   Она продолжала посмеиваться, когда ее возница помог ей забраться в новенькую черную «викторию».
   Карета Дианы наконец отъехала, и Эми испустила глубокий вздох облегчения. Она была совершенно измотана. Голова разламывалась. Съеденный ленч просился обратно. Ничего не хотелось ей так сильно, как вернуться в Орилью, принять ванну и вздремнуть перед обедом.
   Эми приподняла юбки своего простого хлопкового платья и двинулась вперед, чтобы пересечь пыльную площадь, направляясь туда, где солдаты покупали горячие пирожки, жареную кукурузу и сахарные пастилки у старого сгорбленного мексиканца. Чувствуя, как припекает солнце ее многострадальную голову, Эми наконец добралась до дальней стороны площади.